«Девушка»-ромашка

      Цзинь Гуаншань:       Новость, пришедшая с юга, разом разозлила и напугала, а ведь только взявшись читать полученное от «соседа», поверенного в делах с Индейской территорией, письмо, Цзинь Гуаншань недоумевал зачем адресант решил потратить бумагу и чернила — свои — и время — своё и мистера Цзиня — на скучную сплетню: у мистера Цинь Цанъе пропала дочь.       Мистер Цинь поехал проверить дальнее пастбище, а через пару дней его жене, утром, едва она поднялась с постели, сообщили что их дочь, мисс Цинь Су, взяла коляску и уехала одна, без кучера или ещё кого-нибудь из слуг, как она изволила просить передать дорогой матушке, «на прогулку». Для мисс Цинь такое было делом обычным и миссис Цинь, поворчав, велела прислать к ней дочь, как только та вернётся и села завтракать…       В тот день мисс Цинь не вернулась. Не вернулась она и на следующий, а слуги, посланные матерью по окрестностям, не сумели сыскать никаких следов. Ещё через день вернулся мистер Цинь, выслушал заливавшуюся слезами жену, слуг и, прихватив с собой полдюжины самых крепких своих ребят и столько же винтовок, отбыл на поиски самолично.       Коляску нашли в прериях, целую, но без мисс Цинь и лошадей. Ещё недоумевая, что всё это могло значить: зачем дочь поехала так далеко? зачем бросила коляску, если та не была сломана? уж не решилась ли по каким-то причинам выпрячь лошадей и попытаться вернуться домой верхом? — но уже чувствуя, что ответ на каждый из этих вопросов не сулит ничего хорошего, мистер Цинь велел обшарить каждый куст вокруг и заглянуть под каждый камень. И вскоре случилась ещё находка: в траве рядом с плохо наезженной дорогой лежала лошадь. Койоты, грифы и мухи, что гнездятся в падали, уже принялись за это лакомство, но шкуры на дохлом животном и шерсти на этой шкуре ещё осталось довольно чтобы различить масть… Соловая. На всю округу такие были только на одной ферме…       К этой ферме мистер Цинь послал пару своих людей, а когда они вернулись с напугавшими вестями — поспешил собрать соседей…       Ферма Цзинь Гуаншаня пострадала несильно. Да, в главном доме всё было поломано и разбито, но сам дом не был сожжён, а все прочие постройки — и вовсе почти нетронуты. Была украдена провизия, выпивка и, очевидно, оружие, при этом тот, кто всё это учинил сломал или вскрыл все шкафы, бюро и сундуки, даже те, замки на которых были «с секретом» и исхитрился найти тайники в стене и в полу, и по всем комнатам, вперемешку с прочим сором и обратившейся в обломки обстановкой: диванами, стульями, столами — валялись обрывки бумаг. Уже одно это было очень дурно: в эти обрывки могла превратиться как сущая ерунда вроде переписки с арендаторами, так и такие письма, за возможность хоть одним глазком заглянуть в которые враги мистера Цзиня продали бы душу!       Но это была ещё не вся беда! И даже не её половина! — На улице у главного дома нашли дюжину тел — в том же состоянии, что и палая лошадь, а в дверь дома был всажен томагавк, на конце рукояти которого на коротких, заплетённых косицами кожаных шнурах высели не только два длинных пера, чёрных с белым пятнами на концах, но и обломок рога, а выше, возле самого топора, был выжжен силуэт могучего, похожего на ожившую гору зверя…       Отшвырнув письмо, Цзинь Гуаншань прошипел:       — Будь ты проклят, Шепчущий Бизон!..       С этим индейским выродком надлежало покончить! А заодно и с его племенем — чтобы некому было за него мстить! Но сделать это сейчас, теми силами, что располагал мистер Цзинь, было невозможно. Значит, придётся дождаться избрания и уже на правах главы округа попросить помощи у штата, предъявив или не поленившись помочь законникам найти доказательства бесчинств краснокожих. Возможно даже, выйдет привлечь к делу «защиты цивилизованных людей от дикарей» и кого-то из армейских чинов… если не поскупиться…       Но всё это было впереди, а сейчас надлежало выяснить все подробности случившегося и уладить их возможные дурные последствия: все ли люди мистера Цзиня были убиты? Все ли их тела были найдены? Возможно, кому-то удалось спастись и, возможно, его-то слово и пригодиться потом, когда придёт время просить участия у штата… Вот это было бы очень хорошо… А что с телом мисс Цзян? Заметили ли те, кто нашёл трупы, что один из них женский и возможно ли ещё было по его виду опознать… хотя бы предположить, кем эта женщина была при жизни? Скорей всего, решили, что это очередная дама сердца Цзинь Гуаншаня… И всё же, почему об этом ничего не было в письме?.. Действительно ли всё было разграблено подчистую? И действительно ли — разграблено именно индейцами? Могло ведь выйти и так, что что-то тишком среди общей разрухи умыкнули сами соседи… Среди «чего-то» могли оказались и бумаги… И вот тогда произошедшее грозило стать для мистера Цзиня и его дел только началом больших бед…       Цзинь Гуаншань велел позвать к себе Мэн Яо.       — Нужно узнать, что там на самом деле вышло и собрать всё, что уцелело. Проверить — только тихо — не осело ли что у наших соседей… И не были ли они тоже как-то причастны. И подумать, что можно будет после избрания, чем скорее, тем лучше, предпринять с дикарями… — Мэн Яо кивнул, — И обязательно проверить все трупы! Если они ещё не зарыты, похоронить как можно скорее и позаботиться, чтобы об убитой леди, если будут болтать, болтали правильные вещи…

***

      Цзян Яньли:       Всё было быстро и страшно: средь индейцев поднялся крик на их наречье, часть живого селя устремилась к коляске, а остальные пронесли мимо — на встречу слугам Цзинь Гуаншаня. Запряжённые в кабриолет светло-рыжие кони шарахнулись в сторону, левое колесо наскочило на какую-то кочку, экипаж подпрыгнул, опасно кренясь на правый бок, и мисс Цзян Яньли, что было силы натянув вожжи и наклонившись — и тычком локтя заставив и красавицу-возницу наклониться — влево, едва сумела не дать ему опрокинуться. Коляска почти остановилась — в тот же миг один из индейцев был так близко, что схватил светло-рыжего за оголовье…       Кони встали. Возница, шумно глотая воздух и мелко дрожа, вцепилась мисс Цзян в руку — кнута при ней больше не было: выходило, был брошен вместе с вожжами — и судорожно прошептала:       — О небеса… Мы… погибли…       Индейские всадники окружили со всех сторон.       Сердце мисс Яньли бешено колотилось, а взгляд шарил — девушка и сама не смогла бы сказать, зачем — по их выжженным злым солнцем прерий до тёмной бронзы лицам. Эти лица — с высокими носами, с квадратными скулами и плотно сжатым пергаментом губ, с вытянутыми в ивовый лист глазами; лица, обрамлённые чёрными косами, в которые были воткнуты или вплетены белые, бурые и белые с чёрными пятнами на концах перья; лица, разрисованные чёрными и алыми полосами — смотрели сурово…       Руки затряслись, выпуская вожжи, по спине пополз липкий пот…       Возница рядом тихо всхлипнула…       Индейцы молчали и почти не шевелились…       …казалось, этому не будет конца…       В одно мгновение краснокожие пришли в движение: их кони расступились и к коляске подъехал ещё один всадник. На морде его буро-пегого коня была широкая, доходившая до глаз лысина — точно нарисованный белилами череп…       Это был очень высокий индеец: даже когда сидел в седле, было понятно, что роста в нём никак не меньше шести с четвертью футов — с мрачным и решительным лицом, о скулы и подбородок которого, казалось, можно было как об обломок гранитной скалы изрезать руки. Толстая шея, закованная словно в ошейник в ожерелья из нескольких рядов крупных бусин: белых, красных и лазоревых — к которому спереди был прикреплён круглый лоскут кожи и с этого «медальона» свисал клок длинных тёмно-каштановых волос; широкая, неприкрытая рубахой грудь, вздымавшаяся в дыхании медленно и высоко, на которой на кожаном шнуре висел обломок коровьего не то рога, не то копыта; испятнанные алой краской — точками и полосами — крепкие плечи и руки, а главное — тяжёлый взгляд из-под полуопущенных пегих ресниц и сведённых бровей делали его похожим на огромного быка, по воле древних духов обернувшегося человеком…       Индейский исполин оглядел девушек — возницу дольше, задержав взгляд на её шляпке, потом на усыпанном пуговицами лифе, а затем — на поясе — их повозку и лошадей, обернулся к прочим и что-то глухо сказал. Один из них — молодой, с обрывком красной ткани на шее, повязанным на манер шейного платка — коротко ответил, тыча пальцем прямо в лоб вознице, а потом и Яньли — исполин лениво кивнул и повернул коня.       Возница, цепляясь за Цзян Яньли крепче, зарыдала в голос, но стоило индейцу в красном «платке» протянуть к девушкам руку, с негодующим выкриком оттолкнула её.       Индеец зло нахмурился — возница, одной рукой не выпуская локтя мисс Цзян, выставила другую перед собой и прошептала:       — Нет…       Индеец мотнул головой — трое его соплеменников соскочили с лошадей и кинулись на девушек. Один вцепился мисс Цзян в плечо и в волосы так, что от боли почти потемнело в глазах, а с губ сам собой сорвался визг. В попытках освободиться девушка билась, лупила руками, тыкала пальцами, стараясь попасть дикарю в глаза, пиналась и пыталась кусаться — краснокожий впивался всё сильней и не выпускал пока ни выволок из коляски.       Между тем двое других, поймав за руки и поперёк талии кричавшую и исступлённо вырывавшуюся возницу, вытащили и её из экипажа и швырнули на землю — индеец в красном «платке» склонился над ней…       Сорвал с головы шляпку и бросил в одному из своих помощников, а потом одной рукой схватил несчастную за волосы, а в другой руке — сверкнул нож…       — Не-е-е-е-е-ет!!!..       …лишь когда рот зажала грубая, мозолистая ладонь, Цзян Яньли поняла, чей жуткий, дребезжащий вопль звенел в ушах — её собственный…       На пару мгновений исчезли цвета и звуки, а потом весь мир обратился в старую, покрытую множеством дыр тряпицу, которую прямо перед лицом мисс Яньли скомкали и вышвырнули вон…       …она очнулась от тянущей боли в запястьях.       Мир кренился из стороны в сторону, перед глазами будто ползали, виляя и молотя хвостами, змеи… только когда они перестали извиваться, мисс Цзян поняла, что сидит на лошади перед одним из дикарей и мир качается в такт лошадиному шагу. Руки были связаны — вот откуда была боль…       Её не убили.       Почему? Потому, что лишилась чувств?       И везут…       Куда же её везут?!       Осторожно, стараясь не поворачивать головы, а лишь коситься, девушка попыталась осмотреться.       Солнце было уже высоко, и дикари предстали во всей красе: полуголые — на некоторых не было не только рубах, но и их обычного подобия штанов — леггин, лишь суконные повязки на бёдрах: бордово-красные или тёмно-синие — потные и грязные от дорожной пыли, измазанные алой и чёрной краской — у многих, особенно на руках, рисунки постёрлись, превратившись в бесформенные пятна, а у кого-то на них легли новые штрихи — засохшей кровью…       Цзян Яньли сдавленно вскрикнула: ужас, виденный прежде, чем провалилась в беспамятство, встал перед глазами: девушка на земле и индеец с ножом…       Почти тотчас же где-то рядом ответил такой же: тихий и дрожащий, точно наполненный слезами возглас.       Здесь, среди грубых дикарей, похожих, в крови и шкурах, на зверей больше, чем на людей, он был чужим: слишком чистым, слишком тонким — забыв обо всём, мисс Цзян обернулась на него и содрогнулась от рыданий, исполненных благодарений судьбе не меньше, чем отчаяния и бессилия перед воспоминаниями о пережитом: перед одним из индейцев, на холке его коня сидела красавица-возница — заплаканная и без единой кровинки в лице, но живая. Её волосы были растрёпаны, но платье — в благопристойном виде и мисс Яньли ещё раз мысленно возблагодарила небо.       Индеец, сидевший позади, что-то грубо крикнул — мисс Цзян поспешила опустить голову. Однако приметила — и снова сделалось жутко — под одним из дикарей солового…       Когда солнце склонилось к закату, на горизонте показались какие-то окружённые земляным валом строения, и индейская орда устремилась к ним.       Поселение оказалось полудюжиной глинобитных домов и парой навесов, от ближайшего из которых навстречу всадникам шагнул человек. При виде его мисс Цзян ахнула: человек был одет в солдатскую форму! Сердце сжалось: дикарям, оказавшимся так близко, ничего не стоило в один миг убить несчастного!       Но солдат не торопился ни хвататься за оружие, ни укрыться от грозившей ему беды.       Он что-то крикнул — из индейской орды ответили. Солдат кивнул, развернулся и спокойно направился к одному из домов.       Из дома быстро, но без спешки вышли двое ещё молодых — едва ли старше самой Цзян Яньли — мужчин в офицерской форме.       Они приблизились к всадникам, и мисс Цзян застыла в изумлении: эти люди тоже были индейцами! Очень красивыми — и удивительно похожими друг на друга, несмотря на то, что лицо и взгляд одного казались удивительно мягкими, а лицо другого было отстранённо-холодным — статными, в одежде и с манерами и походкой белых людей, но — абсолютно точно настоящими краснокожими! Волосы, заплетённые в индейские косы, оказались у обоих закинуты за спины.       Ближе всех к офицерам подъехал осматривавший утром девушек исполин — выходило, именно он был главарём над всеми прочими дикарями.       Исполин неспешным кивком подозвал к себе всадников, что везли перед собой пленниц и только тогда заговорил — лицо индейца-офицера с мягким взглядом тронуло смятение, лицо второго — осталось равнодушно-суровым. Первый что-то тревожно переспросил — исполин ответил. Потом протянул могучую руку, схватил мисс Цзян за шиворот и легко, как котёнка, стащил с лошади и поставил наземь.       Обернувшись к своим людям, крикнул — отчаянный вопль другой, оставшейся в его лапах пленницы потонул в общем улюлюканье.       Орда дикарей пришла в движение и через пару мгновений Цзян Яньли осталась перед одетыми в форму индейцами в абсолютном одиночестве…