Игра на двоих

      Итак, Тав и его стая исполнили задуманное: освободили пленников из Лунных Башен и прошли сквозь магический портал к Вызову Шар — зловещему древнему подземному храму. Именно туда их вела дорога, которую проложил перед ними дьявол Рафаэль, и именно там впоследствии развернутся судьбоносные события, повлиявшие на ход всей войны с Абсолют.       Но, помимо героических побуждений, Тавом двигала искренняя и всеобъемлющая любовь к Астариону.       В разрушенной части храма Тав и его спутники наткнулись на горы останков, давних и свежих. Увы, множество смертных встретили гибель в пасти чудовища — ортона Юргира, обитавшего в руинах столетиями.       Могущественный демон-великан с каменной кожей и зажигательными бомбами — такого ужасающего противника отряд Тава еще не встречал, но каждый из членов стаи проявил неслыханный героизм. Жрица Шэдоухарт в одиночку оттянула на себя Изменчивого зверя, повсюду сопровождавшего ортона. Новоприбывшая дроу Минтара вместе с гитиянки Лаэ'зель и девой с огненным сердцем Карлах раз за разом рубили демона своими клинками, даже изнемогая от ран, что он им нанес, а воители Астарион и Уилл и волшебник Гейл отбивались от мелких бесов, наводнивших пещеру. Сам же Тав, опасаясь полагаться на свою нестабильную магию, бросал в ортона его собственные бомбы, хотя они в любое мгновение могли взорваться в его руках.       Когда демон наконец с оглушающим грохотом рухнул, словно подрубленное дерево, члены стаи были все в крови и едва держались на ногах.       Но они победили. Победили, несмотря ни на что.       (Из книги «Герой и Я. Хроники спасителей Врат Балдура» Волотампа Геддарма, больше известного как Воло)

***

      Лаэ'зель вогнала меч ортону в огромное красное брюхо — и Иллиатрэ окатило волной крови, будто в каком-то причудливом обряде посвящения. От крови слипались волосы, кровь заливала глаза, подсыхала на лице, и несколько бесконечно долгих мгновений казалось, что в мире остался лишь красный…       Серный смрад резал нос, даже слезы выступали. Иллиатрэ пытался стереть с лица запекшиеся багровые потеки, вытереть руки о мантию, но бесполезно. Хорошо хоть демоническая кровь кожу не прожигала!       — Рафаэль хотел, чтоб мы сдохли, — выплюнул он. — Но мы не сдохли. Чем не доказательство, что стая может одолеть кого угодно?       Подумать только — ортон. Настоящий, черт возьми, ортон. И они его победили.       Минтара с невозмутимым видом очищала свой меч, пока в лезвии не отразилась темная пещера и горы костей вокруг. Пробормотала:       — Нет в мире оружия лучше, чем клинки дроу. Другой клинок давно бы сломался.       В бою она вогнала меч ортону в сгиб локтя, и тот, как ни тряс рукой, не смог от него избавиться.       Неподалеку Шэдоухарт склонилась над Лаэ'зель.       — Прижми здесь, — говорила подчеркнуто холодно. — Сильнее.       Лаэ'зель, закрывшая плечо окровавленной тряпкой, огрызалась, но указания выполняла. Несмотря на рану, она так и лучилась гордостью, как будто прикончила ортона единолично, а они тут так, просто мешались под ногами.       Стараясь не кривиться, Астарион ощупал левую половину лица, что распухла и болела — фингал налился что надо, — а потом пасмурно уставился на покусанные бесами руки. Гейл, сидящий на красной земле и тяжело привалившийся спиной к камню, смерил его мрачным взглядом. Его лицо смертельно побледнело, вены вздулись, он так судорожно дышал, будто мог вот-вот потерять сознание. Заклинаний использовал слишком много…       — Смотри не умри, — выдал Астарион обеспокоеннее, чем хотел.       — Сфера не взорвется, если что, — отозвался Гейл, поморщившись. — Заклинание Мистры ее… стабилизировало. Но лучше… не проверять.       Иллиатрэ прохромал к распоркам, на которых висел огромный кусок тухлого мяса, что, как ни странно, совершенно не вонял гнилью. Напротив, от черно-голубых пятен плесени и вздувшихся белых прожилок несло… приятным ароматом. Сладковатым, словно весенний луг, пряным, каким-то…       Будоражащим.       Он потянул носом воздух. Все равно что в благоговении застыть перед мраморной статуей и не отрывать взгляда от ее белого гладкого торса, по которому так и хочется скользнуть руками… провести языком… раствориться в шероховатости гипса и камня…       Со смешком Иллиатрэ склонился ниже, изучая мясо. Отвратительная паучья туша, явно приправленная феромоном суккуба — мощнейшим афродизиаком. Ха, что бы сказали на это жрицы Ллос?..       Теперь понятно, почему в обиталище ортона так много скелетов: Исчезающий зверь заманивал жертв в пещеру, они улавливали запах суккуба, пытались откусить от мяса и падали, парализованные паучьим ядом. После чего ортон и полчище его подручных устраивали пиршество.       И все же, до чего приятно пахнет…       — Не облизывай!!! — хлопнул по ушам многоголосый хор.       Иллиатрэ подскочил и заморгал. Поспешно выпрямился и утер рот, наполнившийся слюной.       — Я не собирался его облизывать! — возмутился, бросив на стаю взгляд через плечо, и протянул руку, чтобы сжечь паучью тушу магией. В воздух остро взвился смрад тухлятины вперемешку с одуряющей сладостью, и под красными сводами протянулся дым, уходя в щели между камнями. — Уже и посмотреть нельзя, боги. Что у вас за фантазии такие?..       Астарион нарочито устало отозвался:       — Радость моя, ты только что представлял секс со статуей. И ты нам еще говоришь про фантазии?

***

      Поддерживая друг друга, стая выбралась из пещеры. Прохладная чернота принесла облегчение после изнурительного сражения, но не успел Иллиатрэ подставить ветру лицо, как увидел неподалеку силуэт и оторопел.       Рафаэль ждал их у каменных руин, вальяжно скрестив руки на груди — чужеродный, будто вырванный из иного мира, средоточие силы и власти посреди вечной ночи. На его губах играла тень усмешки, русые волосы ореолом окружали красивое, благородное лицо, а глаза утопали в тенях, сверкали, как раскаленная сталь.       При взгляде на него внутри что-то оборвалось, стиснулось, и дыхание на миг сбилось.       Иллиатрэ облизнул пересохшие губы. Слишком устал от перехода и тяжелой битвы, и в голове туманилось, мысли сталкивались и путались, словно оборванные струны.       Разделить с ним постель — наверное, все равно что добровольно шагнуть в адское пламя. Рафаэль ужасал. Разжигал желание. А еще почему-то, совсем немного, хотелось его убить.       Он потер переносицу, расправил плечи и шагнул вперед, перебарывая надсадное гудение в жилах.       Сейчас они наконец-то узнают, что значат ужасающие адские надписи на спине Астариона.       — Мои поздравления, — протянул Рафаэль вальяжно и два раза хлопнул в ладоши. Эхо разнеслось среди руин гулко и зловеще и задрожало у Иллиатрэ под кожей. — Блистательная победа. Теперь ортон, сбежавший от меня столетие назад, вернется в Девять преисподних. Придется быть с ним несколько… строже, но ради столь ценного слуги можно потратить немного времени.       Иллиатрэ провел ладонью по лбу, и на кончиках пальцев остались бордовые следы. Чувствовал от собственной кожи смрад серы и густой, тяжелый запах крови, что пропитала одежду насквозь. Спутники выглядели не лучше.       — Я никогда еще не сражался с таким серьезным противником, как ортон, — признался он. — Но он мертв, а мы живы и никто даже серьезно не ранен, так что, как по мне, мы и правда хорошо справились с твоим поручением.       — Именно так, — отозвался Рафаэль спокойно, хотя в глубине его пылающих карих глаз искрилась ирония. — Ваш противник был очень силен и беспощаден. Далеко не каждая группа искателей приключений могла бы с ним справиться.       Что ж… они явно не первые, кого Рафаэль посылал разобраться с ортоном. Возможно, далеко не первые.       Даже если и так, гигантский демон — неплохая тренировка перед главами культа Абсолют. И перед Касадором.       Молчание затягивалось.       — Рафаэль, не томи! — не удержался Иллиатрэ, и Рафаэль насмешливо выгнул бровь.       — Терпение. — В его голосе слышалась мягкая укоризна, как у палача, раздосадованного, что жертва недостаточно громко кричит под пытками. Наконец он театрально повел руками и начал: — Мне пришлось обратиться ко многим источникам, чтобы докопаться до сути знаков, вырезанных на спине нашего кровососущего друга. Давненько я не видел настолько сложного и в высшей мере поразительного договора. Хорошо известный вам вампир, Касадор Зарр, заключил нечестивую сделку с Архивладыкой Ада Мефистофелем, пообещав ему всех своих отродий в обмен на могущество. Эти знаки на твоей спине, упырь, — часть одной из адских печатей, нужных для того, чтобы породить на свет новое существо — Вознесенного вампира, лишенного всех недостатков, которыми обладает простой вампир.       Запала тишина, звенящая, как оборванная струна. Вокруг сделалось холодно, слишком холодно и темно, будто больше никогда не будет света, даже факелы не загорятся.       Перед глазами издевательски маячит черная тень с пылающими красными глазами, тень, беспрестанно терзающая Астариона во снах и наяву.       — Разумеется, — невозмутимо продолжил Рафаэль, — когда ритуал Вознесения будет проведен, все отродья умрут, а их души на веки вечные поглотит Мефистофель. — Он повернулся к Астариону, тень мрачноватой, нарочито понимающей улыбки тронула его губы. — И также очевидно, мой кровососущий друг, что твой господин должен собрать всех своих отродий в месте проведения ритуала, то есть ты, упыренок, — единственное недостающее звено.

***

      Стая разбила лагерь у руин. Кривясь с явным сожалением, Хальсин проворачивал над костром мясо Исчезающего зверя, нанизанное на ветку, и в воздух то и дело с треском взмывали огненные искры.       Иллиатрэ зябко поежился и плотнее закутался в мантию. Смыл кровь ортона с лица и рук, но, чтобы постирать одежду, придется ждать аж до таверны. Астарион сидел на стуле возле его палатки и неподвижно смотрел в густую черноту неба. Неприветливый ветер ерошил его кудри.       — Ха! — наконец сорвалось с его губ. — Занятно.       Иллиатрэ нахмурился.       — И это все?       Астарион помедлил. Вздохнул и непривычно опустил плечи, будто съежившись.       — А что еще я могу сказать? Касадор не дал бы мне покоя, даже когда я был просто его любимой игрушкой. А теперь, когда я — единственное недостающее звено в ритуале, который превратит Касадора в самого могущественного из когда-либо существовавших вампиров, он не отцепится от меня, даже если я сбегу на край света. Мне до конца своих дней придется оглядываться и шарахаться от каждой тени. Я никогда не буду свободным. Так что… правда о моих шрамах ничего не меняет. Я все равно решил убить Касадора. И я либо убью его, либо… умру пытаясь.       Иллиатрэ цыкнул языком.       — Ты не умрешь. Нет такого врага, с которым мы бы не смогли справиться.       Очень, очень хотелось разделять его уверенность.       — И да — правда о твоих шрамах меняет всё. Ты можешь занять место Касадора в ритуале и самому стать Вознесенным вампиром.       Астарион снова вздохнул.       — Мы даже не знаем, возможно ли это. Хотя, конечно, я бы с радостью прикончил своих «братьев» и «сестер» ради такого дела и глазом не моргнул. Если я обрету такое могущество, то смогу быть отряду еще полезнее… и защитить тебя.       На лице Иллиатрэ промелькнула снисходительная усмешка, всего на миг, но Астариону она совершенно не понравилась.       — И что же ты будешь делать, когда станешь Вознесенным Вампиром? Я бы, например, превратил всех своих врагов в отродий, подмял бы их под себя и измывался как только мог!       От неожиданности Астарион хохотнул. Этот дроу всегда умел сбивать с толку! Возможно, в этих его словах мало правды, но до чего приятно послушать…       — Какие ужасные вещи ты говоришь, ну надо же, — зацокав языком, протянул он с хищной усмешкой. — Дай минуту, я подумаю.       И тут же отругал себя: прозвучало так, будто никогда не думал об освобождении всерьез! Неужели в самом деле?..       — А что тут думать? — глаза Иллиатрэ горели весельем и садизмом. — Представь самое ужасное и приятное, что только можешь. Люблю твой цинизм.       Не в силах сдержать злой смешок, Астарион погрузился в будоражащие мысли и фантазии, пока не выудил самую темную:       — Я бы создал особое поселение для смертных. Заботился бы о них, защищал, обеспечил бы им приятную легкую жизнь, заставил бы меня обожать. А взамен пил бы их кровь, когда захотел, и, знаешь, может, делил бы с ними наслаждения иного рода… они ведь, по факту, принадлежали бы мне…       Иллиатрэ зажмурился от удовольствия. Сознание захлестывало его жестоким восторгом, его восхитительной тьмой, что нет-нет да прорывалась наружу. Астарион не жалел ни о чем, только наслаждался, держа его за руку и разделяя с ним миг жестоких темных фантазий.       Иллиатрэ вдруг пошатнулся, тяжело провалился к его плечу и закрыл глаза. Его ресницы чуть подрагивали, углы рта скорбно поджались. Астарион едва успел его подхватить и, затаив дыхание, разглядывал его — впервые настолько близко видел каждую черточку, каждую прядку, что слиплись от крови ортона и отливали красноватым. Такой… такой уставший, измученный…       Это не просто упадок сил после схватки. Но что тогда? Влияние «Защитника»? Поврежденные магические потоки?..       Астарион поддержал его под руку и прижал к себе, а Иллиатрэ навалился на него всем весом, вцепился пальцами в рубашку.       — Меня тоже, — выдохнул неожиданно четко.       — Что тоже?       Иллиатрэ приоткрыл глаза, и край его губ приподнялся в привычной кривоватой усмешке.       — Хочу, чтобы Вознесенный вампир обратил меня тоже.       Руки рефлекторно дернулись, чтобы оттолкнуть его, и сильно, но Астарион усилием воли сдержался, даже не сдавил стальной хваткой его плечи.       — Болван, — пробормотал беззлобно. Неподалеку трещал костер, искры взвивались в воздух, и глубокие тени ложились на задумчивое лицо Хальсина, что ворошил веткой поленья. За его спиной угадывались силуэты других спутников.       — А что? — хмыкнул Иллиатрэ. — Не хочешь делиться вечной молодостью и силой?       Астарион собирался резко ответить, но снова всмотрелся в его лицо, и слова комом застряли в горле.       «Хочу, чтобы Вознесенный вампир обратил меня тоже, если я буду на грани смерти», — вот что крылось за его фразой.       Астарион притянул его к себе ближе, и Иллиатрэ опять опустил голову ему на плечо. Обещания давать бессмысленно: скорее всего, он никогда не станет Вознесенным вампиром, да и слова обычно не держал, но…       — Ладно, — прошелестел едва слышно. — Так и быть. А что еще ты хочешь?..       — Рафаэля, — выдохнул Иллиатрэ и сглотнул. — А еще — почувствовать, как щупальца иллитида ласкают мое тело!       Ну здравствуйте.       Астарион с ухмылкой отстранился, зажмурился и покачал головой, хотя в глубине души взвилось раздражение. Испортить серьезный разговор этот дроу тоже всегда умел!       — Погоди немного: если Минтара съест еще одну личинку, твое желание сбудется скорее, чем ты думаешь!       Они смеялись сквозь боль и онемение, словно изображали веселье на сцене театра.

***

      Между Минтарой и Лаэ'зель разгорелся жаркий спор о том, из чьей стали — дроу или гитиянки — получаются клинки лучше. Спор предложили решить самым очевидным способом: скрестив пресловутые клинки.       Воздух наполнился звоном стали о сталь, и вычерненные костром тени заметались по земле, протянувшись до самых палаток. Откуда у этих двоих столько энергии, если час назад Минтара едва держалась на ногах, а Лаэ'зель лежала чуть ли не замертво?..       Воительница-гитиянки распустила волосы, и от каждого движения они взметались в воздух каштаново-рыжеватой волной. На ее губах играла скупая улыбка — точное отражение скупой улыбки Минтары.       Что ж, убивать друг друга они явно не собирались. Даже немного жаль.       Астарион отвернулся от них и зарылся руками в «библиотеку» Иллиатрэ, пробегая пальцами по обложкам. Задел локтем ближайшую стопку, и книги посыпались на землю. Одна из них упала ему под ноги и раскрылась. Он скользнул по ней взглядом — и замер, ведь на страницах были рисунки, множество рисунков разумных существ, что сплелись в необычных, но вполне однозначных позах. Детальность прорисовки тел и анатомическая правильность движений могла поразить даже самое искушенное воображение.       Астарион невольно оглянулся, словно кто-то мог его застукать и пристыдить. Поднял книгу, закрыл и посмотрел на полустертое тисненое название: «Особые практики учений Ловиатар». Ну кто бы сомневался, что у Иллиатрэ есть такая книга.       Это что, Абдирак одолжил? Не слишком ли он много на себя берет?       Закусив губу, Астарион опустился на подушку и пролистал книгу. Такая старая, что страницы пожелтели от времени, текст местами выцвел, а обложка отошла от корешка, однако на рисунки годы совсем не повлияли, словно краски были зачарованными.       Во вступлении автор предупреждал, что указанные практики должны проводиться с явного и очевидного согласия всех сторон, и желал участникам побольше удовольствия. На следующих страницах пестрели рисунки с подробными уточнениями вроде: «Во время связывания нижний участник может жаловаться на боль, тянущее ощущение в мышцах и онемение конечностей, но это следует воспринимать как часть игры, если он не произносит специально оговоренного слова». Каждая «практика» была нарисована для нескольких рас и полов, учитывала телосложения и разницу в росте партнеров, отчего книга раздулась на пару тысяч страниц. Автор бессовестно сочетал полуорков с гномами, нагов с людьми, прорисовывал оргии эльфов в мельчайших подробностях и не гнушался изображать синяки и ссадины, которые герои его картин демонстрировали едва ли не с достоинством.       Астарион невольно остановился взглядом на дроу: жестко связанный по рукам и ногам, тот выгнулся спиной на чем-то вроде большой катушки для ткани. Надо же, для дроу выделен отдельный раздел, как будто телосложением они чем-то особенно отличаются от других эльфов…       Астарион сглотнул, не отводя взгляда от связанного дроу, у которого из-за неудобной позы соблазнительно напряглись все мышцы, но тут же одернул себя. Чем только сейчас занимается, черт возьми?       Он перевернул страницу, собираясь отложить книгу, и оцепенел. Прямо по центру желтоватого листа сплелись две фигуры: дроу лежал на боку с заведенными за спину руками, по его плечам и груди протянулись веревки, впившись в кожу, левая нога поджата к животу, а правая — закинута на плечо бледного эльфа, что вколачивался в него.       Астарион сжал губы, сдерживая восхищенный выдох. Пытался гнать от себя мысли об Иллиатрэ, но с неожиданным удовольствием понял, что сделать это с каждым мгновением все сложнее. Разумеется, не то чтобы эта книга стала для него открытием, но одно дело — знать все в теории, и совсем другое — пробовать на практике…       Лицо дроу на картинке исказилось от боли и удовольствия, на коже блестели капли пота. Эльф, напротив, казалась спокойным, надменным, полностью контролирующим ситуацию и даже ощущения своего партнера во всей их полноте.       В желудке словно завязался узел, в душе воцарилась сумятица. Предположим, Астарион мог бы делать все, что хотел, — и не делать ничего, чего бы ни хотел. Что если… Что было бы, окажись он, так сказать, по другую сторону кнута? Еще и по собственной воле…       Секс — в конце концов, способ контроля, один из самых ярких и сильных способов, потому что его не надо завоевывать и выгрызать. Стоит кого-то соблазнить, и контроль отдан добровольно.       Нет.       Наверное, лучше не…       — О, наконец-то не «Некромантия Тэя». Что читаешь, Астарион?       Астарион подскочил, прижал книгу к груди, едва не выронив, и зашелся нервным смехом.       — Ты чего подкрадываешься? Я даже твоих шагов не услышал!       — Да я не подкрадывался… — растерянно протянул Гейл. — Так как книга называется? «Особые…»       Астарион поспешно захлопнул книгу и развернул названием к себе.       — «Особые грибы и кристаллы Подземья»!       Гейл посмотрел удивленно, но ему хватило мудрости промолчать.