Сто оттенков одиночества

      Гермиона судорожно вдыхает запах сырости и с тревогой следит за тенями от вод Черного озера, которые устрашающе ползут по стенам. Кислинка зелья до сих пор ощущается на языке, а желудок сжимается в жалобном спазме. Всеми правдами и неправдами она старается сдержать рвотный позыв, лежа на холодной постели в пустой комнате.       Снаружи стоит та же тишина, что и внутри. Все давно спят, кроме нее и Дафны, которая до сих пор не вернулась со свидания. Пальцами Гермиона до боли сжимает флакон с зельем сна от Малфоя, но не принимает его, борясь с собственным телом и его реакциями.       Она вздрагивает, когда дверь приоткрывается, и Дафна неуклюже зашагивает внутрь на своих высоченных шпильках, стараясь быть тихой. Ей это конечно же не удается. Покачнувшись, она задевает несколько книг на тумбе у входа, и они с грохотом сваливаются на пол, утянув за собой и пустую чернильницу, которая непременно разбивается вдребезги.       — Грейнджер, — умоляюще пищит Гринграсс в кромешной темноте. — Только не убивай.       — Мне же больше нечем заняться, как ждать тебя с Авадой наготове, — отрешенно произносит Гермиона и садится на кровати. — Мерлин, да зажги ты уже Люмос!       Дафна встряхивает палочкой, активируя голубоватое свечение. Она осматривает кавардак, который только что натворила, и принимается за осколки.       — Я уберу, — Гермиона останавливает ее неловкие попытки привести всё в порядок и подталкивает к кровати. Гринграсс стягивает лодочки и обессиленно падает на постель.       — Как прошла отработка? — интересуется она и подпирает щеку рукой.       — Вонь, кучи удобрений и десятки орущих мандрагор. Не думала, что возненавижу работу в теплицах еще больше. Благо, отработка была последней. Больше я не попадусь на это.       — Не зарекайся, Грейнджер, — протягивает Гринграсс, зевая. — Кто знает, во что еще тебя втянут эти парни.       Грейнджер прикусывает язык, чтобы не взболтнуть лишнего, и собирает последние осколки чернильницы заклинанием. Дафне не стоит знать, во что она уже втянута, иначе ночной разговор обрастет миллионом ее ненужных расспросов.       — Лучше расскажи ты. Свидание на балконе Астрономической башни куда приятнее.       — Что ж, вторая попытка Касси была намного лучше, — с робкой улыбкой отвечает Дафна и задумчиво разглядывает свой маникюр. — Определенно лучше. Вторые шансы как оказалось работают. Да и поцелуй вышел вполне приемлемым.       — Вы уже договорились о следующей встрече? — уточняет Гермиона, наконец забираясь обратно в постель.       Холодное одеяло касается ног и она ежится от мурашек. Ей бы не помешал навык Малфоя. Делать так, чтобы тепло касалось не только тела, но и души. Она с надеждой смотрит на дверь и мечтает улизнуть к нему как только Дафна уснет.       — Он пообещал написать мне записку, как только будет свободен, — вздыхает она, неудовлетворенная своей мыслью. — Касси ведь получил разрешение от Макгонагалл на полеты. Поэтому, мне теперь придется мириться с тем, что он будет пропадать там на какое-то время.       — Уверена, он найдет его для тебя, — успокаивает ее Гермиона, и Дафна тихонько хмыкает, стягивая с себя платье и призывая пеньюар.       — Если поцелуй на башне для него ничего не значил, поверь мне, Грейнджер, я придумаю для него самое отвратительное заклинание.       — Отвратительнее слизней? — хихикает она, припоминая мучения Рона.       Это было ужасно.       — О, гораздо хуже, Гермиона, — парирует Дафна и залезает в постель, натянув одеяло. — Он будет страдать. Потому что я не потерплю быть использованной. Мое сердце — не коврик у двери, чтобы вытирать об него свои ноги!       Гермиона поджимает губы и зарывается в волны одеяла. Ночь снова берет ее под контроль, пробуждая страхи. Она ощущает себя крошечной песчинкой в безграничном океане жизни. То, как ее кидает от берега к берегу, и даже когда ее окружают миллионы таких же, как и она, ей по-прежнему одиноко.       Закрыв глаза, Гермиона вспоминает теплые, пахнущие лавандовым мылом руки матери. Ее редкую и от того долгожданную улыбку, волнистые волосы, которые передались ей по наследству и то, как она неловко пыталась поддержать ее в трудные минуты. Так, как умела лишь она.       — Ты ни в чем не виновата Гермиона, — шепчет она бледными губами. — Вот увидишь, у нас всё будет хорошо.       Ложь.       В следующее мгновение, она вытягивает ее с перепуганными и покрасневшими глазами из платяного шкафа и прижимает к своей груди.       — Не плачь, доченька. Однажды всё наладится. Ты и не заметишь как это произойдет.       Еще одна ложь.       Гермиона кивает, слабо веря в слова матери. И хоть ей всего шесть, она прекрасно знает, чем всё может закончиться. И от осознания этого слезы бегут еще сильнее. Но руки матери не перестают робко гладить ее по спине, успокаивая.       Гермиона ловит себя на том, что подушка под ее щекой пропитана реальными слезами, и она садится на кровати, стирая соленые дорожки с лица. Вновь проглатывая никому не нужную слабость, она становится неискренне сильной и невозмутимой.       Дыхание Дафны давно стало размеренным и тихим.       Пора уходить.       Ступнями она касается прохладного пола и наспех накидывает на себя мантию поверх пижамы. Она боязливо останавливается возле двери комнаты мальчиков с колотящимся в груди сердцем. Оно бешено отбивает ритм, пока она пальцами касается ручки и тянет дверь на себя.       Чары отсутствуют. Малфой спит и совсем не ждал ее.       Она медленно приближается к его постели и одновременно сканирует пространство комнаты, погруженной в полумрак. На тумбе в изголовье кровати Драко полный флакон с зельем сна и распечатанный конверт. Смятый пергамент валяется рядом, на полу. Постель Тео пуста.       У нее появляется соблазн расправить письмо и прочесть написанное, но она тут же отвергает эту мысль, вновь взглянув на спящего Драко. Веки Малфоя беспокойно подрагивают, волосы слиплись на висках от капелек пота, одеяло наполовину свисает на пол. Его сон наполнен тревогой, судя по тому, как вздымается его грудь. Он коротко стонет и мотает головой из стороны в сторону.       Гермиона замирает на месте, не в силах предпринять какую-либо попытку.       Сбежать или остаться.       Внутри образуется брешь, сквозь которую прорываются собственные беспокойные мысли. В нем она видит отражение себя: маленькой и беспомощной девочки, страдающей от того, как коварно с ней обошлась судьба, сделав ее волшебницей.       Отец ненавидел всплески ее магии, потому что они разрушали дом, жизнь, семью. Он не принял ее, но она до сих пор по нему скучает. За сотней масок самоуверенности и лучшей ученицы ей удавалось скрывать, то что изгрызает ее изнутри, превращая внутренности в месиво. Учеба до изнеможения всегда помогала заглушить вой этого чудовища.       И глядя на то, как Драко невыносимо тяжело переживать прошлое, которое против воли настигает его даже во сне, она решает остаться и сдергивает со своих плеч мантию. Гермиона забирается к нему и прижимает за плечи к своей груди.       Так делала и мама, когда ей становилось невыносимо плохо.       Гермиона робко целует его в макушку, и, когда Малфой приходит в себя, возвращаясь в реальность, она продолжает гладить его спутанные волосы, находя в этом утешение.       — Драко, я здесь, с тобой, — ее полушепот действует на него не сразу, но пальцы всё сильнее сжимают ткань ее пижамы, а спустя мгновение он уже увлекает ее ближе к себе и обнимает так крепко, будто готов раствориться в ее теле.       Он сталкивается с ней губами и его влажный язык задевает кончик ее языка. Всё вокруг крошится на сотни фрагментов и вновь собирается один за другим в полотно их вселенной, в которой они привыкают находиться.       В ней им комфортно и безмятежно. В ней они целостные, а не разрозненные. Нет острых граней, которые ранят. Нет страха, который выхолащивает хорошее, и нет сомнений в правильности того, что они делают.       Отсутствуют жесткие правила и закономерности, которым нужно следовать. Здесь они создают их сами. Рисуют их друг на друге линиями движений пальцев и точками поцелуев. Им неизвестен результат, ведь они так увлечены моментом, что им важен процесс.       Они высекают чувства из камня своих сердец.       Они вживляют в них настоящее, обрамленное таким незнакомым ранее словом — любовь. Она ощущается в каждом движении тел, в каждом стоне, срывающемся с их губ, в каждом дуновении магии с поверхности их соединенных тел.       — Грейнджер, я…       Она накрывает его губы своими и сглатывает непроизнесенные слова, заставляя его повиноваться.       Он становится грубее, поджимая ее тело под себя и доводя ее до желанного им обоим пика. Магия жжет кончики пальцев, когда их тела соприкасаются так тесно, что дыхание становится сбитым и рваным от его мощных движений. Еще немного, и тепло затопит ее с головой. Оно вновь ритмично танцует внизу ее живота.       Больше не сдерживаясь, Гермиона позволяет себе прочувствовать, как стремительно летит в пропасть. То как, его пик совпадает с ее, и то, как он не ловит ее там, на самом дне, а позволяет разбиться на миллионы осколков. Позже Драко склеивает ее неспешными поцелуями у края ребер и пупка, а потом и под линией челюсти, прикусывая губами кожу.       Они лежат еще какое-то время, сливаясь друг с другом, и наполняются жаром от неги, которая растворяется в их крови, подпитывая неспокойное сердце. Драко призывает флакон из ящика тумбы и, откупорив, просит ее приоткрыть губы. Гермиона слушается и проглатывает зелье. Нет той тошноты с желанием сплюнуть выпитое, и она облизывает губы, кивнув ему.       Он безмолвно позволяет ей водить подушечками пальцев по темной метке, которая теперь выглядит как не более чем зловещая татуировка, вместо клейма. Гермиона касается его кожи повдоль и задерживается на завитках тьмы вокруг посеревшего черепа. Поднимает глаза на Драко и ловит его выдох.       — Тебе до сих пор больно?       — Иногда, — он опускает взгляд на место соединения ее пальца и его кожи. — Фантомные вспышки пару раз в неделю, но это терпимо.       Гермиона поднимает ладонь выше и обвивает его шею, кладя руку за затылок, туда, где волосы чуть вьются незаметно для остальных. Но не для нее.       — Все это такая чушь по сравнению с тем, что испытала ты, — произносит он и тяжело выдыхает.       Его голос оседает на ее губах, и она прикрывает веки, до сих пор ощущая разряды Круцио на своём теле. Как метастазы они бьют по самым уязвимым участкам тела, заставляя её вздрагивать и неистово бояться вновь закрыть глаза.       Молча Драко придвигается и прижимает ее к себе. Гермиона ищет спасение в изгибе его шеи и глубоко вдыхает ставший родным запах его тела. Ни с чем не сравнимый. Порой колющий своей строгостью, а временами мягкий, позволяющий подобраться поближе.       Сегодня она не может заснуть, даже находясь в его объятиях. Повернувшись набок, она сверлит взглядом пустующую кровать Тео и думает о том, где его может носить в столь темную ночь. Она выжидает около часа, пока Драко окончательно не засыпает, а после выбирается из постели, накидывая на свои плечи мантию.

***

      Ночной замок пуст и устрашающе грозен. Он будто сдавливает ее фигуру среди коридоров. Гермиона продолжает идти по ним наугад — всё дальше в сердце замка, преодолевая незнакомые повороты и лестницы. Бродить по ним небезопасно, но ее почему-то совсем не пугает мысль быть пойманной.       Холодный воздух, гуляющий сквозняком, раздувает ее волосы и полы мантии. Он заставляет ее поеживаться и заходить всё дальше, скрываясь от стихии. Редкие скрипы, вой и скрежетания — вполне приемлемая вещь в таком старом замке, поэтому Грейнджер храбро шагает вперед, отмахиваясь от пугающих силуэтов статуй и резких теней от редких факелов, и останавливается только когда видит сидящего на подоконнике Тео.       В его руке бутылка огневиски. Возле ног на полу коридора еще одна — опустошенная и разбитая. Мантия сброшена на другой конец подоконника, рубашка расстегнута на несколько пуговиц, галстук ослаблен и безвольно болтается на шее. Прикрыв веки и упершись затылком в стену, он облизывает губы. Гермиона застывает на месте, но выдает себя хрустом, случайно наступив на осколок бутылки.       — Решила сбежать из объятий короля драмы? — спрашивает Нотт, мягко приоткрыв глаза и скользнув по ней блестящим взглядом. Он подносит бутылку к губам и делает сразу три больших глотка. — Только вот гулять по ночному замку такой девочке как ты ай-я-яй, нехорошо и опасно. Не боишься того, что может поджидать тебя за углом?       — Например, пьяный ты? — она вскидывает брови и принимает невозмутимый вид, хотя здравый смысл шепчет ей немедленно убраться подальше. Но ноги как всегда не слушаются ее разума и намертво прирастают к полу.       — И что с того, Грейнджер? Я контролирую себя. — Тео со стуком оставляет огневиски на подоконнике, спрыгивает и делает шаг в ее сторону. — А еще, мне вполне хватит сил, чтобы прямо сейчас нагнуть тебя у этого подоконника, и трахнуть так, что все привидения замка запомнят это зрелище и будут обсуждать еще пару веков.       — Ты не сделаешь этого, — говорит она, ощущая запах его одеколона совсем близко. Он обходит ее со спины и кладет ладони на ее талию, сдвигая мантию. Пальцы задевают часть обнаженной кожи поверх пижамных штанов.       — Глупости, — шепчет он, склоняясь к ее уху и оттягивает мочку зубами. — Наивные глупости, моя девочка.       Большими пальцами он поддевает резинку штанов и приспускает их, обнажая тазовые косточки. Тео толкается в нее сзади так, что ставший каменным член, задевает ее ягодицы.       — Я сделаю это с тобой по щелчку пальцев, — произносит он полушепотом, пока трется о ее задницу и скользит руками вверх по ребрам. Он грубо сдавливает ее грудь и с придыханием целует в висок. — Видишь, ты даже не вырываешься. Потому что ты хочешь этого точно так же как и я. Тебя одолевает жажда, которую не в силах утолить одному лишь Малфою. Здесь особенный случай, Грейнджер.       — Это не так, — задыхаясь от его касаний всхлипывает она, невовремя реагируя на сильные руки, которые властно обнимают ее тело.       — Ну же, пообещай мне быть послушной и принять мой член в свою маленькую дырку. Это будет твоим наказанием, потому что ты решила найти меня, когда я этого совсем не хотел. — он подталкивает ее к подоконнику, и Гермиона оглядывается назад, в попытке вывернуться.       — Перестань, — она неловко упирается ладонью ему в бедро, но он даже не перестает прикасаться к ней, стягивая пижамные штаны вниз по ее ногам. — Остановись!       На удивление, он прекращает активные действия и останавливается на полпути. Его улыбка становится искаженной, будто кривое зеркало разбивается и всем становится не до смеха.       — Она попросила отпустить ее, — голос Малфоя тонким лезвием отсекает последние ниточки уверенности, и она не смеет повернуться, чтобы взглянуть на него. — Или ты оглох от алкоголя, которым заливаешь свою никчемность?       Тео склоняет голову и приторно улыбается.       — Ты такой неблагодарный, Малфой, — прицокивает Нотт и отпускает Гермиону из объятий. — Тебе досталось место в первом ряду. Так что зря не насладился сладким порнофильмом. Мог бы и передернуть, чтобы крепко спать зубами к стенке.       — Кажется, кто-то их сейчас потеряет, если сейчас же не скроется с моих глаз.       — Решил посягнуть и на мою улыбку? Что ж, смелое заявление, — смеется Тео, бесстыже поправляя брюки в месте ширинки. — Это мой рабочий инструмент, между прочим. Благодаря ей девочки готовы сосать мой член без остановки, сдирая свои колени о каменный пол. Скажи, тебе ведь просто завидно, да? То, что ради меня они готовы бесконечно раздвигать ноги, а ты их только пугаешь своим своенравным ебалом.       Гермиона дергает его за локоть, но Тео сразу вырывает его, шагая ближе к Драко. Они стоят практически вплотную, нос к носу. Малфой хватает его за воротник рубашки, сжимая ткань в кулаке. Тео улыбается еще шире и приторнее.       — Ты помешал нашим маленьким играм и меня это охуеть как злит. Знаешь, я тут забил болт на зелья, потому что понял, что они подавляют истинного меня. И сейчас, я хотел бы как следует поквитаться за то, что Малфои так нещадно поднасрали в моей жизни.       — Тео! — не унимается Гермиона пытаясь встрять между ними, но Нотт лишь одним движением руки задвигает ее себе за спину.       — Мне пора пролить чью-то заебавшую всех в доску чистую кровь, — он показывает оскал, который перетекает в хищную усмешку и подносит палочку к горлу Драко.       Тот недвижимо переводит взгляд за спину Тео, встречаясь глазами с Гермионой. Этим взглядом он советует ей уходить, но Гермиона только сильнее прижимается к спине Тео.       Брови Малфоя хмурятся.       — Гермиона, иди спать, — приказывает он, но она мотает головой из стороны в сторону.       — С чего бы ей тебя слушаться? — ухмыляется Тео и сильнее вдавливает наконечник в кожу шеи Малфоя. — Не твоя, вот ты и бесишься.       — Но и не твоя, — огрызается Малфой, толкнув его лбом.       — Она за моей спиной, это ли не преимущество? Убедился, что сверкающими погремушками ничего не решается? — Он смеется ему в лицо и Малфой крепче сжимает кулак на его рубашке.       — Гермиона, уходи в спальню и запрись, — повторно призывает ее Малфой, но она не двигается, по прежнему стоя за Тео.       — Я еще посоветовал бы запереть свое сердечко, Грейнджер. Потому что когда волк сбросит с себя овечью шкуру, он растерзает всё живое на клочки, — говорит он, слегка повернув голову в ее сторону.       И это последнее что он произносит перед тем, как отлететь в сторону и приложиться головой о стену. Гермиона вскрикивает и подносит ладони к губам. Тело Тео безвольно соскальзывает вниз, оставляя за собой тонкую дорожку крови. Кинувшись к нему, она прижимает ладони к его лицу и пытается привести в чувство.       — Ему нужно в больничное крыло! Вы совсем свихнулись со своими мальчишескими заскоками, — кричит она, оглядываясь на Малфоя, который обессиленно смотрит на то, как Гермиона возится с Ноттом. — Школа — не место, чтобы сводить счеты друг с другом.       — Он начал первый, — замечает Драко, вскинув руки, и всё еще крепко держа палочку.       — Мерлин, ты рассуждаешь как ребенок, Малфой!       — Я защищал тебя от этого психа!       — Но я не просила тебя об этом, — она сдвигается в сторону и принимается за очищение раны Тео на затылке от крови.       Малфой застывает с замешательством на лице. Он делает шаг в сторону, брезгливо осматривая место преступления. Дорожку бурой крови на стене, обмякшего друга, который бледен как полотно, и ее дрожащие перепачканные руки.       — Может быть, я хотела этого. Что тогда? — с вызовом она поднимает на него глаза полные ярости и подступающих слез.       — Хотела, умоляя остановиться? — Драко хмыкает и поджимает губы. — Нелепость.       — Нелепость состоит в том, что вы оба пока что не достойны ни меня, ни моих слез. Но я почему-то до сих пор здесь и делаю всё, для того, чтобы хоть как-то предотвратить катастрофу, из-за которой один из вас может оказаться в стенах Азкабана. Помоги мне, — твердо произносит она, отлично понимая, что катализатор всего — именно она, и произнесенное — просто способ в очередной раз не попасть под их влияние. Что-то, что отвлечет и поставит Малфоя в тупик, что собственно и происходит.       Гермиона смотрит на него в упор со всей своей решимостью.       Драко, потеряв все аргументы, нехотя помогает ей отлевитировать Тео. Они держат его в воздухе и спускают вниз по пролетам лестницы, на этаж с больничным крылом.       — Можешь идти и продолжать работать спасателем, — говорит она ему возле самой двери в кабинет Помфри. — Но знай, что мир без тебя не рухнет, Малфой.       — Ты заблуждаешься, Грейнджер, — отвечает он мягко и одновременно с огромной усталостью в голосе.       — Докажешь мне это утром, а сейчас последуй своему же совету. Просто иди спать.       — Грейнджер, — он внезапно хватает ее за запястье, и она оказывается в его власти.       Стоя прямо напротив его губ, с парящим слева от них Тео, Гермиона сглатывает ноющее чувство безысходности. Впереди нее не так уж и много дверей, оставшихся открытыми. И, самое ироничное — она сама их запирает, не оставляя себе шанса вырваться из бешеного круговорота их лиц, их рук, их слов…       — То, что ты сказала, там, наверху, — медленно и вкрадчиво шепчет Драко, и его теплое дыхание задевает ее щеку и нос. — Это же ложь?       Гермиона молчит дольше чем с десяток отрицательных ответов, и Малфой отчего-то кривит уголок губ и без спроса целует ее. Влажно и уверенно. Так, будто она разрешает и принадлежит одному ему. Так, как если бы он нагло выбил дверь в ее сердце и раскурочил там всё содержимое, оставив лишь себя.       Но она не отвечает ему. Ни в поцелуе, которым он отчаянно просит ее об этом, ни словами. Малфой отстраняется с ледяным взглядом, и она точно знает, что прямо сейчас он закрывается окклюменцией.       — Помни, что любые игры имеют свойства заканчиваться, — кидает он со всей своей холодностью. — Потому что то, как ты играешь, Грейнджер — грязно. Но не мне тебя учить правилам.       Он уходит, толкнув на ходу тело Тео, и его чары, поддерживающие нижнюю часть тела Нотта, рассеиваются. Гермиона едва ли успевает предотвратить его падение на каменный пол.       Шаги Малфоя стихают далеко в коридоре.