«Девушка»-ромашка

      Сяо Синчэнь:             — Слушаю.             Сюэ Ян прорычал:             — Вот и слушай! — и впился взглядом. Стремительно наползавшая ночь, будто накинула на его лицо серую, прячущую черты вуаль, и лишь глаза горели, как у зверя… — Так вот, сказка! Про Миссисипи! Давным-давно… Или можно сказать, что не очень? Нет, давно: дюжину лет уже — жил на берегу Миссисипи один ребёнок. Был он… не очень умён. Прямо сказать, был он совсем полудурок, потому что думал, стоит только захотеть — и всё устроится, как ему хочется, стоит только попросить — и его просьбу кто-нибудь да исполнит… И вот, вооружённый такой глупостью, он и правда попросился на работу на пароход: думал, дело будет несложное, а денег непременно заплатят, ведь пароходы — предприятие серьёзное! Был он, однако, настолько глуп, что и на работу-то попросился не у капитана или у помощников — те бы сразу велели вышвырнуть его с парохода вон да и дело с концом…             «Сказка» Сяо Синчэню совершенно не нравилась: слишком уничижителен «сказочник» был к её «герою»…             — …а у кочегаров, что, пока была стоянка, по очереди выходили на пристань! Они сперва его гнали, но потом, верно смекнув, что ребёнок этот совсем дурак, согласились взять его себе в помощники. И взяли! И пришлось ему сгребать лопатой и руками уголь по кочегарке, выносить нуждное ведро, а когда о нём узнал помощник капитана — ещё и драить палубы и лестницы! Ну потом, конечно, его допустили даже кидать уголь в топку…             «Сказочник» сделал паузу — в его фигуре, стремительно растворявшейся в сумерках: расправленные плечи, вскинутый подбородок — читалось напряжение: ждал вопросов или возражений: «Вэнь Чжулю рассказывал не так!»?             — А потом?             — Что «потом»?             — Что потом стало с… — Сяо Синчэнь споткнулся, но коротко поразмыслив, решил держаться манеры «сказочника», — с этим ребёнком?             — А-а-а… Потом он остался на пароходе. И проходил на нём ещё пару лет. Вот так же, «помощником» кочегаров. Пока… пока того самого кочегара Чжулю за бродяжничество в тюрьму не посадили!             Снова вышла пауза. Вглядываясь в тёмный силуэт, Сяо Синчэнь спрашивал себя, что всё-таки значила манера, в которой Сюэ Ян рассказывал свою «сказку»? Намеренно ли он подначивал своим презрительным тоном и недомолвками расспрашивать дальше или наоборот, надеялся, что так слушатель скорее потеряет интерес?..             Так и не найдя ответа, Сяо Синчэнь осторожно напомнил:             — Ян-Ян, даже ты мне говорил, что бродяжничество — это был только повод. В тюрьму его посадили из-за того, что на пароходе случилось какое-то происшествие…             Сюэ Ян только фыркнул. Всё ещё было неясно, желает он, чтобы его просили продолжить, или считает, что и так сказал довольно.             — И Вэнь Чжулю рассказал мне, что это было за происшествие. То есть, он рассказал, что как будто бы случилось… Или на самом деле было… Как же лучше сказать?.. Ян-Ян, он рассказал! Но так ли всё на самом деле было, я не знаю…       На сей раз молчание вышло тягостное и колючее…       Сюэ Ян заговорил первым:             — Ну и что же тебе этот койот набрехал? — голос у него звенел и ломался: выходило, продолжать разговор не хотел, но всё-таки решился — первым желанием было бросить выспрашивать и никогда больше, по крайней мере до тех пор, пока сам Сюэ Ян не заведёт об этом беседы или намёка, не возвращаться ни единым словом к пароходам и Миссисипи. Но это было бы малодушием и подлостью: отступаться, уже разбередив чужую душу расспросами…             — Он рассказал, что через пару лет на пароход как-то взяли пассажиров… что так редко делали, но тогда взяли… мужчину и с ним его сына… И потом помощник капитана послал… послал… этого ребёнка вымыть лестницу. А потом, когда кочегары уже разволновались, что его долго нет назад, помощник прибежал к ним вместе с хорошо одетым господином… как оказалось, тем самым пассажиром. Вэнь Чжулю… Кочегарам этот человек не понравился… — на это Сюэ Ян презрительно хмыкнул, — Помощник капитана и тот мужчина оба были очень взволнованы и злы, и принялись кричать. Они обвиняли… они говорили, что, якобы ты… якобы этот ребёнок, помощник кочегаров, хотел толкнуть за борт сына того господина! А когда ничего не вышло… или когда его хотели схватить… сам прыгнул за борт! И пропал! И господин, пришедший с помощником капитана, требовал за случившееся наказать кочегаров, раз всё это вышло из-за их помощника…             Сюэ Ян молчал.             — И тогда капитан велел на следующей стоянке ссадить Вэнь Чжулю с парохода и передать законникам… И тогда его посадили. За бродяжничество…             Сюэ Ян по-прежнему молчал.             Его рука, всё ещё лежавшая на руке Сяо Синчэня, мелко задрожала — последний попытался поймать чужие пальцы:                    — Ян-Ян…             Пальцы тотчас же извернулись. Сюэ Ян буркнул:             — Так и было: ссадили и посадили! И я ж тебе про это и говорил!.. Почти вот также… — шумно вдохнул, — Ну, это всё? Сошлось у тебя с брехнёй суки этой или ещё про что спросишь?             Несколько мгновений Сяо Синчэнь колебался. Но всё-таки спросил:             — А ты?             — Что «ты»?             — Ты, этот ребёнок… Что с тобой было? Тогда? И потом? И до этого?..             Опять, в который раз, повисло молчание…                   — Много ты как-то сразу хочешь: и «тогда», и «потом», и «до этого»! — Сюэ Ян играл небрежение, но выходило плохо: в голосе за насмешкой силилась спрятаться дрожь… — Или… не всё у тебя сошлось?.. Ну… говори уж тогда… что он тебе… ещё набрехал?             Настала очередь Сяо Синчэня отмалчиваться: отчего-то почудилось, что чужой голос трепещет не яростью, а затаёнными опасениями. Страхом перед тем, что Сяо Синчэнь может сейчас сказать… Перед тем, что Сяо Синчэнь недавно услышал, а сказал Вэнь Чжулю…             — Говори! Знаю же: набрехал! И ты молчишь, а про себя сам думаешь!..             Выходило, что догадка была верная! Но отступаться было уже поздно…             — Он говорил, что ты, когда попросился к ним на пароход, рассказывал, что отец твой умер, а мама… мама будто бы стала выпивать. Прости…             — Вот ведь… сука! — рыкнул Сюэ Ян. Но почти сразу вновь попытался напустить на себя деланое безразличие, — Всё? Или ещё что?             — Что по тебе видно было, что ты не приучен к такой работе, но ты очень старался… Что в первом рейсе вы… пароход очень сильно задержался на стоянке в Новом Орлеане. И ты очень сильно переживал из-за этого… Что когда вы… пароход вернулся в твой город, кочегары собрали тебе немного денег и ещё дали ведро угля. Ты был очень счастлив и, едва пароход встал к пристани, убежал…              Было слышно, как Сюэ Ян шумно втянул носом воздух. И тотчас же зашипел:             — Всё? Или ещё?..             Помедлив, Сяо Синчэнь всё же ответил:             — Что ты вернулся вечером. Уставший, грязный: весь в земле — и заплаканный, без денег, без ведра и без угля. И сказал, что уйдёшь с ними на пароходе. И ещё сказал… И ушёл! И с тех пор…             — И ничего… больше… я тогда… ещё… не сказал? — с каждым словом голос Сюэ Яна делался всё тише и глуше…             «Он так говорит: медленно, тихо — когда сильно волнуется или боится. Так сильно, что боится, что не сможет совладать с собой… Значит… значит это всё — всё, что рассказывал Вэнь Чжую, это правда? Всё действительно так и было?! Он, Ян-Ян, попросился на пароход, работал там, убежал домой с деньгами, а потом… Там, у него дома, что-то случилось! Он вернулся и… — сердце будто сдавили ледяные тиски, — Там, должно быть, случилось что-то страшное! Выходит… почти наверняка — с его матерью!.. О небо!..»             — Ян-Ян… там… ты вернулся домой и…             Рядом дёрнулись как от удара — Сяо Синчэнь дёрнулся навстречу, ощупью проворно нашёл чужие руки и вцепился в них!             — Ян-Ян… прошу тебя…             …руки вырывались — Сяо Синчэнь не отпускал! Пытался поймать Сюэ Яна в объятия — тот не давался! Пихался локтями и прошипел точно дикий кот: «Ублюдки!.. Тварь!..»             — Ян-Ян… — Сяо Синчэнь замешкался, подбирая слова — и получил в лоб… лбом! — А!             Боль отдалось в темя, и на мгновение юноша перестал ощущать, что-либо, кроме неё…                   Первой мысль, едва пришёл в себя, было: «Руки! Я отпустил… вдруг я отпустил его, и он…»             — Ян-…             Отпустил он сам или Сюэ Ян вырвался, вспомнить Сяо Синчэнь так и не мог, но это оказалось неважно: вырвавшийся — или отпущенный — так и сидел рядом и только рвано, сквозь зубы, дышал…             Сяо Синчэнь первым делом вновь поймал его за руку и лишь тогда заговорил: тихо, пугаясь собственного голоса:             — Ян-Ян, прошу тебя… Я понимаю: пока тебя не было, у тебя дома что-то случилось? Что-то случилось с твоей матерью?.. Поэтому тебе пришлось остаться на пароходе? — хотелось схватить, обнять и не отпускать, но стоило лишь попытаться потянуть к себе, Сюэ Ян вздрогнул и прорычал:             — Случилось… — и отвернулся. Но руки не вырвал…             — Когда… когда ты… когда ты вернулся на пароход… ты был весь в земле: пока тебя не было, с твоей мамой случилось несчастье?..             — Да. — голос стал ещё тише.             Сяо Синчэнь сам осторожно подался вперёд и прижался к чужому плечу. Сюэ Ян не оттолкнул и не отстранился — Сяо Синчэнь тихонько, как ребёнка, приобнял его…             — Она… Ей было плохо. Она заболела… и умерла?..             — Нет.             — Нет? — сорвалось с губ быстрее, чем успел одуматься.             Сюэ Ян подтвердил:             — Нет! — в голосе, только что почти бесцветном, теперь мерещились горечь…             — Но как же?.. Она…             …и злость!..             — Она…             …обида…             Плечи Сюэ Яна дрогнули. Он рванулся было — Сяо Синчэнь не пустил! Удержал, стиснул в объятиях — и дёрнулся, но так и не отпустил, когда в ухо рявкнули:             — Она… ДУРА!!! ТУПАЯ ДУРА!!!...