«Девушка»-ромашка

      Сюэ Ян:       Сердце колотило как остервенелое: с каждым новым ударом казалось, что уж следующим непременно разорвёт грудь. Стук его сплошным тяжёлым гулом стоял в ушах и крупной дрожью — отдавался в пальцах. От этой дрожи, от этого гула, от дикой, до не дающего сделать глубокий вдох спазма, скачки сумасшедшего комка мышц за грудиной Сюэ Яна вело: он почти ничего не слышал и не видел. И почти не чувствовал боли, вгрызавшейся короткими, но острыми клыками туда, где кожу и плоть под ней разорвала дробь.       Весь его мир сжался сейчас до одной комнатушки, а все чаяния и опасения — свелись к двум людям в ней. Про третьего, чьи мозги только что живописно украсили стену, Сюэ Ян уже почти забыл…       Новый ублюдок — законник, раз явился вместе с законником и вслед за ним тоже принялся палить — сопротивлялся с яростью бешеного пса! Вцепился в свой револьвер так, что ни разжать пальцы, ни выбить ударом, ни отнять, выкручивая руку не выходило. Не жалел кулака другой руки. Лягался, норовя попасть то в пах, то в колено и тут же топал — не будь Сюэ Ян зол и оттого проворен, тяжёлые каблуки в пару ударов размозжили бы ему если не всю стопу, то один-другой-третий палец…       — Перестаньте!.. Руки! Брось… оружие! — от голоса Синчэня сердце Сюэ Яна зашлось, взгляд заметался, пытаясь найти и убедиться: жив, но не ранен ли?       Но пальцы на чужом запястье сжались только крепче — старая привычка: слишком много раз случалось, что какая-нибудь сволочь… или полудурок… или полудурковская родня истошно визжала, стоило только вцепиться в эту сволочь… или полудурка… Визжала, надеясь отвлечь и дать сволочи вывернуться… или вытащить нож из рукава…       Ни вывернуться, ни выхватить ещё оружие новой шерифской шавке Сюэ Ян не позволил: когда дрожащий голос Синчэня повторил: «Брось! Перестань…» — и законник коротко дёрнулся, юноша со всего, на какой были силы и свободное пространство, размаха боднул его головой в лицо.       Метил в нос, а попал лбом в челюсть — голова загудела, но законник сдавленно вскрикнул и пошатнулся. Сюэ Ян впился ему в руку, готовый переломать кости — револьвер, наконец, полетел на пол.       Но даже попытаться поднять его шерифский пёс не дал: опомнившись, вцепился в Сюэ Яна крепче настоящей псины, хорошо не зубами!       Это было умно: знал, что у одного из противников кольт — иначе как бы тот вышиб мозги ублюдку из его «своры»? — и потому держался ближе ко второму: авось первый не решится стрелять, опасаясь попасть в своего.       Не отлипая от Сюэ Яна, законник с воплем: «Убью, тварь!» — всем телом пихнул его в сторону двери. Тот заартачился: на улице могла поджидать ещё пара шерифских шавок. При взведённом оружии…       В голове пронеслось: «Что ж они тогда тоже не ворвутся?..» — и истинный манёвр противника юноша сумел понять, но не успел предотвратить: он вцепился Сюэ Яну в плечи и, снова налегая всем весом, приложил о стену: колени ударились о стоявшую возле неё лавку, а лицо — почти уткнулось в висевшую тут же, над лавкой, драную рубаху. В коленях полыхнула боль и осталась царапать горячим шершавым зудом — раненая нога едва не подогнулась. В ноздре противно засвербело — побежала кровь…       Шерифский пёс тут же схватил одной рукой Сюэ Яна за затылок — и снова толкнул рожей в стену! И снова — почти в драную тряпку, так хорошо висевшую на…       Сюэ Ян мысленно отдал должное этой шавке: идея была славная!       И, как все славные идеи — оказалась заразительной! И — паршивой для того, кто её измыслил, но не сумел воплотить первым…       — Перест… Хватит!.. — Сюэ Ян мысленно взмолился: «Не стреляй! Пока не стреляй!»       Его ноги и руки — кроме левого плеча — были свободны. Сюэ Ян ударил назад левым локтем — законник, жалея свои рёбра, дёрнулся и попятился и потянул юношу за собой. Хватка на плече и затылке немного ослабла.       Этого и того, что Сюэ Ян не был больше прижат к доскам, оказалось довольно, чтобы извернуться, схватить правой рукой шерифского пса за грудки и, не жалея сил, помочь теперь его морде встретиться со стеной! С той самой изодранной рубахой и — чуть повыше…       Силы ли не хватило первому удару? Или дело было в расстоянии между стеной и пёсьей рожей?..       Законник взвыл: коротко и яростно — от его вопля у Сюэ Яна закипела кровь. Чужие руки, державшие его, вмиг совсем обессилили — одним резким движением юноша сбросил их и теперь сам схватил шерифского олуха за шею и за темя…       Удар! — Стена заходила ходуном, а оторвать от неё шавку — вышло едва ли не больше сил, чем вложил в сам удар!       Ещё удар! — Привычка: когда дело пошло «ты или тебя» не оставляй недобитых! Недобитые потом стреляют в спину! Или бросаются с ножом… А если совсем олухи — с камнем или палкой…       …драная рубаха так и осталась висеть на своём месте. Только теперь и она, и гвозди, на которых она болталась, и доски, в которые были вбиты эти гвозди, сделались алыми…       Сюэ Ян оттолкнул от себя шерифского пса – тот ударился о стену, о лавку и свалился на пол. На спину, запрокинув голову – на месте правого глаза и переносицы зияли кровавые дыры…       Позади коротко вскрикнули…       Но радоваться этой победе было некогда — и не было известно, сколько ещё законничьих шавок могли караулить на улице — Сюэ Ян поспешно огляделся. Нашарил взглядом вырванный у законника револьвер, шипя от боли, кинулся к нему, и едва не свалившись на пол, поднял. Быстро проверил: дуло и рукоять были сильно поцарапаны, а три из пяти камор пустые — и сразу взвёл.       Следующим порывом было броситься к Синчэню: осмотреть и ощупать с головы до ног. А потом — с ног до головы…       Сюэ Ян, зарычав, едва подавил его. Пристально оглядел: ни новых ран, ни крови, только пара синяков…       …заметил, как тряслась рука, вцепившаяся в кольт…       Левая.       Губы сами собой оскалились улыбкой: «Молодец, сладкая!.. Говорил же, теперь кого угодно пристрелит! Настоящая сука!..»       Поднял глаза — лицо Синчэня замерло гримасой ужаса, сожаления и отчаяния. Уродливая скорбная маска… Но во взгляде, когда его поймал, полыхнула дикая, вот-вот до вопля или дурного смеха, радость…       Сюэ Ян кивнул — Синчэнь, чуть помедлив, кивнул в ответ. Потом скользнул глазами ниже: по груди Сюэ Яна, животу, ногам… — вздрогнул, ликующий взгляд потух, а лицо побелело…       Не дожидаясь, пока он что-нибудь скажет: выглядело всё после того, как пришлось «поплясать» возле законника, хуже, чем ощущалось, Сюэ Ян указал глазами на «свой» револьвер, а потом на дверь: «Проверю, что на улице!»       Синчэнь тоже покосился на дверь. Пальцы крепче сжали рукоять его кольта — дрожь в них почти прошла. Закусил губу — Сюэ Ян мысленно рыкнул: «Не лезь!». И его точно услышали: Синчэнь ещё раз кивнул: «Хорошо!..»       Сюэ Ян доковылял до приоткрытой двери.       Прислушался — хрипели лошади — и попытался осторожно привалиться плечом к стене: чем меньше делалось волнение, чем ясней соображал разум, тем сильней ныла нога…       Проклятая нога и подвела: дёрнулась и, кусая судорогой, подвернулась.       Сюэ Ян злобно цыкнул:       — Ц-ц-ц… с-сука!.. — но устоять не сумел.       …а уже через мгновение порадовался, что упал: доску стены, там где, останься юноша стоять, была бы его грудь, прошила пуля.       …а спустя ещё пару мгновений зацокали копыта…       Сюэ Ян обернулся к Синчэню и, скалясь, махнул рукой: «Сиди!»       Но тот не пожелал больше слушаться и беречься: левой рукой прижимая к себе кольт, на правой и коленях попытался подползти ближе…       Его решительная забота одновременно подбадривала — и пугала: лезет, сколько ему не повторяй! Пристрелят же!       Цокот, слишком сбивчивый и шумный, чтобы принадлежать одной лошади, сменился звонким плеском: всадники — не кони же исхитрились палить! — взяли по ручью…       С двумя шерифскими псами, только что окончившими здесь свои собачьи жизни, был ещё кто-то…       …по меньшей мере, кто-то третий. Возможно, третий и четвёртый. Возможно, третий, четвёртый и пятый…       И этот кто-то сейчас спешил убраться прочь…       Прочь… или за подмогой?..