«Девушка»-ромашка

      Сяо Синчэнь:       С замком Сюэ Яну одной рукой — на левой с прежней ловкостью шевелился только большой палец — пришлось повозиться.       Всё это время он шипел на Сяо Синчэня: «Крепче держи! Левей поверни!.. Правей… Крепче!.. Вот ведь сучь… Вот блядсткая железка! Крепче держи и левей… Ага… Правей!.. Чёрт!.. Теперь дугой поверни… Дугой!..» — злобно цыкал, а пару раз толкнул нерасторопного помощника локтем в рёбра. Не нарочно: каждый раз сам пугался больше «побитого».       А когда дужка, наконец, дрогнула — дрогнула, тихо скрипнув, и входная дверь…       — Сядь! — «мастер по замкам» почти толкнул «подмастерье» на пол — в затылке у «помощника» опять заныло — а сам, рыча от боли, вцепился в замок обеими руками — что-то тихо, но противно-визгливо скрипнуло — но тотчас же отскочил от решётки и привалился к стене.       Дверь открылась, в дом заглянул уже знакомый Сяо Синчэню молодой индеец: тот, что вчера проводил юношу до ночлежки. Он быстро оглядел холл. Затем комнату: полки и комод и «заключённых» — и наконец, более внимательно, стол и табуретки и снова исчез за дверью.       А следом в дом ввалилась целая ватага: сам молодой патрульный, его суровый пожилой начальник и ещё трое краснокожих, включая… Вэнь Чжулю! Последнего Сяо Синчэнь узнал не сразу: тот был всклокочен и прятал глаза в пол.       Пожилой индеец указал на табурет — Вэнь Чжулю сел, а пара молодых индейцев встала у него за спиной. Пожилой сел на второй табурет и что-то сказал ещё одному молодому, и на столе оказалось… у Сяо Синчэня перехватило дыхание… дамская шляпка! Дамская шляпка с фермы мистера Цзиня! Та, которую оставили индейцы Шепчущего Бизона!..       С губ сорвалось:       — А ты говорил, патрульные в наших вещах не станут рыться… — почти шёпотом, но пожилой индеец всё равно услышал.       Он повернулся и устремил на Сяо Синчэня взгляд, под которым вмиг сделалось совестно и неуютно. И вдвойне неуютно от того, что юноша и не глядя по сторонам мог поклясться: так же на него сейчас смотрит и ещё кое-кто…       Между тем пожилой индеец нахмурился, а потом указал ладонью на «заключённых»:       — Сумка. — а после на шляпку, — Чей?       «Заключённые» переглянулись. В лице Сюэ Яна Сяо Синчэнь прочёл не только беспокойство, но и лёгкую — пока лёгкую — злость.       Индеец повторил:       — Чей? — и вцепился взглядом в допрашиваемых.       Вышло недолгое молчание.       Мысли заскакали, но дельной среди них не находилось — Сяо Синчэнь отчаянно косился на Сюэ Яна, а тот в ответ раздражённо хмурился…       Наконец Сюэ Ян с наигранной ленцой пожал плечами:       — Ну допустим, мой…       Веки пожилого индейца дрогнули:       — Чей? Ты?.. Твой?       — Мой. — голос звякнул.       На мгновение лицо индейца сделалось спокойным и довольным. Но он тотчас же вновь посуровел:       — Что?       Сюэ Ян, едва заметно кривясь, переспросил:       — Что — что?       И индейцу это не понравилось — он свёл брови сильней:       — Что? Ш-ш-ш… шапка?       — Да, шляпа.       Пожилой индеец сделался ещё суровей:       — Что? Лежать! — ткнул рукой в шляпку, — Ш-ш… Шляпа. Лежать с-стол. Что лежать… ш-ш-шляпа?       — Что в этой шляпе?       — Что лежать ш-шляпа?!       — Что лежит… — повторил Сюэ Ян, его взгляд при этом почему-то молнией — Сяо Синчэнь едва успел проследить — метнулся на Вэнь Чжулю, — в шляпе?..       — Да!       — А-а, это… — голос Ян-Яна, только что резкий, вдруг заметно смягчился. А взгляд — опять обратился к Вэнь Чжулю… — В этой шляпе… волосы. И рог. Рог бизона. И тряпка… Мешок! Узелок. Синий…       Пожилой индеец что-то сказал одному из молодых — тот закивал, а потом проворно достал из шляпки и положил на стол прядь волос, обломок рога…       …рог стукнул о деревяшку — Вэнь Чжулю, почти не поднимая головы, воровато зыркнул и Сяо Синчэню почудилось, что плечи бывшего человека Старого Вэня напряглись…       …и наконец синий суконный свёрток.       Пожилой, касаясь лишь кончиками пальцев, осторожно ощупал свёрток и спросил:       — Что лежать мешок?       — В мешке… — голос Сюэ Яна сделался ещё мягче, — подкова. Ещё патрон. Деньги. Монеты — две… А ещё…       — Молчать! — и не дав вставить ни слова, пожилой индеец повернулся к Вэнь Чжулю:       — Что лежать мешок? Лежать ещё?       Снова вышло молчание.       Не дождавшись ответа, пожилой индеец нахмурился и указал ладонью на «заключённых»:       — Сумка.       А после на Вэнь Чжулю:       — Красть, — и не сводя глаз с последнего, разразился бойкой речью на индейском языке…       Сюэ Ян прошипел сквозь зубы:       — Вот же сука… — вознегодовал во весь голос, — Что?! Да мы… Мы ничего у него не крали! Врёт эта су… брешет этот койот!       Пожилой индеец слышал: его веки дрогнули, точно он собирался прикрыть глаза, взгляд метнулся на шумного «вора», а губы скривились сильнее прежнего — но не счёл нужным даже приказать замолчать. Он коротко и с пылом высказался перед Вэнь Чжулю — тот ответил: тоже с пылом. Пожилой перебил… Их беседа вышла со стороны очень похожей на спор, но не понимая его предмета, Сяо Синчэнь не знал, радоваться этому или тревожиться: вдруг спорили о том, не выволочь ли прямо сейчас на улицу и не повесить ли бледнолицее «ворьё»? Или — вспомнить традиции и срезать скальпы?..       В конце концов, пожилой индеец хлопнул ладонью по столу: с такой силой, что в свёртке звякнуло не то серебро, не то стеклянные бусы, а Сюэ Ян подскочил к решётчатой двери и вцепился в неё — и резко поднялся.       Его молодые подручные пришли в движение и — обступили Вэнь Чжулю. Тот запротестовал — прочие индейцы зашумели, пожилой опять заговорил — очень нелюбезно, а потом промеж краснокожих случилась свара: Чжулю и трое молодых пустили в ход кулаки! Патрульные скоро взяли верх — не зря превосходили числом — и пожилой задумчиво уставился на «новопленённого». Потом перевёл взгляд на пленников бледнолицых… Потом опять на Вэнь Чжулю и что-то приказал молодым — почти тотчас же в руках у них оказались верёвки…       …по ноге легонько лягнули — Сяо Синчэнь поднял глаза: Сюэ Ян, не отходя от решётки, жестом велел подниматься.       А стоило встать и оказаться с ним рядом — зашептал:       — Если… эти ублюдки и нас связать или удавить попробуют — выжидать не будем… Только рядом держаться надо… Всё время!.. И руку… Руку к горлу подыми: сукам этим петлю сложней накинуть будет…       Спеша выполнить указание, Сяо Синчэнь схватился раненой рукой за подбородок — рядом одобрительно хмыкнули — и выпустил из виду, что творилось между индейцами. На несколько мгновений, но патрульные успели не только усадить Вэнь Чжулю обратно на один из табуретов, но и перехватить ему верёвкой руки.       Пожилой индеец снова заговорил: снова глядя на Вэнь Чжулю, снова по-индейски и снова нелюбезно. Но тот не ответил — пожилой, недолго выждав, потерял к нему всякий интерес: что-то коротко сказал молодым, собрал со стола свёрток, рог и волосы сунул в дамскую шляпку, а саму шляпку — в ящик комода. В это время один из молодых вцепился Вэнь Чжулю в плечи, а другой присел перед табуретом на корточки и взялся примотать ногу вяло сопротивлявшегося пленника к одной из ножек…       Хлопнул, закрываясь, комод. Пожилой индеец ещё раз оглядел, чуть щурясь, каждого из троих «заключённых» и задержал взгляд на Сюэ Яне…       Тот сперва стоял спокойно, но потом скорчил глумливую гримасу:       — Бледнолицых собак не любишь, а замки всё равно у них покупаешь? Оно понятно: из твоего племени кузницы как из…       Индеец вскинул руку точно для удара или пощёчины, лицо его вспыхнуло презрением…       — Ян-… зачем…       — Цыц!       Индеец замер.       Потом медленно опустил руку и, не поднимая взгляда выше замка, процедил – словно тоненькой струйкой, но неумолимо вливал яд:       — Белый — дерьмо!.. Думать… — шагнул ближе, — Хотеть белый дерьмо бежать?..       Сяо Синчэнь тоже скосил глаза — на замке остались тёмно-алые разводы…       Решётчатая дверь распахнулась:       — ДА! — и отшвырнула и почти сбила индейца с ног: толкнувший её не пожалел силы и ярости!       Индеец негодующе вскрикнул — его молодые подручные все как один обернулись…       После всё случилось быстро. Или Сяо Синчэню представилось так оттого, что в голове почти не было мыслей, а руки и ноги действовали будто сами собой…       …в руке Сюэ Яна блеснул нож.       Собственный голос завопил:       — Не… Не надо трупов!..       …один из молодых индейцев тоже закричал — получил от вскочившего Вэнь Чжулю удар в колено, а потом — выше… Хотелось всё же думать, коленом или кулаком в живот…       …за локоть схватили, выволокли из-за решётки и толкнули к комоду — другой молодой бросился наперерез! «Без оружия… Почему? Не успел? Или «заключённых» надо живьём ловить?..» — обрывки мыслей ещё складывались в слова, а кулак левой, здоровой руки уже угодил несчастному индейцу в челюсть!..       …совсем рядом раздалось рычание на индейском и брань — хорошо знакомая…       …в ящике комода оказалось не только шляпка — нашлась ещё пара показавшихся своими «вещиц». Сяо Синчэнь, не задумываясь, схватил и их и сунул за пояс!..       …опять раздался крик и что-то громко хлопнуло — входная дверь распахнулась настежь, за ней мелькнул тёмный силуэт, а в комнатах Сяо Синчэнь, торопливо пробежавший по ним взглядом, не смог найти Вэнь Чжулю!..       …сзади попытались схватить за плечо — юноша, не оборачиваясь, ударил локтем, и хватка ослабла, давая вывернуться…       …голос Сюэ Яна рявкнул:       — Лошади! — и уже в след, когда Сяо Синчэнь был почти возле двери, — Пригнись!..       Но ни одной пули над головой или рядом не просвистело!..       На улице вообще было удивительно тихо и спокойно: ни любопытствующей толпы, ни спешащих на подмогу новых патрульных…       Только пыль: от крыльца и коновязи — и по дороге…       У коновязи были серый, бурый и Малыш — как и прежде, «караваном». И ещё несколько пегих и на одной из них — знакомый коачган.       «Но… Ян-Ян же говорил, что слышал и Синсин?» — отвязывая серого, Сяо Синчэнь закрутил головой и увидел — там, где на дороге клубилась пыль — всадника в алом шейном платке и чёрном жилете. Всадника на белой лошади…       Всадник стремительно удалялся. Запоздалую идею пустить ему вслед пулю Сяо Синчэнь отбросил: побоялся попасть в лошадь.       А в следующее мгновение — почти забыл о нём!       Из дома выскочил Сюэ Ян, злой как дьявол! Руки и зажатый в правой нож были в крови, одежда — кое-где порвана, а на лице прибавилась пара новых припухлостей — будущих синяков.       Выскочил, захлопнул дверь, навалился на неё и рявкнул:       — Что стоишь? В седло! — дверь патрульного дома при этом заходила ходуном, — Быстро!       Но стоило Сяо Синчэню послушаться и запихнуть шляпку в седельную сумку и взобраться верхом, радуясь про себя, что серый жеребец почти не противился седоку: голова опять закружилась, а правая рука заныла — Ян-Ян «передумал»:       — Эй, коачган! Ружьё мне кучерское кинь!..       …дверь сотряслась от удара…       Даже после всего уже случившегося — случившегося, к стыду Сяо Синчэня, всего лишь за последний день: драки с простыми индейцами, ареста и заключения, подлых и беспочвенных обвинений в воровстве, которым глава патрульных поверил потому, что его соплеменник винил бледнолицых, и, наконец, драки с патрулями, обернувшейся побегом — юноша не мог побороть убеждение, что стрелять в тех, кто ведает местными порядками и законами — скверное дело: поступок не только недостойный честного… по крайней мере, честного пока перед Индейской территорией, человека, но и опасный: во многих штатах и округах за законниками оставалось право стрелять насмерть в того, кто просто посмеет грозить шерифу или маршалу оружием. И уж тем более — в того, кто выстрелит первым! А если каким-то чудом такому человеку удастся ускользнуть, найти его и доставить для суда — или застрелить, уж как повезёт! — для шерифских станет делом чести! А на случай их невезения или нерасторопности за голову преступника ещё и назначат хорошую награду для «охотников» и «метких стрелков»!..       И хоть Территория была отдельной землёй, вот только прямого пути от ближайшего округа до этой земли было не больше пары суток! А среди её жителей, особенно немолодых и так или иначе цивилизованных были, несомненно, те, кто успел до Переселения пожить по законам бледнолицых… Так разве не могли они теперь и на собственной земле держаться таких же, привычных, законов?..       «Одно дело пустить в ход кулаки… Пусть… пусть даже нож! Но…»       — Нет! Иди сюда и едем! Брось тут…       Сюэ Ян вскинул бровь — наливавшаяся краснота над веком и на скуле лишила гримасу доброй половины обычной выразительности.       — Едем, Ян-Ян! Ты же сам… Ты же говорил: тут патруль — как законники! Будешь стрелять… — раздалось глумливое хмыканье. Не сбившее Сяо Синчэня с верного пути, — схватят — и точно на виселицу!..       — Не буду!       — …И услышат! Сюда столько сбежит…       …дверь вновь затряслась и едва не распахнулась!..       — Не буду, блядь! ДАЙ РУЖЬЁ!       Взгляды юношей встретились — Сяо Синчэнь, не говоря больше ни слова, снял с пегой лошади и бросил к ногам Сюэ Яна коачган.       Тот зашипел диким котом, толкнул дверь, силясь прикрыть поплотнее, а потом ударил по ней кулаком — вышло очень громко!       С рыком боли нагнулся, сунул нож в сапог, схватил кучерское ружьё, завопил:       — Высунетесь только, ублюдки краснокожие! Всех перестреляю!.. — и… саданул ружьём по доске и звезде, прибитым на дверью!       Звезда загремела — Сяо Синчэню почудилось будто камнем по металлу стучат у него над ухом, а доска скорбно крякнула и — треснула! Левая — меньшая — её часть осталась висеть ровно на прежнем месте, а правая — большая — не выдержав собственного веса, повисла на вбитом в край гвозде и закачалась, поскрипывая, перед дверью!       — Только высунетесь!.. — проревел Сюэ Ян, наспех подпёр кучерским ружьём дверь — и в два рывка был возле коновязи и… — Где Синсин?!       — Вэнь Чжулю её забрал!       — Вень… СУКА! Да я эту… Чёрт! Видел ты, куда он?.. Да? Видел?! Тогда… — вцепился Сяо Синчэню в руку, — Давай, на бурую скотину сесть помоги!..       — Но…       — К чёрту седло! Потник!.. Всё к чёрту! Быстро — и за тварью этой!.. А то уйдёт! И эти… ублюдки… Ну давай быстрее!.. — и в считанные минуты — почти исключительно собственными усилиями, чем привёл разом в замешательство и немое восхищение — оказался верхом, — А догоним — я ему сперва руки, а потом ноги вырву! Будет оставшуюся жизнь на голове или на елдаке скакать!.. Подожди, отвяжу…       В доме патрулей недолго царила тишина — Сюэ Ян, недовольно оправдываясь, бросил: «Не убил! А стоило б!.. Только глаз одному… Но ведь не подох!.. Не подохнет…» — но после поднялись крики. Дверь, припёртая коачганом и обломком доски, отчаянно тряслась — опасаясь, что запертые сумеют вырваться — или что к ним явится подмога, Сяо Синчэнь вытащил из-за пояса одну из «вещиц», найденных в комоде. Проверил каморы, чиркнул взводом — и в чуть подрагивавшую левую руку легла успокаивающая тяжесть…       В это время Сюэ Ян, сплюнув ещё пару смачных ругательств, опять достал нож и, полоснув по хвосту серого, «отвязал» бурого:       — Едем!       Сяо Синчэнь правой рукой протянул ему вторую «вещицу»:       — Возьми! Я не знаю, где наше оружие, но…       — Ха! Да вот — у тебя в руках оно! — «вещицу» сцапали и, мельком проверив, сунули за пояс, — Жаль, не всё… Ну да и так!.. И где ж ты его?..       — Там, в комоде…       — И когда успел-то! Ха!.. Говорю же… — Сюэ Ян, уже поворачивая пытавшегося недовольно брыкаться бурого, наградил довольной ухмылкой, — ты — огонь! И сучка горячая!..       — Ян-!..       — А?.. Пошёл!..       Дорога вела вдаль, но не увела далеко.       Всего в паре миль от города за высоким белым валуном — среди таких же валунов и пышных, но низкорослых, прижимавшихся к валунам деревьев — поджидал всадник: на белой лошади, в чёрном жилете и алом шейном платке. Стоило подъехать, выскочил словно кролик под ноги, и тотчас же, крепко сжимая поводья и не давая кобыле попятиться, пригнулся к её шее, и этим ловким манёвром — и толикой удачи — избегнул выпущенной Сюэ Яном пули.       И под скрежет вновь взводимого курка крикнул, подняв и показывая пустую правую руку:       — Поговорим! Едешь к Шепчущему Бизону…