Ночные снайперы

      — Первые?       Пекин за окнами этим поздним утром гудел непривычно — совсем не так, как ещё день назад, — и Вэй Усянь чутко прислушивался ко всему: к плотному гулу машин, что беспрестанно шныряли по прилегающей улице, к громкому говору торговцев из магазинчиков, разместившихся прямо под ними, на первом этаже жилого здания, к пронзительному и требовательному треньканью велосипедных клаксонов, когда мимо по обочине проезжали торопящиеся курьеры — развозчики еды.       Сквозь полупрозрачную тюлевую занавеску, насквозь пропитанную концентрированной пылью, виднелся небольшой кусок относительно молодого райончика-хутуна, затерянного на отшибе городского центра, одно- и двухэтажные домики, расставленные по принципу сыхэюань: четыре с общим двором, большие окна — во двор, на улицу — мелкие оконца.       В древние времена люди куда больше задумывались о комфорте, нежели в дни нынешние, и, благодаря такой планировке, как бы ни кипела жизнь снаружи — внутри неизменно царила атмосфера изолированного уединения.       — Это был мой заказ, — голос, всё такой же глубокий, хрипловатый и бархатистый, звучал совсем рядом и будоражил теперь по-особенному.       Лань Ванцзи сидел за маленьким кухонным столиком напротив Вэй Усяня и не сводил с него внимательного взгляда светлых глаз, словно боялся, что юноша в любую секунду вскочит с места и попытается куда-нибудь удрать.       Вэй Усянь, вопреки его опасениям, сбегать не торопился. Он поëрзал на табуретке, задавленной между стеной и столешницой, пытаясь закинуть ногу на ногу, но ноги у него были длинные и не умещались, и он, так и не сумев выполнить этот трюк, задал следующий вопрос — уже подспудно догадываясь, каков будет ответ:       — А вторые?       Тем же ровным — ровно ничего не выражающим — тоном Лань Ванцзи отозвался:       — Это были заказчики.       — Ох, Лань Чжань, Лань Чжань, ну что же ты наделал… — сокрушëнно забормотал Вэй Усянь, окончательно выбитый из колеи, потерянный и даже приблизительно не представляющий, как теперь быть: картинка в его голове к этому моменту сложилась такая отчëтливая, что никаких дополнительных объяснений не требовалось; Лань Ванцзи же тем временем продолжал буравить его пристальным взглядом, где теперь, несмотря на его вящую нечитаемость, сквозил лëгкий укор.       Минувшей ночью, стремительнее ветра пронëсшись по крысиному переулку, заваленному с одного конца и ведущего другим своим концом к спасительной свободе распахнутых улиц, они продолжили бежать и дальше, ни на секунду не останавливаясь, и Вэй Усянь задыхался: так быстро тащил его за собой Лань Ванцзи, что в какой-то миг начало темнеть перед глазами, а в горле зазвенел металлом привкус крови.       Он был почти уверен, что вот-вот упадëт, не справившись и споткнувшись; пальцы же Лань Ванцзи, обладающие, оказывается, стальной хваткой, держали так крепко, что Вэй Усянь почему-то почти не сомневался: его не отпустят и как-то поволокут дальше даже и в этом случае.       Предпочитая всё-таки не падать, он из последних сил сделал рывок — и побег их завершился в тихом спальном районе, в том самом, где они пребывали и сейчас.       За всё то время, что они мчались, как ошалелые, по затихающему к ночи городу, остановились лишь единожды, отбежав на расстояние приблизительно одного ли: Лань Ванцзи сам резко тормознул и, окинув шокированного Вэй Усяня, немного стекленеющего в глазах от пережитого, тоже не самым адекватным взглядом, коротко — и с поистине пугающим спокойствием в голосе, — сказал:       — Смартфон.       — Что? — не понял Вэй Усянь.       — Он ведь при тебе? — терпеливо уточнил Лань Ванцзи и, дождавшись шалого кивка, велел: — Выброси.       Не став ни препираться, ни уточнять, зачем это нужно — и так, в общем-то, было понятно, — Вэй Усянь послушно пошарил по карманам куртки и, отыскав телефон в правом из них, без сожалений и раздумий швырнул его прямо в ближайшую урну.       В этом спальном райончике отнюдь не все дома спали: некоторые из них всегда готовы были принять гостей — безусловно, за баснословную, непомерную плату, которую драли с жильцов за одно только выгодное расположение жилья, потому что внутри, когда они с Лань Ванцзи, получив ключи, отперли выделенную им квартиру и зашли, оказалось жуть как неуютно и по-стариковски.       Разве что, к счастью, чисто и без всякой нерегламентированной живности.       Лань Ванцзи тщательно запер дверь, аккуратно отпустил кожаную сумку, где хранилось оружие, на скамейку для обуви, обитую серым плюшем и полинялую от бесконечных чисток, и обернулся к Вэй Усяню.       Некоторое время оба они молча стояли, не зная, что сказать, и только неотрывно смотрели друг другу в глаза. У Вэй Усяня при этом внутри всё сплеталось гордиевым узлом от ужаса и сладости; что же испытывал Лань Ванцзи, оставалось загадкой, но тот очень быстро разрешил затянувшуюся неловкость одной короткой фразой:       — Спать. Уже поздно, — и Вэй Усянь, для которого время было ещё совсем детское; который только что пережил самое рискованное в своей жизни приключение (и приключение это явно было из тех, что влекут за собой далекоидущие последствия); который пребывал во взбудораженных чувствах — и которому, уж если начистоту, хотелось бы кое-что узнать прямо сейчас, — попытался даже слегка заупрямиться и запротестовать, но Лань Ванцзи, не желая ничего слушать, довольно жëстко подтолкнул — почти впихнул — его в жилую комнату…       …И Вэй Усянь испугался.       Тут же притих, вспомнив, с каким бесстрастным видом Лань Ванцзи всего какой-нибудь час-другой назад…       Да кто же такой был этот Лань Ванцзи?..       Решив отложить все терзающие его вопросы на утро, по пробуждении уже непременно собираясь их задать, Вэй Усянь окинул взглядом комнату, где нашлись две узкие односпальные кровати, стоящие вдоль стен: одна — подле короткой, занимая почти всю её целиком, от угла до угла, другая — по соседству, у длинной, изголовьем примыкая к изножию своей товарки.       Вэй Усянь, не слишком прихотливый в быту, хотел было улечься на ту из кроватей, что первой попалась ему на пути — и стояла ближе к выходу, — но Лань Ванцзи, заметив его манëвр, остановил и покачал головой, недвусмысленно давая понять, что здесь спать будет он сам.       Возражать и спорить Вэй Усянь не стал; всё это выглядело к тому же так, будто Лань Ванцзи опасается либо того, что к ним заявятся незваные гости, либо — и в это верилось почему-то гораздо больше — того, что юноша посреди ночи куда-нибудь сбежит. Это показалось Вэй Усяню забавным, и он, с размаху плюхнувшись на дальнюю койку, отозвавшуюся на столь небрежное обращение ревматичным стенанием продавленного матраса, не удержался и всё ж таки спросил:       — Лань Чжань, да неужто ты думаешь, что я настолько глупый, чтобы от тебя сбегать?       Адреналин постепенно рассеивался, и ему на смену приходил вполне естественный страх: всё случившееся никак не могло просто взять и обойтись — Вэй Усянь прекрасно чуял, что оно не обойдётся.       Ни для него самого, ни для Лань Ванцзи.       Последний лишь окинул юношу пристальным взором, явно приняв его вопрос за риторический и не находя нужным на него отвечать.       Присел на край постели, расстëгивая пуговицы лёгкого просторного пальто и спуская с плеч: в его движениях угадывалась та затаëнная усталость, что приходит на смену взведëнным нервам — как маятник-прибой, что ласкает мягкой дланью песчаный берег после бури, — и Вэй Усянь, не сумев сдержаться, осмелел настолько, что стал таращиться на него, нисколько не таясь и с жадностью разглядывая широкие плечи в белоснежной рубашке, стройный стан, подтянутый и явно мускулистый живот, скрытый под тканью, и кожаный чëрный ремень, подпоясывающий чëрные же классические брюки.       Лань Ванцзи, почуяв этот взгляд, вдруг резко поднял голову, в свой черëд воззрившись на Вэй Усяня, и тот сразу же стушевался, сконфузился, снова чего-то испугался и, издав натужный смешок, быстро завернулся, не раздеваясь, в одеяло, густо пахнущее пылью и плесенью.       Лань Ванцзи тоже не решился раздеться до конца, распустил ещё только ремень, выпутав его из брючных петель, повесил пальто на спинку стула и с поистине шизофренической аккуратностью скатал полоску ремня в тугое кольцо.       После этого он молча лëг, и комната погрузилась в тишину, нарушаемую только лаем собак где-то во дворах по соседству да редким шорохом припозднившихся автомобилей, проезжающих по пустынной улице.       Когда Вэй Усянь проснулся, время по ощущениям уже подбиралось к полудню, но проверить он этого не мог: Лань Ванцзи заставил его выкинуть смартфон, а часов в их комнате не имелось.       Приподняв голову, взлохмаченную и гудящую от всего разом — отравления адреналином, переизбытка эмоций, быстрого бега и нездорово долгого сна, — он огляделся вокруг, пытаясь сфокусировать плывущий взгляд, и увидел Лань Ванцзи, стоящего к нему спиной и что-то расставляющего на маленьком столике, находящемся в дальнем конце комнаты у противоположной стены.       Тут только Вэй Усянь заметил то, на что вчера в темноте и волнении попросту не обратил внимания: жилая комната напрямую соединялась с кухней, представляя собой этакую старомодную квартиру-студию и обозначая условную границу между помещениями лишь переносной бамбуковой ширмой-пенсионеркой, до того дряхлой и древней, что местами в ней зияли прорехи.       Стоило только Вэй Усяню пошевелиться, как Лань Ванцзи тут же быстро обернулся к нему. Сегодня его волосы — очевидно, по случаю внезапного безделья, — не были собраны в хвост, а свободно струились по спине и плечам, рукава рубашки оказались закатаны по локти, и в целом вид мужчина имел до того домашний, что Вэй Усянь уж начал немного нервничать, не приснилось ли ему всё, случившееся вчера вечером — и если всё-таки приснилось, то как они оба тогда здесь оказались?       — Я выходил за едой, — коротко произнëс Лань Ванцзи, опуская последние тарелки на залитую дневным светом столешницу, и пояснил: — Тут внизу, прямо под нами, торгуют готовой едой навынос.       Понять по его тону, к чему он всё это говорил, было сложно: не то пытался объяснить, откуда еда, не то оправдывался за то, что оставил Вэй Усяня даже ненадолго одного, не то снова хотел таким окольным способом предупредить, что сбежать не получится.       Вэй Усянь всё ещё остро угадывал в нëм затаëнные опасения подобного рода.       Поднявшись с кровати, скривившись и сокрушëнно поцокав языком — сон в одежде на продавленном матрасе на пользу не пошëл, принеся под утро нудящие боли в шее и спине, явно затаившиеся в матрасном наполнителе после прежних хозяев и теперь решившие вселиться в Вэй Усяня, — он запустил пятерню в волосы, убедился, что те свалялись в ужасный колтун, и, рассудив, что терять в таком неопрятном виде уже нечего, спросил его в лоб:       — Господин Лань… Лань Чжань, — мотнув головой, решительно поправился он. — А могу я хотя бы теперь задать тебе вопросы?       — Задавай, — согласно кивнул мужчина в ответ, и Вэй Усянь, приободрившись, подобрался к столу, запоздало начиная улавливать аппетитные запахи, струящиеся от тарелок с едой…       Разрушения, учинëнные Лань Ванцзи на парковке, оказались столь грандиозными, что СМИ о них даже не поленились упомянуть в новостях: по CCTV-13 то и дело показывали весь этот хаос из сваленных всмятку дорогостоящим тетрисом машинок.       С экрана крохотного телевизора, притулившегося под самым потолком в углу их крохотной кухоньки, машинки эти казались игрушечными, но Вэй Усянь как никто другой знал, что никакие они не игрушечные, и изредка косился на Лань Ванцзи: тот сидел совсем рядом, буквально на расстоянии вытянутой руки, и с непоколебимым спокойствием пережевывал шаомай, делая это к тому же так невыносимо медленно, что сам Вэй Усянь за это время успел перепробовать почти все блюда, положив себе в тарелку понемногу из каждой миски.       — Лань Чжань, да ты сегодня знаменитость! — не выдержав его невозмутимости, Вэй Усянь не сдержался и решил пошутить, но даже шутка получилась неестественной и прозвучала нервно.       Лань Ванцзи, казалось бы, ровным счётом ничего, ни малейших угрызений совести по этому поводу не испытывал. На экран телевизора он поглядывал редко и, лишь после фразы Вэй Усяня наконец задержавшись взглядом на картинке, тихо произнëс:       — Ты не сможешь туда вернуться.       Вэй Усянь где-то глубоко внутри и сам прекрасно это понимал, но всё же слова озвученные сильно разнятся с теми, что плавают неоформленными в мыслях. Он вздрогнул — сам не понял почему: это ведь не было неожиданностью, он переживал об этом ночью, пока ворочался, пытаясь уснуть, — и всё же…       Всё же сейчас это обрушилось на него, подобно громовому удару. Лезвие божественной секиры полоснуло по старым нитям судьбы, срезая их начисто, отсекая всё то, что было в жизни Вэй Усяня до — и подготовив чистый лист для того, что будет в ней после.       Одна-единственная тонкая ниточка осталась нетронутой — и Вэй Усянь пока ещё не понимал, прочная ли, можно ли за неё держаться? — но вела она к Лань Ванцзи.       — Что… И что же мне делать? — потерянно спросил он.       Лань Ванцзи окинул его очередным нечитаемым взглядом и глухим голосом коротко ответил:       — Не отходи от меня далеко.       Как этому человеку удавалось вмещать в такие скудные фразы столько всего важного и значимого — Вэй Усянь не представлял, но от сердца сразу отлегло.       Вместе с этим он ощутил некоторое смятение и, не сумев с ним справиться, попытался отшутиться:       — Чудеса да и только, Лань Чжань! А ведь ещё совсем недавно, у лифтов — помнишь? — ты хотел, чтобы я не приближался к тебе!       Лань Ванцзи снова посмотрел на него, и глаза его теперь немного сквозили льдом, а Вэй Усянь в тот же самый миг осознал, что до дрожи хочет дразнить тигра, дëргая его за усы.       Поддевать Лань Ванцзи, пусть даже беззлобно, ощущалось затеей опасной.       Вместе с тем, продолжать это рискованное занятие — и раз за разом оставаться совершенно безнаказанным — было тем особенным сортом власти, о котором Вэй Усянь прежде и мечтать не мог.       Ему даже почему-то мнилось, что он может вскарабкаться этому тигру на шею — и ровным счётом ничегошеньки не будет всё равно.       Впрочем, тут Вэй Усянь уже, наверное, малость зарвался, и так обольщаться на всякий случай не следовало. Убедившись, что ему не собираются отвечать, он наконец притих, снова принимаясь за еду: миски продолжали стоять всё ещё довольно полные, Лань Ванцзи почти не ел, а холодильник, ютящийся под телевизором в углу, выглядел так, словно его не включали лет этак сто, он давным-давно забыл, как нужно морозить, и даже взгляд Лань Ванцзи сумел бы справиться с этой задачей намного лучше.       Словом, еду оставлять на потом не имело смысла, так что Вэй Усянь без зазрения совести стал опустошать тарелки одну за другой; ночное происшествие не столько напугало его, сколько потрясло, дыхание смерти, прозвучавшее рядом с ним, он всерьёз не воспринял, и с каждым часом оно становилось для него всё незначительнее, тая и обращаясь в дурной сон, который вроде и был, но по-настоящему — не был.       Вместе с тем он стал посматривать на Лань Ванцзи: сперва — украдкой, потом — в открытую, изучая его непривычно уютный облик.       Руки мужчины, оголëнные почти до локтей из-под закатанных рукавов, были мускулистыми, жилистыми, и кое-где на них виднелись светлые насечки мелких шрамов. Белую рубашку, сегодня — непривычно мятую, Лань Ванцзи позволил себе расстегнуть всего на одну пуговицу у ворота, и Вэй Усянь мог, постаравшись, разглядеть его угловатые ключицы.       Понимая, что уже слишком открыто на него пялится, он опомнился, поспешно отвернулся, сунул нос в одно блюдо, в другое, и, поняв, что пресытился едой, с сожалением произнëс:       — Эх, Лань Чжань… Жаль, что ты не прихватил ничего выпить…       — Мы не будем пить, — тут же резко и недовольно отозвался Лань Ванцзи.       — Ну хорошо, хорошо, — покладисто принял его условия Вэй Усянь: он и впрямь не мог до конца постичь всей критичности ситуации, в которой они оказались. Поймав в себе эту мысль, никак не желающую уходить и неотступно его преследующую, он решил кое-что прояснить. — А всё-таки, Лань Чжань… Что мы будем делать дальше?       Он искренне надеялся, что там дальше есть хоть какое-то «мы».       И слова, что прозвучали в ту же секунду, заставили сердце Вэй Усяня колотиться вдвое сильнее.       — Мы уедем, — ответил ему Лань Ванцзи.

♠ ♠ ♠

      Хотя Лань Ванцзи и сказал, что они уедут, случаться это событие всё никак не спешило, и они никуда не уехали ни в первый день, ни во второй, ни в третий — и выданной мудрым Небом отсрочки Вэй Усяню сполна хватило как для того, чтобы перейти внутренний рубеж и расстаться со своим прошлым, болезненно тянущим под сердцем, так и для того, чтобы немного обвыкнуться с их новым совместным бытом.       Райончик, куда привело их той ночью провидение — Лань Ванцзи признался, что никогда не был в нëм прежде, и что путь их оборвался здесь по чистой случайности, потому что он заметил на дверях дома, мимо которого они пробегали, объявление о сдаче жилья в аренду, — был маленький, кучный и тесный, застроенный невысокими, в два-три яруса, домиками, где на первых этажах в основном располагались частные магазинчики, торгующие продуктами, посудой, текстилем и товарами из категории «тысяча мелочей» по цене от десяти до сорока юаней за изделие. Дополняли картину, придавая ей завершëнность, кучно припаркованные прямо на тротуарах автомобили и вывешенное там же на просушку бельё.       Если же пройти чуть дальше от квартала жилых домов, то практически на отшибе хутуна находился рынок, который Вэй Усянь с Лань Ванцзи обнаружили вечером первого же дня, выбравшись за едой на ужин — да и просто размяться и пройтись.       Магазин, где Лань Ванцзи покупал еду утром, успел уже неурочным часом закрыться, и Вэй Усянь, узнав об этом от быстро возвратившегося ни с чем мужчины, оставаться в квартире наотрез отказался, мотивируя это тем, что: «Ну гэгэ, ты же велел мне от тебя не отходить далеко, а ведь это дальше некуда, если ты оставишь меня одного здесь!».       Найденный ими по чистой случайности, рынок выглядел, во-первых, так, словно закрываться совсем не планировал — словно вообще никогда не закрывался, работая чуть ли не круглосуточно, — а, во-вторых, так, будто вышел прямиком из Ада.       Воняло в закоулках между его ларьками, навесами и палатками настолько смрадно, что сложно было сходу понять, есть ли у этой вони конкретный источник, или же она складывается в букет из разношëрстных запахов. Торговали здесь — как, в общем-то, и везде, — всем подряд, и рыночек этот вполне походил на уменьшенную копию знаменитого ночного рынка Дунхуамэнь на туристической улице Ванфуцзин, где готовили когда-то кошмарный стритфуд, включающий такие экзотические блюда, как шашлыки из скорпионов, змей, морских коньков и каких-то насекомых. Впрочем, сходство было только поверхностным, и жареных насекомых Вэй Усянь на прилавках не приметил, пока они с Лань Ванцзи шли сквозь плотный лабиринт миниатюрных рыночных улочек — еду здесь продавали простую и понятную живущим под боком у рынка обывателям: свежее мясо и не очень свежую рыбу — просто потому что та намного быстрее заветривалась и портилась, — фрукты, овощи, зелень, домашние сладости, часть из которых неаппетитно пахла прогорклым маслом, лапшу — как сублимированную, так и свежую, — соусы и специи, выпечку и полуфабрикаты.       Вэй Усяню до того казалось странным идти рядом с Лань Ванцзи, шагать рука об руку с ним — будто так и было всегда, и это вовсе не они ещё совсем недавно виделись только урывками в подъезде, — что он старался это ощущение поймать и как следует осмыслить, но никак не мог: торг шумел, грузчики таскали туда-сюда ящики и коробки, кто-то из поздних посетителей пробегал мимо с покупками, торопясь домой, другие бродили вдоль прилавков, и весь этот хаос никак не способствовал осмыслению чего бы то ни было.       Вступив на территорию рынка там, где он, по сути, заканчивался, пройдя его насквозь и оказавшись у входа с противоположной стороны, Лань Ванцзи и Вэй Усянь наткнулись на несколько теснящих друг дружку закусочных. От одной из них неаппетитно несло разваренными пельменями, другая источала порочно-притягательные ароматы подгоревшей на гриле свинины, третью же, судя по вывеске, держали корейцы, предлагающие блюда-топпаб — рис со всевозможными наполнителями к нему — и лëгкие закуски.       Вэй Усянь, поначалу немного стыдясь самого себя, ухватил Лань Ванцзи двумя пальцами за край рукава, на пробу легонько потянул за собой к тем дверям, из которых сочился поджаристый свиной дух, и мужчина, к величайшему удивлению и восторгу юноши, покорно последовал за ним и без возражений купил две огромные порции мяса, запечëнного до золотистой корочки.       Потом они наведались и в корейскую закусочную, где набрали другой еды: салат из баклажанов и папоротника, салат из рыбной муки, грибов шиитаке и острой капусты кимчи, топпаб с карри и морепродуктами, и только неудачливая пельменная осталась без их внимания.       Вэй Усянь так осмелел под конец, что уже без зазрения совести командовал Лань Ванцзи, чтобы тот взял это — вот это — и ещё вот то — и не встречал ни отказа, ни даже малейших возражений.       Нагрузив Лань Ванцзи двумя увесистыми пакетами и предвкушая сытный ужин, Вэй Усянь лишь с лëгкой тоской подумал, что неплохо было бы что-нибудь выпить ко всему этому великолепию, и…       И тут на него неожиданно накатило: Цзяны, их беспокойство за его судьбу — пускай даже беспокоились там, Вэй Усянь знал, далеко не все, — его обыкновенная подростковая жизнь, оборвавшаяся так резко и внезапно, словно он и впрямь, ей-богу, вчера вечером умер.       Всё это обрушилось на него непосильным и неподъëмным грузом; всё случилось в одночасье и как-то так стремительно, что он оказался совершенно не готов к подобным поворотам судьбы.       Его былой жизни, положа руку на сердце, было и не жалко — нечего было там жалеть, — но Вэй Усянь всё равно понурился и сник, стараясь, впрочем, ничем своего уныния не выказывать.       Лань Ванцзи, кажется, перемену эту в нëм очень чутко уловил, посерьëзнев и чуть окаменев в безупречно прямой спине, но тоже не сказал ни слова; так они и добрались в полнейшей тишине до своего временного пристанища-дома, где Вэй Усяня незаметно отпустило.       Уже через пять минут он, плюхнувшись на табурет у стены и не дожидаясь, пока Лань Ванцзи с присущей ему основательностью расставит купленную еду на столешнице их крошечного столика, запустил руку в нужный пакет, выудил оттуда ещё тёплую коробочку с жареной свининой и вгрызся в кусок мяса с такой жадностью, будто его не кормили неделю.       — И всë-таки, гэгэ, как жаль что ты так категорически против немного выпить, — посетовал он, поглядывая на Лань Ванцзи в ожидании его реакции и гадая, какой же она окажется: как и утром — или внезапно другой?       Но Лань Ванцзи оставался непреклонен.       — Мы не будем пить, — всё с той же твëрдостью повторил он.       — Ну что ты за упрямец, Лань Чжань, — покачал головой Вэй Усянь. — Мы могли бы отлично скоротать время за бутылочкой вина и душевными разговорами, — поймав неодобрительный взгляд мужчины, он одновременно поймал себя и на неожиданном откровении, что тот его больше совершенно не пугает.       Возвращаясь к аллегории с тигром, можно было сказать, что Вэй Усянь уже перекинул одну ногу через его загривок и практически был готов взгромоздиться целиком.       Задушевной беседы у них так и не вышло: Лань Ванцзи на всё отвечал сдержанно и лаконично, и Вэй Усяню, сколько бы тот ни болтал, никак не удавалось по-настоящему его растормошить.       Лань Ванцзи словно остерегался сокращать дистанцию, намеренно держась чуть отстранëнно…       Однако в их квартирке это оказалось задачкой не из лëгких, и тем же вечером она преподнесла им сюрприз.       Дела с удобствами здесь обстояли столь же худо, как и со всем остальным: санузел оказался совмещëнным, сантехника в нëм была ржавой, крошилась и текла, и кое-где краны и трубы подпоясывало народное творчество из резиновых перчаток, армированного скотча и герметика. Туалетно-ванный закуток отличался ультимативной теснотой, и Вэй Усянь, вздумав помыться перед сном, запоздало догадался, что всё их жилище когда-то представляло собой одну довольно просторную комнату, пока хозяева не превратили её в целые отдельные апартаменты сомнительного качества.       Но, поскольку на улицу старались на всякий случай лишний раз не высовываться — хутун находился не слишком далеко от места, где завязалась роковая перестрелка, — и поскольку Лань Ванцзи заверил, что они здесь ненадолго, то и подыскивать что-то другое смысла не имело.       Вэй Усянь, изумляясь тому, насколько же узкую душевую кабинку воткнули в санузел, отдëрнул штору из плотной клеëнки и опасливо заглянул внутрь. Присвистнул, убедившись, что пол в душевой давно утратил эмаль и цвет, повертел на пробу краны и, подивившись тому, что вода из них всё-таки идëт, нехотя разделся в этой неуютной тесноте, покидав одежду на крышку унитаза, а обувь расшвыряв по полу.       Вода тем временем лилась.       Вэй Усянь обнаружил зеркало с разбитым углом, распустил усталые волосы, стащив с них резинку, и уставился на своё отражение, еле различимое в мутной поверхности, находя его таким же разбитым, как и покрытый паутиной трещин край. Повертелся из стороны в сторону, выискивая хоть какое-то подобие забытого кем-нибудь из предыдущих жильцов мыла или геля…       Вода всё лилась.       Додумавшись сунуться в подвесные ящички над унитазом и обнаружив там подëрнутый пылью флакон шампуня Botanist, Вэй Усянь даже немного удивился — и обрадовался. Открыл колпачок, понюхал и, решив, что сгодится — взять на рынке предметы первой необходимости они с Лань Чжанем не додумались, ограничившись покупкой еды, — наконец-то влез под душ.       Но стоило только ему вылить на ладони немного шампуня и вспенить, втирая его и в волосы, и, за неимением альтернативы, в тело, как вода, словно издеваясь над ним, вдруг взяла да и прекратила течь.       Вэй Усянь опешил.       С такими чудесами он в своей жизни ещё не сталкивался.       Нахмурившись, юноша недовольно повертел краны, неуверенно подëргал шланг ручной лейки, небезосновательно опасаясь его выдрать с любым чересчур сильным рывком, и, постигая некоторую беспомощность — вкупе с пробудившейся и всё нарастающей паникой, — стал лихорадочно думать, что же ему предпринять.       Если бы он всего только намок, проблема решилась бы просто.       Но ведь он успел ещё и намылиться.       Очень быстро дойдя до полного отчаяния, он громко позвал:       — Лань… Лань Чжань! Гэгэ! Помоги мне!       К его вящему ужасу, Лань Ванцзи распахнул дверь санузла практически молниеносно.       Неизвестно, что он ожидал там встретить — Вэй Усяня, который не может разобраться в двух кранах? Вэй Усяня, который всё ещё в одежде? Вэй Усяня, которого пытаются убить? — но увиденное явно оказалось не тем, на что он рассчитывал, и, хотя юноша всего лишь выглядывал из душевой верхней частью своего тела, заливая кафельный пол шампунем, стекающим с волос, Лань Ванцзи застыл как вкопанный, глаза его заметно расширились, и на лице отразилась тень смятения.       — Гэгэ, помоги! — не обращая внимания на вершащиеся с мужчиной метаморфозы, тут же принялся канючить Вэй Усянь. — Вода вдруг закончилась! Как это так? Да что же это за издëвка такая? Ну кто бы успел за такое короткое время вымыться?       Лань Ванцзи, почему-то полыхая ушами, сбивчиво пообещал, что он сейчас разберëтся, и опрометью вышел из санузла.       Спешка его более всего походила на бегство.       Слово своё Лань Ванцзи сдержал и действительно разобрался как мог: хозяева, проживающие в том же доме, но в другом крыле, с вымученной вежливостью и приклееными улыбками без конца повторяли, что это временные затруднения, и что очень скоро всё непременно починят, но Лань Ванцзи, вероятно, либо продолжал в тягостном и мрачном молчании нависать над ними мраморной глыбой, либо просто сунул им деньги — либо же и то, и другое вкупе, — и тогда они подсуетились и предложили единственно возможное экстренное решение.       В северной части двора располагался летний душ, сейчас, по осеннему времени, уже закрытый и не функционирующий. Понадобилось около четверти часа, чтобы включить там воду и дождаться, когда она согреется, и Лань Ванцзи, лично проверив его работоспособность, вернулся обратно в их квартиру.       С тем же смятенным видом заглянул он в душевую и, обнаружив Вэй Усяня к этому моменту окончательно отчаявшимся и продрогшим, протянул ему сдëрнутое с одной из кроватей покрывало.       На покрывале красовался огромный рыжий тигр.       Накинув эту пыльную и старую, под стать жилищу, тряпку на плечи — такие покрывала он видел в своём детстве, — и не слишком тщательно в неё кутаясь, Вэй Усянь под присмотром Лань Ванцзи, пылающего ушами уже так, что не заметил бы разве слепой, направился через двор в раскочегаренный специально для его персоны летний душ, хихикая и спотыкаясь через шаг в кое-как надетых, со смятыми задниками, кедах.       Всё это было ему весело и будоражило — особенно загадочно краснеющие уши Лань Ванцзи, — но под сводом Поднебесной уже успело смеркнуться и наступила ночь, а относительно ночи Лань Ванцзи оставался так же непреклонен, как и с ответом на вопрос про алкоголь, и после мытья юноше неизбежно пришлось ложиться спать, хотя ничуть и не хотелось.       Стоило только ему забраться в постель, как снова навалились гнетущие мысли: как они там? ищут ли его? не плачет ли по нему сестрица Яньли? а вдруг они уже обратились в полицию?       На этом последнем вопросе Вэй Усянь ощутил недобрый холодок по спине и вдруг поймал себя на беспокойстве при мысли о том, что его станут искать — и ужасе при мысли, что найдут.       Подспудно он понимал, что либо прошлое, либо настоящее — теперь их уже никак невозможно было совместить, — и, даже если бы возврат к прошлому и не был бы напрямую сопряжён с угрозой гибели, он всё равно выбрал бы настоящее.

♠ ♠ ♠

      События следующего дня, встреченного ими в этой тесной квартирке, шли одно за другим по проторенному маршруту, как бусины в чëтках у монаха: завтрак, купленный Лань Ванцзи в магазинчике на первом этаже, просмотр новостей за едой — сегодня уже мало говорили про перестрелку и обрушенную парковку, лишь единожды упомянув в общей сводке, — и длинный-длинный, бесконечно тянущийся промежуток до прогулки к рынку, который абсолютно нечем было занять.       Вэй Усянь, особенно плохо переносящий любые подвешенные состояния и скуку, сперва донимал Лань Ванцзи пустой болтовнëй.       Потом вынудил играть с ним в слова — но, вот ведь вышла незадача: тот всё время выигрывал, и раз за разом без исключения последнее слово всегда оставалось за ним.       Тогда Вэй Усянь, раздосадованный чередой проигрышей, пошëл посмотреть, что в их квартирке хранится в ящиках шкафов и на полках, но первый, поверхностный, осмотр не принëс ничего полезного: старые газеты и журналы, книги про коммунизм, отрывные и подвесные календари с изречениями древних философов и даже потрëпанная Трипи́така.       Из интересного нашлась лишь колода игральных карт; сильно сомневаясь, что Лань Чжань согласится в них сыграть хотя бы разок, Вэй Усянь всё же рискнул предложить — и тут же получил ожидаемый оскорблëнный отказ.       Не слишком расстроившись, он продолжил свои поиски и смог наконец кое-что обнаружить.       С затаëнным любопытством поглядывая на Лань Ванцзи, выволок он из нижнего ящика рассохшегося и скрипучего комода целую стопку любовных и эротических романов, куда более зачитанных и потрëпанных, чем священная Трипи́така.       Наверное, идея была так себе, это Вэй Усянь прекрасно понимал, но он должен был посмотреть на реакцию Лань Ванцзи, чтобы…       Чтобы что-нибудь сокровенное по ней угадать.       Казалось бы, Лань Ванцзи проявлял строгость во всëм — но что будет здесь, как он отнесëтся?       Вэй Усяню позарез хотелось это проверить.       Уловив к тому же на себе внимательный взгляд светлых глаз, он понял, что самый подходящий момент настал.       — Ого, Лань Чжань! — наигранно изумившись, воскликнул он. — Да ты только посмотри, что я нашёл!       Лань Ванцзи обдурить было не так-то просто — тот с недоверием приподнял брови и чуть сощурил глаза, подобравшись и ровно бы уже ожидая от Вэй Усяня чего-нибудь этакого.       Возбуждëнный задуманной проделкой — и ей же немного по некоторым причинам загодя напуганный, — Вэй Усянь, широко ухмыляясь, протянул сидящему за столом Лань Ванцзи одну из книжиц, выбрав ту, у которой и оформление, и содержание были самого безобразного и возмутительного характера, и приготовился…       Лань Ванцзи, к этому моменту оставивший свои подозрения, с расслабленным спокойствием книгу взял, но, стоило только ему окинуть беглым взором её обложку, как он мгновенно переменился в лице, а книжицу, украшенную околопорнографическим изображением блондинки в истоме, неприязненно и брезгливо отложил на дальний край стола.       Сообразив, однако, что у Вэй Усяня там ещё целая стопка чего-то до жути похожего на этот единичный экземпляр, он холодно и сухо велел:       — Выброси.       — Но Лань Чжань, это ведь чужие книги! — резонно заметил Вэй Усянь. — Как я могу их выбросить?       — Тогда убери обратно, — тоном ещё более жëстким — голос звучал сейчас так, словно ветки ломались в лесу на жгучем и трескучем морозе, — приказал Лань Ванцзи.       Вэй Усянь хотел было продолжить свою забаву, но, как следует оценив степень холода, близкую к криогенной заморозке, быстро передумал шутить и успокоился.       Вот только Лань Ванцзи пришлось хорошенько пострадать впоследствии от его «успокоения».       Весь остаток дня до прогулки и ужина Вэй Усянь провëл на полу, то лëжа и бессмысленно таращатся в потолок, а то катаясь по нему туда-сюда и ноя о том, как же ему скучно — так скучно, что можно умереть — да почему же Лань Чжань не хочет с ним ни играть, ни говорить?       Оба выдохнули с заметным облегчением, когда этот день наконец закончился.       Третий день, едва начавшись, пошёл по тому же порочному кругу.       Лишь утром четвëртого дня Лань Ванцзи, не дав Вэй Усяню позавтракать, неожиданно объявил, что они уходят.       Вэй Усянь, до крайности взволнованный его словами, сперва попытался расспросить, потом расспрашивать передумал — слишком уж пугало его неясное и зыбкое будущее, — и просто молча покинул их временное прибежище вместе с мужчиной.

♠ ♠ ♠

      На углу двух шумных улиц, забитых барами, откуда в любое время суток доносилась музыка, и пока ещё дремлющими ночными клубами, в самом сердце района Хоукай они провели около четверти часа, дожидаясь нужного им человека.       Человек, по словам Лань Ванцзи, обещал объявиться с минуты на минуту и по каким-то неведомым причинам запаздывал; заминка эта, было видно по лицу, мужчине не нравилась, но, учитывая, с каким упорством продолжал он ждать, Вэй Усянь догадался, что иных вариантов у них почему-то и не имелось.       Всё окончательно стало ясно, когда человек наконец всё ж таки появился: в чëрной кожаной куртке и тëмно-синих джинсах, в солнцезащитных очках и с забранными в короткий хвост волосами, вид он имел самый незапоминающийся и невзрачный. Он подошёл к ним, нервно оглядываясь, и, остановившись в двух шагах от Лань Ванцзи, протянул ему какой-то белый конверт, принимая взамен крупную пачку денег.       Сохраняя предельную напряжëнность, словно он интуитивно чему-то не доверял, Лань Ванцзи вскрыл конверт, не отводя при этом от человека пристального взгляда, и, лишь достав потëртую ID-карту, немного успокоился.       Пересчитав деньги, человек кивнул Лань Ванцзи, окинул Вэй Усяня странным взором с головы до ног и быстрым шагом удалился, словно рядом с этими двумя его чем-то жгло, и он боялся оставаться дольше нескольких минут — а если точнее, то боялся даже изначально и приходить.       Едва человек скрылся из виду, Лань Ванцзи без лишних слов передал карту Вэй Усяню, и тот обнаружил, что это документ, удостоверяющий личность, на имя некоего юноши по имени Мо Сюаньюй, приблизительно одного с Вэй Усянем возраста и имеющего некоторое, хоть и не детальное, сходство с ним.       — Это лучшее, что здесь можно достать, — сказал Лань Ванцзи. И, едва Вэй Усянь вскинул голову и недоуменно уставился в ответ, пояснил: — Это те, кто числится по базам, но не существует. Этот человек уже мëртв, однако официально его смерть никем не была зафиксирована.       Вэй Усяня услышанное ничуть не напугало — скорее даже наоборот: он с любопытством хмыкнул, изучая облик этого Мо и примеряя его на себя.       Возможно, кто-то очень дотошный и смог бы придраться, найти незначительные, но ключевые отличия во внешности, однако искать нужно было умышленно, старательно и очень долго.       — Это карта второго поколения, — ещё пояснил Лань Ванцзи. — В ней не содержатся данные об отпечатках пальцев.       — Удобно, — хмыкнул Вэй Усянь, оценив подаренный ему билет в новую жизнь.       Было поистине удивительно, что на свете существовал кто-то, достаточно похожий на Вэй Усяня внешне — и ещё удивительнее, что Вэй Усянь держал сейчас в руках документы этого человека.       — И как только у тебя получилось достать эту карту… — потрясëнно пробормотал он, продолжая неверяще вертеть пластик в руке.       — Чудом, — со всей искренностью признался Лань Ванцзи.       — Но откуда эти люди знали, как я выгляжу? — отказывался униматься Вэй Усянь, атакуя мужчину бесконечной чередой вопросов, и тот немного — но многозначительно — приподнял брови.       — Все эти базы украдены и проданы, — терпеливо объяснил он. — Там есть все. И ты тоже. Подбирали кого-то приблизительно твоего возраста, о ком доподлинно было известно, что он мёртв.       — Интересно, Лань Чжань, и что бы ты делал, если бы подходящей кандидатуры не нашлось? — решил пошутить Вэй Усянь, но в голосе его всё равно звенело беспокойство, которое никак не получалось спрятать и скрыть. — Ведь не так уж и много, должно быть, на свете похожих на меня людей, которых при этом нет в живых…       — Я бы искал, — спокойно ответил Лань Ванцзи, стронулся с места, и они куда-то бодро зашагали по улице. — Есть и другие способы выправить документы.       Как, когда, через кого он успел с этим человеком в тëмных очках связаться — оставалось для Вэй Усяня загадкой ровно до тех пор, пока они вместе молча не свернули в один переулок, другой, и не очутились на задворках какого-то офисного здания, подле выстроившихся в ряд мусорных контейнеров.       Лань Ванцзи достал из кармана допотопный кнопочный телефон, раскрыл его и первым делом выбросил в один из баков сим-карту. Затем, тщательно обтерев влажной салфеткой сам телефон, отправил в соседний контейнер и его. И под конец, тем же образом избавив от отпечатков ручку кейса, где хранилось оружие, опустил и кейс туда же, в мусорку.       Юноша, безмолвно наблюдавший за этой процедурой, ничуть не сомневался, что такой человек, как Лань Ванцзи, наверняка успел утром, пока сам Вэй Усянь спал, столь же тщательно протереть и само оружие, что лежало внутри чемоданчика.       Но всё же оставалось непонятным, зачем Лань Ванцзи выбросил все эти вещи, и неведение, помноженное на беспокойство, буквально пожирали Вэй Усяня изнутри до того, что тело начинало нешуточно потряхивать: ему ведь ничего не объясняли, будто происходящее никоим образом не касалось его будущего — а ведь оно ещё как касалось!       Лань Ванцзи же ровно не замечал тремора, охватившего его юного спутника.       — Всё, — решительно произнëс он. — Теперь нам пора.       — Пора? Куда? — переполошился Вэй Усянь — то есть, конечно же, теперь уже Мо Сюаньюй.       — На самолëт, — спокойно отозвался Лань Ванцзи; к счастью, пускай он ничего и не объяснял сам, но на вопросы отвечал, и, покуда они добирались в аэропорт, Вэй Усянь выпытал у него всё, что его тревожило.       Они благополучно прошли и регистрацию на рейс — на внутренних рейсах никто и служащих не дотошничал и не разглядывал слишком долго документы пассажиров, — и рамку металлоискателя, и поднялись на борт самолëта — а через два часа уже приземлились в Шанхае.       Самолёт снизил скорость и окончательно застыл, стюардессы и стюарды в форменных костюмах засуетились, готовясь к высадке пассажиров, но суета их была вымуштрованной и чëткой.       Шанхай находился сильно южнее и к тому же на самом побережье; едва Лань Ванцзи и Вэй Усянь оказались на улице, тëплая песочная пыль ударила в лицо вместе с неистовым порывом ветра, который здесь без устали поднимали взлетающие и приземляющиеся самолëты.       Вэй Усянь, сам не замечая как хватаясь Лань Ванцзи за рукав, собирался уж было спросить, куда же они теперь, но тот его опередил, очень чутко угадав застывший на кончике языка вопрос.       — В отель, — коротко сказал он. — Сейчас мы в отель. Чтобы больше не арендовать случайно что-нибудь… Такое же, как было там.