Одно светлое чувство

      Здесь, на много миль северо-восточнее Гердонской равнины, зарядили долгие осенние дожди, хотя для всего остального мира — за исключением Мертвой мерзлоты, конечно же, — еще сияло лето. Дорога до Оплонта была вовсе не дорогой, и даже не колеей, а проплешиной, растянутой сквозь леса и поля между двумя обжитыми территориями. Никто не ездил в Оплонт, но время от времени туда заносило отчаянных авантюристов. Вот и теперь на обочине пылал одинокий походный костер.       Чтобы развести огонь под дождем и не дать ему угаснуть, Амаррис соорудил навес и поставил под ним палатку. Когда-то мать настаивала, чтобы он делал это вручную, развивая физическую силу и полезные навыки, но быстро сдалась, так что юный волшебник использовал одно из заклинаний, отвечающих за упорядочение предметов. Фокусироваться ему помогал жезл Волшебных стрел — такой же, как подобранный Грегом в Ледяной башне, но с тремя зарядами. Жезл, серебристый, узорчатый, с полостями внутри, напоминал дудочку, занимал мало места и слегка мерцал в темноте. Амаррис крепил его в петле на поясе.       Походная жизнь несколько изменила облик юного волшебника: теперь он носил короткую темно-зеленую мантию, едва доходившую до колена, теплую нательную рубашку, добротные кожаные сапоги и штаны из прочной ткани. Под Плащ скользящей тени Амаррис надевал анорак из плотной шерсти со шнуровкой у шеи и на рукавах. Летом юноше исполнилось семнадцать, он уже не казался таким хрупким и почти сравнялся с матерью ростом. У него вошло в привычку сбривать по утрам редкие волоски над верхней губой. Голос Амарриса изменился, сделался низким, как у отца, но звучал мягче, без хрипотцы. Год назад, перед походом, юноше коротко остригли волосы, но теперь они отросли вновь, и он собирал боковые пряди в небольшой пучок на затылке. Черты лица Амарриса не были такими резкими, как у отца, взгляд казался открытым, а щеки сохраняли детскую нежность. Заостренные кончики ушей достались юноше от матери вместе с едва заметной ямочкой на подбородке.       Разведя костер с помощью заклинания, Амаррис вытянул над ним руки, чтобы скорее согреться, и тяжело вздохнул: необходимость мерить милю за милей шагами его совсем не радовала. К сожалению, никто из знакомых волшебников не мог создать портал в Оплонт, а сам юноша не освоил порталы.       «Все, что я понял за это время: я ненавижу ходить! — думал Амаррис, искоса поглядывая на мать, пинающую шишки в траве под большой сосной. — Такая трата времени и сил! Вот бы мне скорее научиться перемещению! Даже Туманный шаг не получается… Никогда не бывает идеальной погоды: то холодно, то жарко, то сыро, то ветрено… Я, наверное, полгода в общей сложности провел с насморком! И как у мамы хватает сил? Она, кажется, никогда не болеет и не устает, поэтому не понимает меня. Любуется на какие-то кусты и тучи, как будто они не одинаковы… Какое счастье приходить в один и тот же дом — свой дом! — где нет чужих людей, но есть постель, тепло и еда! А не эти недовольные лица трактирщиков, их красные руки и грязные передники. Пьяницы, задиры, преступники… Как можно спать в таком окружении? Как вообще можно спать не дома? Я, кажется, только от мертвой усталости проваливаюсь в сон. Вот бы жить в Гердоне и учиться в Академии… Я бы растворился в формулах, если бы мог, завернулся в чары, как в кокон, и обложился свитками со всех сторон. Походы — не для меня! Но как я могу бросить маму? Может, пользы от меня и нет, но она сохраняет здравый рассудок, потому что родной человек рядом. Одна она совсем бы одичала. Вон, с сосной жестами общается!» — Юноша сокрушенно покачал головой.              «Ты, кажется, говорила, что вы прибудете в Вид-с-Гор в первый день осени, а я что-то вас здесь не обнаружил», — с укором заметил Барадун.       «Ну, я упоминала лишь примерные сроки», — мысленно отвечала ему Шира.       «Мне нужно проникнуть в самое сердце гнездовья гарпий, причем никого не убивая (не спрашивай, почему) — твой зоркий глаз и твердая рука мне бы пригодились. За щедрое вознаграждение, само собой».       «Мы направляемся в Оплонт — почти добрались, — и там есть квесты для меня».       «Оплонт? Хм… Ах да, Город, гибнущий от вулкана — я же был там еще в совсем юном возрасте. Дурацкое место! Потоки лавы, пепел в воздухе, крики обреченных… И квесты банальные: эвакуировать жителей, расколоть землю для оттока лавы, спасти имущество… Разве что серфинг по лавовым волнам был хорош, но, возможно, я сам его устроил».       «Квесты без убийств — то, что надо. Мне приходится от многих заданий отказываться, когда они подразумевают убийство».       «Я только что предложил тебе задание без убийств!»       Шира развела руками, а затем, вспомнив, что Барадун ее не видит, добавила: «Ничего не поделаешь. Глупо столько пройти и повернуть назад».       Выбор между авантюрой Барадуна и извергающимся вулканом казался ей очевидным.              — Видишь что-нибудь? — спросил Амаррис.       Шира кивнула. Она видела вдалеке, среди желтеющих полей, невысокую гору — это и был оплонтский вулкан. Вершину не окутывали облака дыма, а склоны не багровели в лучах полуденного солнца — вулкан выглядел спящим. Подойдя ближе, путники заметили у его подножия пушистое белое облако, похожее на дремлющего котенка. Над облаком раскинулась радуга, такая яркая, будто кто-то хотел явить миру разнообразие красок. Амаррис споткнулся, засмотревшись на нее, а Шира привычным жестом вытянула руку и придержала сына, не поворачивая головы.       Небольшая речушка отделяла поле от городка, скрывавшегося за пеленой белого тумана; через нее был перекинут горбатый мост с резными перилами. Стоило только ступить на мостик, как тут же, словно из ниоткуда, вынырнула фея. В следующую секунду Шира поняла, что перед ними вовсе не фея, а гномиха с крыльями, как у бабочки, сделанными из разукрашенной фанеры. Как ни странно, это не мешало гномихе летать.       — Приветик, я Тинки! Хотите пройти? Но что же за двери на вашем пути? — Как только последнее слово сорвалось с губ «феи», перед Амаррисом и Широй возникла пара дверей в рамах из клубящегося белого тумана. Их ширины как раз хватало, чтобы перегородить мост.       Дверь перед Широй была ясеневая, крепкая, с незамысловатыми узорами и посеребренной ручкой, а перед Амаррисом — старинная, из темно-красного, почти черного смадийского дуба, сплошь покрытая сложной резьбой в виде многогранников, звезд и символов, не похожих ни на буквы, ни на руны. К ручке в форме кольца из потускневшего золота крепилась цепочка, на которой болталось перо. Оно парило в воздухе, и вокруг его основания закручивалась сияющая спираль.       Тинки хихикнула.       — Хочешь первую дверь отомкнуть? Словом одним опиши свою суть!       Амаррис и Шира переглянулись. Юноша осторожно взялся за перо.       «Хотел бы я назваться волшебником, — подумал он, слегка нахмурившись, — но правда ли это?»       Шира осмотрела дверь в поисках пишущего предмета, но ничего не нашла. Зато она заметила замочную скважину под круглой ручкой и торчащий из нее ключ. Лучница попыталась повернуть его, но ключ не поддался. Легко выскользнув из отверстия, он оказался у Ширы в руке. Кончик ключа был заостренным.       Шира перевела вопросительный взгляд на Тинки, но та лишь сложила руки на груди и, задрав носик-пуговку, насмешливо бросила:       — Не пялься! Тебе не могу я помочь. Писать не умеешь — проваливай прочь!       Пожав плечами, Андермун нацарапала на двери свое имя, но канавки на древесине тут же затянулись, словно их не бывало.       — Мам, я думаю, имя не подойдет, — заметил Амаррис и аккуратно вывел на черном полотне золотыми буквами слово «Волшебник».       «Если я не волшебник, тогда я никто, — подумал он. — Больше ничего не подходит».       Дверь распахнулась, Амаррис посмотрел на мать.       — Иди вперед, других не жди, — воскликнула Тинки. — Еще две двери впереди!       Амаррис шагнул в проем и растворился вместе с дверью в белом тумане. Шира торопливо нацарапала: «Лучница», — но надпись исчезла. Тинки закатила глаза.       — Когда не варит котелок, все двери будут на замок.       «Я должна подумать, — Шира повертела в руках ключ, — кто я? Если верить Барадуну — эн-пи-си, если учесть недавние перемены в жизни — авантюристка. Но относятся ли эти определения ко мне в полной мере? Чего я хочу, чем я занята? Нет, чем я всегда хотела заниматься… Помогать людям?»       Она занесла руку, помедлила секунду и написала: «Спутница».       — Ура! И года не прошло, как озарение нашло!       Дверь распахнулась, и Шира вошла, чтобы сделать несколько шагов и оказаться перед такой же в точности дверью. Амаррис, видимо, снова ее обогнал.       — Чтоб двинуться дальше без всяких проблем, ответь, почему ты здесь или зачем, — подсказала Тинки.       Шира знала, что нужно поразмыслить хорошенько, но рука ее сама протянулась и написала: «Квесты». «Фея» разочарованно пожала плечами.       — Увы, за много-много лет у вас у всех один ответ.       Амаррис размышлял, стоя перед третьей дверью. Он испытал облегчение и улыбнулся, увидев мать. Шира нежно дотронулась до его плеча.       — Вопрос для отсталых я повторю. Послушай, немая, тебе говорю! Пусть удаль и прыть издалече видна, но в чем твоя сильная сторона?       «Сильная сторона? — мысленно повторила лучница. — Тут не так много вариантов…»       Она нацарапала на двери слово «Общение». Тинки округлила глаза и прыснула.       — Придет ли на помощь тебе в тот же миг в… — гномиха выразительно кашлянула, позволяя догадаться о пропущенном слове, — засунутый длинный язык?       Однако дверь распахнулась, и Шира шагнула за порог.       — Вот дела… — пробормотала Тинки и, спохватившись, добавила: — Уже ушла!       — Послушайте, — обратился к ней Амаррис, — вы всем гостям города так грубите?       Пухлые щечки «феи» покрыл густой румянец.       — Авантюристы не любят стихи — приходится украшать их сквернословием.       — О, вы можете разговаривать нормально?       — Был бы ты назначен мостовой феей, тебе бы тоже пришлось изгаляться!       Амаррис задумчиво потер подбородок и произнес торжественно:       — Знай, добрый путник, не так уж проста жизнь у ответственной феи моста!       Тинки радостно захлопала в ладоши.       — Думаю, будет достаточно одного рифмоплета в этом разговоре, так что отныне стихами выражайся ты, а я немного отдохну.       Юноша пожал плечами. Скромность подсказывала ему, что у него нет сильных сторон, но в глубине души теплилась надежда, что кое в чем он все же лучше других. Амаррис взялся за перо и вывел на черном полотне слово «Плетение». Дверь медленно отворилась. Амаррис заторопился, и последние стихи получились так себе:       — Тинки, прощай! Скрываюсь из глаз. Встретить надеюсь тебя еще раз!       «Фея» проводила юношу звонким смехом, а затем достала из кармана небольшой подсолнух, дунула в него и произнесла:       — Мастер Бергоф, тут авантюристы пожаловали: волшебник и его спутница, немая болтушка. Ну что вы, конечно все по правилам! Я же осознаю ответственность…              Шира оторопело разглядывала развернувшийся перед ней городок. Он был небольшим, но геометрически выверенным, с мощеными улицами и каменными домами. Оплонт напоминал пирамиду, и каждый следующий квартал находился чуть выше предыдущего. Вершину пирамиды венчала огромная круглая башня, а неподалеку от нее в воздухе висела башенка поменьше, с конусообразной крышей и стрельчатыми окнами. В городе было много зелени, красочных вывесок и кошек. Жители, в чистой одежде и с умытыми лицами, сновали туда-сюда и вежливо приветствовали Ширу и Амарриса. Лучнице показалось, что она давно не видела столько молодых, похожих друг на друга мужчин и женщин. Черепица ярких цветов, сияющие окна — застекленные, все до одного! — начищенные до блеска латунные и медные дверные ручки, аккуратно подстриженные кусты и деревья — все это удивляло Ширу и заставляло проникнуться глубоким уважением к мэру сего чудесного городка.       Ну а что же вулкан? Ложбины на склонах, обращенных к Оплонту, по которым некогда стекала раскаленная лава, спускались к огромной расщелине в форме полумесяца. Эта расщелина отделяла город от горы и казалась издалека зловещей черной ухмылкой, обрамленной, как бородой, пышно разросшимся зеленым кустарником с еще не осыпавшимися алыми цветами.        «Кажется, неизвестному герою удалось укротить вулкан, — подумала Шира. — И здесь все еще сияет лето».       — Как тут… опрятно, — сказал Амаррис. — Куда теперь?       Андермун извлекла из внутреннего кармана и развернула карту.       — Сюда? Где желтый знак вопроса? — Нужное место располагалось в нижнем квартале, у реки. Восклицательный знак горел у западной окраины, ближе к лесу, у каменоломни на востоке и рядом с круглой башней. — Как минимум три квеста, мам. Надеюсь, тут цепочки без убийств, иначе ты снова не сможешь их закончить.       Пройдясь вдоль набережной, Шира и Амаррис оказались в закрытом квартале, отделенном от остальной части города высокой чугунной оградой, украшенной коваными виноградными лозами и живым плющом. Обилие кошек путники заметили сразу — они были здесь повсюду: на скамьях, на деревьях, на подоконниках и ступенях, — в отличие от людей. Только когда Амаррис и Шира достигли уютного сквера с городским колодцем, юноша произнес вполголоса:       — Мама, смотри, это первый человек, которого мы встретили здесь.       Мужчина в кольчуге поверх кожаной куртки, опоясанный мечом, стоял, уперев руки в бока, и обеспокоенным взглядом изучал дома с распахнутыми настежь дверьми и окнами.       — А, авантюристы! — Воскликнул он, оборачиваясь к путникам. — Самое время! Когда-то здесь жили травники, но обилие урожая кошачьей мяты привело к настоящему вторжению! — Мужчина прищурился. — Не доверяйте их кажущейся мягкости! Не поддавайтесь чарам милой пушистости! Помните: перед вами хищные звери!       Амаррис и Шира огляделись по сторонам. Почти все кошки — кроме тех, что были заняты умыванием и играли с опавшими листьями, — мирно спали, пригревшись на солнышке.       — Выглядят безобидно.       — Это проявление их дьявольской хитрости и небывалого коварства!       Шира вздохнула и пожала плечом, отправляя мысленное послание.       — Амарантин для мастера? О, ну это вам в Башню Слоновой Кости. Так вы поможете мне?       Лучница кивнула, опасаясь в душе, что ее заставят охотиться на кошек — таких заданий она избегала.       — Отлично! Все, что вам нужно сделать — это рассудить, кто останется в Квартале травников, а кто покинет его навсегда: кошки или люди.       Глаза Амарриса округлились.       — Вы говорите серьезно?       Шира развела руками.       — Что же тут непонятного? — начиная закипать, нетерпеливо выпалил стражник. — Вон в той бочке вонючая смесь, способная распугать всех четвероногих, вам нужно лишь сорвать крышку и разлить содержимое. Это если вы решите вернуть дома их жителям. А если считаете, что кошки должны остаться, тогда заберитесь на крышу и повесьте на шпиль Кошачий стяг.       — Кошачий стяг? — переспросил Амаррис.       Стражник протянул Шире стяг — нежно-сиреневое полотно с вышивкой в виде трех листков кошачьей мяты. Лучница приняла его с невозмутимым выражением лица.       — Не хотелось бы обижать животных, но, мам, людям нужно вернуть их дома!       Свиток над плечом Ширы развернулся, и на нем появилась надпись: «Я не собираюсь воевать с кошками. Тот, кто остановил извержение вулкана, мог бы и сам их прогнать, если бы считал проблемой».       Пока Амаррис обдумывал ее слова, Шира беспрепятственно вошла в дом, поднялась на второй этаж, а затем на чердак, вылезла на крышу через слуховое окно и закрепила стяг на шпиле. Тут же откуда ни возьмись налетел ветерок и расправил полотно, демонстрируя его во всей красе.       — Что ж, — стражник кашлянул, — милые зверушки заслужили немного тепла и покоя!              Когда Амаррис и Шира подошли к лесопилке, их взглядам представилась кленовая роща с многолетними деревьями и кучка рабочих в синей форме. Двое бодро работали пилой, еще пятеро размахивали топорами, остальные сваливали бревна в канавку, выстланную стальным листом. Какой-то механизм продвигал бревна в широкую трубу, и они исчезали в машине, обнесенной досками. С другой стороны этого сооружения в специальную тележку сваливались болванки для книг — сшитые и переплетенные листы бумаги.       Амаррис ходил вокруг машины с приоткрытым ртом, гадая, как она работает.       — Не может быть, чтобы столько операций сводились к такой простой конструкции… — бормотал он. — Хотя я ведь не изобретатель… Наверное, волшебство! Не может такое работать без волшебства… Эльфийская магия?       Шира тем временем знаками объяснялась с бригадиром.       — Да-да, понял. Отнесите эту связку книг к Круглой Башне, и я заплачу вам двадцатку. А еще такой симпатичной барышне бутылочку сиропа презентую лично от себя!       В небольшом карьере, откуда добывался мрамор, дела обстояли схожим образом и удивительная машина сама откалывала куски камня и превращала их в одинаковые гладкие плиты. Бригадир в оранжевой форме рассказал, что отправил партию через специальный портал еще утром, но забыл прибавить к ней мешочек мраморной крошки для сада мастера.       — Коли пойдете к одной из башен, удружите и передайте мастеру мешок от старины Билла Каменотеса, лады? А я в долгу не останусь.       Если бы не чудо-машины, Амаррис уже начал бы зевать и хмуриться от скуки. За прошедший год его мать столько раз выполняла подобные поручения, что он выучил все их разновидности наизусть.       Наконец, обойдя несколько улиц и поднявшись по десятку лестничных пролетов, путешественники достигли главной цели — Городской площади, венчавшей Оплонт. Мимо них пронеслась стайка детей, гоняющихся друг за дружкой; булочник вышел из пекарни и, отряхнувшись от муки, обратился к девушке с корзиной яблок; нарядная пара прошлась по мостовой; паренек с лотком сладостей зазевался и, споткнувшись, чуть не рассыпал леденцы. Привычный глаз Ширы быстро охватил всю картину в подробностях, но Амаррис, увидев башни, уже ни на что не обращал внимания.       Первая из них, сложенная из плит коричневого мрамора, составляла не меньше тридцати футов в диаметре и казалась огромной. Она устремлялась вверх на добрую сотню футов и имела неровные края, так как была не достроена. Мрамор переливался на солнце, словно в него вплели сияющие нити.       Вторая башня, более скромного размера и сливочного цвета, состояла всего из трех ярусов и висела в воздухе на высоте в два человеческих роста. Стыков плит Амаррис не увидел, из чего заключил, что башня цельная. При приближении юноша заметил резные узоры на ее поверхности — у основания и вокруг окон.       — Неужели и правда из слоновой кости? — завороженно пробормотал он.       Амарриса, конечно же, восхищала не роскошь, а мысль о том, что эта обитель, без сомнения, должна принадлежать могущественному волшебнику. Шира указала на Круглую башню, приблизилась к нише, в которой под покровом тени пряталась неприметная дверь, протянула руку к массивному кольцу, но постучать не успела: створка распахнулась, и на пороге появился высокий пожилой мужчина благообразной наружности.       — Приветствую, авантюристы! — провозгласил он грудным голосом и знаком поманил за собой.       Вид Круглой башни изнутри поразил Амарриса не в пример больше, чем ее внешний блеск: здесь повсюду были книги; бесконечные полки с книгами по спирали убегали вверх, не оставляя места даже для лестницы. Вместо окон в стенах имелись лишь узкие прорези, по воздуху плавали, освещая пространство, белые шары.       — Адово пламя! — вырвалось у Амарриса.       Хозяин башни усмехнулся, отчего в уголках его глаз и вокруг рта обрисовались морщины, а на щеках возникли ямочки. По одеянию этого человека — пурпурной мантии, расшитой золотом, и перстням с драгоценными камнями — Шира догадалась, что перед ними сам мастер Бергоф.       На вид Бергофу можно было дать бодрые шестьдесят, но он, конечно, выглядел моложе благодаря волшебству, так что определить его возраст с точностью не представлялось возможным. Правильные черты лица, ухоженная борода, спускавшаяся до середины шеи, и мягкие, чуть тронутые сединой светло-русые волосы производили самое лучшее впечатление, но основное внимание приковывали к себе большие синие глаза под нависшими веками и темными бровями. Между бровей пролегала глубокая морщина.       Волшебник опирался на посох, наполненный голубым сиянием. Навершие посоха распадалось на осколки, которые медленно вращались по кругу, мерцая и время от времени вспыхивая чуть ярче. За волшебником по пятам ходила серая полосатая кошка.       — Вы, молодой человек, не чужды волшебству? — с мягкой улыбкой поинтересовался Бергоф. — Как ваше имя?       — Я — Амаррис Златорог, господин, а это — моя мать, Шира Андермун.       Шира сделала шаг вперед, слегка поклонилась и поставила на пол большую связку пустых книг.       — О, благодарю вас! Золото прямо сейчас появилось у вас в кармане. Кажется, двадцать золотых монет?       Лучница проверила карман и, вежливо улыбнувшись, кивнула. Бергоф перевел вопросительный взгляд на Амарриса.       — Я не авантюрист.       В глазах мастера промелькнуло волнение.       — Как такое возможно?! — Он простер левую руку и закрыл глаза.       Шира привычным движением схватила сына за запястье и свободной рукой нашарила в поясной сумке световую гранату, однако Бергоф не шевелился — лишь морщина, прорезавшая его лоб от самых бровей, сделалась четче. На безымянном пальце волшебника засиял изумрудный кабошон.       Наконец мастер Бергоф распахнул глаза. Он перехватил посох и на этот раз вытянул правую руку. Лицо его отразило изумление. Аметистовый кабошон в перстне вспыхнул ярко-фиолетовым огнем.       — Невероятно! — Бергоф охватил горящим взглядом юношу с головы до ног. — Ты — живой?       Амаррис кивнул.       — И понимаешь, о чем я говорю?       Амаррис, быстро посмотрев на мать, скромно ответил:       — Понимаю, господин. Я тоже вижу мир в двух ипостасях.       Шира обеспокоенно нахмурилась.       — О да! Анима и материя — так я обозначил их для себя. — Волшебник взволнованно прошелся по залу и, остановившись, продолжил более спокойно: — Материя — то, из чего состоит этот мир. Я вижу ее темно-зеленой, липкой, густой, как мокрая глина, или структурированной, как кристалл. Анима — нечто изменчивое, многомерное, не поддающееся описанию… К аниме может примешиваться материя, но в ней больше, гораздо больше всего… Чего я постичь не в состоянии. Знаю лишь, что меня самого пронизывает анима. Она разгорается во мне, как мысль, движет мной, как желание, наполняет меня, как смысл существования… Ты видишь это?       — Вижу, господин. С самого начала, только ступив на мост, я понял, что все здесь — чистая материя. Ее меняли, но она осталась прежней. Лишь вас коснулась жизнь.       — Увы! Я думал, таков весь мир. Я дивился и спрашивал себя, почему отличаюсь от того, что меня окружает, пока не понял, что являюсь творцом. Мне подвластно абсолютно все! Кроме меня самого. Я могу придать материи любую форму: превратить дерево в камень, а воду — в огонь. Я управляю движущимися объектами, завожу их, как механизмы, ставлю перед ними простые задачи или придумываю комбинации задач. Мне ничего не стоит сделать мужчину женщиной, человека — кошкой, и наоборот. Я меняю их внешность, возраст, голос, выбирая из нескольких известных мне типажей. Лишь общая масса материи остается неизменной, но слепить из нее можно многое.       Амаррис слушал, затаив дыхание.       — Я чувствовал, что Оплонт подчиняется могущественной воле.       — Не верится, что я встретил подобного себе! — Бергоф оставил посох висеть в воздухе, положил руки на плечи юноше и пристально посмотрел ему в глаза сверху вниз. — Амаррис Златорог, неужели ты существуешь?!       Амаррис смутился. Он хотел сказать, что не является таким уж уникальным существом и жизнь, вообще-то, проникла в сотни разумных созданий, но не успел: волшебник настойчиво увлек гостей в Башню Слоновой Кости.       — Прошу отужинать со мной! Впервые за долгое время еда обретет для меня вкус!       Хватило лишь одного взмаха руки, чтобы между мостовой и башней возникла винтовая лестница. Ажурные мраморные ступени не позволяли подошвам скользить и неподвижно висели в воздухе, являя собой надежную опору.       На первом ярусе располагался холл, на втором — ярко освещенная гостиная. Просторная, но уютная, с четырьмя стрельчатыми окнами, мягкими креслами и обеденным столом, комната составляла впечатление о ее хозяине как о человеке, не склонном к излишней роскоши, но ценящем комфорт.       — Прошу за стол! — Бергоф небрежно взмахнул кистью руки, вызывая из ниоткуда белоснежную скатерть и множество аппетитных на вид блюд. Сам он занял стул с высокой спинкой во главе стола. — Надеюсь, вы очень голодны.       Шира собиралась наесться впрок, но еда показалась ей на удивление безвкусной. В отличие от иллюзий Барадуна, которые услаждали, но не наполняли желудок, угощения Бергофа напротив, набивали живот, но не поражали вкусами и ароматами.       «У них, кажется, вообще нет запаха», — разочарованно подумала Андермун. Ее сотрапезники ели с невозмутимым видом.              Заметив, что его гости утолили голод, мастер Бергоф заговорил:       — Кажется, у вас, Шира, есть для меня еще пара вещиц.       Лучница кивнула и поднялась из-за стола. Она положила у ног волшебника мешок с мраморной крошкой и тяжелый сверток. Бергоф сразу же подхватил сверток, водрузил его на стол и отбросил в стороны края холщовой ткани, открывая взору стопки изящных амарантиновых слитков сиреневого цвета.       — Ваш карман только что пополнился на двадцать платиновых монет, — с улыбкой сообщил волшебник. — И за посыпку для сада тоже спасибо.       Андермун кивнула и уселась на свое место.       — Это же редкий металл, верно? — полюбопытствовал Амаррис. — Он нужен для ваших чудо-машин?       Синие глаза Бергофа загорелись теплым светом.       — Похвальная наблюдательность! Да, я создаю особые детали для моих машин. Две из них вы уже видели, еще несколько располагаются на третьем ярусе. Если ты погостишь здесь подольше, Амаррис, я смогу продемонстрировать тебе их работу. Ты станешь первым, кто удостоится подобной чести. Впрочем, на то есть объективные причины.       — Мастер Бергоф, я хотел сказать, что не являюсь единственным в своем роде. Я встречал и других живых существ — хотя бы мою…       — Других живых существ?! — Баргоф замолчал на несколько секунд и сидел неподвижно, приложив руку к груди. — Прошу прощения за мою реакцию — это изумило меня. Я никогда не встречал аниму вне меня самого! Но как… почему?.. Наверное, я должен прежде объясниться.       Много десятилетий назад, когда во мне расцвела первая мысль, я уже был не молод, но обладал почти младенческим опытом. Мне пришлось настойчиво изучать этот мир и самого себя. Библиотека, которую вы видели в Круглой башне, — результат моих трудов. В ней я собираю все, что узнал, но знания эти ограничены настолько, насколько ограничены возможности материи и насколько непознаваема анима. Конечно, я путешествовал. Я обошел немало городов и деревень, побывал на юге, на востоке и на побережье. Я добрался даже до островов Энег-Тиливерн, но везде меня ждало разочарование: материя, чистая материя, не отличимая от Оплонта. Вся она, без исключения, поддавалась моей власти. Все, что я увидел, я могу создать здесь. Всех, кого я встретил, я могу воспроизвести на основе любого жителя Оплонта, даже Тинки.       Серая кошка, услышав свое имя, вскочила хозяину на колени. Ее золотые глаза ненадолго обратились в сторону гостей, затем Тинки улеглась и быстро задремала. Бергоф нежно погладил ее по спине.       Амаррис встревоженно нахмурился, сожалея о том, что его знакомая фея оказалась всего лишь кошкой. Он не понимал, насколько развито ее сознание — быть может, его заменяют инструкции мастера?       Шира разделяла тревогу сына. Не вполне понимая услышанное — особенно ту часть, где ее сын оказался великим творцом с особым зрением, — она инстинктивно чувствовала странную природу городка. Оплонт казался ей искусственным, ненастоящим. Скорее имитацией реальности, чем самой реальностью.       «Таковы мы для тебя, Барадун? — с грустью подумала Шира. — Стало быть, мастер Бергоф чем-то похож на тебя? Не считая того, что он воистину печется о всеобщем благе».       — Отчаявшись отыскать источник жизни, — даже служители Маэдры им не владели! — я вернулся домой. Я сознательно ограничил свой мир Оплонтом, потому что понимал меру собственных сил: обладая почти божественной мощью, я лишен божественной вездесущности, смертен и язвим. Хоть и медленно, но я старею. И все же в моей власти подарить идеальную жизнь, пусть и ограниченному количеству движущихся объектов, организовать порядок в целом городе, усмирить вулкан и сотворить защитный купол. Мой дом пребывает в мире и процветании — это мне удалось.       Свиток над плечом Ширы развернулся, и на нем появилась надпись: «Вам надо бы совершить еще одно путешествие: полагаю, мир сильно изменился. В нем теперь больше жизни, чем когда-либо».       Бергоф удивленно приподнял брови.       — Вы необычная авантюристка, не так ли?       — Мама тоже живая, — несколько смутившись, пояснил Амаррис.       — А! Много ли тебе встречалось живых существ?       — В сотни или даже в тысячи раз меньше, чем обычных, но их число постепенно растет.       Волшебник откинулся на спинку стула, взгляд его просиял, а дрожащая от радостного возбуждения рука машинально прошлась по спине кошки.       — Жизнь… то есть анима, пронизывает не только существ, но и природу. Я видел нити, вплетенные в землю, деревья и плоды.       — О-о!       — Вот, — Амаррис достал из сумки, брошенной под стул, румяное яблоко, — в этом есть жизнь.       Бергоф поднял руку, желая притянуть к себе яблоко, но оно лишь слабо шевельнулось. Амаррис вскочил со своего места и поднес яблоко мастеру.       — Спасибо, Амаррис. Извини меня, я должен немедленно… прямо сейчас… — Волшебник встал, спустив кошку на пол, и схватился свободной рукой за посох. — Я только проверю кое-что и вернусь. Тебе дорого это яблоко?       — Нет, господин. Оно не такая уж редкость.       Бергоф взмахнул посохом и исчез. Амаррис и Шира переглянулись. Юноша выглядел оживленным.       — Это лучшее место из всех, где мы побывали! Материя так легко подчиняется воле волшебника! Мы здесь как чародеи — даже заклинания не особо нужны! Здесь можно познать все тонкости Плетения относительно низшей природы мира!       «Тебе понравился мастер Бергоф?»       — Конечно! Он такой мудрый, хотя прожил почти всю жизнь в одиночестве. Он чем-то напоминает… отца.       Шире волшебник ничем не напоминал Ярриса, но она промолчала: не так уж часто ее сын от чего-либо воодушевлялся.       Бергоф вернулся через несколько минут со стеклянной колбой в руке.       — Вот, — гордо объявил он, — всего капля, но это анима!       — Как вы это сделали? С помощью одной из машин?       — Ты очень умен, Амаррис, мне лестно принимать у себя такого одаренного волшебника.       Амаррис покраснел.       — Если ты не против, я…       — Конечно, я ведь отдал его вам.       Бергоф наклонил колбу над бокалом, и сияющая фиолетовая капля упала и смешалась с остатками вина. Волшебник выпил его с видимым удовольствием на лице.       — Кто бы мог подумать, что у напитка может быть вкус, — произнес он с улыбкой.       «Этому человеку непременно нужно отправиться в путешествие, — подумала Шира. — Порекомендовать его во второй состав Тупоголовых?..»              Квестов в Оплонте оказалось не так уж много, и Шира все их переделала, пока Бергоф и Амаррис взахлеб делились познаниями о материи, аниме и прочих чуждых лучнице штуках. Ей оставалось лишь добраться до Кедрового леса, чтобы собрать шишки для того самого булочника с Главной площади. Лес находился в двух днях пути от Оплонта. Шира довольно быстро и без лишних слов поняла, что сын предпочитает остаться и дождаться ее в городе. Бергоф создал для них еще один ярус между холлом и гостиной с двумя уютными спальнями.       «Мне это совсем не нравится, — думала Шира, — но для Амарриса это важно. Ему давно не хватало наставника, а мастер Бергоф в этом смысле, как сказал Амаррис, уникален и универсален. Что ж, пусть поучится, пока есть возможность».       В глубине души Шира опасалась, что ее сын захочет остаться у Бергофа не на несколько дней, а на несколько лет.       «Он уже почти взрослый и скоро сам будет решать за себя. Что ж, пусть начнет с малого и решит, где проведет эти четыре дня».       И Амаррис решил. Выбор между очередным походом и наставлениями могущественного волшебника казался ему очевидным.              Как только Шира удалилась, Амаррис почувствовал себя самостоятельным и свободным. Мастер Бергоф отвел его в библиотеку и даже позволил заглянуть в книги. Там, за чтением и беседами, волшебники провели несколько часов, а затем вернулись в уютную гостиную, чтобы насладиться чашечкой безвкусного чая.       — Теперь все приобретает совершенно иной смысл, — произнес Бергоф, и глаза его блеснули. — Одинокий творец в бездушном мире — не то же самое, что содружество творцов, преображающих реальность.       — Не все преображают ее привычным нам способом, — скромно заметил Амаррис. — Те, кто лишены могущества, влияют на реальность непосредственным образом, с помощью слов и действий. Мне показалось, что при определенных обстоятельствах можно как бы заразить бездушное создание жизнью.       — О, это весьма интересно! Хотелось бы мне вдохнуть жизнь в тех, кто меня окружает, но, боюсь, у меня никогда не было для этого достаточно сил.       — Дело, как мне кажется, не в силе… Это не поддается объяснению, учитель, прошу прощения…       — Не смущайся, — Бергоф мягко улыбнулся, — ты обладаешь знанием, непостижимым для человеческого ума. Пройдет время, прежде чем ты найдешь ему объяснение и применение.       Амаррис слегка поклонился, почтительно и благодарно.       — Когда ко мне забредают авантюристы, это вносит некоторое разнообразие в мою достаточно размеренную жизнь. Но до сих пор ни один из них не приводил ко мне достойного собеседника. А как ты видишь авантюристов? Они ведь отличаются от обычных движущихся объектов?       — Отличаются, — согласился Амаррис, — тем, что не могут ожить. Они похожи на жителей Оплонта — бездушные с ног до головы, нити анимы словно соскальзывают с них. Я видел лишь одного авантюриста, которого коснулась жизнь. Он будто бы принадлежал и нашему миру, и управлялся внешней, чуждой для нас силой. Вот отличительная черта авантюристов: над ними властвуют не только законы материи, но и космическая воля, возникающая далеко за пределами известных нам Планов, — так я объяснил это для себя. Кое-кто верит, что авантюристы — аватары загадочного божества. Мы видим только марионеток, а тот, кто ими управляет, прячется за тканью бытия и небытия, в каком-то совершенно ином во всех смыслах бытии, нам недоступном.       — Вижу, ты провел немало времени за этими размышлениями, мой мальчик. Спасибо, что поделился со мной их плодами.       Амаррис густо покраснел. Впервые в жизни он вознесся в собственных глазах до уровня настоящего волшебника.       — Я хочу отблагодарить тебя, открыв то, что обычно скрываю. Ты отправишься в святая святых моей башни, чтобы собственными глазами увидеть мои машины?       Юноша просиял.       — Да! Я мечтаю на них посмотреть!       — Что ж… — Бергоф поднялся из-за стола и направился к в другой конец комнаты.       Он поднял посох к потолку, и там, в завитках лепнины, возникли очертания люка. Крышка отвалилась в сторону, и из круглого отверстия выползла добротная деревянная лестница. Мастер отставил посох и начал подниматься. Прежде чем скрыться в люке, он обернулся и поманил новоприобретенного ученика за собой. Амаррис, ощущая дрожь волнения во всем теле, последовал за учителем.       Третий ярус казался больше, чем предыдущие. Здесь было только одно окно, обращенное на вулкан. Потолка не было, и с конусообразной крыши спускались трубки самых разных размеров, изогнутые и прямые, стеклянные и мраморные, латунные, стальные и серебряные. У каждой трубки сбоку имелась клавиша с пружинкой и крючком. От крючков тянулись тонкие мерцающие нити, которые сплетались в бечевки, а затем в веревки, соединенные с несколькими рычагами, вмонтированными в металлическую коробку у стены.       — Это мой усилитель, — пояснил Бергоф, внимательно изучая лицо Амарриса и его реакцию. — С его помощью я меняю Оплонт. Встань, пожалуйста, у окна.       Амаррис послушался.       — А теперь делай то, что у тебя великолепно получается: наблюдай! — Бергоф закатал рукава и приблизился к рычагам, но прикасаться к ним не стал. Вместо этого волшебник потянул за несколько веревок по очереди. Паутинки вспыхнули, трубки зазвенели и начали выпускать из отверстий белые светящиеся шарики. Шарики перемещались в воздухе — как показалось Амаррису, хаотично, — и вновь залетали в трубки.       На лбу у мастера Бергофа выступил пот. Волшебник двигался без остановки, как звонарь на колокольне. Амаррис бросил взгляд в окно и с изумлением увидел, как город распадается на секторы, отделенные друг от друга бездной, словно разрезанный на куски торт, а затем соединяется вновь.       — Так я избавляюсь от лавы, — тяжело дыша, пояснил Бергоф. — Смотри, мой ученик!       Амаррис снова выглянул наружу и увидел, как голубое небо стремительно темнеет и на Оплонт опускается ночь. Юноша попробовал прочитать звезды, но они оказались ему незнакомы. Небо затянули плотные тучи, пошел дождь. Меньше чем за минуту дождь превратился в ливень. Частые тяжелые капли разбивались об оконную нишу и обдавали Амарриса брызгами. Постепенно ливень сменился снегом: над Оплонтом завыла метель. Тут же огромная молния разорвала небеса и заставила Амарриса вздрогнуть и съежиться от неожиданности. Вскоре все стихло. Небо посветлело, заснеженный город засиял, как алмаз. Голые деревья и кусты зазеленели, снежный покров исчез, уступая место цветочным клумбам, и в Оплонт вернулось позднее лето.       Бергоф выпустил веревки из рук и прислонился к стене, чтобы немного отдышаться и отдохнуть.       — Это потрясающе! Учитель, это по-настоящему волшебно!       Бергоф усмехнулся. Амаррис огляделся по сторонам.       — Учитель, а что там за машина?       У противоположной стены скромно стояла конструкция из двух катушек с амарантиновой проволокой, увенчанных металлическими шарами, висящими в воздухе, большого треножника, соединенного со стальным ящиком, из которого торчали стеклянные колбочки и медные ручки, и выложенного самоцветами круга на полу.       — Я покажу, когда ко мне вернутся силы. Пока что ничего не трогай, Амаррис!       Бергоф медленно приблизился и, с позволения юноши, оперся рукой на его плечо. Амаррису показалось, что лицо учителя состарилось на пару десятков лет, а волосы поседели, но это наваждение быстро рассеялось.       — Я стар, — извиняюще усмехнувшись, произнес Бергоф. — Намного старее, чем ты думаешь. Увы, у меня не так много времени, чтобы вновь повидать мир. Тем ценнее для меня твои рассказы. Тяжело думать об Оплонте и о том, что станется с ним, когда я уйду. Я слишком долго нес ответственность за него на своих плечах. Это как ребенок, который никогда не вырастет: можешь ли ты умереть и оставить его одного, беспомощного, наедине с этим жестоким миром?       Слова учителя показались Амаррису горькими, так что он отвел глаза и впервые четко увидел руку волшебника на своем плече. Она была худой, но все еще изящной, с потемневшей от старости морщинистой кожей — за исключением четырех пальцев цвета слоновой кости. Все пальцы, кроме большого, казались чужими на руке Бергофа, искусственными. Амаррис вздохнул, гадая, при каких обстоятельствах учитель получил увечье.       — Ну вот, мне уже лучше. Итак, мой мальчик, взгляни на эту машину. Я создал ее, чтобы изменять реальность. Видишь хрустальный шар на треножнике? Сделай милость, достань его из подставки и перенеси сюда. Шар должен находиться точно между катушками. Встань между ними, а я посмотрю, правильное ли расстояние, а затем ты опустишь его на пол и выйдешь из круга.       Амаррис послушался. Он снял тяжелый хрустальный шар с треножника и встал вместе с ним, как ему казалось, точно по центру круга.       — Так?       Бергоф усмехнулся и взялся за рычаг.       — Да, мой дорогой ученик, именно так!              Шира решила сделать короткий привал. Она уселась на большом камне посреди пустыря и взялась за флягу, чтобы напиться воды. Позади лежали холмы — впереди маячил лес.       «Сейчас время чая», — подумала Андермун. Ей живо вспомнилась Яррисова фляга и волшебный аромат тимьяна, и в этот момент в мыслях прозвучал звонкий голос Барадуна, от которого лучница чуть не свалилась с камня:       «Привет, красотка! Ну как там твои унылые квесты?»       «Напугал! Я на пути в Кедровый лес. А как там твои гарпии?»       «Произошел несчастный случай… Я тут кое-что пообещал Грегу, но сдержать обещание оказалось сложновато. Помнишь посох с дланями?»       «Еще бы!»       «Ну вот, оказалось, что гарпии его тоже помнят: это какая-то их реликвия».       Шира расхохоталась. Когда-то, лет тринадцать тому назад, она выполняла поручение Барадуна, сопровождая плута в гнездовье гарпий. Впоследствии выяснилось, что плут выкрал посох для Верховного чародея, и эта авантюра едва не стоила лучнице жизни.       «Забавно, что ты побывал в моей шкуре!»       «Было не так забавно, как ты себе представляешь… Пришлось подпалить пару гузок, и Грег раскудахтался, как несушка, у которой забрали яйцо! А я старался все сделать мирно и не виноват, что судьба распорядилась иначе! В общем, теперь гарпии разозлились и устраивают налеты на пастухов Синегорья, и мне нужна большая команда, чтобы патрулировать пастбища и защищать людей и сатиров, пока все не уляжется. Так что плюньте на шишки и поворачивайте на юг!»       «Я не могу: Амаррис остался у мастера Бергофа».       «Дряньство!»       «Между прочим, вулкан больше не действует: местный волшебник сумел его усыпить».       «Да? А я тут разглядывал карты и сделал открытие: я был там, Шира, я был там три тысячи лет назад и видел, как сила людей иссякла!»       «Что?»       «Ничего, маленькая моя невежда. Я уже говорил, что посещал Оплонт, будучи ребенком, и того визита почти не помню. Но оказалось, что я еще и у кратера бывал — в более осознанном возрасте и состоянии. Не спускаясь, правда, в город».       «Когда это?»       «Когда преследовал ученика Билландры Лэетила, удравшего с чертежами. Ученика поймал, а вот бумаг при нем уже не было: сказал, обронил в вулкан».       «И ты поверил? А если их кто-то подобрал, чтобы создать подобие той машины, вытягивающей из людей… — Мысль Ширы оборвалась. — Черт, яблоко! Он вытянул из него аниму!»       «Кто чего из кого вытянул, я не понял?»       Шира задрожала и с трудом сосредоточилась, чтобы ответить:       «Волшебник из Оплонта! У него машина, вытягивающая жизнь! Настоящую, о которой ты вечно треплешься! И Амаррис остался там!»       «Ну ты даешь!» — Голос Барадуна прозвучал, как отдаленное эхо, а затем исчез.       Шира попыталась создать мысленное послание для сына, но заклинание не сработало. Барадун тоже не отвечал, но ей уже некогда было об этом думать: она со всей возможной скоростью неслась обратно в Оплонт, слишком напуганная, чтобы сквернословить.       Когда встречный поток ветра немного охладил голову Ширы, она испугалась еще больше, сообразив, что не сможет перейти через мост и забраться в башню, если Бергоф этого не захочет: он всесилен на своей территории. Как простой лучнице противостоять могущественному волшебнику?! Она даже Хельгара не смогла бы остановить, если бы Яррис ей не помог! Барадун… Нет, он не отвечает и, конечно, не поможет ей, как не помог той роковой ночью в Гердоне.       Шира от злости прокусила нижнюю губу, но ярость, охватившая лучницу, была в большей степени направлена против Бергофа.       «Мерзкая тварь! Вот для чего ему амарантин! Но неужели он посмеет…» — Интуиция подсказывала Андермун, что да, Бергоф посмеет, потому что для него это источник силы, а волшебники дуреют, когда перед их носом маячит сила. Шира вспомнила выражение блаженства на лице Бергофа, когда тот пил вино с каплей анимы. То была капля, но теперь…       Холмы проплывали мимо Ширы невыносимо медленно. Ей казалось, прошла добрая сотня часов, прежде чем на горизонте возникли очертания вулкана. Следующую «сотню часов» Шире казалось, что гора совсем не приближается. Андермун не увидела, как в первый раз, белых облаков и радуги над ними — она могла четко разглядеть город и мост через реку.       Если бы на пути Ширы оказалась Тинки, лучница смела бы ее и растоптала без всякой жалости, но «феи» не было. Лестницы, лестницы… Андермун возненавидела их — наконец-то у нее появились силы проклинать! Вбегая на главную площадь, Шира напоминала разъяренную демоницу — с красным лицом и волосами, выбившимися из хвоста на затылке. И все же, как бы она ни торопилась, на секунду ей пришлось остановиться, чтобы заново оценить обстановку: Башня Слоновой Кости больше не парила в воздухе, а стояла на мостовой, и вместо окна на третьем ярусе в ней зияла огромная дыра.       Шира выхватила короткий лук и использовала Туманный шаг, чтобы перенестись прямо в пролом. В этот момент она забыла о могуществе волшебника и была уверена, что сотрет его в порошок одной лишь силой ярости: кто-то посмел покуситься на ее сына!!! Однако, заглянув в башню, Шира вмиг растеряла злость, ноги ее подкосились, а руки упали, роняя лук и стрелу.       Бледный, как смерть, Амаррис сидел прямо на полу, над ним стоял, уперев руки в бока, Барадун. Почерневший труп Бергофа скрючился возле одной из машин и все еще держался за рычаг.       — А вот и она! — воскликнул бывший Верховный чародей.       Шира пошатнулась, села и невольно скатилась вниз по обломкам стены, да так и осталась.       — Мама… — пробормотал Амаррис, мужественно сдерживая дрожь в теле. — Все нормально…       — Простите, нужно было успеть остановить злодея, до того как он дернет рычаг, так что я его нечаянно испепелил. Если вы хотели излить на него поток обвинений и возмущения, боюсь, уже слишком поздно.       — Он хотел забрать мою аниму, чтобы вернуть себе молодость и силы и продолжать заботиться об Оплонте. Я не понимал…       Барадун подал руку Шире и помог ей подняться на ноги.       — Не позорься перед ребенком! — коротко шепнул он. — И не вздумай зареветь! Амаррис не ревел…       Шира не дала ему договорить, задушив в объятиях. Отстранившись, она поцеловала чародея сначала в одну щеку, потом в другую, и напоследок потрясла за плечи. Ответив на ее горящий взгляд усмешкой, Барадун поинтересовался лукаво:       — Даже сейчас не заговоришь?       Шира на секунду зажмурилась. Губы ее шевельнулись, с них почти слетело «Спасибо», но в последний момент Барадун прижал к ним ладонь, затянутую в тонкую перчатку.       — Ты чего?! Я же пошутил!