Пепел на зеркале

ГЛАВА 19. Пепел пустыни 29 апреля 1992 года Между Каннами и Грассом, в получасе езды от Ниццы Вилла «Жасмин», собственность дона Мануэля де Лары — Кристиан! — зычный голос Дирка, словно гудение церковного колокола, наполнил просторный холл и отдался под каменными сводами. — Я здесь, мастер! — личный слуга и ученик тут же отозвался и выглянул из кухни. — Что прикажете? — Подай чай в мою беседку, будь любезен. — Будет исполнено, мастер! Разжечь там курильницу? — Да, разожги, только используй смолу даммар и полынный сбор, чтобы разогнать москитов. Святые угодники, лето еще не началось, а от этих кровососов спасу нет! — Истинно так, мастер…- Кристиан одобрительно закивал и от широты души пожелал зловредным насекомым: — Да чтоб они все попередохли! Все до единого! — Согласен с твоим пожеланием, однако Господь вряд ли его исполнит, так что вся надежда на курильницу и сетки. Да, поставь-ка на поднос еще пару чашек, масляное печенье и вазочку варенья из слив, того самого, что дону Мануэлю прислали в подарок отцы-трапписты. — Вы разве ждете гостей? — Жду. — от рысьего слуха Дирка не укрылась легкая тень напряжения, промелькнувшая в голосе ученика, и он ворчливо добавил: — Знаю, знаю, ты не любитель внезапных визитеров, но один из них уж точно доставит тебе радость. Смуглое лицо молодого человека, в былые времена носившего прозвище Колумб, сейчас же просветлело и просияло широкой улыбкой: — Анхель! Mi amado amigo! — Ну то-то же. — Дирк жестом отправил ученика обратно на кухню, но улыбка Кристиана внезапно погасла. Видя, что парень не уходит, а мнется в дверях и озабоченно барабанит длинными пальцами по косяку, мастер уточнил: — Ты чем-то недоволен? — Я знал, что мы с Анхелем скоро увидимся, но… не ожидал, что прямо сегодня. — Так что же, мне отменить визит? — О, нет, нет, мастер! Ни в коем случае! Простите меня… — Кристиан прижал руки к груди, поклонился и пояснил: — Просто я начал готовить ужин только для вас и дона Мануэля… всего из двух блюд, как обычно по средам… а вы ведь пригласите гостей отужинать? Я сейчас быстро что-нибудь добавлю к меню! — Добавь на твое усмотрение, хотя я не уверен, что эти двое едут из Марселя лишь за тем, чтобы отведать лингвини с кремом из артишоков и твою фирменную лимонную меренгу… — Ну от моей меренги Анхель уж точно не откажется! — Колумб снова просиял улыбкой. — Есть ли у вас еще какие пожелания, мастер? — Нет, ступай, займись уже кухонными делами. — Дирк вторично отпустил помощника, но, едва тот скрылся в кухне, скривил лицо в страшную гримасу и потер ногу выше колена, усмиряя боль: «Оооо, ну снова здорово! Очень вовремя ты явилась, и тоже без приглашения!» Старая травма давно не напоминала о себе столь наглым образом. Весна в этом году выдалась ранняя и теплая, сухая и солнечная погода установилась еще за несколько недель до Пасхи, на радость дирковым костям. И вот на тебе: сустав сперва начал противно ныть, а теперь разболелся так, словно какой-то злобный демон крутил внутри раскаленный вертел… «Хммм… Ману, конечно, скажет, что это нам наказание за невоздержание в пост, так что я не стану ему жаловаться!» — хмыкнул про себя Мертенс и обратился к боли, словно она была живым и разумным существом: — «Занятно, что ты, нежданная гостья, взялась за мое колено аккурат после звонка неистового Родольфо! Наш марселец в точности как ты: резок в суждениях, порывист в поступках — и такой же любитель бесцеремонно нарушать чужой распорядок дня… “ Колонна позвонил Дирку минут сорок назад, вежливо поздоровался, справился о его здоровье и о здоровье дона Мануэля, но сразу после сообщил: — Нам срочно нужна ваша помощь, герр Мертенс! — Чем же я могу вам помочь, синьор Колонна? — Этот вопрос не уладить по телефону, герр Мертенс! Я прошу принять нас на вашей вилле! — Когда? — Да прямо сегодня вечером… через час, если вам удобно! Мы уже выехали из Канн и сейчас проезжаем Мужен! Первым побуждением Дирка было отказать, однако, сам не зная почему, он все же дал сухое согласие: — Хорошо. Я жду вас к чаю. Колонна начал было благодарить его, но Мертенс, не дослушав, раздраженно повесил трубку — и почувствовал боль в ноге… Дон Мануэль терпеть не мог незваных гостей, поэтому все посещения виллы «Жасмин» расписывались Дирком заранее, на месяц вперед, и нарушить очередность визитов дозволялось лишь в крайних случаях. Но… Родольфо Колонна знал о существующем порядке и был прекрасно воспитан, как и его белокурый друг, с внешностью боттичеллиевского ангела и стальным характером. Они не стали бы нарушать приличия по пустякам. Начав думать об этой парочке безумных любовников, Дирк невольно усмехнулся. Он никогда не питал иллюзий относительно человеческого племени, по сути своей греховного и неблагодарного; однако Родольфо и Анхелю удавалось приятно удивлять его вот уже третий год. Оба оказались способны сохранить и почтение, и благодарность к тому, кто однажды выручил их из жуткой передряги. Третий год подряд они посылали «многоуважаемому герру Мертенсу» открытки и превосходные подарки на Рождество, Пасху и Троицу; мало того — от «Круизной компаний Колонна-Штальберг» каждые полгода приходили щедрые пожертвования, которые Дирк уже самостоятельно распределял в пользу цистерцианского монастыря в Бельгии и сиротского приюта Отей в Париже. Нынешняя Пасха не стала исключением. Подарки прибыли воскресным утром, в одну из коробок был вложен чек на предъявителя, с пометкой «для ваших сирот», а днем Анхель, как подобает доброму католику, позвонил на виллу, чтобы лично поздравить того, кому был многим обязан… Правда, поговорить ему довелось только с Кристианом, поскольку дон Мануэль на сей раз проводил праздники в Ницце, в гостях у епископа, и Дирк, разумеется, сопровождал своего патрона и друга. Кристиан подробно отчитался о звонке, слово в слово повторил все добрые пожелания в адрес учителя, однако не упомянул, чтобы Анхель на что-то жаловался или просил о помощи…. «Стало быть, неделю назад у парней не было никакой надобности напрашиваться ко мне домой… Что же такого стряслось за несколько дней? Анхель, этот спартанец, наверняка объяснил бы все парой фраз, но почему-то доверил переговоры Родольфо, а тот ничего и не сказал толком! Зато голос у него звучал так напряженно и жестко, точно в горле спица застряла! Хммм… интересно… интересно… надо хорошенько поразмыслить, что же за всем этим кроется!» Обычные раздумья сами по себе никогда не давали нужных ответов. В сознании Мертенса ожил ехидный голос внутреннего оракула: «Какое бы дело ни привело к тебе этих двоих, оно непременно связано с их любовными отношениями! Тут и к гадалке не ходи! А детали скоро сам узнаешь…» Дирк согласно кивнул круглой совиной головой, на которой за прошедшие три года прибавилось и залысин, и седины. Вооружившись тростью, он медленно спустился по лестнице в сад, пропитанный влажными вечерними ароматами: прохладные ноты ирисов и фиалок вплетались в медвяный шлейф ранних роз и сладкую свежесть лимонных и апельсиновых соцветий. Старая шестигранная беседка с ажурными деревянными арками, воздвигнутая на белой каменной плите, была излюбленным местом Дирка, предназначенным для особых духовных практик. Приходя сюда, он прежде всего молился в уединении, освобождая сознание от дневных сует; когда же праздные мысли окончательно покидали голову, ему уже не составляло труда переступить тонкую размытую грань между видимым и невидимым мирами. Пара скамеек, овальный стол из темного дерева, масляная лампа под потолком, курильницы по углам и завеса от насекомых — вот и все, что было необходимо Дирку в этой своеобразной келье монаха, целителя и мистика в одном лице. Он осторожно опустился на скамью, пристроил поудобнее колено, положил руки перед собой на столешницу, выровнял дыхание. Прикрыл глаза, нараспев прочитал «Salve Regina, Sub tuum præsidium» (1) — и ощутил, что его ментальная антенна готова ловить сигналы тонкого мира… Тогда он задал первый вопрос: «Родольфо и Анхеля ведет сюда настоящее или прошлое одного из них?» Боль в ноге отозвалась резким усилением на слове «прошлое». «Так… все любопытнее… Расскажи, насколько давнее событие потревожило их покой… это случилось больше года назад или меньше? Хммм… больше. Насколько больше?.. Посчитаем…» На белом пустом прямоугольнике, плавающем перед внутренним взором, как на экране, начали одна за другой вспыхивать и гаснуть цифры, пока счет не остановился на десяти. «Ага… десять лет назад… Восток или Запад?.. Восток… конечно же, Восток. С местом и временем прояснилось… Теперь черед за персонами… Мужчина или женщина?» — боль, словно проводник, вела его в нужном направлении, но вдруг словно запнулась. Острая игла ткнула в висок, в то время, как демон, терзающий колено, притих и знаков не подавал. Экран тоже был пуст и не давал подсказок. Мертенс перенес на него все свое внимание, сделал вдох поглубже и приказал: — Покажи мне этих людей из прошлого. Первой перед ним предстала женщина, отраженная в темном экране, как в зеркале. Юная красавица, окутанная волной иссиня-черных волос, с газельими глазами под тонкими полумесяцами бровей, с алыми губами, подобными благоуханным лепесткам, и станом, тонким и гибким, как молодое деревце, заламывала руки и плакала от горя. Видение промелькнуло и рассеялось, а зеркало подернулось сизой дымкой и как будто покрылась пеплом… но Мертенс успел запечатлеть и сохранить в памяти прекрасное лицо, ухоженные руки с изящными запястьями, отягощенными золотыми украшениями. — Вот как, принцесса или очень знатная дама… Дальше… покажи мужчину! Зеркало задрожало, но так и осталось запорошено пеплом. Дирк вытянул вперед руку и сделал движение, как бы стирающее серый налет… Вот только рука уже принадлежала не ему, а вызванному из зазеркалья призраку. Сухое крепкое запястье обвивали драгоценные четки из черного жемчуга, а пальцы с ухоженными ногтями, но с узловатыми болезненными суставами были унизаны перстнями с рубинами, сапфирами и алмазами. — Так-так-так, кто таков, покажись-ка получше… дай рассмотреть, что ты за павлин… — не без усилия воспользовавшись чужими пальцами, как своими, Мертенс смахнул пепел с гладкой поверхности. Жемчужно-серое облако разлетелось в стороны. Теперь в отражении предстал сухощавый араб в зеленой, шитой золотом накидке, белоснежном балахоне и платке, подхваченном витым черным шнуром. Тонкие, чуть заостренные черты смуглого лица можно было бы счесть красивыми, но впечатление портил уродливый шрам, рассекающий бровь и веко с правой стороны. Резкие складки волевого рта и глубокая борозда между густых бровей неуловимо напомнили другого мужчину из других видений, касавшихся Анхеля и его горького рабского прошлого… — Ого! Здесь у нас арабский принц, еще один! Ну-ка, признавайся: ты — родич того самого похитителя, охотника за невинными юношами? Да, кто же еще… и скорее брат, чем дядя… возраст у тебя подходящий, обрезанный ты пес! Араб оторвался от игры в нарды и кальяна. Вынул изо рта мундштук, выдохнул дымную струю… и вдруг лицо его исказилось гримасой боли. Он положил руку на правое колено и принялся растирать его — жестом, знакомым Дирку по собственному опыту физических страданий… — А, так вот откуда моя сегодняшняя боль! — Мертенс взмахнул рукой, заставив видение исчезнуть, и усмехнулся: — Перемена погоды ни при чем. Значит, источник боли — в чужом прошлом, а причина — какой-то хромой шейх из семейки аль-Сауди… интересно, интересно… Он устало откинулся на спинку скамьи и позволил себе расслабиться. Несколько минут Дирк сидел неподвижно, слушая, как боль медленно и неохотно оставляет его тело… Внезапно прямо у него над ухом раздался резкий и злой птичий клекот. Раздался так явственно, что недавний сновидец распахнул глаза и стал озираться в поисках источника звука. Нет, в материальном мире все было по-прежнему, тихо и спокойно. Кисейные занавеси на беседке висели недвижимо, и в саду вокруг не слышалось ни шороха крыльев, ни грозных щелчков крепкого клюва, раздирающего на части добычу — никаких признаков присутствия хищной птицы, только мирное поскрипывание сверчков и первые трели цикад… — Это что еще за фокусы? — проворчал Мертенс, сомкнул опять веки и попытался вторым зрением заглянуть в магическое зеркало. Поверхность была покрыта новым слоем пепла и, несмотря на все усилия, Дирку больше не удалось смахнуть эту серую завесу. Должно быть, духи, живущие по ту сторону амальгамы, посчитали, что сообщили достаточно… **** — Куда ты так гонишь? — сердито спросил Анхель, когда стрелка на спидометре достигла отметки «120». — Не хочу опоздать на чай к нашему колдуну… Он и так не в восторге от нашего визита, по голосу было слышно. — Боишься, что он подвергнет нас заклятью и превратит в кухонную утварь? — А по-моему, это ты боишься! — парировал Руди. — Я? — Ты! Боишься доверить мне руль. — Нет, но считаю своим долгом предупредить: ты слишком разогнался. Здесь дорога очень опасна… и, если мы с нее слетим, твоя машина не превратится в суперджет или ковер-самолет… при всем уважении к компании «БМВ». Руди, не снижая скорости, мрачно усмехнулся и заметил: — Зато какое освещение мы получим в новостях! Только представь, по ТФ-1: «В этот трагический день сразу две марсельские компании морских перевозок одновременно лишились своих глав…». Анхель мгновенно утратил интерес к пикировке. Побледнев как полотно, развернулся к Руди, насколько позволял ремень безопасности, и с упреком проговорил: — Прекрати сейчас же! Как у тебя язык только поворачивается шутить о подобных вещах! — Разве только тебе позволено отпускать подобные шуточки? — Руди скользнул по спутнику коротким взглядом и вернул внимание дорожному полотну, что извивалось змеиными кольцами над обрывистыми склонами горной гряды. Он не испытывал не то что страха, но даже малейшего волнения. Машина была надежной, на любой скорости шла мягко, идеально слушалась руля и малейшего жеста водителя, так что держаться ровно посередине нужной полосы не составляло труда. — Знаешь, Эдгар… как ни печально было бы окончить свои дни в дорожной аварии, но в этом исходе даже найдется парочка плюсов. — Неужели? Знаешь, Родольфо, я не буду просить тебя назвать хоть один, потому что ты, по-моему, перегрелся на солнце. Иначе не объяснить твои самоубийственные фантазии. На секунду губы Руди сжались в жесткую линию. Он упрямо покачал головой и продолжил: — Просить меня не надо, я все равно скажу, что считаю нужным. К примеру, проблема с чертовым круизом решится сама собой! Его попросту отменят по сверхуважительной причине. Форс-мажорные обстоятельства, и никаких неустоек! Зато после окончания официального траура, Вито сможет объявить о проведении «круиза памяти основателей»… Готов поспорить вот на эту машину, что все туристические пакеты на «Розу Каира» уйдут по тройной цене за пару дней! В конце концов мы с тобой получим посмертную славу, а наши наследники отлично заработают и откроют-таки новое круизное направление! — Прекрасный бизнес-план… — Анхель тихо вздохнул и снова попросил: — Сбавь, пожалуйста, скорость. — Тормозить посреди узкой горной дороги в две полосы — тоже так себе идея! — хмыкнул Руди. — И верный способ создать аварийную ситуацию… Ты что, хочешь облегчить задачу тем, кто желает сжить нас обоих со свету? — Не говори ерунды… — Это не ерунда! Уверен, кое-кому авария была бы на руку — не придется напрягаться с подготовкой покушения… Скажут — мактуб, такова воля Аллаха! И пойдут дальше курить кальян с гашишем. — Меня сейчас стошнит. — Да, меня тоже тошнит от всей этой арабской бесовщины! Я бы охотно выблевал всех этих шейхов вместе с их шлюховатыми одалисками и звероподобными слугами! Дал бы им всем под волосатые задницы, чтоб к чертям ебучим проваливали из моей головы и снов… — Руди осекся, заметив, что Анхель положил руку на горло, а его прекрасное лицо совсем побледнело и покрылось испариной; он сейчас же раскаялся в своей нечуткости и обеспокоенно воскликнул: — Эй, тебя что, в самом деле укачало? — Да. — Так какого ж черта ты сразу не сказал! Погоди… тут недалеко расширение дороги и заправка! Метров триста, не больше… в бардачке вроде есть мятные пастилки или какая-то еще фигня от морской болезни! — опередив движение Анхеля, он сам протянул руку, открыл бардачок и вслепую попытался нашарить нужную коробочку. Пальцы его натолкнулись на холодный глянцевый переплет и острый уголок толстой книги — он тут же с отвращением отдернул их, точно от змеиных колец, и процедил сквозь зубы: — Вот дрянь!.. Книгой, удостоенной резкого отзыва, был чертов опус Лабе, «Свет и тени Аравии», живописующий злоключения юного раба. Руди читал его несколько дней подряд и все никак не мог закончить — до того мучительным оказалось чтение; вот он и взял книгу с собой, в слабой надежде, что Дирк сумеет нейтрализовать ту злую власть, что она взяла над его рассудком. Через пару минут машина затормозила на стоянке заправочной станции. Руди выпрыгнул из салона, распахнул пассажирскую дверь и, не слушая протестов, сам отстегнул ремень и помог мужу выбраться на воздух. Удержал в объятиях и тихо спросил: — Ну как ты? Хочешь зайти внутрь, умыться, попить?.. — он сделал шаг к стеклянному павильону, где под одной крышей помещались магазинчик и кафе, но Анхель покачал головой: — Нет. Давай немного пройдемся… — Давай. — Руди вдруг почувствовал, что сам нуждается в короткой прогулке, в стороне от оживленного шоссе и чересчур яркого солнечного сияния. От площадки вверх уходили ступени каменистой тропы, довольно широкой и достаточно пологой, чтобы подъем по ней не превращался в альпинистский подвиг. По краям тропы тянулись заросли самшита и акации, а чуть выше начиналась сосновая роща — через нее при желании можно было дойти до живописного скального выступа, откуда виднелось море. По тропе Руди и Анхель шли молча, крепко обнявшись, и, не размыкая рук, вступили под иссиня-зеленую сень сосновых крон, в прохладный сумрак, пропитанный терпким ароматом смолы и нагретой хвои. — Это случилось здесь… — начал Анхель без всякой подготовки. — Я никогда тебе не рассказывал, но это случилось здесь… если быть совсем точным — то вон там, в пятистах метрах от проклятой заправки. В тот день я точно так же поднялся сюда, чтобы прийти в себя после неожиданного приступа морской болезни… и как раз успел дойти до этого камня… чтобы в последний раз увидеть кабриолет Султана… как он на вираже теряет управление, вылетает с трассы, пробивает бордюр, падает вниз и взрывается. Помню столб адского пламени… и чувство, словно с меня содрали заживо кожу, и я горю, горю там вместе с ними… Руди пришлось сделать усилие, чтобы выудить из памяти то немногое, что слышал давным-давно, еще до начала отношений с Анхелем — во время первых поисков своего златокудрого возлюбленного по всему Лазурному берегу. Танцовщик Пако из клуба «Гавана», наведший Родольфо на след загадочного Самума, заодно разболтал о трагической гибели его друзей-рабов, вместе с их временным владельцем, эксцентричным немецким миллионером, взявшим себе прозвище Султан… Позже и Анхель несколько раз упоминал об этой истории — сухо и без подробностей, когда хотел убедить Руди, что опасность, исходящая от агентства «Doppia P», вполне реальна; что владельцы мерзкого бизнеса не ограничиваются торговлей людьми и легко убивают тех, кого считают помехой. Не зная, почему и зачем Самум решил именно сейчас поделиться с ним жутким воспоминанием из уже совсем отдаленного (к счастью!) прошлого, Родольфо рванулся к нему на помощь: — Я здесь! — развернул любимого к себе лицом и обнял с неистовой силой. Прижал всем телом, заставляя ощутить живое тепло и биение сердца, и горячо, убежденно проговорил: — И ты, ты сейчас здесь, со мной! Поверь, так будет и дальше! Тебя тогда уберегло само Провидение, Бог сберег тебя для нашей будущей встречи! Потому ты и спасся, не погиб вместе с ними! Скорблю с тобой о твоих друзьях-побратимах… но пусть они упокоятся с миром. Уткнувшись лбом в плечо Руди, Анхель слушал его, борясь с рыданиями, но проиграл этот бой: слезы хлынули из глаз неудержимым потоком и мгновенно промочили легкую ткань рубашки. Прошло не меньше минуты, прежде чем он обрел способность внятно говорить, и выдохнул сквозь стиснутые зубы: — Я приучил себя думать, что Хабуб и Хамсин в раю… мне так было легче… но сейчас… я уже ничего не знаю, не понимаю… мне снова начинает казаться, что я проклят, понимаешь, проклят!.. Все, кого я любил, кто был мне дорог до встречи с тобой, или умерли, или сильно пострадали физически и душевно… даже дядюшка Клод! Руди, я так надеялся, что все закончилось, что проклятие снято… я хотел, чтобы ни одна тень из моего прошлого не пала на тебя… только поэтому я решился рассказать Доминику Лабе свою историю. Я хотел убедиться, что все призраки исчезли, мертвые спят в своих могилах, и прошлое больше не имеет надо мной власти. Но я ошибся. — Нет, никакой ошибки ты не сделал! — возразил Руди с еще большей горячностью. — Поначалу я сам так думал, когда ты мне сказал о решении работать над книгой, но теперь, прочитав ее почти до конца, смотрю на всю эту историю иначе. Я и сам понадеялся, что герр Мертенс, освободив Самума, освободил и тебя, мой ангел, от оков прошлого, но теперь вижу ясно, что прошлое так просто тебя не отпустит… и в одиночку тебе не справиться! — Ты прав. — Конечно, я прав! Все эти призраки заманили тебя в ловушку: ты стал рассказывать о них — и как будто снова дал им жизнь! Вот они и лезут из своих могил, лезут даже в мою голову, в мои сны… потому что мы с тобой одно целое! — Да, хабиби. Мы одно целое, так записано на небесах в книге судеб! — Анхель прижался губами к запястью Руди и устремил на него взор, пылающий внутренним огнем: — Моя жизнь и моя душа принадлежат тебе без остатка, и это никогда не изменится… до встречи с тобой я блуждал в пустыне, один среди песка и пепла… ничто не соблазняло меня, ничто не утоляло… дворец Амира был просто тюрьмой, роскошной тюрьмой… солнце заглядывало туда редко, а счастье и вовсе никогда не бывало! Все годы, проведенные на Востоке, не стоят одного-единственного дня рядом с тобой… Признание Анхеля попало Руди в самое сердце. Под веками предательски вскипела морская соль, в горло точно впились терновые иглы — он с трудом совладал с нахлынувшими чувствами и выпалил на одном дыхании: — Ну вот видишь… кто же сможет нас одолеть, в таком случае? Никто! Я не позволю этим бесплотным теням погасить солнечный свет в твоих глазах… свет, без которого я не мыслю своей жизни!.. — он с жадностью поцеловал губы Анхеля и продолжил убеждать его: — Да что призраки… будь уверен: любому из тех, кто все еще разгуливает во плоти и плетет против нас интриги, строит козни — не поздоровится, слово Колонны! Я нещадно расправлюсь со всяким негодяем, задумавшим посягнуть на наше счастье… будь он шейх, султан, предводитель правоверных, да хоть зловредный иблис! — Куда уж им всем до твоего могущества, о халиф моего сердца… Морской король, рожденный в Марселе! — Анхель улыбнулся и с нежностью погладил Родольфо по щеке. Он готов был слушать его вечно — и не скрывал, что пылкие «речи Рескатора» возбуждают его сильнее, чем любовные признания. Руди почувствовал, что его сердце все больше тает и становится куском мягкого воска в руках джинна, но с сожалением пресек ответный любовный порыв и свернул разговор к насущной и болезненной теме: — Твоей единственной ошибкой было сразу не рассказать мне об этой женщине… — Признаю и раскаиваюсь. — Узнай я о Мунире в тот же день, что и ты, мы не потеряли бы понапрасну столько времени! И Вито не связался бы с ней… черт побери, да я костьми бы лег, но не дал бы ему крутить роман с этой веселой вдовушкой! — Интересно, как бы ты ему помешал? Я тоже пытался его остановить, но у меня ничего не вышло… на него как любовное затмение нашло. — Ты пытался, а я бы остановил! У меня свои методы. Мунира может быть хоть трижды принцессой, прекрасной как рассвет, но в нашей семье ей отнюдь не рады! — резко заявил Руди, про себя же додумал: «Ни ей, ни ее волшебному дару кружить мужчинам головы! Тоже мне колдунья! Нет уж, по части любовной магии мне за глаза хватает тебя одного, мой джинн, а Вито нужна девица из его круга! Черт возьми, насколько ж Элиза была лучше этой Муниры… вроде бы и капризная стерва, переменчивая, как парижская погода, зато не напускала на себя таинственность, все ее цели были понятны, и приемчики обольщения очевидны!» Самум, конечно же, начал заступаться за принцессу: — Она хорошая, добрая женщина и ни в чем не виновата. Ты напрасно подозреваешь ее, я убежден, в ее намерения не входит причинить вред мне и тем более — Вито. — Предоставь мне об этом судить! — мрачно возразил Руди и приложил кончики пальцев к губам Самума: условный жест, дающий понять, что вот сейчас гуляму лучше не возражать халифу. Длинные ресницы опустились в знак послушания… и Колонна смог перевести дыхание. Имя «Мунира» жгло ему язык желчной горечью. Эта особа поистине оказалась призраком из прошлого, одним своим появлением внесшим столько сумятицы и хаоса в устоявшуюся жизнь. Он не мог без содрогания вспомнить тяжелейший разговор с любимым, все-таки состоявшийся в пасхальный понедельник… именно тогда ему стало известно, что новая девушка Вито — вовсе не тайная подруга Анхеля, а бывшая жена принца Амира. Того самого, что позволил себе купить невинного юношу, надругаться над ним и на много лет обратить в бесправного раба. Все попытки Анхеля как-то оправдать этого человека, найти объяснение его гнусным поступкам, были тщетны. Руди и слышать не хотел об отпущении грехов и считал, что принц вполне заслужил свою раннюю и глупую смерть; но и себя он тоже ругал за то, что позабыл о мудром принципе — кто предупрежден, тот вооружен — и не потрудился раньше прочесть злосчастную книгу Доминика Лабе. Несколько минут они просто стояли рядом, держась за руки, и глубоко дышали прогретым воздухом. Родольфо первым прервал молчание: — Тебе лучше, моя любовь? — Да. Намного. — Вернемся к машине? — Да… нам действительно пора, если мы не хотим еще больше рассердить Дирка своим опозданием. Руди послышалась легкая дрожь в голосе Анхеля, и он, теперь уже прекрасно понимая, в чем дело, крепко обнял его за плечи: — Послушай, нам совсем необязательно проезжать то самое место! Я сейчас развернусь, доеду до развязки, где поворот на Кабри, и продолжим наш путь по новой трассе. Потеряем на этом не больше десяти минут… ну а что касается призраков… да, успокоить их всех тебе одному не под силу, но обещаю, обещаю — я всегда буду с тобой рядом, мы вместе разгоним их по могилам! А герр Мертенс научит, как это сделать! Примечания: 1. «Под Твою защиту прибегаем, Пресвятая Богородица» — католическая молитва, считается чрезвычайно мощной защитой от демонических сил.