Сердце дракона

      Бенкей ржал, причём так ржал, что мне казалось, сейчас стёкла в окне задрожат. Такеоми тоже от него не отставал — скрючился в три погибели и бил кулаком по подлокотнику дивана, пряча свою рожу во всё том же сраном подлокотнике. И только Вака…       А не, этот тоже едва чупа-чупсом не подавился, хихикая. Уроды!       Я, конечно, тоже молодец, нашёл кому рассказать — трём законченным придуркам!       Отшили. Меня опять отшили. Вот что я в этой грёбаной жизни делаю не так? И ладно бы там две-три, ну пять-шесть, но не пятнадцать же! Или сколько их там? Честно говоря, я уже давным-давно сбился со счёта. Да и считать количество промахов — так себе удовольствие, чего не сказать об этих полуфабрикатах.       — Эт какая? — отсмеявшись, спросил Такеоми, принимая сидячее положение и вытирая проступившие слёзы.       — Двадцатая! — услужливо подсказал Вакаса.       Таке опять ушёл в состояние «дикий ржач». То бишь вновь завалился на диван и принялся барабанить по нему кулаком.       Захотелось взять вымазанную машинным маслом тряпку и отпиздить со всей переполняющей меня любовью. Вот только толку от этого не будет, ибо угорать с моего горя эти придурки не перестанут — только зря погром в гараже устрою. Двадцать. Подумать только. Двадцать, мать вашу, отказов!       И что я только не делал: до дома провожал, гулять приглашал, время уделял, шоколадки и цветы дарил, комплименты отвешивал — похуям!       — Шин, ну это уже диагноз! — прекратив изображать припадочного, выдал Акаши и потянулся за упаковкой тайяки.       На сей раз мне отказала консультантка, что недавно устроилась в булочной, где наша семья время от времени закупается по причине, именуемой «Манджиро». Ибо выдержать вопль: «Я сожрал все дораяки/тайяки — жрать больше нечего! Помогите — умираю!» сможет далеко не каждый. Вот и я не смог — пошёл, а там такая милашка!       Неделю в булочную бегал! Едва ли не все деньги на выпечку спустил, дабы повод увидеться был — всё без толку! Отказ!       Ещё и от деда пропиздон получил за то, что шкет сладкое жрёт в неограниченных масштабах. Так что теперь мы имели: бесхозную коробку десертов, мораторий на сладкое для Манджиро и одно в очередной раз разбитое сердце.       — В конце концов, столько раз проебаться — это тоже талант…       Тряпка всё же полетела. В Вакасу. Вернее в его наглую рожу. Ибо вот он вообще охренел! Мало того, что без труда девок клеит, так ещё и счетоводом заделался. У меня порой складывается впечатление, что он девушек не по именам, а по порядковому номеру знает. И похуям бы, да нет, — он ещё и малую мне сагитировал, а та, в свою очередь, Майки. Так что покоя мне теперь нигде нет — все всё считают!       — Э-э-э! — завопил леопард, я же, почувствовав себя отмщённым, вернулся к байку, мысленно отмечая для себя, что движок-таки придётся промывать.       — Ну серьёзно, к кому ты уже только не подкатывал… — перешёл к следующей стадии нашего разговора Бенкей, но был безжалостно перебит Акаши.       — А главное, как?!       Я глубоко вздохнул и отложил в сторону гаечный ключ — так всегда! Сперва я, расстроенный и раздосадованный, жалуюсь им. Они добропорядочно и очень исполнительно ржут, а затем начинают разбирать всё по полочкам: тыкать носом, советовать и ещё как-либо помогать, оправдывая звание закадычных друзей, в котором я сильно так успеваю усомниться во время их ржак. И в чём, в чём, а в разборе полётов это трио дегенератов тоже всегда было более чем солидарно: Вака настойчиво твердил, что я не урод, просто мои подкаты дико стрёмные и это он ещё «охуеть как мягко выразился», а Бенкей с Таке грозились спалить все журналы, из которых я черпал «этот грёбан бред укуренного пони». Почему пони — загадка по сей день, но как бы там ни было, всё сводилось к тому, что язык у меня из жопы и проблема явно в этом! И при любой попытке аргументировать, что «да ладно вам, нормально же звучит!» или «в кино же срабатывало!», я закономерно получал чем-то по роже.       Что в меня только не летало: и тапки, и трижды проклятые ребятами журналы, и не пойми откуда берущиеся под рукой тряпки, даже пустые банки из-под пива. Короче говоря, любая не жалкая и не травмоопасная домашняя утварь. Причём, порой складывалось впечатление, что определялась эта самая утварь по тем же качествам — сперва ставился вопрос «не жалко ли это запустить?», а уж потом «не прибьёт ли это меня?».       — Это отдельная тема! — отмахнулся от него Араши и принялся перечислять, попутно загибая пальцы: — Консультанткам, официанткам, кассиршам, студенткам, ровесницам, первогодкам, оторвам, пай-девочкам… Кто там ещё? Шебутным и даже тихоням!       Я скис. Как бы не старался, с кем не пробовал, все и каждая давала отворот-поворот. Может, я просто не создан для отношений?       — Пф! Тихоням… В тихом омуте черти водятся! — неожиданно скривился Акаши и, зажав между губ сигарету, принялся хлопать себя по карманам брюк в поиске зажигалки. И всё бы ничего, если б Вака в кулак с этого не прыснул. Мы с Араши переглянулись в недоумении.       — Вы о чём? — задал я вопрос, стягивая с рук перчатки и беря в руки банку колы.       — Да так… — расплываясь в ехидной улыбке, заговорчески протянул Имауши. В такие моменты он не на леопарда, а на обожравшегося сметаной кота смахивал. — Был у нас тут один случай… Да, Акаши?!       Друг на это лишь продемонстрировал Имауши средний палец и, отвернувшись, выпустил струю дыма. Леопард же беззаботно пожал плечами и продолжил самодовольно лыбиться.       Нам с Кейзо понятнее от этого не стало, поэтому мы вдвоём уставились на Имауши. От Такеоми в данной ситуации ответа ожидать было бы глупо, а вот по роже Вакасы было понятно — ща он доизмывается над несчастным и расскажет. Вака наши ожидания оправдал.       — Такеоми просто одна «тихоня» пощёчину залепила, вот он и бесится.       — Коза!       Мы с Бенкеем впали в культурное удивление. То, что для Вакасы найти общий язык с девушкой было как два пальца об асфальт — это понятно. Но и Такеоми, по моему мнению, от него не шибко далеко умчался! Целенаправленно он девушек, конечно, не клеил, но и на внимание не жаловался, так что факт получения им по роже удивлял. Весьма! Ибо что он такого мог сделать?       — Ну, коза не коза, а леща она тебе прописала знатного. Я аж зауважал! Согласись, далеко не каждая осмелится прописать Великому и Ужасному Богу войны. Да и как прописать — я боялся, что у тебя шею скрутит! — откровенно измывался Вакаса.       В гараже раздалось хихиканье Ваки, ругательства Такеоми вперемешку с плохо сдерживаемым рыком и хохот Бенкея. Я на это лишь хмыкнул. Всё же, что не скажи, а порой Такеоми действительно имел грозный вид. Да и Богом войны его не за просто так прозвали… Так что да, чтобы выступить против, — нужно было иметь мужество. Так что, беря это во внимание, факт того, что ему-таки влепили, удивлял теперь ещё больше.       — И что ж это ты такого сделал? — продолжал веселиться и жрать принесённые мною тайяки Бенкей — нужно же эту гору девать куда-то.       — Напросился, — лениво отрезал Вака, перекатывая чупа-чупс за щекой. Акаши всё так же нервно курил и бурчал нечленораздельные ругательства.       — М-да, первая осмелившаяся… Пора запускать новый счётчик! — улыбнувшись, подкинул я идею местному счетоводу. То, что Таке дал повод для рукоприкладства со стороны противоположного пола — поражало! Но, видать, не мне одному придурком ходить. Так что с этой мыслью я беззаботно открыл вторую банку и отпил колы. Как выяснилось — зря!       — Ну, для кого первая, а для кого девятнадцатая! — как ни в чём не бывало выдал Имауши, а я подавился. Да так, что Бенкею пришлось меня по спине хлопать — кола через нос пошла. Девятнадцатая?!       В голове, как говорит дед, со скрипом зашевелились извилины, анализируя, о ком речь. Выходило что-то до крайности абсурдное!       — Саито?! — вытаращился я на Имауши.       — Не гребу, — спокойно отрезали мне, подтверждая тем самым теорию о памяти на порядковые номера.       — Да! — раздражённо буркнул Акаши и сделал очередную затяжку.       Некогда потухший интерес к вопросу «Что ты учудил?!» разгорелся с новой силой! Саито Наори и пощёчина — два понятия, которые в моём представлении шагали сугубо параллельно. Стоит признать, Бенкей охарактеризовал её как нельзя верно — тихоня. Она действительно не была той, кто всегда на первом плане, и редко включалась в шумные беседы или громкие смех и шутки. Она не красилась, не распускала волосы, как другие девчонки, и всегда следовала школьным правилам.       Однако помимо этого, было и иное, характеризующие её слово — терпеливая. Независимо от того, что происходило вокруг, она сохраняла спокойствие. Что бы не случилось, что бы не попросили, нравится ей это или нет — её улыбка всегда оставалась на месте, хотя другие бы уже впадали во вспышки гнева или раздражения. Она могла быть покорной даже в ситуациях, которые другие люди считали бы несправедливыми.       И вот этот человек поднял на кого-то руку? Да скорее небо упадёт на землю или Манджиро вместе с Кейске на балет запишутся, чем это!       Только я хотел открыть рот и задать интересующий меня вопрос, как дверь в гараж открылась с тихим скрипом, и в образовавшемся проёме нарисовалась блондинистая голова. И стоило только Эмме заглянуть в наше логово, как она тут же фукнула, зажала нос руками и принялась искать глазами источник противного запаха. Такеоми поступил также — убрал в сторону сигарету и принялся искать пепельницу, а не найдя, запихнул окурок в пустую жестяную банку. Взгляд Эммы добрее от этого не стал — она терпеть не могла сигаретный дым и всегда выгоняла меня курить на улицу, когда, собственно, палила.       Забавно сморщив зажатый рукой нос и махая перед ним второй, — так сказать, во избежание, она подошла к нашей весёлой компании.       — Ужин готов. Дедушка зовёт.       — Хорошо, идём! — потрепал я сестру по волосам и достал из коробки упаковку с круассаном — такая себе маленькая взятка за доставленные неудобства. Девочка мигом сменила гнев на милость и вцепилась в угощение. — Только после ужина.       — Угу!       — Ну не, я домой поеду. Увидимся на собрании, Шин, — встал с насиженного места Вака.       — Та и я покачу, — согласился с ним Бенкей, поднимаясь с дивана.       — Но я уже стол накрыла…       — Прощения просим, маленькая госпожа, — отвешивая шутливый поклон и улыбаясь во все тридцать два, извинился Вака. И, потрепав Эмму по волосам, направился на выход. Она лишь довольно заулыбалась на это, а потом уставилась на Акаши.       — А…       — А он с нами! Сенджу и Харучиё же уже за столом?       — Угу! — кивнула мне сестра, теребя шуршащую упаковку.       — Ну тогда беги, сейчас и мы подойдём.       — Знаю я твоё «сейчас»! — ставя руки в боки, насупилась эта маленькая леди. — Всё остынет!       — Идём-идём! Ща, только руки помоем и сразу! — заверил я маленькую хозяйку и, дабы звучало это всё ещё более убедительно, направился в сторону крохотного умывальника, что висел в углу гаража.       Эмма с чувством выполненного долга поскакала обратно, оставляя меня с Такеоми одних.       — Так что ты такого учудил, Таке? Саито-тян не похожа на вспыльчивого человека, — оттирая мазут с пальцев, поинтересовался я.       — Много ты там знаешь, на кого эта лживая змея похожа! — бросили мне через плечо.       Я охренел! Прям вечер открытий — сперва выяснилось, что движок нужно промывать, потом, что Такеоми по лицу получил, затем, от кого он получил и вот сейчас! Акаши, и плюётся ядом! Да и на кого? На девушку!       — Таке, не думаю, что она заслуживает такого…       — Да шлюха она, Шин. Шлюха! — не выдержал друг. Я медленно обернулся и уставился на парня в полном недоумении-охуении и ещё какой-то там эмоции.       — Ака…       — Вот ты за ней бегал, меня просил не приходить, дабы у тебя всё склеилось. А вот ты знаешь, где твоя «милая тихоня» работает?! В Гёрлз-баре — мужиков развлекает! И поверь мне, за хорошие чаевые после работы они могут не только в караоке спеть!       Сказав это, друг рывком поднялся с дивана и пошёл в дом, оставляя меня охреневать и переваривать информацию.

***

      Что тут скажешь, перевариваю я инфу, судя по всему, жесть как херово. Ибо шаблоны вот нихуя не рвутся! Наверное именно по этой причине я сейчас стою напротив бара и курю вторую сигарету подряд.       Выцыганить адрес у Вакасы не составило абсолютно никакого труда. Если, конечно, опустить то, с каким выражением лица он на меня смотрел — складывалось впечатление, что он сейчас охренеет больше, нежели когда был свидетелем эпичного получения Такеоми по роже. Но это только первые пару секунд, дальше на его физиономии проступила фирменная улыбочка довольного жизнью кота.       — Ты ж никогда дважды за одной и той же девкой не бегал.       — Я и не бегаю!       — Как скажешь, — пожимая плечами, беззаботно ответил друг, принимая мой ответ. — Ты же шаришь, кем она работает?       — Угу, — кивнул я. — В голове просто не укладывается…       — Ну, ты тоже, знаешь ли, на главу самой масштабной группировки не смахиваешь…       — Вот вы с Таке так говорите словно…       — Нет, просто люди не всегда те, кем кажутся, — опираясь о руль байка и смотря куда-то вдаль, спокойно ответил Имауши. Любил он философствовать — этого у него не отнять.       — Не одобряешь?       — Та не, эт вполне в твоём духе. Пожалуй, ты единственный, кто умеет видеть в людях только хорошее, — подперев рукой щёку, ответил блондин. — В конце концов, я не святоша, чтобы кого-то судить — сам шарюсь по всяким злачным местам. Да и будем честными, в тот бар я Акаши затащил… и получил он за дело…       С этими словами я получил подробные координаты бара и часы его работы. И всё бы ничего, если б не крохотный нюанс — я вообще не знал, работает она сегодня или нет. Да, пока сидели в библиотеке и рисовали брошюры, я интересовался, но по итогам — ни черта не помнил.       Вытащив из кармана бомбера телефон, я глянул на время — десять минут одиннадцатого. Пожалуй, домой поеду…       И только я спрятал телефон и собирался выбросить окурок в урну, как дверь бара открылась.       Саито Наори.       Должен признать, я считал её по-своему милой: всегда опрятная, вежливая, улыбчивая. Её застенчивость, доброта и безотказность подкупали. Да и если присмотреться, она была довольно симпатичной.       Что ж, сейчас эта характеристика нервно курила в сторонке. Она была очень красива и совершенно на себя не похожа! Туфли на каблуке, подчёркивающая фигуру одежда. Извечно заплетённые в две тугие косы волосы, сейчас спадали на плечи мягкими каштановыми волнами, а глаза… Подведённые и без очков, они были похожи на два янтаря в лучах заката.       Выбрасывать ничего не пришлось — бычок сам изо рта выпал.       — Саито… — произнёс я, затушив упавший окурок носком кед. Вот только не успел я и пары шагов ступить, как бывшая одноклассница сделала шаг назад и, холодно глядя на меня, предупредила, что позовёт охрану.       Я остановился. Она напоминала ощетинившуюся лисицу — красивую, пушистую, но готовую обнажить клыки и укусить. И такая реакция была не удивительна.       — Давай облегчим друг другу жизнь и ускорим процесс, а? Ты выльешь на меня ведро грязи, я это покорно выслушаю и разойдёмся, — глубоко вздыхая и массируя переносицу, предложила Саито. Я удивлённо уставился на девушку. Казалось, что она только что стальной прут проглотила — убрала руки от лица, сжимая их в кулаки, и расправила спину. Казалось, ещё немного, и я услышу треск сведённых за спиной лопаток. И что ей, блять, Акаши сказал?       — Ну… я не собирался вообще-то… — неловко потирая шею, выдал я. Ну, исходя из того, как он о ней отзывался…       — И зачем ты тогда здесь? — всё так же холодно и недоверчиво глядя на меня, задала она вопрос. Безусловно логичный, но конкретно в данной ситуации это был вопрос не в бровь, а в глаз! Ибо что на него ответить, я, честно говоря, понятия не имел. Не говорить же, что мы от нехрен делать её обсуждали, и я в полнейшем неверии приехал убедиться в правдивости слов Акаши! Согласитесь, звучит как минимум странно, а как максимум — за такое она не только охрану, но и ментов вызовет, обвинив в преследовании. И да, как ни странно, но с подобными заявлениями я тоже уже сталкивался.       — Да так… извиниться хотел, — начал выкручиваться я, она же решила добивать меня своими не в меру логичными вопросами. Что тут сказать — у меня ни черта не вышло.       — Врать ты не умеешь. Причём от слова совсем… Забавно, она далеко не первый человек, что говорит мне об этом.       Вот только, как бы там ни было, и что бы я не говорил, — скепсиса размером с Фудзияму в её голосе только напрочь глухой даун бы не заметил. Мне вообще не поверили, но чисто из остатков вежливости заверили в обратном. Хотя вру, заверили — очень громкое слово для данной ситуации.       Поправив лямку массивной рыжей сумки, она в очередной раз вздохнула и направилась вниз по улице, цокая каблуками. Всегда поражался, как девушки на них ходят? Причём в данном случае шла она уверенно и быстро — они же тонюсенькие! И, наверно, дико неудобные.       — Саито, погоди! Давай подкину, — предложил я, хватая её за запястье.       Сперва она так выразительно на меня глянула, что я уже подумал, всё — менты и громкое дело о домогательстве мне обеспечены. Однако стоило отпустить руку и сделать шаг назад, как эта недоверчивая лисица, смотрящая на меня исподлобья, впала в раздумья. Глубокие.       Она то смотрела на меня, оценивая риски, то куда-то в сторону. На итоге сделала невероятное — сдалась. Вернее, согласилась. Я аж удивился с такого решения. За эти несчастные минут десять я успел осознать следующее: она действительно не тихоня — тихони так не зыркают, она явно не оказывает «интересных» услуг — вряд ли девочки лёгкого поведения так осторожничают, и последнее — Такеоми долбан, кретин! Пускай и друг, но кретин. И получил явно за дело.       Отогнав эти мысли, я снял с руля шлем и протянул его бывшей однокласснице. В голову навязчиво лезла мысль, что это первый раз, когда я буду катать девушку на байке.       — Каталась раньше? — отрицательный ответ. — Тогда инструктаж! — я не сдержал улыбки. Объяснять, что да как, было привычным. Как ни как, у меня за плечами покатушки с Майки и Изаной, и все без инцидентов. Так что, дождавшись, пока Саито наденет шлем, я позволил ей сесть.       — Сзади поручни есть, но это не очень удобно, лучше держись за меня, — посоветовал я, вспоминая первую поездку с Манджиро. И вот советовать-то я посоветовал, а вот к тому, что так сделают, — был не готов. Саито действительно взяла и обняла меня за торс. Сердце благополучно получило короткое замыкание. И стоило мне только сдвинуть байк с места, как приступ с последующей тахикардией повторился вновь — она тихо пискнула и прижалась сильнее. Интуитивно — это понятно. Но, блять! Пришлось усердно вдалбливать себе в башку, что она просто за меня держится.       Как выяснилось, мало того, что её станция метро находится хрен знает где — в другом районе Токио, так ещё и живёт она от этой станции в получасе ходьбы.       — Далековато же тебе добираться…       Саито на это лишь отмахнулась, а после поклонилась и поблагодарила.       Сейчас она вновь напоминала ту вежливую школьницу, что всегда всем мило улыбается. Но в то же время, теперь я понимал, что она далеко не робкий кролик. Скорее лисица. Особенно глаза у неё лисьи — они словно смотрят в душу и анализируют, взвешивают риски.       — Езжай домой… — усталый взгляд, вымученная улыбка и эта лиса исчезает за автоматическими дверями магазинчика, прям как кицунэ из старинных преданий.

***

      — Нао! — раздаётся до крайности недовольный детский вопль, хозяин которого резко и грозно распахивает дверь комнаты. Приходится оторваться от учебника по геометрии, отложить в сторону карандаш и закатить глаза.       — Что?       Мелкая копия отца, широко шагая, подходит к кухонному столу и ляпает ладонью по поверхности, оставляя после себя маленький помятый жёлтый листик.       — Это тебе надо? — сводя брови на переносице, грозно выдаёт брат. Мне приходится вчитаться в свои же каракули на стикере. «Порошок, моющее, салфетки, пластырь, лампочка» — насколько я помню, всё это я уже давно купила, а лампочку на кухне папа как раз-таки сегодня вкрутил — старая мигать начала.       — Нет, — покорно отвечаю я дикобразу и получаю повторный хлопок по столу и новый стикер.       — А это?       — Тоже нет, — пробежавшись по списку ответила я. Стирка — стирается, пол — помыт, пыль — вытерта, фикус на окне — полит, магазин — папа пошёл. В комнате не убрано, правда, но то чуть позже.       — Это? — с каждой новой жёлтой бумажкой брат всё больше и больше напоминал чайник — сейчас крышка запрыгает, и он свистеть начнёт.       — Нет.       — Тогда чё они на моей половине делают?! — в конечном итоге сорвался брат. Знала ли я, что так будет — естественно! Этот наглый шкет по непонятным мне причинам их дичайше ненавидел. Особенно, когда они нарушали границы его части комнаты. И пофиг, что папа говорит: «Ты в детстве такой же была! Терпеть не могла, когда кто-то ложил Панду не на ту полку» — всё равно не понимаю этого бзика. Подумаешь, пару стикеров сквозняком сорвало и на его сторону закинуло, это же не нарушение домика игрушки! Ладно, шучу. Устраивать скандал из-за того, что кто-то положил твою плюшевую пандочку не туда — это глупо, но орать на меня из-за трёх бумажек?       — Спроси у сквозняка, — посоветовала я и вновь вернулась к тангенсам, котангенсам и прочим зверствам геометрии. — Ты в комнате убрал?       — Убираю!       — Ты сейчас хамишь или мне показалось? — дала я шанс этому дикобразу фыркающему реабилитироваться. Шанс решили профыркать и вместо «извини» молча хлопнули дверью-купе. Как же сложно…       Как выяснилось, научиться готовить, стирать, гладить, распределять бюджет, заполнять квитанции и вести хозяйство — это всё легко и просто! Сложно — это воспитать ребёнка. В особенности, если этот ребёнок мальчик. Особенно, когда на момент воспитания тебе тринадцать.       Нельзя сказать, что папа свесил все заботы по дому и воспитанию на меня. Тут скорее наоборот — я лишь, как могла, помогала. Но всё же в силу работы дома отец бывал мало, и Рёта в основном сидел со мной. Так было, пока ему пять не стукнуло — я вступила в возраст, когда можно устраиваться на подработки. Начала искать.       Сначала флаера раздавала, чтобы везде успевать — как-никак за братом ещё следить нужно было, к поступлению в старшую школу готовиться, да и вообще хлопот хватало.       Дальше легче жить не стало. Рёта пошёл в школу, а я решила искать что-то более серьёзное. За два года старшей школы я успела побыть и официанткой в мелком кафе, и консультантом в книжном. И там было неплохо, даже очень! Но платили немного. Поэтому, наткнувшись в один прекрасный день на объявление «требуются девушки в Гёрлз-бар», я взяла совесть, гордость и чувство собственного достоинства под ручку и благополучно заперла их в недрах своей души. Глубоко и надолго — чтоб не грызли!       Жить стало проще — у нас появились деньги. Я даже смогла позволить себе новую пару обуви. И это не считая того, что подкармливание время от времени одной рукожопой студентки не сильно ударяло по холодильнику.       Минус был всего один — я работала до ночи. А это означало, что Рёта практически всё время был один. Во дворе у него практически нет друзей, в школе постоянно с кем-то дерётся, мать бросила, отец на работе. Теперь вот я пропала. И я себя винила… Папа, наверное, то же самое чувствует, когда я ночью домой возвращаюсь…       Знаю, Риэ бы мне сейчас лекцию о вреде самокопания прочитала. Причём большую — часа на три, но тут ничего не попишешь. Может, в клуб или кружок какой записать? Денег я немного скопила… Да и нужно же куда-то его буйность девать.       Написав карандашом «клуб Рёте», я открыла блокнот и приклеила стикер. На следующей неделе займусь этим вопросом. С начала учебного года только месяц прошёл — ещё должны принимать.