Обмену и возврату не подлежит

      6 сентября 2012       6:58       Минутная стрелка сдвинулась на деление. Тяжелый раздраженный вздох прервал тишину комнаты. Натянув пуховое одеяло по самый подбородок, я продолжала гипнотизировать будильник.       6:59       Я свернулась калачиком, подтянув колени к груди. Бессонница не отпускала меня уже вторую ночь, и, если сначала я просто порадовалась свободным шести часам, то сейчас в голову начинали закрадываться тревожные мысли. А вдруг я вообще больше никогда не смогу спать? Да, нет бред какой-то! Хотя…       7:00       Первые назойливые ноты будильника загремели по комнате, и я прикрыла глаза, притворяясь спящей. Главное теперь не спалиться перед мамой. Она знала, что обычно я сплю крепко и хоть салюты в спальне запускай – даже ухом не поведу. Только сейчас я не спала и орущий будильник прекрасно слышала. В висках начало стучать. Этого не хватало! Но дверь в мою комнату отворилась прежде, чем я окончательно потеряла терпение. По комнате раздались легкие ритмичные шаги. Мама. Я замерла, прислушиваясь. Недовольный вздох и наконец противный трезвон прекратился. Снова шаги, отдаляющиеся. Шторы разъехались в стороны, позволяя ранним солнечным лучам пробежаться по кровати.       — Говард, вставай! — матрас рядом со мной немного прогнулся, и мама слегка потормошила меня за плечо.       В ответ я лишь очень неразборчиво промычала в подушку «сейчас, минутку».       — Давай-давай! — не сдавалась мама и даже стянула с меня одеяло. От холода по коже побежали мурашки. Перевернувшись на другой бок, всё так же с закрытыми глазами, я натянула безразмерную домашнюю футболку с Pink Floid на колени. — Ребёнок, я не хочу, чтобы в первую же учебную неделю меня вызывали к директору. У нас в больнице начинаются проверки, мне нельзя отлучаться! Поднимайся, а то опоздаешь!       — Сейчас, мам, — уже более разборчиво произнесла я.       Хоть и не после сна, а только в результате долгого молчания, но голос грубо хрипнул, и я кашлянула, прочищая горло.       Ставлю все свои 18 долларов на то, что она сейчас закатила глаза! Мама часто так делала, когда ей не нравилось моё поведение. Но обычно это не значило, что она злится, только слегка недовольна и то, если у нее было хорошее настроение, скорее всего это показная строгость. На маленькую меня этот трюк хорошо работал, а в купе с нахмуренными бровями – действовал безотказно. К счастью, мне давно не 5 лет, и подобные манипуляции я быстро научилась просекать.       — Ребёнок, я понимаю сложно. Первая учебная неделя, но нужно входить в режим и не сидеть всю ночь за своим ноутбуком, — она ласково погладила меня по спине и, поцеловав в макушку, вышла из комнаты.       Как только мамины шаги раздались в коридоре, я сразу открыла глаза и постаралась нашарить одеяло. Не вышло. На кровати его не было. Недовольно оторвавшись от подушки, я отметила тяжесть в голове и глазах, но не стала акцентироваться на этих ощущениях. У меня до сих пор не было одеяла! Грабёж! Оглядев комнату, я наконец заметила пропажу на спинке стула. И вот почему моя мама работала терапевтом, а не психологом для меня оставалось загадкой.       — Говард, у меня смена сегодня закончится в восемь. Если немного подождёшь, можем вместе домой поехать, — из коридора раздался звук застёгивающейся молнии, а вслед ему звонкий стук каблуков о паркет. — Завтрак на столе, не забудь потом убрать все в холодильник! Я позвоню тебе минут через десять, чтобы взяла трубку! Ты меня вообще слышишь?       Я торжественно подняла руку вверх и показала маме большой палец.       — Замечательно! Не смей засыпать – опоздаешь!       Входная дверь захлопнулась, но приподнялась с кровати я только тогда, когда услышала, как замочной скважине провернулся ключ. Голова моментально отозвалась давящей тяжестью. Казалось, её изнутри накачивали свинцом. Прижав к вискам ладони, я посильнее надавила на голову в надежде хоть немного унять боль. Со сном что-то нужно было делать. И срочно!       Поднявшись с кровати, я сделала пару шагов, но с закрытыми глазами тут же запнулась о валяющуюся на полу книгу и полетела на пол.       — Сука! Да чтоб тебя! — отпихнув куда подальше злосчастный томик «Игры Престолов», я прижала к себе ушибленную руку, потирая локоть. Прямо по кости – точно синяк останется!       Собрать себя с пола оказалось сложнее, чем я думала по началу. Вторая ночь без сна сильно сказывалась на организме. Тело ощущалось ватным, словно чужим, и оно наотрез отказывалось слушаться. Приподнявшись на дрожащих руках, я осталась сидеть на полу, пытаясь сфокусировать расплывающийся взгляд.       Так, надо собраться! Прийти в себя, умыться, позавтракать и в школу. Ура!       Следующая попытка встать на ноги была заметно удачней, и я добралась до ванной. И где мои фанфары?       Опершись о раковину, я открутила вентиль и подставила лицо под слабый напор холодной воды. По позвоночнику побежали мурашки. Холод приводил в чувства. Бушующие мысли и негативные эмоции начали стихать, освобождая место подобию трезвости и здравого смысла.       Когда лицо начало уже совсем замерзать, я выпрямилась и сунула под поток ладони, сложив их в форме чашечки. Пока вода набиралась, я невольно бросила взгляд на зеркало над раковиной, отмечая неутешительные последствия бессонницы. В мешках под глазами можно было смело прятать закладки, а бледный тон кожи больше напоминал мел, нежели здоровый персиковый оттенок. И… Вот же чёрт! Я приблизилась к зеркалу на столько, что чуть не уперлась носом в стекло. Оба глаза были до невозможности красные. Ну всё! Приехали господа, товарищи! Конечная! Выходим! Мама меня точно вечером убьёт!              Стряхнув воду с рук, я аккуратно оттянула веко вниз, оценивающе присматриваясь к полопавшимся капиллярам на глазу. Они занимали всю площадь белка, плотной сеткой оплетая зелено-карию радужку.       Итак, гугл, как за 12 часов избавиться от всех признаков нарушения сна? Или по крайней мере замаскировать это от родителя?       Снова набрав в ладони воду, я закрыла глаза и прижала к векам руки. В какой-то статье в интернете говорили, что это помогает. После процедуры краснота, конечно, не исчезла, но общее самочувствие стало куда лучше.       Выйдя из ванной, я направилась в свою комнату, и открыв шкаф, занимающий почти всю стену (да и в общем-то бо́льшее пространство в комнате), вытряхнула на пол целую полку с футболками. Сложены они были наспех, некоторые сильно измялись, но были и те, сделанные из особой ткани, которые могли выдержать любые испытания. Надев чистую футболку и удлиненные шорты, я на автомате взяла телефон, проверяя уведомления. Два пропущенных от весьма сухого, но ёмкого «мама» пятнадцать минут назад. Я так долго была в ванной!? Нет, с тайм менеджментом у меня, конечно, всё было очень плачевно, но чтоб на столько! Чтобы не волновать маму ещё больше (читать, как не получить ещё больших пиздюлей), я сразу перезвонила. После пары гудков из трубки раздался облегчённый вздох и строгий голос:       — Ну наконец-то! Говард, чуточку больше ответственности!       — Прости, я в ванной была, — параллельно осматривая комнату на наличие рюкзака, отозвалась я.       — Рада, что ты уже собралась! Не опоздай! Целую, ребёнок!       В трубке тут же послышались прерывистые гудки. Что поделать, у врачей такая работа. Если прибыл пациент, бросать нужно всё, сразу и быстро. Иначе может не хватить буквально секунды, для того чтобы спасти человеку жизнь. Я это понимала, но всё равно жутко злилась, когда элементарно не могла договорить с собственной, моей, матерью по телефону.       Отбросив телефон на кровать, я присела на корточки, и стала высматривать рюкзак на полу под столом. Нашёлся! И как можно было вчера так далеко его запихнуть? Я достала рюкзак, попутно отцепляя лямку от ножки стула, и расстегнув молнию, быстренько скинула внутрь какие-то ручки со стола и пару первых попавшихся тетрадок из стопки на подоконнике.       В нашей школе были разные и порой странноватые правила, но учителя никогда не придирались к тому, как мы ведём конспекты. Главное, что они вообще есть. И если ты лучше усваиваешь информацию, написанную зелёным карандашом или на бересте, то вперёд! Тебя никто не остановит, только похвалит за изобретательность.       Я застегнула рюкзак и вышла из комнаты, волоча его за лямку по полу, как поняла, что телефон так и остался на кровати. Говард, соберись! Ещё ключи не хватало забыть! Ну вот, приплыли, я говорю с собой в третьем лице! Ключи? Точно. Я чуть не стукнула себя по лбу. Связка ключей обычно валялась у меня в школьном рюкзаке, и я только что завалила её всяким барахлом. Придётся всё вытряхивать…       Оказавшись снова в комнате, я попыталась вспомнить зачем вернулась. Ключи… Телефон! Добрых пять минут поисков и коммуникатор был отрыт из недр простыней.       Я снова вернулась в коридор, но все отголоски хорошего настроения, если они вообще были, пропали. С тяжёлым «пум» рюкзак приземлился в прихожей, а я радостная, что не попала им на коврик, о который мы вытираем ботинки, свернула на кухню. Как мама и говорила на плите в сковородке под крышкой был ароматный омлет. В тарелку я его решила не перекладывать. Лишний раз посуду мыть? Ни за что!       Сам омлет был еле тёплым, но от этого не менее вкусным. Отломив кусочек, я с удовольствием положила его в рот. Мама всегда готовила омлет правильно с моей точки зрения. Возможно, потому что для меня главное – отсутствие привкуса яиц.       Сидя на кухне и завтракая, я периодически ловила себя на том, что моментами просто начинаю пялиться в стену напротив, словно вылетая из реального мира. Что-то определённо было не так. Пугающее чувство непонятного окутывало тревогой и не давало сконцентрироваться на какой-то определённой мысли. Я медленно стала прокручивать всё, что происходило утром, но это по-прежнему было самое обычное утро в нашей квартире. Надоедливая рутина, неотступно следующая за нами.       Возможно, я просто опять сильно паранойю. Мне это свойственно.       Подперев щеку ладонью, я продолжила возить кусочек омлета по сковородке. Уже и есть перехотелось. Отвлекло от угнетающих мыслей меня уведомление о новом сообщении. Я отложила столовый прибор и провела пальцем по экрану, затем заходя в мессенджер. Сообщение было из группы с моими лучшими друзьями: Джеймсом и Уайти.       На моём лице заиграла улыбка. Парни были именно теми людьми, на чьи сообщения я готова отвечать посреди ночи, за едой и вообще, где бы не находилась и в каком состоянии не была. Поттер: Она не спит Она не может спать Гооооваааард ааааауууу ты живая? Белёк: Всё-таки надо было ставить на то, проснётся она или нет

Саммер:

Я не сплю! Эээй! Совсем в меня не верите? Тоже мне лучшие друзья называются!

       Поттер: Оно живооое!! Белёк: Говард, я очень не хочу тебя расстраивать, но ты ведь ещё дома?

Саммер:

Да, а шо не так??

Белёк: А то, что у тебя, кажется, четвертый пропуск за неделю… Мы пытались звонить, честно, но у тебя всё на беззвучке       Твою ж мать! Я тут же посмотрела на время. Так вот что меня так напрягало!       Откинув нож в раковину… Я ела омлет с ножа? Хоть бы сковородку не поцарапала! Беглый осмотр поверхности никаких повреждений не выявил.       Со всех ног я рванула в коридор, на ходу печатая Уайти сообщение с просьбой захватить какие-нибудь таблетки от головы. Его краткое «ок», я увидела уже сидя в коридоре и шнуруя кеды. Узелок никак не желал нормально завязываться. В конце концов мне пришлось плюнуть на это дело и просто запихнуть шнурки под язычок. Рюкзак в поиске ключей я перетряхивала там же.       Едва они были найдены, я подскочила с пола, отряхнула шорты и вылетела из квартиры, таки не забыв закрыть ее.       С шестого этажа я спускалась бегом по лестнице, перепрыгивая по две, а то и три ступеньки. Хорошая ли идея тратить последние деньги на такси? Как по мне – да, особенно, когда это единственный шанс не заработать прогул. В нашей школе разрешено было иметь не больше трёх необоснованных пропусков в неделю, и мы с друзьями пользовались этой услугой всегда. Но были и свои нюансы, как же без них. Во-первых, даже несмотря на то, что за них не предусматривается наказание и разборки с родителями, администрация школы всё равно тщательно следила за прогульщиками. К тому же лимит этой недели мы исчерпали эм… вчера. Забавно, верно? Более того, по окончании четверти все, абсолютно все пропуски выписывались в итоговый табель в отдельную колонку, которая была обязательно на подпись. Во-вторых, прогулом считалось, если ты опаздываешь на урок больше, чем на пятнадцать минут. И если я опоздаю на французский, кажется, меня ждёт исключение.       Вот что значит жить в самой жопе… кхм окраине Нью-Йорка. В отличии от Джеймса и Уайти, живущих в тридцати минутах ходьбы от школы, наша с мамой съёмная квартира находилась в почти часе езды. Спасало лишь то, что сейчас в Нью-Йорке все трасы были целы и шанс успеть мелькал на горизонте.       Ещё только подъезжая к школе, я высыпала водителю все монеты и купюры, что были у меня в карманах, не заботясь, что могла оставить куда больше положенного.       Мимо ворот, через внутренний двор и охрану я пронеслась с небывалой скоростью, не чувствуя ни онемевающих ног, ни сковывающего грудь ледяного воздуха. Часы на телефоне уже давно показывали время вплоть до секунд и миллисекунд.       8:44:58:9       Я приложила пропуск к сканеру у кабинета и буквально ввалилась в класс.       — Мисс Саммервайн! Неужели вы соизволили почтить нас своим присутствием? — искренне удивилась мисс Ричардс, поправляя треугольные очки.       Весь класс обернулся на меня, одни смотрели с неким сочувствием, другие с шоком. Были и третьи – они откровенно смеялись, наслаждаясь ситуацией. Только один парень за последней партой сидел с выражением а-ля «господи, дай мне сил, а ей по лицу».       — Сама в шоке, — еле выдохнула я, уперевшись руками в колени в попытке отдышаться.       — Думаю, это рекорд школы, — преподавательница сверилась с данными в школьной базе, где каждый день фиксировалось время прихода ученика.       — Ей! — Устало вздернув вверх кулак, я наконец распрямилась. — Можно мне сесть?       Мисс Ричардс, была единственной учительницей в школе, которая требовала от учеников этого вопроса. Хотя по школьному уставу, она не могла не пустить меня. А этот ста сорока восьмистраничный устав я знала наизусть.       — Конечно, мисс Саммервайн, — довольно протянула мисс Ричардс, возвращаясь к теме урока.       Я заняла свою любимую последнюю парту в ряду у окна. Достала ручку, тетрадь, она даже оказалась по литературе, весьма удачно, предметы частично схожи, как почувствовала легкий тычок в рёбра. Уайти, сидевший ровно справа, протянул мне блистер с таблетками, а за одно и пожал руку в знак приветствия.       — Моё почтение! Выкрутилась! — шёпотом восхитился парень, от чего я не смогла сдержать улыбку.       В центре внимания находиться я любила, и бурная реакция зрителей всегда тешила моё эго и самолюбие, чего уж тут скрывать. Но ничто не сравнится с похвалой и поддержкой настоящих друзей. Именно они потом при каждом удобном случае будут припоминать все твои провалы и фуроры (а Джеймс так вообще и видео доказательства приложит).       — А вода есть? — немного погодя пришлось снова дёрнуть Уайти.       Он порылся в своём рюкзаке и протянул мне бутылку, но отдавать не спешил. Дождался, когда я наклонюсь через проход и серьёзно прошептал:       — Две таблетки, Говард, не больше!       — Мисс Саммервайн, мистер Марсо, я вам не мешаю? — строгий голос учительница застал нас согнувшимися в проход друг к другу.       Мы тут же выпрямились. Я крепко зажала в руке все таблетки, а воду просто поставила на парту, сделав при этом довольно убедительный пристыженный взгляд.       — Простите, мисс Ричардс, мы просто очень соскучились, — ангельской улыбке и невинности в голосе Уайти в этот момент мог позавидовать любой крылатый житель небес.       — Вы не виделись от силы сутки.       — И это расстояние между нами… — я приложила руку ко лбу и откинулась на спинку стула, решив-таки продолжать спектакль. — …оно ещё целых двадцать минут будет разделять нас!       — Я не выдержу этой разлуки! — подхватил Уайти, тянясь ко мне одной рукой.       Класс уже откровенно ржал. Даже самые добросовестные ученики, в число которых обычно входил и Уайти, бросили конспекты и смеялись вместе со всеми. Не смешно было только мисс Ричардс. Кажется, за прошлый год она так и не привыкла к нашим выходкам. А ведь здесь ещё не было Джеймса. Если бы мы в 9 классе вторым иностранным языком дружно выбрали французским, мисс Ричардс залезла бы на стену ещё на первом уроке.       — Так, класс, успокаиваемся! Эта тема будет на контрольной, и я настоятельно рекомендую каждому, каждому, — она продублировала последнее слово, выделяя его особой интонацией, и пристально посмотрела сначала на меня, а затем и на Уайти. Признаков хоть малейшего сожаления в наших глазах она не обнаружила, — записывать её.       Переглянувшись, мы еле сдержались от очередных смешков. Сложно нормально сидеть на уроке и вникать в предлоги местонахождения и направления, когда рядом есть человек способный рассмешить тебя буквально показав палец.       Когда мисс Ричардс снова отвернулась к доске, я продемонстрировала Уайти две таблетки в руке и, закинув их в рот, запила водой. Глотать таблетки мне никогда не нравилось. Они всегда царапали нёбо и, несмотря на отсутствие горького привкуса, вставали поперёк горла. Сделав над собой усилие, я всё же их проглотила.       Всю оставшуюся часть урока я сидела молча, не отвлекая Уайти от увлекательного переписывания материала с доски. Меня же на такой подвиг не тянуло. Нет, первые пару минут я правда старалась, но из-за пропущенного введения в тему суть не улавливала совсем. Поэтому я заняла себя куда более важным делом, а именно разрисовыванием страниц тетради звёздочками, планетками и множеством разнообразных палочек.       Со звонком учительница ещё раз напомнила, что в четвертной контрольной будет сегодняшняя тема, но это уже никого в классе не интересовало. Все старались как можно быстрее собрать вещи. Одних, чуть менее ответственных волновали кофе и сэндвичи, а других, питающихся в основном гранитом науки, беспокоила лишь предстоящая химия. Не торопились только Уайти и я. Точнее в большей степени Уайти, мне особо собирать с парты было нечего, и я просто ждала друга, ну и не испытывала абсолютно никакого желания тереться в толпе потных подростков, которые ко всему прочему ещё и на голову меня выше.       — Я потом тебе помогать не буду, — легонько стукнув меня тетрадкой по голове, с улыбкой прокомментировал Уайти моё поведение у самого выхода из класса.       — В таком случае, мой дорогой лучший друг, — я обернулась к парню и продолжила идти спиной по коридору, — ты рискуешь остаться с трояком по физике к концу четверти.       — Ну-ну, ты смотри куда идёшь-то…       Не успел Уайти договорить, как я на полном ходу врезалась в чью-то грудь и полетела на пол, размахивая руками в попытке хоть за что-нибудь зацепиться. К счастью, моему так точно, тот, на кого я налетела, подхватил меня и вернул в вертикальное положение.       — Мадемуазель, вы прям чувствовали к кому в руки падать! — смеясь отозвался Джеймс, обнимая в знак приветствия.       — Знаю, ты всегда поймаешь!       Вот теперь мы в полном составе! Джеймс и Уайти Марсо братья близнецы и мои лучшие друзья. Познакомились мы, как ни странно, не в школе, а в спортивном клубе, куда я хожу на бокс. После одной из тренировок, стоя у автомата с водой и снеками, я пыталась открыть бутылку, но вытащенная из холода, она покрывалась испариной, а мои вспотевшие ладони скользили по крышке. В итоге я психанула и, не думая о возможных последствиях, швырнула бутылку в сторону лестницы. Прилетела она весьма удачно – точно Джеймсу в лоб.       С тех пор мы неразлучны. Знаменитое трио школы Лэнгдона! Да, за опоздания, прогулы, срывы уроков, победы в олимпиадах и всяких конкурсах администрация и основатели – мистер и миссис Лэнгдон – знали нас очень хорошо. Ученики тоже. Порой мне казалось, что Джеймс знаком лично буквально с каждым, причем не важно в каком корпусе мы учились. Стоило только выйти в коридор, как бесконечным приветствиям и рукопожатиям не было конца. Высокий, кудрявый, рыжеволосый, кареглазый – Джеймс душа нашей компании. Вечный оптимист, невероятно творческий человек и искатель приключений на небезызвестное место.       Уайти был во многом противоположен брату – блондин (и да, пару раз он осветлял волосы в почти белый, я лично как-то ему помогала!) со светло-зелёными глазами, в которых только близкие люди могут найти тепло и умиротворение. Более спокойный по нраву, он всегда предпочитал компании проверенных годами людей и не сильно любил громкие вечеринки, когда от оглушающей музыки лопаются барабанные перепонки, а алкоголем можно заполнить Суэцкий канал. Однако благодаря уму, иронии, непоколебимой уверенности и чертовски обворожительной улыбке с ямочками на щеках он был не менее популярен. Вообще, я не скромно считаю, что с друзьями мне повезло, иначе после перевода в Лэнгдон из обычной школы я вполне могла бы оказаться изгоем, а буллить всегда можно найти за что.       Конечно, не со всей школой у меня были хорошие или хотя бы нейтральные отношения, но всем я нравится не могу. Как минимум потому, что мне далеко не все нравятся. Для нашего класса споры и разногласия привычный стиль общения. Лэнгдон – школа частная и со своеобразной спецификой преподавания. Все предметы в школе обязательные и профильные, а обучение проходит по разработанной основателями программе, которая больше ориентирована на европейский тип. Поэтому далеко не все обеспеченные люди отдают своих детей сюда. Конкуренция из-за этого большая, но, с другой стороны, абсолютно все ученики понимают, что им нельзя получать неуды, и перед контрольными мы всем классом стараемся достать ответы и прорешать задачи.

***

      К кабинету химии они добрались со звонком. Зайдя в класс, Говард сразу заметила, что все одноклассники расположились за столами для экспериментов. Все научные кабинеты в Лэнгдоне были условно поделены на две зоны. Первая, с одиночными партами – там проходили лекционные занятия и контрольные. Вторая, с длинными высокими столами, за которыми мы изучали науку на практике, ставили эксперименты и проводили опыты. Это всегда было интереснее, чем конспекты, и такие уроки Говард любила.       После объяснения техники безопасности и правил написания отчёта по работе, миссис Райт приступила к демонстрации эксперимента. Всё было не так уж сложно, в нужной последовательности смешать реактивы и подробно описать реакции – стандартный урок химии.       В пустую колбочку Говард добавила две капли перманганата калия, а затем приблизительно на сантиметр влила серной кислоты. Жидкость увеличилась в объёме, но красно-пурпурный цвет не изменился. На всякий случай, Говард посмотрела, что рядом делал Уайти. С химией он всегда был на «ты» и в будущем планировал стать врачом. Каким конкретно правда не определился, но Говард не оставляла попыток заманить его на сторону психологии. В пробирке у старшего Марсо происходило все тоже самое.       — Вы мысленно друг другу план по захвату человечества передаёте? — Джеймс возник из-за плеча Говард с двумя пробирками в руках.       — Нет, ну что ты, — отмахнулась она. — Воздушно-капельным путём, — рассмеялась Говард, наблюдая, как Джеймс добавляет следующий реактив в свою пробирку. Жидкость сразу изменила цвет, становясь вместо красно-пурпурного светлой фуксией.       — Разве она не должна была стать прозрачной? — приподнял бровь Джеймс, обращаясь к Говард.       — Если только в идеале, — нахмурилась она и проделала все те же манипуляции со своей колбой. — Может ещё пероксида добавить?       Джеймс пожал плечами, разделяя смущение Говард. Когда эксперимент проводила миссис Райт, у неё все реакции шли мгновенно. Бросив взгляд на преподавательский стол, Джеймс сравнил уровень раствора в той колбе и своей. Чисто визуально он был одинаков.       — Просто встряхните пробирки и немного подождите, — к друзьям наклонился Уайти, у которого реакция в отличии от них прошла как надо.       — Готов, Джеймс? — переплетая с другом руки в локтях произнесла девочка.       — Готова, Говард?       — Пить до дна только не вздумайте, — усмехнулся Уайти, наблюдая как друзья потрясают колбами на брудершафт.

***

      После семи часов в четырёх стенах выход на улицу ощущался как нечто нереальное… неземное. Солнце, ушедшее из зенита, легкими мазками окрашивало небесный холст всеми оттенками красного. Лучи не смело играли с волосами, танцуя бликами на прядях, даря карамельные оттенки. Воздух был чист, а дышалось так легко! Хотелось глубоко вдохнуть и ощутить все краски мимолётной свободы.       Уайти, Говард и Джеймс неспеша шли по улочкам Нью-Йорка. Торопиться было некуда. Домашней работы в Лэнгдоне не было и весь вечер был полностью в распоряжении подростков.       — Предлагаю завалиться в парк. Говард! Я должен поставить тебя на скейт! — глаза Джеймса засияли, стоило ему вспомнить давнишнюю авантюру.       — Тебе стоит напомнить, что я тогда палец себе вывихнула? Этот! — для убедительности Говард высоко подняла средний палец левой руки.       — В этот раз я возьму ещё и перчатки! — тут же запротестовал Джеймс. — И Уайти! Да! Отвертеться не получится. Я знаю, что у вас обоих сегодня тренировки отменили, — переключился на брата он, закидывая руки друзьям на плечи.       Ребята переглянулись, и от щенячьего взгляда младшего Марсо Говард устоять не смогла. Экстрима в её жизни было много. Порой даже чересчур для пятнадцатилетнего подростка. Но она жить не могла без бурлящего в крови адреналина. И скейт всё же казался не таким уж и плохим вариантом. Взбучка от матери за испорченные вещи и наплевательское отношение к здоровью, конечно, радовала не сильно, но даже из таких ситуаций Говард вытягивала адреналин по каплям.       — Ладно, я и так не сильно против, — согласился Уайти. — Кстати, ты Говард новостью обрадовать не хочешь?       — Что? Какой новостью? Ты куда-то без меня вляпаться успел? — остановившись по середине дороги Говард, казалось, не собиралась двигаться дальше пока ей всё не объяснят.       — Я вчера на каратэ записался, так что теперь мы ещё три раза в неделю будем и в спорт-центре никому покоя не давать, — пояснил Джеймс подталкивая подругу идти дальше.       — И вы всё это время молчали! Уайти, ты знал и не говорил!? Нет, ну новость отпад – признаю!       — Джеймс сам хотел, — Уайти потрепал брата по голове от чего кудряшки Джеймса растрепались во все стороны.       Новость Говард оценила, как бы она раньше не старалась затащить парней на нормальные с её точки зрения занятия, но оба Марсо предпочитали спортивные игры и обычные тренировки в зале с весами. Джеймс в средней школе даже входил в команду по баскетболу, но после перехода в старшую игра осталась лишь в виде хобби.       Скейт-парк находился недалеко от дома Марсо. Так что, сменив тетради на амуницию и взяв проверенную годами, местами затёртую доску Джеймса, троица поспешила в парк.       Надев и надёжно зафиксировав всю амуницию Говард, поддерживаемая под руку Уайти, только морщила нос на шатающийся скейт. Доска словно не хотела, чтобы над ней так издевались. Она то выскользала, то норовила перевернуться, а при очередной попытке Говард поймать равновесие уперлась в какой-то камушек и затормозила.       — Я сделал всё что мог! — удручённо развел руками Джеймс к вечеру, когда все трое сидели на скамейке с рожками мороженного и наблюдали за опытными скейтерами, выделывающими разные трюки.       — Знаешь, как говорила моя бабушка: страсть кошки, грация картошки, — без капли разочарования улыбнулась Говард.       Друзья рассмеялись, припоминая всё множество случаев, когда Говард что-то роняла и откуда-то падала.       — Ладно, парни, я обещала с мамой после работы встретиться, мы вместе домой поедем, так что пора мне покинуть вас, — грустно вздохнула Говард и отправила смятую салфетку в полёт до урны. Попала.       — Ага, только не навсегда, — поддел её Джеймс.       — И не надейся, — огрызнулась Говард, обнимая друзей на прощание.       — Элеоноре наш привет! — крикнул вдогонку Уайти.       Говард показала ему большой палец вверх. Воткнув наушники, она включила любимую группу The Rolling Stones почти на максимум, чтобы заглушить уличный шум от потока людей, и спешным шагом направилась к метро. Улыбка и хорошее настроение стремительно улетучивались. С друзьями ей всегда было хорошо. Возможно потому, что она сама их выбрала и общество не навязывала дружбу с ними, что для Говард всегда было маленьким пунктиком. А возможно они и правда были единственными людьми на планете, которые действительно её понимали. Жизнь штука сложная и непредсказуемая. Никто никогда не знает, где они могут встретить именно тех людей, которые станут настоящей семьёй, поддержкой и опорой.       Не то чтобы у Говард с мамой были плохие отношения. Вовсе нет. Когда-то давно может и да, но точно не сейчас. Говард всегда знала, что Элеонора её любит. Иногда даже чувствовала. Просто мама делала это очень своеобразно. Многочасовые лекции о плохом поведении, усталые покачивания головой на бесконечный поток троек, но неизменный тёплый завтрак на столе, и, если не понимание, то уж точно смирение с дочкиным, как она любила говорить, закатывая глаза, «отцовским характером». Порой им было просто невыносимо находиться друг с другом в одном помещении, и Говард уходила. Шла к близнецам, так громко хлопая входной дверью, что она чуть не слетала с петель. Элеонора злилась, но понимала, что дочь удержать не могла. Говард не позволяла. Но на следующий день после учёбы и работы они снова возвращались в маленькую съёмную квартиру на окраине Нью-Йорка и делали вид, что всё в порядке и ничего не произошло. Элеонора была гордой, а Говард упрямой.       Завернув за угол очередного здания, Говард искренне порадовалась, что около входа в метро не было скопления людей. К восьми вечера час пик закончился. Она терпеть не могла вечно куда-то спешащих и толкающихся офисных работников, потных рабочих, которые не замечали невысокой девочки и частенько наступали на пятки, крикливых женщин, распихивающих локтями в стороны людей. Говард всей душой ненавидела открытые перроны так и манящие спрыгнуть с них, душные вагоны, в которых кружилась голова и слишком большое скопление людей на одном квадратном метре. В добавок Говард воротило от антисанитарии. Нью-Йорк был грязный и казалось, что все отходы скапливались именно в метро. Пустые консервные банки, лужи с непонятной жидкостью, флаеры и бумажка – на путях можно было обнаружить всё что угодно. Но, когда у тебя есть деньги исключительно на проездном и ни цента, больше особо выбирать не приходится.       Вдохнув полной грудью, Говард сняла наушники и убрала их в рюкзак. Элеонора не любила, когда дочь ходила в них по улице, абстрагируясь от мира и шума вокруг. Телефон засветился, сообщая о новом уведомлении. Мама Я стою по середине платформы, прямо под указателем, жду тебя. Ты скоро?

Говард

Иду

      Вдох-выдох, надо идти. Спускаясь по лестнице, Говард старалась не обращать внимания на бомжей и ползающих крыс. Скора она будет дома, примет ванну и не вспомнит обо всем этом. Как минимум до утра. И почему мама не могла попросить своего нового ухажёра их отвезти?       Пока Говард доставала карточку, из рюкзака чуть не выпали все тетради. Подперев их коленом, она наконец смогла приложить проездной к турникету и прошла в метро, застёгивая на весу рюкзак.       На станции людей было много. Говард даже хотела поддаться внутреннему зову и выбежать обратно на улицу, но она остановила себя, направляясь к центру платформы. Отходящий поезд мигал красными фарами. Поток пассажиров, валил на девочку задевая её плечами и изредка тесня назад. Говард тоже кого-то пихнула. Заебали. Протискиваясь мимо очередных людей, она наконец заметила издалека знакомые каштановые пряди.       Подходящий поезд слепил фарами.       Вскинув высоко руку, Говард замахала матери. Элеонора, кажется, тоже заметила дочь и, улыбнувшись, махнула ей рукой, направляясь на встречу.       То, что что-то не так, Говард поняла не сразу.       С платформа донеслись испуганные вскрики. В считанные секунды толпа запаниковала. Наплевав на всё, Говард начала активнее протискиваться к матери. Элеонора, наоборот, остановилась. Развернулась.       «Нет!»       Говард сама не поняла, кричала она вслух или нет. Или этот отчаянный вопль принадлежал и не ей вовсе.       Элеонора сделала шаг назад, желая узнать, что происходит. Не нужна ли кому-нибудь помощь? Это то ли грёбанное врачебное благородство, то ли просто человеческая совесть и сострадание вынуждали её всегда в первую очередь спешить людям на помощь.       На мгновение, только на мгновение Говард показалось, что мама пропала из вида. Её загородил какой-то мужик с мелкой девчонкой на руках, спешащий по скорее выбраться. Затем Элеонора появилась. Она бросила на Говард извиняющийся взгляд, словно просила простить её за что-то. Только за что? Говард сделала очередной рывок в попытке схватиться за мать, но запнулась.       Яркая вспышка озарила всю станцию. Крики, стон, треск шум – всё смешалось воедино, перерастая в один оглушающий, давящий на уши звук.       Стало жарко. Так горячо, будто впереди оказался извергающийся вулкан. Огненные всполохи пронеслись прямо перед глазами. Клубы дыма заволокли лёгкие.       По воздуху летали осколки, клочки чьей-то одежды. Стены и опорные конструкции трещали. Столпы пыли стояли непроходимой стеной, не позволяя кому-либо что-либо разглядеть. Платформа тонула в хаосе и воплях безумия.       Ударной волной от взрыва Говард откинуло назад. Когда её тело с глухим ударом впечаталось в асфальт, из лёгких выбило воздух. Тупая боль сковала всё тело. Кажется, она кричала. Она не помнила. Не понимала.       Перед глазами встала темнота.

***

      Говард очнулась. Она даже не поняла, что какое-то время лежала без сознания. Кругом по-прежнему стоял гам, а грудную клетку что-то сдавливало, не позволяя сделать полноценный вдох. Ещё было мокро. По лицу текли слезы. Говард, правда, пока не понимала от боли или от пыли в воздухе. Но она плакала. Она давно так не плакала.       «Мама»       Мама! Здесь её мама! Она была рядом! Говард почти чувствовала её.       Она попыталась пошевелиться, хотя бы повернуть голову. Она должно была убедиться, что мама в порядке.       Беспомощность заставляла паниковать. Где-то на подкорках сознания разумная часть мозга продолжала анализировать ситуацию. Кричать, что паниковать нельзя! Но сигнал не доходил до Говард.       Она не чувствовала руку. Она не могла ей пошевелить. Она просто хотела увидеть маму.       Последняя мысль словно придала ей сил. Левая рука странно висела воздухе. Говард её видела, но чувствовала плохо. Управление было интуитивное.       Она перенесла руку вправо, нащупывая какую-нибудь опору. Вроде что-то твёрдое. Вцепившись в обломок ногтями, Говард надавила на него, следом корчась от прострелившей боли, но оторвала голову от земли.       — Мам…       Голос раздался словно из-под толщи воды. Рука задрожала больше не в силах удерживать Говард, и девочка рухну обратно на землю, приложившись щекой к булыжнику.              Говард увидела её.       Элеонора лежала радом, совсем близко. Немигающим взглядом она смотрела прямо на дочь. С виска женщины на лицо густым потоком стекала кровь. Пачкала губы, заливала одежду.       Говард потянулась к маме рукой. Она должна помочь ей. Она…       — Есть живая! Бригаду сюда!       Перед лицом Говард возник мужчина. Он что-то говорил, что-то делал. В глаза ударил свет. Говард зажмурилась, попыталась отмахнуться, но тело отказывалось её слушаться. Она хотела сказать им, показать, она…       Она чувствовала боль. Не ту физическую от удара, нет. Это была другая. Та, которую не снимут обезболивающим, которой не поможет компресс.       Говард всё поняла. Она почувствовала это раньше, чем мозг смог сложить воедино всё происходящее.       Мамы больше нет.       Говард, на руках мужчины, снова погрузилась в беспамятство. Всё, что плохо начинается…