«Девушка»-ромашка

      Цзян Яньли:       После поцелуя новобрачных к огню вышли молодые индейские женщины — обе, как и «бабушки», в неиндейских платьях: пёстрых, нарядных, расшитых по вороту и лифу кружевом, украшенных бантами и розетками из лент по рукавам и юбкам. К запястьям у каждой было привязано по полдюжины длинных, ярких лент: белых и алых. Девушки станцевали короткий, но завораживающий танец: кружились, напевая «Хей! Хей! Ха! Хей! О! О-о! Хей-хей-хей!..» — притопывали, опять кружились, а ленты на их руках развевались языками ожившего пламени!       Затем одна из женщин обратилась к молодой семье по-индейски, как показалось мисс Цзян, очень сердечно — и танцовщицы уступили место у костра Лань Сичэню.       Господин Лань, жених и невеста повернулись к огню и хором произнесли торжественную, но красивую, мелодичную речь — это было похоже на стихи, а ещё больше — на молитву…       После этого Лань Сичэнь что-то сказал молодожёнам по-индейски, а потом поздравил на «белом» языке — все собравшиеся опять возликовали!..       Остаток дня почти до самого вечера мисс Яньли и А-И были, вместе с молодыми солдатами, под властью «бабушек»: на площади поставили несколько столов и постелили несколько шкур — и столы и шкуры нужно было накрыть к ужину.       И нужно было следить за костром — чтобы в знаменательный день пламя не погасло!       Весь день к огню подходили и танцевали то женщины, то солдаты — кто-то из последних сказал Цзян Яньли, что танцы — и знак почтения к предками, и пожелание счастья новобрачным…       На закате весь форт, кроме немногих солдат, что были в карауле, расселся отметить бракосочетание праздничным ужином.       За главным, ближайшим к костру, столом сидели жених и невеста — оба переоделись «в белое»: жених в солдатскую форму, невеста — в светло-лазоревое платье, богато расшитое белоснежными кружевами, а по правую руку от них — братья Лань, оба в офицерских мундирах. Каждая из «бабушек» восседала во главе собственного стола, окружённая самыми пожилыми, суровыми солдатами. Мисс Цзян же, как прислуге, досталось место на одной из самых дальних от огня шкур — вместе с А-И и тремя солдатами молодыми: совсем мальчишками, не старше лет восемнадцати.       Лань Сичэнь, а потом одна из «бабушек» произнесли короткие похвалы в честь молодых — «банкет» начался!       На первое время Цзян Яньли совершенно забыла обо всём кроме расставленных на шкуре яств и воздала должное печёной тыкве и помидорам, рагу из бобов, фасоли и кукурузы, обильно сдобренному свиным жиром, супу из свиного желудка и мозгов, в котором целыми половинками плавал молодой картофель, тушёной индейке, жареному зайцу, свиной печени, обжаренной в кукурузной муке, свежему кукурузным хлебу и отвару из диких трав, неуловимым послевкусием похожим на бабушкин чай с сушёными листьями черники… Сидевшие рядом с ней и на соседних шкурах тоже с удовольствием ели — про себя мисс Яньли готова была поклясться, что все они не меньше её самой рады не видеть хоть один вечер кукурузной каши…       За столами гости держали себя степенно: кто-нибудь из них то и дело поднимался со своего места, поздравлял новобрачных, выслушивал слова благодарности и снова садился — на форт и прерии опускалась ночь…       Когда на западе растворилась в черноте последняя дымка сумерек, в костёр подбросили поленьев — в по-домашнему рыжих и тёплых отсветах пламени ужин сделался похож на пикник: одна из «бабушек» пересела за стол к молодожёнам, за стол к другой — подсела пара молодых солдат, гости стали ходить от стола к столу, от шкуры к шкуре, многие, в том числе и одна из молодых женщин, достали трубки, кисеты с табаком и закурили, а на столах — появились бутылки виски…       Виски кончился — поднесли новые бутылки. Некоторые из гостей сделались мрачны и задумчивы и курили, выдыхая вонючий дым, больше прежнего, но другие — говорили теперь много и громко, кое-кто даже размахивал руками… Кто-то пошёл танцевать к огню, а на одной из соседних шкур достали игральные кости… Каждый или почти каждый, если не глядел на новобрачных, был занят собственным интересом… Братьев Лань за главным столом больше не было, но когда и куда они делись, мисс Цзян проглядела и сколько бы ни искала глазами — не могла найти…       Именно в этот миг девушке пришла сумасшедшая идея! Нужно было лишь выяснить, все ли поставленные в караул солдаты остались на своих местах или хотя бы один присоединился к празднику!..       Мисс Цзян поднялась со шкуры — никто вокруг не обратил на это внимания. Но стоило отойти, позади раздалось:       — А-Ли! Ты куда?       Девушка обернулась — А-И смотрел вопросительно. И немного сонно…       От стыда, что приходится лгать ребёнку, запылали щёки — но ночь и всполохи костра прятали дурной румянец:       — Я пойду… прогуляюсь. Тут… немного жарко. И… немного… Тут немного пахнет… Я…       А-И кивнул спокойно и серьёзно:       — Да! Табаком несёт и потные все… — он встал — Цзян Яньли не придумала, как его остановить, — Пойдём! Я тоже пойду!..       Они совершили прогулку до свинарника. Встретили нескольких солдат, но никто их не кликнул, как окликнули бы караульные.       Вопреки свежему ночному ветру негритёнок раззевался и, пока мисс Яньли размышляла, не попытаться ли пройти и вдоль земляного вала, заканючил:       — Домой! Пойдём спать домой!..       До «офицерского» дома было недалеко — опасаясь не столько того, что её юный спутник уснёт на улице, сколько того, что оба брата Лань уже дома и услышат, как шумит и препирается на улице их прислуга, девушка не стала с ним спорить.       В доме было темно и тихо, в «гостиной» и «кабинете» никого, а дверь в «спальню» затворена — случай благоволил мисс Цзян! А-И зевал и почти спал на ходу — мысленно попросив у него прощения, Цзян Яньли провела его в «кабинет» и, пока мальчишка тёр глаза, торопливо расстелила на полу одеяло:       — Ложись, А-И…       Негритёнок пробормотал:       — А ты?       — А я… лягу сегодня у двери. Вдруг кто-то ещё придёт, нужно будет…       Недослушав, А-И сел и тотчас же повалился на одеяло…       — …отпереть… дверь…       Ребёнок заснул в считанные мгновения — мисс Яньли укрыла его свободным концом одеяла.       Потом, как только могла тихо и осторожно, обшарила стулья, нашла отданные в штопку рубашки командира Лань, ощупью выбрала ту, что попрочней и скользнула в «гостиную».       Там в куче сена на полу сыскалось другое одеяло — девушка быстро сложила его и, с рубахой и свёртком под мышкой, вышла из «офицерского» дома…       На улице продолжался свадебный пир: новобрачные и гости ели, пили и танцевали…       …кроме костей, теперь играли ещё и в карты…       …кто-то из гостей уже перебрал и заснул прямо на земле…       Мисс Цзян вернулась к шкуре, на которой сидела, когда начался ужин. Составлявших ей компанию молодых солдат не было и девушка, воровато оглядываясь, собрала со «стола» кукурузные лепёшки и не поленилась выловить из остатков супа половинки картофеля — и то и другое было уложено и накрепко завязано в узелок из офицерской рубахи.       Почти ползком подобралась к соседней шкуре, на которой играли в кости, и, хранимая чужим азартом от излишнего любопытства к себе, «позаимствовала» бутылку из-под виски.       И, не теряя времени, со всем скарбом поспешила к конюшне…       Воды в дорогу пришлось набрать в корыте, из которого поили лошадей — было страшно и свалиться ночью в колодец, и, громыхая ведром, попасться возле него.       Оставалось совсем чуть-чуть — и самое главное!       Но…       Вечером несколько в загоне у конюшни гуляло несколько лошадей — Цзян Яньли видела и помнила это совершенно точно!       Однако сейчас ни одного животного видно не было. Чтобы удостовериться, девушка положила на землю свои пожитки и обошла загон по кругу — он и правда оказался пуст! И не открыт — распахнут настежь!       Размышлять об этой странности было некогда — мисс Цзян бросилась к воротам конюшни! Те не были заперты — только спешно распахивая их, девушка удивилась: «Почему?..»       По конюшне метался человек! Когда глаза привыкли к почти кромешной темноте, Цзян Яньли увидела его высокую фигуру…       Человек распахивал стойла и выгонял из них лошадей! Потревоженные, те недовольно храпели, трясли головами, лягались, но не желали никуда идти — человек дёргал и тянул их за уздечки и гривы, хлопал по бокам…       Он не выкрикнул ни единого слова, но быстрые, нервные движения, то, как он размахивал руками, не оставляли сомнений — странный человек прибывал в величайшем волнении!       «Вор!» — мысль показалась мисс Яньли самой верной: кто-то, пользуясь свадьбой, решил угнать лошадей! В первый миг девушка посчитала это за удачу: если пропадут несколько, кто скоро догадается, что одного коня увела особая «воровка»? Во второй — ужаснулась: в родном округе и родном штате семьи Цзян конокрадство, если преступнику случалось попасться, неизменно вело на кладбище: длинной ли дорогой через суд и виселицу, короткой ли — от кулаков обворованных… Зная это, воры редко церемонились со свидетелями: одним-другим избитым или бездыханным тело больше… телом меньше… Какая кара полагалась конокрадам здесь, у индейцев? Много ли стоила жизнь того, кто их заметит?..       Странный человек в это время остановился: теперь он стоял посреди конюшни, повернувшись к Цзян Яньли лицом — стало возможно разглядеть, что волосы у него собраны в индейские косы… Стоял и молчал — девушка, чувствуя как холодеет в груди, но сердце колотиться всё быстрей и быстрей, замерла…       А потом человек… пошёл прямо на мисс Цзян!       Всё быстрее и быстрее! Почти побежал! — Не осталось сомнений: увидел и…       Во всей его фигуре, в каждом движении было что-то жуткое: он то на мгновение застывал, то резко, змеёй, бросался вперёд и приближался неумолимо — девушка кинулась прочь и заставила себя закричать:       — Вор! Конокрады! Сюда!.. Помогите!..       — Вор! Помогите!.. — дыхание сбилось, ноги путались в юбках…       И всё же, когда странный человек схватил Цзян Яньли за руку, они были уже между свинарником и «офицерским» домом — а от дома навстречу бежали трое…       Человек, поймавший мисс Яньли, силком развернул её к себе — девушка вскрикнула от удивления: в свете растущего месяца и отсвете костра странным человеком оказался… Лань Ванцзи!       — Второй господин Лань!       Но тот словно не слышал: раскрасневшийся и растрёпанный, глядел как насквозь и сжимал руку мисс Цзян всё сильнее…       — Второй господин Лань!       Лань Ванцзи высоко вскинул подбородок и стиснул пальцы так, что девушка громко айкнула…       — Лань Чжань! — Лань Сичэнь, первый из подбежавших, вцепился в руку брата, силясь разжать тиски пальцев, — А-Ли?.. Лань Чжань, это А-Ли! Отпусти А-Ли!       Лань Ванцзи медленно обернулся к нему и картинно, точно ребёнок, не верящий, что суровые речи родителя могут обернуться и неподанным десертом — точь-в-точь как когда-то расшалившийся А-Сянь перед мистером Цзяном — или дурной артист в театре, нахмурился.       Лань Сичэнь повторил:       — Отпусти А-Ли! Это наша А-Ли!       К ним подбежали двое солдат — Лань Ванцзи отвернулся, будто не желал их видеть…       Уговоры «отпустить нашу А-Ли» не помогли, а исправить дело силой старший брат то ли не смог, не ли недостаточно хотел — устав от собственного «красноречия», он просто подхватил младшего под локоть свободной от мисс Цзян руки и повёл к «офицерскому» дому. Лань Ванцзи не сопротивлялся, солдаты — пошли следом…       У дверей дома Лань Ванцзи одарил всех невольно собравшихся глубоко обиженной гримасой и наконец-то отпустил мисс Яньли. Брат со вздохом повёл его внутрь, солдаты — остались на улице, но не торопились уходить…       Они глядели на мисс Цзян во все глаза — девушка невольно ёжилась и переминалась с ноги на ногу. Потом обменялись парой фраз по-индейски — почудилось, их взгляды стали пристальней… О чём они думали, о чём говорили? Не нашли ли странностью что она стоит у порога? — Опасаясь дать пищу подозрениям, Цзян Яньли отворила дверь и тоже вошла в дом.       И в темноте почти сразу заметила, что дверь в спальню открыта. Оттуда послышалась какая-то возня, а следом голос Лань Сичэня окликнул:       — А-Ли?       — Господин Лань?       — Позови… Нет, не нужно! Зажгите лампу…       Девушка, осторожно обойдя ворочавшегося на полу А-И, отыскала на полке подле чернильницы кисет с огнивом. Чиркнула кресалом, подождала, пока фитиль в лампе как следует разгорится и тогда снова позвала:       — Господин Лань?       — Идите сюда.       Цзян Яньли повиновалась.       В спальне царил беспорядок: таз и ведро валялись на полу, сундуки были сдвинуты со своих мест, а одна из кроватей — в беспорядке. На другой лежал Лань Ванцзи: глаза его были закрыты, грудь вздымалась мерно и глубоко.       — Спит?       — Да.       Мисс Яньли запоздало смутилась:       — Простите, господин…       Лань Сичэнь махнул рукой:       — Не нужно… Да. Брат, к счастью, быстро… — он тоже смутился, — Брат тебя напугал?       — Нет… — мисс Цзян потупилась, — Нет-нет…       — Простите, А-Ли. Мой брат… он, так получилось, к сожалению, совсем не умеет пить…