Одно светлое чувство

      Сознание Ширы отяжелело и начало стекаться к одной точке, уплотняясь до состояния вязкости, а затем соскочило с невидимой нити и понеслось вниз, к бесплодной земле, изъязвленной кислотными ранами. Там бугрилась гигантская опухоль размером с гору, белесая, с желтыми, багровыми и тускло-фиолетовыми пятнами. На ее слизистой оболочке то и дело возникали отверстия, из которых вырывались потоки воздуха и вытекала пузырящаяся жидкость. Сознание Ширы, как солнечный луч, пронзило нижний слой отравленной атмосферы и замерло в паре сотен футов от странного существа, будто наткнувшись на невидимую штору. Опухоль шевельнулась, испуская волны зараженного воздуха, и Андермун в один миг осознала, насколько гигантским и могущественным является представшее перед ней существо.       «Темный Владыка!»       Пространство наполнилось множеством хриплых едва уловимых шепотков: «Дхалтхалпхал!», — исказилось и смазалось, часть необъятного тела Владыки начала выпячиваться, как тесто, от которого отщипнули кусок. По оболочке пошли волны, и она покрылась буграми. Дхалтхалпхал загудел и задрожал, все чаще выпуская из «ноздрей» зараженный воздух, а затем, подобно осьминогу, который пытается протиснуться в узкое отверстие, подобрался и вытянулся.       Шире казалось, что время проносится над нею, как быстрая река: часы, сутки, недели… Владыка все дальше и дальше проникал сквозь искажение в пространстве на План Реальности. Та часть его материального тела, которая оказалась «снаружи», распространяла поветрия, заражала все живое болезнями и паразитами, отчего Владыка делался сильнее, но это только разжигало в нем жадность. Его окутала пелена грязно-желтого газа, на земле образовались лужицы слизи — они собирались в сгустки и ползли к телу Владыки, чтобы прилепиться к нему и впитаться в его оболочку.       Багровые небеса разорвал двойной гортанный крик, и, перевалив через ближайший гребень, на равнину выползли еще два существа: Владыки-близнецы, сросшиеся в области торса. Верхние половины их тел отдаленно напоминали человеческие и состояли из костей, мышц и жил, покрытых тонким слоем лоснящейся кожи, а нижние выглядели как сороконожки, распухшие до драконьих размеров. Красные большеротые головы с треугольными подбородками венчали длинные серповидные рога. У братьев на двоих было лишь две руки, но зато какие! Упругие, жилистые, с когтями-лезвиями, торчащими не только из пальцев, но и из предплечий и плеч.       За Владыками-близнецами хлынуло целое войско внешне схожих с ними дьяволов. Многоногие неслись к Дхалтхалпхалу, чтобы растерзать и поглотить его, пока он уязвим. Осознав опасность, Владыка начал выкручивать свое тело до тех пор, пока та часть, что вывалилась за пределы портала, не оторвалась. Разрыв в пространстве закрылся, и пористое туловище собралось в большой ком, переваливая основную массу на ту сторону, откуда исходила угроза, и выпуская фонтаны зараженного воздуха.       Шире было бы трудно вообразить более мерзкое столкновение — даже после вылазки в захваченный демонами Гердон. Отравленные многоножки покрывались язвами и блевали, рассеченная плоть бесформенного Владыки растягивалась, как дрожжевое тесто и исходила слизью. Вместо внутренностей обнажались кисты, и, когда они лопались, из них выползали черви, всасывающиеся в кожу Близнецов и дьяволов. Сознание Андермун переполнилось ужасом и отвращением, но она не могла отвести глаз и не смотреть, потому что у нее не было ни глаз, ни головы. Картина бойни обволакивала Ширу со всех сторон, пропитывала омерзением все ее существо и, наконец, сделалась настолько невыносимой, что погасила в ней последнюю искру мысли.       Вывалившись из кошмара, лучница покачнулась и оперлась на руки. Голова кружилась, как от вина, а в горле стоял противный ком, который не удавалось ни отрыгнуть, ни проглотить. Свиток на плече развернулся.       «Как мне это поможет? Ни один из них не Катаптари!»       Дворф сухо рассмеялся.       — Не я выбираю, что тебе показать, идиотка! Это ритуал темных сил! Ты задала вопрос — Темный План отвечает. Слушай во все уши и смотри во все глаза!       — Ты в порядке? — робко поинтересовался Алеф. Некромант запретил ему приближаться, так что волшебник сидел на корточках поодаль, слегка опираясь копчиком о самый чистый участок закопченной стены. — Дай ей передохнуть минутку!       — Некогда! — отрезал Хазро и швырнул щепотку порошка в огонь.       У Ширы потемнело в глазах, а в следующее мгновение она уже мчалась сквозь пространство и время по тоннелю из переплетенных стволов и ветвей. Тоннель закончился, и сознание Андермун развернулось над лесом и поплыло в сторону возвышавшегося неподалеку склона горы. Внизу, под сенью елей и вязов, стояли двое мужчин — охотники, судя по одежде и оружию. Тот, что постарше, наклонившись к товарищу и сжимая его плечо, горячо убеждал его в чем-то.       — Говорю тебе, это было нечеловеческое лицо! Она не просто ведьма — она дьяволица! Помнишь, кто-то растерзал Рыжуху, будто ее разорвали изнутри? Я видел, как сноха в ту ночь возвращалась из сарая вся мокрая, да спьяну не разглядел крови! Думал, свалилась в корыто…       — Знаю, знаю… — бормотал бледный мужчина, в отчаянии теребя волосы надо лбом.       — А это?! — Охотник выставил вперед руку, замотанную тряпицей. — Будто волчица куснула! У людей нет таких острых клыков! Знай, брат: либо мы сегодня выследим ее и прикончим, либо она выпьет нашу кровь и обглодает кости!       Охотники решительно двинулись вперед, держа наготове луки и внимательно вглядываясь в пространство между деревьями, освещенное лишь сиянием звезд, а Ширу уже несло дальше… Перед ее глазами мелькали разлапистые ели и шишковатые голые вязы, пока она не заметила гибкую темную фигуру, ныряющую из тени в тень. Молодая женщина — Шира вдруг увидела ее четко, — с миловидным лицом, черноглазая и румяная, бежала, подоткнув подол, неестественно быстро для человека, и вместо ног из-под нижней юбки торчали козьи копытца — черное и белое.       Каждая тень будто впитывала часть красок, часть человеческого облика, и беглянка все меньше напоминала женщину, и все больше — дьяволицу, худую и вертлявую, с рогами, как у антилопы и багровой кожей. Редкие сухие листья дрожали на ветру, шепча: «Нукшаса!»       Нукшаса оглянулась, прислушиваясь, а затем начала быстро взбираться по каменистому склону. Дочь двуличия и лжи, она не обладала в материальном мире большой физической силой и не могла тягаться с двумя опытными охотниками — ей оставалось забиться в самую глубокую щель и молить тьму укрыть ее от мстительного человеческого глаза.       В склоне горы — в том месте, куда могли бы добраться разве что горные козы, — и в самом деле обнаружилась щель. Протиснувшись между камнями, дьяволица юркнула в спасительный мрак, и сознание Ширы последовало за нею. Пролетев футов двадцать, Нукшаса упала, но осталась невредимой. Она нащупала под собой что-то мягкое, теплое и гниющее. В первое мгновение дьяволица решила, что наткнулась на труп гигантского животного, но затем, дрожа от радостного возбуждения, она ощутила родство: существо, как и сама Нукшаса, происходило из Плана Теней и являлось одновременно и живым, и мертвым. Ком плоти, покоившийся в недрах горы, продолжал жить, но был лишен разума, словно ждал возвращения хозяина. Пропитанный мощью, пронизанный нитями тьмы, он манил к себе дьяволицу, искушая ее, как никто и ничто до этого. Глотая слюну, Нукшаса приблизилась к вожделенному куску плоти Владыки и вонзила в него острые зубы… Шесть дней и семь ночей Нукшаса пожирала его, то раздуваясь до размеров племенного яка, то растягиваясь, как питон…              — Чего это она так стонет? — беспокойно вопрошал Алеф. — Ей больно?!       Однако бездушный дворф лишь ухмылялся в ответ. Когда Шира завалилась набок, волшебник вскочил на ноги и возмущенно открыл рот, но тут же закашлялся, проглотив что-то. Потеряв остатки терпения, Алеф нарушил запрет, приподнял лучницу и положил ее голову на сгиб своего локтя.       — Она такая бледная!       — Я же сказал: второе видение заставит ее отключиться, — пожав плечами, напомнил Хазро. — Очухается.       Сознание Ширы тем временем плутало во тьме и никак не могло отыскать дорогу на Материальный план. Когда лучница все же очнулась, ей показалось, что ее до краев наполняет обжигающая жижа, которую хотелось исторгнуть из себя. Шира повернула голову, но из рта выкатилась лишь маленькая капля слюны. Зрение прояснилось, и лучница с удивлением увидела Алефа, бьющегося головой о стену.       «Со мной все в порядке, не стоит так беспокоиться!» — хотелось ей сказать, пока она не поняла, что волшебник вовсе о ней не беспокоится. Движения Алефа замедлились, веки отяжелели, а руки повисли вдоль туловища. Покачиваясь на ногах, волшебник то отшатывался от стены, то снова впечатывался в нее и явно не осознавал происходящее.       Шира села.       «Что это с ним?!» — Хазро сделал вид, что не заметил появившуюся надпись, так что мимику пришлось пискнуть, привлекая его внимание.       — Проглотил муху. — Дворф усмехнулся. Он сидел на краю ритуального круга и выковыривал грязь из-под ногтей. — Мы поспорили, у кого ноги больше воняют, и он проиграл.       Шира поджала губы и грозно уставилась на некроманта. Его это, конечно, не напугало, но игривое настроение начало испаряться.       — Нелепая случайность. Я этими мухами, вообще-то, травлю нетопырей: они становятся медленными и тупыми, и сами падают мне в руки. — И, прежде чем Шира успела подумать, кто же теперь позаботится о ее безопасности, Хазро бросил в курильницу целую горсть порошка…              Холодное нутро горы оглашалось криками, усиленными эхом. Лежа на спине, дьяволица корчилась в муках, пока ее распухший живот не лопнул, разбрызгивая черную смолу. Из этой жижи, как из-под одеяла, высунулось несколько зубастых пастей, которые жадно впились в тело Нукшасы, разрывая его на куски: существо хотело есть.       — Будь ты проклята! — прохрипела Нукшаса на языке Бездны. — Ненасытная тварь! Я хотела стать сильнее, а ты пожираешь меня?! Не хочу возвращаться на План Теней! Не хочу терять свое тело! А-а-а! Оставь же меня в покое!       Пытка продолжилась.       — Я вернусь! — яростно шипела дьяволица. — Вернусь и доведу дело до конца: понесу от смертного и тогда — о, тогда! — бойся, беги и скрывайся во тьме, ведь мое второе дитя станет твоим проклятием! Оно отомстит за меня! Оно раздавит тебя и подарит мне вечную свободу! А-а-а!       Даже обессилев, Нукшаса не смолкла, и продолжала сыпать проклятиями, пока новорожденное воплощение кошмаров не поглотило ее без остатка. Затем оно свернулось калачиком и погрузилось в сон. Оболочка существа лоснилась, мерцала, покрывалась радужными масляными пятнами, а на загривке полыхала неугасимым черным огнем. Гладкие стены пещеры отражали слабое сияние, и на их поверхности рождались странные образы.              Шира едва открыла глаза и не успела почувствовать собственное тело, как ее захватило следующее видение.       На этот раз она находилась внутри кошмара и являлась частью его. Не осознавая себя, Андермун верила, что она — Кукольник, и шла, переставляя длинные ноги, бодрой походкой по ночному лагерю: Подгорная ярмарка наконец утихла после долгого суетного дня. Кое-где горели фонари, из палаток доносился храп и редкие приглушенные голоса, вдалеке лаяла собака. Лавки и аттракционы, погруженные в темноту, казались иллюзорными, и это ощущение нереальности заставляло кожу Кукольника покрываться мурашками. Мрачик — крошечная тряпичная кукла — зашевелился в нагрудном кармане и высунул гладкую голову с лицом, созданным парой небрежных стежков, с раскосыми глазами и перекошенным ртом.       — Сегодня! Посмотри, какая милая луна на небе — точно шарик воска, подвешенный на веревочке! Ну? Давай сегодня!       — Хм, — невозмутимо ответил Кукольник.       — Сегодня! Сегодня! — Мрачик ухватился за край кармана и начал его трепать, а затем свесился, опрокинув голову и руки и заныл: — Ты обеща-а-а-ал!       — Ладно. — Кукольник усмехнулся и легонько хлопнул по карману, а затем под радостные визги куклы отправился в дальний конец ярмарки, к отвесному склону горы.       Там стоял шатер из плотной многослойной ткани, и внутри него всегда было прохладно и темно. Никто не входил в этот шатер в одиночку по доброй воле, да еще и ночью, но днем подобное развлечение пользовалось спросом. У входа висели непроницаемые повязки на глаза, на земле валялся незажженный факел.       Цокнув, Кукольник наклонился, поднял факел и поместил его в подставку.       — Идем! Идем! — дрожа от нетерпения, восклицал Мрачик.       Как только Кукольник отбросил тяжелый полог и шагнул во мрак, кукла обмякла и больше не издала ни звука. Щель зияла в гладкой поверхности горы. Она была еще более черной, чем темнота вокруг. Какой-то легкий шепоток донесся до Кукольника вместе с прохладным потоком воздуха, а затем из Щели послышались голоса… Казалось, будто женщина молит о помощи, плачет ребенок, мужчина бормочет в безнадежном отчаянии. Десятки, сотни печальных историй просились наружу и жаждали быть услышанными. Завороженный, Кукольник подошел ближе.       Он знал, что нельзя смотреть, но из-за напряжения не понимал, опущены ли его веки. А когда что-то мелькнуло в темноте, Кукольник уже не мог отвести глаз и наклонялся все ближе, пока не прильнул к холодной расщелине, погружая лицо в чернильную темноту.       В ней вспыхивали звезды. Чистое, бескрайнее небо раскинулось в самом сердце горы, и звезды приближались, пока не обрели цвета — синий, красный, желтый. Звезды рождались, менялись и умирали — казалось, кто-то грубо срывает их с небосклона, как пуговицы, оставляя черные прорехи. Вдруг небо оказалось вовсе не сферой, а бездной, выгнулось в обратную сторону и потянуло за собой… Там, среди светил, плавала черная вуаль, сотканная из прорех, и она могла погасить любую звезду. Эта вуаль приблизилась, и Кукольник почувствовал ее на своих глазах, как повязку, но в то же время она не мешала ему видеть, а лишь приникала ко лбу и вискам.       — Соединись со мной! Давай… соединимся!       Кукольник, мокрый от холодного пота, струящегося по телу, не мог пошевелиться.       «Зачем?! — мысленно спросил он. — Отпусти меня!»       — Слишком поздно! Так или иначе, ты уже принадлежишь мне, ведь я показал тебе так много. Соединись со мной и стань моим смертным телом — или я пожру тебя!       Вместо легкой ткани Кукольник ощутил на своих висках холодные влажные зубы: существо готовилось откусить ему голову. Мрачик превратился в черную кляксу и вытекал сквозь карман.       В этот момент короткий проблеск сознания Ширы воспротивился. Она не помнила себя, но четко знала, что нельзя идти на сделку с Тьмой! Кукольник напрягся и попытался оторваться от расщелины, но руки и ноги его онемели, а по вискам побежала то ли кровь, то ли слюна страшного существа. Голос, умолявший его не сдаваться, сделался совсем тоненьким и затих. Шира оказалась Кукольником, спасительные мысли слетели с нее, как шелуха с зерна, и она выдохнула:       — Давай соединимся!..       В тот же миг черная вуаль просочилась в ее глаза, уши и рот, впиталась в кожу — все тело пронзила боль. Секунды медленно текли одна за другой, а существо все никак не могло улечься внутри и посылало болезненные импульсы, заставляя конечности дергаться, а тело — извиваться. Шире стало тесно: существо душило ее и выдавливало наружу через поры. Эта отвратительная мука все длилась и длилась, пока лучнице не захотелось исчезнуть. Ей казалось, она разделилась на такие мелкие части, которые уже не собрать воедино, но они страдают и вопиют, и жаждут слияния…              Прорвавшись сквозь боль, Андермун медленно открыла глаза и увидела склонившегося над ней дворфа.       — Жива, что ли? — недовольно спросил он и быстро спрятал за спину то ли нож, то ли лопатку — Шира не успела рассмотреть. Некромант поднялся на ноги и начал неохотно собирать в шкатулку огарки свечей и костяные фигурки, которые использовал для ритуала. Курильница уже погасла.       Лучница села так резко, что у нее слова потемнело в глазах. Алефа в поле зрения не оказалось.       — Бегает где-то снаружи, — пояснил Хазро. — Сначала сожрал мой обед, потом пытался помыться в раковине. Забирай его и проваливайте!       Несмотря на тон сказанного, Шира чувствовала, что это добрый совет, и поспешила ему последовать. Убравшись как можно скорее из хижины некроманта, лучница отправилась на поиски товарища и нашла его в одной из клеток, сложенного почти вчетверо. Алеф спал.              — Прости… — стонал волшебник. Шира практически волокла его на себе. Благо, они выбрались из владений Хазро, и можно было воспользоваться лечебным зельем.       Рана на бедре лучницы затянулась и быстро заживала, силы возвращались к ней, а вот поставить на ноги Алефа оказалось непростой задачей. Его все время тошнило, и он не мог сосредоточиться даже на простейшем заклинании.       — Я думаю, я практически здоров, — бормотал он с зеленым лицом, перекошенным гримасой, — просто не могу забыть, что за гадость брал в рот… Знаешь, я подозреваю, что это была лягушатина! Ох, фу… Не такая, которую в изысканных эльфийских ресторанах подают, а эта… болотная, в собственном… буэ… соку… И суп недельной давности! Такой, знаешь, многократно переваренный!..       Андермун горько сожалела, что лишила себя дара речи и не могла прервать поток откровений товарища. Волшебник опирался на ее плечи и как будто переставлял ноги, но лучнице все равно приходилось его тащить.       «Надо бы обойти болота стороной», — подумала она, но сколько бы они брели вдоль подножия горы, лес не становился суше.       — Давай… я нас… перенесу?.. — задыхаясь от подкатывающей к горлу дурноты, предложил Алеф.       Шира дернула плечом, как бы говоря: «Не уверена, будет ли от этого толк».       — Знаешь, несмотря на произошедшее со мной несчастье, я рад, что был рядом и не позволил этому некроманту причинить тебе вред! Подумай только, если бы ты пошла одна!..       Андермун коротко кивнула.       — Для этого и нужны друзья! Защитить и прикрыть друг друга, верно? Даже если я плохо себя почувствовал, этот негодяй знал, что я где-то поблизости и не допущу… И отомщу, если что! Ох…       Лучница остановилась, чтобы переждать очередной приступ. Алеф выпил остатки воды из ее фляги и сел на сухой пень.       — Так что, раз уж все благополучно закончилось… Почти! Наверное, надо вернуться на побережье. Правда, я бы не хотел предстать в подобном виде и состоянии… С другой стороны, если это послужит доказательством моего активного участия… Пострадать в схватке с некромантом — это ведь… почти подвиг!.. — Волшебник рассмеялся, морщась от боли в животе.       Шира ободряюще ему улыбнулась.       «Не волнуйся, я в красках опишу Гюнн, как ты оберегал меня. Вот только не уверена, что ее сердце свободно».       Алеф тяжело вздохнул и задумался. Казалось, недуг отступил.       — Не знаю, почему нам не везет в любви. Ты вот слишком упрямая, а я, наверное, наоборот. Мне бывает достаточно самого короткого и отрывистого, самого крошечного «нет», чтобы я отступил и потерял надежду. Этак ничье сердце не завоюешь…       «Любовь — это ведь не война».       — Правда? Но ты все время борешься.       «Это из-за разлуки. Когда мы с ним были вместе, не было никакой борьбы. А твоя проблема в том, что ты всегда влюбляешься в невероятных красавиц».       — Да ну? Я ведь один раз даже в тебя был влюблен… — задумчиво пробормотал волшебник, затем спохватился. — Ты, конечно, красавица, просто старовата для меня! Ну, в целом-то ты не старая, но, знаешь, я родился, когда ты уже давно… Кажется, я готов создать портал!       Алеф подхватил Ширу под руку и быстро начертил в воздухе окружность.       «Между прочим, Гюнн старше меня!» — мысленно проворчала лучница, но тут же, увидев, куда они перенеслись, забыла обо всем.       — Вот ведь подпорка хромого сатира! — выругался Алеф. — Я разучился делать порталы!       Шира быстро огляделась и встала, прикрывая волшебника от спускавшихся с холма волн темно-серого тумана. Она сделала товарищу предостерегающий знак и принялась натягивать тетиву на рожки Скуриала.       — Я сосредоточусь… — заплетающимся языком пробормотал Алеф, — и перенесу нас отсюда! Это что-то страшное, да? — Он осел на траву и захрапел.       Лучница наклонилась, чтобы надавать ему пробуждающих пощечин, и туман захлестнул ее с головой. На этот раз Шира не засыпала, а наоборот, смотрела по сторонам широко открытыми глазами.       «Барадун победил одного Кошмара, значит, это в принципе возможно! У меня есть зажигательные стрелы и парочка взрывающихся снарядов! Но, Тьма и Хаос, как же это все неудачно!..»        Алеф спал, и Андермун, стоя с луком на изготовке, пинала товарища носком сапога в колено. Волосы на ее голове встали дыбом: Кошмар приближался. Туман налился чернотой и загустел, впереди промелькнула тень, но она не была похожа на огромную многоглавую собаку — это была тень человека.       Шира смотрела вперед, не моргая, и готовилась пустить стрелу, но все никак не решалась, потому что тень перестала двигаться и замерла. Пальцы устали, и лучница медленно вернула тетиву на место. В какой-то момент ей показалось, что она разглядела силуэт человека в плаще, но очертания оставались призрачными. Шира чувствовала на себе ледяной взгляд. Левая рука ее онемела и словно прилипла к Скуриалу.       «Кто ты? Что тебе нужно?»       Мысленное послание не дошло, было не понято или проигнорировано — так или иначе, Тень скрылась в тумане, и черные волны начали медленно отступать.              Второй портал оказался удачнее первого и перенес путников к водам Байтмура — к счастью, не в сами воды.       — Ну и устал же я! — Алеф зевнул и потянулся. — И есть хочется… А тебе?       Шира не отвечала, погруженная в собственные мысли. Странная тень не выходила у нее из головы. Когда лучница подумала о том, что это мог быть один из прислужников Катаптари — а значит, Яррис! — ее сердце затрепетало от волнения, но, даже если это был Ледоруб, он не знал и не помнил Ширу. Почему же не стал нападать?       «Увидел, что туман на меня не действует, и просто прошел мимо? — Андермун вздохнула. — Я теперь знаю, что не смогу спуститься за ним на План Теней: там нет места ничему живому. Знаю, что Катаптари существует в двух реальностях и имеет материальное тело. Знаю, кто его мать и отец… Но все это… что мне это дает?»       От Ширы укрылась действительная причина, побудившая Трехрукого остановиться: он вдруг узнал женскую руку и лук, который она сжимала — собственное оружие.              — А я таласское хочу! — капризно выкрикнул Барадун, ударяя стаканом о стол.       — Ну так, дружище, — справедливо возразил ему Боб, — не стоило пускать дела на самотек! Новый Верховный чародей эльфийское винцо не жалует. Между прочим, ходят слухи, что Бергал усиленно подкупает эльфийских изобретателей и волшебников. Кажется, ему этот союз становится в тягость.       — О, и ты туда же! Я больше политикой не интересуюсь.       — Серьезно? — в насмешливых глазах эльфа проскочила лукавая искра. — Тогда пей свое темнолесское горчичное и не жалуйся!       — Это гадость… — уныло протянул Барадун. — А что, если мои погреба когда-нибудь исчерпаются? В алхимии я не настолько хорош… Что тогда будет, Боб? Если уж мы собрались воровать эльфийские технологии, то начать следовало с вина!       Боб усмехнулся и, стрельнув глазами поверх кружки, вдруг заметил Ширу, которая стремительно приближалась к ним. Не обращая внимания на бывшего Верховного чародея, без всяких предисловий и приветствия лучница подошла и хлопнула ладонью по столу. Под ее рукой оказался лист бумаги, на котором было написано: «Где яйцо?»       — Что, продовольственный кризис и до тебя добрался? — полюбопытствовал Барадун.       Боб смотрел Шире в глаза, виновато поморщившись и приподняв брови.