Четыре наследника Тёмного Лорда

Нотт чувствовал себя выжатым досуха. Даже просто стоять в душе было тяжело. Он упёрся ладонями в серый кафель и бездумно разглядывал струйки воды под ногами. В ушах всё ещё стояли пронзительные девичьи стоны, а в легких застрял запах смазки и секса. На коре мозга отпечатался образ жаждущей ведьмы с растрёпанными волнистыми волосами и завораживающим взглядом. Манящие движения, пронизывающий до костей взгляд, горячие касания. Намного откровеннее и интимнее, чем анимаг мог вспомнить. Перед её великолепием хотелось опуститься на колени, и Теодор не смог устоять. За минувшие пять часов он понял всего две вещи: женский голод намного страшнее мужского, и поддаваться ему было ошибкой… Каждая мышца в теле истерично ныла, исцарапанная спина горела, а побагровевшие участки кожи пульсировали при малейшем движении. Но все эти мелочи с лихвой перекрывало осознание того, что Гермиона занималась сексом не с анимагом, а с его телом. Нотт просто удачно подвернулся под руку и не оказал сопротивления. А когда до него дошёл смысл происходящего, было уже слишком поздно останавливаться. Ни одна женщина на свете не будет в восторге, если в разгар процесса снять её с члена, пожать руку и предложить ромашковый чай. Вероятнее всего, этот жест лишь приблизит кастрацию. Гермиона наверняка уже сбежала из мастерской, и Теодор не винил её. Он сам предоставил ей такую возможность, отправившись в душ. Чушь. Нотт попросту хотел спасти себя от неловкого и неприятного разговора. Что он мог ей сказать? Что сожалеет? Но он не сожалел. Не чувствовал ни капли вины или стыда за своё прошлое. Может, он должен был сказать ей, что не хотел никого убивать? Хотел. Ему нравилось развозить старых никчёмных знакомых по асфальту. Он не испытывал к ним жалости и не задумывался о последствиях. И Грейнджер обо всём этом знала, но предпочитала не вспоминать, а теперь при всём желании не смогла бы забыть. — Дебил… — беззвучно сорвалось с уст. Горечь скользнула по корню языка и осела в горле. Полное понимание состояния возлюбленной не делало ситуацию лучше ни на грамм, а скорее наоборот: Теодор на собственной шкуре прочувствовал принятие печати и тоже не мог совладать с переизбытком информации в первый месяц. Вероятнее всего, именно по этой причине ренегаты не покидают Пето сразу после обращения — им требуется хотя бы минимальная адаптация к новым реалиям восприятия окружающего мира и людей. Лёгкое отвращение к собственной глупости надавило на череп, пуская короткие вибрации по венам. Нотт поднял голову, подставляя лицо под бьющие струи воды, словно надеялся смыть все своим мысли и забыть… Забыть о том, насколько сильно ошибся в этот раз.

***

Тремор в ладонях не унимался, даже когда Грейнджер с силой сдавила свои предплечья пальцами. Ноги с трудом передвигались, а в башке вместо мозга бурлила липкая каша. Прислонившись плечом к стене, она попыталась переварить свои ощущения и выдохнуть, но еле сообразила, где находится. Лестница между вторым и третьим этажом. Кинув взгляд вниз, ведьма с вялым изумлением прикоснулась к краю испачканного полотенца, скрывавшего обнажённое усталое тело. Мокро. Её кожу покрывали прохлада, пот и липкая слизь, разбросанная рваными островками по всему телу. Колени дрогнули, и, нерешительно запустив руку между бёдер, Гермиона ощутила вязкие струйки, стекавшие по ногам. Обречённо прикрыв глаза, она осела на пол, будучи совершенно не в силах понять, как это произошло. Она просто хотела воспользоваться мастерской, встретила там Теодора, а дальше всё словно в паршивом трипе — мутно и неестественно. Губы задрожали. «Он сам захотел? Или ты захотела? — паникующий таракан выполз на центральную сцену и громогласно объявил внутренним голосом: — А если ты его заставила, и он просто не мог сопротивляться? Получается, ты его изнасиловала». Обняв колени, Грейнджер уткнулась в них лбом. Эйфория, вприпрыжку разгуливавшая по организму, делала ведьму такой безвольной и сонной, что даже истеричные размышления не были помехой. Гермиона даже не могла сказать наверняка, расстроена ли она. В здравом уме она ни за что на свете не села бы на Нотта сверху, предварительно не разрешив все проблемы, однако пока они с этим закончили бы, скорее всего, оба уже состарились бы. Поэтому решение подсознания не виделось ей настолько уж идиотским. По крайней мере, теперь ей не хотелось его убить самым зверским способом. Теперь можно было выбрать что-нибудь попроще: линчевание, например. — Арт-терапия пошла не по плану? — спокойный мужской голос донёсся сверху. Ведьма еле заставила себя поднять голову. Она знала кого увидит, но не представляла, что ему ответить. Она была так растеряна собственным поведением, что не нашла ничего лучше, чем обронить: — Да. — Совсем плохо? — присев на корточки напротив, поинтересовался Гросс. — Нет, — она бездумно взглянула на собеседника и не почувствовала никакого отвращения или дискомфорта. — Кажется, мои новые рефлексы выбрали приоритет, а я… была не готова. — Это вполне естественно в первые месяцы, — кивнул он, — поэтому никто не покидает деревню так спешно. — Поторопилась, — удручённо заключила Грейнджер. — Давай я провожу тебя в комнату, — мягко предложил Леонард, протянув ей ладонь. — Тебе ведь не хочется уснуть здесь? — Я… — она поджала губы, заметив подсохшую слизь на тыльной стороне своих пальцев. — Не надо. — Мне не пятнадцать, чтобы пугаться вида чужих выделений, — фыркнул легилемент и, выпрямившись в полный рост, склонился ближе. — А ещё я обладаю тайными знаниями по вызову эльфов, которые помогут тебе быстро отмыться, переодеться и прочитают сказку перед сном. Ведьма нерешительно вложила свою ладонь в его руку и, слегка пошатнувшись, всё же поднялась на ноги. Идти было сложно, а открыть рот и что-то сказать ещё сложнее. Гермиона ощущала себя словно в трансе и испытывала непосильную тяжесть в мыслях. Несколько раз ей показалось, что она засыпала прямо на ходу и выпадала из реальности. А когда дверь в её комнату распахнулась, то она и вовсе не сразу это поняла. — Спа… — Это ведь повторится вновь, — перебил Гросс, отпустив её руку. — А затем снова. — Я не знаю… — Знаешь, — сухо констатировал он, приподняв бровь. — Ты нарушила заведённый порядок — покинула Пето раньше времени. И это не случайность, а закономерность. Тебе нравится взваливать на себя лишнюю ответственность, не думая о том, нужно ли это кому-нибудь… — Что? — удивлённо выпалила Грейнджер, мотнув головой. — Я не понимаю. — Понимаешь, — возразил Леонард. — Ты ведь направилась за печатью вопреки его мнению. — Я хотела его спасти. — А он просил, чтобы его спасали? — Нет, но… — Без «но», — отрезал Гросс. — Вы не так сильно отличаетесь, как тебе кажется. Оба своенравные и самоуверенные дети, не признающие правил и законов. Только он хотя бы этого не скрывает и не пытается строить из себя героя… Его речь оборвалась звонкой пощёчиной, на фоне которой послышался треск костей. Леонард чуть отклонился в сторону, а на его лице осталась яркая бордово-синяя отметина, и ведьма испуганно прикрыла губы ладонями. Она не хотела. Вернее, не так сильно. Всё это вышло так быстро, что она не успела сообразить. — Я сделаю это ещё раз… — выпалила Грейнджер. — Тогда лучше с другой стороны, — повернувшись другой щекой, проговорил Леонард. — Справа кости уже не выдержат. — Нет, я… Извини, — она зажмурилась и сделала полшага назад. — Я не хотела тебя бить. Не всегда могу с собой справиться, — Гермиона зажмурилась и почувствовала, как ногти впиваются в кожу ладоней. — Может, я могу уехать в другой дом на какое-то время. — Тебе не следует оставаться одной. Но, думаю, ты вполне можешь навестить друзей, — Гросс поджал губы, но ведьма всё равно заметила на них кровавую кайму. — Насколько я знаю, Драко стало лучше. И там ты вряд ли сможешь кому-то навредить. Твой итальянский друг куда сильнее, метаморф тоже, а вейла вряд ли позволит тебе сделать хоть что-то, вредящее её супругу. — Да, — кивнула она, отводя взгляд, — так будет лучше. Я сейчас соберу вещи и… приведу себя в порядок. — Хорошо, — одобрительно кивнул Леонард. — А сколько дней назад ты получила печать? — Девять. — Что ж… — задумчиво протянул он. — Значит, через несколько недель тебе станет легче думать, — он чуть наклонился, поймав её взгляд. — Как раз будет время обдумать мои слова.

***

Отыскав в себе мужество выйти из мастерской, Теодор нехотя поднялся на первый этаж и впал в ступор, наблюдая, как Гермиона вместе с Леонардом, несущим небольшую походную сумку, направилась в сторону каминного зала. Хозяин дома нахмурился и сделал несколько шагов следом, но быстро передумал. Если бы Грейнджер хотела его оповестить о своих планах, то не сбежала бы. Хотя колкое недовольство от присутствия белоглазого мудака с ней рядом осело в желудке неприятными спазмами. Каждое их взаимодействие бесило. Даже когда они просто находились в одной комнате, Нотт чувствовал ядовитое раздражение. Дверь каминного зала хлопнула вновь, но Леонард вышел уже один. Он быстрым шагом направился в сторону кухни, не обратив никакого внимания на наблюдателя. «Возможно, и хорошо, что Гермионы не будет какое-то время… — направившись вслед за гостем поместья, подумал анимаг. — Вмешаться не сможет». Переступив порог кухни, он удивлённо приподнял бровь. Пиджак Гросса небрежно валялся на стуле, а сам легилимент стоял около раковины, сплёвывая кровь и тяжело дыша. Видимо, за диалоги с прекрасной пантерой пришлось расплатиться парой оплеух и затрещин, оказавшихся не такими уж и безобидными. За шумом воды легилимент не заметил свидетеля своей слабости и ещё раз сплюнул бордовую жидкость, оперевшись ладонями на столешницу. Он лениво наклонил голову влево, затем вправо, и его плечи опали на глубоком выдохе. — Пофлиртовать не получилось? — иронично хмыкнул Теодор. Собеседник приподнял голову и на пару секунд замер, еле слышно цокнув языком. Он неторопливо снял запонки с рубашки и положил их на столешницу рядом. Закатав рукава почти до локтей, Леонард ополоснул руки и стёр со рта остатки крови. Он закрыл кран и, повернувшись, демонстративно положил палочку из светлого дерева на стол. На его скуле виднелся сине-фиолетовый синяк с паутинчатыми прожилками, расползшимися почти по всей щеке. — Притираемся понемногу, — лениво сказал он, взяв полотенце. — А ты нервничаешь? — Смотрю, неважно выходит, — буркнул Нотт. — Со мной она хотя бы разговаривает, — чуть приподняв уголки губ, ответил собеседник. — А нам некогда. — Или не о чём. Челюсти Теодора сжались сами собой, а в ладонях появился неприятный зуд. Сколько бы он ни выискивал в себе голос подсознания, но так и не преуспел. Легилимент усыпил печать после заключения бартера, но обещал, что она откликнется, если между Ноттом и зверем появится связь. Однако минуло два дня, а в мыслях была лишь тишина и злость. — У тебя ебальник уже потрескался от красноречия, — процедил анимаг. — Добавить хочешь? — У-у-у… Как грубо, — с наигранным сожалением протянул Гросс. — Так не понравилось быть живым мастурбатором? Желание вскрыть этому ублюдку череп вновь зашевелилось под кожей. Нотт косо улыбнулся, и мышца на его щеке задрожала. Он нарочито глубоко втянул воздух и прикрыл глаза, но, услышав негромкий саркастичный смешок, потерял остатки терпения. За пару секунд Теодор сократил расстояние до соперника втрое и чуть не встретился бедром со столешницей, когда тот сделал шаг в сторону. Уперевшись ладонью в кухонный шкаф, анимаг заметил, что легилимент оставил древко рядом с раковиной и явно не собирался менять цвет радужек. Самоуверенный мудак. Разница в физических возможностях уже отпечаталась у него на лице, и достаточно было всего пары ударов, чтобы он больше никогда не встал, но что-то было не так. Два коротких шага, и тяжелый удар пришёлся легилименту по рёбрам. Тот слегка поморщился, но не сдвинулся с места. С его лица исчезла наглая полуулыбка, а тело напряглось. Он перехватил левую руку анимага в паре дюймов от своей шеи, и пальцы Нотта хрустнули, выгнувшись в обратную сторону. Приступ острой боли прошёл через предплечье, отдаваясь эхом в груди, но Теодора это ни капли не смутило. Он выдернул руку из чужой хватки и саданул по нижней челюсти Гросса сломанной рукой. Однако уже спустя секунду Нотт почувствовал, как малая берцовая кость заскрипела от грубого сильного удара в колено, а от повторного выпада в то же место нога затрещала. Кость надломилась, и ноги подкосились, но ещё до падения тело прошила сильная острая боль в предплечье. Слух заполнил звон разбившегося графина, а по подбородку прокатился тяжёлый рассекающий импульс, и кровь оросила шею. Рваная рана на нижней челюсти оголила пульсирующую мышцу, и Нотт сдавленно сглотнул воздух, потеряв ориентацию в пространстве. На миг зрение заволокло багровой пеленой, и, не устояв на ногах, он грохнулся вниз, ощутив мучительную пульсацию вдоль правого бедра. Меж вьющихся прядей грубо проникли чужие пальцы, оттягивая голову назад, отчего рана, доходящая до подъязычной кости, раскрылась сильнее. Теодор увидел перед собой два огромных голубых глаза, и всё тело задрожало, когда уцелевшие мышцы подбородка пробила пара пальцев. Кровь яркими брызгами разлетелась по полу, и всё замерло. За массой новых болезненных ощущений с особым отвращением чувствовалось чужое присутствие во рту через разодранный подбородок. Окровавленные пальцы сдавили подъязычные складки, вцепившись в мягкие ткани крючком, и не позволяли пошевелиться. — Дыши через нос, придурок, иначе захлебнёшься, — буркнул Леонард, наклоняясь ближе. — Если тебе не хватает воли раскрыть рот и сказать женщине «нет», то на что ты вообще годен? — его ноздри раздулись от бешенства, и он едко выплюнул: — На кой хер тебе нужна нижняя челюсть, если ты разговаривать не умеешь? Давай я её вырву на хуй? Мир ведь ничего от этого не потеряет. По горлу Теодора прокатились судороги, и его собеседник сдавил пальцы сильнее, оскалившись. — Я понимаю, когда тебе насрать на окружающих, но неужели в твоей тупой башке нет сочувствия даже к женщине, которую ты якобы любишь? — брови Гросса сошлись вместе, и на лбу появились морщины. — Ты был там. Ты знаешь, каково это! Так какого хуя ведёшь себя как безмозглый уёбок в пубертате?! Даже если бы Теодор и мог что-то сказать, то ответить ему было бы нечего. Он облажался. Не раз и не два, а делал это постоянно, с тех пор как закончилась война. Жизнь друзей и знакомых текла дальше, а Нотт уже и не помнил, каково это — просто жить без бесконечной гонки со смертью и попыток проглотить как можно больше кислорода. Воздуха оказалось так много, что он захлёбывался, цепляясь за старые повадки, тянущие его ко дну. Не перестроился, не повзрослел и остался там, где мораль и нравственность валяются в грязи под вспышками убивающих заклятий. — Тебе больше не за кем прятаться и не на кого свалить вину, — сухо проговорил Леонард, глядя собеседнику в глаза. — Для тебя всё уже кончено, не тяни с собой на дно тех, кто может жить, а не выживать.