«Девушка»-ромашка

      Сяо Синчэнь:       — А вот знаешь, что я думаю, моя сладкая? — Сюэ Ян лежал щекой у Сяо Синчэня на груди.       Небо только облачилось в предрассветные сумерки. Ветерок холодил, но не мог заставить сразу до конца проснуться.       Ночью, после случившегося шалого счастья, сил у юношей хватило только натянуть исподнее и штаны и, обнявшись, кое-как завернуться вдвоём в одно одеяло.       — Не знаю. — глаза опять закрывались, руки в полусне гладили мальчишке спину, — Что?       Сюэ Ян заворочался, приподнимаясь:       — А то, что… — быстро поцеловал — в груди разлилась сладкая истома — и тотчас же скользнул, дразнясь, по щеке кончиком языка.       Дремота в миг слетела — Сяо Синчэнь обнял мальчишку крепче и, повернувшись, поймал губами губы…       — Я теперь, как честный человек обязан на тебе жениться…       Сюэ Ян, устроившийся было на прежний манер, поднял голову и подсунул кулак под подбородок. Фыркнув, на миг сверкнул полуулыбкой:       — Ха! Ну может и так! Но скорей уж — я на тебе!       — Почему?       — А почему нет? — о бедро потёрлось чужое — невзначай, если верить выражению на нарочито-суровом лице.       Сяо Синчэнь кивнул, стараясь тоже казаться серьёзным:       — Можно и так… — но когда изловчился несильно хлопнуть «женишка» пониже спины, спрятать тихий смешок не удалось.       «Наречённый» напоказ ахнул:       — Да я ж тебя!.. — и не отпускал «невесту», пока на исцеловал, то и дело легко прикусывая, всю шею…       — Так вот что я думаю, моя сладкая… — мальчишка нехотя сполз с Сяо Синчэня. Не вылезая из-под одеяла, улёгся рядом на бок, на здоровую ногу и подпёр кулаком скулу, — Вот говорят, если не трахаться напропалую, башка лучше варит! Воздержание, там, сучий его хвост… Так вот — брехня собачья!       Мысль была довольно неожиданной.       — Почему?       — Ха! Ну вот я например! Да и ты тоже!.. — по-заговорщицки цыкнул, но догадаться, что же имел ввиду, у Сяо Сичэня не вышло.       — Что ты хочешь сказать, Ян-Ян?       Мальчишка опустил глаза, скулы заалели.       — Да я про гостиницу!       — Гостиницу? — в горле неприятно засаднило: мы ведь оба этого вчера хотели… и нам было хорошо… обоим… неужели нет?! — А… о чём именно?..       Сюэ Ян, прежде чем ответить, прихватил себе зубами губу:       — Думаю: полудурок я, моя сладкая! — стрельнул глазами и насупился, — Наобещал тебе гостиницу… А на деле-то!.. Все мысли ведь… Вот хоть последней сукой назови, а все мысли были, как тебя голого к стене прижму и языком изрисую от затылка до задницы! А остальное всё — как отрезало! Про людей, про награду эту сучью… про всё!.. Мне даже сниться начало, как ты…       Последнее, видимо, сорвалось с губ само собой — «возлюбленный жених», зардевшись сильней, прошептал:       — …красиво… — тут же, не дав «невесте» и слова вставить, зачастил, — Вот верно Старик говорил: не только членом думать надо, а то как Чжулю кончу!.. — и вдруг вызывающе громко хохотнул, — А ведь и правда! Ха-ха! И кончил ведь! В каком-то смысле!..       Причина этой внезапной весёлости осталась Сяо Синчэню неясна: она, скорей всего, крылась в какой-то истории, случившейся в своё время меж людьми Вэнь Жоханя и не вынесенной потом из банды на потеху всем прериям — здесь оставалось только мимоходом посожалеть, что с тех пор нравы у головорезов изменились — а Сюэ Ян, быстро отсмеявшись, столь же быстро помрачнел и опять потупился:       — И правда, моя сладкая, как мозги отсохли… Наобещал, олух, а на деле, небось, придётся быстро пошуровать — и в седло! А то как бы на кладбище или ещё куда не угодить! Если за то, что сука-Цзинь посулил, мне чуть Стариковы люди в прериях мозги не вышибли, то у этой твари под боком и его собственных собак и прочей падали до баксов охочей…       Сказанное будто поразило громом.       — А ведь ты прав!       Мальчишка вскинул виноватый взгляд:       — Дурак я, да?       — Почему? Нет! — Сяо Синчэнь почувствовал, как лицо и шея расцветают краской стыда: и за то, что усомнился в чувствах, в доверии и откровенности дорогого человека, и за то, что сам за то время, что были в пути, не подумал о том, как могло обернуться дело с Цзинь Гуаншанем, — Наоборот, если, как ты говорил, мистер Цзинь, на юге округа со многими ведёт дела, наверняка его люди, когда привезли сюда мисс Цзян, могли рассказать его и своим… э-эм… компаньонам… подельникам, о том, что он назначил цену за твою голову. Тогда, ты прав, в городе может быть опасно! И ты же ещё говорил, что люди там… гнилые…       Сюэ Ян кисло кивнул:       — Не без этого, моя сладкая. Соблазниться ублюдок какой на три с четвертью сотни… — но закончил — под тяжкий вздох Сяо Синчэня — с кривой ухмылкой, — пристрелить придётся! А ты опять скажешь: «Пора уже оставить такие методы…»       — Ян-Ян!       — Ну а что?       Вместо того, чтобы спорить, Сяо Синчэнь обнял мальчишку за шею:       — Не хочу, чтобы с тобой вышло беды…       Улыбка, всё ещё дерзкая, осветилась нежностью:       — Синчэнь…       Когда юноша разомкнули шёлково-нежный, невесомый поцелуй, Сяо Синчэнь покачал головой:       — Что же тогда делать? Может быть, не стоит туда соваться?       Но Сюэ Ян фыркнул:       — А вода?       — А по дороге не будет больше ручьёв или колодцев?       — Ну, у самого Цзиня будет! — смешок, — Но уж там, мне думается, точно будет не до воды! — на это Сяо Синчэнь был вынужден кивнуть, — К тому же, что болтают, послушать надо бы всё равно…       — Тогда как быть?       Мальчишка снова улёгся Сяо Синчэню на грудь, подложив кулак под подбородок.       — Есть, пожалуй, мысль… — наконец протянул он задумчиво, — Только ты мне…       — Я помогу!       На поспешный возглас Сюэ Ян, розовея щеками, кивнул:       — И славно! — и тут же посуровел, — Но тогда ты со мной не споришь и поперёк меня не лезешь! Не стрелять, не спасать, не лечить — ни меня, ни ещё кого! И не пытайся удумать: кто, что, зачем и почему и что за дрянь вокруг твориться! Ясно? Что успею, то по дороге расскажу, что не успею — потом, но в городишке чтоб!.. — Сяо Синчэнь молча кивнул — лицо мальчишки опять залило румянцем, — И самое главное: ты под пули не лезешь! И под ножи!.. И…       — И?       — И я всё равно тебе спину излижу! Или — выцелую! Как только угол найдём, где! И за зад знаешь как цапну? А будешь знать!..       Слушать последнее было и пошло, и смешно, и, положа руку на сердце, до щекотки в груди приятно. Сяо Синчэнь, не сдержавшись, хоть и мысленно коря себя, прижался к Сюэ Яну и прошептал:       — Мне с тобой так… так хорошо мне ни с кем…       Мальчишка сцапал в объятия задрожавшими руками:       — Моя… Мой!       — Твой! — и впился в губы жадным, напористо-сладким поцелуем…       Выглянувшее из-за горизонта солнце застало юношей уже верхом, не вдоволь, но довольно намиловавшимися и даже наскоро позавтракавшими.       Сюэ Ян коротко и, как показалось Сяо Синчэню, не входя в особые подробности, однако не жалея красок, живописал городишко и кое-кого из его обитателей и сухо, но подробно — пришедшую ему в голову мысль и пришпорил — большую часть пути проделали рысью…       Но последние полмили, отделявшие город от пологого склона ближайшего к нему холма Сяо Синчэнь прошёл пешком, ведя на поводу Малыша: в гордом, если не считать коня, одиночестве, мысленно вздыхая спустившейся жаре и то и дело поправляя поднятый до самых глаз, закрывавший нижнюю половину лица шейный платок.       Прежде таких городов юноша никогда не видел: по одну сторону убегавшей дальше в прерии и терявшейся там за следующим холмом дурной дороги стояло с пару дюжин одноэтажных дощатых домов, почти все — не больше чем в два окна, а по другую — с десяток холщовых палаток, довольно грязных. Возле одной из дальних, с откинутым пологом, была криво врыта длинная палка, а к ней — приколочена треснувшая доска с надписью «Салун».       Перед палаткой же ближайшей, как раз напротив одного из довольно длинный домов, был окружённый низким — до середины бедра — дырявым забором колодец, всё устройство которого, кроме каменных стенок, состояло из деревянного, окованного железом ведра и привязанной одним концом к нему, а другим — к кольцу, вбитому в стенку, верёвки. На одном конце крыльца длинного дома — такого же, во весь дом, длинного, с козырьком и подпиравшими его чуть ли не через каждый ярд квадратными столбами, сплошь обклеенными топорщившимися бумажками, озаглавленными громким: «Награда!» — сидел, лениво поглядывая на колодец, какой-то человек, а у другого конца была коновязь, не в пример крыльцу короткая и возле неё теснились четыре лошади: пара серых, светло-рыжая и тёмно-рыжая, почти бурая.       Сидевший был не слишком молод, широк скулами и шеей, тонок носом, редок бородой и неожиданно ярок пурпуром галстука — со слов Сюэ Яна выходило, что это был Шлюха Фэн, хозяин местной гостиницы, в которой юношам не было назначено судьбой остановиться. Здание, на крыльце которого он восседал, скорей всего, той самой гостиницей и являлось…       …услышав такое странное имя, Сяо Синчэнь, видимо, как-то по-особенному нахмурился, потому, что вводивший его в курс дела мальчишка сперва вскинул бровь, а потом расхохотался:       — Да не в этом смысле! Ха-ха-ха! Языком он перед всеми метёт и на постой всех пускает: хоть деловых, хоть дурных, хоть военных, хоть пьянь, хоть рвань… — вот и Шлюха! Ах-ха-ха!.. А ты что подумал? Ха! Уж не ревнуешь ли ты меня, моя сладкая?..       Шлюха Фэн был одним из двух примечательных людей: с ним, если подвернётся возможность, нужно было постараться заговорить. Со вторым приметным по имени Длинный Бо — постараться не встретиться…       Шлюха Фэн неспешно, но не без некоторого любопытства, оглядел Сяо Синчэня со шляпы до сапог, задержавшись глазом на прикрытом платком лице, а Малыша — с ушей до копыт, однако ничего не сказал. Под его взглядом юноша и конь добрались до заборчика вкруг колодца.       На заборе тоже висело несколько листков бумаги, суливших награду. С одного, возвещавшего: «Убийца! 400 $ живым или мёртвым! Передать Вэй Усяню, шерифу круга ***… Потребуются доказательства!» — смотрело до боли знакомое лицо.       Сяо Синчэнь сорвал бумажку прежде, чем успел понять что делает…       — Не прочь заработать?       Юноша обернулся — хозяин гостиницы поймал его взгляд и кивнул, повторяя:       — Заработать не прочь?       — А? Н-н-нет… — сердце щемило странное чувство: награда за голову Сюэ Яна оказалась объявлена не мистером Цзинем, а кузеном Вэем… Сяо Синчэнь торопливо сложил объявление и запихнул в карман, — Воды хотел набрать…       Шлюха Фэн задумчиво хмыкнул.       — Воды?.. — помолчал, — Много?       — Четыре фляжки.       Снова раздалось хмыканье:       — Ну набери… — а едва юноша, привязав Малыша, собрался перемахнуть через забор — окрик, — Полбакса!       По мнению Сяо Синчэня это было наинижайшей подлостью: в прериях, где на счету каждая капля, обирать тех, кому негде больше было найти воды — но Сюэ Ян наказал заплатить. Юноша сунул в карман левую руку и швырнул Шлюхе Фэн монету — к нему, коню и колодцу как будто бы потеряли интерес…       Ненадолго.       — Добрый конь…       Даже его нынешний хозяин уже вынужден был тишком признать, что конь из Малыша, к сожалению, далеко недобрый: белая кобыла и шагом, и норовом была куда как крепче…       Но Шлюха Фэн смотрел вовсе не на Малыша, значит, просто искал повод завести беседу.       — Да.       Хозяин гостиницы склонил голову на бок:       — Что, с доброй службы?       Что он понимал под «службой» и уж тем более «доброй» можно было только гадать. Решив на всякий случай врать поближе к правде — так было сложней и запутаться и, хотелось на это надеяться, быть уличённым, Сяо Синчэнь ответил уклончиво:       — От… знакомого остался…       Шлюха Фэн прищурился и медленно, многозначительно кивнул:       — Многие нынче… — и наклонил голову на другой бок, — И куда теперь, на восток или на запад?       Тут стоило попытаться перевести разговор на местные дела и слухи.       — Да вот, думаю, может здесь… устроюсь как-нибудь…       Шлюха Фэн быстро зыркнул на окна гостиницы:       — Здесь? Здесь… по-всякому, конечно… но… — дёрнул свой галстук и замолчал.       Сяо Синяэнь, как раз набиравший воду из ведра в последнюю флягу, решился переспросить:       — Но?..       — Да вряд ли!..       — Почему?       Собеседник опять склонил голову:       — А ты сам-то, выходит, из простых… — и надолго замолчал, то и дело принимаясь теребить на себе одежду. Пару раз он оборачивался на двери гостиницы с таким видом, точно собирался подняться и уйти, но вместо этого вдруг изрёк, — Продал бы ты доброго коня…       Сам при этом совсем не выглядел так, словно собрался этого коня купить.       — К-кому? — удивлённо пробормотал Сяо Синчэнь, — Зачем?..       — Да уж кто купит! Гнедые-то нынче не в чести…       Последние слова кое-что объясняли: люди Вэней почти все ездили на гнедых. Если сейчас гнедые были «не в чести», значит, скорей всего, у их седоков дела шли скверно.       Об этом стоило расспросить.       — А…       Но Шлюха Фэн вдруг сделал вид, что собрался задремать.       Эта перемена должна была насторожить, но Сяо Синчэня слишком увлекло любопытство и вместо того, чтобы, заканчивая с водой, не забывать крутить по сторонам головой, он всё больше стрелял глазами в хозяина гостиницы, а перебравшись обратно через колодезный забор и сложив фляги в седельные сумки, решил было к нему подойти.       Но, отвязав Малыша, не сделал и трёх шагов, как в спину раздалось:       — А и правда, продашь коня?       Позади, ярдах в четырёх-пяти, оказался — наверное, вышел из ближней палатки — мужчина с вытянутым лицом и удивительно длинными руками и ногами. Такому, определённо, пошло бы прозвище Длинный.       Длинный Бо повёл из стороны в сторону нижней челюстью и, глядя в упор, повторил:       — Продашь?       Сяо Синчэнь ответил, стараясь, чтобы голос был вежлив, но твёрд:       — Не продаю.       — А что так?       Получилось неловкое молчание. Его прервал Длинный Бо: вытянутое лицо озарилось кривой улыбкой:       — Пятьдесят дам! — и прежде, чем Сяо Синчэнь успел сообразить, можно цену в пятьдесят долларов считать приличной за коня, пусть даже и не лишённого изъянов, Длинный осклабился шире и выкинул вперёд обе руки — из левой в грудь юноше угодила монета. Точно такая же, как он сам уплатил Шлюхе Фэню за возможность подойти к колодцу.       Пятьдесят центов? За лошадь?       Наверное, вид у Сяо Синчэня был безмерно удивлённый — Длинный Бо коротко хохотнул.       — Продашь! — и поднял выше правую руку — зажатый в ней револьвер намекал, что отказ «покупателя» сильно расстроит, — Хорошая цена!..       Первым порывом было попытаться тоже выхватить оружие. Точно догадавшись об этом, Длинный Бо, зло скалясь, скрежетнул взводом.       — Продашь…       Краем глаза юноша мазнул по Шлюхе Фэню — тот сидел на прежнем месте и глядел с ленивым интересом. Могли ли они с Длинным Бо быть в сговоре? Отметать сразу такой вариант не стоило. Но даже если нет, было ясно, что надеяться на помощь хозяина гостиницы — бессмысленная наивность.       Длинный Бо, поигрывая челюстью и револьвером, сделал шаг — расстояние между ним и Сяо Синчэнем сократилось на треть.       Юноша, держа под уздцы Малыша, осторожно сделал шаг назад.       Длинный оскалился:       — Что, обгадился? А-а-а, закатилось солнышко! — он опять шагнул, — Сдох ваш Старый — теперь черви точут! А может — грифы рвут! А вас, свиней!.. Вышло ваше время! — и под рваный смех ствол в руке запрыгал, точно выбирая: голова или сердце?