Сердце дракона

      Стоя под тёплым душем и упираясь руками о стену, я невидящим взглядом смотрела себе под ноги. Вода лилась на голову, стекала по плечам и устремлялась вниз, разбиваясь о светло-зелёную, такого противного мятного оттенка плитку. Она неспешно смывала страх, горечь, боль. Приносила облегчение и надежду на то, что смыть отвращение к самой себе возможно. И пускай это не так — пускай! Тепло воды утешало и дарило призрачное ощущение защищённости.       Слёзы уже не лились. Они закончились ещё там — под проклятым фонарём. Осталась лишь чернота под глазами, разводы на щеках, а ещё непомерная усталость, разбитость и безнадёга.       Задрав голову и подставив лицо под поток, я зажмурилась, затаив дыхание.       Секунда. Вторая. Третья. Вода выключается, и я, наконец, открываю свои глаза, выдыхая. Становится как-то зябко, от чего кожа покрывается россыпью мурашек, заставляя тело непроизвольно поёжится. Но выходить из «укрытия» не хочется — за дверью мир, бесконечные проблемы и нескончаемые трудности, а решать и справляться с ними нет уже никаких сил. Ни моральных, ни физических.       Закутавшись в махровое полотенце, я глянула на запотевшее зеркало. Видеть своё отражение не хотелось — драмы для этого вечера и так хватало, но рука всё равно машинально потянулась к холодной стеклянной поверхности, дабы убрать лишнюю влагу. Жалкая.       Усталый вздох и сев на маленький светло-серый коврик, я разрешила своей голове думать.       Стоит сказать, что как только я перестала реветь, первым же порывом было уволиться. Уволюсь, перестану так поздно тыняться по улицам и больше их не встречу! — именно с такими мыслями я нервно металась от одного угла площадки до другого, ожидая, пока на кухне погаснет свет и отец ляжет спать. Заваливаться домой в таком виде было самоубийством — сперва начнутся нотации, лекции, а увидев мой внешний вид, ещё и ненужные вопросы.       Врать в моём состоянии? Ну что ж… Для этого нужно было быть либо профессиональной актрисой, коей я не являлась, либо конченой дурой, к которым я себя тоже не относила. По сему я нервно грызла губы и металась по двору, как последняя беспризорница.       Сейчас же, после того, как я несколько успокоилась, мысль об увольнении казалась несусветной глупостью. Ну, уволюсь, а что потом? Всё равно нужно где-то работать. Только тут я уже себя зарекомендовала, к тому же платят хорошо.       Да и толку? Можно подумать, они только по ночам ошиваются. Если захотеть, меня где угодно и когда угодно подкараулить можно: хоть утром, хоть в обед, хоть вечером. Во дворе, у магазина, у станции, у школы, на остановке. Мест много! Выбирай — не хочу! Может, в полицию пойти?..       Я нервно хихикнула с самой себя. Наивная дура.       Полиция… Ну, напишу я заявление, а дальше что? Оно попросту затеряется в огромном количестве написанного до меня. Ни я первая, ни я последняя. А даже если и нет, — только хуже себе сделаю. Да, я вроде как запомнила, как выглядели мои рэкетиры, — описать смогу. Но ведь дальше, если найдут, на опознание вызовут, а это только себе дороже. Ну, проведут с ними воспитательные беседы, ну, обязуют к общественным работам… в колонию же не посадят! Зато мне потом устроят «тёплую» встречу в каком-нибудь тёмном переулке. В лучших традициях криминальных сериалов.       Да и бестолку это всё. Чего стоят мои слова против кудахчущих мамочек? Ничего! У меня нет ни свидетелей, ни доказательств. Зато у них детки-умнички, все как один пай-мальчики, и вообще, «эта прошмандовка врёт!».       Обняв поджатые ноги, я положила голову на колени. Идеи, как дальше быть, кончились.       Я росла на сказках о чести и доблести самураев. На историях о том, как герой борется, преодолевает преграды и обязательно побеждает зло. Как жаль, что долг, честь, доблесть и вся остальная ерунда больше не в чести в этом мире. Это всё осталось на страницах старых детских книжек. В реальности же тебе никто не поможет, потому что твои проблемы — это только твои проблемы. И справляться ты с ними будешь сам! Нужно как-то жить… Отец завтра опять лекцию устроит…       В такие моменты мне хотелось оторвать себе голову. Просто чтобы не думать! Чтобы не добивать саму себя! Нужно ложиться спать… Утро вечера мудренее. А ещё нужно легенду придумать…       Легенду… Очередную ложь на тему «почему так поздно вернулась?». Я не могла рассказать отцу о произошедшем — внутри словно стоял какой-то блокиратор. Да, в этом не было моей вины, я не совершила ничего постыдного, но!.. Но мне было стыдно… За свою слабость, неспособность сделать хоть что-то. Вся эта ситуация казалась грязной и унизительной. А ведь они просто забрали деньги…       Плюс ко всему, не хотелось давать лишних поводов для беспокойства. Да и вообще, это неизменно повлекло бы за собой другие вопросы, а за вопросами недолго и до раскрытия правды.       Как всё-таки интересно получается. Ложь сковывала меня, но одновременно давала и свободу действий. Главное — не врать самой себе. Не врать о том, что я сама выстроила эту непробиваемую стену из не понимая и недосказанности. Не врать, что под всем тем ворохом масок ничего нет.       Главное — не врать себе! Иначе утонешь, насмерть запутаешься в своей же паутине. Надо спать… Утром что-то придумаю.       С этой мыслью я насилу поднялась с коврика и, кутаясь в махровое полотенце, покинула ванну. Уже сегодняшний день обещал быть сложным и малоприятным. Но ничего, прорвёмся! Как-нибудь… Ненавижу понедельники.

***

      Стоило мне переступить кухонный порог, как сразу же захотелось развернуться, схватить байк и пулей вернуться в приют к Изане со словами «Меня из отчего дома выгнали, я у вас перекантуюсь!». А что? Мелкий был бы только за. Вот только фиг мне, а не сбежать — я эти хитрые рожицы знаю!       Как же всё-таки интересно получается. Просто так — они между собой частенько собачатся: то Майки по приколу куда-то закинет её плюшевые игрушки, то Эмма из чистейшей вредности запрячет его форму. А потом друг на друга дуются! По пол дня бойкоты устраивают и мелко друг другу пакостят.       В основном заводилой в семейных военных действиях выступает Майки, но «месть — это блюдо, которое подают холодным», так что иногда бывает и наоборот. И это нормально! Это типично, понятно и вообще не страшно. Страшно становится, когда их интересы совпадают! Тогда моя малышня негласно подписывает пакт Молотова-Риббентропа и скопом идёт штурмовать поставленную задачу. Сейчас, исходя из их заговорческих мордашек, брать штурмом решили меня. Вопрос только в том, что я, блять, уже натворил?       — А можно я сначала поем?       Младшие переглянулись, задумались и утвердительно кивнули, продолжая заинтересованно гипнотизировать меня. Честно говоря, странное чувство! Я больше, я старше, я взрослый парень, в конце концов, а чувствую себя кроликом перед удавом. Вернее, двумя.       — Эх… Ладно, давайте! — обречённо вздыхая, выдал я и бросил на стол столовые приборы. Есть под такими взглядами было нереально — кусок в горло не лез. Тут скорее подавишься и несварение получишь, чем приятную трапезу.       Получив зелёный свет на растерзание несчастного старшего брата, первой не выдержала Эмма.       — К нам девушка приходила!       Я недоумённо изогнул левую бровь и глянул на светящуюся от радости сестру. У юной допросительницы аж глаза заблестели.       — Ну, та, которую ты вчера провожал!       — Провожал?! — до глубины души охренев, воскликнул Майки и вскочил со своего места. Да так, что едва со стула не грохнулся. Манджиро возмущённо уставился на союзника по допросу, мол, «чё ты мне раньше не сказала?», а потом очень многозначительно посмотрел на меня. Метаморфоза на лице младшенького удивительным образом сочетала в себе шок, подозрение и уважение. Уважение, правда, очень сильно граничило с выражением лица «так мой брат, оказывается, не безнадёжный олух» — но мы это опустим!       — А, вы это про Наори… — бездумно ляпнул я и воткнул ложку в кари. Зря! Очень зря!       — По имени?! — ровным хором выкрикнули допросители, а я чертыхнулся. Язык мой — враг мой! Я привык звать людей по именам, вот и тут ляпнул, не подумав. Ещё ж перед кем, блять, ляпнул! Прощай, покой и мирный сон — за дело берутся свахи… дошкольные! Вака, я тебя когда-нибудь прибью…       Мало того, что сей… кхм… леопард возложил на себя непосильную, мать его, ношу считать любой мой прокол в делах любовных, он ещё и младших мне завербовал. Особо сильно вербовке поддалась Эммочка. Она тщательно выпытывала Ваку о каждой моей неудавшейся попытке или же, наоборот, вдохновенно и в подробностях докладывала о таких сама. Так сказать, чтобы соблюдать отчётность. Майки же видел в этом очередной способ поржать, обозвать меня лохом и ещё как-нибудь кинуть, по меньшей мере, астероид в мой огород.       — Так вы встречаетесь?! — подскакивая и упираясь ладошками о стол, выдала сестра и во все глаза уставилась на меня. В этот момент я искренне порадовался, что таки не ел и как следствие, ничем серьёзным не подавился, — так, только воздухом. Детская непосредственность во всей своей красе и ходить далеко не надо.       — Нет!       После этой фразы последовало незамедлительное «Лох!» со стороны младшего брата, и тот вот вообще нихера не разочарованно слез со стула и пошёл исследовать холодос. Типа, вообще ничего нового! Эмма же сползла обратно на своё место.       — Я так понимаю, суть допроса была в этом?       Девочка лишь раздосадовано надула пухлые щёки, оплакивая несбывшиеся догадки и надежды. Мда, тот самый момент, когда младшие пекутся за твою личную жизнь побольше тебя самого. Эх… Чувствую себя идиотом.       А ведь действительно, сегодня опять была треша, на которую, судя по всему, пришёл мелкий Наори. Вот только я с неё благополучно сбежал. Вернее, сбежал я от деда с его нотациями на эту тему. Сперва заехал в госпиталь к маме, купив ей по дороге цветы, а после рванул проведать Изану.       Занятно, но стоило мне переступить порог магазинчика, что располагался по пути к больнице, как флористка тут же умчалась в подсобное помещение, оставив меня с более старшей коллегой.       Говоря на языке счетовода-Имауши, это была моя тринадцатая попытка. И да, это именно тот случай, когда по мою душу вызывали копов. А ещё обвиняли в преследовании. И домогательстве.       Почему-то на задворках мозга закралась мысль, что если я встречу Саито-тян после работы ещё раз, — она поступит так же. Причём в этот раз простым выговором смеющихся офицеров я не отделаюсь — она дело до суда доведёт, не меньше. А ещё Вака с Таке с меня не слезут. Последний так вообще по сей день тот случай вспоминает при любой удобной возможности. Ещё и ржёт, как конь педальный.       — Она мне не нравится.       Я поднял удивлённый взгляд на нашарившего в холодильнике сок Манджиро. Не сказать, что данная фраза была в нашем доме новшеством, скорее наоборот, звучала ото всех ещё и по несколько раз. Единственное, озвучивалась в разных вариациях.       — Почему? — тут же обернулась Эмма и заинтересованно уставилась на брата. — Она лучше, чем шестая, девятая и пятнадцатая.       Да уж… Порой мне казалось, что мои поиски любви воспринимались друзьями и домочадцами, как какое-то ток-шоу, в котором они непосредственно принимают участие в качестве экспертов мнения. Причём вначале все всё советуют, после очередной неудачи — ржут, а уже после жалеют и опять советуют. И ладно бы мне только пацаны что-то советовали, нет! Младшенькие от них вообще не отстают, а порой даже обгоняют. Дурдом!       — Она холодная, — как-то своеобразно пояснил Майки и продолжил возиться с присобаченной к картонной упаковке пластиковой трубочкой. — И глаза у неё пустые!       Вот тут я со шкетом был не согласен. Наори совершенно не казалась холодной. Всегда улыбчивая, вежливая, отзывчивая. Она соглашалась делать то, от чего другие бунтовали, отнекивались и вообще орали «нахуй надо!». Да и когда за меня на байке держится, вот вообще нихуя не холодная! Скорее горячая как грелка.       Мне в башку прилетел очень метко запущенный шлёпанец. Прилетел, слегка отрикошетил и плюхнулся на пол, аккурат у ножки стула.       Подняв удивлённый взгляд на запустившего снаряд Манджиро, я увидел до такой степени перекошенную рожу, что казалось, он вместо меня какую-то стрёмную хераёбину видит. Ещё чуть-чуть и глаз дёргаться начнёт, ей-богу.       — У тебя рожа как у извращенца, — нервно передёрнув плечами, пояснил шкет свой поступок и, продолжая изображать высшую степень отвращения и брезгливости, поспешил покинуть кухню.       Вначале хотелось вскочить, схватить шлёпанец и запустить его вдогонку мелкому, дабы восторжествовала справедливость и вообще был баланс во Вселенной, но потом я вспомнил, что я вроде как взрослый парень, так что мести не случилось. Наоборот, мысли в ином направлении умчались. Холодная…       Если подумать, то замечание было не лишено правды — картинка немного не складывалась. Несмотря на всю свою приветливость, Саито-тян действительно была отстранённой. А когда я её у бара подбираю, то словно другой человек — смотрит, как готовая укусить лиса. Ещё ж и глаза такие пронзительные, жёлтые, точно лисьи! Такая себе Кицуне: днём одна — тихая, милая и улыбчивая, а вечером другая — холодная и… по правде говоря, очень красивая. Она точно в следующий раз охрану вызовет. И вот что девушкам во мне не нравится?       — Эмма, я урод?       — Ты лопух! — ответил вместо сестры вновь нарисовавшийся в дверном проёме Манджиро. Что характерно, стоял он со здоровенной чёрной папкой подмышкой. И стащил он её явно из дедушкиного кабинета. А это — огребон!       — На, лошара! Не благодари! — забрасывая на стол увесистую папку, выдал довольный собой брат и пошёл тормошить кухонные шкафчики на предмет чего-то съестного. В его понимании это что-то сладкое и хлебобулочное.       Я лишь молча изогнул бровь, вообще не вдупляя, накой хер мне подсунули огребон в особо крупных масштабах. Дедова документация — это как раз та вещь, трогать которую не дозволялось ни одной живой душе в этом доме по той простой причине, что я — опездал, они — дети, а документы важные. Единственный живой организм, который к ним допускался, был Рьюхей — дедов помощник. И то, доступ он имел не ко всем бумажкам.       — И зачем мне очередной выговор?       Манджиро, дорвавшийся до упаковки круассанов с клубничным джемом, посмотрел на меня, как на недалёкого и невозмутимо выдал: «Там её номер есть». Причём говорил он это с таким лицом, словно это прописная истина и вообще это было ясно как день.       Я ударил себя ладонью по лицу и покачал головой. Мои малолетние свахи переглянулись и удивлённо уставились на меня. И вот где они всего этого набрались?       — Что?!       — Манджиро, так делать нельзя, понимаешь? Эта информация для каких-нибудь чрезвычайных ситуаций и экстренных случаев, а не для личного пользования. И вообще, это сталкерство! — принялся объяснять я прописные истины брату. Додумались же!       — Это типа как когда тебя полиция задержала? — невинно спросил ребёнок, а я же от такой новости едва со стула не грохнулся.       Из ментовки меня тогда вытягивал Вакаса. Ну как вытягивал, меня самого отпустили. Посмеялись, посоветовали не доводить до такого, отчитали за ложный вызов и отпустили, Имауши же просто в коридоре ждал, так как единственный из нашей компашки меньше всего на бандита смахивал. Не стесняясь, ржали эти дегенераты уже после, когда я из здания вышел. Угорали до слёз и боли в животе, Бенкея аж скрутило, но при этом клялись и божились, что этот акт вселенского позора только между нами!       — Откуда? — осипшим голосом спросил я, шокировано уставившись на мелкого.       — Подслушал, — всё так же честно и невозмутимо выдал шкет, вообще не смущаясь тому факту, что это как бы тоже не входит в список поступков, которыми стоит гордиться. Я в этой жизни явно где-то проебался! Отношения с девушками идут по пизде, воспитание малых — тоже…       И только я открыл рот и хотел объяснить мелкому, что этим хвастаться не стоит, а на тему полиции вообще лучше не распространяется, как в дверном проёме появился дед. Старик молча уставился на лежащую передо мной папку с его документами и на жрущего, невзирая на мораторий, сладкое Манджиро. Что ж, объяснения пришлось отложить до лучших времён, так как на горизонте резко и приветливо замаячили пиздюли.

***

      Стоя в учительской и всем своим видом изображая сожаление и покорность, я выслушивала недовольства разъярённой физички. Это не сложно, всего лишь чуть опущенная голова, слегка поникшие плечи, сцепленные повисшие руки и направленный в пол взгляд. Для полноты картины можно ещё брови домиком сделать и всё — человек перед вами упивается своим превосходством, а вы спокойно можете думать о своём.       Именно этим я и занималась, несколько наплевав на госпожу Ямагути. У нас с ней, в принципе, был подписан негласный договор о манере поведения — я её ненавижу молча, она меня ненавидит молча, все остальные молча радуются нашему трепетному взаимопониманию.       Признаться честно, я даже не знаю, как так получилось, что мы обоюдно невзлюбили друг друга. Но произошло это ещё на первом году обучения — она ясно дала понять, что является стервой со стажем, а я… Я, видимо, на тот момент ещё хреново держала лицо. Или, как вариант, зубрила меню кафетерия, в который только устроилась… Не помню!       — Это просто недопустимо!..       Шла по меньшей мере, десятая минута того, как я выслушивала лекцию о моей безнравственности, безалаберности, несобранности и наплевательском отношении на учёбу. И всё это на почве какого-то дурацкого опоздания! Ну, опоздала я на твой блядский урок, ну не гребу я за закон электромагнитной индукции — это не повод мне мозг выедать. Как же задолбало!       Но это только в голове! На деле же приходиться сжимать ладони и, склоняясь в очередном поклоне, сбивчиво лепетать дурацкие извинения и никому не нужные заверения о том, что «я вас поняла! Это больше никогда и ни за что не повторится! Прошу меня простить!» ну и всё в таком духе.       Как сказал Уильям Шекспир: «Вся наша жизнь — игра, а люди в ней — актёры». Что ж, я с ним более чем согласна. Мы все играем роли! И ты либо играешь по этим скрытым правилам, либо тебя жестоко наказывают. Так к чему огрызаться и скалить зубы, когда это не выгодно? Да хочется! Была бы моя воля — послала бы ко всем ёкаям, но если бы мы все следовали своим желаниям, вряд ли бы чем-то отличались от животных.       — Можешь идти! — недовольно цокнув языком, фыркнула женщина и отвернулась к своему рабочему столу. Я же в очередной раз склонилась в поклоне и поспешила покинуть злосчастную учительскую.       Не сказать, что я была здесь частым гостем — дебоширством я не занималась, школьное имущество не портила, драки не устраивала и вообще старалась жить тише воды, ниже травы. Но успеваемость моя хромала. А ещё я уже год как стабильно раз в месяц опаздывала. В основном это случалось по причине того, что подушка мягкая, одеяло тёплое, а в объятиях Баку уютно, хорошо и комфортно. Проще говоря, я игнорила будильник, а потом очень быстро и матерно собиралась. Но сегодня, помимо этого, была и иная причина — я с папой поругалась. На уже известную тему.       Его беспокойство понять можно. А с учётом вчерашних событий оно вообще перестало быть чем-то далёким и абстрактным, но что поделать? Жизнь — штука сложная, и позволить себе сидеть на жопе ровно и нихуя не делать я не могу. Как минимум потому, что прожить на зарплату строителя нереально! Нужно оплачивать счета, мою учёбу, занятия Рёты. А ещё нужно за что-то жить!       Так что нужно решать проблему! Этим на уроке физики я и занималась. Если всё правильно проанализировать, то проблема заключалась в способе попадания из пункта А в пункт Б — это было долго и, как показывала практика, далеко не безопасно. Делаем закономерный вывод: мне нужно… Такси…       Эта идея пришла ко мне как раз на злополучной физике и плотно засела в голове. Так плотно, что, подсчитывая все плюсы и минусы этой идеи, я как-то забыла про существование Ямагути-сэнсэй, которая и так впустила меня в класс, скрипя зубами. И как только не раскрошились от такого давления?       Итог данного поступка я имела неудовольствие наблюдать вот только что. Но сейчас не об этом!       Неизменными плюсами данного вида транспорта было то, что выходя из бара, я попадала сразу под подъезд. И как следствие, минимизировала возможность встретить многоуважаемых отбросов общества. Ещё одним плюсом было то, что это быстро! На этом плюсы заканчивались и шли минусы. Вернее один, но громадный — я понятия не имела, сколько это стоит! В прошлый раз за такси платила Канари, да и мне тогда эта информация была как-то, мягко говоря, до лампочки. Да и расстояние там было смешное…       Что-то мне подсказывало, что стоить это удовольствие будет как половина моей смены. Если не больше! А пахать чисто ради того, чтобы кормить таксистов — ну, такое. Короче говоря, вариант — не вариант.       Я глубоко вздохнула и, уперевшись спиной в стену, запрокинула голову, прикрывая глаза. Устала. Спала я сегодня часа… четыре с половиной от силы. А ведь ещё смена. И добираться домой как-то надо. И с папой помириться. И завтра вместо Риэ на смену выйти… Нужно что-то поесть… И энергетик купить — иначе сдохну!       А ещё нужно как-то решать образовавшуюся проблему. Отдавать каким-то уродам заработанное — это не вариант!       С другой стороны, на том же велике я убьюсь! Во-первых, я на нём ездить не умею, как бы смешно это не звучало. Во-вторых, крутить педали после дневного марафона — это не предел моих мечтаний. А в-третьих, это ни хрена не быстро.       Вывод: Мне нужна Канари!       Всё-таки две головы лучше, чем одна.       — Неужели и ангелов иногда упрекают? А я-то думал, такое бывает только в фильмах. И чем такая милашка могла не угодить преподавателям?       Я мгновенно разлепила свои янтарные глаза и лениво, не отрывая головы от стены, обернулась на голос. Во всей нашей школе только один индивид мог назвать меня «милашкой», не говоря уже о том, чтобы использовать данный способ начать разговор.       Шиничиро, чтоб его трёхфазным током, Сано.       Кажется, мне уже можно идти в храм и просить снять порчу — кто-то мне явно основательно подгадил. Я даже догадываюсь кто — благоверные, ну или же вторые половинки моих клиентов. А что? Мы, женщины, народ ревнивый, и когда мужики ходят налево, не любим. Хотя странно это! Просто я думала, у меня в таком случае волосы выпадать начнут, на лице сыпь появиться или ещё как-то на внешности скажется, а тут зашли с козырей, — моих многострадальных нервных клеток.       Вообще очень хотелось съязвить, выдать парочку сарказмов или высказать какую-нибудь колкость на худой конец, но нельзя! И не потому, что я должна играть роль серой тихони, — нет! Просто парень в моём хреновом настроении не виноват. И в том, что я не выспалась — тоже. Так что срываться на Сано было как минимум глупо, а как максимум не справедливо.       — Опозданием! Таки съязвила… Блять, если я и клиентам сегодня так отвечать буду — меня уволят к чёртовой матери!       Я прикрыла глаза и глубоко вздохнула, снимая с носа очки. Глубокий вдох, медленный выдох. Помассировав большим и указательным пальцами переносицу, я вернула очки на законное место и оттолкнулась от стены.       — На физику опоздала. А ты тут какими судьбами?       Несмотря на тот факт, что учительская находилась на первом этаже, народ по коридорам не шастал. Конец учебного дня, как ни крути! Кто в этой богами забытой дыре захочет оставаться? Все адекватные и занятые разбежались по домам, работам и клубам. Шарятся только неадекватные! К примеру, старосты, члены учсовета, должники и разного рода бездари, к которым Ямагути-сэнсэй приписала и меня.       — На крыше курил… — неловко признался собеседник и потёр шею, — если она тебя за опоздание так отчитала — мне просто башню оторвёт!       — По меньшей мере… — кривя губы в добродушной усмешке, ответила я. Мы оба глубоко вздохнули и очень громко промолчали. Ибо мнения о физичке были очень высокие и очень цензурные. А высказываться под дверью учительской — затея далёкая от адекватности.       — Ладно, пойду я… — я улыбнулась и уж было собралась уходить, даже ногу для шага занесла, как меня вдруг осенила идея. Слова «Желаю удачи!», а с этой стервой без неё было никак, застряли где-то в горле, так и не найдя выхода наружу — в голове развязались даже не дебаты — настоящие военные действия! Меркантильность настойчиво твердила, «Вот он шанс решить проблему, дура!», а гордость в отместку буянила, крушила всё вокруг и орала «Вот только посмей!».       Что ж, с одной стороны, Сано действительно был хорошим вариантом решить проблему. Положение безвыходное — по крайней мере, так кажется сейчас, а все возможные варианты я уже перебрала. Да и он сам пару дней назад предложил подвозить меня с работы!       Но с другой, я никогда не умела просить кого-то о помощи. И дело даже не в непомерной гордости, просто не умела. Это казалось чем-то… странным: неправильным, слабым, уязвимым, а главное обременительным для других. Я могла помочь, с трудом, но могла принять помощь, а вот попросить самой…       Это действительно странно. Люди социальны — просить о помощи естественно! Но мне так никогда не казалось. Проще самой! Никого не напрягать, не грузить проблемами, не обременять. Самой! И не важно, насколько сложно приходиться. Ты сильная — ты справишься! Другие же как-то справляются, так чем ты хуже?!       Я открыла рот и тут же его закрыла, закусив щёку с внутренней стороны. В памяти почему-то всплыла сцена извинений Акаши на крыше. Тогда он тоже пытался наступить на горло собственной гордости и у него, не без моей помощи, должна признать, ни черта не вышло. И у меня бы тоже не вышло, если бы не здравый смысл! В конце концов, гордость, которая мешает выбираться из полнейшей задницы — это глупость!       — Послушай… — я сцепила руки у себя за спиной и болезненно переплела фаланги пальцев. — …а твоё предложение по поводу подвозить всё ещё в силе?       Надо же, я даже нашла в себе силы оторвать взгляд от пола и посмотреть Сано в глаза. Даже пальцы при этом себе не вывихнула, вы представляете? Можно медаль вешать!       Что касается парня, то Сано уставился на меня, как на восьмое чудо света, не меньше. Даже удивлённо моргнул несколько раз. Но, стоит отдать должное, — очень быстро спохватился! Я даже не успела себя трёхэтажным обматерить на тему «на какой чёрт вообще рот открыла?!».       — Да, конечно! — выпалил брюнет и расплылся в улыбке. Искренняя, не то, что у меня: когда не глянь — лживая.       — А сможешь меня сего…       Договорить не дала распахнувшаяся дверь учительской и образовавшееся в проёме тело стервы со стажем. Госпожа Ямагути обвела нас злобным взглядом, упёрла руки в костлявые бока и, едва не плюясь ядом, принялась читать нотации. Начала она с развесёлого донжуана.       — Шиничиро Сано, сколько я должна тебя ждать?! Я же ясно сказала, чтобы после уроков немедленно явился в учительскую! Такое поведение просто недопустимо в стенах школы! Мало того, что ты игнорируешь школьные правила, как тебе только хватает наглости игнорировать учителя?!       Что ж, тут я с Ямагути-сэнсэй была солидарна. Не то, чтобы Сано было всё равно на её вопли, но угрызений совести он явно не испытывал! Напротив, этот придурок стоял и глуповато улыбался, доводя физичку тем самым до белого каления.       Осознав, что плевать на её нотации хотели, госпожа стервозина едва пятнами не пошла. Но, будучи человеком возвышенным, лишь недовольно цокнула языком и, приказав «В кабинет, живо!», переключилась на вторую жертву — меня.       — А тебе, Саито, стоит задуматься о своей успеваемости, вместо того, чтобы мальчикам глазки строить!       Я едва воздухом от такого заявления не подавилась. Порядком охренев, а такое со мной случалось редко — чего я в этой жизни не видела, я недоумённо уставилась на физичку. Последняя одарила меня настолько недовольно-презрительным взглядом, словно за непотребством каким застукала, и вновь переключилась на так и стоящего в коридоре курягу. Она-то думала, Сано уже зашёл…       — Молодой человек, вам особое приглашение нужно?!       — Не! Уже иду! — поднимая руки в жесте «сдаюсь» пролепетал брюнет, пропуская истеричку вперёд. И стоило только ей недовольно цокнуть языком и зайти, тут же обернулся ко мне с вопросом: — Как в прошлый раз?       — А? — не поняла я сперва суть вопроса. — А, да!       — Тогда до вечера! — улыбнувшись во все тридцать два и едва не светясь от радости, выдал черноглазый. Вот только улыбался не долго — из кабинета раздалось громкое, на грани визга «Сано!» и парню пришлось скрыться за дверью. Я же быстро зашагала в направлении выхода, отчётливо понимая, что где-то внутри начала ворочаться опоздавшая на дебаты совесть. И вот только её мне сегодня и не хватало!

***

      Интересный факт: люди часто недооценивают себя и свои возможности.       Вот и я недооценила себя. Вернее, безграничные возможности моей совести, которая в связи с обновлённой информацией решила выбить дверь своего карцера с ноги и напомнить о себе-любимой. Причём напомнить качественно! С процентами за все те разы, когда я её отправляла в пешее эротическое.       «Так бери такси от своей станции, в чём проблема?» — проблема в том, что я дура тупая! Вот как я до этого сама не додумалась, а?! Всё-таки одна голова хорошо, а две — лучше…       — Шури, ты меня пугаешь! — смотря прямо в упор, выдала подруга и прищурилась. Ну да, обычно я такими темами не интересовалась — наоборот, читала ей лекции об экономии и её марнотратстве, когда та поражалась, куда успела спустить всю зарплату за неделю. — Точно ничего не произошло?       Я поджала губы. Говорить о произошедшем не хотелось даже ей. Канари не будет осуждать, отчитывать, читать морали — она просто будет беспокоиться. Возможно, что-то советовать. Возможно, даже стоящее. Но не хочу! Знаю, глупо. Но я ужасно устала от этой ситуации, да и в целом чувство стыда не покидало.       — С папой поссорилась… — сжимая пальцами жестяную банку энергетика, ответила я и упёрла взгляд в крепление рычажка.       Существуют две основные формы лжи: умолчание и искажение. Проще говоря, ты либо откровенно не договариваешь, либо нагло пиздишь. Однако хороший лжец знает, лучший способ скрыть ложь — перемешать её с правдой. Это наиболее выигрышный вариант! Что-то утаить, где-то слукавить и сосредоточить всё внимание на реальных фактах. Словно фокусник.       Подруга поджала пухлые губы и откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди.       — И чего?       Я промолчала, стискивая зубы.       — Ясно, — зеленоглазая отвернулась и с минуту гипнотизировала пробковый стенд с различными документами, накшталт прав потребителя, техники безопасности и прочей хрени, которую никто никогда не читал. — Не могу сказать, что он не прав.       — Знаю. Только не начинай — и так хреново.       Вот тут я не солгала — хреново было ещё как! Во-первых, на мне сказывался стресс и недосып — я буквально вырубалась на ходу. А поскольку состояние под названием «переваренный овощ» меня раздражало, я ещё и ядом плевалась похлеще физички. А ещё тянуло пореветь и посетовать на жизнь-жестянку.       Энергетик не вставлял — только давал эффект тахикардии, что лишний раз бесило и давало повод для беспокойства за свой организм. Проблемы со здоровьем, а в особенности с сердцем в таком возрасте — это плохой звоночек.       Во-вторых, ссоры с отцом я переживала сложно. Мы редко ссорились глобально — в основном всё решалось посредством диалога, но сегодня всё прошло на повышенных тонах — со слезами и психами, за что я сейчас чувствовала вину. Это я сорвалась и устроила истерику! И сейчас меня грызла совесть.       Грызла за несдержанность и всю ту годовую ложь прямо в лицо. Грызла за то, что я психанула и хлопнула дверью. За то, что нагрубила и сказала то, что не следовало. За многое грызла…       Отец бы не одобрил. Какой родитель вообще одобрит подобную подработку? Разливаю бухло и мужиков развлекаю — да, звучит как замечательный повод для гордости! Но заработать деньги обычным способом в моём возрасте не реально. И говоря «деньги» я имею в виду именно деньги, а не ту фигню, что принято называть «на карманные расходы».       Работая официанткой или консультантом в книжном, я получала крохи — минимальную ставку моего возраста, которую тут же спускала на продукты. А у мадам Кай ЗП была побольше — раза в два! Такая себе плата за аморальность. И это я ещё минималку получала в сравнении с той же Хори-сан.       Так уж вышло, что если ты хочешь получить больше, чем тебе дозволено — придётся залезть в кроличью нору и замарать свой пушистый хвостик. Потому что у всего есть своя цена и она не всегда материальная. За свои «лёгкие» деньги я плачу достоинством, а мои рэкетиры — законностью. У них же всё равно нет совести.       Был, конечно, ещё один вариант — менее аморальный, более криминальный — карты. С моим, как говорила Рьоко, удивительным талантом, я, быть может, и смогла что-то выиграть, сорвать куш. Не большой — большая игра мне явно была не по зубам. Но это глупо! Это всё равно, что гасить старый кредит новым. Карты опасны тем, что они затягивают, уволакивают в пучину азарта. Ты перестаёшь считать, анализировать, взвешивать риски — тебе срывает крышу. И как только ты теряешь контроль — ты проигрываешь! Когда — это лишь вопрос времени и, как правило, не долгого.       Ну, а в-третьих, совесть ещё и за Сано подгрызла. Вот какого хера я тогда рот открыла, а?! Обещала же себе не играть чувствами вне бара, но нет! Этот же идиот по-любому уже себе иллюзий понастроил, с его-то тенденциями. Вот что мешало мозгами пораскинуть лишний час? Никого бы не грузила, не напрягала. Да и стервой бы ни была. Я же им тупо пользуюсь, а этот идиот только рад. Какая же я всё-таки…       — Не накручивай себя. Совсем уже раскисла. Шури, такое случается. Всё как-нибудь образуется.       — Угу…       — Всё будет хорошо… — приободряюще сказала подруга и положила ладонь поверх моей руки.       Будет хорошо… Возможно, когда-нибудь, но точно не в ближайшем будущем. Ближайшее будущее обещает быть утомительным и нервотрепательным. Сперва нужно роль самой-самой отыграть, потом найти в себе силы и расставить точки над «і» с Сано, а под конец пойти на второй заход в ссоре с папой. Нет, я не собиралась устраивать вечерний скандал и усугублять ситуацию — напротив, я хотела примириться. Просто разговор будет не самым приятным, с учётом того, что увольняться я не собираюсь. Да и ворошить сказанное утром не хотелось, и так осадок на душе остался.       — Так, я побежала, а ты прекращай пожирать себя изнутри и собирайся! Проку от этого всё равно никакого, уж поверь. К тому же мы нашли решение твоей проблемы, так что возьми себя в руки! Такси от станции до твоего дома не должно быть очень дорогим — позволить сможешь. А там придёшь домой, помиришься с папой, будешь приезжать на такси, и всё у вас наладиться! Так что не кисни!       — Угу…       — Больше жизни-и! — навязчиво пропела подруга и в следующую секунду скрылась за дверью подсобки, оставляя меня наедине с собой. Всё-таки в чём-то она была права — ничто не измотало меня так, как это сделали мои мысли. Вечный марафон без права на передышку. А ведь в детстве мне казалось, что быть взрослым — это так классно. Наверное, так сильно я ещё никогда не ошибалась… Ладно, нужно брать себя в руки.       Забавно, но с точки зрения психологии этот своеобразный «пинок под зад» ни хрена не вставляет — наоборот, даёт противоположный эффект. Ты твердишь себе это как молитву, но по факту лишь больше зацикливаешься на том, от чего так стремишься убежать. «Соберись!», «Не будь тряпкой!», «Возьми себя в руки!», «Хватит ныть!» — порочный круговорот мыслей, который как нельзя лучше расставляет акценты на собственной ущербности. Единственный способ из него выйти — не думать. В моём же случае панацеей была работа — забивать чем-то голову там было некогда.       Подай, принеси, налей и играй! Играй так, чтобы все поверили, что просыпаешься на минуту раньше будильника уже выспанной. Словно каждое «Всё хорошо!», на самом деле хорошо. Словно конец дня не сбивает с ног, а туфли не натёрли и по размеру. Словно всегда знала, кем хотела быть, а там, где не вышло, — так и было задумано. Словно всё ещё интересно слушать и вот тут, где надо засмеяться — действительно смешно. Дома, в школе, в метро, на работе — играй так, словно на тебя смотрят. Всё равно ведь назовут актрисой… Так играй так, чтоб кричали «Браво!».       Я звонко смеялась с какой-то тупой шутки полноватого «маминого сыночка». Парню на вид уже перевалило за двадцать семь, а ощущение, словно передо мной сидит ровесник Рёты. Амёба бесхребетная…       Да, я презирала такое «подобие» мужчин. Избалованное, изнеженное, нерешительное, ответственности, как огня боится и во всём прячется за юбку. Как же противно…       — Вы такой забавный! А расскажите ещё что-нибудь — мне так интересно! — с придыханием и улыбкой произношу я и фокусирую весь свой мир на… «мужчине». Презираю или нет — не важно. Он — клиент бара, а моя задача его развлекать и одаривать вниманием. Это работа — мне за неё платят!       Поначалу это было сложно. Чертовски сложно! Нужный взгляд, тембр голоса, речь, жесты, манера поведения… Так уж получилось, что в моей обычной жизни я не знала, как быть «девушкой». В самый ответственный момент меня растил папа и жизненные трудности, а в их воспитании «женственной энергетики» как-то не наблюдалось, а человека, что мог научить, в моей жизни как-то не случилось…       Но это всё наживное! Немножко соответствующей литературы, немного практики в ванной перед зеркалом, капля наставлений от мадам Кай — бывшей хостес, и кое-каких результатов можно добиться. Например, по щелчку пальцев превращается из «застенчивой невинности» в «уверенную в себе кокетку» и наоборот. Главное, отправить чувство стыда в пешее эротическое и научиться изображать искренность, и всё — успех обеспечен!       — Чего так тяжко вздыхаем, Шури? День тяжёлый? — облокотившись предплечьем о стойку, произнёс Андо-сан, стоило мне только распрощаться с клиентом. Сунув руку в карман чёрного пиджака, мужчина достал пачку сигарет и, судя по упаковке, — новую.       — Да нет, всё хорошо. Просто немножко устала, — я мило улыбнулась нашему охраннику. Андо-сан был холостяком и заядлым курильщиком. Мы с Канари даже ставки делали, кто из них больший паровоз: мадам Кай или он? Я ставила на охранника, Канари на хозяйку. А по итогам имели ничью.       — Тц, опять сдохла, — недовольно цокнув языком, прошипел мужчина и сжал в кулаке зажигалку. — Шури, огоньку не найдётся?       Я хмыкнула. Наверное, это была извечная проблема всех курильщиков: сигареты есть — огня нет, огонь есть — сигарет нет. Во всяком случае, такое впечатление сложилось на базе опыта с клиентами.       Я не курила. Более того, сигаретный дым меня раздражал и неизменно вызывал мигрень, но зажигалку я с собой носила. Ради клиентов, кого же ещё?! Слегка поцарапанная чёрно-красная зиппо с изображением маски Хання была таким же неизменным атрибутом моей смены, как и карты. Я даже красиво вертеть её между пальцами научилась, дабы клиентов удивлять. После карт это было не очень сложно. Времени, конечно, заняло не мало, но очередной трюк в копилке умений грел мне душу.       — Для Вас — всегда найдётся!       Я улыбнулась и отставила протираемый бокал в сторону. Отработанное движение рукой, щелчок колёсика кремня и я протягиваю охраннику зажигалку.       Так странно, буквально пять минут назад я обслуживала клиента и меня от него тошнило, а от Андо-сана — нет. Занятная игра контрастов.       Первый — не курящий, второй — дымит как грёбан паровоз. У клиента рубашка выглажена, а у нашего охранника, как всегда, слегка помята, но она идёт ему куда больше, нежели полноватому маменькиному сынку. Наверное, всё дело в этом. Просто один — мужчина, а второй — соплежуй, от которого воротит. Действительно воротит. Уж лучше пьяный в стельку Ямазаки-сан, чем это.       — Хорошая вещица… Где взяла? — склоняясь над огнём, произносит наш завидный холостяк. Да-да, несмотря на то, что Андо-сану почти сорок, это никоим образом не мешает Накаи-сан строить ему глазки. И плевать, что он на тринадцать лет её старше.       — Это папина.       — То-то я смотрю, ты к сигаретам привычная, — хмыкая, произносит мужчина и делает первую затяжку.       — Да нет… Он уже несколько лет как бросил, — я шустро вытащила из ящика стола чёрную стеклянную пепельницу и водрузила её на барную стойку.       — Не стоит, я на улицу пойду, — оттолкнувшись, произносит мужчина и бросает взгляд на настенные часы. — Пять минут?       — Да.       — Ну, тогда не прощаюсь. А зажигалка действительно добротная.       Я лишь улыбнулась, вертя меж пальцев металлический прямоугольник, что нагло умыкнула у отца. Он бросал курить, а я решила посодействовать, прекрасно осознавая всю глупость данного поступка. Не первый раз бросал просто. Всё-таки мы живём в мире, где люди порой пьют и курят не потому, что они алкоголики или что-то в этом роде, а для того, чтобы спасти себя. Пускай это и утопия.       Сжав зажигалку в кулаке, я толкнула тяжёлую деревянную дверь и прошла в служебное помещение. Смена кончилась, и теперь мне следовало стиснуть зубы, сжать руки в кулаки и привести дела в порядок. Да уж, жизнь даст прикурить даже не курящим. Но чем быстрее разберусь, тем быстрее сброшу с себя эту ношу. Это как пластырь, нужно всего лишь одно резкое движение.       Развязав фартук и вытащив из кармашка пару помятых визиток, я запихнула его в свой шкафчик. Переодеваться было до безумного лень, и была бы моя воля, пошла бы прямо так — в фирменной чёрной блузке, но нельзя! По сему чёрная блузка — в шкафчик, школьная — на меня, бархатная лента на шее — нафиг, а волосы… Тугой высокий хвост мне уже так кожу головы отдавил, что самое время бриться налысо, так что нахрен его!       Обессиленно упав на стул и облокотившись спиной о стену, я прикрыла глаза. Как же спать хочется…       Но нельзя! Останусь так сидеть — точно вырублюсь, а мадам Кай за такое по головке не погладит. Поэтому нужно вставать и идти.       Толкнув серую дверь, которая, казалось, весила тонну, а не несколько килограмм, я вышла в тёмный проулок и угрюмо поковыляла в сторону главной улицы, на ходу выбрасывая визитки в близстоящий бак. В моей работе это дело привычное. Впрочем, как и влюблённые неадекватные клиенты, которые не понимают, что это оплаченная услуга.       С одним из таких «недалёких» Андо-сан сейчас и проводил «воспитательную» беседу. И мне бы не высовываться да стоять себе тихонько в проулке, как того предписывают правила на пробковом стенде, но не судьба. Нужно натягивать личину «живой, цветущей и порхающей, словно бабочка» и встревать в эти «воспитательные» разборки. Ибо в противном случае домой придётся ковылять пешком.       Подскочив к охраннику со спины, в аккурат на фразе «Пацан, шёл бы ты отсюда!», я, наплевав на правила приличия и этикета, схватила Андо-сана под руку, и задрав голову вверх, проникновенно уставилась на мужчину.       На меня посмотрели, как на полоумную! Причём так, что я сама на мгновение в своих умственных способностях усомнилась. Нужно отдать ему должное — таким взглядом меня ещё в этой жизни не одаривали.       — Андо-сан, не надо… — обвивая руками твёрдое плечо, ласково произнесла я улыбаясь.       Признаться честно, я думала, он сейчас выругается. Причём конкретно и со вкусом, но нет! Матерной тирады на тему «Какого хуя я выскочила?» не случилось.       — Глазки мне строить не надо, Шури. Я не клиент, знаешь ли! — слегка раздражённо прохрипел мужчина и чуть повёл плечом. Сделав затяжку, он выпустил струю дыма в противоположную от меня сторону и, сбросив пепел с сигареты, брезгливо выдал: — Ну у тебя и вкусы…       Я удивлённо округлила глаза. Я была готова к закономерному вопросу из разряда «твой знакомый, родственник, ну или же хахаль?», но уж никак не к тому, что мнение о моей персоне опустят ниже плинтуса. А ведь его опустили!       На самом деле нет, вопросов ноль — в обычной ситуации мой поступок адекватностью не блистал бы, и статус «идиотки» был вполне себе кстати, но Сано же не поехавший крышей клиент. Да и не урод, чего уж тут лукавить. Вполне милый и симпатичный парень. Придурковатый, правда, но с кем не бывает?       Недоумённо уставившись на охранника, я моргнула несколько раз, а после медленно повернула голову в сторону причины моего стремительного падения в выгребную яму. В глазах Андо-сана, разумеется.       У парня был такой вид, словно по нему семейство слонов промчалось. Хотя правильнее будет даже не «промчалось» — они на нём чечётку сплясали. Сано был побит. Причём основательно: извечно уложенные в хохолок волосы растрепались, подбородок и щека в ссадинах, в углу глаза медленно, но верно намечался фингал, губа разбита. И это только то, что первым бросалось в глаза.       — Ладно, я пошёл, — высвободив свою руку из моей порядком ослабевшей хватки, произнёс мужчина и повернулся в сторону бара. — В следующий раз предупреждай заранее.       Я лишь молча кивнула, давая знать, что упрёк поняла, выводы сделала и, поправив спавшую с плеча лямку сумки, подошла к сидящему на байке побитому парню. Говоря на чистоту, ощущения были смешанные. С одной стороны, приехал — молодец! Респект ему и уважуха! А с другой… Приезжать, будучи в таком состоянии. Глупо это.       — Привет.       Забавно, из нас двоих слоны потоптались по нему, а сил улыбаться и радоваться жизни — нет у меня. Ну да ладно, это всё никому не интересная лирика.       — Привет.       — Прости, я сегодня без шлема, — всё так же весело выдал мой покалеченный таксист и развёл руками, — но ты не волнуйся, если нас сегодня и стопорнут полицейские, то только потому, что ты красавица и быть такой красивой незаконно.       Парень расплылся в довольной улыбке, а я глубоко вздохнула. Наверное, в моём состоянии такому подкату стоило бы обрадоваться — невзирая на кое-как замазанные мешки под глазами, хронический недосып и непомерную усталость, мне удавалось каким-то чудом держать лицо и подпадать под категорию «красавица», а не «свежеподнятое умертвие», но я не радовалась. Я в принципе ничего не чувствовала, помимо желания плюнуть на все свои наполеоновские планы по решению проблем и завалиться спать. Можно даже вечным сном — я не против.       — Сано, не знаю, говорили тебе подобное или нет, но… то, что ты сейчас сказал, больше походит на домогательства пьяного мужика в баре, — безразлично и даже как-то обыденно констатировала я, глядя на парня.       Чего я только не слышала за этот год и кем только не была: и зайкой, и деткой, и ангелочком, и красавицей, и грёбаной куколкой. Однако Сано был уникумом! За одну только неделю треклятых флаеров выдал больше дурацких подкатов, чем все мои клиенты за полгода разом! Причём один дебильнее другого. Чего только стоят его «Сегодня солнечный день или ты улыбнулась?», «Если ты здесь, то кто управляет небесами?», «Кроме украшения мира, чем ещё ты сегодня занимаешься?», «А вот и я! Какие твои оставшиеся два желания?», «А твои родители не…?» и прочий бред.       Не знаю, может в силу работы я сужу очень субъективно, но неужели кто-то на это ведётся? Лично у меня это вызывает непроизвольное закатывание глаз и даже не раздражение, скорее усталость.       Сано поник. С его лица медленно сползла улыбка, и тот, поджав губы, отвёл взгляд в сторону, потирая шею. Да, правда — это всегда больно и неприятно. Другое дело ложь… Она не причиняет боли! Во всяком случае, как таковой. Человека ранит не сама ложь, а факт того, что его обманули, предали доверие. А как? Это уже не важно.       — Вот прям так… не говорили.       — Ну, тогда я буду первой, — я приободряюще улыбнулась парню и чуть склонила голову в бок, дабы смягчить только что нанесённый удар. Парень на мои действия отреагировал странно — удивлённо уставился. И уже даже сказать что-то хотел, но в самый последний момент передумал. Вместо этого убрал руки с руля и, провернув ключ в замке зажигания, беззаботно кивнул себе за спину.       — Запрыгивай.       Чисто теоретически эта фраза должна обозначать, что сделать это легко и вообще на раз-два. Но то ли у меня сноровки нет, то ли каблуки для данного транспорта противопоказаны, а может сам «стальной конь» устойчивостью не отличается — не знаю. Но в моём случае это точно не «запрыгивай», скорее «вскарабкайся как-нибудь». И да, прошу обратить внимание на то, что слово «вскарабкайся» с грацией идут сугубо параллельно и никоим образом не пересекаются.       Взгромоздившись на транспорт, я благоразумно отбросила идею взяться за поручни — держаться за что-то, заведя руки за спину, в моём представлении было как-то не очень безопасно, поэтому я, как обычно, вцепилась в Сано.       Байк двинулся с места, а я прижалась чуть сильнее испытывая противное чувство щекотки в груди. Не сказать, что я прям сильно боялась скорости. В какой-то степени она мне даже нравилась, когда я к ней привыкала. Мне больше не нравились её перепады.       Нет, сколько могу судить, Сано был хорошим водителем. Он не нарушал, не гнал, как сумасшедший, а ведь сейчас парни только и делают, что выёживаются, носясь по дорогам, как угорелые. Более того, он предупреждал, что сейчас пойдёт на обгон и скорость чуть увеличится. Это внушало доверие. Причём до такой степени, что порой хотелось поддаться собственной усталости и положить голову ему на спину, прикрыв глаза. Но я этого не делала. Одно дело смертельно устать за день, и совсем другое — мучиться квартетом «Совесть, Гордость, Принципы и Моральные устои». И это я ещё про безответственность промолчала! Подумать только. Надо же было до такого додуматься…       Я запрокинула голову и уставилась на чёрное небо. Оно напоминало безграничную бездну, а ещё на нём не было звёзд — в городе их в принципе никогда не видно. Шумный, горящий огнями мегаполис их словно убивал, сжирал одну за другой, не давая и шанса на спасение. Как, впрочем, и людям…       — Приехали! И почему этот дурак такой довольный?       — Спасибо, — я заставила себя улыбнуться, а после вздохнула и начала слезать с мотоцикла. Спать хотелось просто зверски, а держать лицо становилось всё сложнее и сложнее. А ведь на кухне всё ещё горит свет — папа не ложился. После случившегося утром он бы и не лёг — это очевидно! Но лечь и проспаться хотелось уже мне. Пожалуйста… Я не хочу…       Сбросив с плеча сумку, я стала рыться в поисках ключей и телефона — надо же узнать сколько сейчас времени и каких масштабов будет сегодняшний «важный разговор». Вот только вместо ключей под руку чего только не попадалось: и орава вечно теряющихся резинок, и стикеры всех цветов и размеров, и зачем-то хранящиеся чеки вперемешку с купонами. Даже слегка потрёпанная упаковка пластырей, которую я купила специально для своих орудий пыток.       — Ты завтра работаешь? — упираясь локтями о руль, задал вопрос Сано, стоило мне вынырнуть из недр сумки. В глаза почему-то снова бросились последствия побоев, только в этот раз к перечню прибавились ещё и стёсанные костяшки, которые я до этого не заметила. Нет! Ты завтра не работаешь! Ты вообще никогда больше не работаешь, Наори! Лавочку пора прикрывать и…!       — Да.       Моя внутренняя, праведная Я охренела. Как, впрочем, и дружный квартет.       — Как всегда, до десяти? — улыбаясь, поинтересовался черноглазый.       — Нет, до одиннадцати.       Да, абсурдная ситуация! Сейчас я всеми правдами и неправдами буду заверять отца, что «всё хорошо, не волнуйся, я буду возвращаться раньше», а завтра плевать на эти заверения и возвращаться, дай боги, к полуночи. А ведь далеко не факт, что убедить папу удастся — он сыт по горло невыполнимыми обещаниями, а я уже давным-давно исчерпала перечень оправданий и отмазок.       — Тогда я заеду?       Я хмыкнула и посмотрела на парня. Побитый кем-то идиот… Вот вроде раздолбай-раздолбаем, а правильный. Хотя, скорее до невозможного наивный и глупый. И это почему-то вызывало едва заметную, чуть грустную улыбку. Наверное, в моём возрасте положено быть такими: чуть наивными, переполненными ожиданий и надежд. Полными жажды к жизни.       Когда-то я тоже была такой — смеялась, чудила, проказничала и верила, что жизнь будет весёлой и прекрасной. А потом я выросла. И не настолько красивой, как Мисс Вселенная, чтобы пожелать мира во всём мире, но и не на столько глупой, чтобы в это поверить.       Знаете, это забавно. В детстве мы все кричим, обижаемся, отворачиваемся, восторгаемся. Делаем всё что угодно, кроме притворства! Такая себе естественность с ограниченным сроком пользования. Ведь когда ты взрослеешь — правила меняются — приходится носить маски. И надевать их — это не значит проявлять неискренность, нет! Маски стали требованием времени.       — Буду благодарна, — очередная улыбка и, вытащив из сумки потрёпанную коробку пластырей, я протянула её парню. Ему они всё равно сейчас нужнее, нежели мне. — Советую приложить к ранам лёд.       Сано несколько растерялся. Он удивлённо округлил глаза и уставился сперва на протянутую упаковку, а после на меня. Секунда, и мой «жест доброй воли» прячется в карман кожанки, а сидящий на мотоцикле парень расплывается в довольной улыбке.       — Благодарю вас, милая леди.       — Ага, — безэмоционально выдала я и пошла к двери в подъезд.       Я обязательно разберусь с этой «проблемой» и расставлю точки над «i», но не сегодня! Может быть, завтра… Сегодня я слишком устала. К тому же этот невыносимый день ещё не закончился, и впереди меня ждёт… Даже не знаю, лекция? Нотация? Новый скандал? Что бы там ни было приятным это не будет. Но это неизбежно!       Как бы я не плелась по лестничному пролёту, как бы не молила богов, я всё равно окажусь перед дверью квартиры. Всё равно вставлю ключ в замочную скважину и всё равно скажу:       — Пап, я дома.