Дети Терры

      Ветра владели пустошью Иэна Хильдермана безраздельно. Они гуляли по ней в любое время года, разгоняясь от шаловливого ветерка до болезненного гула в ушах. Родившийся и выросший на пустоши Иэн привык к ним, как люди привыкают к постоянному звону в ушах, и не обращал внимания. Но иногда, в дни особо свирепых ветров, Иэн поднимал голову от письменного стола и глядел в окно, на подрагивающие ветровые крючки и трепещущие кусты персиковых роз, раскинувшихся в парке у подножия замка. В такие дни обитатели пустоши редко выходили на улицу, Иэн тоже старался не покидать замок.       Сегодня он не мог усидеть на месте. Встав у окна, Иэн разглядывал вересковые поля, такие же бесконечные и пустые, как тоска, съедающая его сердце. С годами гнёт одиночества довлел над Иэном всё сильнее. Дети Никки выросли, а сам он приближался к пятидесятилетнему порогу. Вернулись сны о прошлом и обрывки болезненных воспоминаний. Единственный человек, который понимал его, уже восемнадцать лет как лежал в могиле.       Взгляд Иэна упал на базилику, расположенную вблизи замка. Равнодушно прошёлся по её великолепному куполу и вздымающимся вверх остроконечным окнам, замерев на надгробной плите с инициалами двух дорогих ему людей.       Ближе Никки ему не было никого, ни до знакомства с ним, ни после его смерти. Иэн до сих пор задавался вопросом, как он живёт без Никки столько лет. Иногда его длинная жизнь казалась до того абсурдным стечением обстоятельств, что Иэн начинал смеяться. Его звали Зеро, сильнейшим телепатом Терры, в то время как о сильнейшем психокинетике, Николае Белом, со временем совсем перестали говорить. Иэна звали великим, но единственным достойным величия был Никки. Иэн не мог угнаться за его большим сердцем и чистыми намерениями, ни тогда, ни теперь.       Он оторвал взгляд от могилы и вздохнул. Иэн не был миротворцем, как Никки, и не знал, что ему следует делать теперь, когда вопрос уничтожения 2-ой колонии навис над ним тяжким грузом. Ему не хватало чистоты помыслов Никки, чтобы найти решение, позволяющее выжить и людям, и атлантам 2-ой колонии. Но в тоже время ему не хватало свирепости, чтобы уничтожить 2-ую колонию.       Его держало слишком много забот, от которых Иэн стал безмерно уставать. Его жизнь утекала сквозь пальцы, он старел. Вместе с телом дряхлел и его разум. Иэну пришлось нести на себе груз слишком многих смертей, чтобы надеяться встретить старость в своём уме. Иэн слишком многих убил своей силой, чтобы надеяться на свет в конце своей мрачной жизни. То, что он был всё ещё вменяемым, было счастливой случайностью, не более.       Он стал чаще появляться у надгробия Белых, простаивая на ветру, пока не начинали гудеть ноги. Его мысли уносились прочь, возвращая к событиям прошлого, в котором Иэн был молод и счастлив. В дни, наполненные заботами, отягощённые работой, требующей от него напряжения душевных и физических сил. Эти дни были наполнены смыслом. Надеждой и верой в светлое будущее. У него были силы бороться, мечтать и строить грандиозные планы. Никки был рядом. А что теперь?       Теперь Иэн глядел на его могилу, глотая тугой ком воспоминаний, как отравленную пищу. Эти воспоминания медленно убивали его, отбирая оставшиеся крохи надежды на будущее.

***

      Стёкла в окнах комнаты дребезжали, попискивая, точно дрожащие от страха птенцы. Анна сидела на кровати со сложенными по-турецки ногами и наброшенным на них пледом и читала книгу. Проживание в старинном замке требовало от его обитателей определенной сноровки. Не ко всем комнатам было подведено центральное отопление, и Анне приходилось довольствоваться дровами и спичками. Каменные стены сохраняли прохладу даже летом, поэтому в столь ветреные дни в замке становилось зябко, и согреться без помощи тёплой одежды было невозможно.       Она читала «Маленькую хозяйку большого дома» Джека Лондона, выпросив у Иэна издание на русском. Нежелание Анны читать на английском уязвляло Иэна, но он шёл ей на уступки.       Отложив книгу, Анна поглядела на скучный пейзаж за окном. На противоположной стене висела картина с лесами Предуралья, написанная ею пару месяцев назад. Какой же контраст являли эти леса с вересковой пустошью! Как хорошо было сидеть под тенью лиственниц в 3-ей колонии, любуясь солнечными бликами на дорожках. А как широка и величественна была Кама! Ни простуда, ни причитания Ясира не могли изменить решимости Анны рисовать, сидя на промозглом ветру. Лучшую картину она подарила Иэну, а себе оставила лишь воспоминания. В том числе о Ясире.       От него не было ни слуху ни духу. Решив, что Ясир вернулся в Магриб и утонул в повседневных делах, Анна всё же надеялась, что их дружба не закончилась. Единственным, кто продолжал поддерживать с ней тесную связь, оказался Михаил. Его почти ежедневные письма помогали Анне отвлекаться и быть в курсе того, что происходило в колонии. Так она узнала, что Кайер по ней скучал, но отказывался писать из-за чувства вины, а расследование покушения на них не продвинулось ни на шаг. Последнее обстоятельство встревожило Анну настолько, что она решилась написать Ясиру. Однако ответ её совсем не порадовал.       «Ещё немного, и я буду дома, — писал Ясир. — Сожалею, Анна, но учитель запретил мне вмешиваться в дела колонии. И даже если бы я мог, что с меня взять? Я ведь не телепат и даже не оракул».       Анна обиделась. Она рассказала ему всё, что знала, и получила такой ответ! Стряхнув наваждение, навеянное переживаниями за брата, Кайера и Иэна, она решила, что уже слишком засиделась без дела.

***

      Она оглянулась, пробежавшись взглядом по подземным катакомбам из своего сна. Улыбнувшись Иэну, Анна оставила его в кресле посреди коридора, а сама приблизилась к железобетонной двери, ведущей на свободу. Путь ей преградила фигура в маске, но Анна не обратила на неё внимания. Теперь она знала, что это лишь сон, а она — хозяйка сна и может делать, что захочет.       Анна прикоснулась к двери. Позади неё раздался испуганный возглас, и она обернулась, увидев себя — растерянную, бьющуюся в руках коренастого атланта. Анна не удивилась. Она уже много раз наблюдала, как сон живёт своей жизнью независимо от того, чем занята она настоящая. Для неё будущие Анна, Иэн и Анлуан Вхарат были простым видением. Она находилась во сне и вне его одновременно. Сон стал для неё ступенькой для выхода в иную реальность, тем, что Ясир мог проделывать без всяких ухищрений.       Сев перед дверью, Анна стала наблюдать за происходящим. Картины менялись одна за другой. Она видела себя бродящей из стороны в сторону, мающейся за рисованием или просто лежащей на койке и глядящей в потолок. На той Анне, что ждала её в будущем, не было лица. Она похудела и стала похожа на призрака. Заточение изнурило её, и Анне, находящейся в настоящем, меньше всего хотелось попадать в будущее.       Настоящая Анна сидела на ступеньках и терзалась сомнениями: вдруг всё же Иэн ничего не знал о будущем, которое его ждало? Чем больше Анна наблюдала за ним, вернувшись в замок, тем сильнее убеждалась — не знал. Иэн вёл себя слишком беспечно. Чувство вины за своё молчание терзало Анну всё сильнее. Ей следовало рассказать Иэну об этом сне. Но как подступиться к нему она не знала. Ведь никто не ждал от неё проявления какой-либо силы.       Анна поглядела на атланта в маске и её мысли переметнулись в прошлое, послужившее причиной возвращения на пустошь. На той ярмарке она впервые увидела Анлуана Вхарата. Во всяком случае, в тот день Анна думала, что впервые, ведь Анна ещё не знала, как её повторяющийся сон связан с реальностью, и кто таится под маской.       Даже теперь, зная, что обворожительный молодой мужчина, кажется, вполне искренне интересующийся живописью, и деспотичный тиран в маске — одно лицо, Анна не могла избавиться от впечатления, которое Анлуан Вхарат произвёл на неё на ярмарке.       С тех пор, как Анна узнала о своей силе, её подмывало отправиться во 2-ую колонию и найти его. Но Ясир не пускал её. Точнее, не водил, ведь самой Анне дальше своего сна забраться ещё не удавалось. Это злило и расстраивало её, заставляя думать, будто сила досталась ей по ошибке и должна была перейти к Михаилу. Но едва её голову посещали такие мысли, Анна начинала злиться уже не на себя и свою бездарность, а на Михаила, не заслуживающего вообще никакой силы.       Вот и теперь Анна сидела, подперев щёки кулаками, наблюдала за Анлуаном Вхаратом в маске и думала о том, что всё это не может быть правдой. Неужели эта подземка и впрямь её будущее? Неужели Иэн, её любимый Иэн, заслуживает участи состарившегося прежде времени дряхлого и больного человека? Она не могла в это поверить, хоть и видела своими глазами. В такие моменты путешествия, в которые Анна отправлялась с Ясиром, казались ей выдумкой. А сам Ясир, стоило разлучиться с ним, стал казаться призраком, затерявшимся между мирами. Что, если Ясир тоже был сном? И нет у Анны никакой силы? Поверить в это было куда проще, чем в сырую подземку и медленно умирающего Иэна.       Единственное, что могло убедить её в реальности происходящего и трезвости своего рассудка, была встреча с Анлуаном Вхаратом. Ей нужно было увидеть его, чтобы развенчать образ богатого повесы, покупающего незнакомым девушкам холсты и краски. Она хотела и в тоже время боялась убедиться в том, что Анлуан Вхарат — монстр, способный удерживать кого-либо в заточении, мучать и изводить.       Желание Анны оказалось настолько сильным, что она не заметила, как переместилась, очутившись посреди комнаты с большой кроватью. На кровати сидел мужчина. Глядя на его лоснящуюся от пота кожу, Анна представила, насколько здесь должно быть жарко, и в следующее мгновение на неё обрушилась духота. Лёгкие, которые не должны были ощущать пересыщенного влагой воздуха, ощущали его, тело потяжелело. Анна инстинктивно сделала глубокий вдох. Глядя на то, с какой силой вздымалась грудь мужчины, она поняла, что дышать иначе здесь невозможно.       Она узнала его, это был Анлуан Вхарат. Он похудел, распахнутые полы его шёлкового халата обнажили грудь, на которой было видно три маленьких шрама — следы пережитого в 3-ей колонии покушения.       На кровати рядом с ним стоял распечатанный короб, а в руках он вертел курительную трубку. Анна не знала, что в этот момент он боролся с соблазном достать из короба запасы припрятанного опиума, и оттого вид Анлуана был мучительно-трогательным.       Анна поймала себя на мысли, что разглядывает его, тут же выругалась и принялась изучать комнату. Каково же было её удивление, когда Анна обнаружила на стене картину с изображением ледохода, ту самую, что была написана ею по заказу Асема Боса.       Неужели Анлуан Вхарат сохранил подарок своего несостоявшегося убийцы? Картина была ярким напоминанием о трагедии, едва не погубившей его. И тот факт, что написала картину именно Анна, смущал и тревожил её. Когда Анна создавала её, она не знала, что за маской красивого молодого мужчины скрывается чудовище. Пойми Анна свой сон раньше, она ни за что не стала бы рисовать для Вхарата, попроси её даже сам генерал Каси. Скорее всего, она злорадствовала бы, слыша злословие отдельных атлантов 3-ей колонии, и сокрушалась бы вместе с ними от того, что Анлуану Вхарату удалось выжить. Ведь если бы он умер, сон не мучил бы Анну. Ей не нужно было бы думать о том, как избежать ужасного будущего. Ох, если бы только Асем Бос застрелил его тогда!..       Обнаружив, что желает смерти, пусть даже своему врагу, Анна в ужасе отпрянула. В её мыслях пронеслись тысячи отвратительных слов, сказанных Михаилом, и сцен ненависти, свидетельницей которым была Анна, клянясь, что никогда не станет желать атлантам смерти, и ей стало тошно от себя. Неужели она отличалась от Михаила не так сильно, как ей казалось? Неужели Кайер был прав, говоря, что она прикрывается дружелюбием, а на деле так же, как и Михаил, желает отомстить убийцам своих родителей?       Потрясение оказалось настолько сильным, что Анна в этот же миг вернулась в своё тело.       Открыв глаза, она поглядела перед собой. Ночь пребывала в своих владениях, и в комнате царил мрак, не тревожимый даже отблеском полумесяца. За окнами выл ветер. Казалось, он рассвирепел даже больше обычного, и Анна удивилась, почему дребезжание стёкол не разбудило её раньше.       Перевернувшись на бок, она натянула одеяло по самые уши, ощущая жгучую вину. Она не должна была уподобляться Михаилу. Анна хотела быть похожей на отца — человека, отдавшего жизнь за попытку сохранить мир. Это было его мечтой. И пусть ради осуществления этой мечты отцу и Иэну приходилось идти на жертвы, они не хотели ничьих смертей, как хотел Михаил. Анна давно решила, что будет как отец и Иэн, но никогда не станет такой, как Михаил. Ни Анлуан Вхарат, ни кто-либо другой не сможет заставить её сойти с этого пути.       Её мысли вновь вернулись к Вхарату, сидящему на кровати с курительной трубкой в руках. Что же это было? Он выглядел таким реалистичным, будто Анна на самом деле побывала рядом с настоящим Анлуаном Вхаратом. Но как такое могло произойти? Ей ещё ни разу не удавалось покинуть пределы своего сна без помощи Ясира. Может ли быть, что она впервые совершила путешествие вне тела самостоятельно? Восторг и страх переплелись в её сознании, зажигая в сердце огонь. Выходит, она может путешествовать одна, без необходимости подстраиваться под кого-то и выпрашивать чьего-то покровительства. Она сможет, стоит лишь потренироваться!       Эта мысль настолько взбудоражила Анну, что уснуть вновь ей так и не удалось.

***

      Иэн собирался на большой совет, как на главное событие своей жизни, но в голове у него непрестанно звучала одна и та же мысль: «Всё напрасно».       В 3-ю колонию слетались ведущие лидеры мировых правительств, чтобы решить, как поступить с орбитальной станцией.       Захватить её, обезопасив себя от колониального правительства, и вести дальше войну на истощение?       Или же отринуть консервативные устои атлантов, мнение Рокхана и Наана Каси и принять план Иэна: сразу после захвата станции стереть 2-ую колонии в порошок, чтобы другим атлантам было неповадно показывать носы за пределы ограждающих колонии барьеров. А после — вести переговоры об их отправке обратно на Сафид с пожеланиями благополучно прожить на своей планете ещё… сколько ей осталось? Иэн был уверен, что до коллапса красного гиганта, одной из звёзд, вокруг которых обращалась Сафид, планета проживёт не одно тысячелетие, а вместе с ней и атланты.       Им следовало смиренно принять свою участь и оставить людей в покое. Но ненасытным варварам, существующим уже больше семидесяти пяти тысяч лет, было мало их невероятно длинной истории. Они хотели жить вечно, будучи, наверное, самой древней и давно уже изжившей себя цивилизацией. Поэтому для того чтобы ещё немного пожили и люди, нужно было принять план Иэна.       Однако мысль в голове: «Всё напрасно», не оставляла его. Он разглядывал в зеркале своё постаревшее лицо с глубокими морщинами на лбу и у рта, и видел на нём уверенность, что Альянс не поступит согласно его трезвому и взвешенному плану.       Но что занимало Иэна ещё больше, так это решение Смотрящих. Что они предпримут, если Альянс откажется нападать на 2-ую колонию, сосредоточие колониального правительства и улей Шай-Котара? Едва ли они смиренно согласятся с Нааном Каси.       Наан…       Иэн всё ещё надеялся, что он примет верное решение, но надежда эта слабела с каждой минутой, приближающей его к совету. Иэн знал, что не сможет в полной мере осудить Наана, но возненавидит его совершенно точно. Никакая дружба не стоила того, чтобы приносить такие жертвы, и Наан должен был это понимать. Иэн отдал бы многое, чтобы Никки до сих пор был рядом, поэтому понимал его чувства. Но Иэн никогда бы не отдал за жизнь Никки жизни его детей и других людей Терры. Это было малодушием, которого Иэн простить не мог.       На совете предстояло решить ещё и то, как сообщить людям, что на самом деле представляют собой аномальные зоны, и что за дьяволы жили с землянами бок о бок тридцать четыре года.       О том, что перед высадкой на Терру атланты подготовили дипломатов, смысл жизни которых сводился к тому, чтобы влиться в людское общество и разлагать его, подталкивая в нужном направлении.       О том, кто на самом деле стравил людей и медиумов в пятнадцатилетней войне. И о том, почему медиумы, знающие об атлантах, молчали тридцать четыре года.       О том, что усилиями атлантов произошло атомное разоружение людей. Что это атланты отобрали у людей космос, лишив их возможности хоть как-то противостоять врагам с орбиты.       И о том, как предотвратить хаос и панику, из-за которых Альянс скрывал всё это столько лет. Как в отголосках этого хаоса мобилизовать и собрать силы людей, чтобы бросить их на колонии атлантов вместе с силами Альянса.       Решить предстояло многое. Но всё это было пустой тратой времени, пока орбитальной станцией распоряжались девять колоний во главе с колониальным правительством. Иэн и ведущие умы Альянса предпочитали думать так, будто станция была в их руках. А между тем, они могли проиграть войну уже на первом её этапе, проиграв битву за станцию. Думать о таком исходе не хотелось даже Иэну, всегда и во всём глядящему наперёд.

***

      Совет проходил во Дворце торжественных мероприятий. В зале, в котором проводились празднества и в котором едва не был убит Анлуан Вхарат. Обычно собрания членов Альянса ограничивались представителями 3-ей колонии и медиумов, и проходили в кабинете генерала. Но на последний совет прибыли делегаты правительств ведущих мировых стран, и чтобы разместить всех с комфортом, был выбран этот зал.       Зал, который Иэн ненавидел всей душой. Зал, в котором некогда уже собирался подобный совет, с участием его отца. Сидя за одним столом с людьми, ещё вчера бросавшими в медиумов копья, травившие их и истязающие в лабораториях, Эллис Хильдерман был вынужден улыбаться им, заключая перемирие, которое пришлось поддерживать Иэну. Перемирие, которое Иэн сумел превратить в шаткий мир и положить конец истязаниям медиумов. Сегодняшние люди хоть и недолюбливали медиумов, проводить эксперименты и преследовать телепатов, психокинетиков и оракулов запрещалось теперь законом.       Но теперь, ступая по блестящему от чистоты паркету и ощущая на себе взгляды людей, с которыми он прошёл пятнадцатилетнюю войну, Иэн чувствовал, что находится на стороне проигравших. Ему удалось примирить людей и медиумов, чего не удавалось никому до него, но к горлу Иэна подкатывал ком от понимания, сколь короток был мир и сколь напрасными могли оказаться жертвы пятнадцатилетней войны, если бы человечество проиграло атлантам. Они были в шаге от этой пропасти, и к смертельному исходу их, людей, подталкивали атланты 3-ей колонии.       Иэн остановился рядом с почётным местом, отведённым ему за большим столом. Его не удивило, что генерал посадил его рядом с собой. Иэн был уважаемым человеком и главой медиумов. Наан Каси не мог, как хотел его дядя, унизить Иэна местом вдали от себя. Наан Каси собирался унизить его и всё человечество другим способом. Возможно, до конца не понимая, насколько губительна его ошибка не только для людей, но и для них самих, бежавших с Сафид подданных императора, воюющих на Терре против восьми колоний нового правительства.       Иэн обвёл собравшихся взглядом, задержавшись на людях и бегло поглядев на атлантов. Рокхану Каси, сидящему по правую руку от Наана, Иэн не уделил внимания вовсе. Он не стал садиться, и по тому, как напряглась спина Наана, заключил, что генерал и не ждал от него покорности. Все знали, о чём мысли Иэна и что должно быть решено на этом собрании.       — Гуманность — это роскошь, которой Альянс не может себе позволить, — сказал Иэн, обращаясь к министрам людских правительств. — Проявив милосердие к врагу, вооружением и технологиями превосходящему нас, мы обречём себя на войну с заведомо известным исходом. Человечество не для того проливало кровь за соединение двух ветвей эволюции — людей и медиумов в единый неделимый организм, чтобы быть раздавленными атлантами.       Его воинственный настрой уловили не только атланты. Министры подобрались, в их глазах зажглись огоньки.       — Лорд Хильдерман, — сказал Наан Каси и его голос прозвучал резче, чем следовало. — Вы опоздали.       — Я пришёл вовремя. Полагаю, вы уже договорились, как следует сообщить людям об аномальных зонах и атлантах. Но для людей главный интерес заключается не в том, что такое аномальные зоны и как атланты здесь оказались, а в том, что с этим делать. Я пришёл поговорить о том, что давно следовало решить.       — И что давно уже решили, — отрезал Наан, и Иэн почувствовал, как рвутся тонкие нити некогда крепкой дружбы. Наан не собирался уступать Иэну, а Иэн не собирался действовать по указке Наана. Наан боялся этого, зная, что состязание с телепатом класса «Зеро» может оказаться ему не по силам.       — Это решение — медленное самоубийство, — ответил Иэн. — С тем же успехом мы можем не завоёвывать орбитальную станцию, а мирно жить дальше, пока атланты не посчитают, что время людей закончилось. К счастью, будущее людей зависит не только от моего или вашего, генерал, мнения, но в большей степени — от мнения самих людей, к представителям которых я обращаюсь, — Иэн оглядел знакомые лица. Большинство министров было знакомо ему со времён пятнадцатилетней войны и только самые старые уступили бразды правления молодым. Иэн не знал их, но видел в их глазах сомнения. Людям не было никакого дела до жизни или смерти жителей одной из вражеских колоний, но люди всё ещё залечивали старые раны и не хотели вступать в новую схватку с более сильным противником, чем были медиумы.       Однако отодвиганием этой схватки проблемы было не избежать. Мирные переговоры, на которые надеялись многие страны, были провалены ещё в те дни, когда был жив Никки, но они продолжали надеяться. Люди и медиумы были истощены ранами пятнадцатилетней войны и не хотели ввязываться в новую. В каком-то смысле ветераны-старожилы были так же слепы, как молодой генерал Наан Каси.       — Если бы вы явились вовремя, то услышали бы волеизъявление людей, — повторился Наан, позволив себе язвительную ноту в голосе. — Но великий Зеро, чьи силы во многом превосходят силы обычных людей, очевидно, считает, что люди могут позволить себе ввязаться в изнурительную войну, отбросив надежду на переговоры. Уничтожив 2-ую колонию, Альянс лишится права голоса, и у людей не будет иного выбора кроме как снова воевать.       — Снова? — едко уточнил Иэн. — Говорите так, будто вина за пятнадцатилетнюю войну лежит не на атлантах. Переговоры? — ещё более резко, почти зло бросил Иэн. — У нас были годы переговоров. Годы, когда атланты были слабы и уязвимы перед Террой, когда их дети рождались мёртвыми, не перенося гравитацию и воздействие магнитных полей, когда эксперименты по генной модификации и адаптации новорожденных только начинали давать плоды. Но даже тогда атланты не пожелали говорить с нами. Они были уверены в своём превосходстве. Теперь, когда они пожили рядом с людьми, их уверенность окрепла. Их адаптировавшиеся к Терре дети выросли. И в эволюционном тупике оказались уже не они, а мы. О каких переговорах может идти речь?       В огромном полупустом зале образовалась тишина. Она давила на барабанные перепонки, ложилась на плечи и отравляла дыхание.       — Согласен, — встал министр Великобритании. — Атланты не нуждаются в переговорах, потому что сила на их стороне. Едва ли их напугают наши «Бессмертные», великолепные и непобедимые самолёты. К тому же, непобедимые они только на словах. Им не приходилось вступать в бои с эскадрильями безупречно подготовленных солдат нового правительства. Люди не готовы к войне с таким противником. Никогда не были и не будут. Все наши попытки выжить — мышиная возня.       — Мы можем выжить, — парировал Иэн.       — Запугав атлантов уничтожением 2-ой колонии? — вскинулся министр. — А если они не испугаются? У них останется ещё семь колоний и корабли-носители, на которых они прилетели с Сафид, а с ними — возможность послать за подкреплением, чему мы никак не сможем помешать.       — Сможем.       — А если они откажутся сидеть мирно и поднимут против нас семь колоний, вы станете уничтожать одну за другой, пока не останется ни одного живого атланта? Вы, милорд, сможете взять на себя такую ответственность? В одной колонии проживает до полумиллиона жителей. Вы возьмёте на себя ответственность за безжалостный геноцид миллионов атлантов?       — По-вашему геноцид миллионов людей — лучшее решение?       Лица присутствующих замерли театральными масками. Люди вспомнили, что перед ними не только великодушный Зеро, простивший им преследование медиумов, но и тот Зеро, что яростно защищал медиумов, не считаясь ни с одной человеческой жизнью. Беспощадный убийца, умеющий отсекать чувства.       Министр Великобритании сжался под взглядом Иэна и сел на место. Наблюдая, как опускаются головы людей, Иэн вдруг почувствовал всю тяжесть своего одиночества.       Лишь один человек был достаточно силён духом, чтобы поддержать его. Никки был миротворцем, но не был трусом, подобным этим. Однако Никки давно уже не было рядом. На мгновенье Иэну показалось, что друг стоит у него за спиной, стоит обернуться, и он встретится с ним взглядом. Ему стоило больших усилий сдержаться. Никки был мёртв. Иэн давно остался один. От этих людей он не ждал ничего кроме простого благоразумия. Но за страхом его бывает трудно отыскать. А министры были напуганы.       Наан Каси глядел на Иэна торжествующим взглядом. Это был триумф его дяди, непонятным образом передавшийся Наану. Наверное, Кахер Тэхар был прав, и кровь рано или поздно берёт своё. Иэн отказывался верить, что Наан может стать таким же, как Рокхан, но с каждым годом всё больше убеждался, что такое возможно. Круг товарищей Иэна стремительно сужался.

***

      По возвращению Иэн чувствовал себя очень уставшим. В замке его встретили десятки взволнованных глаз. Этот день его ученики просидели на иголках, ожидая хороших новостей. Что было для них хорошими новостями? Иэн не знал. Единственное, в чём медиумы единодушно соглашались друг с другом, было скорейшее изгнание атлантов. Поймав взгляд Юры Алексеева, Иэн чуть заметно качнул головой, и плечи того опустились.       Среди встречающих его не было Анны. Иэн хотел как можно скорее отыскать её, но возможность выбраться из окружения представилась не сразу. Ему пришлось удовлетворить любопытство учеников. Он рассказал им не больше того, что полагалось знать любому медиуму, но их чувство собственной значимости возросло, ведь великий Зеро не отмахнулся от них, а посвятил в дела человечества.       Наблюдая за преисполненными гордости молодыми людьми Иэн невольно улыбнулся. Они переговаривались и бросали на него восторженные взгляды, хотя на сей раз Иэн не сделал ничего, чтобы заслужить их. Вдруг одна из девушек отделилась от остальных и подошла к нему.       — Учитель, — неуверенно сказала она, — есть что-то, что я должна была сообщить вам намного раньше.       Девушка покосилась в сторону друзей, и Иэн отвёл её к окну. Сев на широкий подоконник, он терпеливо ждал, поглядывая на рассредоточившуюся по рабочему кабинету молодёжь.       — Что-то произошло за время моего отсутствия? — мягко подтолкнул её Иэн.       — Да, но не сегодня, а когда вы уезжали в прошлый раз. К вам кто-то приходил. Я столкнулась с ним в коридоре на пути к вашей башне. Ему стало плохо. Думаю, это был атлант — высокий, светловолосый, загорелый, как князь Тэхар… Что с вами?       В памяти Иэна всплыли слова из пророчества молодого джэбата, сказанные ему против воли: «Берегись яхшаса из-за океана» и он побледнел.       Яхшасы. Те, кого давно уж нет. Кто остались лишь в легендах о всесильных правителях атлантов. Те, о ком стали забывать даже атланты, привыкшие к слабым и беспомощным джэбатам.       «Берегись яхшаса из-за океана, береги его самого», — повторял без умолку молодой джэбат. Хоть он, как и все орденские провидцы и был ущербным и безумным, через него говорила великая сила, так же, как она говорила через оракулов медиумов. И эта сила редко ошибалась.       Поэтому Иэн, получив предсказание от благословенного Инсар Аль-Хатиба, оградил подступы к своей башне защитным барьером, который в шутку прозвал «ловушкой для телепата». Он намеренно сконструировал её так, чтобы попасться в неё мог лишь телепат-атлант. В существование которого Иэн до недавнего времени верил с трудом.       Телепат среди атлантов. Как такое возможно? Разве слабые провидцы джэбаты — не предел возможностей этой вырождающейся расы? Разве не так утверждал Аль-Хатиб, пока не открыл Иэну глаза на монстра, защищающего разум Анлуана Вхарата?       Иэну так и не удалось пробиться сквозь эту защиту. Поэтому разговор встал не просто о телепате, которого не могло быть среди атлантов. А о телепате, чья сила была сопоставима с силой самого Иэна, призрачного Зеро, величайшего телепата среди живущих.       Так что же получается? Яхшасы всё ещё существуют? Тогда почему их нет в 3-ей колонии? Неужели их настолько мало, что за тридцать четыре года в Альянсе не родилось ни одного? И если они на самом деле не переродились, то что, в таком случае, представляли из себя джэбаты? Неужели…       Иэн оборвал себя. Этого не могло быть хотя бы потому, что в 3-ей колонии давно знали бы. Джэбаты, скорее всего, и правда были прямыми потомками некогда сильных яхшасов. Возможно, среди них ещё встречались те, кто не был лишён разума и по-настоящему внушительных способностей. Защитник Анлуана Вхарата просто-напросто один из них. Редкая птица, которая так неудачно села Иэну на хвост.       Но если…       Если всё же джэбаты — это искалеченные яхшасы?       Их пустые глаза, спутанный разум и ничтожные способности к прорицанию могли быть следствием угнетения разума. Ведь точно таких же «джэбатов» в прошлом люди делали из медиумов, пытая их в застенках тюрем, калеча и убивая. Такова была ещё совсем свежая история медиумов, толкнувшая их на пятнадцатилетнюю войну с людьми.       Была ли эта история историей и яхшасов тоже? Но как Альянс мог об этом не знать?       Его глаза встретились с тревожным взглядом стоящей рядом ученицы, и Иэна прошиб холодный пот.       Что бы там ни было, в его ловушку попался именно атлант, она подтвердила это. И раз уж ловушка сработала, этот атлант обладал способностями к телепатии.       Неужели это был пресловутый защитник Анлуана Вхарата? Что ему могло понадобиться в замке? Уму непостижимо!       — Со мной всё в порядке, — он погладил девушку по голове. — Ты помогла нашему гостю?       — Помогла, — кивнула она. — Но он расстроился, что не застал вас и сказал, что вернётся.       — Спасибо тебе, — подавив охватившую его дрожь, Иэн прокашлялся, привлекая внимание остальных учеников. — Уже поздно. Я прошу вас разойтись по комнатам и как следует отдохнуть. И ещё — проверьте, все ли домашние задания выполнены.       Оставшись в одиночестве, он вернулся к окну и простоял там около получаса.       Сюда приходил яхшас, защищающий Анлуана Вхарата. Зачем? Неужели рассчитывал свести с Иэном счёты? Проклятье, да какие же у него могут быть с ним счёты? Не из-за покушения же на Вхарата, в конце концов? Это было очень опрометчиво, ведь окажись Иэн в замке, он бы разделался с ослабленным колдовством яхшасом в два счёта.       Какая ирония! Пытаясь подобраться к Иэну, атланты три раза бомбили замок, но на шаг впереди всех оказался один ушлый телепат. Он как крыса проник во владения Иэна, разнюхал всё и сбежал, вильнув жирным хвостом. Иллюзия безопасности, питавшая уверенность Иэна, рухнула. Будущее из пророчества Аль-Хатиба подобралось к нему слишком близко.       Прекратив посыпать голову пеплом, он заставил себя мыслить хладнокровно. Невозможно, чтобы среди атлантов, этих любителей палить из всех ружей, мог прятаться кто-то, равный Зеро.       «Нет, сейчас не время для самообмана», — спорил с собой Иэн. Раз он не смог проникнуть в разум этого телепата, значит, кем бы он ни был — джэбатом ли, яхшасом ли — он был действительно силён. Единственным способом покончить с этой тревогой было поменяться с ним местами и превратиться из жертвы в охотника.       «Я поймаю эту крысу, — подумал Иэн. — Пусть придётся признать его равным, но я с ним расправлюсь».       Приняв решение, он отправился искать Анну, и нашёл, как и ожидалось, в её комнате. Она смерила Иэна взглядом исподлобья, немного недовольным и немного игривым.       — С возвращением, — Анна соскользнула с кровати, обняла его и поцеловала в щёку. — Похоже, ты не сильно устал.       Иэн развернул стул с высокой спинкой к её кровати, уселся на него и рассказал о своей поездке. Наблюдая, как Анна перебирает страницы недочитанной книги, он не переставал тревожиться за её будущее.       — Выходит, с Михаилом ты так и не увиделся?       — Хотела получить от него весточку? — улыбнулся Иэн. — Но разве писем тебе недостаточно?       Анна вспыхнула, решив, что он читает её мысли, но Иэн примирительно поднял руки.       — Уговор дороже денег. Секрет в том, что я вырастил вас двоих, но иногда вы об этом забываете, — в его карих глазах заплясали искорки. — Что касается Михаила, до него, похоже, наконец дошло, что положительные эмоции затмевают отрицательные.       Анна иронично хмыкнула.       — Скажем так: я ещё не встречала человека, которому потребовалось свалиться с неба, чтобы понять это.       — Дело не в страхе смерти, а в том, что он впервые в жизни испытал благодарность.       В глубине души Иэна кольнуло разочарование. Но не в Михаиле, а в себе, так и не сумевшем заслужить уважение приёмного сына. Хотя он понимал, что, каковы бы ни были его методы, свой долг перед Михаилом он выполнил — нашел способ воскресить к жизни забытые чувства, подтолкнуть его к движению вперёд, прочь из этого порочного круга ненависти. Да, он помог Михаилу, но не своими руками, а руками Кайера Рая. И сожалел, что его Михаил не послушал.       Анна смотрела на него понимающе. Она тоже мучилась от осознания того, что растопить ледяное сердце брата удалось кому-то другому.       — Может быть, его отношения с тобой тоже наладятся? — с надеждой спросила она.       — Может быть, — отозвался Иэн.       Они посидели в молчании. В конце концов, Иэн встал со своего места и подошёл, погладив Анну по голове.       — Прости, но я пришёл, чтобы сообщить неприятную новость. Я отправляю тебя на юг России. Тебе не помешает пожить среди своих, да и тёплое побережье значительно лучше этой продуваемой дыры. Будешь рисовать море, заведёшь новых друзей. Ты же знаешь, воспитанники Чернова не бывают ханжами, посмотри, например, на Юру.       Анна неверящим взглядом уставилась на Иэна.       — Ты отсылаешь меня?       — Не смотри на меня так. Единственная моя отрада — это ты, — он прижал Анну к себе, — и меньше всего на свете мне хочется расставаться с тобой. Но ты не можешь провести жизнь, сидя в этом замке. Я думал отправить тебя к Чернову раньше, но ты попросилась в колонию, и я исполнил твоё желание. Колония оказалась не тем местом, где тебе следовало быть. Я знаю Чернова много лет. Его медиумы не станут показывать на тебя пальцем. Там ты окажешься среди своих. Как знать, может, уже и не захочешь возвращаться к старому отцу? — подмигнул он.       — Скажешь ещё, — проворчала Анна, обхватив его руками, — а Юра, между прочим, не такой простой, как ты говоришь.       — Но он же не считает тебя человеком второго сорта, только потому что ты не читаешь мысли?       — Нет, в этом смысле он довольно милый.       Интересно, что бы подумал Юра, услышь он такое в свой адрес?       — Так ты поедешь?       — А у меня есть выбор?       — Нет.       — Всё равно не поеду.       Она встала с кровати, поглядев на Иэна каким-то странным взглядом.       — Возможно позже, но не сейчас, — пояснила Анна. Она соврала бы, сказав, что предложение Иэна её не заинтересовало. Солнце, море и может быть новые друзья. Она бы не отказалась, но у Анны были веские причины для того, чтобы остаться, нежели для того, чтобы уехать.       — Что изменится позже?       — Я знаю об Анлуане Вхарате.       — Было бы странно, если бы ты до сих пор о нём не знала. До меня доходили слухи, что ты даже виделась с ним. Как хорошо, что Наану об этом не доложили, — ухмыльнулся Иэн, скрывая усиленную работу мысли. — Ну и какое же впечатление он на тебя произвёл?       — Твоего убийцы.       Именно в этот момент Иэн обнаружил в воспоминаниях Анны опостылевший ей сон. Улыбка сошла с его лица, а в глазах появилось удивление, смешанное с недоверием.       — Я знаю, что ты читаешь мои мысли, — сказала Анна. — Этот сон снится мне давно. И в нём тебя почти уже нет.       Анна посмотрела на Иэна такими несчастными глазами, что у него по коже прошёлся мороз.       — Я боюсь этого. Не хочу, чтобы всё сбылось! Ясир говорит, что я иноходец, и это непременно сбудется, что он тоже видел тебя таким, — она бросилась навстречу Иэну, вцепившись в белую рубаху и продолжив говорить. — Мне страшно. Я ничего не понимаю. Всё обрушилось, как снег на голову. Я ничего о себе не знаю. И чувствую себя головастиком, которого сожрут ещё до того, как он превратится в лягушку! И Вхарат… неужели он и правда чудовище?       Иэн был в полной растерянности. Он увидел такое, от чего волосы на его затылке зашевелились. И это было не его собственное изнурённое тело и полуразвалившийся разум, а Анна, которая была рядом с ним — несчастная, обречённая. Та Анна, которая не унаследовала от Никки и толики его могущественной силы, Анна, которая не стала ни телепатом, как её мать, ни психокинетиком. Анна, которая ходила во снах. Иноходец!       «Какой же ты дурак, Иэн Хильдерман», — взорвался в мыслях Иэн. Он был уверен, что Анна медиум, и думал, что она обладает даром предвидения, ведь в детстве ей уже приходилось предвосхищать события. Но Иэн не стал подвергать анализу то, каким образом она узнавала будущее. Потому что иноходцы — редчайшие медиумы, и даже Никки не смог бы надеяться, что в его детях проснётся этот дар. Иэн вырастил Анну, как собственную дочь, и чувствовал сейчас то же, что мог бы чувствовать родной отец.       — Девочка моя, — он крепко обнял её, — всё будет хорошо.       Но теплота его объятий не помогла Анне успокоиться.       — Как будет? Если бы это видела только я. Но это не похоже на сон, и Ясир говорит, — она всхлипнула, — что ты сгоришь, и может совсем скоро.       «Ясир Эль Захра, — нахмурился Иэн. Воспоминания о нём промелькнули перед глазами. — Любимый ученик Аль-Хатиба. Иноходец! Почему я не догадался? Где ошибся? — он посмотрел на Анну и его сердце болезненно сжалось. — И сколько раз?»       — Вы с Михаилом достались мне волей небес, — вздохнул Иэн. — Мне на роду написано остаться бездетным, но благодаря вам у меня есть за что бороться.       — А как же медиумы? Ты борешься за них всю жизнь.       — Это — идея, милая. А вы — реальность, без которой моя жизнь была бы невыносимой.       Анна фыркнула и отошла к окну. Снаружи было по-прежнему неприветливо, опустилась ночь и завывал ветер. Иэн подкинул дров в камин, бывший сейчас единственным источником света кроме торшера над кроватью.       — Пока тебе грозит опасность, я никуда не поеду, — отрезала Анна.       — Она угрожает и тебе.       — За себя я не боюсь.       — А я боюсь. Твои родители были ещё живы, когда атланты первый раз бомбили замок. Анлуан Вхарат был ещё ребёнком, но теперь он вырос и у него есть подспорье, которого не было ни у одного из его предшественников. Анна, это очень серьёзно, — мысли о яхшасе не давали Иэну обрести спокойствие. Но он видел, что Анна о нём не знает, а значит, уговорить её покинуть замок по-доброму ещё возможно. — Я не могу оставить тебя здесь. Если мне снова придётся держать оборону, мысли о тебе будут только мешать, и это может вылиться в трагедию.       Она посмотрела на него с грустью, но решимость в её взгляде не угасла.       — Я понимаю твои чувства, но и ты пойми меня, — продолжил Иэн. — Тебе нечего привнести в эту борьбу, а если бы и было, я бы всё равно не позволил. Кроме того, подумай над тем, что твой дар редок и опасен. Его необходимо развивать под контролем опытного медиума. Единственное, чем ты сейчас можешь помочь мне — это учиться контролировать его, чтобы в будущем использовать. Подумай над моими словами и прими взрослое решение, Анна. И ещё, — добавил он, подумав. — Ясир Эль Захра принадлежит людям иного сорта, нежели мы, и он глубоко им предан. Возможно, их интересы отличаются от наших.       Иэн посмотрел на неё, будто хотел что-то добавить, но в последний момент передумал. Анна поморщила нос и пожала предложенную руку.       Уходя, Иэн не владел собой настолько, чтобы сохранять спокойствие. Этот ужасный сон, который, Иэн был убеждён, вовсе не сон, доказывал его правоту. Анну нужно вывезти из замка как можно скорее. Кроме того, нужно прервать её связь с Ясиром Эль Захрой. Он Смотрящий, а даже Иэн не знает, на что они способны. Доверять Анну таким людям безрассудно. Чернов другое дело. Иэн знал, что под крылом русского медиума есть иноходец, и был уверен, что он сделает всё возможное, чтобы уберечь Анну от беды. Путь иноходца был самым трудным из всех, которыми шли медиумы. Ни на одном не подстерегали такие опасности, как на этом, главной из которых была угроза застрять между мирами или того хуже — быть растерзанным одной из сущностей, которые обитали там, в неизвестном людям мире.       «Ещё один иноходец!»       Как он мог проглядеть его под самым носом? Уму непостижимо, чтобы столь редкий и столь многообещающий дар прятался в Анне, которую все считали пустышкой. Способность перемещаться между мирами распознавали ещё в детстве — уж больно она пугала детей. Должно быть, внушённое Анне бессилие, кажущееся на фоне Михаила не таким уж далёким от истины, подействовало на неё, и она попросту не верила в возможность обладания каким бы то ни было даром.       Его мысли метались между восторгом от этого открытия и страхом потерять Анну. Иэн хотел видеть её иноходцем, но в то же время жаждал оградить от опасности. Исключительность иноходцев объяснялась отнюдь не их редким рождением, а тем, что большинство из них не доживало до сознательного возраста. Кто-то сходил с ума, кто-то впадал в кому, из которой уже не выходил, а кто-то умирал от страха. Такое случалось и со взрослыми, не говоря уже о детях. Распознать дар вовремя было главной задачей родителей и учителей. Распознать и научить ребёнка, не дать ему испугаться настолько, чтобы потерять способность или затеряться между мирами.       «Но что делать с её упрямством? Она должна уехать к Чернову и сделать это по доброй воле».