Одно светлое чувство

      Вудстоп был уютным городком, окруженным лесами. Находясь на пересечении двух больших дорог, он не имел недостатка в приезжих. Вудстопские лесопилки снабжали строительными материалами если не все Западные королевства, то по крайней мере самые западные из них. Состоящий преимущественно из деревянных построек, Вудстоп пережил три крупных пожара и однажды выгорел дотла. Злые языки поговаривали, что причиной этому послужила нелюбовь Верховного чародея Барадуна к ранним подъемам: городку стоило бы загореться на пару часов попозже, или хотя бы не столь яростно полыхать, пока оплот всего самого доброго и светлого в мире отдыхает от трудов праведных и не очень.       Однако упрекать Верховного чародея за тот неудачный пожар было бы черной, как сажа, неблагодарностью, ведь в предыдущие разы он справлялся, а в последующий превзошел самого себя, наградив многострадальный город любопытной достопримечательностью: роскошным галеоном с красными бортами и полуобнаженной женской фигурой на носу. Прекрасная дама, вырезанная из дерева, окрашенная и навощенная, когда-то указывала морякам путь сквозь волны, а теперь, кое-как прикрытая городским флагом, зловеще улыбалась ратуше и в сумерках делалась похожей на Горгону. Вудстопцы убеждали мэра, что все дело в скупом освещении, а тот видел причину в богатом воображении горожан.       Вудстоп находился довольно далеко от побережья, так что новоприбывшие гости города дивились, откуда посреди площади взялся галеон. Вудстопцы отвечали охотно, не без гордости: лет десять тому назад Верховный чародей, туша пожар, создал портал в открытое море, да такой огромный, что сквозь него прошел мирно рассекавший волны торговый галеон. Вода схлынула — корабль остался. Торговая компания гномов с гордым девизом «Делаем по-большому» выставила вудстопцам счет, а те в свою очередь сослались на Барадуна. Верховный чародей хотел вернуть галеон туда, откуда его взял, но вместо этого перенес на воду содержимое корабля: товары, снасти и команду. К счастью, вместе со спасательными шлюпками. Нимало не смущаясь, Барадун поинтересовался у главы компании, стоит ли переносить следом торговое судно, на что последний воскликнул: «В печенку мне шестеренку, нет! Вы же всех раздавите!», — что впоследствии трактовалось как добровольное согласие на пребывание галеона в Вудстопской «гавани».       Но и помимо корабля гостям города было, на что посмотреть, поскольку зодчие Вудстопа украшали дома и лавки кто во что горазд. Некоторые улицы города напоминали опрокинутый ящик с игрушками: тут были и деревянные лошадки размером с доброго коня, и куклы ростом с человека, и замысловатые механизмы. Крыши домов украшали миниатюрные мельницы и волшебные существа. Мэр Пеккер Вудс ставил красоты города себе в заслугу, хотя создавались они торговцами и ремесленниками, желающими привлечь внимание к лавкам. Одно из самых примечательных сооружений находилось на улице Мебельщиков и представляло собой высокую башню, сложенную из предметов мебели без единого гвоздя.       В августе открывалась Вудстопская ярмарка. Завершалась она праздником, на который съезжались музыканты с разных концов света. В Квартале охотников перед началом осеннего сезона встречались Егеря.       Конечно, город кишел авантюристами, и некоторые из них прибегали в Храм Маэдры, чтобы получить благословение.       Барадун со своим приятелем Грегом остановился в приличной гостинице на Храмовой улице. Проснувшись незадолго до полудня, чародей все еще нежился в постели. Он лежал, заложив руки за голову, и разглядывал потолок, когда услышал стук в дверь. Небрежным взмахом отодвинув задвижку, Барадун уставился на дверь и увидел, как в проем просунулась голова Грега.       — Получилось? — поинтересовался жрец.       — Еще бы, у меня же не грабли вместо рук!       Лицо Грега вытянулось.       — Ты же знаешь, о чем я.       — А, ты про сон? Увы, Маэдра больше не приходит ко мне: твои молитвы не помогают.       — Я плохо молюсь, по-твоему? А может, все-таки дело в тебе?       Барадун сел и потянулся. По его беззаботному выражению лица можно было понять, что дело никогда не в нем. Грег сел на табурет спиной к окну.       — Знаешь, я уже давно общаюсь с богами и понял, что они вовсе не всесильны. Иногда, чтобы дать о себе знать, им нужно стать отражением нашей веры. Если бы ты обратился к богине искренне, как прежде…       — Я искреннее и открытее всех!       — Ты боишься ее. В глубине души ты все еще боишься, потому что поверил в тот дурной сон.       — Знаешь, Грег, чего я на самом деле боюсь? Из-за твоего занудства остаться без завтрака.              Тем же днем, ускользнув от товарища, Барадун перенесся на ближайшую опушку и, подняв глаза к небу и разведя руки в стороны, возопил:       — Ма-а-а-э-э-эдра! Приди ко мне, я не боюсь! Будь со мной, как раньше! Ты нужна мне!       По голым деревьям пробежал ветерок, но и только. Бывший Верховный чародей провел еще несколько минут, крича в небо, но не получил ответа от богини. Разочарованный, он все же заглянул внутрь себя и едва ли не впервые в жизни подумал, что простофиля Грег может быть прав: Барадуну было страшно. Он не хотел приносить себя в жертву этому миру, а молчание Маэдры красноречиво свидетельствовало о том, что несамоотверженный чародей ей без надобности.              Шира, взволнованная визитом в Калабор до глубины души, была уверена, что не сможет заснуть в эту ночь. Она сняла комнату в довольно неплохой гостинице на берегу Байтмура, которая могла предоставить горячий ужин и свежую постель. И хоть ворочаться на чистых простынях было удобнее, чем на походной лежанке, сон все не шел. Шира убрала ставни, и теперь стекла в оконных рамах дребезжали от особо сильных порывов ветра. С постели сквозь окно можно было разглядеть кусочек ночного неба и быстро проплывающие по нему темно-серые облака.       Истерзав беспокойной возней несчастную подушку, Шира окончательно скомкала ее под головой и лежала достаточно высоко, чтобы видеть исчезающие и появляющиеся из-за туч звезды.       «Почему он помог мне? Все же благодарен за спасение Гюнн? Или это ловушка, а у меня не хватает ума разгадать ее? Бергал сказал, девочку можно будет найти через четыре года, но правда ли это? Я должна начать поиски как можно скорее! Четыре года… Еще четыре года! Я за это время сойду с ума! Все же… хотя бы не вечность».       В мыслях, как клочок бумаги по ветру, пронеслась строчка из разудалой песенки: «У чертовки два копыта: черное и белое».       «Он сказал, у девочки половина волос темная, половина — светлая. Нужно подумать, где могло народиться такое чудо. Вообще-то, где угодно… Есть разные волшебные способы разыскать живое существо, но обычно в особенных случаях они не работают, иначе добиться исполнения желания было бы слишком просто. Наверняка заветное желание есть не у меня одной — следует действовать осторожно».       Кроме мыслей о спасении Златорога Ширу беспокоило то, что могло бы показаться мелочью человеку другого склада: она не знала, как поступить с Гюнн. Фея, похоже, не подозревала о том, что ее возлюбленный имел дело с Темным владыкой. Что если именно Человек в Желтом зажег в волшебном саду Огненный цветок и сестры Розы погибли из-за Бергала и его неосторожных желаний? Вряд ли он хотел именно этого, но и на нем лежит часть вины. Шира считала себя подругой Гюнн, и ей было совестно омрачать счастье феи ужасными подозрениями, равно как и умалчивать о них.       Благодарность к Бергалу еще не остыла в сердце лучницы: он подарил ей надежду. Если в его словах содержалась хотя бы крупица истины, чародей сделал для Ярриса Златорога больше, чем многие из тех, кого тот считал друзьями.       «Что, если он вернул мне Ярриса? — думала Шира. — В праве ли я забрать у него Гюнн?»       Лучнице вспомнилась любимая страшилка Амарриса. В ней говорилось о крестьянине, который однажды наткнулся на колодец посреди леса. Вода в колодце стояла высоко и казалась черной-причерной. Крестьянину стало любопытно, и он захотел опустить в воду палец. Чувствуя, что это неправильно, крестьянин все же намочил палец, однако ничего не произошло. Лишь вернувшись домой, бедолага заметил, что тот почернел. На следующий день у пальца прорезалась пасть и он начал жутко вопить. Он вопил днем и ночью, не переставая, так что крестьянин не выдержал и отсек его топором. Однако палец не замолчал и возвращался к владельцу снова и снова, как бы тот ни пытался избавиться от него. Однажды палец случайно упал в кувшин с вином и, захмелев, признался, что избавиться от него можно, только бросив в колодец. В тот же вечер крестьянин вернулся к колодцу, но, когда попробовал избавиться от мучителя, оказалось, что тот намертво прирос к руке.       «Опусти всю руку, тогда я спрыгну!» — пропищал палец.       Крестьянин в сердцах шлепнул по воде, погрузив в нее руку по локоть. Ненавистный палец потонул, но на следующий день у крестьянина зачесалась рука. Зуд все усиливался, пока не сделался невыносимым. Не стерпев, крестьянин отрезал руку, обвязал ее веревкой и потащил к колодцу. На этот раз вода опустилась и ее поверхности не было видно, так что он раскрутил веревку и швырнул руку в темноту. Возвращаясь домой, крестьянин услышал за спиной какой-то шорох. Он обернулся и обомлел: рука ползла за ним следом, волоча по траве мокрую веревку. Бедолага завопил от страха и бросился бежать, но рука вдруг прыгнула и крепко ухватила его за шиворот. Она подтащила хозяина к колодцу и бросилась вместе с ним в черную воду. Кончик веревки остался лежать на краю, и поговаривают, если кто за него дернет, появится мертвая рука и утащит любопытного в воду.       Андермун не могла избавиться от ощущения, что уже опустила палец в черную воду и впоследствии будет все больше погружаться во тьму. Сможет ли она остановиться на полпути, если поймет, что возвращение Ярриса требует ужасной жертвы?              После тяжких раздумий Шира решила не тревожить Гюнн, так как не имела доказательств вины Бергала и опиралась лишь на домыслы. И все же ей не удавалось избавиться от мысли, что ее молчание — плата за помощь Верховного чародея, или, проще говоря, сделка с совестью.       Окончательно обессилев, Шира решила, что засыпает, но вместо сна ощутила давно забытое чувство: время остановилось, а воздух загустел; сознание лучницы потонуло в нем и распалось на смутные образы.       Темное море роз вскипало слева и справа: они распускались, опадали и снова зацветали. По узкому проходу между ними летела черная тень. Тень металась, ища выход, но коридор превратился в замысловатый лабиринт, и каждое его ответвление заканчивалось стеной из колючих, тесно переплетенных кустов. Затем лабиринт начал срастаться обратно, а коридоры — сматываться, как нити в клубок. Тень оказалась в ловушке и замерла без движения, чтобы в следующую секунду сгинуть под темной волной.       Граница между видением и реальностью была размыта, так что Шира не шевельнулась, когда заметила в комнате тень. Та скользнула к кровати, уселась на краю и, крепко схватив лучницу за плечи, вжала ее в матрас. Шира вздрогнула и сразу же пришла в себя. Взгляд ее сосредоточился на капюшоне, из-под которого выступал широкий мужской подбородок, и на крупных руках без перчаток.       — Спокойно, я не вор и не насильник, — усмехнулся человек. — Если узнала меня, кивни.       Шира узнала Хельгара Стронхейма, но не могла понять, как это должно ее успокоить. Она кивнула, однако чародей не ослабил хватку и его грозный голос настойчиво зазвучал в мыслях лучницы: «Зачем ходила в Калабор? Виделась с Бергалом? Какие у вас совместные дела?»       Впечатления прошедшего дня и ночи, проведенной без сна, настолько взбудоражили и одновременно истощили Ширу, что с нее мгновенно слетела обычная доброжелательность. Мужчина, усевшийся рядом, бесцеремонно прижимался бедром к ее телу и хватал пальцами за обнаженные участки кожи — и это так болезненно контрастировало с прикосновениями, по которым Шира тосковала больше всего! Как горячо она желала ощутить рядом любимого, а вместо этого в ее личное пространство вторгся ненавистный человек, обнаглевший от собственной безнаказанности. Вздрогнув от ярости, Андермун ответила мысленно: «Убери!.. Руки!..» — и обожгла чародея взглядом.       Хельгар отпустил ее и выпрямился, но только потому, что в дверь проскользнула еще одна тень. Окинув быстрым взглядом чародея и его невольную собеседницу, тень так же быстро и бесшумно исчезла за дверью.       «Гвэн?! — удивилась Шира. — Хельгар мог бы и предупредить ее, что, скрывая личность, привычными духами не пользуются, раз уж втянул в свои игры. Чем они тут промышляют?»       Подобрав ноги, Андермун тут же выстрелила ими чародею в бедро, так что тот наполовину вылетел с кровати и с трудом сохранил равновесие.       — Рехнулась?!       Секунды хватило, чтобы вытащить спрятанный в подушке кинжал. Кук притаился где-то и затих, так что Шире пришлось обойтись без него и использовать заклинание.       «Ты не посмеешь меня тронуть: тебе все еще нужен Барадун. Да и подружке за дверью может не понравиться твой энтузиазм. Кажется, она не ожидала обнаружить тебя в моей компании?»       Хельгар сбросил капюшон, чтобы пронизать лучницу взглядом, и заметил слегка удивленно:       — Так у тебя все-таки есть зубы?       Сообразив, что он говорит не про кинжал, Шира спрятала клинок и села, натягивая одеяло до подбородка. Хельгар усмехнулся.       — А как насчет языка?       Взбиравшийся по ножке кровати Кук робко мяукнул. Лучница раскрыла ладонь ему навстречу, мимик уселся на ней и обратился в свиток. Чародей буркнул что-то, и над его плечом зажегся белый шар.       — Вот теперь поговорим. Что ты делала в крепости?       «Выполняла поручение Барадуна, естественно. Не думаешь же ты, что у меня личные дела с действующим Верховным чародеем?»       — Черт тебя знает. Как-то же ты втираешься к ним в доверие.       «Еще один мерзкий выпад — и уберешься отсюда ни с чем».       Хельгар рассмеялся.       — Гляжу, ты не в духе, ну ладно. — Посерьезнев, он добавил: — Что хотел Барадун? Можешь говорить свободно: я ему не враг.       «Свободно? С тобой?»       Хельгар нахмурился.       — Чего ты хочешь?       «Сейчас — ничего, но могу захотеть потом. Выполнишь?»       — Если это возможно.       Несколько секунд чародей и лучница молча смотрели друг другу в глаза, затем на свитке появилась надпись: «Похоже, они собираются встретиться в скором времени. Знаю только место: Вудстоп».       Хельгар в задумчивости пощелкал пальцами.       «Отправишься туда? Возьми меня с собой! Цены на порталы здесь совсем не радуют».       Стронхейм хмыкнул. Он не был уверен, стоит ли ему заявляться в Вудстоп, рискуя наткнуться на Бергала. Подслушать беседу двух Верховных чародеев не представлялось возможным, да и разговоры с Барадуном в последнее время заканчивались одинаково: тот отшучивался и исчезал. Тем не менее Хельгару необходимо было знать, о чем договорятся между собой эти двое, а проболтаться мог лишь один из них.       — Зайду после обеда, — бросил, поднимаясь, чародей. Белый шар над его плечом растаял, и комната погрузилась во мрак.              Темнело рано, так что, когда Хельгар и Шира перенеслись в Вудстоп, городок уже окутали сумерки. Хельгар принял облик долговязого горожанина с прыщавым лицом — достаточно неприятного, чтобы к нему не хотелось обращаться, а Шира замоталась в шарф по самый нос. Они очутились на окраине города, в окружении рябин. Листья опали, и на ветках красовались лишь россыпи кроваво-красных ягод.       Чародей сорвал и положил на ладонь небольшую веточку. Он шепнул слово, которое лучница не расслышала, ветка крутнулась и замерла, указывая направление.       Пришлось идти напрямик, пробираясь по грязи и продираясь сквозь голые кусты. Наконец под ногами запетляла тропа, и она же вывела Хельгара и Ширу к дороге. Дома темной громадой высились в трехстах футах от них. Чародей, подчиняясь заклинанию поиска, не стал сворачивать в город, а лучница продолжала идти за ним следом.       — Стой! Видишь там, среди деревьев, мерцающую башню?       Шира кивнула.       — Кажется, это волшебный приют — заклинание Барадуна. Неужели Бергал согласился войти? Такая башня легко может обернуться темницей даже для весьма могущественного волшебника. Мы, конечно, не сунемся туда. Дождемся окончания переговоров.       Перед отправлением в Вудстоп Хельгар получил весточку от Гвэн. В ней говорилось, что Бергал куда-то отбыл из Калабора. Наверняка ему не терпелось обменяться приветствием с бывшим Верховным чародеем, которого он настойчиво разыскивал.       «В любом случае я не постучусь туда, пока Гвэн не сообщит, что Остроухий вернулся. Не хватало мне столкнуться с ним!»       — Разыщем место, откуда можно вести наблюдение.       Шира уже осмотрелась. Она потянула спутника за рукав и указала на дровяной сарайчик под большой елью. Его ветхий вид дарил надежду, что их там никто не потревожит.       Сколоченный из досок, почерневший от старости сарай не содержал внутри ничего, кроме давно забытой кем-то отсыревшей поленницы. Хельгар с помощью заклинания проделал в стене оконце, невидимое снаружи. Через него открывался вполне приемлемый вид на мерцающую башню.       Стронхейм занял наблюдательный пост и какое-то время стоял молча, скрестив руки на широкой груди. Шира сложила себе подобие кресла из поленьев, накрыла их плащом и присела отдохнуть. Ее мало волновало, о чем размышляет чародей: она увязалась за ним лишь из соображений экономии.       Следующий час тянулся невыносимо медленно. Задремать в присутствии Хельгара у Ширы не получалось, а заняться больше было нечем. Кук, в отличие от нее, свернулся в трубочку и сладко посапывал во сне. Хельгар все это время стоял почти неподвижно, погруженный в размышления, и лишь изредка менял позу. Впрочем, на исходе второго часа ему это надоело и он, подвинув кучу поленьев, навалился на нее спиной. В таком положении чародей был повернут одним боком к окну, а другим — к Шире. Стрельнув глазами в сторону лучницы, Хельгар пробормотал, что его даже ее молчание раздражает. Шира пожала плечами.       — Неизвестно, сколько еще часов нам здесь торчать: господа Верховные чародеи любят молоть языком. К чему бы они ни пришли, знай: даже если мы станем союзниками, я не смогу тебя простить. Я не прощу тебя за то, что ты стреляла в Галатора и, вместо того чтобы встать на его сторону, защищала простолюдинов. Какая-то ирония судьбы заключается в том, что у меня всегда находятся причины тебя щадить — при том, как сильно ты мне противна.       Шира слушала чародея вполуха, взгляд ее блуждал по темным пятнам на стене. Даже если бы Кук не спал, Андермун не стала бы отвечать.       — Ты, наверное, думаешь, раз я тебя ненавижу, значит ты что-то из себя представляешь — это заблуждение. О ненависти речи не идет, ты для нее мелковата. И заговорил я об этом не для того, чтобы тебя напугать — наоборот, хочу пояснить, почему нам выгодно находиться по одну сторону конфликта.       Лучница взглянула в черные глаза чародея, погруженные в тень, но лишь на мгновение.       — Мы с тобой кое-чем похожи: хотим всем нравиться, — только действуем по-разному. Я привлекаю к себе внимание силой натуры, говорю громко, сыплю шутками, притворяюсь прямым и добродушным. Ты же остаешься в тени, позволяя другим играть главные роли, делаешь вид, что помогаешь и поддерживаешь. Мы оба легко входим в доверие и можем договориться с кем угодно. Я-то понимаю, для чего это нужно, а ты все принимаешь за чистую монету. Могу ли я тебя ненавидеть? Мне тебя даже жалко!       «Как мило, — подумала Шира, поджав губы и приподняв брови. — Устал строить из себя порядочного человека рядом с Гвэн? Истинное нутро просится наружу? Что ж, послушаем, что ты еще скажешь».       Хельгар хмыкнул.       — Помнишь, Яррис при тебе назвал меня выскочкой там, в липовом лесу? Потому что это правда. Я бы сейчас охотился где-то в снежной тундре, был бы женат на уродливой бабе с желтыми зубами и ломал голову, как прокормить голодные рты. Однажды мы с отцом наткнулись на йети. Отец велел мне спрятаться, а сам отвлек йети на себя. Не знаю, как бы я поступил, но в ту минуту рядом со мной образовалась шаровая молния — так я понял, что имею власть над этим миром. Я пошел в столицу. Этот путь занял два месяца. Миновал не один год, прежде чем меня взял к себе мастер Фиг.       Шира вздрогнула, услышав имя почившего волшебника, создателя ее защитного талисмана — того самого, сломанного Златорогом в сердце Ледяной башни.       — Я крыса, что поднялась со дна бочки, битком набитой другими крысами, и забралась на край. Но ты… ты крыса, которая продолжает бесцельно шастать по всей бочке. Почему ты не заберешься наверх? Столько лет беззаветно служишь Верховному чародею — и что у тебя есть? Это бесит меня больше всего! Такую тупость осознать я бессилен.       Андермун прыснула и покачала головой.       — Смешно? У тебя же ребенок. Что ты планируешь ему оставить в случае собственной безвременной кончины?       Шира посерьезнела.       — Поэтому мы и сработаемся. Я научу тебя, как ставить цель и идти к ней. Мы вернем Барадуна на его законное место, и ты получишь за верность сполна. Я сделаю это из уважения к Яррису. И потому, что не могу равнодушно смотреть, как упускаются великие возможности. Не спрашиваю, согласна ли ты: твое согласие мне не нужно.       «Когда он говорил, что ненавидит меня, было не так страшно», — подумала Шира.       — Напоследок. У нас есть еще кое-что общее: мы оба любим людей, которых не достойны, — однако ты преуспела. Что такого ты смогла дать Яррису? — поинтересовался чародей и добавил мысленно, чтобы лучница могла ему так же ответить: «Чего он от тебя хотел?»       И Шира ответила, раз уж за ворохом колкостей, упреков и оскорбительных рассуждений Хельгар все же показал ей кусочек себя настоящего: «Мою преданность».              Мерцающая башня представляла собой двухэтажное здание вытянутой формы с винтовой лестницей у закругленной стены. Она была роскошно обставлена изнутри. На первом этаже пылал камин, и мягкая мебель, обитая шелком и парчой, обещала приятный отдых. Второй этаж являлся подобием рабочего кабинета: вдоль стен тянулись полки с книгами, висели картины с драпировками, гобелены, маски, драгоценное оружие и волшебные игрушки. На пушистом ковре с замысловатым узором тут и там были разбросаны шелковые подушки с кистями. С потолка свисали стеклянные шары, испускающие ровный белый свет. По обе стороны от рабочего стола стояли два деревянных кресла с мягкими спинками и сидениями. Позолоченная арфа сама по себе играла тихую, ненавязчивую мелодию.       Дверь в башню дружелюбно распахнулась перед дроу. Усомнившись лишь на секунду, он ступил за порог и, никого не найдя в гостиной, поднялся, медленно ступая, на второй этаж.       — О, милый друг! — воскликнул Барадун, разводя руки в стороны, однако с кресла не поднялся. — Я ждал тебя с самого полудня.       — Если бы я это знал, — суховато ответил Бергал, — то явился бы на два часа раньше. Но ты ведь не приглашал меня.       — Как это не приглашал? — Бывший Верховный чародей лукаво прищурился. — Ох уж эта Шира, опять что-то напутала.       Дроу сдержал недовольный вздох и опустился в кресло. Барадун налил ему горячего чая из фарфорового чайничка и придвинул блюдо со сладкими пирожками. Бергал взглянул на них с легким удивлением.       — Я теперь пью только чай, — деланно бодрым голосом пояснил Барадун. — Прекрасный букет: чайные листья с солнечных пригорков Энег-Тиливерна и тибернская бархатная роза.       При слове «роза» дроу невольно вскинул глаза на собеседника, но тут же их опустил.       — Мне, правда, больше по вкусу засахаренные лепестки, но и в чае она раскрывается неплохо. — И как бы между прочим Барадун добавил: — Ты ведь понимаешь, что я не собираюсь тебя травить?       Вместо ответа Бергал поднес чашку ко рту.       — Вот и отлично, а то некоторые, услышав о нашей встрече, вбили себе в голову, что мы будем сражаться в лучших традициях прошлого за должность Верховного чародея, ха-ха!       — Некоторые, — прохладно ответил дроу, — перепутали меня с Лэетилом. Однако, в отличие от Билландры, я по праву занимаю этот почетный пост: меня выбрали. Выбрали, когда предыдущий Верховный чародей сбежал, должно быть, предвидя надвигающуюся опасность.       Барадун насупился: ему совсем не импонировали обвинения в трусости.       — Я оставил копию…       — Лишь для отвода глаз. Ты ведь не вернулся, когда ее раскрыли.       — У меня были важные дела!       — Какие, например?       — Ну… Это слишком сложно даже для тебя.       — Я сделаю усилие.       — Съешь лучше пирожок. Вот эти, с вишневым вареньем, очень хороши.       Бергал взял с тарелки, поднес ко рту и надкусил золотистый пирожок. На темные губы брызнула обжигающая темно-красная жидкость. Оставшуюся половину пирожка дроу положил обратно.       — Мило, что ты меня навестил, но лучше тебе прямо рассказать о своих желаниях.       — Хочу убедиться, что ты не планируешь возвращение в Калабор.       — Ну… не в ближайшее время.       Бергал вздрогнул.       — Какими первопричинами продиктованы твои действия?       — Прямо сейчас мне есть чем заняться. Хочу собрать команду для реставрации и украшения храмов.       На худых щеках дроу возникли два лиловых пятна.       — Знаю, ты всех держишь за идиотов, но я пришел сюда говорить серьезно.       Барадун вздохнул. Объяснить действующему Верховному чародею, что такое зов приключений, было так же сложно, как убедить Ярриса Златорога, что эльфийские танцовщицы и эрафийские — не одно и то же. Барадун поморщился, вспоминая щетинистые ладошки, и поспешно отогнал эти болезненные воспоминания.       — Я ищу покровительства Маэдры, поэтому планирую сосредоточиться на выполнении богоугодных задач. Нужно спасти из орочьего плена жрицу Акафет, очистить храм Синегорья от нашествия гарпий, разыскать утерянную Чашу Драгоценных Воспоминаний, спуститься в Нижний город за тончайшей паутиной Дремлющей Беккет и побелить стены в вудстопском святилище. — Так как у Барадуна закончились пальцы на левой руке, он загнул еще большой палец правой.       Бергал следил за ним, слегка прищурившись и хмуря темные брови.       «Он играет со мной, — думал дроу, — возьму его тон. Но, боюсь, правды мне не добиться».       — Ты очень занятой человек, как всегда. В таком случае обязанности Верховного чародея останутся за мной.       — А кстати, каковы твои планы? Спрашиваю исключительно из любопытства.       — Хм. Мои планы: очистить Запад от демонов и присутствия Плана Теней, бросить силы на развитие магии и обойти эльфов; закрепив господство западного магического сообщества, расправиться с остатками врагов — оттеснить орков и прочих вредоносных существ как можно дальше от наших границ; освободить Мертвую мерзлоту от власти Ауриль. Там много ресурсов, которые в данный момент недоступны из-за льда и мороза.       Барадун одобрительно похлопал в ладоши.       — Чудесно, мне нравится. Твои амбиции достойны восхищения. Такому целеустремленному человеку, то есть дроу, и мешать не хочется. Однако я все еще чувствую себя… как бы это сказать… покровителем этого мира. Мы, знаешь ли, слишком много времени провели вместе и слиплись, как две макаронины. Но я не стану перебегать тебе дорогу и возвращать себе пост Верховного чародея (а мы оба знаем, что в Калаборе меня встретили бы овациями), если ты выполнишь три условия.       Бергал, сохраняя каменное выражение лица, коротко спросил:       — Какие?       — Оставь в покое Русалочий остров! Серьезно, во что ты его превратил? Было такое цветущее, шикарное место… Помирись с Церерой и не трепли больше моей дорогой тетушке нервы!       Веки дроу опустились, прикрывая кроваво-красные зрачки.       — А третье условие?       — Нет, ты не понял: это все одно условие. Сейчас будут второе и третье: очисти континент от демонов и верни Калабор на прежнее место. Если ты не справишься за год, клянусь, я вернусь и сделаю все сам за один день!       Бергал, поджав губы, смотрел на ополовиненный пирожок, который, словно воин на поле боя, истекал темно-красным вареньем.       — Года достаточно, — наконец сухо откликнулся дроу и поднялся с кресла. — Оставайся покровителем этого мира, если хочешь, а я сделаю его процветающим.       Барадун проводил гостя до лестницы и, похлопав его по плечу, заметил на прощание:       — Повезло, что у меня такие исполнительные подчиненные!       Бергал мгновенно пронзил собеседника взглядом, но не смог ничего прочитать в его зеленых, искрящихся добродушием глазах.       Действующий Верховный чародей покидал Мерцающую башню с привкусом сладости на губах и унижения в душе.