Одно светлое чувство

      — Привет! — Большие светло-голубые глаза смотрели, не моргая.       Ледоруб прищурился, но промолчал. До крайности раздраженный недавней потерей весьма ценных вещей и золота, вынесенных Тупоголовыми из Башни, он поражался наглости сидевшего перед ним члена отряда. Лысый, маленького роста, с длинной бородкой жрец в обносках больше походил на уличного попрошайку, чем на авантюриста.       — Привет! — дружелюбно повторил Гринн по прозвищу Улыбака.       — Привет?! — не выдержал Ледоруб. — Привет?! Давай выйдем на улицу, и я устрою тебе приветствие! Где же твои друзья?       — О, они отправились в Гердон на большом дирижабле! — охотно отвечал Гринн. Как ни в чем не бывало он отхлебнул эля из кружки и поерзал на табурете, чтобы усесться поудобнее. Жалкая забегаловка, в которой они укрылись от крепчающего вечернего мороза, была практически пуста. Тесная зала освещалась огнем из печки да масляной лампой на облезлой барной стойке.       — Вот как? — желчно переспросил Яррис. — Помнится, я не нанес тебе ни одного стоящего удара — ты ведь за этим пришел? Могу сначала превратить тебя в свинью, если предпочитаешь, а затем уже нашпиговать железом.       Улыбака оторвался от кружки. На его носу красовалась шапочка из пены.       — Меня уже превращали на этой неделе, спасибо. Не в свинью правда, а в лисицу. Я чуть не околел с голоду: не смог поймать ни одного зайца, откопать ни единой мышки…       — Так ты голодный, да? — Ледоруб, усмехнувшись, откинулся на стену. Его глаза поблескивали из-под капюшона. — Эй, хозяин! Принеси этому недоумку пожрать!       Гринн сглотнул, отчего его большой кадык подпрыгнул.       Спустя время, когда жрец наконец оторвался от миски с горячей похлебкой, которую он крепко держал обеими руками, и облизнулся, как собака, Ледоруб поинтересовался:       — Так что насчет твоих друзей? Кто они, откуда?       — О, я их почти не знаю! — радостно отозвался Улыбака и добавил, не замечая убийственного взгляда волшебника: — Мы всего пару дней провели вместе. Вообще-то Госпожа послала меня за вами.       — Госпожа? — насторожился Яррис.       Гринн многозначительно поднял глаза и указательный палец кверху.       — Сама!..       — Да кто?! — не выдержал Ледоруб.       Улыбака наклонился к нему очень близко и прошептал: «Госпожа Ауриль!» Яррис хмыкнул и подумал о том, что все же не зря потратил последние медяки на похлебку для попрошайки.              Ледяной дворец находился на вершине скалы, издалека похожей на гигантскую сосульку. Впрочем, на него не любовались даже издалека, потому что окрестные холмы сковывал невыносимый для живых существ мороз. Лишь взрослые особи йети могли забредать в эти края, но им тут нечего было есть, так что и они держались подальше. Над Морозными холмами навсегда сгустилась ночь. Обнаженные звезды сияли в первозданном блеске, соперничая красотой со снопами зеленого пламени. Длинная витая лестница вела от подножия Сосульки к ее вершине — лестница, которой никогда не пользовались. Говорили, что Хозяйка Зимы исполнит любое желание, если подняться по ступеням во дворец, но пока никому не удавалось миновать Морозные холмы, не околев или не угодив в пасть свирепым от голода йети.       К счастью, Улыбака мог обойти все препоны и перенестись во дворец с помощью амулета в виде бараньей головы — так он и сделал, прихватив с собой Ярриса Златорога. Последний кутался в шкуру йети, уберегаясь от лютого мороза благодаря ей и специальным чарам. Однако невозможно было забыть о холоде, голоде и смерти, находясь во дворце Хозяйки Зимы.       Длинная зала продувалась с обеих сторон, так как в стенах из камня и льда были проделаны стрельчатые арки, а в потолке над троном зияло круглое отверстие. Свет звезд и северное сияние освещали залу, но также легкое мерцание исходило от ледяных глыб, расставленных слева и справа. Они были кристально-прозрачными и позволяли разглядеть замершие в разнообразных позах фигуры живых существ: грозных шерстистых носорогов и саблезубов, совомедов и белых медведей, лисиц и куниц, людей и йети. В конце залы на постаменте с широкими ступенями возвышался белоснежный заиндевевший трон. По обе стороны от него разбегались короткие коридоры. Один вел к зеркалу, раскинувшемуся от пола до потока, другой — в круглое помещение с замерзшим котлом в центре, со стенами и полом, испещренными символами. У Ледоруба была всего пара мгновений, чтобы окинуть помещение взглядом — вход в него быстро заслонила снежная пелена. Златорог успел разглядеть полки с ингредиентами, разбросанные по полу кости и рога, пятна крови и разноцветные кристаллы. В зале царил полумрак, не утихали завывания ветра. Златорог все еще чувствовал себя путником снежной тундры, а не гостем божества.       Наконец в дальнем конце залы что-то пошевелилось: на троне возникла величественная фигура в призрачном саване, с головой совы, увенчанной бараньими рогами. Руки Хозяйки Зимы лежали на подлокотниках трона и напоминали то ли старушечьи, то ли птичьи лапы. От Ауриль исходили волны холода. Яррис взглянул в ее черные, как омут, глаза и поклонился.       — Вэстхейвенский волшебник? — пророкотала полубогиня. Голос ее был низким, чуть скрипучим, но насыщенным. — Хозяин Ледяной башни?       — Госпожа Мертвой мерзлоты… — откликнулся, выпрямляясь, Ледоруб.       — Ты осмелился прийти, хотя многие считают меня злодейкой?       — Я… я далек от оценочных суждений. — Тело Ярриса костенело от холода, голова начинала болеть.       — Не предлагаю подойти ближе: это может тебя убить. — Совиные глаза на мгновение подернулись золотой пеленой.       — Спасибо, — хрипло отозвался волшебник. Он старался, чтобы его голос звучал ровно, но глотку все больше сковывал мороз.       — Гринн сказал, ты годами наблюдал за Мертвой мерзлотой и в последнее время начал замечать странные явления — это так?       — Да, госпожа. Дрожь земли и источники странной жидкости.       — Ты распознал их природу?       — М-м… Что касается жидкости, то мне кажется, она просачивается с другого плана — Плана Теней. Пропитывая даже мерзлую землю, жидкость не только пробивается наружу, но и стекает вглубь. Люди говорят, в недрах земли обитает немыслимое чудовище размером с целый город. Оно дремлет веками, но теперь, возможно, жидкость с Плана Теней начинает его пробуждать.       Ауриль разразилась размеренным скрипучим смешком.       — Неплохо, волшебник, неплохо. Я задам вопрос, на который тебе нужно ответить предельно искренне — от этого зависит наш дальнейший разговор. Какое тебе дело до этой жидкости и этого чудовища?       Ледоруб помолчал несколько секунд, взвешивая то, что собирался сказать.       — Мне нужен подвиг, чтобы вернуться в Гердон.       — А! Ты здесь в ссылке, верно? Хорошо, что ты не врешь мне, как другие, о желании спасти жителей или научном исследовании.       «А были другие? — пронеслось в голове Златорога. — Мне жаль этих других! Тем более что они могли вовсе не врать, просто божествам чужды их мотивы».       — Все же никто из нас не хочет гибели Десяти с половиной городов, верно? — проскрипела Ауриль.       «Верно? — повторил про себя Ледоруб. — Это у тебя надо спросить!»       — Нужно усыпить чудовище, и я знаю, как именно это сделать: нужны печати, основанные на магии крови. Ты готов пожертвовать две тысячи пятьсот пятьдесят шесть унций собственной крови?       Волшебник вздрогнул.       — У меня столько нет, — деланно спокойно ответил он.       — Не за раз, конечно: люди хрупки. В течение семи лет день за днем ты будешь брать у себя кровь и создавать печати. К тому моменту, как чудовище пробудится, мы успеем подготовиться и проведем ритуал. Я удержу его, а ты запечатаешь.       — Я не знаком с магией крови.       — Я научу тебя, через Гринна.       — Чем еще мне придется заплатить? Кроме моей крови.       — Жизнью. Две тысячи пятьсот пятьдесят шесть печатей удержат чудовище на семь лет: по печати на каждый день. Затем оно выберется наружу и сожрет тебя, где бы ты ни прятался.       — Хм.       — Что поделать? Тебе ведь нужен Подвиг.       — А если я… если я придумаю способ, как этого избежать? Или сделаю еще печати и буду проводить ритуал каждые семь лет?       — Твое дело.       Ледоруб ненавидел вид и запах крови и прикидывал в уме, насколько будет ослаблен подобными кровопусканиями.       «Стоит ли того свобода? — думал Яррис. — О да, свобода стоит почти всего! Лучше до конца дней пускать себе кровь и проводить ритуал каждые семь лет, чем остаться в Мертвой мерзлоте навсегда! Верховный чародей Лэетил не сможет игнорировать мой Подвиг, а если все сделать правильно, он же мне и поможет в будущем».       Мороз пробирал уже до костей — времени на размышления не осталось.       — Я согласен.       Глаза Ауриль на миг сверкнули золотом. Неожиданно полубогиня обратилась к жрецу:       — Поверить не могу, Гринн, что ты хоть с чем-то справился.              Гринн пробирался по осеннему Гердону, а точнее, по его полуразрушенным опустевшим улочкам, с охами и ахами лавируя между стайками дретчей и пикирующими с крыш вроками. Хватая с мостовой разжиревших крыс и ошметки трупов, крылатые твари вновь взмывали вверх и прятались среди торчащих труб и обнаженных кровель.       — Мамочки! — пробормотал жрец-колдун Аурили, прижимаясь спиной к стене выгоревшего изнутри дома и поднимая лапки, как пес, который позволяет погладить свое брюшко. Мимо него пролетел семифутовый паладин со сверкающей булавой с амарантиновыми вставками. — Охо-хо! Как же мне теперь отыскать ту улицу… как она называлась? Улица Глициний? Нет, не то… Милейший господин! Не подскажите ли…       Человек в плаще, высунувшийся из боковой улочки, повернул голову к Гринну и оскалился в острозубой усмешке — стало ясно, что это не человек, а рослый квазит, за шипы которого зацепилась тряпка.       — Кыш! Пошел! — испуганно замахал руками жрец. — Я ведь и что-то праведное в тебя запустить могу! Изыди, нечисть!       — Кер-кер-кер-кер-кер!.. — затараторил зеленый черт, бросаясь на Гринна с растопыренными бритвенно-острыми когтями.       Глаза Улыбаки заволокло белым туманом, а затем в квазита ударила молния и обратила его в кучку пепла. Пепел быстро таял, как снег возле костра, и обращался в маслянистый ихор — особую демоническую кровь.       — Ну вот… — пробормотал Гринн, аккуратно переступая через лужицу. — Можно было и без этого обойтись, правда?       Из ближайшего дома сквозь выбитое окно послышался грохот и приглушенное завывание. «Еще демоны?» — вздрогнув, подумал жрец-колдун и, пригнувшись к мостовой, гуськом двинулся дальше, стараясь не издавать шума. Когда он пробирался под окном, чья-та рука быстро высунулась наружу, схватила Гринна за шиворот и втащила внутрь. Улыбака успел только пискнуть и снова сложить лапки.       — Ну вот и смерть моя! — пробормотал он, заранее готовый смириться с любой судьбой, а затем все же распахнул глаза и уставился на черного с ног до головы… Боба!       — Да чтоб меня черти… Неужели это ты, дружище?! Улыбака!!! — Улыбка эльфа показалась ослепительной на измазанном сажей лице. Он похлопал друга по плечам, наклонился, стиснул его в объятиях, вздернул на ноги и крепко обнял еще раз. — Улы-ы-ба-ака! Собственной персоной, посмотрите на него! Глазища! Бородища! Лысина! Эх ты, горе мое! Я ведь тебя искал, а ты сквозь землю провалился! Что б я еще раз побывал в Мертвой мерзлоте — хоть ради кого-нибудь!       От обрушившегося на него шквала искренних приветствий Гринн прослезился.       — Боб!.. — только пробормотал он, разводя руки в стороны. — Бо-о-об!       — Иди сюда, драконыш! — Эльф снова стиснул Улыбаку, любовно похлопал его спине, почесал сбоку от бородки. — Ну все, хватит нежностей, тут, вообще-то, по пяток демонов на каждый квадратный фут!       — А чего ты весь черный? Оу, я теперь тоже весь черный…       — Уронил на себя ящик с прогоревшим углем — ну кто ставит такое на стол?! Думал, это тот самый сундук, который я ищу.       — Что за сундук?       — Да знаешь, один бывший гердонец бежал отсюда и впопыхах оставил сундук со своей дамой.       — Дамой?!       — А, понимаю: звучит странно. Это фея, которая живет в кусте роз. Он его выкопал и хотел пересадить. Я уже все обыскал, но сундука тут нет. Думаю вот, проверить соседние дома или довольствоваться залогом. А, черт с этой феей! Расскажи-ка, что ты здесь забыл?       — Я тоже ищу одну фею… тьфу, человека — он же был человеком? Помнишь, тот тип из башни? Ледорог!       — Ледоруб? — удивился Боб. — Яррис Златорог, что ль? Да, он человек. А зачем он тебе?       — Не мне — госпоже. У них своего рода договоренности…       — Жаль, Гринн, но он давно уже сгинул, пропал. Года уже три как, четвертый пошел.       — Хм, так значит это правда… Говорят, у него был сын, наследник?       — Ну был, а что?       — Кровь-то одна! То есть… — жрец запнулся и поскреб лысину. — Или нет?       Боб ловко перевернул пустой ящик кончиком сапога и уселся, пристально глядя другу в лицо.       — Парнишка усыновленный, — сказал эльф, не моргнув и глазом. — Что-то вроде ученика.       — Да-да! Урожденный Андертэйл или как-то так.       Брови Боба на секунду взметнулись вверх. Он молча смотрел на Улыбаку, ожидая, что в его чистом взоре отразятся сложенные два и два, но не дождался.       — Выходит, так, — в глазах эльфа заплясали зеленые демонята. — И этот Златорог слыхом не слыхивал ни о каком ребенке, пока не вернулся в Гердон. И связи с матерью парнишки у него никакой не было. И мать эту мы знать не знаем. Темная история!       — Эх! Я ведь чувствовал, что не мое это — факты собирать. Очень тяжело, когда твоя внешность не вызывает доверия, понимаешь?       — Не переживай, дружище, я отведу тебя в одно местечко, где на твое лицо даже не взглянут, если покажешь кошелек.       На этот раз Улыбака вздохнул с облегчением.       — Если бы знал, что встречу Боба, облобызал бы зеленого черта в обе щеки!       — Ну-ну, прибереги энтузиазм до конца вечера: успеешь еще с зелеными чертями налобызаться.              Ткань реальности разорвалась с треском, выплевывая десятифутовую горбатую фигуру в толстой ледяной броне и шлеме, увенчанном бараньими рогами. Ауриль издала протяжный стон: в шестой раз перемещение сделалось по-настоящему болезненным. Безжалостно топоча тесно сплетенные колючие растения, божество продиралось сквозь Тернии слепых к Хребтовому мосту. Ледяной доспех хорошо защищал от острых шипов. В прорезях шлема горели два желтых огонька: Хозяйка Зимы хмуро оглядывалась по сторонам. В какой-то момент Ауриль не выдержала очередного хлюпающего звука и, поддавшись соблазну, протянула костлявую лапу за одним из глазных яблок, созревавших в клетке из черных колючих ветвей. Оно было одновременно податливым и упругим и лопнуло в огромном совином клюве, разбрызгивая густой сок: Ауриль почувствовала расползающееся по костям блаженство от ощущения собственной власти и могущества и чужой уязвимости. Чтобы испытать нечто подобное в мире смертных, полубогине требовались бесконечные жертвы и подношения, а тут все давалось так легко…       Однако Хозяйка Зимы понимала, что каждый поглощенный плод приближает ее физическую оболочку к разрушению: План Теней пытался захватить, растворить и перевоплотить все живое, что проникало в него. Будучи по своей природе лишь полубогиней, Ауриль не желала прощаться с Материальным планом и становиться одним из множества теневых созданий, поэтому, уставая, возвращалась в Ледяной дворец с тем, чтобы, отдохнув, предпринять очередную попытку поиска.       Ауриль шла по Хребтовому мосту, неуклюже ворочая тяжелой головой. Ледяной доспех постепенно истончался, и вот уже сквозь прозрачный слой стали видны мощные кости с лохмотьями свисающей кожи. Мост закончился; Долина кошмаров расползалась впереди, как лужа нефти. Над ней то и дело лопались грибы из черного дыма.       Шлем полубогини растаял, обнажая массивный совиный череп с вросшими в него витыми рогами. Два желтых огонька горели в пустых глазницах — они вспыхнули ярче, когда один из грибов вырос до небес, а его шляпка клубящейся тучей заволокла низкое багровое небо. Из столба дыма выплыло корявое обугленное дерево с аспидным пламенем вместо кроны. Рядом с ним двигалась тень, рост которой едва ли составлял четверть от самого дерева. Тень носила маску.       Ауриль затрепетала от жадности и быстрым шагом двинулась им навстречу.       — Катаптари! — прогудел ее низкий голос. — Продай мне свою куклу!       — Михлаа? — глухо отвечало Черное дерево. — Зачем она тебе?       — Она мне нужна! — Совиный клюв щелкнул, желтые огоньки глаз разгорелись ярче. — Продай!       Катаптари распорол обожженную кору, вываливая наружу мешок внутренностей. Тень послушно исчезла в нем; кора захлопнулась. Ауриль жадно вытянула костяную шею.       — Какую куклу ты хочешь? — словно издеваясь, вкрадчиво поинтересовалось Черное дерево.       — Волшебника!       — Почему именно его?       — Это моя жертва! Он нужен мне, чтобы накормить и усыпить Кассиуса! Нас соединила магия крови…       — Волшебник оказался старательным малым, а это такая редкость… Тебе есть, что предложить взамен?       — Столько кошмаров, сколько сможешь поглотить! Мои ведьмы будут трудиться не покладая рук и насылать на Мертвую мерзлоту мучительные сновидения.       — И все? Разве какой-то жалкий навеянный сон сможет заменить истинный кошмар?! За кого ты меня принимаешь? Чем я, по-твоему, готов довольствоваться? Убогими чарами?       — Я отдам тебе колдуна — лучшего, что у меня есть! Делай с ним что хочешь!       — Я и так делаю что пожелаю. Убирайся в низший мир и не докучай мне больше, Птичьи кости.       Ауриль почувствовала, как все ее существо захватывает гнев: на Плане Теней невозможно противиться злобе и страстям. Она ринулась вперед, замахиваясь когтистыми лапами, чтобы вспороть кору, добраться до сердцевины и выгрызть из нее душу Ледоруба. Однако Катаптари был настоящим богом: он вонзил в прах под ногами свои корявые ветви, и те, вынырнув под копытами Аурили черными хлыстами, оплели весь ее горбатый скелет и начали выкручивать кости из суставов. Хозяйка Зимы взревела от боли — а боль на Плане Теней казалась не в пример ярче, пронзительнее, объемнее.       — Ну, отродье похотливого демона-барана и совиной феи, ты вдоволь хлебнула унижения?       — От… дай! — прохрипела Ауриль. — Да-а-а-ай!       Катаптари расхохотался утробным смехом. Черные жгуты забрались прямо в кости плеча и предплечья полубогини и с треском расщепили их изнутри.       — Продолжим? Давай продолжим… Это так приятно — раскалывать твое корчащееся от боли тело!       Ауриль завыла так, что Кошмары в Долине умолкли и начали поднимать морды над аспидным туманом. Обе руки Хозяйки Зимы повисли без движения. Катаптари принялся за ее ребра. Черные хлысты сделались влажными, будто истекали слюной.       — Может, мне поглотить тебя, а? Не могу остановиться… Ты ломкая и хрупкая, как лед — до чего хорош этот звук! Податливая… Целиком в моей власти!       — От… пус… ти! — прерывисто взмолилась Ауриль. Ей казалось, что все ее существо пронизывают острые гибкие ветви. Они копошились в ней, раздирая полубогиню на части.       — Отпустить? Отпустить?! Но я только начал! Смотри, я двигаю твоими руками и ногами! Сейчас пройдусь по позвонкам — это особенно больно!       — Ты не можешь поглотить меня! — выпалила Ауриль, собрав последние силы. — Тебе придется всех выпустить…       Катаптари заставил полубогиню корчиться в агонии, управляя ею, как перчаткой, надетой на руку.       — Верно, — прогудел он с неудовольствием. — Даже ничтожная дрянь может говорить правду: поглощение приведет к метаморфозе, на некоторое время мне придется замереть и закрыться в коконе, и я больше не смогу удерживать души. Стоит ли оно того? Нет, только не из-за тебя! — Бог вытянул хлысты из изуродованного скелета, и Ауриль покачнулась, с трудом удерживаясь на ногах. — Уползай в низший мир, никчемное отродье! Надеюсь, Архозавр скоро проснется и отгрызет тебе какую-нибудь важную часть материального тела — я бы на это посмотрел, ха-ха!       Хозяйка Зимы замотала головой, рисуя дрожащим подбородком кривую. Ткань реальности с треском разошлась, и полубогиня провалилась в открывшийся разлом, слыша за спиной глухой рокот — смех Черного дерева.              — Садись к огню, — вежливо предложил Грег, убедившись, что поленья разгорелись. — Тебе повезло, что застала меня: после сбора урожая и до начала весны я обычно путешествую и совершаю разные паломничества. Уже столько культов и верований наколлекционировал — хоть библиотеку открывай! Было время, божественный пантеон казался мне запутанным и сложным, а теперь столько расплодилось фей и колдунов…       Жрец подвесил закопченный чайник над огнем.       — Я по-простому, ладно? Сейчас такого чаю сварю — закачаешься. Ну, не буквально…       Шира рассмеялась. Грег посмотрел на нее, а точнее на ее правое плечо: на кожаном наплечнике крепился большой свиток, который разворачивался, как крыло, когда лучница хотела что-то сказать. Сначала на плотной бумаге из ниоткуда возникали пятна чернил, а затем они быстро складывались в слова, достаточно крупные, чтобы их можно было разглядеть с расстояния в десять шагов. Свиток иногда урчал и издавал другие звуки, демонстрируя личное отношение к происходящему.       Грег вздохнул: он был бы рад услышать голос друга в эту тоскливую зимнюю ночь, когда за окном намело уже целые сугробы и ветер печально завывал в печной трубе.       — В общем… Я наберу к нужному сроку еще четырех жрецов, да постараюсь, чтобы это были толковые авантюристы. Знаешь, я не уверен, что Великой Матери Сущего нужны такие… жертвы. Я имею в виду… Ай! — Жрец отдернул руку и помахал ею в воздухе, затем исчез в маленькой кухоньке и вернулся с прихваткой и двумя чашками. — Вот, попробуй!       Шира подула на чай и осторожно отхлебнула. Свиток над ее плечом распахнулся, и на нем возникли слова: «Спасибо, Грег! Листы кипрея и смородины?»       — Ага! — откликнулся Грег, радуясь, что кто-то оценил его искусство травника. — А вовсе не сено с кипятком, как считают некоторые… которые… не будем их называть!       Даже если бы жрец не закашлялся смущенно, Шира все равно сообразила бы о ком речь. Губы ее сжались в тонкую полоску, взгляд помрачнел. Прошло несколько секунд, а затем свиток все же развернулся: «Давно видел его?»       — В начале осени. Пришел, выпил, наутро исчез.       Лучница хмыкнула.       «Выпил? Или упился? Учитывая обстоятельства, уверена, что второе».       — Ну да, чуть Медолесье на уши не поднял!       «Плевать на него! Я слышала, Боджер вернулся? Мне бы с ним переговорить».       — Да, точно! Он ведь женился на дочке мадам Кассиопы и теперь управляет не только кузницей, но и ювелирной лавкой «Сокровища русалки».       «Лавка в Спеллтоне?»       — Не-а, они перенесли ее в Медолесье.       Брови Ширы на миг удивленно взметнулись.       «Сокровища русалки, стало быть? — подумала она. — Это здесь-то, за много миль от моря? Сомневаюсь, что в таком месте большой спрос на ювелирные изделия. Эх, Боджер, Боджер…»       — Утром туда прогуляемся. — Грег зевнул.       «Прости, что явилась среди ночи и разбудила!»       — Да ничего. У-о-о-о-а-а-а! Я привык: авантюристы ломятся в любое время суток, особо не церемонясь. Правда, таблички с некоторых пор решают эту проблему, но лишь частично. Я рассказывал, как у меня однажды украли дырявое ведро — прямо на глазах! — и пытались мне же его продать?              «Боджеру, видно, на роду написано терять денежки, — подумала Шира, ожидая у порога, пока Грег обуется и накинет шерстяной плащ. — И в ремесле, и в торговле нужна хватка — хватка у него, конечно, крепкая, да не та!»       Однако всего через несколько минут мнение Ширы в корне переменилось: Медолесье кишело приключенцами! А раз их было так много, то и дела у кузнецов и ювелиров должны были спориться. Тронув Грега за локоть, лучница поинтересовалась с помощью свитка: «Что за столпотворение?»       — А, это… Всех привлекло нападение на Гердон. И я, честно говоря, рад видеть, что у нас так много желающих сразиться с исчадиями Темных владык. Только что-то пока результата не видно: столица все еще оккупирована, да и Калабор молчит. И чем они там занимаются? Чего ждут? Вот увидишь, в конце концов окажется, что Барадун был еще самым толковым и трудолюбивым из всей волшебно-чародейской братии!       «Не приведи Маэдра!» — мрачно подумала лучница, но ничего не ответила.       Боджер бегал по двору, как всегда, с голым торсом, правда, не ради поддержания хорошей физической формы, а в попытках нагнать двух бешеных голопузых мальчишек ростом с крепкого дворфа. Они вращали дубинками, обитыми ветошью и кожей, носились, сшибая все на своем пути, и издавали оглушительные вопли.       — Ну все! — остановившись, объявил кузнец. — Будет с вас. Идите в дом! О, Грег!       Улюлюкая, малолетние голиафы залетели в дверной проем, не очень-то заботясь о том, чтобы в него вписаться. Боджер поздоровался с Грегом за руку и испытывающе смерил лучницу взглядом.       — Шира Андермун! — провозгласил полуголиаф, складывая руки на груди и величественно выпрямляясь. — Лучница из Гердона. Я, знаешь ли, весьма недоволен тем, как в столице пошли дела. Вынужден сказать, ты и Барадун — вы очень плохо справились с защитой города!       Свиток развернулся, и на нем несколько раз появилось и исчезло начало фразы: «Мы не пытались… Я не знала… Нас не предупредили… Прости!»       — Да уж, — неодобрительно продолжил кузнец, — просто позор!       — Ну, это точно не ее вина, так что давай не будем!.. — вмешался Грег. — А где Далия?       — Далия? — Боджер опустил руки. На его лице появилось загадочное выражение. — Она нас покинула.       — Как?!       — На телеге, конечно! Когда она выезжала, еще не выпал снег.       — Погоди, уже недели две прошло, верно? Так она уехала по делам?       — Да нет — так, развеяться. — Боджер неопределенно взмахнул рукой.       — Развеяться? — с сомнением повторил Грег. Он бросил взгляд на дверной проем, из которого доносились звонкие детские крики и стук опрокидываемых предметов. — И забрала единственную телегу?       — Угу. И заготовки для партии изделий.       — Чтоб развеяться? — еще раз уточнил жрец.       — Ну да! — нетерпеливо подтвердил кузнец. — Иначе зачем бы она повезла с собой все свои вещи?       Грег и Шира растерянно переглянулись.       — Ну что мы стоим тут? Идем в дом! Молоко, масло, хлеб — все к вашим услугам!       Дом Боджера состоял из нескольких просторных комнат с высокими потолками и крепкой дубовой мебелью. Все расселись за столом в кухне. Боджер сорвал отрез чистого полотна с огромного каравая, нарубил его ломтями размером со стопу великана и щедро намазал каждый ломоть топленым маслом, а затем медом. Шира наелась одним лишь взглядом на свой кусок довольства и изобилия. На свитке появилась жирная надпись: «У меня к тебе дело!» Грег похлопал кузнеца по предплечью, обратив его внимание на эту фразу. Боджер наклонился вперед и, прищурившись, замер на несколько секунд.       — Какое? — невозмутимо поинтересовался он.       «Я собираю рейд в Мертвую мерзлоту на чудовище по имени Кассиус. Мне нужно придумать вознаграждение для каждого из сорока участников. Я надеялась, что ты примешь у меня заказ и подскажешь, чем нынче можно заинтересовать приключенца».       Боджер стоял в одной позе очень долго, и было непонятно, все еще занят он чтением или уже обдумывает просьбу.       — Так, — наконец произнес он. — А золото у тебя есть?       «Мало, в том-то и дело».       — Ну, тысяч сорок наберется?       Лицо Ширы вытянулось, она в отчаянии взмахнула руками.       «Откуда у меня столько?! Есть две тысячи, не больше. Еще на боевые машины нужно потратиться! Прошу, придумай что-нибудь!»       Боджер задумчиво то ли хмыкнул, то ли кашлянул.       — Хороший доспех — дорогое удовольствие. Одни материалы обойдутся в целое состояние. То же и насчет оружия. Конечно, я могу наклепать на две тысячи монет сорок штук чего-нибудь позорного. Броню, которую даже новичок постыдится надеть. Этакие уродливые, неуклюжие, бесполезные куски некачественного металла. Железный мусор. Дрянь…       — Мы поняли, Боджер, — оборвал его Грег.       «Как насчет украшений?»       — Хм-м-м… Эхм… Хэм-м… — Лицо кузнеца приобрело выражение глубокой задумчивости. Пришлось подождать. — Какое-нибудь кольцо! Но много защиты оно не даст.       Грег сочувственно похлопал лучницу по левому плечу.       — Орден Крылатых шлемов предлагает очень хорошие награды за зачистку Гердона и близлежащих областей, с ними соперничать непросто. А вообще, знаешь, авантюристы же как дети: цена для них не главное. Мне встречались приключенцы, которые выполняли трудные задачи для галочки — просто, чтобы сказать себе: «Я молодец»!       В глазах Ширы загорелся огонек.       «Сделаем им перстни без волшебных свойств, но с особой надписью!»       — Перстни обойдутся не так уж дорого — по пятьдесят золотых на нос хватит, — заметил Боджер.       — Точно! — воскликнул Грег. — Только надо придумать какое-то почетное звание, чтобы им было чем похвастаться, чтоб они могли ощутить собственную значимость…       «Есть такое звание. — Губы лучницы дрогнули от волнения. — Великий герой Севера!»       Холодный завтрак и горячие обсуждения подошли к концу, когда с улицы перед домом послышался громкий грудной женский голос:       — Я дома! И с подарками! Боджер, дети!       Далия вошла в дом, на одном плече таща бочонок, а на другом — круг сыра размером с колесо.       — Все там, в телеге! — бросила она выскочившим в прихожую мальчишкам. Те, как два урагана, унеслись во двор.       Далия — красивая рыжеволосая женщина — была на целую голову выше своего мужа и явно имела не только человеческое, но и голиафское происхождение. Крепко обняв Боджера, поцеловав его в щеку и незаметно ущипнув ниже спины, она повернулась к гостям и мило пророкотала:       — Добро пожаловать, Грег! Приятно познакомиться, леди!       — Это Шира Андермун, — пояснил жрец. — Она не разговаривает.       — О, бедняжка! Но я знаю язык жестов. — Хозяйка погладила тыльную сторону левой ладони и выдвинула вперед сложенные в пригоршни кисти рук. Лучница ответила на это несколько растерянным взглядом.       — Она не глухонемая — просто не разговаривает.       — А! — откликнулась Далия и, чуть наклонившись над Широй, произнесла вполголоса, то есть с громкостью обычного человека: — Понимаю! Иногда я так устаю, что молчу часами. Но не дольше пяти минут, потому что дети разнесут весь дом, если не прикрикнуть на них хорошенько!       — Как твое путешествие, моя Жар-рыбка?       — О, еле добралась обратно по снегу! Повидалась с Софи и Гельгалой, очень рада, что взяла так много вещей — надеюсь, не ударила в грязь лицом. А как вы?..       Чтобы не мешать супружескому и семейному воссоединению, Шира и Грег выждали удобный момент и распрощались с четой Блоджеров. Удаляясь от высокого, выкрашенного ярко-желтой краской дома, Андермун улыбалась, чувствуя, как сердце ее накрывает теплой и одновременно горькой волной: вот бы ей так запросто возвращаться к любимому мужу и детям, в комнаты, наполненные радостным шумом, к столу, ломящемуся от еды, приготовленной с любовью…       «Но ведь так и было! — напомнила себе Шира. — Семья Бэль-Лиз, Амаррис и я… Мы были вполне счастливы. А теперь я хочу лишь вернуть Ярриса! К черту дом, смех и совместные трапезы! Верните человека, который страдает из-за моей глупости! Молю, верните его…»       Лучница ухватилась за руку Грега, будто искала его заступничества и посредничества.       — Осторожнее, не поскользнись здесь! — заботливо предостерег жрец. — Знаешь, может и правду говорят: кому не везет в азартных играх, тому везет в любви.       «Тогда мне было бы очень легко достать сорок тысяч золотых монет», — подумала Шира.