Ночные снайперы

      Узкий ход начинался сразу за коваными воротами из чугуна и уводил дальше долгим коридором без крыши и с выкрашенными в традиционном стиле стенами. Кое-где на стенах этих висели доски с объявлениями, кое-где вдоль стояли горшки с домашними растениями, до сих пор не убранными и продолжающими жухнуть на скупом осеннем солнце. Коридор тянулся довольно далеко, но в конце концов сворачивал и выводил на открытое пространство, где справа располагался ландшафтный сад с декоративными прудами, засохшими миниатюрными деревцами-пэньцзин, композициями из камней и короткими извилистыми тропками, присыпанными красным гравием и жëлтым песком, а слева находился жилой дом: всего в два этажа высотой, но длинный. Возведëнное в испанском стиле с китайскими элементами, это строение кичилось загнутыми кверху краями консольных козырьков над входными дверьми, маленькими окнами восьмигранной формы и ажурными витьëм балконных ограждений.       Вэй Усяню, пожалуй, здесь нравилось.       Поездка на грузовике завершилась благополучно, и они с Лань Ванцзи сняли себе новое жильё, на сей раз — как и в Пекине, у частников.       Ранним утром, когда бледная розоватая заря тронула такое же бледное, почти бесцветное небо, а воздух горчил тротуарной росой и едва уловимыми нотками сухой травы, доносимыми ветром с шанхайских пригородов, они вдвоём после бессонной ночи располагались в только-только арендованной квартире и собирались прилечь поспать хоть на пару часов; тогда Вэй Усянь, застывший подле окна, выходящего во внутренний дворик, и о чëм-то задумавшийся, вдруг неожиданно для самого себя спросил:       — Лань Чжань… А ты знаешь, от чего он умер?       — Кто? — резко обернулся к нему Лань Ванцзи, не поняв вопроса.       — Этот Мо Сюаньюй, — тихо пояснил Вэй Усянь, не отводя глаз от дворика, где чахлое солнце понемногу покрывало золотистой поталью такую же чахлую садовую герань.       Чуть помолчав, Лань Ванцзи ответил:       — Он совершил самоубийство, — и невозможно было понять, что сквозило в этот миг в его голосе.       Вэй Усянь пробормотал себе под нос: «Вот оно как…», а затем, забравшись в прохладную постель и укрывшись тонким одеялом, с нажимом заметил, рассеивая без остатка всю тягостную атмосферу этого странного утра:       — А знаешь, Лань Чжань, ты задолжал мне бутылку вина — ведь я его даже попробовать не успел перед тем, как она разбилась! Пожалуй, что ты задолжал даже две бутылки — вторая пойдёт в счëт моральной компенсации!       — Хорошо, — неожиданно легко согласился Лань Ванцзи, и Вэй Усянь не поверил своим ушам.       — Не может быть, гэгэ, — ворочаясь в кровати и пытаясь поудобнее устроиться, изумился он. — И даже не посмотришь на меня своим строгим взглядом?       Лань Ванцзи тут же вскинул голову и вперил в юношу недобрый и хладный взор, так что тот тут же поспешил отшутиться:       — Это было вовсе не обязательно, знаешь ли.       Лань Ванцзи на это, как и множество раз до, выдал только глухое и отрывистое:       — Спи.

♠ ♠ ♠

      Тем же днём они с Лань Ванцзи, оба пробудившись около полудня, отправились поискать магазины — а лучше сразу большой рынок, где можно было бы купить всё необходимое в одном месте, — чтобы малость обустроить свой быт: бесконечный бег и постоянная смена локаций даже у лëгкого на подъëм Вэй Усяня вызвали некоторую усталость; к тому же, одежда их изрядно запачкалась, а после поездки в кузове грузовика и вовсе пришла в негодность.       На вопрос юноши, как же так вышло, что их подстерегли в отеле, куда они едва успели вселиться, Лань Ванцзи сперва хмуро помолчал, а затем ответил:       — Дай карту.       Вэй Усянь, недолго думая, протянул ему потрëпанную пластинку, некогда принадлежавшую юноше по имени Мо Сюаньюй, о котором не было известно почти ничего — кроме, разве что, факта и причины его смерти, — и округлил глаза, когда Лань Ванцзи с непроницаемым видом переломил её пополам, а половинки выкинул в ближайшую урну.       — Лань Чжань, Лань Чжань, что ты делаешь! Что ты сделал?! — переполошился Вэй Усянь, едва не бросаясь к урне, чтобы выудить из её помойной утробы останки ID-карты. — Что же ты натворил, гэгэ? И что же я делать теперь буду?       — Не понадобится, — коротко и не слишком понятно отозвался Лань Ванцзи, но спустя мгновение, заметив, что Вэй Усянь продолжает на него взирать в отчаянии, растерянности и с укором, пояснил: — Ей всё равно нельзя больше пользоваться. Нас… предали.       — Но что я-то буду делать? — расстроился Вэй Усянь. — Что же мне делать без документов, Лань Чжань?       — Сделаем новые, — коротко отмахнулся Лань Ванцзи. — Здесь с этим будет уже проще. Идём.       Вэй Усянь, так и не поняв, в чëм этот непостижимый для него процесс упростится в Шанхае, спорить не стал и, несколько успокоившись и приободрившись, вместе с Лань Ванцзи бойко зашагал по улице.       На их удачу, торговый массив относительно недалеко действительно имелся, и не какой-нибудь, а знаменитый рынок Юйюань, прикорнувший под боком у ничуть не менее знаменитого одноимённого сада Юйюань, сильно пострадавшего когда-то давно при обстреле во время Опиумной войны. Возле сада находился маленький чайный домик, а в самом саду буйно, но с лëгкой ноткой тоски цвели осенние цветы: хризантемы и королевские гортензии. Вдоль рынка тянулась Старая улица, переполненная как туристами, так и местными жителями, и Вэй Усянь с Лань Ванцзи не пошли ни туда, ни в сам парк, решив ограничиться посещением одного только рынка — что, впрочем, тоже обещало стать задачкой не из лëгких, учитывая, какие и там царили гвалт и толчея.       Стоило только вступить на территорию торговых рядов, как со всех сторон тут же обступили здания, будто вышедшие из времëн династии Мин или Цинь, и весь рыночный массив Юйюань был отстроен в таком стиле. Многоярусные, резные, красного дерева, с остро загнутыми кверху углами крыш, увешанные рекламными баннерами и плакатами, они производили впечатление настоящих торговых дворцов, роскошных и овеянных стариной.       Естественно, праздных зевак-туристов хватало и здесь, да и сам Вэй Усянь от этих самых зевак немногим отличался, точно так же на всё заглядываясь и довольно хаотично передвигаясь от магазинчика к магазинчику; что до Лань Ванцзи, то тот молча и терпеливо следовал за юношей, будто они и впрямь сюда поглазеть пришли, а вовсе не по делу.       Вэй Усянь точно так же совал везде свой нос, как делал это в лабиринтах Чибао, интересуясь даже тем, что было ему абсолютно не нужно (и, говоря уж по правде, не слишком-то интересно).       Фрукты и овощи, чаи, сувениры и шëлк, экзотические морепродукты — казалось, что здесь можно найти почти всё, кроме самых простых, обыденных и нужных вещей; продолжая исследовать рынок, Вэй Усянь и Лань Ванцзи как раз набрели на магазинчик, торгующий всякими морскими гадами. Мечехвосты, лангусты, крабы, креветки, рапаны, улитки, яйца каракатиц, раки-богомолы и прочая жутковатая живность, шевелющая клешнями, усами и другими отростками, лежала здесь россыпью в поддонах, тазах и корзинах, а в воздухе стоял неповторимый солоновато-йодисто-тинистый аромат.       Неподалёку от корзины с морскими грибами Вэй Усянь обнаружил то, что намертво приковало его внимание — это оказался гуидак, или роющий моллюск. Роющие моллюски, как было известно лишь немногим ценителям, форму имели весьма специфическую и более всего напоминали обмякший человеческий пенис. Узрев такую диковинку, Вэй Усянь, в число ценителей не входивший, аж рот разинул от изумления — а спустя секунду уже был подле прилавка, изучая редкий товар и время от времени глуповато хихикая.       — Ого, Лань Чжань, ты только посмотри, какой большой! — позвал он мужчину, подëргав его за рукав и тыкая пальцем в одного из моллюсков. — Нет, тот ещё больше!       Лань Ванцзи в ответ на это баловство лишь нахмурился и недовольно поджал губы; не говоря ни слова, он развернулся и шагнул прочь от прилавка, и Вэй Усянь, мигом прекратив дурачиться, на сей раз уже сам поспешил за ним, гадая, что это такое вдруг на мужчину нашло.       После выходки с гуидаками бесцельные шатания Вэй Усяня по рынку закончились: Лань Ванцзи, безошибочно и точно выискивая нужные им магазины, повëл юношу строгим и скучным маршрутом. Ничего интересного больше не попадалось Вэй Усяню на глаза, и он приуныл — что, на сугубый взгляд Лань Ванцзи, наверняка значило «успокоился». Они прикупили кое-какую одежду и некоторые мелочи, необходимые в быту, взяли россыпью разных сортов зелëного чая и, уже под конец, две обещанные мужчиной бутылки вина в крохотной винной лавке у самого выхода из рынка.       Вэй Усянь, шагающий налегке рядом с Лань Ванцзи, сощурил глаза на солнце, сползшее по небесному своду так низко, что обжигало крыши не слишком высоких рыночных павильонов, и рассеянно огляделся. Собственных денег у него не имелось — тут, впрочем, мало что изменилось с тех времён, когда он проживал в Пекине с Цзянами, — а голод начал мучить юношу ещё где-то в самом начале прогулки, и сейчас ему казалось, что его желудок скоро съест сам себя.       Просить Вэй Усянь умел раз от разу: то его охватывал прилив наглости, и он, повинуясь этому порыву, требовал с Лань Ванцзи компенсацию разбитой бутылки с вином — хотя не платил за неё изначально, — то, напротив, сковывал какой-то необъяснимый ступор, и он не мог признаться, что вот-вот сдохнет от голода.       К счастью, Лань Ванцзи, чутко следивший за Вэй Усянем краем глаза, страдания его каким-то чудом разгадал и вслух заметил, что надо бы где-нибудь пообедать; сам мужчина ел редко, мало и как будто вообще не заботился этой сферой жизни, так что его юный спутник тут же принялся вертеться по сторонам, выискивая поблизости подходящие заведения.       Место, куда привела их случайность, оказалось средней руки и шумноватым, интерьер — выдержан в золотисто-красной гамме, а в меню присутствовало много блюд из морепродуктов. Ещё живые рыба и гады плавали в тесных аквариумах, чтобы гости могли выбрать главный ингредиент на месте и не сомневаться в свежести приготовленного поварами блюда.       Ни Вэй Усяня, ни тем более Лань Ванцзи подобная экзотика не интересовала, и ужин у них получился довольно-таки обыденный, без особых изысков: суп с зимней тыквой и свиными рёбрышками, сычуаньское тушëное мясо и хрустящий угорь в карамельном соусе с белым рисом.       Пока они ожидали свой заказ, официант подал им зелёный чай в небольшом заварочном чайнике, и Вэй Усянь, с тоской косясь на бутылки с вином, торчащие горлышками из самой большой сумки с покупками, от нечего делать принялся за это безвкусное питьё.       На кухне тем временем рядом с сытной, но не слишком затейливой сычуаньской свининой готовили и лангустов, выскабливая мясо из их панцирей наживую и ещё частично живыми же подавая вместе с этим мясом посетителям.       Вэй Усянь краем глаза наблюдал, как разделанный морской гад, красиво сервированный на широкой тарелке, вяло и обречённо шевелит усами, пока гость с аппетитом накалывает на вилку его плоть — зрелище не для слабонервных, его оно отчего-то совершенно не трогало.       — Лань Чжань, — позвал он своего спутника, привычно подëргав за рукав. — А когда ты сказал, что нас предали — ты ведь имел в виду тех, кто дал нам документы этого Мо Сюаньюя?       — Мгм, — утвердительно отозвался Лань Ванцзи.       Вэй Усянь немного помолчал, отведя взгляд и смотря в глаза вовсе не Лань Ванцзи, а лангусту на столике по соседству, успевшему издохнуть раньше, чем его доели, и не осилившему до конца эту изощрённую пытку, придуманную для него людьми. Когда же едок со звоном опустил приборы, юноша очухался, вздрогнул, обернулся обратно к своему собеседнику и с расстройством проговорил:       — Зря мы к ним обратились, Лань Чжань, — и пускай сам он ни к кому и не обращался и даже не догадывался о происходящем, ему хотелось, чтобы они с Лань Ванцзи были заодно.       Чтобы они всегда и во всём с ним были вместе и заодно.       — Ничего, — успокоил его Лань Ванцзи, едва ли сумевший разгадать затаëнные чаяния Вэй Усяня. — Сейчас это уже не имеет никакого значения.       Сам Лань Ванцзи хоть и казался безмятежным, но Вэй Усянь, успевший к этому времени немного его изучить, угадывал в нëм лёгкое, чуть уловимое напряжение перетянутых струн: будто у гуциня — он хотел сперва сравнить с гитарой, однако сравнение это совсем с мужчиной не сходилось, — подкрутили колки так, что пронзительно звенящие нити, пропущенные через «дëсны дракона», грозились вот-вот лопнуть и, стегнув со всей стремительной силы, кого-нибудь убить.

♠ ♠ ♠

      Пенсионеров в Китае условно можно было разделить на две категории: те, у кого на стене висел портрет Мао Цзэдуна, и те, у кого — Дэн Сяопина; в чëм крылось принципиальное различие между первыми и вторыми, Вэй Усянь никогда не мог постичь, однако пожилая пара, сдавшая им квартиру в аренду, сумела превзойти всех, и в гостиной болтались аж два портрета разом. На противолежащих стенах, на идеально выверенной высоте, они с любовью взирали друг на друга, и с осуждением — вероятно, за мятежные мысли, высказанные на последнем уроке истории, — на Вэй Усяня.       Не выдержав давки, Вэй Усянь тем же вечером полез их переворачивать так, чтобы те таращились не на него, а в глухую стену; за этим занятием его и застал Лань Ванцзи.       — Что ты делаешь? — недоумевая, спросил он.       — О… Лань Чжань! — Вэй Усянь радостно обернулся к нему, опасно покачнувшись на стуле — одной ногой он стоял на ненадёжном провалистом сиденье, другой опирался на спинку, балансируя в пустоте и держась руками только за портретную рамку. — А-а, да я всего лишь избавляюсь от этих замшелых старичков — у тебя, надеюсь, нет к ним тëплых чувств?       Лань Ванцзи сарказма не оценил, но на лице его нарисовалось равнодушно-презрительное выражение, по которому Вэй Усянь даже сумел понять, что подобное предположение мужчину оскорбляет.       Сделав такой вывод — и не дождавшись, конечно же, прямого ответа, — он удовлетворëнно подытожил: — Ну, вот и ладно. Меня они что-то раздражают и напрягают — дома у нас никогда подобного не держали, хотя видел бы ты, как они при этом носились с табличками предков!       Разместив товарища Дэн Сяопина задом к заду товарища Мао Цзэдуна, уже отвëрнутого чуть ранее, и мысленно хихикая от своей проделки, Вэй Усянь довольно отряхнул руки от пыли и спрыгнул со стула. Дощатый пол под его ногами издал короткий и лëгкий старческий скрип, волосы, собранные в высокий хвост и перетянутые красным шнурком, взметнулись вороньей волной; подвинув стул обратно к стоящему посреди комнаты обеденному столу, расчитанному никак не меньше чем на шесть персон, он уселся, постучал пальцами по столешнице, выбивая деревянный ритм, подхватил одну из бутылей с вином, заранее оставленных им здесь, и воровато покосился на Лань Ванцзи, словно ожидая, что тот передумает и запретит ему пить.       Вопреки ожиданиям, Лань Ванцзи запрещать ничего не стал, а просто отодвинул один из стульев и устроился за столом напротив Вэй Усяня, глядя ему в лицо внимательным и чутким взглядом. Волосы его снова свободно ниспадали на плечи, рукава рубашки на сей раз были плотно застëгнуты в манжетах, что придавало домашнему облику строгости, и Вэй Усянь, не сдержавшись и поддавшись порыву, вдруг, нервно облизав пересохшие губы, неуверенно предложил:       — Лань Чжань, а может… может ты выпьешь вместе со мною? Мы же здесь вроде как в безопасности — ну, не станут же наши фандуны никому сообщать, кто мы с тобой такие есть. Они и сами ведь этого не знают. И, кажется, налоги за нас они не собираются платить тоже…       И Лань Ванцзи, не сводя с Вэй Усяня пристального взгляда, неожиданно кивнул — грузно, медленно, так же неуверенно, но согласно.       Обрадованный Вэй Усянь тут же принёс с кухни пару рюмок, сам откупорил вино — Лань Ванцзи не сделал ни малейшей попытки помочь ему в этом деле, хуже того: в нëм чувствовалась некоторая неуверенность старшеклассника, впервые в жизни решившегося распить алкоголь со своими бывалыми сверстниками, и юноша внезапно заподозрил, что…       — Лань Чжань! — окликнул он мужчину. — А ты что же, совсем-совсем не пьëшь? То есть вот… вообще никогда?       Лань Ванцзи отрицательно покачал головой.       — В моём клане строгие правила относительно… многих аспектов жизни, — сказал он, принимая из рук Вэй Усяня рюмку с вином.       Вэй Усянь, имеющий неплохой опыт в подстрекательстве — в частности, Цзян Чэна, всегда старавшегося родительские наказы не нарушать, — прекрасно понимал, что в такой ситуации можно сказать, а чего говорить категорически не следует.       — Ну и ладно, — отмахнулся он, как от чего-то незначительного, хотя внутри его и раздирало от любопытства выспросить, что же это за аспекты. — Здесь ведь только мы с тобой, правильно? Да и вина всего-то две крошечные бутылки — куда это годится? С этого даже и не захмелеешь.       Бутылочки действительно оказались маленькими, а их содержимое — коллекционным, и производитель явно не рассчитывал, что кто-то станет покупать его товар только ради того, чтобы вусмерть упиться, да Вэй Усянь ведь и не собирался: сначала ему просто требовалось немного расслабиться, потом его заинтересовал сорт вина, сейчас же…       Сейчас его не заботило вообще ничего, кроме тех будоражащих обстоятельств, в которых он вместе с Лань Ванцзи нежданно-негаданно очутился.       Вдруг оказалось, что они сидят друг против друга за одним столом, в комнате кроме них — абсолютно никого, на столе стоят две бутылки с вином, и…       Вэй Усянь внимательно и в волнении наблюдал за Лань Ванцзи: как тот подносит креплëное питьё к губам и, не поморщившись — лицо его почти никогда ничего не выражало, но Вэй Усянь уже начал понемногу подозревать, что какие-то эмоции Лань Ванцзи всё же испытывал, просто никак этого не проявлял, — одним махом осушает первую рюмку.       Сам Вэй Усянь тоже сделал глоток и запоздало понял, что не чувствует вкуса, только лëгкое жжение хмеля: настолько это сейчас не имело значения, что с тем же успехом он мог бы хлебать и пустую подогретую воду; тем не менее своё вино он допил и сразу же потянулся, чтобы плеснуть себе ещё, но тут увидел странное и замер, не донеся бутыли до рюмки.       Взгляд Лань Ванцзи затуманился и сделался тяжёлым, но то была безобидная тяжесть мягких снеговых туч; мужчина даже сделал неясный жест рукой, запоздало истолкованный Вэй Усянем как «всё в порядке» — а в следующую секунду накрыл этой же рукой лоб, будто от боли, и замер.       Прошло несколько секунд, ещё и ещё…       Спустя почти минуту Вэй Усянь, видя, что ничего не меняется, и Лань Ванцзи по-прежнему сидит каменным идолом, держась за голову, осторожно позвал:       — Лань Чжань… Эй, Лань Чжань!.. — но реакции так и не добился.       Убедившись, что Лань Ванцзи, кажется, выпил в свой редкий, если не единственный, раз — и тут же уснул, Вэй Усянь до крайности расстроился: совсем не это он себе воображал, подбивая того на совместную попойку.       Надувшись и обиженно поджав губы, он потянулся через стол и попробовал подëргать мужчину за рукав рубашки, однако не сработало и это.       Тогда Вэй Усянь, осмелев и обнаглев, сполз чуть пониже на стуле, вытянул под столом свои длинные ноги и, нащупав стопу Лань Ванцзи кончиками пальцев, еле ощутимо провëл ими вверх по его голени, а затем быстро отпрянул, стремительно выравниваясь и садясь как положено.       Почувствовал ли Лань Ванцзи хоть что-нибудь — Вэй Усянь не знал, но зато сам он успел почувствовать столько, что температура в теле моментально подскочила на несколько градусов, сердце застучало как бешеное, а босые пальцы на ногах принялись зудеть от этого короткого касания.       Он больше всего жалел, что не может проделать того же с трезвым Лань Ванцзи, но страх всё разрушить — или, хуже того, случайно на этой выходке уяснить, что нечего было и разрушать, — останавливал его от любого безрассудства.       Сейчас у них всё было хорошо: хоть и никак, но стабильно никак, и пусть бы оно таким и оставалось…       На этих мыслях Вэй Усянь запоздало осознал, что Лань Ванцзи не спит; когда именно тот успел проснуться — было загадкой, и юноша занервничал.       Лань Ванцзи, к тому же, ничего не говорил — что, впрочем, не являлось для него чем-то из ряда вон, — и лишь неотрывно и пристально смотрел на Вэй Усяня.       — Лань Чжань… Ха-ха… — натужно рассмеялся тот, ещё прямее усаживаясь на стуле. — А… давно ты… не спишь?       — Мгм, — неясно отозвался Лань Ванцзи, и на сей раз оказалось совершенно непонятно, значило это «да» или же «нет».       — О-о… Ладно, — протянул Вэй Усянь, принимаясь беспокойно ëрзать и не находя себе места. Он теперь не понимал: чувствовал ли Лань Ванцзи, как его трогали, или же не чувствовал?       Или, может, Лань Ванцзи вообще не спал ни секунды?       От последнего предположения Вэй Усяня бросило в холодный пот; быстро пробежавшись взглядом по столешнице, он пробормотал, не отдавая себе отчëта, как глупо и нелепо звучит это непрошеное оправдание:       — А я… пробку от вина потерял. Подумал, что она упала под стол.       Лань Ванцзи ничего не ответил — только в глазах его, как показалось на мгновение Вэй Усяню, промелькнуло что-то очень странное, чего расшифровать никак не удавалось.       — Лань Чжань, а давай… А давай сыграем в «Чжэн Шанъю»? — в попытке сбежать от неловкости, вдруг предложил тогда Вэй Усянь, ни на какое согласие, естественно, и не рассчитывая: в Пекине он уже пробовал, и не раз, и получал только категорические отказы.       — Мгм, — снова немногословно откликнулся Лань Ванцзи, и теперь в его голосе как будто бы звучало согласие.       Вэй Усянь вытаращился на него, не веря своим ушам.       — Что-о? Я не ослышался, Лань Чжань? — переспросил он, расцветая лицом. — Ты согласен сыграть со мной в карты? Но… знаешь ли ты правила «Чжэн Шанъю»?       Лань Ванцзи взирал на него так, будто Вэй Усянь своим допущением оскорбил его до глубины души, и тот поспешил сгладить ситуацию:       — Понял я, понял… Конечно же, правил ты не знаешь — да и, в самом деле, откуда бы тебе их знать? Такой господин как ты наверняка и игральные карты-то в руках никогда не держал. — С этими словами он вскочил с места, порылся во внутреннем кармане своей старой красной куртки, сброшенной в прихожей на полу, и извлëк оттуда потрëпанную колоду карт, которую зачем-то прихватил втихаря с собой, когда они покидали пекинскую комнатушку.       Вернувшись обратно за стол и всё ещё неверяще, с подозрением поглядывая на Лань Ванцзи, Вэй Усянь принялся ловко тасовать колоду, попутно объясняя нехитрые правила этой игры и различные комбинации карт, а когда закончил — хитро спросил:       — Лань Чжань, а на что же мы будем играть? Денег ведь своих у меня нет. Только не вздумай меня поучать, господин, что играть можно только на интерес…       Но не успел он договорить, как Лань Ванцзи вытворил нечто совсем уж странное: сунул руку в карман висящего на спинке стула пальто, выудил оттуда кошелёк и подтолкнул его через стол прямиком к Вэй Усяню.       У Вэй Усяня округлились глаза от изумления.       Стало ясно как день, что Лань Ванцзи пьян, хотя опьянеть с одной рюмки вина казалось Вэй Усяню чем-то неосуществимым.       — Лень Чжань, ты… ты что, хочешь, чтобы я взял… твои деньги… — вот тут он растерялся окончательно, не понимая, что ему делать. — Ну… ладно. Но ты сам-то тогда что ставить будешь на кон?       Лань Ванцзи продолжал буравить его взглядом, в котором ясно читалось, что он мало что понимает в карточных играх в принципе, и раз уж Вэй Усяню так захотелось, чтобы он играл, то пусть сам и думает, как всё это организовать.       Вэй Усянь повертел в руках увесистый кошелёк из чëрной кожи — мужчина явно предпочитал пользоваться наличными деньгами везде, где лучше было не оставлять ни малейших зацепок и следов, — и положил его обратно на стол.       — Ну нет, так не пойдëт, — покачал головой он. — Давай тогда играть на вопросы. Кто выигрывает — может задавать проигравшему любой вопрос, а тот обязан честно на него ответить. Договорились?       Лань Ванцзи согласно качнул головой, и Вэй Усянь раздал карты, поминутно ощущая всё нарастающий приятный тремор во всëм теле. Что-то непривычное, ни разу не случавшееся доселе, завязывалось у них и между ними, и юноша мечтал, чтобы оно подольше не заканчивалось.       Окинув беглым взглядом доставшиеся карты, он радостно объявил:       — У меня тройка черв — мне и начинать!       Не нужно было гадать, чтобы заранее сказать почти наверняка, что Лань Ванцзи, впервые пробующий свои силы в азартных играх — и, к тому же, до этого хлебнувший вина, к которому не был привычен, — очень быстро и, скорее всего, вчистую проиграет Вэй Усяню; так оно и вышло: мужчина долго хмурился, изучая свои карты, и иногда выкладывал их на стол совершенно невпопад. В этом была оплошность Вэй Усяня — перечислив все правила и выигрышные комбинации, он забыл объяснить главное: масти и ранги карт.       Он-то свято полагал, что это и так всем известно.       Видя, как Лань Ванцзи с поистине детской непосредственностью старается освоить «Чжэн Шанъю», Вэй Усянь уж было собрался пуститься во все тяжкие, однако, чуть только он попытался сжульничать и незаметно вытащить ценную карту из стопки с «отбоем» — хитрость эта всегда неплохо ему удавалась в компании сверстников, — как был тут же пойман за руку.       Лань Ванцзи, сурово хмуря брови, неодобрительно покачал головой и велел:       — Играй честно.       Жульничал Вэй Усянь напрасно, в этом не было нужды: уже очень скоро он праздновал свою победу.       — Лань Чжань, Лань Чжань… — промурлыкал он, перебираясь со стула на стол, усаживаясь прямо на столешнице перед мужчиной и принимаясь теребить пальцами кончики своих длинных волос, изрядно спутавшихся за день: пока они играли, юноша успел опустошить первую бутылку и принялся за вторую, и алкоголь понемногу творил свою дурную магию, повышая градус развязности у него в крови. — Как быстро я с тобой справился! Так что же, ты готов ответить на любой мой вопрос? — получив в ответ спокойный кивок, Вэй Усянь вдруг смолк и призадумался.       Вопроса-то он заранее не придумал — а те, что мучили его всё это время, будто нарочно напрочь вылетели из головы.       Лань Ванцзи, между тем, терпеливо ждал, не сводя с Вэй Усяня светлых глаз, сейчас чуть подëрнутых неясной пеленой, и пришлось ляпнуть первое что пришло на ум:       — А… сколько тебе лет, Лань Чжань?       Лань Ванцзи чуть приподнял брови и с лëгкой укоризной посмотрел на юношу, выражая тем самым полнейшее непонимание, зачем было играть, чтобы задать такой простецкий вопрос, но тем не менее не задумываясь отозвался:       — Тридцать восемь.       — О… Ого… — мысленно костеря себя за оплошность, протянул Вэй Усянь, сгрëб разбросанные карты и торопливо принялся заново их тасовать со словами: «Давай ещё партию, Лань Чжань. Должен же и тебе выпасть шанс о чëм-нибудь эдаком меня спросить!».       Со стола он так и не слез, устроившись поудобнее и из этой позиции пытаясь подглядеть в карты противника, но Лань Ванцзи и здесь очень чутко улавливал крадущийся взгляд и встречал взглядом ответным, а карты сразу поворачивал рубашкой кверху и, кроме того что его сложно было представить за азартной игрой, ничем не выдавал своего опьянения.       Впрочем, Вэй Усянь обыграл его снова, втайне ликуя тому, что может в чëм-то Лань Ванцзи превзойти.       — Ну как же так, Лань Чжань! — с притворным сожалением воскликнул он, заранее принимаясь перемешивать карты и явно рассчитывая ещё не на одну партию игры. — Кажется, и в этот раз мне спрашивать! — заметив, что в глазах Лань Ванцзи промелькнуло нечто, до невозможного похожее на предвкушение, и поймав самого себя на том же чувстве, Вэй Усянь облизал пересохшие от вина губы и медленно произнëс: — А скажи… скажи, ты с кем-нибудь когда-нибудь вот так путешествовал? Как мы с тобой сейчас.       Вопрос был с двойным дном, и ответ мог как сильно Вэй Усяня расстроить — так и наоборот, подарить надежду; он на мгновение затаил дыхание в ожидании и тут же услышал:       — Нет.       Начиная понемногу испытывать самый настоящий азарт — вот только вовсе не от карточной игры, — Вэй Усянь, уже не особо заботясь тем, чтобы как следует перетасовать колоду после партии, шустро раскидал карты между собой и Лань Ванцзи и стал заранее обдумывать, что бы такое ещё спросить.       Однако на этом кону всё внезапно пошло не по плану.       Оказалось, что Лань Ванцзи, освоившись и немного набив руку, уже на третьем заходе начал его обыгрывать.       Вэй Усянь вертелся и так, и этак, и снова пробовал таскать отыгранные карты — тщетно; еле-еле вышел он потрëпанным и измученным победителем из этого раунда.       Вероятность, что больше ни одного вопроса задать не удастся, так как инициативу перехватит Лань Ванцзи, стала очень велика, и Вэй Усянь, залпом допив вино и склонившись к мужчине так, чтобы смотреть прямо в глаза, с заходящимся от волнения сердцем задал самый сокровенный, давно не дающий ему покоя вопрос:       — Лань Чжань! А почему ты меня спас тогда, у парковки?       Взгляды пересеклись и остались примагниченными друг к другу, и Вэй Усянь невольно придвинулся ещё ближе, влекомый непреодолимым притяжением. Ему почудилось, что Лань Ванцзи тоже подался навстречу и будто собирался на этот важный вопрос ответить…       Он понятия не имел, как произошло то, что дальше произошло. Губы Лань Ванцзи разомкнулись, чтобы что-то сказать, но так этого и не сделали, потому что сам Вэй Усянь, тоже приоткрыв от волнения рот и зачем-то прикрыв глаза, потянулся к нему ещё, и ещё, и…       Их губы наконец-то встретились в поверхностном, неглубоком поцелуе. Дыхание смешалось, языки всего на мгновение соприкоснулись кончиками, но испуганно отпрянули, зато сам поцелуй сделался крепче, и жаром почти ошпарило.       И в этот самый момент, будто нарочно издеваясь над ними, во входную дверь тихонько и деликатно постучали.       «Молодые господа… — это оказалась их хозяйка. — Молодые господа, вы меня слышите? Я прошу прощения за вторжение…».       Вэй Усянь резко отпрянул от Лань Ванцзи, чуть не рухнув со стола. Спрыгнул, спотыкаясь и пошатываясь, и с ошалелым взглядом бросился переворачивать обратно на лицевую сторону портреты коммунистических лидеров; что же до Лань Ванцзи, то тот так и остался сидеть, не двигаясь с места и не собираясь, кажется, вообще никому отпирать дверей.       Стук, однако же, не прекращался и голос хозяйки не замолкал: похоже, она была прекрасно осведомлена, что её квартиросъëмщики дома.       Пришлось Вэй Усяню идти и открывать самому.       На пороге стояла невысокая суховатая женщина в длинной синей кофте и такой же длинной чëрной юбке. Лицо её просияло, когда она увидела Вэй Усяня.       — Я забыла вас предупредить об обязательных платежах за благоустройство, — начала виновато объяснять она. — Коль уж вы вселились без определëнных сроков, то платежи эти требуется вносить. У нас здесь с весны по осень приходит специально нанятый садовник, а зимой…       Вэй Усянь, вынужденно её выслушивая — и тайком проклиная, — думал лишь об одном: ну неужели, неужели нельзя было всё это сразу сказать? Не случись вот это, не объявись она в столь неподходящий момент — и они бы с Лань Ванцзи…       Губы его всё ещё горели сладким пламенем после короткого поцелуя, в груди щемило, тело плавилось и плохо ему подчинялось.       — Вы будете платить? — вывел его из оцепенения настойчивый вопрос. — В противном случае вам придётся съехать.       В груди моментально поселилось ощущение неуюта, и от блаженной неги, в которой ещё совсем недавно утопал Вэй Усянь, не осталось и следа. Он вернулся к столу, вытащил деньги из кошелька Лань Ванцзи, отсчитал нужную сумму и передал хозяйке; когда же он закрыл за ней дверь и в смятении, в спутанных чувствах уселся обратно на своё место, то стало очевидно, что момент непоправимо испорчен.       Вэй Усянь не мог посмотреть в глаза Лань Ванцзи.       Он слишком боялся увидеть в них то, от чего сердце остекленеет, рухнет и разлетится вдребезги.