«Девушка»-ромашка

      Сяо Синчэнь:       — Это всё — мужчины…       Сюэ Ян неопределённо хмыкнул. Сомневался? — Сяо Синчэнь кивнул ему снова: устало, но с абсолютной убеждённостью:       — Я уверен, Ян-Ян. Да большинство ты и сам видел…       Тот в ответ задумчиво изрёк:       — Да видел… Значит… — на несколько мгновений замер, точно койот над кроличьим следом, а потом протянул Сяо Синчэню руку, предлагая подняться, — Пойдём-ка!.. Или тебе тут запашок так по нраву — уходить не хочешь?       Последнее зубоскальство было брошено без всякой ужимки — значит, не от обычной злой весёлости, а по привычке, а голову Сюэ Яну занимала какая-то серьёзная мысль. Потому Сяо Синчэнь позволил себе его не одёргивать — молча схватился за поданную руку и встал.       Но чужую ладонь не отпустил: от накрывшей слабости всё ещё вело — и когда Сюэ Ян направился было к главному дому, потянул к лошадям:       — Ян-Ян, надо… у нас все руки в…       На то, чтобы привести в порядок руки, пришлось извести несколько старых бинтов и две фляги: с водой и с виски. За последнее Сюэ Ян попенял — всё также лишь «привычно» — но Сяо Синчэнь ответил всё равно строго, как школяру:       — Ты будто не знаешь какая отрава трупный яд! — и внезапно осознал, что нацепленная маска сурового доктора помогает унять дрожь в голосе и коленях. Призывая на помощь это открытие, свёл брови — «безалаберный ассистент врача» только кривясь пожал плечами.       Когда вернулись к дому, Сюэ Ян ещё раз пристально, от раскрашенного полотна до странных подвесок, оглядел всаженный в дверь томагавк.       Провёл пальцами по выжженным узорам на рукояти — хмыкнул словно был приятно удивлён.       Потребовал:       — Шляпу подержи! — и с заметным усилием вырвал топор из двери. Покрутил в руках и объявил, — Ну хоть понятно кто тут цзиньских шавок ободрал!..       Как будто прежде был повод для сомнений… Сяо Синчэнь вздохнул:       — Индейцы?..       Сюэ Ян дважды фыркнул: сперва со смешком, потом — с насмешкой:       — Индейцы!.. Индейцы индейцам рознь! Может, слышал: племена разные бывают? На равнинах, на плато… с востока: настоящие и цивилизованные… Нет? А есть ещё союзы племён…       Слушать сейчас внезапное поучение о коренных народах Сяо Синчэнь не находил в себе ни сил, ни желания, но ни возразить, ни отвернуться не успел — Сюэ Ян сунул томагавк рукоятью:       — Вот, погляди-ка! Это что по-твоему?       — Это?       — Висит.       Сяо Синчень скользнул взглядом по кожаной обмотке, по шнуру, по мудрёно привязанным к нему — за петлю — перьям: длинным, почти чёрным с белой отметиной на концах:       — Орлан?       — А может и катарта… А ещё?       Крупный обломок, болтавшийся на ещё одном шнуре, был чёрно-сер и шероховат точно дубовая кора.       — Кажется…       — Хм?..       — Я думаю, это бизон… бизоний рог…       Сюэ Ян сверкнул зубами и повернул топор:       — А это?.. Около полотна.       — Б-б… бизон?! — хоть вернее было бы сказать «бизонище»: мастер, украшавший рукоять, был так почтителен к великану прерий, что в изображении уподобил его нагромождению скал.       — А ниже?       А ниже был выжжен и затемнён прямоугольник. Горизонтальный.       — Какая-то тропа? Дорога?       — Тоже бизон! Ха! Только по-индейски… А сам топор?       На этот странный вопрос у Сяо Синченя, ещё раз пробежавшегося взглядом по томагавку, нашёлся очевидный ответ:       — Индейский? — Сюэ Ян глумливо закатил глаза, — Разукрашенный…       — Да! И?..       — И украшенный…       — И?! — теперь Сюэ Ян смотрел как недовольный учитель — выходило, что на замечание «доктора» всё же затаил обиду, пусть и ребячливую, и был не прочь сквитаться.       «Но стал бы он сейчас, когда всё сложилось так дурно… могло, конечно… о, небо!.. могло сложиться ещё хуже!.. но всё равно и сложилось дурно, и неизвестно чего ждать дальше, тратить столько времени и внимания только из-за детской обиды?» — спросил себя Сяо Синчэнь.       Пришлось снова, уже в который раз, уставиться на злосчастный топор:       — И… Мне кажется… Я думаю… я, правда, не силён в индейских… в индейском оружие, но думаю, он в довольно хорошем состоянии: ни зазубрин, ни сколов, ни… и полотно, там, где не покрашено, светлое…       — И-и-и-и…       — И-и… Он какой-то особый?.. Шаманский? Ритуальный?!       «Учитель» выдохнул. С некоторым — но больше наигранным — разочарованием:       — Ну-у… можно и так сказать…       — Много кто из настоящих индейцев… — начал «учитель» и сам себя подначил, — Ха, «из настоящих»!.. А ведь по-другому и не скажешь! Ха-ха!.. Из настоящих индейцев, ну тех, которые не цивилизованные… Ты же про «цивилизованных»-то слышал?..       Сяо Синчэнь покачал головой: это было даже обидно — его вот так, из-за какого-то топора, в один миг записали в невежды:       — У очень хорошего знакомого доктора *** жена была из зажиточных чероки, её отец когда-то держал кузницу в самом Хантсвилле! Помогала женщинам перешивать платья по новой моде, выписывала с востока модные журналы для дам и знала даже по-французски…       Сюэ Ян перебил:       — По-французски я тоже знаю: Travaille dur, enculé!.. Так я о чём: у настоящих индейцев есть свой язык…       Сяо Синчэнь поджал губы и недоверчиво кашлянул: «Свой язык»! У индейцев! — У почти каждого племени — свой язык!» И вот такой «умник» взялся учить!       «Умник» недовольно скривился:       — Что?.. Да, свой язык! Даже два языка: общий жестов и рисунки!.. — и вдруг сунул в руку Сяо Синчэню томагавк и быстро «заговорил»: поднёс к груди правую руку, собрал в кулак все пальцы, кроме большого, а большой отвёл и упёр себе в грудь; сжал обе ладони в кулаки, а руки сложил на груди крест-накрест — кулаки по обеим сторонам от сердца; собрал на правой все пальцы, кроме указательного, а указательным ткнул в Сяо Синчэня.       — Это… Ян-Ян, что это значит? — Сяо Синчэнь поднял взгляд от смотревшего прямо в сердце, точно нож… или дуло кольта… или остриё стрелы, пальца. По всему телу почему-то бежали мурашки… как будто в «сказанном» было какое-то таинство… — Как это… перевести?       Но мальчишка фыркнул:       — Значит: «Ты — олух!» — и только шея и скулы порозовели… И продолжил нарочито громко и деловито, — Так вот: у настоящих индейцев два общих языка: жесты и рисунки! Они — для всех краснокожих одни! Только рисунки разные есть: на скалах рисовать и для одежды… Индеец другому только на мокасины посмотрит: на вышивку и бахрому — и уже знает кто тот, откуда, из какого племени, вождь или из простых и как воин хорош ли… А уж если на рубаху! И на оружие… Вот например… поверни-ка! — Сяо Синчэнь развернул к нему томагавк — палец Сюэ Яна заскользил по вязи на рукояти, — Это — бизон. Это, — коснулся вытянутого в стороны затемнённого ромба, внутри которого был ещё ромб, но вполовину меньше и светлей, — человек. Это, — квадрат внутри квадрата, — это… э-э-эм-м… мешок, кажется. А это… — горизонтальный прямоугольник, в нём — второй, а во втором — третий, — это… э-э-э-э… это дрянь какая-то!.. Так вот…       Однако Сяо Синчэня уже снедало иное любопытство:       — Ян-Ян, откуда ты всё это знаешь? — ответ на которое оказался, до обидного прост.       Сюэ Ян только пожал плечами:       — А ты как думаешь? От индейцев. — но потом всё же взялся растолковать, — Чжулю же… Был при Старике человек, Чжулю его звали… для не стариковых людей — Вэнь Чжулю… От родни твоей шерифской ты про такого не слыхал разве?.. — Сяо Синчэнь покачал головой: имя Чжулю совершенно точно было знакомо, но слышал он его не от кузена Вэя. Но вот от кого? — Нет? Хм!.. Ну да и ладно, это долгая история — не ко времени сейчас… Вот у него мать была чистокровная скво, а отец из цивилизованных… Ну и дела же были у Старика иногда… С Техасом или с Мексикой через индейцев, бывало, быстрее выходило, чем через Запад… А сука-Цзинь с Востоком через них…       — Дела, — уточнил Сяо Синчэнь, — это контрабанда?       — Дела, — отрезал Сюэ Ян, — это дела! А даже если и… Ты же говорил, что законникам не помощник?!       Вышла неловкая пауза, во время которой он недовольно кривил губы и хмурил брови и лишь когда Сяо Синчэнь устало подтвердил: «Я — не помощник.» — вернулся к разговору о краснокожих.       — …так вот, индейцы для себя бизона вот так рисуют — и им всем ясно! А вот так, — ткнул в звериную фигуру, — это уже не для своих! Это — для таких как мы с тобой: кто их языков знать не должен! И томагавк, сам видишь, совсем новый, а здесь оставлен! Единственный здесь оставлен, а всё остальное — даже стрелы забрали!..       — Так ты думаешь…       — Да что тут думать!       — …что этот тот томагавк — послание? — в ответ раздалось хмыканье, истолковать которое можно было не иначе как «А что же ещё?» — Мистеру Цзиню?.. Или ещё кому-то? Или, может быть…       Но это ли было действительно важно?!       — Но, Ян-Ян, это же… это… Ведь индейцев много!.. Как же мы… как же мы можем узнать, кто из них… — Сюэ Ян только опять указал на рисунок, — Бизон? — кивок, — Но… Подожди-подожди! Бизон — это знак какого-то племени?!       — Нет… Не совсем, то есть! Это — знак одного… Хм!.. Ха! Скажем так: одного Бизона!