Сто оттенков одиночества

      Заперевшись в ванной, она залезает под душ и намыливается до жжения в коже, но запахи будто впитались в нее намертво и даже не поддаются приторному аромату мыла, перебивая его.       Гермиона бросает тщетные попытки содрать с себя прикосновения и опускается на дно душевой. Подбито поджимает колени и обхватывает себя руками. Дрожь пробивает ее тело, словно внутри сокрыта ледяная глыба. И даже напор горячей воды, брызжущий на нее, не спасает от этого холода.       Потому что всегда хочется большего.       Тепла, любви, внимания. Ей думается, что даже когда всего будет переизбыток, она всё так же будет остервенело желать этого, даже в порыве захлебнуться.       И в какой-то мере это похоже на жадность. А еще на жалкую попытку заткнуть все зияющие дыры в душе, чтобы мгновенно не пойти на дно. Чтобы хоть сколько-то еще продержаться на плаву и сопротивляться бремени взваленного на плечи.       Это способ справляться.       Или один из.       И о других она, кажется, не имеет понятия. Потому что этот доступнее. Он на поверхности и, чтобы заполучить его, не нужно быть гением. Нужно просто взять то, что тебе хочется. Нужно просто…       — Гермиона? Я знаю, что ты там. — Голос Дафны пробивается сквозь чечетку капель воды по кафелю ванной.       Гермиона быстро ополаскивает лицо, закручивает скрипящий вентиль, и выходит из-за полупрозрачной шторки, попутно оборачивая вокруг себя полотенце. Она открывает дверь, выскальзывает из ванной с запуганным видом и старается поскорее сместиться мимо Гринграсс.       — Надеюсь, у тебя всё в порядке? Тебя ведь не было на занятиях весь день и… — Дафна замолкает, прищуривается и откидывает несколько локонов с обнаженного плеча подруги. Но Гермиона успевает шлепнуть ее по пальцам, не дав улыбке Гринграсс расползтись по лицу.       — А Драко не промах, никогда бы не подумала, что он…       — Даф, это не Драко, — произносит Гермиона по буквам и проносится мимо, наспех переодеваясь в джемпер и джинсы. Свежие засосы Тео огнем полыхают на ее шее.       Дафна изгибает бровь и, сложив руки на груди, оборачивается на Грейнджер.       — Я ничего не имею против, но, что происходит, Гермиона? Ты же буквально на днях ночевала у Малфоя, а теперь…       — К этому придется привыкнуть, ну или… — она заминается на полуслове и смахнув мокрые кудри заталкивает школьную форму в шкаф. — Или не стоит.       — И кто он? — Дафна опускается на свою постель, шокированно глядя на соседку по комнате. — Хотя нет, Салазар, не говори. Это ведь твоя личная жизнь и всё такое. Черт, и зачем я только лезу в это…       — Если тебе станет легче, то этот кто-то — Теодор Нотт, — отвечает Гермиона, высушивая мокрые волосы, и заплетает их в косу.       К чему честность, если не пользоваться ей в полной мере. Рано или поздно этот разговор состоялся бы в их спальне. И она ни капли не жалеет, что он произошел именно сегодня.       — Нотт? Да ты шутишь? Он же… — задыхаясь, Дафна подбирает слова, какими можно было бы описать повадки и характер Тео, но лишь открывает и закрывает рот. — Мерлин милостивый. И давно?       — Я… я не знаю, когда это началось. — Гермиона бесцельно мельтешит перед постелью и, наконец, садится на самый краешек, переводя дух. — Я правда не знаю, Даф. Они оба просто есть. А еще они гребаные противоположности и я не могу быть с кем-то конкретно. Это неправильно, постыдно, ужасно… — она отворачивается к витражу, безуспешно пряча страх в своем взгляде.       — Драко в курсе то, что ты и Тео, ну… встречаетесь?       Гермиона молчит пару минут и ответ становится ясен, как белый день. Дафна шумно выдыхает.       — Ты вообще представляешь, что будет, когда он поймет?       — Только не говори мне про разбитое сердце.       — Как минимум, мертвый Тео, а в остальном, — Дафна делает делает паузу и поджимает губы. — В любом случае вам придется прийти к обоюдному решению. Потому что Драко любит обладать всецело. И, дьявол раздери, я даже не представляю его реакцию.       — В жопу гребаный выбор.       — Пожалуй, закажу траурное платье заранее, — вдруг суетится Дафна, принимаясь теребить свои пшеничные волосы. — Ближайший выпуск журнала мод не за горами.       — Дафна. Никто никого не убьет.       — Ты их совсем не знаешь, Грейнджер! Если с Драко ты как за каменной стеной, то с Тео это вечное хождение по обрыву.       Гермиона хмыкает, чем вызывает неоднозначную реакцию Дафны. Подруга смотрит на нее с полным недоумением.       — Я с ними обоими чувствую одно и то же. И поверь, с каждым из них я хожу по этому долбаному краю. Еще немного, и я сорвусь вниз, — признается Гермиона в своем грехе, который вырезан острием на ее сердце.       — Только не влюбляйся в Тео, прошу тебя, — просит Гринграсс совсем потерянно, будто отговаривает саму себя от того же самого. Будто влюбленность — это разновидность мучительной и заразной болезни, не имеющая вакцины. Так, словно любовь после войны — невиданная прежде чума, способная погубить всё живое.       — Дерьмовый совет, Дафна. Я не смогу это контролировать. С ними это слишком сложно.       Практически невозможно. Точнее — нереально.       — Неправда, еще есть шанс всё прекратить, — подруга отчаянно пытается зацепиться за малейшую возможность переубедить Гермиону в том, что есть способы прижечь ноющие раны и прожить остаток учебного года так, словно ничего и не было.       Для Гринграсс, вероятно, эти пару недель — ничтожный срок, за который невозможно ощутить нечто глубокое. Но Гермионе кажется, что она находится здесь уже вечность. Вот как ощущается то, когда полностью растворяешься в ощущениях. Время нарочно растягивает сладость моментов, чтобы потом скачком перекинуть в состояние мандража по утраченному, игнорируя желание задержаться в блаженстве.       — Правда в том, что я не могу. И даже осознавая, насколько это ужасная перспектива, я не могу порвать ни с одним из них.       Стук в дверь разрывает натянутую нить их диалога. Дафна сама подходит к двери, распахивая ее. На пороге ждет Малфой, с нечитаемым выражением лица. Его пепельные глаза находят Гермиону, и она садится ровнее, словно проглотила кол.       — Профессор Стебль уже ждет нас всех в теплицах, — произносит он и, игнорируя присутствие Гринграсс, проходит в комнату.       Опустившись на одно колено, Драко, касается ее щеки, и дрожь привычно овладевает ее телом. Он будто запускает в ней старый, с перебоями работающий механизм, дергая за нужные рычаги и мастерски приводя его в движение. Он заставляет ее плавиться под каждым его прикосновением, и это сводит ее в могилу.       Гермиона мельком смотрит на Дафну, когда та прикрывает за собой дверь с другой стороны, оставив их наедине. Момент застывает и Гермиона больше не может больше прятаться в своем коконе, в ответ переводя взгляд на Драко.       — Мне нужно переодеться, хотя…       Она не успевает договорить, как его ловкие пальцы дотрагиваются до ее оголенных запястий и сдвигают джемпер вверх по предплечью. Кожа вибрирует под его руками, принимая прохладу его пальцев, и Грейнджер прикрывает глаза, поддавшись касаниям. В следующее мгновение эти же пальцы надавливают на подбородок и тянут ее на себя. Теряется равновесие и она падает ему в руки, неловко седлая его прямо так на полу спальни. Мир стирается вместе с его кривыми гранями, преобразуя ощущения в нечто плавкое и податливое. Она чувствует в его объятиях то же самое.       Но ее пальцы до сих пор дрожат от несмелости, и она нервно облизывает пересохшие от волнения губы, прежде чем он целует ее, перекатывая под себя. Его запах заполняет пространство вокруг них, перебивая другие. Даже запах ее собственной кожи теряется на фоне его волнующего шлейфа.       Все свечи гаснут одновременно. Слабый блик, брошенный витражом на его лицо — единственное светлое пятно в потемневшей в один момент комнате. Их дыхание становится сбитым и учащенным.       Они сталкиваются носами, исследуя губы друг друга почти на ощупь. Поцелуи выходят то трепетными и нежными, то напористыми и жадными. Руками Гермиона пытается ухватиться за ворот его рубашки, прижимаясь к нему всем телом. Ладони исследует его напряженный торс, шею, волосы на затылке и бедра, что притиснуты к ней вплотную.       — Драко, — сдавленно выдыхает она, пока он дает ей крохотную передышку между поцелуями, уткнувшись в шею, и оставляет на ней новые отметины поверх укусов Тео.       — Мне остановиться? — он прерывается всего на доли секунды, и она прижимает его ближе к себе, потираясь бедрами о его твердость под ширинкой. Низкий стон Малфоя растворяет последние границы, которые еще хоть как-то сдерживали ее нравственность.       — Ни за что, — шепчет она ему в приоткрытые губы и сама тянется навстречу.       Они снова пробуют друг друга на вкус, толкаемые в бездну. Малфой сильнее вжимается в нее своим возбуждением: упругая плоть едва ли не прорывает натянутую ткань его брюк. В порыве Гермиона тянется рукой вниз и обхватывает выпуклое очертание его члена, проводя по нему ладонью. Это движение будто разжигает спичку между ними.       Драко толкается ей в руку и втягивает ее припухшую нижнюю губу, заставляя тем самым покрыться Гермиону мурашками и простонать под его натиском. Его мускулистое тело полностью приковывает ее к полу, и она чувствует, как он становится теплым и не таким жестким, потому что Малфой невербально накидывает чары тепла и трансфигурации.       Эта забота маскирует страх, что по-прежнему скуля прячется внутри нее. Когда-нибудь это уродливое ощущение окончательно сдастся под его уверенными касаниями.       Пальцы сами поддевают пряжку ремня и приспускают ткань брюк. Гермиона смыкает ладонь в кулак вокруг горячего члена и заглядывает в тонкие серебристые радужки Малфоя, которые вытеснены налитым графитом возбужденным зрачком.       Один медленный вдох, и она совершает движение вверх-вниз, забирая его приглушенный томный стон. Драко закрывает глаза и сам требует нового скольжения ее руки по стволу члена, толкаясь в ее руку.       Она заставляет его замирать и стонать, руководя процессом и подхватывая его хриплые стоны, когда он двигает бедрами. Его плоть становится практически каменной после пары таких поступательных движений, и взгляд Драко замутняется. Дыхание становится более рваным и частым.       Гермиона держит его на грани, продолжая активно ласкать рукой, едва задевая эпицентр — гладкую головку со смазанной каплей эякулята. Гермиона смотрит в его глаза, пока он стонет ей в ответ.       Неважным становится их прошлое, потому что она больше не видит того загнанного юношу, что прятался за грозными фигурами матери и отца.       Перед ней мужчина. Сильный и требовательный.       Сейчас он более уязвим, чем когда-либо прежде. И эта уязвленность отчего-то кружит ей голову.       Ведь то, что она делает с ним, похоже на нажатие клавиш тонко настроенного инструмента. Если провести повдоль — его веки трепещут сильнее, а если сжать, то он хрипло стонет ей в губы, а если и вовсе убрать руку, как сейчас, то он распахивает глаза в попытке снова поймать ее касания, продолжить и довести начатое до конца.       Именно так и происходит, когда она подгибает и разводит под ним свои колени, чувствуя приближение точки невозврата.       Окончательной и бесповоротной.       — Нет, — шепчет он со слабой улыбкой на губах. — Нет-нет Грейнджер. Я раскусил тебя.       Он сдвигается и теряется нить предвкушения, которую она умело натягивала всё это время.       — Почему? — единственный вопрос, который она задает ему, уставившись в проницательные глаза, что искрятся светом даже в кромешной тьме.       — Это произойдет иначе, — отрезает он, привстав на локтях, и нависает над ней своей фигурой. — Но точно не здесь и не сейчас.       С нетерпением она вновь тянет его на себя, сжав в руке галстук.       — Мне это нужно, — умоляет она, испытывая жжение под кожей.       Этот голод тянет ее на безрассудство, и она задевает его губы своими, ловя его выдох. Стонет, когда он вновь долго целует ее, с силой прижимая к полу. Пальцы зарываются в его волосы и она мнет их, ощущая прилив секундного счастья.       — Я знаю, — отвечает он немного погодя, оторвавшись от нее и рисуя на ее щеках полукруги. — Я знаю каково это. И я не хочу, чтобы ты жалела после.       В этом ответе собраны все прошлые страхи. Один только опыт с Пэнси заставляет его медлить. С другой стороны, наверное, он хочет дать ей шанс сбежать от него подальше, а не впитывать ласки. Чтобы она по ошибке не влюбилась не в того человека. Ведь после уже может быть поздно.       Если не уже.       Видимо, он желает чего-то идеального для нее, хотя сам этим и является. И что бы он ни делал, всё будет правильным, даже если со стороны будет схоже с ошибкой. Это знание разъедает чувство ее страха и подталкивает продолжать. Продолжать падать глубже.       Смотреть на него с просьбой.       Он опускается лбом на ее ключицу и выдыхает. Ладонь Грейнджер по-прежнему обхватывает его возбужденный член, и, когда он инстинктивно толкается, она мажет большим пальцем по головке.       — Блять, — произносит он с надломленным желанием голосом.       Гермиона повторяет ласку, накрывает головку полностью и вновь задевает уздечку.       — Я ни о чем не пожалею, Драко, — говорит она, чувствуя спиной приближение рваного края бездны.       Упасть в нее будет даром, но никак не наказанием.