Сердце дракона

      Меряя широкими шагами кухню, я, словно та змейка из телефонной игры, петляла и наматывала круги по жилплощади. Отличие заключалось в том, что вместо яблочек и грибочков я жрала свои губы — дурацкая привычка, от которой я с детства не могла избавиться, а также то, что металась из угла в угол я по причине паранойи, а не тривиальной цели не впилиться в свой же хвост.       Да, я параноила! Не анализировала сложившуюся ситуацию, не обдумывала варианты решения, не переживала, в конце концов, а именно параноила!       Вчера, сидя в подсобке и утирая непримиримо слезящиеся глаза, я нехило так перепугала Риэ. Как выяснилось, после ухода парней подруга тут же помчалась узнавать «что за хрень со мной стряслась?», а тут я — сижу, трясусь, ещё и реву в придачу. А так как в силу нашей работы инциденты с клиентами бывают самые разные, Канари, недолго думая, развернулась на сто восемьдесят градусов и помчалась за хозяйкой бара.       Госпожа Кай, которую девочки, как и клиенты, звали мамой, была полноватой женщиной лет за пятьдесят. Вот только назвать её дряблой старухой язык тут ни у кого не повернется — она была невероятно красивой женщиной! Седые пряди, что смешивались с темными волосами, ничуть не портили её укладки, а морщинки придавали взгляду карих глаз мудрости. Мадам, как звала её я, была олицетворением элегантности и изысканности. В её манере было нечто такое, что заставляло тебя пристально смотреть на неё. Несмотря на крепкую любовь к табаку, она даже курить умудрялась изящно — используя для этого держатель для сигарет. Она словно была аристократкой, сошедшей со страниц романов.       Должна признать, по началу я её боялась. Мадам воплощала принцип жесткости и решительности, когда дело касалось бизнеса и выбора персонала, да и вообще создавала впечатление холодной, строгой и требовательной женщины, но лишь на первый взгляд! Мой страх очень быстро сместило уважение к этой женщине. Несмотря на жесткость при отборе, к уже выбранным девушкам госпожа Кай проявляла особую лояльность и заботу, выслушивая порой наши проблемы и давая мудрые советы. Вот только что в моей ситуации посоветуешь? Особо-то и ничего!       — Фуджимото, возвращайся за стойку, — вертя в руке черный лакированный держатель с дотлевающей сигаретой, распорядилась мама, задумчиво глядя на уже успокоившуюся меня. Ну, как успокоившуюся, я просто тушь по лицу размазывать прекратила. — И Андо позови — пускай до метро проводит.       — Что Вы, не стоит! Я… — тут же спохватилась, собственно, я, но…       — Я сказала! — с нажимом повторила мадам и махнула головой в сторону выхода, таким образом прося Риэ покинуть помещение. Подруга прекратила меня обнимать и, кивнув хозяйке, пошла исполнять поставленные задачи, оставляя меня наедине с госпожой Кай. В подсобке повисло напряженное молчание.       — Извините… Развела балаган из ничего… — нервно теребя край юбки, тихо произнесла я, глядя в пол — смотреть на хозяйку было боязно и стыдно.       — Эх… Вот поэтому я и не беру школьниц на работу… — устало вздыхая, ответила мне женщина. По правде говоря, то, что я тут работала, можно было считать чудом. На собеседовании госпожа Кай сразу же сказала мне, что эта работа не для меня и вообще мне стоит с большей пользой тратить своё время. Но то ли моя баранья упертость, то ли готовность браться за самую тяжелую работу, или, быть может, мои аргументы о том, как сильно мне нужны деньги для семьи, заставили эту женщину смягчиться. Она сделала исключение, а я, в свою очередь, делала всё, чтобы она об этом не пожалела. И она не жаловалась, по крайней мере, до сегодняшнего дня.       — Мне правда очень жаль! Я не хотела причинить проблем заведению! — сминая ткань юбки в кулаках, проговорила я, задирая голову и глядя на маму.       — Успокойся, такие вещи случаются, — спокойно ответила хозяйка, — и твоя реакция вполне понятна. Я не собираюсь вышвыривать тебя за один косяк — это далеко не самое страшное, что видели стены этого бара.       — Я стакан под виски разбила… — решила я пополнить список своих же косяков.       — Вычту из зарплаты. — равнодушно парировала женщина, глядя мне в глаза.       Внезапно дверь скрипнула, являя в дверном проёме нашего охранника.       — Звали?       — Да, у нас произошел маленький инцидент — проведи Шури до станции. Во избежание, так сказать.       — Хорошо, — кивнул хозяйке Андо-сан, а после обратился уже ко мне. — Готова?       — Да, конечно! Извините за доставленные неудобства, — подскакивая и хватая свои вещи, торопливо ответила я.       Распрощавшись с хозяйкой, я ещё раз извинилась за то, что её дернули по пустяку, и заверила, что подобного больше не повторится. До метро шли быстро и молча. Я не хотела грузить всех своими бедами, а Андо-сан, в свою очередь, не мешал мне заниматься самокопанием. Этим, по мнению Риэ, неблагодарным делом я занималась и пока шла до метро, и в вагоне, и по дороге домой, и даже ночью!       Я не боялась оскорблений и нападок, и слухов как таковых не боялась. За нашей семьёй давненько закрепилось клеймо «не самой благополучной», так что новенького я ничего не услышу. Некоторые соседи и мамочки что, зря старались? Как бы я не пыталась быть милой соседкой и ответственной старшей сестрой, мир полон злых языков, так что косточки у меня не просто перемытые, а отполированные! Подумаешь, к не маленькому списку ещё и «лицемерная», «лживая», «продажная», «шлюха» и прочие эпитеты на пару с терминами прибавятся. Такова жизнь — переживём!       Да, обидно! Порой так обидно, что пореветь в подушку хочется, причем капитально, так, чтобы на пару часиков! Но это ведь не смертельно! Наревусь, замажу последствия и снова надену улыбчивую жизнерадостную маску. Словно всё хорошо, словно я самая счастливая в мире.       Да и некоторые высказывания не лишены правды, а на правду, как известно, не обижаются!       За ночь я благополучно смогла себя убедить в этом. Вот только школу прогуливала сегодня по совершенно иной причине. Как я уже говорила, я не боялась слухов, однако я невероятно сильно боялась их последствий. Стоит им дойти до ушей преподавателей, и моя жизнь будет фактически кончена. Да, старшая школа не является обязательной. И да, главной целью обучения является поступление в университет, а я в него не собираюсь. Куда мне с моей хромающей на обе ноги успеваемостью и финансовым положением? Но давайте всё же прикинем, кто будет более выгодно смотреться на собеседовании: человек, который окончил среднюю школу, или тот, что окончил старшую? В этой «битве титанов» вообще дипломник выиграет, но не будем о грустном! Ибо разговор пойдёт о пиздецки печальном!       Если о моей работе узнают учителя, меня мигом исключат из школы. И мало того, что я просру деньги за год обучения, с этим «письмом счастья» меня ни одна другая школа может не взять! Делаем закономерный вывод: я просираю деньги за три года обучения. Ну и бонус ко всему этому, о причине исключения узнает отец, а это абзац полнейший — он и так волнуется!       Как видите, накрутила я себя знатно и паранойю более чем профессионально. До такой степени, что на нервах сгрызла губы в кровь — дурацкая привычка сдирать зубами обветренную кожицу. Как итог — опять все губы в ранах.       Устало плюхнувшись на табуретку, я отпила из чашки давно остывший кофе. Как писал Льюис Кэрролл: «Если уж играешь роль, танцуй свой танец до последнего аккорда» — вот я и танцевала, как обычно, вставая в шесть утра. То, что сегодня в школу не пойду, я знала ещё выключая злосчастный будильник, но роль «всё в порядке» это никоим образом не отменяло. Не хватало ещё давать отцу лишних поводов для лекций на почве беспокойства, так что я, как всегда, улыбалась, готовила завтрак и бенто, собирала Рёту в школу. Личину удалось сбросить только после того, как закрыла за папой дверь. Рёта — не отец, ему подать необходимую мне информацию куда проще. Так что, спровадив всех и оставшись под предлогом «что-то мне нехорошо, — наверное, что-то не то съела», я с чистой совестью изводила себя в своё удовольствие. И продолжила бы и дальше, если бы не телефонный звонок.       ~ Как ты? — прощебетала на том конце провода моя зеленоглазая канарейка.       — Нормально… — кисло ответила я, мысленно продолжая красочно характеризовать себя не самыми лестными эпитетами за то, что вчера так бурно среагировала. Вот какого хера?! Не утрать я контроль над собой, может быть, смогла разрулить как-то эту ситуацию. А теперь?       ~ Опять не выспалась и страдаешь самобичеванием… — констатировала подруга таким тоном, будто это само собой разумеется и вообще всем известная аксиома. ~ К слову, напомни мне свой этаж, а то я вечно забываю.       — А как же универ?       ~ Та, — отмахнулись от меня, ~ у меня сегодня всего две лекции было. Этаж!       — Третий.       Уже через пару минут в моей прихожей стояла пара изящных туфелек, а на кухонном столе покоился пакет из ближайшего круглосуточного магазина.       — М-да, ну у тебя и вид… Выглядишь так, будто сейчас помрёшь.       — Ну, спасибо! — обиделась я, — С чего ты вообще взяла, что я дома?       — Дорогуша, мы с тобой не вчера познакомились. И вообще, не съезжай с темы! Это ж надо было себя до такого довести…! Значит так, чай отменяется! Сейчас будем применять на практике мои лекции по философии! — хлопнув ладонью по поверхности стола, решительно заявила брюнетка и потянулась за своей сумкой, которую она бросила на соседний стул.       — Может, психологии? — рискнула предположить я.       — Может и психологии, но поверь мне, закончим мы лекциями по философии. Тащи бокалы и штопор! — скомандовала подруга, водружая на стол бутылку вина с видом победительницы. Причем победила она явно в великом сражении — битва при Арита-Накаидэ и рядом не стояла.       — Э, не! Я в этой попойке не участвую — мне за глаза хватило прошлого раза! — запротестовала я, вспоминая, как эта бессовестная личность споила меня в прошлый раз. Она, видите ли, устроила мне пикник по случаю окончания триместра!       В принципе, по меркам этой алкоголички, ужасного ничего не произошло: я просто искупалась в речке, просрала в ней же одну свою туфлю; в попытках её найти угробила вторую; а после шла босая по причине того, что «я ж не дура идти в одной балетке?». А вот не снимали мы эту самую балетку с дерева уже по другой причине — «она и так убитая!». В общем, итогами пикника было то, что пьяная, чуть ли не в зюзю, мокрая и босая я завалилась ночевать к Канари, а по утру мучилась головной болью и совестью на пару со стыдом. Ибо, как выяснилось на следующее утро, дома был совсем не «никого дома», а порядком охреневший от полуночного шабаша дядя. Но, даже несмотря на всё это, Фуджимото настойчиво убеждала меня в том, что это всё фигня и вообще, «нас же в обезьянник не забрали!».       — Ой, да ладно тебе…       — Ты в прошлый раз так же говорила! — словно кошка ощетинилась я. По итогам прошлого раза мы оперативным путем выяснили ряд интересных фактов. Первый: пить я не умею — меня уносит после пары банок. Второй: будучи пьяной я становлюсь очень веселой, жизнерадостной и лёгкой на подъем. Третий: балетки не любят водные процедуры и, как следствие, расклеиваются на составляющие части — подошва отдельно, туфля отдельно. Четвертый: тина — это та зелёная хренотень, которая жутко воняет и нихрена не отстирывается. Пятый: Кавахара-сан — это именно тот человек, которому я под дулом пистолета не смогу смотреть в глаза ещё лет так… десять.       — Зато я смогла тебя отвлечь, и тебе было весело! Скорее стыдно!       — Всё, не спорь со старшими и тащи штопор! Сейчас в деталях и по минутам будешь мне рассказывать, что вообще стряслось? В конечном итоге две головы лучше, чем одна!       На том и порешили.

***

      — Да в конце-то концов, Шури, мужик он или нет?! — возмущённо выкрикнула брюнетка, ударяя стаканом по столу. Бокалы я ещё в детстве все благополучно растащила, а за ненадобностью новые мы не покупали, так что пили сухое полусладкое мы с Канари из стаканов.       — Не знаю… — понуро ответила я, помешивая в кастрюле удон. Скоро брат со школы прийти должен — кормить чем-то надо, да и на работу скоро собираться. Не хочу!       — Хотя какой он там мужик — кабель сраный! — продолжила делиться впечатлениями от моего рассказа подруга. Я на это лишь хмыкнула.       Риэ была права — закончили мы философией. Причем она могла с лёгкостью защитить как научную диссертацию на тему «Акаши — козел, кабель, баран, гамадрил и прочие представители фауны», так и диплом на тему «Двойственные стандарты нашего мира». Ведь, если подумать, наш мир кишит ими. Они, как кривое зеркало общества, которое искажает реальность, — отражают нашу неспособность видеть все точки зрения, подчеркивая тем самым нашу неполноту и отсутствие объективности в оценке других. А также демонстрируют наши пристрастия и предрассудки. Ведь когда мужчины заигрывают с хостес это норма — не более, чем развлечение, ведь девушка там играет в флирт. Но если это делает уже твоя знакомая, это неприемлемо и в момент становится предметом осуждения. И почему такая несправедливость в правилах игры?       — Нос сломаю… Долбоящер хренов… — тихо пробубнила моя гостья.       — Ты что, он же…       — Похер! — огрызнулась Канари. Она была бунтаркой по натуре, что ох как не радовало её семью. Наотрез отказавшись быть идеальной пай-девочкой еще «в далёкие шестнадцать», Риэ перевернула дом Фуджимото с ног на голову. Как итог: вместо юрфака Киотского университета — кафедра журналистики в одном из универов Токио, вместо практики в какой-то адвокатской конторе — работа в далёком от престижа Гёрлз-баре. Стоит ли говорить, что консервативная семья ей такого бунта не простила? Отец напрочь отказался помогать, указав на дверь, старший брат порвал все связи, а мать закатила очередной скандал. «Паршивая овца» — именно с этим клеймом Риэ громко хлопнула дверью отчего дома и приехала в Токио к дяде. Господин Кавахара своих детей не имел, а по сему с радостью стал спонсором бунта в «адски чопорной семейке». Так что жила Канари у него, время от времени объедая ещё и меня по столь простой причине, как полнейшее неумение готовить что-то сложнее бутербродов. Она ещё и причитать при этом не забывала: «Вот достанешься ты кому-то, он поймет, какая ты хозяюшка, и что мне потом делать? С голоду помирать?».       — На, ешь — добрей и не говори глупостей. Этот долбоящер тебя на полголовы выше. — ставя перед подругой тарелку лапши с курицей и овощами, ответила я. Риэ, несмотря на свою крепкую любовь ко всему высококаблучному, была не на много выше меня — всего-то на пару-тройку сантиметров, да и, честно говоря, была куда симпатичнее. Чуть взъерошенное длинное каре, пронзительные тёмно-зеленые глаза, в которых всегда пляшут озорные огоньки, пухловатые губы, аккуратный носик. Да и фигура получше моей — тонкая талия, пышный бюст, округлые бёдра. Риэ походила на куколку. И при всём вышеперечисленном, бокс! Ну вернее не бокс, а кикбоксинг, но лично для меня сути это не меняло. По началу сильно удивлялась. Вернее очень сильно, а после это стало подпадать под пункт «Вполне в духе Канари».       — Та плевать я на это хотела! — продолжала возмущаться девушка, вот только возмущалась не долго. — Блин, мне даже как-то объедать тебя неудобно…       — Всегда было удобно, а сегодня нет?       — Да, я сегодня злая! — ответили мне, но при этом тарелку ближе придвинули. — А если серьезно, то ему что, заняться больше нечем? Он же не баба базарная, слухи распускать?! Может, обойдется…       — Может… — угрюмо согласилась я. Верилось мне в это с трудом. Вернее, не верилось вообще! А с другой стороны, Риэ права — какой ему резон? В школе мы не общаемся, а вне школы и подавно. Вот только неспокойно мне.       — Может, ещё налить?       Я лишь мотнула головой, беря в руки стакан с недопитой рубиновой жидкостью. Во избежание зюзи и пьяных инцидентов, Канари, как ответственная старшая, налила мне лишь треть стакана. Забавно это всё выходило. Мы были абсолютно разные, но в то же время очень похожие.       — Не, мне ж на работу скоро…       — Точно, это ж ты сегодня работаешь. Не кисни — всё обойдется!

***

      Синоним Ада на букву «П» — понедельник. И нет, это не шутка — я действительно так считаю.       Подходя к воротам школы, я искренне верила, что каждый тихий «цок» балеток об асфальт — это звук вбиваемых в крышку моего гроба гвоздей. Всю пятницу и выходные я «жевала» эту проклятую ситуацию! В какой-то момент даже устала трястись и плюнула на это всё со словами «ебись всё пылесосом!». И вроде полегчало, но нет! Опять иду-трясусь, на подсознательном уровне замедляя шаг. А госпожа Кай ещё говорила: «Нравишься ты мне — смелая. Глаза не отводишь.» Пф! Смелая… Трусиха я! Была бы я смелой — в пятницу бы школу не прогуливала, а шла навстречу проблеме. Да и не врала бы всем по поводу и без. Рёту учу иметь смелость смотреть в глаза, а сама хвост поджимаю. — думала я, застывая перед школьными воротами. Желание развернуться и по-тихому свалить домой приветливо так помахало ручкой, вот только ничего не выйдет — уже пришла.       Глубоко вздохнув и поправив сползающую лямку сумки, я переступила «порог» учебного заведения и с видом приговорённой к казни направилась к стенам здания.       Трусиха и мнительный параноик — интересное, но до крайности омерзительное сочетание, которое как нельзя лучше характеризовало меня сейчас. Аж противно! Никогда не думала, что всё обернётся вот так. Шагая по коридорам школы, я, словно запуганный зверёк, прислушивалась к каждому звуку. Каждый шепот и смех одноклассников, казалось, был направлен на меня, и это накаляло нервы до предела. Глубоко в душе я понимала, что мои страхи, возможно, только продукт моего не в меру бурного воображения, но, тем не менее, не могла освободиться от этого мерзкого ощущения — меня словно сковывали холодные скользкие щупальца ужаса. А держать лицо в таком состоянии ух как не просто.       — Саито!       Моё сердце остановилось, стоило почувствовать, как кто-то касается плеча. Дёрнувшись, как от удара током, я резко повернулась. Ямада. Сердце с низкого старта помчалось таранить рёбра. Студсовет!       Я, кажется, побледнела.       — Д-да? — давя из себя милую улыбку и больно заламывая при этом пальцы рук, ответила я. Ещё одна тупая привычка, которая проявляет себя, когда сильно нервничаю.       — Ты чего? Напугал, что ли? Видать, маска совсем трещит по швам. — подумала я, но вместо этого, неловко улыбаясь, ответила: — Немного. Ты что-то хотел?       — Ты же помнишь, что мы сегодня дежурные?       Кивок и ещё одно больное переплетение фаланг за спиной. Нет, ну я их себе точно когда-нибудь переломаю или вывихну к чертям собачьим.       — Слу-ушай… — протянул парень, потирая шею, — А ты можешь сегодня сама в классе убрать? Мне с документами для студсовета закончить нужно.       — Да, конечно! Мне совсем не сложно, Ямада-кун.       — Ты чудо!       На этих словах довольный зам президента всея студсовета помчался дальше по своим делам, а я очень медленно выдохнула. Ноги подкашивались, сердечный ритм всё никак не мог прийти в норму, а пальцы, как всегда, похолодели. Но это было не важно! Он не знал! В сторону не отводил, в кабинет директора не звал, больную мне тему не затрагивал, а ведь он встречается едва ли не с первой сплетницей школы! Если уж Савада — ходячий новостной граммофон, ни сном, ни духом, то учителя и подавно. Может, и вправду пронесёт?       Эта мысль обнадёживала и успокаивала натянутые, как канаты нервы получше любой валерьянки. Ведь если Акаши будет держать язык за зубами — мне ничего не грозит. Его насмешки я как-нибудь переживу. Да и терпеть их не долго, мне бы только как-то этот год закончить, а дальше похуй! Нет! Вот как раз таки ему мне и не стоит попадаться на глаза! Меньше буду отсвечивать — меньше вопросов касательно его насмешек будет.       Всё-таки я хренов параноик. И как с такими шальными нервишками я только в карты играю? Непонятно… Понятно только одно: Риэ была права — параноить вредно для здоровья. Опять мигрень начинается… Блять, а ведь ещё целый день за партой и смена!.. Сдохнуть хочется.

***

      Вот я ж вроде не тупая, так какого хера?       Да, учусь я не важно — мне просто банально некогда сесть и разобрать тему, вдуматься в неё. А так я бы и японский легко сдавала, и географию, и историю, и биологию, и геометрию. С физикой и химией так, конечно, не работает, там что читай, что нет — один хрен не понятно. Но всё же!       И память у меня вроде не шибко дырявая. Я, конечно, легко могу забыть про то, куда запхала свой сотовый, и потом полчаса его искать, абсолютно запамятовав, что сама же поставила его на зарядку десять минут назад. Да и с очками у меня та же фигня — надеть на голову, а потом об этом забыть, для меня как два пальца об асфальт. Но в остальном же сбоев нет! Для всех важных дел существует блокнот и стикерочки, а вот в них уже вся моя жизнь. Там и школьное расписание, и рабочий график, и список покупок вперемешку с заданиями на день. Причем моя любовь к записыванию информации уже дошла до того, что Рёта орёт, вопит и дико бесится, когда находит на своей половине комнаты мои стикеры. В эти моменты он на дикобраза смахивает и очень забавно фыркает.       Но сейчас не об этом. Сейчас вопрос заключается в том, какого, собственно, я творю? Я ж не тупая!       А всё потому, что я непрошибаемая дура. И как по мне, лучше б я была тупой — та хоть ещё жизни не видела, только учится. Но нет, я ж наступаю на одни и те же грабли, ожидая почему-то другого эффекта.       Опять! Опять я надела проклятые мною лодочки и опять, сука, натёрла! Ничему жизнь не учит. И ведь, заразы, красивые, но до ужаса не удобные — жёсткие. Почему я их купила? Всё по той же причине — дура. Балетки же я благодаря одной алкашке в реке просрала, а в школьных за стойкой стоять как-то не очень. А эти красивые, с приемлемым каблуком, ещё и со скидкой… Вот и купила, дабы за стойкой чуть выше казаться. И главное ж свербело где-то на задворках мозга, в районе мозжечка, что нифига они не разносятся, но нет! Короче говоря, дура.       Теперь стой за стойкой и мучайся от боли, причем боли в кубе — болят пятки, болят ноги, болит голова. Мигрень вообще мой неизменный спутник по жизни уже как три года. Стрессы, переутомления, нарушение режима сна, извечное кофе, пассивное курение — прям все условия для неё. Я когда-нибудь застрелюсь.       Да, я, в отличие от Канари, жизнерадостностью не отличаюсь, особенно при мигрени. Ну, тут, конечно, если не считать меня пьяную — там другой разговор.       — Рано я женился, Шури… Рано я женился… И так прогадал! Если бы я родился… — вновь начал свою шарманку господин Ямазаки. Он был алкоголиком и всегда говорил о своем браке и о том, что жизнь не удалась. Моей же ролью в этом фарсе было внимательно слушать и поддакивать, так как флиртовать было опасно. С молодыми офисными клерками проще, а вот женатики — не мой профиль. Во-первых, принципы не позволяли рушить чужие семьи, а во-вторых, как правило, эти самые «женатики» мне в отцы годились. Господин Ямазаки, к слову, был одним из них. Вот только из-за крепкой любви к алкоголю на вид он мне уже не в отцы — в деды годился.       — О, господин, как долго я вас тут не видела! Расскажите, где пропадали? — прощебетала Хори-сан, кладя руку мне на плечо и слегка отодвигая от стойки. Я лишь кивнула ей. Наконец-то домой!       — Было приятно снова вас увидеть, хорошего вечера, — фирменно улыбнувшись, попрощалась я с клиентом и толкнула деревянную дверь, ведущую в служебные помещения. С Хори-сан я уже не прощалась.       На работе у нас был свой неписаный кодекс. К примеру, обращались друг к другу мы только по заранее оговорённым прозвищам, которые использовали для общения с клиентами. А чтобы не отвлекать клиентов — кивали или махали друг дружке в знак прощания или приветствия. Рука на плечо — «тебе уже пора», на поясницу — «меняемся», и в таком духе. А что, язык жестов — это очень удобно. И от работы не отвлекает, и клиентам не мешает.       Прошмыгнув в служебное помещение, я, цокая каблуками, прошла мимо склада и постучала в открытую дверь — госпожа Кай имела привычку не закрывать двери в свой кабинет, когда была в нём. Своеобразный индикатор — на месте или нет.       — Закончила? — не отрываясь от бумаг, спросила женщина. Сегодня она была не в самом радужном расположении духа — стиральная машина сломалась, а это добавляло лишних хлопот и расходов по типу вызова мастера, и это в лучшем случае. В худшем — это вызов машины и сдача в ремонт, ну а в самом паршивом — покупка новой. Относилась она к этому в силу возраста, конечно, философски, обозначив как «когда-нибудь это бы случилось», но, тем не менее, как и любой человек, раздражалась.       — Да, я нужна Вам завтра?       — Нет. Я на этой неделе у поставщика ничего не заказывала, а вот на следующей неделе пару ящиков должны привезти. — откладывая в сторону бумаги и снимая с носа очки, произнесла мадам, откидываясь на спинку кресла. — Ты в четверг или субботу сможешь выйти?       — Я всегда в Вашем распоряжении, — улыбнулась я.       — Да, ты никогда от работы не отказываешься… — потирая переносицу, ответила женщина. — Тогда на следующей неделе скажу точнее. Машинка своё отжила, так что рубашку забери домой. И да, выходи через парадную — со служебного грузчики корпят над этой старушкой.       Я лишь кивнула.       Получив разрешение идти домой, я бодро зашагала в подсобку. Несмотря на мигрень и истерзанные пятки, настроение стремительно налаживалось — завтра наконец-таки высплюсь. Я эту мысль как мантру твердила. И не дай Боги кому-то разбудить меня раньше одиннадцати — мертвым позавидует! Ибо просто уставшая и невыспавшаяся в будний день я — это одно дело, и совсем другое — разбуженная в законный выходной. Это, господа, две абсолютно разные Наори. Я и так весь понедельник и вторник ходила как на иголках, прислушиваясь к каждому шепоту и дергаясь от любого смешка в ожидании пиздеца размером с метеорит. Имею право морально отдохнуть и выспаться!       К слову об апокалипсисе — его не случилось. То ли Боги услышали мои мольбы и в кои-то веки сжалились, то ли Акаши слег с ангиной и разговаривать не может — не знаю! Но его я в школе не встречала, и слухов про меня никто не распускал, так что примерно к среде я отключила режим «мнительного параноика», а к четвергу уже жила как ни в чём не бывало.       Зайдя в комнату персонала, я выудила из шкафчика свою старенькую сумку и аккуратно сложенную темно-синюю футболку и, водрузив все эти вещи на стол, принялась искать пластырь и блокнот.       — А-я-я-я-яй! Ноги мои ноги, — пищала я, реанимируя пятки. Поможет ли пластырь поверх уже натёртой мозоли? Определенно нет! Успокоит ли это меня? Конечно, ведь я сделала, что смогла!       — Дура! — подытожила я свои же размышления, нарыв в недрах сумки блокнот и неизменные желтые стикерочки. Значит так, что мне надо? Лапшу, морковь, порошок, моющее для посуды, молоко, хлеб и джем — купить. Рубашку постирать и в воскресенье не забыть!       Записав очередную пометку на желтом листке и прилепив его к странице «Воскресенье», я уставилась на футболку. Недолго думая, запихнула её внутрь слегка потрепанного аксессуара, предварительно скрутив в небольшой валик — переодеваться было просто до безумия лень, к тому же тут сейчас грузчики будут стиралку перетаскивать. Так что со словами «и так нормально!» я просто накинула свою слегка большую джинсовку поверх фирменной черной рубашки.       Выходя в зал, ещё раз махнула коллегам на прощание и вышла на улицу. Я предвкушала то прекрасное мгновение, когда сниму эту дурацкую обувь, залезу под одеялко и буду сладко дрыхнуть до обеда. Я верила, я ждала, и я очень жестоко обломалась!       Застыв в нескольких шагах от выхода, я искренне хотела верить, что это всё галлюцинации — я просто переутомилась, надышалась сигаретного дыма, спутала безалкогольный мохито с алкогольным. Да что угодно, черт побери! Лишь бы не это!       Напротив входа, опираясь о байк стоял Сано. Мужики — бабы базарные!       Честно говоря, можно было бы списать всё происходящее на нелепую случайность, очень нелепую! Просто ученик моей школы и лучший друг Акаши — Сано Шиничиро просто решил припарковать байк посреди улицы, и ему просто захотелось стать покурить именно напротив бара, в котором я работаю. Всё просто! Жизнь моя по пизде идёт просто! И это бесит! Вот что я им сделала? Нет, ну этого отшила, как и многие до меня, а Акаши по роже дала — претензий нет. Но это же не повод превращать мою жизнь в сущий ад. К тому же этот гамадрил (спасибо Риэ за её научный труд в этой области) сам напросился. Боги, за что мне всё это?       — Саито… — отвлек меня от моральных истязаний Сано. Затушив бычок носком кед, парень оттолкнулся от байка, вот только уж больно сильно он разогнался!       — Охрану позову, — тут же обозначила я свои намерения. Я, конечно, могу быть непробиваемой дурой и сколько угодно прыгать на граблях под названием «лодочки», но это не значит, что я на всех своих ошибках не учусь. Специфику работы знаю, возможные последствия — тоже. Да и вообще, на дворе далеко не тихая гавань с лебедями — разгул бандитизма, как-никак.       Стоит отдать Сано должное, он как сделал шаг в мою сторону, так и остановился, а вот зрительный контакт не оборвал. В душе зародилось паршиво сдерживаемое раздражение, мигрень о себе напомнила, да и вообще, задолбалась я за эту неделю. И это ещё мягко сказано!       — Давай облегчим друг другу жизнь и ускорим процесс, а? Ты выльешь на меня ведро грязи, я это покорно выслушаю и разойдемся, — массируя переносицу большим и средним пальцами, предложила я, едва сдерживаясь. К чувству раздражения медленно, но уверенно маршировала истерика. Захотелось разреветься и посетовать на жизнь-падлу. Но нельзя! Ещё перед придурками всякими не ревела — обойдутся! Поэтому, сделав глубокий вдох, медленный выдох, я прикрыла глаза и расправила плечи, приготовившись слушать. Про то, что ногти больно впивались в ладони, мы умолчим — мы лицо держим.       — Ну… я не собирался вообще-то…       Изогнув бровь, уставилась на парня. Не удивлённо, нет — недоверчиво. Ибо какого хрена он тогда припахался?! Собственно, именно этот вопрос, только в культурной форме — мы приличные, я и задала.       Ответ убил!       — Да так… извиниться хотел, — я в недоумении уставилась на парня. Даже голову чуть набок склонила. На пьяного не катит, да и на обкуренного тоже. Тогда что за нахрен тут творится? Пьяного в стельку Ямазаки-сана и то понять легче!       — А за что?       — Знаю, Акаши поступил как полнейший…       — Постой! — перебила я и устало вздохнула. — Во-первых, мне не нужны твои извинения — ты мне ничего не сделал. А во-вторых, врать ты не умеешь. Причём от слова совсем…       Сано глуповато улыбнулся и снова потер шею. Он, в принципе, её на протяжении всего времени потирал. Вначале мне казалось, что это он от неловкости, но потом у него глаза забегали. Так что врали мне весьма и весьма неумело.       — Да, тут ты права. В любом случае, я не буду распыляться об этом в школе. И Акаши тоже!       — Будем считать, что я тебе поверила, — поправляя лямки сумки, ответила я. Стоит сказать, что я искренне считала, что это точка и разговор на этом закончен. Даже в сторону метро хромать начала, ибо на красивую походку «от бедра» моё передвижение не особо тянуло. Как оказалось, брюнет со мной был в корне не согласен.       — Саито, погоди! — меня схватили за руку. Не сильно, но это заставило остановиться, развернуться и очень выразительно уставиться на обнаглевшую конечность. Следом уставилась уже на черноглазого — интересный цвет, к слову. То, что у него зрачка, считай, нет, я ещё в библиотеке заметила. Но сейчас не об этом!       — Давай подкину, — указывая большим пальцем себе за спину, предложил парень. Примечательным и невероятно радостным было то, что руку отпустил — смекалистый.       И вот она, дилемма межгалактического масштаба: последовать своему первому порыву и сказать: «Обойдусь!» или же откинуть гордость и воспользоваться тем, что, собственно, на голову падает?       С одной стороны, гордость с чувством самосохранения бушуют. Да так, что мама, не балуй! А что? Мало ли куда завезти могут — только за прошлую неделю по новостям о двух случаях изнасилования сообщили. Да и на байк к не пойми кому садиться — идея далекая от адекватности. Подумаешь, один год одноклассниками были и проект вместе делали. Дебилов сейчас за глаза хватает!       А с другой стороны, на кого, а на насильника Сано не тянет. Я, конечно, могу ошибаться, но он даже врать не умеет! Так что один аргумент инстинкта самосохранения безжалостно завалила моя, безусловно тупая, «бабская чуйка». Да и ноги болят, а мне ещё на этих клыштах до метро хромать, потом до магазина… В конце концов, выгода, экономия, да и скрывать по фактам уже особо нечего.       — Хорошо… — всё же пошла на сделку с адекватностью я. Ноги вместе с меркантильностью от такого решения ликовали, а вот гордость на пару с самосохранением были недовольны. Первая по причине очередного ущемления, а вторая — потому, что я неадекватная и на чужих ошибках учиться отказываюсь. Собственно, именно по этой причине она мне мстительно сулила пачку неприятностей по акции «Дохрена по цене одной». Мол, бери, дорогуша, это тебе от жизни подарок — меня же ты не слушаешь!       — Держи! — протянули мне темно-серый шлем. — Каталась раньше? — Похоже, кого-то вся эта ситуация веселит.       — Не доводилось.       — Тогда инструктаж! — Нет, явно веселит! — Момент с доверием опустим. Из основного — садиться, слезать по команде, сидеть так, чтобы было комфортно, не заваливаться на левый или правый бок, стараться повторять мои движения. А так, держаться крепко, ноги на подножки, говорить о поворотах заранее и самое главное, — Сано расплылся в довольной улыбке, — наслаждаться поездкой!       Сказав это, он вытащил из кармана бомбера ключи и, прокрутив их на пальце, вставил в замок зажигания. За тем, как я вожусь с застёжкой шлема, он наблюдал уже сидя. Получив команду «Запрыгивай!», я назвала ближайшую ко мне станцию метро и, осторожно взгромоздившись позади парня, аккуратно уселась.       — Сзади поручни есть, но это не очень удобно, лучше держись за меня.       Внутри вновь разбушевались гордость с самосохранением. На сей раз собачились они уже между собой. Гордости очень сильно не нравилась идея обнимать кого попало, а самосохранению — перспектива больнички по причине множественных переломов. Так что, выбрав из двух зол меньшее, я обвила руками талию Сано.       — Готова?       — Наверное…       Байк сдвинулся с места, я же интуитивно прижалась сильнее, ощутив, как сердце на мгновение рухнуло вниз от набора скорости — от части щекотное, но малоприятное чувство.       Наблюдать за ночными пейзажами не было ни сил, ни желания. Шлем съезжал на глаза, но поправить его, расцепив руки, духу не хватало. Так что приходилось ехать так, время от времени чуть сильнее цепляясь за Сано.       — Ты у самой станции живёшь? — перекрикивая шум оживленной улицы и мотора, спросил парень.       — Нет! В нескольких кварталах! Можешь остановить рядом с выходом — я дойду!       — Тогда командуй дальше! — сбрасывая скорость, дал установку Сано. Пришлось аккуратно ворочать головой, дабы сползший на переносицу шлем откинуть чуть назад.       — На перекрёстке нужно повернуть налево!       Дальше было «прямо», «третий поворот направо», «прямо» и так вплоть до магазинчика.       — Тут! — аккуратно потянув за белую футболку, громко сказала я, стоило завидеть знакомую вывеску. Байк плавно остановился.       — Далековато же тебе добираться…       — Я привыкла. Могу? — высвобождая несчастного водителя из своих объятий, поинтересовалась я.       — М? — сперва не понял он. — А, да, конечно!       Я слезла с транспорта. Сано на удивление оказался хорошим водителем, но как бы там ни было, чувствовать твердую почву под ногами лучше. Опять повозившись с застёжкой, я всё же стянула с головы шлем — переносицу слегка саднило в месте соприкосновения.       — Понятно, почему вы их редко носите, — потирая надавленный лоб и переносицу, шутливо проворчала я, возвращая средство защиты владельцу. — Спасибо, что довёз! — поклон.       — Да ладно тебе, — мне не сложно. Где-то тут живёшь? — я мотнула головой.       — В соседнем квартале. Тут идти минут пятнадцать, так что я сама управлюсь. К тому же мне ещё в магазин нужно.       — Хочешь, могу подождать, — облокотившись руками о руль, предложил брюнет. И вот смотрю я на него и понять не могу: вконец отчаявшийся, до невозможного правильный и бескорыстный или просто дурак? Наверное, всего понемногу.       — Езжай домой… — устало вздохнув, ответила я, и мои губы едва дрогнули в вымученной улыбке. Работая в данной сфере услуг, я пошла на сделку с совестью. Да, я не продавала своё тело, как девушки из массажных салонов, но я продавала чувства. Кокетничать, флиртовать, шутить, развлекать — это всё была моя работа. И плевать, кто по ту сторону стойки! И я относилась к этому, как к работе, очередной обязанности — ведь я не пересекаю грань.       Я даже установила одно нерушимое правило: не играть чувствами вне бара, чтобы не причинять кому-то боль. Вот только… Почему-то, глядя в эти черные искрение глаза, стало противно от самой себя, от своего самообмана. И как бы это ни было гадко, Акаши действительно называл вещи своими именами — в поисках денег я правда продавала своё достоинство. И я бы и рада сказать, что пришлось пойти на это из-за финансового положения, да только это не так — к чему тут лукавить? Это был мой выбор!       — Увидимся, — махнула я рукой, заходя в магазинчик. Клятая совесть! И нахрена мне на ночь глядя такое счастье?! Нет, с недосыпом явно нужно что-то делать! А то с таким перепадом настроения свихнуться можно!