Под снежным куполом счастья

Мертвецов было так много, что возможности пробраться практически не было. Не смотря на то, что Му Цин был богом войны, это много чем не помогало. С какой бы интенсивностью и искусством не бился Сюаньчжень, мертвецов меньше не становилось. Вместо тех, что ложились прахом под гнетом чжаньмодао, появлялись новые, более свирепые. Му Цин едва сдерживал ругательства, в который раз бросая волну духовных сил в толпу нечисти. У Дэль дела обстояли не так хорошо. Даже если они с Му Цином стояли спина к спине, защищая друг друга и отбиваясь от лютых мертвецов, меч Дэль, все ещё не до конца привыкший к ее Ци, местами собрался, когда девушка направляла в него свои духовные силы. И все было бы не так плохо, если бы не отклик лезвия, который волнами отдавался в руки, едва не заставляя богиню разжать ладони. Пару раз ее меч едва ли не выпал из рук, пож натиском духовного оружия. Дэль боялась, что упусти она его, мертвецы тут же доберутся до нее и Му Цина, левый бок которого так же прикрывала она. Даже если этот меч — подарок Му Цина, слушался он ее все ещё плохо, но в разы лучше любого другого духовного оружия, которые она испробовала ещё на Небесах. Меч был туговат, однако даже так, Дэль была уверенна, что через пару лет они привыкнут к друг другу и что Дэль, что меч, имя которому она дала весьма обычное — Ланьфэн, смогут без проблем принимать Ци друг друга. Сейчас же все было несколько иначе. Звук флейты тем временем уносился вдаль. Будто тот, кто играет на ней, насмехается, желая поиграть в догонялки. Мертвецы наступают, а их хозяин — отступает. Это настораживает, особенно тогда, когда туман, густой и черный, пробирается из-под земли, окутывая пещеру. Дышать итак было нечем, а неприятная липкость демонической Ци оседала в легких, вызывая легкий приступ тошноты и головокружения. У нее был лёгкий дискомфорт от ее же духовных сил. В наступающем тумане, Проклятая Канга обжигала не хуже пламени, сдерживая ее восстановившийся силы внутри, вновь создавая барьер, запечатывая их внутри, не позволяя золотому ядру разгораться. — Что с тобой? — голос Му Цина донёсся рядом с ухом, когда духовная волна откинула подальше мертвецов, тем самым выигрывая немного времени им двоим, — Тц, их слишком много. Дэль кивнула, вместе с этим голубое свечение сошло с ее ладоней, одним резким порывом ветра сметая мертвецов с дороги, заключая большинство в ледяную ловушку. Было видно, как прочный лёд грубо печатает тела умерших, острыми сосульками протыкая их насквозь. — Твои духовные силы, — Му Цин взял ее ладонь в свою, — Не трать понапрасну. В твоём состоянии восстанавливаются они крайне медленно. Дэль кивнула. Говорить было тяжело, а вдыхать лишний раз воздух — подобно кошмару. Богиня стиснула зубы, замечая, как сквозь туман появляются другие очертания. — Надо уходить. Сейчас же. Дэль обернулась, желая позвать Фэн Синя и Мин И, но ничего, кроме пустоты не нашла. Мертвецы исчезли, будто их и вовсе не было, лишь туман, густой и черный окутывал итак мрачные очертания тоннеля. Обернувшись обратно, девушка с ужасом обнаружила, что Му Цин тоже исчез, как и толпа лютых мертвецов. — Ребята, Му Цин, где вы? — ещё пару раз обернувшись вокруг себя, богиня с ужасом сжала рукоять меча, ощущая жар, исходящий от клинка, лезвие которого сочилось мертвой кровью. Туман тем временем наступал. Запах гнили стал тошнотворно-удушающим, казалось, ещё не гого и она падёт под его мрачным и смертоносным ядом. В груди все болело. Кажется, даже один шаг причинял боль в разы больше, чем обычно. Канга сжималась, расползалась по коже, то и дело, меняя свое расположение. Ужас, смешанный со страхом, обливали сердце кровью, когда оба запястья обвивали жуткие символы Оков, будто всеми своими силами пытаясь дотянуться до меридианов. От этого становилось только хуже. И она уже не знала : сможет ли вообще выйти от сюда живой. Вернув меч обратно в ножны, Дэль поспешила вперёд туда, откуда раньше доносился звук флейты. Сейчас же, кроме мертвой тишины не было слышно ничего. Даже звук шагов отдавался едва слышимым эхом. И лишь мрак ступал по ее следам, гнал вперёд, загоняя все глубже во тьму, заглушая ядом лазурный свет золотого ядра. Демон, обвенчаный кровью, наступал.

***

Му Цин не знал, что произошло. Просто в один миг весь мир потемнел, а когда он пытался ухватиться за Дэль — его будто разбило на части и все вокруг померкло. В груди болело. Бог войны давно не испытывал столь сильной боли, будто что-то отчаянно пыталась разорвать его кожу, проникнуть острыми когтями под нее же и содрать изнутри все, что только можно. Дыхание сперло и он с трудом смог разлепить глаза. Тусклый свет ударил по глазам, заставляя сильнее зажмуриться и поморщиться от неприятной боли. Его глаза резко распахнулись в ту же секунду, когда вместо мрачной пещеры, его взора коснулись ветхие доски потолка. Такого знакомого, от чего внутри все заняло в стократ. Резко присев, он сразу отметил, что вместо твердой почву под ним — постель, которую так сильно сжимал ладонями юноша. Ужас и одновременно чувство неверия и чего-то такого, что он не мог понять, расцветали в душе, загоняя его в угол. Комнату он узнал сразу и человека, сидящего за столом тоже. Слезы в одно мгновение заполнили его глаза, в груди все заняло от боли и чувства бесконечной любви, заботы и тоски, вперемешку с горечью. Прямо за небольшим ветхим столиком, слегка сгорбившись, сидела женщина, волосы которой жидким серебром падали на плечи, а глаза, черные, как ночь, мягко смотрели на кусочек ткани, на которой она осторожно и медленно вышивала пион. Му Цин с трудом проглотил ком в горле. Он узнал ее сразу. Мама. Му Цин не знал, что происходит, просто в один момент он подорвался с места, в одно мгновение заключая женщину в объятия. Такие крепкие, на которые он только был способен, вкладывая в них всю ту любовь, нежность и заботу, чувства которых он передать не мог. — Ах, А-Цин, ты уже проснулся, — женщина ласково провела по волосам юноши ладонью, нежно целуя его в лоб, — Тот милый мальчик сказал, что ты сильно ушибся, ничего не болит? Му Цин с трудом смог оторваться, сдерживая в уголках глаз слезы, которые предательски звстелали его глаза. Он до последнего не мог поверить, но это было так. Мама. Его Мама была здесь. Живая. Теплая. Родная и такая любимая. Живая. Руки так сильно тряслись, когда он заботливо отложил на стол вышивку, бережно беря в свои ладони ее, лишь для того, чтобы снова поцеловать их, одаривая каждую частичку кожи нежными и лёгкими, как пёрышко, поцелуями. — А-Цин, у тебя что-то болит? Что случилось? Впервые вижу тебя таким, — женщина заботливая целует его в лоб, хмуря свои тонкие брови, — Дорогой, ты в порядке? Му Цин кивает головой, с трудом замечая, что его ладони явно уменьшились в размере. — Мама, я просто... Люблю тебя, люблю. Я.. так скучал по тебе, — он ласково прижимается своим лбом к ее, вместе с этим продолжая целовать мозолистые шершавые ладони, — Так сильно скучал. Женщина вздыхает. — Ах, А-Цин, ну чего ты? Мы не виделись чуть больше недели, — она осторожно высвобождает свои ладони из его, но лишь для того, чтобы мягко обхватить его тонкие пальцы своими, — Мальчик мой, почему ты плачешь? Всё-таки у тебя что-то болит. Му Цин отрицательно машет головой, не в силах больше сдерживать поток слез. Он плачет, прижимаясь лицом к хрупкому плечу. Он так рад видеть ее. С одной стороны, где-то в глубине души он чувствует удушающую боль, прекрасно зная, что это всего лишь сон, мираж, он знает, что ее больше нет, он помнит, как лично проводил ее душу, ее нет, но сейчас, когда его так бережно обнимают родные и нежные ладони, он сдается. Он чувствуе, как внутри что-то ломается, но не обращает внимание, пытаясь утонуть в этих теплых руках, заботливо обнимающих сейчас его душу. — Му Цин, — седовласая женщина осторожно касается его щеки, заставляя юношу посмотреть на нее, — Что с тобой? Ты так сильно ушибся? Тот мальчик сказал, что ты упал с дерева, когда собирал вишни в саду. Му Цин на секунду застывает, пытаясь вспомнить хоть что-то. К его счастью, он вспоминает, как когда-то давно, ещё во время его обучения в монастыре, его насильно столкнули с дерева, когда он собирал вишни для матери на горе Тайцан. Но он не помнит подробностей, лишь смутные очертания его дома Фэн Синя и Се Ляня. — Нет, все хорошо, — он все также прижимается к материя пытаясь как можно больше удержать ее тепло. — Тогда ты не против, если я закончу работу? Ты голоден? — Му Цин отрицательно качает головой, не желая отпускать ее из рук, — А-Цин, — она улыбается, и Му Цин с благоговением наблюдает за уголками изогнутых губ, морщинами и глазами, которые сейчас сит так ярко и смотрят с такой же любовью, как и золотые омуты ярких бездонных глаз. Дэль. Му Цин дёргается, вспоминая как именно он оказался здесь. Он хмурится, чувствуя, как голова наполняется туманом, мешая рационально мыслить. Дэль... Они точно были вместе, так ведь? Му Цин хмурится, пытаясь вспомнит образ Повелительницы снега, но все становится таким неразборчивым, что он с трудом вспоминает только копну пушистых русых волос. Таких волнистых, что при одном их виде хочется зарыться в их руками, почувствовать мягкость, ощутить как светлый шелк проскальзывает сквозь пальцы. Бог вздрагивает, чувствуя, как внутри все горит. От этих воспоминаний внутри все зажигается, как спичка, ему хочется коснуться холодных ладоней, на которых часто бывают мазоли от долгих тренировок с мечом, ощутить на себе холод Ци, прикоснуться к ладоням губами, так же нежно, как он делал это только что матери. Мин Дэль. Ее имя слетает с губ так быстро, заставляет сердце бешено биться, вызывая в груди целую бурю чувств, некогда негласных и таких горящих, что от одного из упоминания кожа горит, а сердце — сжигается до тла. Что с ним? Голова гудит, мысли переворачиваются вверх ногами, в то время, как теплые ладони матери касаются его кожи. Не такие, как у нее. Му Цин громко выдыхает, опуская взгляд на ладонь, замечая с удивлением, как на безымянном пальце, расцветая красным букетом, покоится нить, конец которой теряется в вышине небес, где-то там, где покоится его сердце. Кажется, он начал забывать кое что очень важное, но что?

***

Фэн Синь чертыхается, глухо ударяясь грудью об угол чего-то твердого. Его глаза приоткрыты, в то время, как с его губ слетают ругательства, одни за одним. Он был в пещере, пока чертов туман не поглотил его и теперь он с трудом поднимаясь, теряет дар речи, осматривая знакомые стены. Внутри все холодеет. Он чертыхается, резко оборачиваясь на шум. Нежные ладони скользят по его груди, обнимая мужчину сзади. Он напрягается всем телом, чувствуя, как нежные объятия прерываются лёгкими поцелуями в щеку, волосы. Фэн Синь сжимает челюсть, надеясь, что это всего лишь сон. Думая, что это так, но чувства такие реальные, как и ощущение чужого тепла на коже. Это так странно, особенно сейчас, когда нежный женский шепот касается его уха : — Фэн Синь, почему ты вдруг подпрыгнул? Я испугалась, — дерзко говорит девушка, притягивая его для поцелуя, — Мы не закончили, разве ты не этого хотел? На Фэн Синя будто ведро холодной воды вылили. Силуэт и голос, который нашептывал ему на ухо всякие непристойности, въелся в кожу подобно острым зубам, отрезвляя так сильно, как только можно. Не теряя ни секунды, юноша поднимается на ноги, избегая шаловливых рученок девушки, имя которой слетело с его губ так же быстро, как и пропало : — Цзянь Лан? Он сглотнул. В голове будто туман, и от этого стало только хуже. Сбежать было бы прекрасно, но он понятия не имел, как тут оказался. Последнее, что помнит Фэн Синь — тоннель и мертвецы. Много лютых мертвецов. А ещё Му Цин, Повелитель земли и Дэль, которым на пути как раз и повстречалась нечисть. Схватившись за голову, бог войны присел на корточки, лихорадочно вспоминая все, что было. И то, как он сюда попал. Девушка тем временем подошла поближе, присела рядом с ним, едва заметно проводя острым ноготочком по открытому участку на шее. Дрожь пробежала по коже бога как раз в тот момент, когда он поднял глаза. Цзянь Лан смотрела на него с нечитаемым выражением лица, и вместо того, чтобы спросить его, она резко сократила расстояние между ними, впиваясь в губы бога поцелуем. Впервые в жизни Фэн Синь был рад, что его боязнь девушек никуда не исчезла. Вместо того, чтобы ответить на поцелуй, он отпрыгнул от девушки на достаточно большое расстояние и, вытянув руку вперёд, буквально выкрикивает на месте : — Стой! Не подходи, ты, черт тебя дери, не настоящая! Девушка, застыв в глубоком шоке всего на мгновение, быстро поднимается на ноги, и зло смотри на Фэн Синя, скрещивая на груди руки. Ее вид был весьма потрепаныц, да и к тому же узнал он ее сразу же : — Цзянь Лан... — Что? — она огрызается, зло стреляя в бога войны глазами, — Ты головой ударился? Ведёшь себя, как обезумевший демон, так ещё и материться хуже некуда. Глаза Фэн Синя в панике бегают по комнате. Безусловно, это была ее спальня в чёртово борделе падшего Сяньлэ. Если бы эту всю ситуацию можно было бы описать одним словом, он бы сказал простое : Кошмар. Сущий кошмар, не иначе. Последнее, что он помнит — пещера, мертвецы, Му Цин, Мин И и Мин Дэль. Они были в ловушке, звук флейты и туман, от которого голова нещадно раскалывалась. Фэн Синь тихо чертыхнулся, не зная, что ему делать. Он точно был уверен, что это все — грёбаный мираж, который надо развеять в первую очередь. И если он оказался здесь, возможно все остальные тоже, но уже со своими мыслями и воспоминаниями. Фэн Синь поежился, мысленно пытаясь вспомнить где живёт мама Му Цина. Несомненно, он знал, где искать Сюаньчженя, но вот на счёт остальных двоих — понятия не имел. Цзянь Лан тем временем пыталась подойти к нему. — Что с тобой? Серьезно так сильно ударился головой, что ничего не помнишь? — она оглядела его с ног до головы, — Сомневаюсь я что-то. — Цзянь Лан, ты, — он запнулся, нервно поглядывая на двери, — Прости, но мне действительно... Нужно идти! И не дожидаясь ответа, Фэн Синь тут же выбегает из комнаты, не забыв закрыть за собой двери. Он в борделе, полном солдат Юнъаня. Он в ужасе, потому что понимает, что это не похоже ни на один сон. Это так реально, что ему становился жутко от происходящего. И он понятия не имеет, как будет искать Му Цина и остальных в этой бездне мира, куда он попал. Это действительно была катастрофа. Однако радовало то, что ноги сами понесли его в бедные кварталы Сяньлэ. И если он действительно найдет там Му Цина, возможно, они смогут выбраться отсюда живыми... По крайней мере Фэн Синь надеялся на это. Однако он все же боялся, что что-то может пойти не так. И это чувство оставляло за собой ужасный след, запах которого был похож на мертвую разлагающуюся плоть....

***

Его воротило. Ужасное чувство голода накрыло с головой, когда он, едва шевеля телом, с огромным трудом смог приоткрыть глаза. Темнота и удушающий запах гнили. Такой, который он хотел забыть уже более пятидесяти лет, но это не помогало. Голова раскалывалась, тело ныло и было едва бесчувственным. Оковы делали ситуацию только хуже, сдерживая его здесь, как зверя, на цепи. Силы покидали тело с каждой секундой и он был уверен, что смерть уже близко. Однако, Хэ Сюань с трудом осмотрелся, замечая знакомые гнилые петли подземелья, как он оказался здесь? Снова. В этом кошмаре, который он хотел забыть уже давно. Этот день он помнит хорошо. Его жажда убийства и мести были такими сильными, что он не мог не думать об этом даже тогда, когда его тело вот-вот испустит дух. Внутри все кипело от гнева и несправедливости, от того, как люди обращались с ним, с его семьёй. Он ненавидел того, кто убил его невесту, сестру... Он ненавидел всех и желал мести. Но это было давно. Почему сейчас он здесь? Хэ Сюань едва заметно вздрогнул, когда в глухой тишине послышались тихие, едва различимые шаги. Его челюсть сжалась из последних сил, когда он понял, кто это. Даже по звуку шагов, Хэ Сюань узнал в них Ши Уду. Он никогда не жаждел убить кого-то так сильно, как его. Того, кто сломал его жизнь. Того, кто отобрал его судьбу. Он поклялся себе, что убьет его. И он сделает это. Неважно, сколько времени пройдет, сколько веков пролетит, но он сделает это. Но ты отказался от мести, разве нет? Хэ Сюань так и замер на месте. Его взгляд потемнел, когда осознание всей ситуации пришло к нему : он был в темнице, заключённый, когда до этого он вместе с Повелительницей снега и двуми богами войны сражался против лютых мертвецов и флейты Ченьцин. Тогда, что он желал здесь? Как сюда попал? И почему Ши Уду, как пятьдесят лет назад, пришел к нему, дабы поменять его судьбу с судьбой Ши Цинсюаня. Повелитель вод тем временем приблизился, остановившись прямо перед ним. Глубокие синие глаза смотрели на него изучающе и с долей презрения. Он видел этот взгляд много раз. Подобным взглядом он смотрел не только на него, но и на большинство богов, в том числе и на Повелительницу снега. Эта неприязнь и глубокое чувство презрения. Он презирал всех, кто вознёсся будучи обычными смертными, не из знатных семей. Такой гнилой человек. И Хэ Сюань не знал, почему он отказался от мести. Цинсюань? Этот глупый мальчишка, за эти пятьдесят лет, проник к нему глубокими чувствами и это оказалось взаимно. Черт, все было так запутанно, что даже головная боль казалась чем-то обыденным. Однако, как бы Хэ Сюань не пытался отрицать это, с одной стороны он понимал Ши Уду. Сам Хэ Сюань отдал бы все, чтобы спасти свою сестру и невесту. Он готов был отдать жизнь, чтобы они были живы. Вот и Ши Уду, решил пожертвовать чужой жизнью ради жизни и счастливого будущего его младшего брата. Так оскорбительно, но так любяще. Хэ Сюань разжал кулаки, когда Ши Уду присел на корточки, прикрывая часть лица веером. — Хэ Сюань, если не ошибаюсь. Демон Черных Вод прикрыл глаза, мысленно желая, чтобы этот ад закончился поскорее. Он знал, что это — мираж, но тем не менее он молча принял свою участь, прекрасно зная, что даже так изменить ничего не получится. Мертвое сердце во второй раз было разбито, в то время, как душа — порвана на кусочки. Ему надо было найти Дэль и остальных, пока стало не слишком поздно... Ему надо было найти Цинсюаня...

***

Это было похоже на чью-то злую шутку. Поджав губы, она пыталась вспомнить, что произошло после того, как она вошла в туман, но все было без толку. Темнота и жуткий запах сменился запахом цветов, а мрачные стены — в яркий пейзаж провинции Юнъаня. Она стояла на мосту, неверящим взглядом рассматривая свое отражение в реке, на поверхности которой цвет яркие розовые лотосы. Рядом плакала ива, и будто бы, чувствуя состояние Дэль, пыталась утешить ее своими тонкими длинными веточками, то и дело, обнимая ее со спины. Меч в руках дрожал. В то время, как душа ревела, когда воспоминания, как снежный купол, сваливались на голову тяжёлой ноющей болью. Ее руку сжимали так крепко, в то время, как глаза неотрывно наблюдали за глазами напротив, боясь даже пошевелиться от одной мысли, закравшейся ей глубоко в голову. Мэй Линг, одетый в свои обычные одежды клана Мэй, стоял напротив нее, сжимая своей ладонью ее ладонь. В его жесте не было ни капли теплоты, только холод от бледных рук и пустой, взгляд родных карих глаз. Его пальцы то и дело, пытались намотать алую нить, которая все время ускользала из его рук, не желая соприкасаться с ними. Эта была Алая нить судьбы Мин Дэль. И Мэй Линг, хмурясь и гневаясь, не бросал попытки захватить ее. Не получалось. Но даже так, глаза его все ещё были пусты. — Как грубо с твоей стороны, — Дэль вздрогнула, когда он заговорил, всё-таки с огромным трудом ухыатываясь за алую нить, — Молчать. Я думал мы друзья. Ты ведь уже итак все знаешь, верно? Тот идиот Вэй уже давно рассказал тебе все, как есть. Он насмехается. И ему хватает одного лишь взгляда, чтобы заставить боль подняться из глубин души Дэль, едва заметно вырываясь наружу. Перед ней стоял человек, с которым она провела свое детство. Человек, который был ей старшим братом. Человек, который научил ее не бояться, быть самой собой и жить так, как велит ей ее сердце. Так почему этот человек оказался тем, кто рушит ее жизнь каждый раз, пытаясь утащить в Подземный мир? — Я все ещё жду твоего ответа, — он грубо дёрнул за нить, заставляя Дэль едва ли не заскулить от боли. От одного прикосновения внутри все горело, рвалось и искажалось. Будто что-то отчаянно кричит, моля, чтобы его оставили в покое, отпустили и не мучали. Но вопреки всему нить дёргают снова, будто пытаются оторвать, развязать с пальца. Но ничего не получается. Она привязана так крепко, что демону остаётся только вздыхать и тянуть снова, в надежде, что она порвётся. Но она не рвется, даже тогда, когда Дэль едва ли не плачет от внутреннего крика. Ее не отпускают, держат за руку крепко, продолжая дергать за ниточку. Это так больно. Так чертовски больно, что она скулит, просто его остановиться, кричит и падает на колени, свободной рукой сжимая ткань на груди, будто это может чем-то помочь ей. Так больно. Так холодно от одной лишь мысли, что у нее могут что-то отнять, что-то такое дорогое, спрятанное там, глубоко внутри, и она плачет, боясь ощутить пустоту в груди. — Почему это всегда он? — его голос кажется тихим, даже сквозь боль и ее шепот : "Не надо, отпусти меня, пожалуйста, это так больно!", — звучит грубо и так жестоко. Совсем не похоже на того Мэй Линга, которого она знала, — С самого детства ты высматривала этого божка в толпе, даже молилась ему так искренне, что становилось слишком тошно от твоих молитв, — он усмехается, дёргая за нить сильнее, вместе с этим наматывая ее на палец, — Ещё до твоего рождения я натравил на его гребаную страну Безликого Бая, рассказал тому о Прекрасном Принце, который явно может привлечь его, и, о, да! Свершилось! Тот Наследный Принц Сяньлэ высказался, да так, что сумел задеть Безликого Бая за живое. И он получил по заслугам за свои слова, — демон ухмыляется, присаживаясь на корточки рядом с Дэль, — Только я не учел одного : девка того проклятого демона Преисподней была дочкой одной из правящих семей, за что я и мой клан поплатились в будущем, но это ведь не так важно, да? Меня разочаровывает, — Мэй Линг хватает Дэль за ворот ханьфу, заставляя поднять на него свой взгляд, — Что ты всё-таки нашла его. Я слышал, что ты собираешься выйти за него замуж, — Мэй Линг улыбается так приторно, а в следующий миг дёргает слишком сильно, отчего алая нить издает протяжный звук, а Дэль закатывает глаза от боли, — Поздравляю. — Ты, — Дэль чувствует металлический привкус во рту, — Чудовище. Ответом послужила усмешка и злое : — Я знаю. Ее толкают спиной на мост, в то время, как Мэй Линг изучает ее алую нить, совсем не обращая на богиню внимания. Проклятая Канга сжимает запястья, не давая внутренней боли отступать. Вместо этого она чувствует, как по меридианам остывает ее Ци. Что-то препятствует его передвижению, загоняя девушку в угол. — Я долгое время пытался понять, как можно разорвать нечто столь крепкое, — он ухмыляется дёргая за нить снова, — Но как бы я не старался, все было без толку. Знаешь почему я решил убить тебя? — он спрашивал это так, будто вел с ней беседу, а не пытался оборвать нить судьбы, — Потому что только после смерти можно её перевязать. Такое делают часто, особенно, если судьба у двоих влюбленных — узувеченная. Как ваша, к примеру, — он смотрит на идеальную гладку нить с открытой ненавистью. Он знал и Дэль знала, что ее нить была не такой. Она была целой и гладкой, без единой царапины и торчащей ниточки. Она была настоящей и отдавала лёгким запахом пряной и мелодичной влюбленности. Как и бывает у всех, чьи сердца наполнены любовью. — Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, — голос Мэй Линга выводит Дэль из оцепенения, заставляя поднять на него глаза, измученные дымкой боли, — С самой первой встречи, когда твой дедушка привел тебя в клан. Дэль поджимает губы. Она никогда не видела ни каплю любви в его глазах. А сейчас он заявляет ей, что любил ее? Все это время? — Чушь, мы были друзьями, ты никогда не испытывал ничего подобного, — Дэль стирает с губ кровь тыльной стороной ладони, напрягаясь, когда он подходит поближе, присаживаясь на корточки прямо рядом с ней. Его пальцы тянутся к ее щеке, быстро заправляя прядь ее волос за ухо, — Не прикасайся ко мне. Глаза, которые до этого были более-менее спокойными, потемнели от гнева. Всего секунда и ее голова ударяется о каменный пол моста, а холодная рука мертвеца сжимает ее шею до бликов перед глазами, до нехватки воздуха. Она видит, пускай и плохо, как его лицо искажается злостью и гневом. Сил сопротивляться практически нет, как и ладони, сжимающие его запястье, пытающие убрать руку, обессиленно падают вниз. Канга сжимается, высасывая духовные силы до основания. — Откуда тебе знать? — хватка слегка расслабляется, в то время как большой палец начинает нежно поглаживать круговыми движениями покрасневшую резко кожу, — Тебя интересовали только учеба и совершенствование, желание добиться чего-то, доказать кому-то, что ты не просто пустой звук, — он кривит губы в усмешке, продолжая прожигать ее глаза темным взглядом, — Твоя мать ненавидела всех людей Сяньлэ, когда твой отец был прямым потомком одного из ведающих кланов Сяньлэ. Она возненавидела твоего отца, знаешь, как он умер? — улыбка на лице его стала больше похожей на оскал, — Я убил его, распотрошил и повесил вниз головой на храме Наследного Принца Сяньлэ, как доказательство своего превосходства. Твой дедушка, видимо, не захотел тебе говорить правды, как бы трехлетний ребенок смог так отреагировать на это? Правда, первой его нашла как раз ты, жаль только детская память такая уязвимая. И ты ничегошеньки не запомнила. А жаль, представление того стоило, — ужас, захвативший Дэль, стал таким всепоглощающим, что стало дурно, — Когда твоя мамаша подговаривала Императора убить всех оставшихся людей Сяньлэ, я решил убрать и ее. Пускай она и была полезной, проблем от нее было ещё больше, — его пальцы осторожно приподнялись, поглаживая бледную щеку. Его слова резко контрастировали с действиями. И это так пугало, — Я надесь, ты поблагодарить меня за это. Я так старался сделать это для тебя. Тебе же понравилось это, да? Понравилось? Как такое может понравится? Что, черт возьми, с ним не так? — Ты сумасшедший, — она попыталсь отстраниться, но ничего не получилось. Ее челюсть сжали так сильно, что от этого стало больно, — От..отпусти! — Сумасшедший? — он рассмеялся, приближая свое лицо так близко к ее, что их носы едва ли не соприкасаются, — Ты правда так думаешь? — Дэль хмурится, когда его глаза резко приобретают странный красный оттенок. Слезы в уголках глаз собираются так быстро, что она не замечает, как они начинают падать по ее щекам, скользя драгоценными капельками по бледным пальцам. Это больно. Так больно, что становится худо. Внутри все холодеет не так от страха, как от ужаса, сковывающей сильнее, чем Проклятые оковы. Этот демон... Все его действия были такими... Ужасными, что Дэль не могла найти слов. Она провела с этим человеком все свое детство и юношество, доверяла ему больше всех. А на деле... — Ты ужасен. — Правда? — его глаза следят за слезами, и прежде чем продолжить, он, к ужасу Дэль, слизывает одну из них, — Тогда я покажу тебе насколько я ужасен. С кого начнем? Как на счёт твоего возлюбленного? Я убью его с превеликим удовольствием. На твоих же глазах, — он снова тянется к ее лицу, снова касаясь кожи языком, — Вкус твоего страха так сладок, что мне хочется заставить тебя ощутить его сполна. Туман снова окружает их, унося вдаль, оставляя иву плакать одну.