«Девушка»-ромашка

      Сяо Синчэнь:       Под навесом у дальней стены оказалась коновязь, вполне добротная — Сяо Синчэнь привязал возле неё лошадей. А чуть дальше — кострище, вне всяких сомнений, устроенное здесь давно: светлые камни, из которых оно было сложено, более крупные чем остальная раскиданная по берегу галька, наполовину то ли ушли, то ли с самого начала были врыты в землю. Угли меж них из-под белёсого пепла боязливо щурились тёмно-алым — и ещё хранили тепло и силу прогоревшего костра.       В стенах сарая скалились широкие щели: доски были подогнаны друг к другу неплотно — но из-за сгустившихся сумерек разглядеть через них что-нибудь внутри было невозможно. Дверь, такая же щербатая, болталась на своих петлях так, что от одного вечернего, кусавшего холодом наступавшей ночи, ветра шагала через порог то наружу, то вовнутрь. После недолгих раздумий юноша, проверив за поясом кольт, потянул её на себя — в лицо остро, до рези в горле пахнуло пересохшей травой и потом — точно после долгого, под палящим солнцем, дня в работах на ферме сорвал с себя рубаху и уткнулся в неё — и закашлялся, а сумев-таки прочистить горло, распахнул настежь.       Внутри оказалась единственная комната: недалеко от двери в стену было вбито несколько толстых гвоздей, служивших вешалкой — на одном и сейчас болтался обрывок рубашки: без ворота и одного рукава — под ними стояла грубо сколоченная лавка, а всю дальнюю от входа половину занимал ворох сена.       После прерий и каменистого оврага это место казалось по-своему уютным, но всё же было здесь… странным? Чуждым? Неуместным?.. Как если бы посреди векового леса стояла портняжная лавка…       За спиной раздались тихие шаги — Сяо Синчэнь поспешно обернулся.       — Ян-Ян, всё же, что это за место?       Тот, сжимавший в руках одеяло, насмешливо фыркнул было:       — Для таких как мы, мой сладкая: кому в дороге не терпится!.. — но, поймав чужой взгляд, не стал играть, что за наползавшей ночью не заметил в нём тревоги, — Для достойных людей! Приличных, как говорят — мистеров всяких! Раньше было…       Сяо Синчэнь пожал плечами: «Не понимаю!»       — Да что ж тут?.. Для достойных… Богатых, которые привыкли ночью спать! На кровати. На матрасе. На простыне. Под одеялом… в этом, как его? Одеяльнике… Теперь понимаешь?.. Тут разные люди ездят. До сих пор… А раньше — случалось, ещё интересней выходило!.. А такой людишек сорт: мистеры приличные — устаёт больно быстро! Это понятно: больно живут хорошо, вот и непривычные к таким дорогами!.. То у них шею ломит, то спину прострелит, то зад седлом натрут… Вот для таких раньше тут и было место: «цивилизованный», как говорили, привал… «приют»!.. То есть два: к каждому концу оврага ближе…       Сяо Синчэнь ахнул:       — Есть и второй? — если всё было так, выходило, что до конца оврага, а значит и до Индейской территории ещё далеко: несколько дней, возможно, даже неделя пути!       — Второй? Нет, второго нет: от времени развалился! Там долго не останавливался никто: больно близко к границе со штатом было! А потом его оползнем и совсем смыло… Я ж тебе… показывал. Или нет?       — То есть, мы всё же уже близко к Территории?       Сюэ Ян кивнул:       — Да. Может уже, если бы по карте смотреть, и на ней!.. Ну что тебе ещё рассказать, мой сладкая? — а Сяо Синчэнь не нашёлся, что спросить, — Ничего? Повезло мне сегодня!       Он расстелил на куче сена одеяло и поманил к себе:       — Спать! Тут… не должна никакая сволочь… увидят, что повязано — значит, выждать надо! И пусть ждут!.. — Сяо Синчэнь против воли покосился на открытую дверь, — Не полезут! Кто здесь ходит — не посмеют! А посмеют… — не глядя, можно было поклясться, что уже схватился за оружие, — Иди ко мне, сладкая…       В прорехи в крыше смотрели звёзды. Сяо Синчэнь им улыбнулся:       — Сегодня красиво…       Сюэ Ян, привычно устроившийся на его здоровом плече, уже сквозь сон пробормотал:       — А?.. А, да… Да так… каждую ночь…       — А вон наша звезда…       — Ага… Н-н… н-наша… А вот — моя… — и ткнулся губами в щёку…       Проснуться пришлось рано: в бесчисленные щели лезли утренние лучи, но вставать не хотелось: за последние месяцы спина Сяо Синчэня истосковалась по мягкой постели — после каменного пола пещер, не струганных досок заброшенной почтовой станции и иссушенной земли прерий, ворох старого, но душистого сена, да ещё покрытый одеялом, был не матрасом — периной! Оставалось только щуриться и вертеться, тревожа руку и мешая спать Сюэ Яну, лишь бы спрятать от солнца глаза и опять провалиться в сладкую дрёму…       Юноши поднялись поздним утром.       Сюэ Ян, бросив на Сяо Синчэня костёр и готовку:       — А свари бобы с чили! И морковь положи! Она ещё осталась?.. — сперва стирал сменное исподнее — общее, выстирав — разложил сушиться прямо на крыше, а потом долго возился с лошадьми: по очереди водил к ручью почистить и напиться.       Глубины было почти до колен: Синсин, тонко храпя, долго водила губами по воде, её хозяин, стоявший рядом босиком, в закатанных штанах и расстёгнутой до середины груди нижней рубахе, довольно хмыкал и трепал белую гриву… Когда дело дошло до жеребцов, каждый попытался его лягнуть — ни один не сумел, и от берега до берега долго прыгали эхом злорадные смешки — Сяо Синчэнь, качая головой, позвал обедать…       Чили оказался хорош — кусал за язык и щекотал ноздри. А шею и ложбинку между ключиц щекотало предчувствие: ещё едва уловимое, дрожало в воздухе, касалось легко, словно кончиками горячих пальцев, и урок по-индейски после еды «ученик» отвечал невпопад…       — Что, бросим это всё, мой сладкая? — во взгляде Сюэ Яна плескалась бездна. А в ней, несомненно, прятались сейчас дьяволята…       Сердце сладко ёкнуло — Сяо Синчэнь сглотнул. Но было кое-что, что требовало наперёд дела и серьёзного подхода:       — Надо посмотреть твою ногу! Ты обещал…       Бездна вспыхнула пламенем: опасным, лживо-податливым и зовущим:       — Ну, раз обещал… Грей воду, я бинты принесу… Как раз тебе и так котелок мыть! — и Сюэ Ян поспешил подняться: прежде чем Сяо Синчэнь успел бы пригрозить надеть этот котелок ему на голову…       Полкотелка выкипело.       Выкипело бы и больше, не прогори все дрова в костре: поставив греться воду, Сяо Синчэнь обернулся на плеск ручья и «Ян-Ян, где бинты?» впилось раскалённой иглой в кончик языка. Пытаясь не дать ей вонзиться глубже, юноша быстро облизал губы…       Сюэ Ян стоял возле кромки воды. Из одежды на стройном, загорелом до пояса теле были только подштанники, с которыми он тоже намеревался вот-вот распрощаться: уже тянул за завязки.       — Это… Ян-Ян, ты же… Нога!       Тот обернулся, встретившись глазами, хохотнул и под:       — Всё равно повязку новую мотать — можно и помыться! — расправился с тесёмками и вышагнул из белья!       Мечась взглядом между бронзой крепкой спины и открывшимся алебастром бёдер, Сяо Синчэнь забыл обо всём на свете…       — Что, красивый? Или тощий как койот?.. — искуситель шагнул в ручей. Нагнувшись — под кожей заиграли лопатки, спина вздыбилась острым колесом позвонков и тотчас опять распрямилась — зачерпнул воды и плеснул себе в лицо — фыркнул, а на плечах вспыхнула перламутровым бисером рассыпь капель, — А так?..       Он повернулся медленно: не водя плечами, не прогибаясь спиной, не качая бёдрами — лишь опять обжигая чёрной бездной глаз. Дикий зверь: острожный, чуткий, подтянутый, готовый в мгновение метнуться гибким, сильным телом прочь или…       На шее и груди дрожали хрустальные капли — удивительно знакомо, наполняя тем самым — самыми первым трепетом: «Хочу!.. Не бойся… Потрогай… прикоснись…»       — Ты красивый.       Сюэ Ян зарделся — также знакомо: глубоко, до самой груди. И Сяо Синчэнь прикусил губу: сделалось страшно напугать.       — Красивый? — чужая грудь поднялась быстрей и выше, румянец из нежно-алого стал пунцовым.       — Очень.       Сюэ Ян фыркнул — пряча внезапную робость: взмахнули чернющие ресницы и дёрнулась жилка на шее — и скользнул по своей груди рукой: подушечками пальцев от ключиц…       …вдоль грудины — ловя капли воды…       …большим задел тёмное пятнышко соска и вздрогнул…       …ниже, почти до пупка…       Дыхание сбилось — точно рёбра перехватило вдруг тугой повязкой…       — Очень? — пальцы сползали на белую, нетронутую солнцем кожу…       …не спеша…       — Очень.       …всё ниже и ниже, и почти коснулись чёрных завитков внизу живота…       Взгляд Сяо Синчэня их опередил. И прилип, лаская — и заставляя вспыхнуть скулы и быстрее заколотиться сердце от пьянящего, будоражащего кровь желания приласкать ладонью Сюэ-Янов член: ещё не вставший, но потяжелевший, у кромки лобковых волос такой же светлый, а ниже, там, где под расправившимися складками крайней плоти уже можно было хорошо различить очертания головки, сладко-розовый…       Горло свело, а губы пересохли.       — Ян…       — Очень-… очень? — в голосе хрипотцой сквозило то же самое желание.       Сяо Синчэнь, чувствуя как тяжелеет собственная плоть, сделал шаг навстречу:       — Ян-Ян…       — Ч-что? — глубокий вдох — светлая кожа над тёмными завитками пошла мурашками.       — Пойдём…       — …? — под вопросительное хмыканье пришлось поднять глаза.       — Мы… — жар разливался по лицу до самых ушей… — Давай всё же не будем… — до кончиков ушей!.. — днём на улице?.. Всё же… кто-то может проезжать…       Взгляд Сюэ Яна полыхнул — дьяволята, не таясь больше, пустились в пляс.       — Пошли! — он в тот же миг оказался рядом и потянул Сяо Синчэня за руку. Здоровую, — Идём! Там и… одеяло!.. А… — пальцы прижались к губам, не давая возразить, — а помыться и потом можно!.. Даже лучше!..       В сарае Сюэ Ян повалился на сено спиной — чудо или природная ловкость не позволили ему промахнуться мимо одеяла — лучи солнца, пробивавшиеся сквозь щели в стенах, оплели стройное тело узкими ярко-золотистыми лентами от макушки до ступней. Тут же попытался приподняться на локтях — слишком мягкое ложе сопротивлялось, заставляя его выгибать спину:       — Иди…       Сяо Синчэнь в нерешительности покосился на дверь: от воды легко тянуло прохладой, повязанный тростник обещал остановить добрых или… и правда добрых людей, державших путь по Белому руслу, и сберечь от чужих глаз всякую вольность, что могла случиться в стенах старого «приюта», но… Разных людей за несколько дней навстречу и попутно попалось чересчур много, и природная стыдливость взяла своё — юноша затворил дверь и лишь тогда приблизился к постели.       Остановился в шаге, прыгая взглядом с игривой ухмылки на всё ещё сверкавшие на загорелой груди капли воды и кожей чувствуя взгляд ответный — лишённый всякого приличия.       — Ну? — ухмылка стала шире, нижнюю губу обвёл кончик языка: вызывающе пошло и… старательно — с тем же старанием пальцы Сюэ Яна бинтовали Сяо Синчэню руку и учили индейскому языку, а руки — помогали сесть в седло: грубые, шершавые, всегда держали крепко и осторожно… От воспоминаний — всё тело готово было отозваться этим рукам — сердце затрепетало нежностью.       Губы расплылись в улыбке:       — Мальчик мой…       — Сладкая сука!..       Сяо Синчэнь вспыхнул и опешил. Остолбенел.       Пошевелился лишь когда понял, что исполосованные солнцем грудь и шея тоже замерли, напряжённые — под кожей резко читались ключицы и кадык.       Поднял взгляд, подмечая закушенную губу:       — А ты…       — Кто?.. Что?! — глаза Сюэ Ян готовы были полыхнуть и новым вожделением и обидой…       Сяо Синчэнь подошёл к нему и поймал дорогое лицо в ладони.       Не разрывая взгляда, провёл подушечкой большого пальца по губам — собственные заныли предвкушением поцелуя. Так остро, что пришлось их облизать, прежде чем ответить:       — …ты — мой дурной, невоспитанный мальчишка…       «Мальчишка» застыл вовсе — даже ресницы перестали подрагивать.       А в следующий миг расхохотался:       — Ха-ха-ха! Вот как? — не с первой попытки, но рывком, быстро — эта поспешность грозила разворошить всю «кровать» — сел, и его руки властно, но бережно обхватили Сяо Синчэня за талию и потянули к себе, почти усадив рядом, — А мне нравится! Ха-ха-ха!.. Да, сладкая сучка и дурной мальчишка!.. — шею прижёг шёпот, а затем — поцелуй…       …к истосковавшимся губам припали губы жадные и жаркие — легко, почти невинно, коснулись и тут же вгрызлись без меры и стыда, ловя, прихватывая, посасывая… настойчиво, яростно, снова и снова, не давая поспеть ответить как должно — только тихо постанывать между их атаками… всколыхнули, взбудоражили всё нутро…       Руки Сюэ Яна, гладя через рубашки, сползли ниже. Уже бряцнули пряжкой, и на память пришло недавнее «происшествие» — Сяо Синчэнь левой рукой торопливо вцепился в рукоять заткнутого за пояс револьвера. Так, чтобы не задеть ни взвода, ни спускового крючка.       — О, ты меня и правда пристрелить решил? — дьяволята таращились из бездны снизу вверх, усмешка тронула уголки припухших, покрасневших губ — где-то на краю сознания дрогнуло совсем иное, бесстыжее, желание…       — А?.. Нет! Я… — Сяо Синчэнь кивнул на оружие и заозирался.       — На пол положи! Под головы-то, конечно, ближе и лучше было бы, но… не спать мы всё-таки…       Не зная, ругать себя или расхохотаться, что не сообразил так просто и дельно, юноша отошёл к стене — пришлось сделать полтора шага — аккуратно положил на пол револьвер: дулом в стену и, немного подумав, разулся и там же оставил и сапоги.       — А я уж надеялся, ты совсем разденешься. — Сюэ Ян, успевший отодвинуться к середине постели: освободил половину одеяла — насмешливо сморщил нос, — Посмотрю на тебя. Всего!.. Но так лучше даже! — и он, скалясь весело и жадно, похлопал подле себя, — Иди, мой сладкая, я сам тебя раздену!