«Девушка»-ромашка

      Сяо Синчэнь:       Описание возможной расправы над лгунами было кратким: Сюэ Ян всё ещё поигрывал ножом — но не лишённым, однако, торжественно-витиеватых подробностей: зашить рты, отрезать уши, подрезать сухожилия и живьём закопать по шею в землю, чтобы палящее солнце и звери и грифы…       — Хватит пугать — не пугливые! — бросил Сюэ Ян, — Смотри лучше, чтобы твою индейскую рожу…       И не дал Сяо Синчэню урезонить:       — И ты заткнись… молчи, то есть!.. А то он будет сейчас: индейские сказки!.. Это ты у меня смотри, кочегар: решу, что в спину пырнуть задумал или спереть чего… или ещё чего… или патрулям или ещё какой вашей индейской сволочи продать — думать не буду, пристрелить или зарезать, что ближе под рукой будет, тем кровь тебе и пущу! Ясно?..       Но Вэнь Чжулю не напугал:       — Я уже сказал: «Теперь вы — моя семья. Убить — брата убить…»       — Ну-ну, поглядим… братец…       На этом принесение клятв полагалось, судя по всему, считать законченным, а «уговор о помощи» — заключённым: оба замолчали и даже, как показалось Сяо Синчэню, глядели друг на друга хоть и с прежней настороженностью, но с куда большей приязнью… Если бы ещё не нож…       Вэнь Чжулю заговорил первым:       — Едете к Шепчущему Бизону?       Сюэ Ян попытался закатить глаза, а индеец смотрел пристально, так что ответить пришлось Сяо Синчэню:       — Да.       — Девушка Цзян у Бизона? Точно знаете?       — Да.       — …       — Да… Да. Да.       — Он выкуп хочет — видел… — индеец бросил быстрый взгляд на лошадей, — Выкуп есть. Хорошо. Тогда… Поедем. На юг. На восток потом. По дороге поговорим — всё расскажете… И про…       — А я думал, — перебил Сюэ Ян, — ты «Вернуться надо!» скажешь… — и оскалился, когда оба собеседника воззрели на него с недоумением, — Ехать-то тебе на ком-то надо, нет? Значит надо за лошадью твоей вернуться? Или кто у тебя? Мул? Не карета же на полдюжины! Ха-ха!.. Тебе, конечно, вернуться, не всем: к патрулям-то в зубы!.. Ну а мы тебя здесь подождём… Заждёмся, конечно: пешком неблизко!..       — Ян-Ян!..       Вэнь Чжулю, однако, сделался серьёзен, но не разозлился. Кивнул:       — Вернуться надо… Мул. Полгода достался в деле… Но сейчас нельзя: Два Камня хорошо помнит обиды. Но на расправу жесток сперва только — потом остынет. Его люди хорошо ищут. Но сперва — потом быстро забудут… Сейчас нельзя вернуться: могут и убить с обиды. Обратно поедем — нужно с ним говорить: да, большой выкуп будет хотеть за обиду и за мула, долго говорить надо будет…       Сюэ Ян фыркнул.       — И ты знаешь: у своих я не воровал и конокрадом не был. Никогда. Или… — лишь теперь лицо индейца на миг исказилось холодной яростью, — поспоришь?..       Сюэ Ян тоже помрачнел:       — Это помню. — нож в его руке замер, а костяшки пальцев, сжимавших рукоять, побелели, — Но ещё помню, что ты на моей вчера ускакал… И вернуть… не торопился…       Воздух между ними вновь, уже в который раз, опасно зазвенел: два диких, сильных, знающих собственную и чужую силу зверя замерли: возможно, ещё не потерявшие надежды разойтись миром, но уже готовые броситься и драться до крови… первой или последней… Воспитание — и толика сочувствия к индейцу — заклинали потребовать сейчас же прекратить эту жуткую и безобразную сцену. А здравый смысл — и страх, что трубка всё же не помешает краснокожему напасть как в «не салуне» — поскорей придумать что-нибудь, чтобы защитить самого дорогого человека…       Но схватки не вышло: Вэнь Чжулю наклонил голову: довольно, чтобы сей жест можно было истолковать как просьбу о прощении, но и так, чтобы всех, кто был рядом, не потерять из виду:       — Да. Но только бежать хотел — не тебя обидеть, не у тебя украсть, не у другого украсть… — Сюэ Ян вскинул бровь — не отводя ножа, — Ничего не взял с твоей лошади — проверь… Братьям лгать — большое зло: напал — убить хотел. Думал: ты при господине Вэнь, вернёшься — расскажешь, что видел меня… Потом украл — хотел понять, зачем о Цзыюань, о девушке Цзян говоришь. Сбежал — не хотел, чтоб Два Камня за воровство наказал. С тобой… — индеец бросил взгляд на Сяо Синчэня, — с вами потом только говорить хотел. Потому не стрелял. Так и говорил. Хотел бы убить — ночью убил. Хотел бы лошадь твою забрать — не вернулся бы. Боишься, хочу потом украсть? Не хочу. Захочу? Не смогу у брата украсть!.. Я сказал: «Теперь вы — моя семья.» Сказал братьям «помогу» — помогу. Сказал «не убью» — не убью. Говорю: «Не украду.» Говорю: «Что забрал — возвращаю!» Веришь?.. Нет — не знаю, что говорить ещё…       Замолчал и опустил голову ниже — оставляя шею и темя на добрую волю «обворованного».       Который сперва, цыкнув от боли, сделал быстрый шаг назад — и ухватил свободной рукой Сяо Синчэня за локоть и отволок за собой.       Выждал — всё ещё держа наготове нож и хмурясь: размышляя…       И наконец смилостивился:       — Да чёрт с тобой! Раз уж… Верю!.. — и тут же поспешил поправиться, играя в большую злость, — Поверю!.. Но если…       — Веришь. Теперь семья.       На этом «уговор» состоялся окончательно: Вэнь Чжулю поклонился почти в пояс — неспешно, опять показывая, что не сможет защититься от удара по голове или сбоку в горло.       Также медленно разогнулся — Сюэ Ян, ни слова не говоря, быстро и ловко взмахнул перед его лицом ножом: «Хотел бы — я бы тебя уже прирезал!» и, получив в ответ кивок: «Да, хотел бы — …» — убрал клинок и отпустил руку Сяо Синчэня.       И тотчас же оба они: и Ян-Ян, и индеец — точно забыли о вражде!       И сделались деловиты:       — На юг, говоришь, потом на восток? А не сильно на юг возьмём? Вчера почти день…       — Нет. Ещё день можно. Индейцы отошли — раньше западнее типи ставили, а теперь север и запад и на юге много — патрули… День — на юг, ночь — на восток. Или полдня юг, потом — юго-восток… Только ехать надо: сейчас, на юг — патрули…       И единодушны в мелочах: сплёвывая через зубы, обменялись парочкой бранных прозвищ в адрес патрульных…       И оба — удивились, когда Сяо Синчэнь перебил:       — Прежде чем ехать к Шепчущему Бизону, нам нужно спокойное место: где можно отдохнуть хотя бы пару дней! И чтобы там можно было набрать чистой воды! И развести костёр!.. — и сделал вид, что не заметил чьей-то недовольной гримаски, — Но, конечно, чтобы мы при этом были в безопасности! Чтобы… нас там не нашли патрульные. Или… кто-нибудь ещё… Вы… господин? Вэнь?.. Вэнь Чжулю?.. вы… Мы сможем найти по пути такое место? Если поедем на юг? Или на юго-восток?.. — Вэнь Чжулю задумчиво нахмурился, а недовольный — открыл рот, намериваясь поспорить, — У Ян-Я… У Сюэ Яна прострелена нога — ей нужно дать отдых! И промыть и перевязать! Чтобы… всё не кончилось плохо… И руку тоже… Я… — почему-то захотелось уточнить. Не иначе, чтобы не слушать возражений от двоих, — врач!.. Почти!.. Или ты всё-таки хочешь гангрену?..       Индеец покачал головой:       — Так? Тогда нужно… Тогда — сейчас сразу на юго-восток. А потом… Подумаю — расскажу, решим… — в его глазах снова промелькнул интерес, — Врач — хорошо. Шаман — лучше. Но белое одеяло, как скажет чероки, лучше четырёх шаманов…       Внезапно Сюэ Ян оскалился и зашипел:       — А ты не нокай!.. Да я тебя… Сука! Да я тебя — кишки твои никакой врач не соберёт!.. — и от резкой перемены в его лице и голосе Сяо Синчэнь не нашёл сразу ни как его унять, ни чем объяснить себе её причину: на Индейской территории не жаловали учёных докторов? Но ведь сам Вэнь Чжулю только недавно говорил, что искал и нашёл тут врача для миссис Цзян!       Однако индеец тут же примирительно вскинул руки:       — Семья! Врач!       И, после недолгого прожигания взглядом и недовольного фырканья:       — Семья… Смотри: братоубийцей не буду, а язык, мести им будешь, вырежу, тварина!.. — перемирие было-таки принято, — Проклята будь нога эта сучья!.. А, блядство! На юго-восток, так на юго-восток… Но если…       Сяо Синчэнь был благодарен не догнавшим, но способным в любой момент настигнуть патрульным: сборы вышли поспешные!       Сюэ Ян несколько раз зыркал на Вэнь Чжулю так, словно надеялся, что и взглядом можно зарезать, однако ни одного дурного слова они больше друг другу не сказали.       Даже с лошадьми всё устроилось просто: Синсин и Малыш вернулись к свои хозяевам, а Вэнь Чжулю выбрал бурого — Сюэ Ян не стал спорить, только не оставил индейцу седельных сумок — их все приторочили на гнедого и белую — но тот и так остался доволен: большой флягой, почти полной воды, и одеялом… На серого кое-как — «спасибо» патрульным, забравших в качестве пошлины четвёртое седло, но побрезговавшим потником — навьючили скромные остатки поклажи…       Когда всё было сделано, Вэнь Чжулю вдруг остановил юношей. Подозвал к себе и достал из-за пазухи знакомый свёрток небелёного хлопка. Развернул, вытащил трубку с красной фигурной чашей и коротким мундштуком, к которому было привязано пёстрое птичье крыло, и протянул её Сюэ Яну:       — Подумал: если сразу на юго-восток… Возьми.       Тот прищурился:       — Это зачем?       — Эта чанунпу — для мира. Красный камень — священный. Такой можно взять только на севере… Далеко… Священный камень! Раньше, говорят, такую трубку кинь, покажи тем, кто друг друга бьёт, кто стреляет — руки и томагавки опустятся… Теперь… теперь, меньше почтения стало, но всё равно: люди знаю, люди помнят. Даже те, кто многое забыл, кто как бледнолицый, кто живёт среди бледнолицых… А кто как предки — больше помнит… Возьми. Здесь, на земле людей, держи чтобы видно было: ты с миром идёшь и законы знаешь — пусть видят! Стреле или пуле ты сказать не успеешь, а трубка — скажет…       — А… — устремившийся на индейца взгляд сверкнул подозрением, — ты сам?       — Ты первый поедешь… Нет? — на это хмыкнули, — А ты — васичу. Я — человек. И я сказать могу: голос, слово знаю — ты не знал. Сейчас знаешь?..       Сюэ Ян снова хмыкнул.       Но потом — осторожно принял нежданный подарок. Уточнил:       — Не навсегда ведь? Заберёшь, как девку… госпожу цзянскую найдём?       — Когда от Шепчущего Бизона к границе вернёмся — заберу. Эта чанунпу — для людей. У людей должна остаться, не у васичу…       Сюэ Ян покрутил трубку в руках, пофыркал, глядя, как качается привязанное к ней крыло, и вручил Сяо Синчэню:       — На! Слышал? Вот и при себе держи! На пояс… Можно так? — Вэнь Чжулю кивнул, — На пояс… на ремень повесь и на виду держи! Всегда! Следить буду — а то знаю я тебя!.. А ты… — не было сомнений: хотел опять укорить индейца в каком-нибудь тайном дурном умысле. Но встретившись взглядами, сдержался, — Если правда польза будет, а не перестреляют нас из-за твоей трубки — спасибо, кочегар…       И лицо Вэнь Чжулю, только что суровое, просветлело:       — К добру, мальчик Ян…       — Спасибо вам!..       Сяо Синчэню индеец тоже ответил:       — К добру! — прибавил, — «Вам» — как отцу, как лучшему войну… Хочешь, «ты» говори… — и потребовал чистый обрывок ткани.       Нашлось несколько клочков от нижней рубахи, каким-то чудом не ставших до сих пор бинтами. В один из них Вэнь Чжулю отложил немного табака из своего кисета, прибавил спичку, завязал в узелок и отдал Сяо Синчэню.       Крепившееся к мундштуку трубки кожаной тесьмой крыло было когда-то высушено раскрытым и теперь смотрелось красиво, дико и загадочно — и, как и резная чаша, позволяло, без сомнения, приметить чанунпу «для мира» издалека. Однако чтобы, вешая трубку на пояс: надёжно, но так, чтобы в случае необходимости вышло быстро её отвязать — не изломать украшения, пришлось повозиться…       Когда с этим непростым делом было покончено, были готовы в дорогу и остальные: Вэнь Чжулю — уже верхом, а Сюэ Ян привязал серого к хвосту Синсин и стоял возле кобылы.       — Давай-ка!.. — жест вышел привычным:       …обхватить за рёбра: аккуратно, больше здоровой рукой — вдруг рана кольнёт или заноет некстати, и потревожишь драгоценную ношу?..       …приподнять и ненадолго, на пару мгновений, прижать к себе: перед новой, кто знает насколько долгой, дорогой почувствовать тепло родного тела. Едва касаясь, скользнуть кончиком носа по щеке, вдыхая запахи кожи и волос — в груди защекотало, руки сами обвили крепче…       …усилием воли отогнать восторг и помочь перекинуть через седло здоровую ногу и тогда осторожно усесться — и лишь убедившись, что всё сделал как надо, разомкнуть объятия…       Привычным и, насколько позволяли раны обоих, быстрым…       Однако…       Взгляд Сюэ Ян — нежный и наконец-то успокоенный — на мгновение скользнул за спину Сяо Синчэню и тотчас же заледенел…       Сяо Синчэнь обернулся — Вэнь Чжулю смотрел на них внимательно. С интересом и… очень похоже смотрела когда-то мама, спрашивая, как казалось, между делом, не хочет ли он, раз уже сопровождал её в лавку, купить заодно и ленту в подарок мисс ***… той самой, с которой потом случился несчастливый поцелуй под яблоней…       «Что… что он подумал?!..» — щёки вспыхнули…       Но индеец, перехватив взгляд, только кивнул:       — Поедем. На юго-восток, — и, не дожидаясь ответа, повернул коня левым боком к солнцу…