Одно светлое чувство

      Оранжерея занимала руки русалки от кончиков пальцев до локтей, и ее прозрачные стены позволяли любоваться цветами и травами даже тем, кто находился за пределами Храма. Верховный магистр Ордена Прорицания Церера вела за собой вдоль теплиц волшебницу в мантии цвета морской волны. Спустившись с пятого яруса оранжереи на второй, волшебницы прошлись по тропе из мха и остановились у широкого каменного бассейна. Всю его поверхность, создавая причудливые узоры, оплетали тончайшие нежно-зеленые стебли. Присмотревшись, можно было заметить разбросанные по ним бусинки — крошечные головки будущих цветов. Свет ночного неба касался их так нежно, словно боялся разбудить.       — Ни луна, ни солнце или какая-либо другая из звезд не способны их пробудить — дивные цветы, чудесные создания, — промолвила Церера. — Я почувствовала, что они распустятся сегодня, но это чувство щекочет мои нервы уже двадцать одну ночь, так что все, кроме меня, перестали ему доверять.       — А ты продолжаешь приходить сюда, матушка. — Гвендолин сбросила капюшон и улыбнулась.       — Что же еще делать? — хмыкнула Церера. — Королева-паутинница не рассылает приглашения кому попало. И тебя ведь не просто так мучала бессонница?       — Мой цвет лица стал еще ужаснее? — нервно усмехнулась Гвэн. — Растения в этом не повинны — разве что Роза, Цветущая для одного. Ее загадки сложны.       — Из всех моих дочерей лишь ты питала страсть к загадкам — я верю, что тебе многое по силам.       Когда Верховный магистр называла учениц дочерьми, те понимали, что наступает момент особенно внимательно слушать, поэтому Гвендолин замерла, остановив взгляд на лице наставницы. К изумлению Гвэн, лиловый рисунок на коже Цереры замерцал, черче обрисовывая в темноте ее крупные черты. Догадавшись об источнике света и одновременно почувствовав рукопожатие наставницы, Гвендолин резко повернула голову, чтобы узреть красоту, доступную лишь тонко чувствующим вибрации острова прорицателям: паутинница зацвела.       Зеленые бусины распались на шесть остроконечных листьев, обнажив круглые бутоны цвета топленого молока. Медленно набухая, бутоны раскрылись один за другим и развернули лепестки, усаженные вокруг темной сердцевины в два ряда. Затем распахнулись сердцевинки и превратились в шесть остроконечных лепестков темно-вишневого цвета.       Как только расцвел последний цветок, первый осыпался и ушел под воду.       Какое-то время прорицательницы молчали, желая продлить ощущение чуда, тронувшее их сердца: паутинница цвела лишь раз в несколько лет. Наконец Церера вздохнула и радостно рассмеялась. Гвэн протянула руку и осторожно коснулась лепестка, упавшего на перекрестье стеблей. Он был не больше ногтя на ее мизинце.       — Спасибо, матушка.       — За что? Я тебя не звала — ты сама пришла, и не просто так. Когда ты приняла решение вступить в Орден Очарования и перейти под крыло этого ворона, Бергала, я, признаюсь, испытала ревностное чувство, но позднее, увидев тебя вновь, поняла по твоим глазам, что ты никогда нас не покинешь. Любовь к Русалочьему острову живет в твоем сердце и просачивается наружу через взгляд и улыбку.       — Матушка…       — Знаю, мы обсуждали твои намерения, но слова служат не только истине, но и лжи — взгляд намного важнее.       — Я знаю, что ты доверяешь мне, — серьезно ответила Гвендолин и добавила с легким удивлением: — И в самом деле, как пусты слова!       — Молодости свойственно искать и пробовать новое. Я хотела иметь своего человека в окружении Верховного чародея, но не думала, что им станешь ты. До сих пор не знаю, смирилась ли с этим.       — Я утешаюсь мыслью о благе. — Губы Гвэн тронула невеселая улыбка. — И, кстати, матушка, я не так уж молода.       Церера добродушно фыркнула.       — Каждый раз, становясь чуточку старше, люди твердят себе это, а в конце выясняется, что они еще слишком молоды! Раньше такие фразы не имели смысла, были беззубыми, но потом…       — Ты опечалена!       — Ты не привыкла видеть меня такой? Мне пришлось столкнуться с тем, к чему я была не готова. Сотни прожитых лет слились для меня в один долгий светлый день, но с тех пор как я встретила Невозможное дитя, все изменилось. Все изменения начались с его появления: в нем пульсировала жизнь. Огромный сгусток неведомой силы сжимался и расширялся, испуская импульсы, зажигавшие огоньки жизни в других существах, в разных местах и даже на других планах. Наш мир распустил свои цветы, как эта паутинница… Надеюсь, бутон, с которого все началось, никогда не увянет!       Гвендолин, склонив голову, размышляла над словами наставницы.       — Я не все понимаю, но кое-что созвучно моим ощущениям: вокруг господина бывшего Верховного чародея всегда кипела жизнь. Даже Яррис… и Хельгар преобразились по его милости, и я с трудом узнаю их обоих.       Едва заметная улыбка тронула тонкие губы Цереры.       — Ты, как и прежде, осторожна во всем, что касается личной жизни.       Гвэн, взволнованно дернув бровями, сжала одну руку другой и тихо спросила:       — Матушка, дашь мне совет?       — Еще бы! Мой совет: поступай, как заблагорассудится — в этом вся прелесть.       Прорицательницы, взглянув друг на друга, негромко рассмеялись.       — Кстати, ты вызвала для меня того человека?       — Я поручила ему создать барьер вокруг Храма Байкалиона, чтобы свет маяка не привлекал в ночи морскую живность. Думаю, ты найдешь его там.              Коса, на которой стоял Храм, во время приливов скрывалась под небольшим слоем воды. Вот и теперь, шлепая босыми ступнями, вспотевший от усилий Алеф метался вокруг мраморных дельфинов, бормоча слова на выдуманном им же языке. Он сбросил мантию и оставил сумку со свитками в Храме. Штаны пришлось закатать по колено. Белая сорочка наполовину выпросталась из них и парусом надувалась на спине от порывов теплого ветра.       В таком виде Алеф и предстал перед Гвендолин, когда она приблизилась к Храму, паря на невидимом облаке в трех дюймах над водой.       — Доброе утро, мастер Алеф. — Сдержанная, но от этого еще более очаровательная улыбка осветила лицо Гвэн.       Щеки волшебника покрылись румянцем.       — Здравствуйте, госпожа…       — Мое имя Гвендолин — наставница Церера, должно быть, упоминала его?       — Ах да!       Гвэн предусмотрительно надела голубое платье, так что Алеф, введенный в заблуждение цветом, мысленно причислил волшебницу к Ордену Прорицания. Чтобы еще больше расположить его к себе, Гвэн, подоткнув подол, сошла в воду.       — Как тепло! Ваша работа продвигается?       — Э… да. Да, конечно! Есть еще трудности с тем, чтобы, ну, знаете, это был не цилиндр, а купол, иначе в него врезаются птицы, что не очень удобно, ведь это то еще зрелище… Простите, я, кажется, несу чушь. Солнце напекло мне голову!       Гвендолин рассмеялась.       — Звучит любопытно.       — Если вы хотите проверить…       — Я здесь не за этим. — Улыбка сбежала с уст волшебницы. Гвэн оглянулась на берег, подошла на шаг ближе к Алефу и произнесла вполголоса: — Меня беспокоит положение нашей гостьи.       — Какой гостьи? — так же тихо переспросил Алеф.       — Вы, конечно, помните прекрасную Розу.       Волшебник вздрогнул, и лицо его сделалось взволнованным и печальным.       — Как я могу забыть… Но разве она здесь?       — Увы, нет. Мы не видели ее с тех пор — разве что в тревожных видениях. — Гвэн вздохнула. — Некоторые прорицания не произносятся вслух, и я могу лишь сказать: есть подозрение… Мы подозреваем, что Верховный чародей удерживает Розу силой.       — Негодяй!       — Это лишь подозрения — видения можно толковать двояко.       Алеф ударил по воде ногой и отвернулся на несколько секунд. Немного успокоившись, он спросил хмуро:       — Как их развеять?       — Видения прояснятся, если та, к кому они относятся, вернется на остров.       — Боюсь, это невозможно! У меня даже нет с ней связи… Я не могу ни написать ей, ни отправить сообщение.       Гвендолин задумчиво нахмурилась.       — В некоторых случаях помогает личный предмет — что-то, чего касалась, а лучше, чем владела Роза. Жаль, у нас не осталось ее вещей.       — Есть! — просияв, воскликнул Алеф. — У меня кое-что осталось! И я… — не поймите неправильно! — даже ношу ее с собой.       Волшебник скрылся в Храме и вернулся, неся в руках тетрадь в кожаном переплете. С большой неохотой он передал эту драгоценность прорицательнице. Гвэн быстро просмотрела тетрадь. Страницы были исписаны буквами и столбиками слов. Слегка смутившись, Алеф пояснил, что фея упражнялась в грамматике.       — Вы вернете ее мне?       — Тетрадь или фею? — не удержавшись от лукавства, уточнила Гвэн.       Лицо Алефа сделалось совсем пунцовым.       — Мне придется забрать тетрадь. Я должна побывать в нашем Храме на побережье — это к северу от Гердона. Путешествие займет время. Скажите, куда вам написать — куда вы отправитесь, когда закончите работу здесь?       Алеф объяснил, как его найти.       — Я напишу вам, как только узнаю ответ, — пообещала Гвендолин. — А тетрадь лучше вернуть при личной встрече. Вы всегда можете справиться обо мне у госпожи Цереры.       Алеф знал, что завеса Дождя защищает остров от злонамеренных существ, и доверял прорицательницам, особенно Верховному магистру. Как только Гвэн удалилась, он погрузился в мечты о том, как вырвет Розу из объятий мерзкого тирана и покажет ей настоящий мир, полный многообразия и красок. Кто знает, вдруг через несколько месяцев или даже лет сердце феи проникнется теплом и страстью к скромному спасителю… Как это было бы чудесно!       «Надо же, — думала в этот момент Гвендолин, — почти не знает ее и без ума влюблен! Почему же верного друга иной раз полюбить так сложно?»              Лето выдалось очень жарким, так что Гвендолин, оставаясь одна, надевала легкое домашнее платье из сливочно-белого хлопка и холщовые наколенники. Подоткнув подол, волшебница ползала по каменному полу, чертила фигуры и символы и раскладывала ритуальные предметы. Полностью погруженная в работу, она не замечала, что волосы выбиваются из пучка на затылке и прилипают к вискам, край платья заляпан воском, руки испачканы в угле и чернилах, а исписанные листы и свитки загромождают почти все свободное пространство на полу — обычно раздражающие, сейчас эти мелочи казались неважными.       Однако повторяющийся настойчивый стук в дверь все же вернул Гвендолин к действительности и заставил наморщить лоб. Распахнув входную дверь в конце темного коридора и увидев на пороге помощницу, Гвэн воскликнула:       — Бэт, я же отпустила тебя до завтра!       — Как ты, должно быть, устала, если не распознала такую простую иллюзию. — Бэт шагнула за порог и, увеличившись вдвое, обернулась Хельгаром.       — О, прости! — Волшебница заперла дверь на задвижку и сделала приглашающий знак рукой. — Попрошу тебя разуться, чтобы не испачкать пол.       Темные брови чародея приподнялись, но он все же сбросил шелковые туфли и остался босиком. Гвэн поманила его за собой в кабинет, чтобы показать получившиеся формулы. Уперев руки в бока, Хельгар окинул взглядом захламленный и испещренный символами пол. Ему хотелось бы понимать, что перед ним, но его познаний оказалось недостаточно.       — Расскажи мне о своей работе, — попросил он.       Гвендолин потерла лоб, оставляя на нем разводы синей краски.       — У меня не получается! Не могу разгадать… Если это компонент, то настолько инертный, что ни на что не реагирует, а так быть не должно! Я попробовала разные системы — даже рунический многогранник! — все без толку…       — Вернулась к радиантным формулам? — уточнил Хельгар, надеясь в душе, что угадал верно. К его облегчению, волшебница кивнула.       — Круговые и радиантные: то, что удается подтвердить, переношу на плоскость.       Чародей промолчал в ожидании дальнейших объяснений, но их не последовало: Гвендолин слишком устала. Ее лицо казалось вытянутым и бледным, под глазами лежали глубокие тени. Окинув волшебницу заботливым взглядом, а заодно полюбовавшись ее обнаженными руками и шеей, Хельгар заметил:       — Тебе нужен отдых, чтобы позднее взглянуть на все свежим взглядом.       — Наверное, — с легким вздохом отозвалась Гвэн. — На кухне есть холодный чай и фрукты.       К счастью, Бэт вымыла кухню перед уходом. Здесь не было волшебных светильников, и Гвендолин пришлось зажечь свечи — так она осознала, что наступила глубокая ночь.       — Но почему ты пришел так поздно? Что-то случилось?       Хельгар кивнул.       — Демоны пробились через эльфийский купол и напали на острова.       — Энег-Тиливерн?! Но как?!       Губы чародея в рамке из тонких усов и коротко подстриженной квадратной бородки растянулись в усмешке. Он с радостью поделился подозрениями, и еще с полчаса разговор шел только об этом. Исчерпав тему, Хельгар извинился за поздний визит и за то, что явился прямиком к Гвэн.       — Надеюсь, моя неосторожность не возымеет последствий.       — Это последнее, что меня сейчас беспокоит.       — Ты расскажешь подробнее о своем исследовании?       — Я использовала голубой хрусталь, обработанный эльфами — ты знаешь, как он чувствителен к чарам. В течении нескольких месяцев я искала встреч с наставником при любом удобном случае, чтобы уловить малейшие флуктуации. Чтобы сила его очарования возрастала и убывала, я меняла тактику. На совете Ордена, рискуя вызвать раздражение учителя, я подвергала сомнению и оспаривала даже то, с чем в душе была согласна. Боюсь, что заслужила этими маневрами репутацию стервы, но кто сказал, что путь познания усеян цветами?       Хельгар громогласно рассмеялся. Гвэн улыбнулась ему и продолжила:       — Мне удалось добиться достаточной концентрации очарования Бергала в голубом кристалле, но, как ты понимаешь, это не активные чары, а их воплощение. Я пыталась разложить его на компоненты в ходе различных ритуалов. Извлекла несколько формул, но ни одна из них не являлась полной. Я надеялась, что тетрадь Розы упростит задачу и восполнит пробелы, но… Те множественные связи, которые образуются между кристаллом и тетрадью в радианной формуле, не укладываются в голове. Я пытаюсь рассмотреть их через любовь, жизнь, смерть и прочее, но они распадаются на множество лучей, переплетение которых разобрать невозможно! Или мне понадобится на это целая вечность…       — Могу ли я чем-то помочь? Если не хватает ингредиентов…       — Благодарю, у меня большие запасы, но знаешь, если бы ты согласился принять участие в ритуале… — Гвендолин замялась. — Это может быть неприятно во многих отношениях.       — Я согласен.              Гвэн быстро начертила несколько окружностей, которые соединила между собой и покрыла символами. Разложив поверх рисунка самоцветы, волшебница попросила Хельгара опуститься на колени в одной из широких окружностей, а сама заняла противоположную. Чародей держал в руках голубой кристалл. Перед ритуалом ему пришлось снять с себя все волшебные предметы. На коленях у Гвендолин лежала раскрытая тетрадь Розы. Гвэн накрыла разворот ладонями и начала произносить заклинания. Некоторые слова Хельгар повторял за ней.       Камни загорелись разноцветными огнями, окрашивая линии рисунка. Ярче всех сияли два алых граната — линии и символы вокруг них вспыхнули красным, а затем окрасили почти всю формулу.       Кристалл в руках Хельгара нагрелся и из голубого сделался фиолетовым. Тетрадь под ладонями Гвендолин порозовела и потеплела. Волшебница произнесла еще несколько слов, и между этими предметами протянулись сияющие алые нити. Они волновались и переплетались друг с другом. Гвэн отчетливо ощутила жар у правого запястья, а затем ее кожу опалило огнем, и она вскрикнула, отбросив тетрадь — ритуал прервался, свечение исчезло и рисунок на полу померк.       Хельгар помог Гвендолин подняться.       — У тебя ожог? — Черные брови чародея сошлись к переносице.       — У тебя тоже, — со слабой улыбкой ответила волшебница.       Они вытянули правые руки и сравнили красные следы на коже.       — Что это значит? Обручальные браслеты?       — Никогда не видела, чтобы учитель носил браслеты. Ничего не видела на его правой руке.       — Тогда как это понимать?       Гвэн обратила на собеседника задумчивый взгляд.       — Это не физический компонент… Обещание? Или клятва? Но какое это может иметь отношение к его чарам?       — Очаровал ее и заставил принести брачную клятву?       Волшебница покачала головой.       — Нет, очередность как раз обратная.       — Это не имеет смысла, — хмуро откликнулся Хельгар.       — Прости, я должна записать результаты. Спасибо тебе за…       — Не надо. Мне приятно тебе помогать.       — Но ты ранен!       — Это вот — рана? — Хельгар поднял руку, сжатую в кулак, и усмехнулся. — Ничтожная малость по сравнению… в сравнении с действительно неудачными экспериментами — а мы знаем примеры.              Приближалась зима. Вместо условленного года прошло уже два, а Бергал только-только выполнил выдвинутые Барадуном условия. План теней обратил взор тысячи желтых глаз на эльфов, и за счет этого удалось очистить континент от демонов. Жители постепенно возвращались в разрушенные города. Гердонцы пришли в ужас, обнаружив вместо цветущей столицы отравленные ихором развалины. Предстояло потратить долгие годы и многие усилия, чтобы сделать это место пригодным для жизни. Рядом с Гердоном выросло временное поселение и образовался жреческий Орден Очищения.       Эльфы, прирожденные разведчики и дипломаты, слишком быстро учуяли предательство, и на магическое сообщество континента обрушился шквал возмущенных посланий, в которых виновниками произошедшего объявлялись мерзкие дроу: Дэлеб Дремуур, ставленник Теней, и сам Верховный чародей Бергал Аркенндар.       Считалось дурным тоном судить разумных существ по их видовым и расовым особенностям, поэтому поначалу волшебники восприняли заявление эльфов как попытку очернить их естественных врагов. Возмущенные эльфы разорвали отношения с Западными королевствами. Эльфийское оборудование на континенте разом прекратило работу. Все, что производилось, контролировалось, измерялось и существовало с его помощью, пришло в упадок. Инженеры Калабора сбились с ног, но их знаний не хватало, и вместо совершенных, хоть и странных с виду, эльфийских механизмов и инструментов удавалось воспроизвести лишь их жалкие ресурсозатратные копии.       Теплое течение, омывавшее юго-западную часть континента и контролируемое эльфами, отклонилось к западу, отдав побережье под власть суровых зимних морозов. Разъяренные тритоны, до сих пор относительно мирно сосуществовавшие с людьми, прежде чем отплыть дальше в океан, разгромили порты и поселения.       Уцелевшие города наполнились беженцами и бездомными. Гильдии воров безраздельно властвовали на дорогах и регулярно грабили караваны королевской службы помощи пострадавшим — по крайней мере, так говорилось в отчетах чиновников. Народ роптал: демоны ушли, а нищеты, разрухи и разбойников стало больше.       Верховный чародей Бергал понимал, что наведение порядка требует времени. Он знал также, что океан недовольства полижет ему пятки и успокоится, не добравшись до горла. Пришлось заплатить дорогую цену, чтобы отвязаться от Плана Теней и преодолеть зависимость от эльфийских технологий.       «Пусть знатные семейства вопят о предательстве — доказательств моего договора с Дэлебом нет и не будет. Эльфам приходит конец. Что ж, я бы пустил слезу, если бы за всю историю существования наших народов они оплакали хоть одного дроу».       Для обсуждения бед, как плесень пронизавших корневыми нитями все сферы жизни на континенте, Бергал собирался созвать Совет представителей Орденов. Это собрание отличалось от Твэлна расширенным составом и носило лишь совещательный характер. Часовая башня Калабора открывалась исключительно для Твэлна, поэтому Совет предполагалось провести в обычном зале для выступлений перед грядущими Зимними праздниками.              Хельгар и Гвендолин со всеми предосторожностями встретились в условленном месте — в одной из гостиниц Вудстопа.       — Ты будешь на Совете? — поинтересовался чародей. — Я упросил Тили включить меня в состав представителей Ордена Воплощения.       Гвэн приподняла брови.       — Зачем мне это? И тебе — зачем?       Хищная улыбка заострила лицо Хельгара.       — Когда мне дадут слово, я озвучу главного виновника наших бед.       Гвендолин стремительно побледнела.       — Зачем?! Время еще не пришло! Или у тебя есть доказательства?       — Косвенные: так, один свидетель, — уклончиво ответил чародей.       — Это потому, что я до сих пор не разгадала формулу? Дай мне еще время…       Хельгар подошел ближе и встал прямо перед волшебницей. Глядя на нее сверху вниз, он произнес со всей мягкостью, на которую был способен:       — Ты очень талантлива и найдешь разгадку, если это вообще возможно. Но время уходит.       Гвендолин взволнованно взмахнула руками.       — Ты подвергаешь себя опасности! Ты не сокрушишь его, лишь подставишься под удар!       — Вовсе необязательно мне самому свергать его — я подготовлю почву для тех, кто сделает это позднее.       — А как же… твои амбиции?       — Амбиции! — с усмешкой хмыкнул Хельгар. — Главное — дело.       Гвэн смотрела на чародея с удивлением, которое не могла скрыть, будто видела его впервые.       — Я не знала, что он так ненавистен тебе. Думала, ты хочешь вернуть Барадуна, потому что при нем был ближе всего к власти.       — Поначалу да, но посмотри, что он делает с нами! — Хельгар стиснул зубы, его черные глаза сделались похожими на грозовые тучи. — Магическое сообщество превратилось в свору зашуганных псов, тявкающих по команде! Тирания признает лишь собственное достоинство и отказывает в нем остальным. Но как же честь волшебника? Почему мы вдруг поделились на слуг и неугодных? Тупость и трусость Барадуна оставляла нам хоть какую-то свободу: он не трогал то, что не лежит у него под самым носом. Бергал же душит нас, вмешиваясь во все! Скажи Барадуну в лицо неприятную правду — превратишься в жабу на полчаса. Посмей открыть рот в присутствии Бергала — и он запомнит, извратит и использует против тебя каждое слово!       Гвендолин кожей ощущала волну жара, исходившую от чародея. Такая чистая ярость взволновала ее. Осторожно взяв Хельгара за руку, волшебница произнесла почти нежно:       — Пожалуйста, остановись!       Хельгар замер, но через секунду, пронзив Гвэн пытливым взглядом, спокойно ответил:       — Ты не можешь отвергать мои чувства и одновременно использовать их в своих интересах.       Щеки Гвендолин вспыхнули.       — Все не так… — пробормотала она, отпуская его руку. — Это не только мои интересы.       — В общем, приходи посмотреть: то еще будет зрелище, — и, одарив волшебницу на прощание мрачной усмешкой, Хельгар направился к двери.       — Это все?! Все наше сотрудничество? — воскликнула Гвэн, теряя самообладание.       — Что я еще могу сделать для тебя?       Внезапная догадка озарила измученный усталостью и волнением разум волшебницы.       — Ты как-то сказал, что у тебя есть образец ее крови…       — Кого? Ширы Андермун? Хочешь проклясть ее напоследок? Возможно, это бы меня слегка утешило. Мы как-то играли в мяч, она разбила нос и утерлась моим полотенцем. Я пришлю его тебе сегодня вечером.