«Девушка»-ромашка

      Мэн Яо:       Мэн Яо осмотрел, а затем обыскал комнату со всем тщаньем: простучал стены, пол и даже потолок.       Потом проверил подоконник и порог.       Потом — обломки мебели.       Затем — вспорол на остовах кресел и бокового дивана уцелевшую обивку.       А после — настало время доломать всё, что не было доломано.       Тут молодой человек был впервые вознаграждён: в подлокотнике обнаружился ещё один тайник. Тайничок. В нём была пара многократно сложенных листов бумаги — обе оказались купчими на землю, перстень, увенчанный вызывающе большим бриллиантом в окружении россыпи камнем помельче и миниатюрный флакон тёмного стекла, закупоренный потемневшей серебряной крышкой.       В ножке стола оказался ещё один тайник. Но пустой.       Закончив с мебелью, Мэн Яо собрал с пола клочки бумаги и каждый пробежал глазами. Важных нашлось полдесятка, остальные были либо будничной хозяйственной перепиской, либо перепиской фривольной — отца с девицами различных доходов, «официального» ремесла и глубин морального падения. Остальные обрывки оказались столь мелки, что не давали возможности сходу понять, частями каких писем прежде являлись.       Важные бумаги были спрятаны в саквояж, а для «неважных» молодой человек принёс с лошади мешок: собрал в него обрывки и отправился в спальню, которую обычно занимал Цзинь Гуаншань.       Здесь поиски были более плодотворными: в стене тоже оказался секрет и до него-то не добрались ничьи вороватые руки! Мэн Яо просмотрел две пачки писем: в одной опять были заверения в любви, страсти или горячем желании — последнего более всего! — написанные как почти высоким слогом, так и витиеватой пошлостью, которой устыдилась бы и «алая леди»; зато в другой — переписка с парой соседей, с парой деловых людей и с одним из командиров прежних индейских патрулей: когда цивилизованные дикари у границы сменились, этот человек пропал, не оставил после себя ни весточки, ни скальпа! Ещё в тайнике оказалось немного денег золотом и серебром. Всё найденное Мэн Яо тоже сложил в саквояж и отправился проверить остальные комнаты. Подозрение, что стену и пол в кабинете вскрыли не краснокожие, крепло…       Помощники вернулись в обеденному часу и горячо клялись и божились, что оглядели на пару миль вокруг каждый холм и овраг и заглянули под каждый камень и в каждую заячью нору, но ни мёртвых, ни живых, ни следов недавнего пребывания живых не нашли — Мэн Яо не менее пылко поклялся, что верит любому из них, как самому себе, и лишь посетовал:       — Жаль. Мистер Цзинь-то обещал тому, кто найдёт труп леди, десять долларов за расторопность…       Лица у всех троих некрасиво вытянулись, но вновь отправиться на поиски никто не вызвался — выходило, и правда искали хорошо, но не нашли…       С помощью этих людей Мэн Яо ещё раз обшарил дом, а потом всю ферму, но не обнаружил более ничего, что заслуживало бы внимания.       С соседями Мэн Яо встретился через день.       Тем утром: поздним, солнце подбиралось к зениту — явились молодой человек, назвавшийся сыном мистера Наня и люди, нанятые для обустройства погребения. Мистер Нань — мистер Нань-старший — оказался наидостойнейшим человеком и устроил все порученные ему дела. Мэн Яо мысленно отметил, что знакомство с ним в будущем непременно следует углубить до доброго приятельства, а после, если будет нужда и если характер «приятеля» не будет слишком подозрителен, надменен либо же напрочь лишён деловой жилки — последнее по неразумению порой именовалось честностью или щепетильностью — или по-иному дурён, то и до «искреннего дружеского расположения».       Должным образом покончив со скорбными церемониями, Мэн Яо не поскупился раздать всем присланным в помощь немного серебра, а своим людям — вручил две бутылки виски, переданных «посланниками» от Наня-старшего: третья, как и предполагалось, чудесным образом затерялась в пути — и отбыл вместе с младшим мистером Нанем.       В доме его отца уже ждала немногочисленная суровая компания, наибольшего внимания в которой требовал мистер Цинь Цанъе. Сей господин, обычно с Мэн Яо сухой и немногословный — оттого ли что из-за редкости собственных «торговлей» через границу, полагал того не важным человеком в делах Цзинь Гуаншаня, а почти слугой, или оттого что подмечал некоторую благосклонность к «слуге» своей дочери — в этот раз говорил много, глядел на Мэн Яо почти как на равного и даже назвал «доверенным лицом мистера Цзинь Гуаншаня». Большая часть его речи, однако, не была лестной ни для «доверенного», ни для «доверителя»: мистер Цинь клял соседа и его прежние дела с индейцами лишь немногим меньше, чем самих краснокожих и именно «деловитость» соседей клеймил причиной всех нынешних бед! Возопив последнее, мистер Цинь Цанъе прослезился и сник и с тяжким вздохом упал на своё место. Махнул рукой слуге — тот выскочил из гостиной, быстро вернулся и вручил Мэн Яо индейский томагавк! Мэн Яо принял его с величайшей скорбью и покорностью, тщательно оглядел и потребовал, с разрешения собравшихся, слова.       Свою речь Мэн Яо начал с покаяния: да, хоть намерения мистера Цзиня всегда были чисты и направлены лишь на благо собственное и соседей, а собственное благо он всегда полагал способом и материалом для блага общего, блага всех окружавших его людей и процветания округа, однако усердие в устройстве этих благ бывало, возможно, порой немного чрезмерно и, к великому сожалению и, конечно же, самого мистера Цзиня, и мистера Мэна, смеющего упомянуть здесь о собственной скромной персоне, имело несчастье вызвать в краснокожих дикарях — общеизвестно, более зверях, чем людях, не способных ни к труду в обретение благ, ни к честной торговле и оттого не уважающих никаких чужих трудов и способных лишь на разграбление — животную жажду отнимать и разрушать. Жертвами этой отвратительной жажды стали ферма и верные и трудолюбивые люди самого мистера Цзиня и, возможно… Конечно же, никто из присутствующих не желает, чтобы это было так!.. возможно, несчастная мисс Цинь! Однако, если судьба последней оставалась всё ещё неизвестна, и потому сердца всех присутствующих ещё озаряет надежда, что мисс либо разминулась-таки с краснокожими, либо могла попасться в их лапы живой и тогда её родным — и всем соседям, несомненно, охваченным тревогой за её судьбу! — нужно собраться с духом и мужеством и ждать от бесчестных дикарей посланника с требованием выкупа, то участь людей мистера Цзиня известна и незавидна!..       — …Мистер Цзинь вынужден признать, что ситуация сложилась очень тяжёлая! Все мы — честные люди, живущие и ведущие хозяйство или торговлю возле границы, наши семьи, наши верные люди и слуги, оказались в опасности! Опасности вдвойне страшной и злой и потому, что индейские жестокость и кровожадность, их врождённая привычка к зверствам нам всем, увы, хорошо известны, и потому, что волею прискорбных случаев над нами нет тех, кто мог бы озаботится нашей защитой! Все мы помним, что несчастье оставило наш округ без законного главы, а к выборам нового уже почти, но всё же ещё не всё готово! И все вы знаете, что мистер Цзинь просит вашей благосклонности: поддержать его на этих выборах! Именно поэтому: потому что верит в вашу добрую волю и поддержку — он уже отправил в штат: к людям, имеющим знакомства с губернатором и маршалам, просьбы помочь нам в этом нелёгком деле усмирения индейцев и оберегания нашей границы: прислать маршалов или, возможно, даже армейские части… — слушатели начали переглядываться, Мэн продолжал, — И очень многие из тех, кого он просит об участии, считают правильным быть благосклонными к нашей просьбе, ведь сохранность округа — это сохранность и всего штата… Однако с прямой законной просьбой обратиться к штату и получить на неё ответ сможет только избранный глава…       Тут Мэн закашлялся и попросил виски промочить горло: дал возможность любезным соседям начать раздумывать об услышанном, а значит — повод услышанное хорошо запомнить.       А после вздохнул:       — Думаю, участие штата в этом деле в любом случае не будет лишним, тем более что наши собственные законники сейчас, увы, не могут быть добрым людям должным подспорьем…       Кто-то из присутствующих закивал, но нашлись и желающие возразить — те, кто был далёк от приграничной торговли:       — Шериф Вэй — достойный человек!..       — Да, почему не поручить это дело перво-наперво нашему шерифу? Он хваткий малый!..       Пара человек — из тех, кто, как раз, в торговле был силён — закатили глаза, кое-кто — принялся обтирать платком вспотевшее лицо: хваткий малый шериф Вэй на приграничные дела соседей наверняка обратит внимание не меньшее, чем на индейские бесчинства…       Мэн Яо, однако, кивнул:       — Да, наш шериф — достойный человек, всегда стоящий на страже законных интересов! — слушатели, правильно понявшие, поёжились, — К тому же положивший наконец конец бесчинствам банды Вэней!.. — и прибавил будто бы про себя, — Когда от неё пострадала его собственная сестра…       Участвовать в дальнейшем разговоре почти не пришлось: любезные соседи сами разделились на тех, кто теперь требовал сперва привлечь к делу шерифа, и тех, кто эту идею оспаривал: потому ли, что не желал, чтобы мистер Вэй совал свой нос в «торговлю», или потому, что находил что толку от такого вмешательства всё равно будет мало: шериф Вэй и правда более усерден в делах, имеющих какое-нибудь касательство до его семьи или его самого!.. А ещё он бывает надменен, остёр на язык и непочтителен, и упрашивать его о помощи — дело не из приятных… Лишь здесь Мэн Яо обронил вскользь, что почтенное общество, собравшееся для выборов главы округа, могло бы заодно и обсудить вопрос о перевыборах шерифа… или выборах нового…       Сей спор пришлось прервать, когда объявили обед.       За обедом Мэн Яо успел в доверительной манере переговорить с соседями по столу, а после него — с глазу на глаз с ещё несколькими господами, как вовлечёнными в торговые дела Цзинь Гуаншаня, так и с теми, кто в беседе о шерифе показал себя ярыми защитниками последнего. Вторых — попытался осторожно надоумить попросить у мистера Вэя помощи только для себя, не открывая всех подробностей положения: «Как человек добросердечный, вашими личными несчастиями, пусть, хвала небесам, небольшими, он, без сомнения, проникнется скорее, чем общими разговорами, что где-то в округе неспокойно…» Собеседники кивали — Мэн Яо кивал в ответ, сожалея, что не сможет увидеть их лиц, когда шериф Вэй пошлёт их с их «мелкими докучливыми просьбами» в лучшем случае к своим помощникам…       На следующий день, забрав с собой индейский томагавк и оставив любезным соседям заверения, что несколько дней будет вынужден, дабы вернуть дому мистера Цзиня в хоть сколько-нибудь пристойный вид, заниматься скучными, но необходимыми хозяйственными делами, но потом почтёт величайшей частью навестить каждого из них, а мистеру Цинь Цанъе лично — что за эти несколько дней постарается разыскать и нанять каких-нибудь отчаянных людей, которые могли бы помочь в его поисках дочери, и Мэн Яо вернулся на ферму.       Чтобы назавтра отправиться с одним из подручных туда, где вернее всего можно было разыскать и полезные в хозяйстве вещи, и отчаянных людей: в приграничный городок, половина жителей которого ютилась не в домах, а в землянках и тряпичных палатках…       …и встретить там того, кого встретить никак не ожидал!..