Одно светлое чувство

      — Давай! Давай! Давай!!! — Барадун склонился над радужной улиткой без раковины, размахивая руками. — Поднажми, Златорожек! Да-а-а-а!       Байкалион взмахнул хвостом и сделал круг над небольшим песчаным островком с импровизированной гоночной трассой, сооруженной из камней и плоских водорослей.       — Просто Ламия устала!       — Конечно, устала… Устала быть неудачницей! Ха-ха…       Фиолетовый дельфин кивнул головой, будто вздохнул.       — Кажется, ты одержал верх во всех возможных соревнованиях — не пора ли тебе вернуться на Материальный план?       — Думаешь, я не знаю, что ты поддаешься, потому что хочешь от меня избавиться?       Дельфин кувыркнулся, обернулся девочкой и уселся напротив Барадуна на песок, сложив по-портняжьи ноги.       — Когда-то давно я тоже не хотела выбираться из маминого животика: там было так уютно и спокойно, как здесь. Боги осознают себя с момента зачатия, и уже тогда способны видеть свой путь. Я знала, как много мне предстоит сделать, и не хотела торопиться. Ты замечал, что некоторые из нас ведут себя как старики: не интересуются окружающим, будто жизнь новых поколений их не касается, ни к чему не стремятся, считают чужие страдания ничтожными? Я не хотела быть таким богом, но разница между нами и людьми слишком велика.       — И к чему это? Намекаешь на то, что по сравнению с тобой я — жалкое создание?       — Нет! — Байкалион рассмеялся. — Намекаю на то, что ты засиделся в мамкином животе.       Барадун поморщился и огляделся по сторонам.       — Но это ведь… это не?..       — Нет, мы не внутри Маэдры. Почему вы всегда мыслите так приземленно? У слов есть второе значение, третье и последующие — пожалуйста, используй все смыслы.       Чародей вздохнул.       — Очень трудно снисходить без лишнего пафоса. Я столько лет прожил в окружении картонок — и, кстати, чувствовал себя комфортно! Почему нельзя вернуть то время назад? И не то чтобы я боялся за свою шкуру, — хотя и это тоже, — ведь я радовался приключениям в компании Тупоголовых и обходился без прежнего могущества. Я был тогда почти счастлив, хотя меня сбросили с пьедестала, лишили сил и должности Верховного чародея; смерть поджидала на каждом углу; постоянно творилась какая-то необъяснимая дичь… но я был счастлив! А сейчас меня снова вышвырнули вон, как побитую собаку, но все иначе. Типичная жизнь с ее болью, страданиями и проблемами добралась и сюда! Не понимаю, чему тут радоваться? Ура, Железный Дровосек обрел сердце, Страшило — мозги, а Лев — храбрость? Ну и какая мне от этого польза, если они больше мне не принадлежат? Я хочу сказать, жизнь разведет нас в разные стороны, потому что она всегда так делает. Думаешь, я не помню, каково оно было — там, в реальной реальности? Думаешь, я мечтал туда вернуться? Здесь я был главным героем, единственным и неповторимым, а теперь герои… все. Я заразил их жизнью!       — Кажется, люди не любят одиночество. Тебя не радует, что ты теперь не один, а в окружении себе подобных?       — Я и был! Я и был в окружении себе подобных — авантюристов! Хотя они-то, как показало последнее дополнение, считали меня картонкой. Тем не менее. Когда все пляшут вокруг тебя, как-то не до одиночества.       — Невероятный эгоизм! — заметил Байкалион почти восхищенно. — Даже боги понимают, что их несколько, и способны смириться с этим. А ты хочешь быть единственным в своем роде — странный каприз!       — Потому что это безопасно. Что боги, что люди борются друг с другом и отбирают друг у друга все. Говорят, человеку нужен человек, но я не уверен, что это правда. Может, человеку нужен воображаемый мир, в котором он будет единственным в своем роде? Знаешь, мы к этому и шли — там, откуда я родом. Просто я зашел дальше всех.       Байкалион молча смотрел на чародея круглыми зелеными глазами с золотой короной вокруг зрачка.       — Так ты не хочешь, чтобы этот мир оживал? — тихо спросил он.       Барадун вскочил на ноги и прошелся по песку босиком. Заметив радужную улитку, которую едва не раздавил, чародей быстро одернул ногу и наклонился убедиться, что с малышкой все в порядке.       — Как будто я не знаю, что этот мир оживает за счет меня, — проворчал он, не оборачиваясь. — Когда процесс завершится, от Барадуна-Стивена ничего не останется: Маэдра выпьет меня до дна.       Байкалион возмущенно фыркнул.       — Мама не такая! Думаю, между вами возникло недопонимание и тебе нужно с ней поговорить! Когда ты звал ее в последний раз?       — Тот последний раз и открыл мне глаза. Не о чем нам с ней больше разговаривать. — Чародей выпрямился. — Я никогда не был самоотверженным человеком и не собираюсь им становиться. Можешь передать мамочке, что жертвовать собой — не мое. Если мне нужно умереть, чтобы этот мир ожил, то он навсегда останется картонным.       — Даже не знаю, плакать или смеяться, — ответил Байкалион. — Ты меня поразил. Навести хотя бы своего друга чесночного жреца: в малых дозах безвременье успокаивает, но в больших, похоже, разжижает мозги.       — Да пошел ты, говорящий дельфин! — беззлобно фыркнул чародей. — Тоже мне, эксперт в человеках.       Юный бог подпрыгнул на месте и вновь обернулся дельфином. Подплыв к Барадуну в упор, он нацелился мордой ему в брюхо.       — Переносись, иначе я сама тебя перенесу, а я умею переносить только души! Увидишься с мамочкой раньше, чем планировал.       — Ты не посмеешь… — прищурив один глаз и склонив голову набок, ответил чародей.       — Ха! — Дельфин поднял голову и собирался резко ее опустить, но Барадун закричал:       — Ладно, ладно! Посох только возьму. Выходит, я все-таки обманул старину Грега, — бормотал он, натягивая поверх рубашки и штанов мантию, опоясываясь и водружая на кудрявую голову венец. — Место для отдыха здесь паршивое!       — Готов?       Чародей сунул посох под мышку и взялся за безымянный палец.       — Прощай, Неторопливый бог! — Сказал он и подмигнул, поворачивая кольцо.       — Повидай маму! Не хочу, чтобы родители ссорились!..              Хельгар Стронхейм, как и некоторые другие его собратья по Ордену, не мог слишком долго оставаться на территории Калабора, особенно теперь, когда в крепости всем заправлял мерзкий дроу Бергал Аркенндар. Всегда в конце концов оказывалось, что его никто не любит, но вокруг самого Бергала будто витала аура, располагавшая к нему людей. Беседуя с новым Верховным чародеем, Хельгар приходил к выводу, что тот не так уж плох, но стоило одному из них отойти дальше, чем на сто футов, как очарование исчезало. Во всем магическом сообществе не нашлось волшебника, способного разгадать формулу чар Бергала, обнаружить их или противостоять им — это раздражало и вызывало беспокойство.       Одним словом, Хельгар, человек весьма своенравный, предпочел обзавестись собственным жилищем, не менее шикарным, чем его особняк в окрестностях Гердона: он арендовал в Дэлефине двухэтажный каменный дом с укрепленными наружными стенами, увенчанный круглой башней, в которой располагалась обсерватория. Чародей не испытывал страсти к изучению небесных тел, но умело использовал тот факт, что первым занял самое удобное для наблюдений место, снабженное к тому же эльфийским оборудованием.       Просителей Стронхейм принимал в гостиной зале с единственным креслом, вычурностью напоминающим трон: другая мягкая мебель ожидала почетных гостей в соседних комнатах, куда Ширу, конечно же, не пригласили. Пробежав свиток глазами, чародей свернул его и небрежно бросил лучнице.       — Ты сдурела? — спросил он без лишних предисловий. — Откуда у меня двенадцать боевых машин?       Шира нарисовала указательным пальцем круг в воздухе, что должно было означать: «не у тебя, а у всех вас».       — Я, может, и достал бы, но твоя затея нелепа.       Андермун пожала плечами, как бы говоря: «Что поделаешь? Другой у меня нет».       Хельгар смерил лучницу презрительным взглядом.       — Ты так и будешь продолжать? В кои-то веки у тебя появилась реальная причина молоть языком, и ты ничего умнее не придумала, как отказаться от дара речи?       Шира опустила глаза. Возразить ей было нечего.       — Пустоголовая луковица! — Чародей заставил себя усмехнуться, чтобы скрыть раздражение, но сдержать его не смог. — Больше всего на свете не люблю людей, которые болтаются, как дерьмо в проруби! Ни к чему не стремятся: ни к власти, ни к могуществу, ни к познанию… Ради чего вы живете? Тупые животные! Набить брюхо да возлечь с кем-нибудь — вот и все ваши стремления.       Лучница выслушала этот монолог с каменным лицом.       — Ну чего? — нетерпеливо бросил Стронхейм. — Правда думаешь, что сможешь уговорить меня помочь?       Свиток над правым плечом Ширы развернулся, на нем возникли чернильные пятна, принявшие форму слов: «Нет, уговорить тебя не в моей власти, но мне кажется, ты сам не против ему помочь. Если перед этим тебе необходимо излить на меня желчь, я послушаю. Пожалуйста, продолжай».       Лицо чародея вытянулось, и он выпалил с хохотком:       — Какая проницательность! Ладно, скажу тебе кое-что по-настоящему интересное. Знаешь, что сейчас происходит в Бихолдерс? Говорят, для деревни настали трудные времена: все сады и поля заполонил ядовитый сорняк, от которого невозможно избавиться. Наконец преступников настигла заслуженная кара!       Шира побледнела.       — Все еще хочешь моей помощи?       Губы лучницы крепко сжались, превратившись в тонкую полоску, подбородок медленно опустился. На свитке возникла надпись: «Хочу, чтобы Яррис вернулся!»       Хельгар усмехнулся, на этот раз с удовольствием.       — Верный выбор, луковка: что тебе эти глупые пчеловоды, когда в твоем распоряжении настоящий волшебник? Впрочем, ты даже использовать его толком не умела — в противном случае я бы больше тебя уважал. Тобой движет самая бесполезная разновидность корысти — любовь.       «Дело не только в любви: любовь может растаять, как первый снег. Возможно, его любовь ко мне растаяла, ведь он попал в беду из-за меня. Я так боялась, что он меня погубит, а в итоге сама его погубила! Это я встретила Кукольника и нечаянно разозлила!»       — Не удивлен, — откликнулся Хельгар. — Ситуация, которую несложно представить, да и Яррис не в первый раз рискует из-за тебя. Я говорил ему, что ты того не стоишь — к сожалению, он не послушал, и теперь мы видим результат.        «Твоего понимания или сочувствия я и не ждала. Я чувствую себя обязанной исправить страшную ошибку. Ты злорадствуешь, но мой долг перед Яррисом больше, чем перед кем бы то ни было. Помоги! Не мне — ему!»       — Долг? — Хельгар хмыкнул. — Еще одна сказка для глупцов! Но, похоже, ты в нее веришь.       «Я же сказала, что не пытаюсь тебя уговорить! Рассказываю о своих причинах, а ты можешь придумать свои».       Переменив позу в кресле, чародей произнес:       — Что ж, Златорог стоит двенадцати машин, — и добавил про себя: «Он еще может быть полезен, а раскошеливается пусть Орден Воплощения».              После нападения демонов на Гердон и перемещения Калабора, Гвендолин Рэйнсонг вернулась на побережье Байтмура. Шира навестила ее, оставив сына на попечении прорицательниц Русалочьего острова. Волшебница жила одна в небольшом летнем домике и сама открыла дверь. Шира и Гвэн виделись впервые после исчезновения Ярриса: мастер Рэйнсонг так и не удостоила ответом ни одно из писем лучницы.       Словно позабыв о вежливости, Гвендолин не предложила гостье ни выпить чая, ни даже сесть, хотя сама опустилась в плетеное кресло у окна. Щедрый дневной свет обрисовывал каждую черточку лица волшебницы, и Шира заметила под ее глазами глубокие тени.       — Я получила очередное твое письмо, и знаю, зачем ты пришла. У меня нет времени на авантюры.       Лучница окинула взглядом чистую полупустую комнату и не обнаружила признаков исследовательской работы — а ей они были хорошо знакомы по кабинету Ярриса Златорога.       На свитке возникла надпись: «Занята чем-то, что важнее человеческой жизни?», — однако Гвендолин ее не заметила. Чтобы привлечь внимание волшебницы, Шира хлопнула по столу.       — Странное дело… Чем больше я изучаю любовь, тем больше нахожу ее глупой. Если бы ты смотрела на все моими глазами, то уже давно отказалась бы от напрасных надежд. Подумай, что может быть нелепее? Отдать несколько лет жизни, разыскивая человека, с которым у тебя была случайная связь? Одна встреча — и вы вместе навсегда? Даже звучит смешно. Мне мерзко от такого низменного истолкования чувства! Разве может возникнуть что-то постоянное из сиюминутной слабости двух изголодавшихся глупцов? Теперь я знаю точно: нет, не может! Это всего лишь… напрасная уступка. Горький напиток, неспособный утолить жажду.       Андермун смотрела на собеседницу широко открытыми глазами, пытаясь понять, говорит ли она о встрече в Ледяной башне или о каком-то собственном опыте.       — Так что скажешь, лучница? Веришь в любовь с первого взгляда?       «Я верю в быстро возникающую симпатию; верю в короткую страсть и глупость тех, кто ей поддается».       — И как ты можешь это говорить? — Волшебница нахмурилась. — Так легко отказываешься от своей любви? Тогда зачем это все?       «Я не отказываюсь от любви. Произошедшее в Мертвой мерзлоте и вправду являлось лишь прихотью — мы сами в дальнейшем придали ей смысл. Не стоит тебе биться над этим, как над единственной в мире любовью — это лишь одна из историй».       — И правда. Но она касается меня непосредственным образом… Я вижу, что ты делаешь то, от чего я когда-то отказалась: спасаешь его. Я корила себя и не могла простить, особенно после его слов о том, что он меня прощает, но не понимает. Воспоминания о прошлом такие смутные… Трудно найти ответ.       «Не вини себя в том, чего, возможно, не делала! Твоя история была придумана кем-то, прошлое — иллюзия, а ты страдаешь из-за смутных воспоминаний!»       — Странная попытка утешения, — прохладно откликнулась Гвэн, — приводить аргументы, которые я не смогу принять всерьез. Ответ прост: я любила его недостаточно. Не так сильно, чтобы забыть о собственной безопасности или удобстве. Любила его меньше, чем ту свою жизнь.       Шира взволнованно взмахнула руками. Ей казалось, что Гвендолин предает себя и страшно заблуждается.       «Не наговаривай на себя! Все могло быть не так!»       Не обращая внимания на появившуюся строчку, волшебница сдержанно улыбнулась.       — Увы, это похоже на меня. Я такой человек. И я снова отказываюсь его спасать, потому что люблю недостаточно.       Шира сочувственно и обеспокоенно нахмурилась.       Гвэн поднялась с кресла.       — А теперь уходи: у меня много дел и нет времени на авантюры.       Что-то зловещее было в том, как Гвендолин повторила собственные слова: «нет времени на авантюры», — и ее синие глаза при этом словно погасли. Шира в смятении то сворачивала, то разворачивала свиток над плечом, но ощущала собственную беспомощность.       — Пожалуйста, уходи: у меня нет времени и я очень занята.       Андермун сглотнула.       «О, боги! — подумала она, холодея. — Если душа может загореться в живом существе от одного светлого чувства, может ли она погаснуть, если светлые чувства развеялись?..»       Шире хотелось окликнуть волшебницу по имени, схватить за плечи и встряхнуть, взять за руку, чтобы проверить, теплая ли она, но между ними как будто стояла стена холода, способная исказить любой дружеский жест или слово. За порогом лучница обернулась, чтобы увидеть, как дверь захлопывается прямо перед ее носом.       «Прости, Гвендолин, — с тоской подумала Шира, — я не могу ради тебя нарушить обет. Да и нет у меня таких слов...»              В десяти милях к юго-западу от Ангуса снежная тундра словно разрезалась надвое глубокой долиной со слишком пологими краями, чтобы именоваться ущельем. Должно быть, поэтому она называлась Прохладной Ложбиной — именно здесь семь лет тому назад Ауриль с помощью Ледоруба провела ритуал, опутав Кассиуса сетью с двумя тысячами пятьюстами пятьюдесятью шестью печатями. Каждый день одна из печатей разрушалась и поила чудовище кровью Ауриль, смешанной с кровью Ярриса Златорога.       Шира Андермун этого не знала, но Ауриль, истерзанная богом по имени Катаптари, была слишком больна и слаба, чтобы помочь отряду безрассудных храбрецов или как-то по-другому вмешаться в их дела. Бедный Гринн, как мог, ухаживал за своей госпожой, и время от времени приносил ей слухи, витающие в Мертвой мерзлоте.       Подготовка к пробуждению архозавра началась в Дэлефине. Надавив на Ордена и использовав связи при королевском дворе, Хельгар сумел раздобыть двенадцать боевых машин, которые предполагалось вернуть в целости и сохранности. Это были шесть баллист, стреляющих массивными гарпунами, и шесть катапульт с тяжелыми снарядами. Десять волшебников под руководством Хельгара наделили гарпуны и снаряды замораживающими, обжигающими и отравляющими свойствами. Те же волшебники помогли Алефу Арсону создать портал, способный перенести в Мертвую мерзлоту несколько тонн груза и отряд из тридцати девяти человек.       Отряд базировался на холме, с которого открывался дивный вид на Прохладную Ложбину. Под темным небом, расцвеченным изумрудными сполохами, снежное полотно приобрело зеленоватый оттенок, а из-за влажной погоды его поверхность уплотнилась и засияла россыпями серебра.       На противоположном от долины склоне холма, ощетинившегося смертельными орудиями, стояли два походных котла на ножках, с поддонами для топлива, и в них непрерывно подогревались чай и суп. Тридцать три авантюриста — воины, жрецы, волшебники и чародеи — практически не мерзли, а вот Шира, Хельгар, Алеф, Грег, Боб и Брэд, гердонский мечник, сопровождавший когда-то отряд Барадуна в Спеллтон, кутались в меховые плащи и другую теплую одежду.       Алеф, ответственный за порталы, вспотевший от усилий, стоял, дрожа, у котла и пил чай из жестяной кружки, ломая голову над тем, как переправить всех обратно. Заготовка для портала уже была сделана, оставалось сплести заклинания и наполнить его силой. Но что, если кто-то из членов отряда, напуганный мощью чудовища, рванется к порталу и сбежит? Шира попросила дать всем такую возможность, но разве это правильно по отношению к тем, кто останется?       Грег держался рядом с другими четырьмя жрецами. Все они были авантюристами и изнывали от скуки: Андермун знала день, когда пробудится Немыслимое чудовище Севера, но не час. Впрочем, разве приключенцы не ощущали время иначе? Кто знает, сколько для них миновало часов или минут? Две эльфийки затеяли танцы с раздеваниями, еще с десяток авантюристов собрались в кружок, хлопали и одобрительно свистели. Пятеро погрузились в глубокую медитацию и не реагировали на оклики. Тринадцать приключенцев заняли позиции возле боевых машин. Четверо выкрикивали непристойности и делились откровениями об анусах.       Шира передала командование Хельгару, так как не могла говорить и кричать. Чародей расположился возле самой большой из боевых машин под гордым названием «Достоинство Короны». Сама лучница перемещалась по склону холма и следила за долиной. Взбудораженная и напряженная, она практически не отрывала глаз от снежного покрова, который мог в любой момент нарушиться и исторгнуть из себя Кассиуса.       «Яррис сказал, из-за магии крови голодное чудовище призовет его к себе — тогда мне нужно будет переместиться с помощью Пространственной двери. Я должна схватить Ярриса быстрее, чем это сделает Кассиус! Мать Маэдра, неужели я увижу его сегодня? Неужели я увижу его?!»       Боб передал Шире то, о чем нечаянно обмолвился Улыбака: действие магии крови может распространиться на Амарриса, ведь он тоже Златорог. Верховный магистр Ордена Прорицания госпожа Церера обещала, что волшебная сила Русалочьего острова оградит юношу от враждебных чар и не позволит насильно переместить его. Чтобы защитить сына, Шира давно уже отдала ему бусину, замораживающую противников, а себе оставила перстень с волшебными стрелами — тот, который Яррис надел ей на палец в Липовом лесу рядом с Бихолдерс.       Сердце в груди то замедлялось, то снова начинало бешено колотиться. Шира думала о том, как она будет просить прощения за то, что отняла у Ярриса четыре года жизни. Может, он возненавидит ее? Андермун очень старалась исправить свою ошибку: сберечь вещи и бумаги Златорога, любыми путями сохранить в собственности Мефитовые болота, воспитать в Амаррисе любовь и уважение к отцу и его заслугам, — но разве этого достаточно?       «Как это ужасно, что чувства Ярриса ко мне обернулись бедой! — с болью думала Шира. — Вдруг он с присущим ему здравомыслием решит отказаться от меня, ведь я принесла ему несчастье? Хельгар сказал, Яррис благодарен мне за сына и на этом основывается его чувство, но его отношения с Амаррисом и его отношение ко мне — это же разные вещи, разве нет? Ох, пусть не любит меня, если ему это больно, лишь бы вернулся живым! Пусть он ходит, дышит, разговаривает — живет где-то, даже если не со мной! Лишь бы он был…»       Шира верила, что Гвэн сможет рассудить так же, если избавится от демонов, терзающих ее душу, поэтому оставила одно место в отряде для нее.       — Ну что? — поинтересовался Боб, вставая рядом и потирая руки в шерстяных митенках. — Есть мысли о том, как успеть выудить старину Ледоруба из крокодильих лап?       Лучница хлопнула ладонью по золоченому светильнику в виде совы, прикрепленному к поясному ремню.       «Амаррис настроил эту штуку: взгляд совы будет преследовать Ярриса, а мы обнаружим его по льющемуся из ее глаз свету».       — Неплохо. Только не теряй голову, когда увидишь своего волшебника, ладно? Иначе можешь погубить вас обоих.       Шира кивнула. Глаза ее вдруг расширились и стали почти круглыми: снежную тундру сотряс толчок.       — Поехали! — пробормотал Боб и схватился за полы плаща, готовясь, если придется, обернуться летучей мышью.       Холм затрясся, как молодая яблонька, с которой сшибают яблоки. Хельгар, усиливая голос с помощью магии, приказал готовиться к атаке. Часть авантюристов бросилась к орудиям, жрецы осеняли бойцов благословениями, волшебники и чародеи заняли позиции позади боевых машин. Дно Ложбины треснуло, проглатывая тонны снега, и из гигантской расщелины показались распахнутые закругленные челюсти с редкими острыми зубами. Вскоре наружу вылезла и вся морда — длинная, матово-антрацитового цвета, с блестящими бледно-желтыми глазами по бокам. За ней выползало продолговатое приплюснутое туловище и короткие пятипалые лапы. Шире распахнув пасть, Кассиус издал рокочущий рев, сотрясший землю и небо.       Боб присвистнул.       — Охереть, это сколько же он длиной? С милю?! Тысяча футов без хвоста…       Лучница его не слушала: все ее внимание было направлено на архозавра, который, разломав пласты льда и промерзшей земли, раскрошив дно Ложбины, выбрался наружу уже целиком и подтягивал за собой хвост, в два ряда утыканный шишковатыми наростами. На спине Кассиуса распахнулись остроконечные гребни. Он почти лежал на животе, тяжело опираясь на четыре лапы с локтями и две — задние — с коленями. Однако только мелким созданиям его массивность казалась неуклюжей — на самом деле, почувствовав кровь Ауриль, Кассиус понесся к ней с огромной скоростью, перебирая шестью могучими лапами, и оказался у края Ложбины раньше, чем до него долетел первый гарпун.       Что могли сделать такому гиганту жалкие человеческие игрушки? Его зубы были длиннее гарпунов, а зрачки — больше снарядов.       «Яррис, где Яррис?!» — лихорадочно повторяла про себя Шира, мечась по склону и спотыкаясь в снегу.       Авантюристы кричали где-то далеко за спиной, перезаряжая боевые машины.       Кассиус перевалил через край долины и прополз мимо холма, не обращая на него внимания. Он мог бы подчистую смести его ударом хвоста, если бы тот покачивался из стороны в сторону с большей амплитудой. Холм ходил ходуном, оседая и роняя к подножию лавины снега. Он располагался с юго-восточной стороны Прохладной Ложбины, архозавр же следовал прямиком на северо-восток — к Сосульке, увенчанной Дворцом Ауриль.       Шира прянула с места и побежала со своей максимальной скоростью, едва касаясь снега. Боб обернулся нетопырем и упорхнул. Над холмом разлетались возгласы:       — Кто кайтит?!       — Не уводите его!       — Идиоты!       — Что вы делаете?!       — По ко-о-о-оня-а-а-ам!       — По каким коням, придурок, мы в бою!       Андермун увидела, как последний снаряд пронесся, разорвав пламенем ночное небо, разбился о хвост Кассиуса, создав алый всплеск в обрамлении багрового облака, и осыпался на снег горелыми осколками.       «Мы больше не достаем до него! — раздался в голове лучницы недовольный голос Хельгара. — Чудовище несется прямиком на Ангус и через несколько минут раздавит городишко, как гнилой гриб!»       Лучница лишь плотнее стиснула зубы: что она могла сделать в сложившейся ситуации? В мыслях возник голос Боба: «Ха! Угадай, кто только что присоединился к отряду?» Но Шира не успела угадать, потому что в ночном небе над заснеженной тундрой разнеслось трубное:       — ТЫ НЕ ПРОЙДЕШЬ!       Андермун дрожащей рукой отыскала на груди амулет, и в воздухе перед ней возник мерцающий прямоугольник. Шагнув сквозь него, лучница оказалась всего в трехстах футах от чудовищного хвоста и благодаря темному зрению разглядела далеко впереди внушительную фигуру Барадуна: бывший Верховный чародей увеличил свой рост и окутался свечением, чтобы стать как можно заметнее. Он взмахнул посохом с коралловым набалдашником и расколол замерзшую землю под пузом архозавра. Из трещины, пронзив толстый слой наледи и снега, вырвалась гигантская ледяная длань. Подчиняясь Барадуну, она сгребла Кассиуса в охапку, словно стручок гороха, и кожа чудовища начала покрываться инеем, а затем ледяной коркой. Кассиус сопротивлялся, изгибаясь, но его движения становились все менее размашистыми и более ленивыми. Наконец он затих, облаченный в толстый покров изо льда. Волшебная рука утащила гигантскую глыбу в трещину, погружая ее все глубже и глубже, а затем пласты земли сомкнулись, погребенные под толщей многолетних снегов, взбитых лапами чудовища.       В голове Ширы одновременно зазвучало несколько голосов, но она не смогла разобрать ни одного обращенного к ней слова. Ноги подогнулись, и лучница уселась прямо на снег. Город был спасен, но надежда вызволить Ярриса осыпалась горящими обрывками, как сожженное письмо.              Барадун положил ей руку на плечо. Теперь он выглядел как обычно — румяный, пышущий здоровьем красавец среднего роста со смоляными кудрями и короткой бородкой.       — Как поживаешь? Не ранена?       Шира молча подняла на него глаза.       — Дуешься? Не хочешь разговаривать? Понимаю.       Спикировав и превратившись в человека в последнюю секунду, рядом приземлился Боб.       — Хе-хей, Барадун! Давненько тебя не было видно, старина! Иди-ка сюда… — Эльф стиснул слабо сопротивляющегося чародея в объятиях, а затем отпустил. Барадун поправил венец на голове и поинтересовался:       — Что вы тут устроили?       — Рейд на древнее чудовище для сорока безрассудных храбрецов.       — М-м, одно местечко оставили для меня? Брось, Шира, нечего тут стесняться: в глубине души ты всегда будешь ждать, что я приду к тебе на выручку.       Лучница поднялась на ноги, отряхнулась от снега и пнула чародея в берцовую кость.       — Ай, ты спятила?!       — Квест засчитался, кстати, — сообщил Боб. — Можно отправляться в Медолесье за наградой, но, пожалуй, стоит на минутку заскочить вон к тем парням на вершине холма.       — После, — отозвался Барадун, — сначала аудиенция у Хозяйки Зимы.              Бывший Верховный чародей перенес себя, Боба и Ширу на вершину Сосульки, к воротам Ледяного дворца.       — Кстати, — произнес он внушительно, занося посох и готовясь «постучать», — отныне зовите меня Барадун Белый.       Эльф прыснул, а Шира сделала вид, что ничего не слышала. Ворота загудели от прикосновения чародейского посоха и через несколько секунд начали медленно открываться наружу. Не дожидаясь, пока створки распахнутся полностью, Барадун и его спутники вошли на территорию замка и оказались перед высокими ступенями из чистого льда. В отличие от стен замка, лестница была совершенно гладкой, ее не украшали морозные узоры, так что чародей поднял себя и друзей над землей, как если бы они стояли на невидимом облаке, и перенес к причудливой стрельчатой двери высотой в три человеческих роста. Дверь приоткрылась, и из-за нее выглянул Домино Гринн.       — Друзья! — большие глаза Гринна засияли, рот расплылся в улыбке. — Неужели вы пришли навестить меня?       — Привет, Гринн, — прохладно отвечал Барадун, — вообще-то, у меня дело к госпоже Ауриль.       Боб похлопал Улыбаку по плечу.       — Лично я скорее буду любоваться на твою физиономию, чем на совиную морду Аурили.       — Тс-с! — испугался Гринн и добавил шепотом: — Госпожа принимает морозную ванну, но все же может услышать, как ты непочтительно о ней отзываешься. И поверь, кролику в снежной тундре приходится тяжко! Пожалуйста, проходите!       Друзья вошли в длинный просторный коридор, ведущий прямо к трону, или залу с оконными нишами без стекол, продуваемую всеми ветрами на свете. Сквозь круглое отверстие в потолке виднелось черное небо с рассыпанными по нему звездами и снопами северного сияния.       — Я помогу госпоже — она в последнее время плохо себя чувствует, — а вы ждите тут. Только не трогайте ледяные скульптуры, а то сами станете частью коллекции! — Улыбака исчез.       — Как же здесь холодно! — проворчал Боб. — У меня начали уменьшаться жизненные силы.       — А, я же забыл!.. — Барадун извлек из поясной сумки два вязанных шарфа, похожих на тот, что был обмотан вокруг его шеи, и протянул их Бобу и Шире.       — Это что, должно как-то помочь? — поинтересовался эльф, разглядывая короткий узкий шарфик. Затем со словами: «А, к черту!» — обвязал им шею. — Ух ты! Охеренно!       Шира молча последовала его примеру. Ей действительно стало тепло. Она дернула Барадуна за рукав и указала на свиток над своим правым плечом. В тусклом свете на нем едва ли можно было разобрать слова: «Что мы здесь делаем?»       — О, приспособила мимика, забавно! — Брови чародея на секунду приподнялись. — Сколько стараний, чтобы изводить меня молчанием! Хорошенькая месть — принуждать к чтению! В общем, подойдите-ка поближе… Да, вот так, в кружок. Пока Гринн достает хозяйку из ванны, я поведаю вам одну прелюбопытную историю.       Так вот, давным-давно на свет появилась полубогиня, чье истинное имя я не стану произносить здесь — назовем ее Ауриль. Ауриль оказалась весьма талантлива в вербовке подопечных и расплодила большое количество ведьм. Говорят, когда совокупное зло, сотворенное этими ведьмами, получавшими силу от Ауриль, превысило допустимый предел, оно обрело форму Немыслимого чудовища. Этот зверь нашел Ауриль и оттяпал ей голову, но богиня не растерялась и заменила ее на совиную. Напоенный кровью, зверь уполз в подземную нору и уснул там на тысячу лет. Ну, или сотню. Каждый раз, когда накапливается определенное количество злодейств Ауриль, чудовище выходит на охоту за одной из ее конечностей или органов, и так постепенно богиня теряет божественный облик и приобретает вид животного. Когда все богоподобное в ней закончится, она лишится тела на Материальном плане и провалится в Преисподнюю. Там демоны разорвут ее на куски.       Глаза Ширы расширились. Боб присвистнул. Барадун, довольный произведенным эффектом, продолжил:       — Яррис заключил с ней договор, соединив свою кровь с кровью Ауриль, так что на этот раз чудовище должно было позавтракать им, а не куском полубогини. Только вот он исчез… Думаю, Ауриль прикидывается больной и прячется в одном из секретных помещений Дворца, так как ей стало известно, что ее жертва пропала без вести. Нужно воспользоваться…       В этот момент в зале сгустился и затрещал от мороза воздух, а свет, исходящий от звезд и ледяных скульптур, померк, и в следующую секунду на троне возникла величественная фигура богини Ауриль. Ее одеяния, когда-то снежно-белые, приобрели теперь грязный цвет. Руки с длинными костлявыми пальцами, похожими на птичьи когти, были исколоты, изрезаны и едва начали заживать. Оперение на совиной морде поредело, на клюве виднелись глубокие царапины. Хозяйка Зимы выглядела так, будто долго плутала в густых колючих зарослях.       — Приветствуем тебя, божественная госпожа Мертвой мерзлоты, — с вежливой улыбкой произнес Барадун, приближаясь к трону.       Ауриль едва заметно наклонила голову в ответ.       — Ты, наверное, слышала, как содрогалась земля Прохладной долины, и чувствовала, как Немыслимое чудовище Севера было изгнано в ее недра? — поинтересовался чародей и добавил самодовольно: — Я его изгнал.       Черные глаза Хозяйки Зимы на мгновение окрасились в золотой цвет.       — Что ж, я благодарна тебе, — проскрипела она низким голосом, — за сохранение порядка в моих владениях. Ты пришел за наградой?       — Скорее за помощью. Яррис Златорог по прозвищу Ледоруб — мой близкий друг, и я знаю о том, что он когда-то служил прекрасной Хозяйке Зимы. К сожалению, с ним случилась беда: его украл некто по прозвищу Кукольник. Молю великолепную и могущественную госпожу спасти моего дорого друга!       — Я ничем не могу помочь.       — Как жаль, ведь он мог бы вновь послужить Мертвой мерзлоте, когда мое волшебство исчерпает силу и перестанет сдерживать Немыслимое чудовище.       Ауриль ответила не сразу.       — Когда это случится?       — Хм, сложно сказать. Надеюсь, не очень скоро…       — Ты сильный чародей, но все же не бог. Осмеливаешься играть со мной? Может, я и ослабела, но все еще отличаю правду от лжи.       Барадун пожал плечами.       — Ну, раз госпожа любит правду… Яррис нужен тебе так же, как и нам. Помоги вернуть его, или Кассиус пробудится скорее, чем ты восстановишь силы!       Над троном словно повисла туча: густая тень окутала полубогиню, лишь глаза поблескивали золотым светом. Воздух трещал и искрился, но чародей и его спутники не чувствовали мертвой хватки холода.       — Тебе покровительствует кто-то из богов? — проскрипела Ауриль, в изнеможении откидываясь на спинку трона.       — Да много кто, — небрежно откликнулся Барадун. — Я всем нравлюсь. Кое-кто даже жизни без меня не представляет. Проблема в том, что Кукольник связан скорее с Планом Теней, чем Света или Жизни, а там у меня хороших знакомых нет. По крайней мере, тех, кто желал бы мне добра.       — Что ж… Я расскажу тебе, что знаю о Ледорубе, и это будет твоей платой за оказанную мне сегодня услугу.       — Идет!       Шира, с замиранием сердца прислушивающаяся к разговору, вздрогнула и ухватилась за край плаща Боба.       — Тот, кого вы именуете Кукольником, — воплощение Владыки Кошмаров. — Ауриль пришлось набраться сил, прежде чем она смогла прохрипеть имя своего врага: — Катаптари… так называют его на плане Теней. Он бродит по Долине Кошмаров и пожинает ужасающие сновидения, черпая в них силу. Обликом похожий на обугленное дерево, владыка хранит в своем чреве тела и души тех, кого использует как игрушки. Они сопровождают Кукольника в его путешествиях, собирают для него обрывки страшных снов. Послушные его воле, погруженные в дурман, без памяти и сознания, они не могут покинуть План Теней и обречены служить хозяину, пока их души не истощатся, а тела не погибнут.       Из глаз Ширы капали слезы. Они замерзали, не успев добежать до края щек. Лучнице казалось, что сама душа ее промерзает насквозь, но содрогается не от холода, а от жалости и сочувствия.       — М-да… — отозвался Барадун. — Картина печальная. Как его вызволить из лап Владыки Теней?       Ауриль издала звук, похожий одновременно на скрип и фырканье.       — Он не входит в сонм Владык Теней, его происхождение иное. Это достаточно молодой бог.       — Молодой — значит более слабый и его можно одолеть?       — Никогда ты не одолеешь бога! Я пыталась — и жестоко поплатилась за это. Как видишь, мне пришлось оставить в Долине Кошмаров немало сил.       Шира в изумлении подняла на Хозяйку Зимы глаза.       «Что? Как? — в растерянности думала она. — Ауриль сражалась за него с Владыкой Кошмаров?!»       — Этого… я не знал.       — Уходите. Больше я вам ничего не должна.       Подхватив лучницу под руки, Барадун и Боб поспешили откланяться и только на ледяной лестнице заговорили между собой.       — Гребаный бог!       — Срань и плесень!       — Кто бы мог подумать?       — Бедняга Яррис…       — Да уж, не завидую…       — Что-то можно сделать?       Вопрос Боба вывел Ширу из глубокой задумчивости. Она невольно бросила взгляд на Барадуна и с ужасом увидела, что тот нахмурился.       «Почему ты выглядишь таким мрачным?! — думала Андермун в отчаянии. — Где твое бахвальство? Почему не скажешь, что все можешь исправить, что всех можешь спасти? Пожалуйста, не будь серьезным! Пожалуйста, смейся и всех презирай! Скажи, что ты чертовски талантлив, скажи, что нам с тобой повезло!..»       — Пора возвращаться, — сказал чародей.       Шира отступила на несколько шагов и оглянулась на Ледяной дворец. Она посмотрела на высокое небо, увенчанное звездами, на стены, сложенные из прозрачных ледяных плит, на снег, метущийся по промерзшей земле.       «Даже если мне никто больше не поможет, я не оставлю тебя. Не успокоюсь, пока не верну тебе жизнь и свободу! А если не смогу, отыщу тебя после смерти и освобожу! А если не смогу… все равно не оставлю тебя!»