Игра на двоих

Give me your love tonight You're burning up but I'm still cold Give me a place to hide From this horrendous emptiness inside.

      — Атрэ... — произнес Астарион мягко и заскользил большим пальцем по его позвоночнику, снизу вверх. Иллиатрэ сдавленно выдохнул и заерзал животом у него на коленях. Открытый, почти беззащитный, ему чертовски шла эта поза, когда он уперся локтями и коленями в пол, подставив спину под удары.       Астарион взял в руку паддл. Любовно провел пальцами по широкой, обтянутой кожей лопатке.       Размахнулся и обрушил ее Иллиатрэ на задницу, у самого основания спины.       Иллиатрэ вскрикнул и заметался сильнее, вцепившись пальцами ему в штаны. Астарион издал мягкий смешок, любуясь красной полосой с темной каймой, что проступила на его коже.       — Ты здесь такой чувствительный, моя радость. Обычно самые болезненные удары на ягодицы приходятся у самих бедер, а у тебя — почти у самой спины.       Астарион резко открыл глаза. Тело горело, казалось, внутри все выкручивает от желания. Если бы сердце еще стучало, то сейчас бы выпрыгивало из груди и грохотало в ушах, как марш целой армии. Штаны так натянулись, что стало немного больно.       Уф… ничего себе… Как будто он подросток, впервые увидевший похотливый сон. Хотя это куда лучше, чем привычные кошмары!       Он повернул голову к приоткрытому пологу палатки. Снаружи на спальнике у костра Иллиатрэ закутался в одеяло с головой, как в кокон, — только широко распахнутые глаза маслянисто блестели. Астарион почувствовал его возбуждение, такое же неистовое, как и его собственное.       — Это правда? — прошептал он в темноту, ухмыляясь. — Тебе больше нравятся удары чуть ниже спины, чем в основании ягодиц?       — Я не знаю, — также шепотом откликнулся Иллиатрэ, лихорадочно и сдавленно. — Никогда не пробовал. Никогда никому не позволял… Жаль, у нас нет паддла.       — Кстати, знаешь, что говорят про паддл? — шире усмехнулся Астарион. — «От каждого удара расцветает роза».       Если до этих слов Иллиатрэ был возбужден недостаточно, то теперь из его головы вымело все мысли, оставив лишь вожделение. На его шее блестели капли пота, язык то и дело скользил по обветренным губам.       Астарион понял, что не выдержит. Желание было слишком острым, ярким и беспощадным, вышибало здравый смысл. Он пожалеет об этом, они оба пожалеют, будет тяжело — но потом, а сейчас можно сполна насладиться друг другом.       Астарион неспешно встал. Иллиатрэ тоже рывком поднялся, взял его за руку, потянул в сторону черных деревьев. Его дыхание срывалось и гремело в ушах, а зрачки так расширились, что заняли всю радужку. Казалось, он едва сдерживается, чтобы не сорваться на бег, но Астарион его придержал, выдохнул на ухо:       — Стой, мы сейчас заскочим прямо к теням… или оставим лагерь без защиты, колокольчик пикси-то у тебя.       Толчком он впечатал Иллиатрэ в дерево. Сжал его запястье, впился в губы жадным поцелуем, проникая языком в рот и касаясь его языка, и желание разожглось в крови лишь сильнее. Свободная рука Иллиатрэ обдала жаром его поясницу под рубашкой, и Астариона пронзила мысль: ремень, ремень на штанах, широкий и достаточно жесткий…       Он отстранился. Хмыкнул, многозначительно улыбаясь, и потянул ремень из шлеек. Не пришлось даже ничего говорить: Иллиатрэ повернулся, приподнял рубашку, приспустил штаны и оперся грудью и руками о дерево. На его щеках выступили багряные пятна, взгляд потерял фокус, волосы растрепались — до безумия податливый, эротичный, и внутри у Астариона все взвыло.       Он вытащил пояс, примеряясь, и заколебался. С какой силой бить? Разумеется, раньше он такое делал, но тогда лишь изображал энтузиазм и подстраивался под желания партнера — «сильнее» или «не так резко», сплошная тоска.       Он никогда не собирался приносить удовольствие болью, никогда до этого момента.       Астарион размахнулся, резко и мощно, но не изо всей силы. Пояс обрушился на ягодицу Иллиатрэ с отчетливым «щелк!», оставив большую алую полосу.       Иллиатрэ застонал, перебирая ногами, задышал чаще. Его кожа покрылась мурашками.       — Меня… меня надолго не хватит… — выдал едва различимо. — Это… гораздо лучше, чем с Абдираком!       Быстрее, чем успел подумать, Астарион залепил ему ремнем по другой ягодице. Иллиатрэ вскрикнул, привалился грудью к дереву, уперся руками в черную кору, словно его привязали за запястья. Астарион провел пальцами по глубоким ссадинам на его заднице, чувствуя, как наливаются синяки. Вот нечего говорить про Абдирака в такой момент…       Иллиатрэ вскинул на него взгляд — мутный и умоляющий. Астарион тут же раскаялся, что посчитал порку хорошей идеей, однако услышал не просьбу остановиться, а сдавленную укоризну:       — Чего это я должен просить меня отхлестать?! Не останавливайся.       Ах, «не останавливайся», значит.       — Смотри, не пожалей, — рассмеялся Астарион и размахнулся. Пояс свистнул в воздухе и обрушился на обе ягодицы, звонко хлопнув о кожу.       Иллиатрэ хватанул воздух ртом, заерзал, словно не находя себе места. Никто и никогда еще так сильно не наслаждался тем, что Астарион его сёк.       — Я… я сейчас уже… — Иллиатрэ мотнул головой и выдал: — Иди сюда, ближе.       Астарион подошел, привлек его к себе. Рука Иллиатрэ скользнула ему между ног и сжала член, быстро водя вверх-вниз. Астариона словно обожгло: до этого дразнящего прикосновения он и не осознавал, как сильно возбужден. Его тоже надолго не хватит…       Он провел пальцами по спине Иллиатрэ, царапая кожу, оставил влажный поцелуй между шеей и плечом. В голове стучало, рука Иллиатрэ быстро двигалась, ногти то и дело задевали чувствительные места. Наслаждаясь подступающим удовольствием, от которого сводило все мышцы, Астарион склонился к его уху, прикусил заостренный кончик и насмешливо выдохнул:       — Ты правда кончишь от того, что я выпорол тебя поясом, м?       Вместо ответа Иллиатрэ под ним задвигался, упираясь ягодицами ему в бедро. Астарион провел по поясу пальцами, совсем как по паддлу во сне, и жесткой кожей очертил нетронутое место, где ягодица почти переходила в ногу.       — Вот сюда.       И размахнувшись, влепил совсем по другому месту, на изгибе спины.       Иллиатрэ вскрикнул, выгнулся и излился на мертвую черную кору. Его рука мазнула по члену Астариона, тело мелко задрожало, и Астарион тоже не выдержал: захлебнувшись сдавленным стоном, зажмурился и растворился в ощущениях, что электрическим разрядом пронзили мышцы, выгнули спину…       Иллиатрэ скользнул вниз. Астарион едва успел его подхватить и помог лечь на землю. Тот тяжело дышал, на прикушенной губе алела ранка.       — Я перестарался, — быстро сказал Астарион. Иллиатрэ приоткрыл глаза. Вяло взглянул на него.       — Ага, как же… Все прошло… идеально. Тебе просто… нет равных. Жаль только, что я так мало продержался. Всего четыре удара… надеялся хотя бы на десять!       От неожиданности Астарион рассмеялся.       — На десять? Сердце мое, да у тебя бы на заднице живого места не осталось.       Иллиатрэ фыркнул. Астарион поколебался, но все же прищурился и нарочито насмешливо выдал:       — Кстати, ты разве не знаешь, что дурной тон — в такие моменты вспоминать других мужчин? Да и женщин тоже.       — Угу, — с улыбкой поморщился Иллиатрэ. — Я почувствовал твое раздражение. Пояс говорит лучше любых слов.       Астарион ухмыльнулся, неожиданно возбужденный, обожженный этой мыслью, как настоящим ударом пояса.       Он как-то сказал Иллиатрэ, что стоять по ту сторону кнута — совсем не то что быть под кнутом.       Чистая правда.

***

      — Знаешь, — выпалил Иллиатрэ, подперев щеку рукой, когда они тихо вернулись в его палатку, — если бы я подчинялся тебе, то нарочно бы тебя провоцировал, чтобы потом ты был со мной посуровее! Синяки, ссадины, следы от веревок на моем теле…       Ого, иронично подумал Астарион, так тебя на моей памяти еще не заносило.       — «Посуровее», сердце мое? Брось, я же тебя знаю, если бы ты провинился, я бы к тебе и пальцем не притронулся. Это было бы для тебя гораздо более суровое наказание, чем синяки и следы от веревок!       Иллиатрэ застонал и уткнулся лицом в подушку. Помедлив, Астарион скользнул к нему.       — Знаешь, что такое «Маэхтская петля»?       — М? Нет. По названию похоже на «Мензоберранзанский любовный узел».       — Ты умеешь его делать? Я наслышан об этой практике дроу, но не знаю, что конкретно она из себя представляет.       Иллиатрэ поморщился.       — Не умею. У меня гибкости и силы в руках не хватает. И да — эта практика создана, чтобы удовлетворить особенно пресытившихся Матриархов, не то чтобы она особенно приятна для того, кто ее исполняет! Я представляю, что случается с теми мужчинами, кто в «Мензоберранзанском любовном узле» падает…       Он поежился. Астарион положил ладонь ему на спину.       — Я покажу тебе «Маэхтскую петлю». Расслабься, постараюсь не сломать тебе руку.       И издал смешок. Иллиатрэ беспокойно покосился на него.       — Уж постарайся! Со сломанной рукой я не смогу накладывать большинство заклинаний. Вдобавок, придется объяснять Шэдоухарт, чем мы тут занимались…       — Это шутка. Расслабься, — повторил Астарион и мягко завел его левую руку за спину, согнув в локте, пока не почувствовал напряжение его мышц. — Хорошо. Теперь согни правую ногу.       Иллиатрэ сделал то, что просили, и Астарион, не отпуская его заломленную руку, так же осторожно подтянул его согнутую ногу за спину, пока запястье не коснулось щиколотки. Иллиатрэ выгнулся и выдохнул.       — Потом, — протянул Астарион вкрадчиво, — жертву туго связывают, а свободные руку и ногу привязывают к быльцам кровати или опорам. И оставляют так на несколько часов. Вообще-то больше похоже на пытку, но моя давняя любовница считала, что это отличный способ получить удовольствие… Хотя лично я не представляю, как можно получать удовольствие от такого, но не сомневаюсь, что тебе бы понравилось.       Я тоже становлюсь немного повернутым, промелькнула в голове ироничная мысль.       Иллиатрэ хмыкнул в крайне неудобной позе: Астарион его не отпускал.       — Я бы попробовал это по-серьезному. Звучит мучительно.       В его голосе на последнем слове послышалось предвкушение, но Астарион осторожно разжал хватку, растянулся на спальнике рядом и закрыл глаза. Как бы весело ни было, игры на сегодня кончились.

***

      Еще даже не открыв глаза, Астарион почувствовал себя отдохнувшим. Ночь прошла без кошмаров и даже без сонного зелья, зато…       Проклятье.       Он резко сел, почти что вскочил. Потянулся к своей походной одежде и наткнулся пальцами на пояс. Оцепенел, нервно сглотнул и поднес его к глазам. На поясе не было никаких следов непотребств. Может, приснилось? Вот бы так и было!       Он ведь не мог… сначала порка, а потом «Маэхтская петля»…       Астарион закрыл лицо ладонями и застонал. Гребаный Абдирак со своей гребаной книгой!       Может, все-таки приснилось?       Он и сам повел себя не лучше Абдирака. Интересно, а на его лице ночью у дерева тоже было маниакальное выражение, а в глазах плескалось неистовое наслаждение от боли Иллиатрэ?..       Еще и обещание — обещание не заниматься с Иллиатрэ плотскими утехами, не нажимать на этот рычаг влияния, не затаскивать его в постель, чтобы расположить к себе — нарушено снова. И если в первый раз на них повлияли чувства Карлах и Уилла, а во второй они перешли черту после долгой разлуки, то в третий раз…       В третий раз они могли остановиться, но не остановились, даже не подумали.       — Проклятье, — буркнул он вслух и в который раз пожалел, что не может рассмотреть себя в зеркале. Впрочем, может, оно и к лучшему, иначе стал бы выговаривать собственному отражению, как порой делал Иллиатрэ.       Не остановились, даже не подумали — но почему? Потому что в глубине души Астарион хотел?..       Снаружи палатки разносился гомон и неспешный шорох сборов в дорогу. Вынырнув из-под полога, Астарион даже удивился тому, с какой размеренностью стая складывает пожитки и облачается в доспехи.       Минтара, сидящая на бревне у костра, подняла за голенище прогрызенный сапог, что обвис лоскутами кожи и разодранными пряжками, и нахмурилась. Обратилась к Шкрябу почти ласково:       — Ты жив только потому, что нравишься лидеру отряду.       Шкряб заскулил, попятился, и Астарион поспешно потрепал его по загривку. Сам раньше шутил, мол, они приютили этого пса и медвесыча лишь для того, чтобы ему было чем перекусить, — но все же успел к ним привязаться.       — Зачем мы взяли этих тварей в лагерь? — обратилась к нему Минтара.       — Затем, что Иллиатрэ любит подбирать всех несчастных, сирых и убогих. Тебя, например, подобрал.       Она посмотрела на него очень пристально. Астарион насмешливо осклабился.       — …Что, я тоже жив только потому, что нравлюсь лидеру отряда?       — Именно так, — совершенно серьезно произнесла она, но ее губы тронула легкая усмешка.       На Астариона налетел Иллиатрэ, едва не сбив с ног, и нежно взял за руки. Его горячие ладони обжигали кожу.       — Портал! — воскликнул он как ни в чем не бывало. — Вчера Гейл нашел неподалеку отсюда рунический камень, на котором можно открыть портал в таверну!       Его глаза блестели, от всей фигуры веяло энергией и силой, как никогда прежде, и губы Астариона против воли растянулись в улыбке.       Неужто правда этого хотелось?..       — То был не секс, — поспешно шепнул Иллиатрэ ему на ухо, опустив плечи, и забормотал извинения, но они потонули в возгласе Астариона, прорвавшемся сквозь хохот:       — А ЧТО ЭТО БЫЛО?!       Восклицание разнеслось над лагерем, и спутники остолбенели, повернувшись к ним, но тут же поспешно вернулись к своим делам.       — Порка, — выдал Иллиатрэ, ухмыляясь, и прищурился. — Слышал такое выражение: «Секс без порки — деньги на ветер»?       — Наоборот же! — отчеканил Астарион с веселым возмущением.       Ну что ж, если Гэвин до сих пор наблюдает за ними, пусть передаст Касадору: Астарион предсказуемо соблазнил лидера отряда и теперь манипулирует им через постель, как обычно. Между ними только секс, и ничего больше.       Ничего больше.       Забавно, что на самом деле это совершенно не так!       Выражение лица Минтары сделалось таким презрительным, что Астарион всерьез обеспокоился, не собирается ли она ночью прокрасться к нему в палатку и перерезать ему горло во сне.       — Самоконтроль, — отрубила она, встретившись с ним взглядом. Ее лицо утопало в тенях. — Вы совершенно не думаете о том, что ваши действия влияют на всех нас из-за связи головастиков, а ваши легкомысленные настроения перед изучением Вызова Шар и поиском артефакта, дающего Кетерику бессмертие, нарушают концентрацию всего отряда.       Астарион выгнул бровь, моментально поняв, что она имеет в виду вчерашнюю ночь. Иллиатрэ хохотнул.       — Самоконтроль?! Да брось! А то уже говоришь как Иссохший. Он как-то отчитал меня за то, что я, мол, вместо того чтобы сосредоточиться на борьбе с Абсолют, отвлекаюсь на плотские утехи! Но он-то, кхм, старая мумия… Я просто надеюсь, что одним прекрасным днем ваш самоконтроль подведет, и у нас в стае будет масштабная оргия!       — Да-а-а… — язвительно протянул Астарион. — Мечтать не вредно, моя радость. Лично мне наплевать, что мои эмоции и ощущения перекидываются на вас. Просто признайся, — он растянул губы в улыбке, очаровательной и хищной, — ты злишься, потому что тебе не с кем выпустить пар. Присмотрись к Хальсину, он друид широких взглядов. Или к Гейлу — не зря же он на тебя посматривает. А если тебе по нраву женщины… что ж, тут сложнее. Карлах вместе с Уиллом, а Лаэ'зель и Шэдоухарт слишком увлечены друг другом, хотя, конечно, можешь попытаться…       — Брось, Минти, — дружелюбно вклинилась Карлах и потрепала Минтару по плечу. — Они же такие счастливые, когда вместе!       Если бы Астарион плохо ее знал, то решил бы, что она мстит за тот раз, когда он в таверне подшучивал над ней из-за романа с Уиллом.       — Минти?.. — потрясенно повторил Иллиатрэ. — Нам тоже можно тебя так называть?       — Разумеется, нет, — отрубила Минтара, и ее глаза сузились. — Карлах любезно предоставила мне свою палатку для ночевки, поэтому я терплю некоторые… вольности с ее стороны.       Как же, вольности, снова ухмыльнулся Астарион. Так бы прямо и сказала, что Карлах невозможно отказать и лучше даже не пытаться, потому что пронзит навылет своим щенячьим взглядом!       — Но у Хальсина ведь палатка больше, — напомнил Иллиатрэ, явно недовольный крахом своего плана по примирению.       — Да, — пожала плечами Минтара. — Но не вижу смысла делить палатку с друидом, если есть свободная.       Собираясь уходить, она повернула голову и хитро, с достоинством, неожиданно искренне ухмыльнулась.       — Если хочешь заманить меня в ловушку, лидер, придется приложить больше усилий.       Астариону она начинала нравиться.