Одно светлое чувство

      Пейзажи во всем Азериме, кроме Мертвой мерзлоты, сменились на летние. Поля покрылись ягодами, люди — загаром, а улицы Гердона — лотками с цветами и зеленью. Экзамен Летнего солнцестояния миновал, Амаррис закончил второй год обучения в Школе претендентов и готовился отбыть вместе с мамой и семьей Калеба в Хорсайл, к дяде Шелли.       Шира пришла в дом на пересечении улиц Акаций и Книгопродавцев, чтобы провести последний вечер перед отъездом в компании Ярриса Златорога. Он ждал ее, стоя у распахнутого окна, скрестив руки на груди и мечтая о том времени, когда сможет сам обучать сына. Яррису ничего не стоило уговорить директора Блинта вновь включить его в состав комиссии, но на этот раз Златорог оценивал успехи учащихся строже и придирчивее. Заметив кое-какие ошибки в магических формулах Амарриса, Ледоруб не мог избавиться от мысли, что обучил бы его лучше.       — Хельгар опять приходил к тебе? — спросила Шира, едва опустившись в кресло у чайного столика.       — Откуда ты знаешь? — Яррис сидел в кресле напротив.       — По запаху. — Лучница хлопнула по обивке подлокотника.       — Ты помнишь его запах? — Волшебник поднял брови.       — Помню — как запах зверя, с которым приходилось сталкиваться на опасной охоте.       — Не замечал, чтобы от него воняло…       — Нет, это не вонь, это кедр и можжевельник. У тебя острый слух, а у меня — отличное обоняние.       — Мы обсуждали дела. — Яррис побарабанил пальцами по ручке кресла. — Порталы в Бихолдерс открыты.       — Хотя бы обозы перестанут пропадать. Так и не выяснилось, куда они подевались?       — В твоем вопросе слишком мало вопросительной интонации. Все еще думаешь, что это подстроил Орден Плетения?       — Ищи, кому выгодно, — пожала плечами Шира, — так, кажется, говорят?       — Если Барадун не хочет в этом копаться, то нам тем более не стоит.       — Все может, но ничего не хочет. — Лучница вздохнула. — Ну а Хельгар — ты ему доверяешь?       — Конечно нет!       — Но, кажется, с тех пор как ты победил его, он стал нравиться тебе больше…       По губам Ледоруба скользнула усмешка.       — Стронхейм мне нужен.       — Помню: для улучшения мнения мастера Тилестры о тебе и голосования на Твэлне. Твое желание вступить в Орден мне не близко, но я его поддерживаю. Раз ты этого хочешь…       — Спасибо, что стараешься говорить об этом бодро.       — Еще как стараюсь!       Лучница и волшебник обменялись улыбками.       — Амаррис рассказал тебе об экзамене?       — Он вернулся в расстроенных чувствах. Ты раскритиковал его?       — Исправил пару ошибок.       Шира вздохнула.       — Я справедлив к нему: и когда критикую, и когда хвалю. Однако похвалы впечатляют его в меньшей степени. Кстати, я поинтересовался у директора Блинта, сколько будет стоить третий год обучения, и он назвал мне примерную сумму. Тебе больше не нужно беспокоиться об оплате.       — Правда?       Яррис усмехнулся.       — Ты как будто не веришь мне.       — Верю! Просто звучит непривычно… Неужели я хоть о чем-то могу не беспокоиться?!       — И не рисковать жизнью.       — Буду соглашаться только на лучшие предложения! Не считая поручений Барадуна…       — Говоря об этом… Думаю, Амаррис достаточно талантлив, чтобы поступать в Академию после четвертого курса. Когда ему исполнится одиннадцать, — а к тому времени я надеюсь стать магистром, — придет время признать его моим сыном и наследником.       — А меня — твоей супругой?       Брови Ярриса на мгновение приподнялись, по его тонким губам скользнула улыбка.       — Мне приятно, что ты сама заговорила…       — Нет, не продолжай! Я не хочу выходить замуж!       Ледоруб озадаченно замолчал. Правое веко его дернулось.              Пару дней назад, когда Барадун затащил его в одно из своих любимых заведений и наседал больше обычного, Яррис не выдержал и обмолвился об обязательствах перед Широй.       — Она тебе не жена! — едко напомнил чародей.       — Когда-нибудь будет.       — Женишься на ней?! Какой ужас! Сумасшествие! Впрочем, она не согласится.       — Почему же?       Барадун загадочно ухмыльнулся.       — Видишь ли, дружище, вы, конечно, набрались опыта и шагнули далеко вперед, но базовые настройки… Суть, стержень не так-то легко переломить. Что ты знаешь о Шире? Что ты узнал о ней тогда, в башне? Какими ключевыми моментами она с тобой поделилась, как охарактеризовала себя? Дай угадаю: лучница, спутница, наемница, невеста, сбежавшая из дома, — так?       — Допустим.       — Избегать замужества — в ее натуре! Попробуешь это обойти? Ну-ну…              Припомнив этот разговор, Яррис задумчиво побарабанил пальцами по ручке кресла. Его немигающий взгляд пристально изучал лицо Ширы.       — Надеюсь, дело не во мне?       — Нет, ни в коем случае!       Такой искренний и горячий ответ успокоил Златорога, так что он произнес, не удержавшись от лукавой усмешки:       — Рад слышать, ведь это не первый раз, когда ты отказываешься от брака со мной.       — Я отказываюсь от замужества — не от тебя! В моей семье брак — нечто вроде позорного клейма. Ты становишься собственностью супруга, отдавая в его полное распоряжение не только имущество и тело, но и мысли, чувства, желания — всю жизнь! Конечно, нормальный муж позволяет жене многое, но в конечном итоге она лишь его тень. Я, наверное, упоминала, что мои отец и мать уже много лет не ладят? Все потому, что Улисса Андермун — женщина с характером, которой не так-то просто находиться на вторых ролях. Это единственное, в чем я ее понимаю… — Андермун поморщилась. — Чертов запах! Может, Хельгару хвойные лисицы мантию стирают?!       — Иди сюда, — Златорог усмехнулся, — у меня на коленях он не сидел.       Шира переместилась на подлокотник Яррисова кресла. Волшебник приобнял ее и затащил к себе на колени.       — Как насчет моей семьи? Талассийцы в этом вопросе кажутся мудрее, хотя это не помогло моим родителям сохранить хорошие взаимоотношения. Отец все время пытался завоевать уважение моей матери и не слишком-то преуспел… Впрочем, угодить ей было непросто. — Яррис невесело усмехнулся, морщины прорезали его лоб, а правое веко дернулось.       — Грустно… — Шира обняла волшебника за шею и нежно поцеловала. — Я бы соврала, если бы сказала, что никогда не думала о браке. Когда появился Амаррис, я сожалела, что он незаконнорожденный. Тогда замужество имело смысл, чтобы сохранить наше честное имя, но…       — В то время я был дальше от мыслей о браке, чем когда-либо.       Лучница кивнула.       — Семья отвернулась от меня. Не то чтобы они проклинали непутевую дочь и ее ребенка… Думаю, заявись я в поместье отца, он бы нас не выгнал, но признавать меня и Амарриса частью семейства Андермун никто не собирался. Отец, мама, братья — все, кроме Шелли, — были уверены, что я обречена на нищету и однажды приползу вымаливать прощение и кусок хлеба. И главная моя ошибка, конечно, в том, что я посмела пренебречь замужеством и положиться на себя! Все эти годы я доказывала, что они не правы. Не хочу выйти замуж за магистра Ордена Воплощения и выслушивать их фальшивые поздравления! Как мне будет стыдно за них, когда они признают меня как твою супругу! Нет, нет и нет! Пусть у них останется шанс отнестись ко мне по-человечески — ко мне, их дочери и сестре, Шире Андермун! Пусть они поймут, что я могу… могу позаботиться о себе и ребенке!       Яррис крепче обнял Ширу, погладил ее по спине и заключил:       — Что ж, брак — это не необходимость. Внутренняя решимость не нуждается в официозе.       Если бы Барадун подслушал этот разговор, он бы прослезился и ощутил гордость за своих подросших эн-пи-си и их поистине революционные мысли.              Возможно, Яррис Златорог не нуждался в официозе, когда дело касалось личных взаимоотношений, но по поводу продвижения по карьерной лестнице у него были совсем другие мысли и ожидания, так что, как только Твэлн проголосовал за вступление волшебника в Орден Воплощения, в Калаборе состоялось торжественное посвящение с последующим празднованием. Верховный чародей не мог пропустить такое событие и поздравил Ледоруба первым. Госпожа Тилестра, глава Ордена, к этому времени в корне переменила мнение о мастере Златороге и даже преподнесла ему подарок — светильник в форме позолоченной совы, чья голова с горящими белым светом глазами по приказу владельца поворачивалась следом за определенным объектом или существом.       За праздничным столом Яррис сидел между Верховным чародеем и Главой Ордена и, чувствуя удовлетворение, которое для целеустремленного человека едва ли не превосходит счастье, делился захватывающими историями с просторов Мертвой мерзлоты и запоминал до мельчайших подробностей все, что касалось его новоиспеченных товарищей — членов и магистров Ордена Воплощения. К концу ужина Ледоруб уже знал, кто из них сможет соперничать с ним за пост Главы в будущем.       Барадун ел, пил и веселился без задней мысли.              Укрывшись от дождя плащом, придерживая капюшон, Шира бежала по мостовой к дому Ярриса, радуясь, что может оправдать собственное нетерпение спасением от непогоды.       «Неделя прошла, — думала Андермун, когда тянулась с замиранием сердца к дверному молотку с изображением летучей мыши, — должен вернуться!»       Через минуту старый эльф разбил ее надежды коротким:       — Нет еще!       Дверь перед носом Ширы почти захлопнулась, как вдруг Артемис снова распахнул створку, смерил взглядом печальную гостью и сплошную стену дождя и проскрипел:       — Если желаете зайти погреться и выпить чая…       Андермун не поверила своим ушам.       — Да… да, пожалуй!       Эльф хотел устроить лучницу в гостиной, но она попросилась посидеть с ним в кухне у очага и почаевничать вместе. Редкие брови Артемиса взметнулись вверх, как вспугнутые птицы, а затем опустились обратно и свесились на глаза. Понадобилось не так уж много времени, чтобы стереть невидимую грань между слугой и госпожой — это произошло, как только Шира вступила в кухню. Как будто запахи еды и трав, клубясь, заглушили ауру благородства и, мягко обняв присутствующих, сблизили их и уравняли.       — Прошу прощения, это все что есть, — произнес эльф, выставляя на стол перед лучницей чайник, чашки, пару ломтиков пшеничного хлеба с сыром и яблочно-медовое варенье. — В отсутствие господина мы не роскошествуем. Даже молока нет: я предпочитаю не ходить к молочнику лишний раз из-за его громкоголосой женушки.       — Ха! У Энтины и правда голос как труба. Дед ее вроде как был голиафом.       — Так вот почему эта дама изволит быть такой крепкой! Собственными глазами видел, как она смяла прохудившееся ведро в лепешку одним кулаком.       — Нисколько не удивлена. Энтина как-то раскрутила за хвост молоденькую виверну, да запустила ее так, что та уже не вернулась!       Артемис скрипуче рассмеялся.       — А вы, значит, сражались вместе?       — Ну да, и не раз. Когда меня нанимают для работы, где пригодился бы толковый следопыт или охотник, я беру ее в отряд. Бывало, и она обращалась ко мне за помощью.       — К-хм, мой предыдущий хозяин, мастер Пиквольд, да упокоится его душа, частенько собирал отряды для охоты на аллозавров и скальных кошек, но это было далеко отсюда, в Рэйфе.       — О, Рэйф… Очень красивый город у подножия гор, высоченные каменные стены, Королевский мост…       Светло-голубые глаза эльфа заблестели, бледные губы растянулись в улыбке.       — Да-а… — Однако приступ сентиментальной ностальгии не помешал ему заметить, как с тарелки Ширы исчез кусочек сыра. — А ну-ка, паршивец, лапы прочь от угощения для нашей гостьи!       Сыр появился на хлебе тем же волшебным образом, как и растворился. Лучница, догадавшись, что это проделки Кука, усмехнулась и подмигнула вазочке с бумажной розой, которая в начале беседы стояла на пару дюймов дальше от тарелки с бутербродами. Шире хотелось пощекотать малыша-мимика, но она боялась к нему прилипнуть.       Поболтав еще немного с Артемисом, Андермун поблагодарила его за гостеприимство и поднялась из-за стола.       — Меня завтра уже не будет в городе: я отправляюсь в Вер Торан по делам господина Верховного чародея и вернусь недели через две. Пожалуйста, передавайте мастеру Яррису мои поздравления по поводу вступления в Орден. Я хотела написать письмо, но на предыдущее он не ответил, так что…       Эльф хмыкнул.       — Знаете же, что с Калабором нужно устанавливать особые каналы связи, а мастер Яррис там еще не освоился!       Решительность Артемиса, с которой он защищал господина, вызвала у Ширы теплую улыбку. Вежливо попрощавшись, она сошла с крыльца на мокрую мостовую.              Дождь прекратился, и даже кусочек голубого неба застенчиво выглянул из-за туч. Андермун сделала несколько шагов, задумчиво глядя себе под ноги, а когда подняла голову, встретилась глазами с Гвендолин Рэйнсонг. Шира не видела ее целых два с половиной года — со времен возведения Храма Байкалиона на Русалочьем острове.       — Мастер Яррис уже вернулся? — после короткого приветствия поинтересовалась волшебница.       — Нет. Я не знаю, когда он вернется.       — Скорее всего, сегодня вечером или, может быть, завтра. Во всяком случае, такими были его намерения.       — Вы виделись в Калаборе?       Гвэн мягко улыбнулась.       — Да. Наконец-то он получил то, чего упорно добивался последние три года.       — Точно. Что ж, до свидания, мастер Гвендо…       — А вы не составите мне компанию? Я немного голодна, и в такую погоду хочется горячего чая. Думаю, вы знаете какое-нибудь хорошее место?       Для Ширы это предложение оказалось неожиданностью, однако она ответила:       — Знаю место с хорошенькими мальчиками и девочками и хорошим вином; знаю место с хорошей кухней; знаю также, что чай лучше пить дома или в гостях у хороших друзей.       Гвэн тонко улыбнулась.       — Положусь на ваш вкус.       — Против такой веры в меня трудно устоять — придется показать вам секретное место.       Лучница и волшебница прошлись по улице Акаций, завернули за угол, спустились на два квартала и оказались перед пекарней, окутанной волшебными ароматами. Шира радостно поприветствовала мужичка за прилавком, обменялась с ним парой фраз и провела Гвендолин через раскаленную, как преисподняя, кухню на задний двор. Там, возле яблонь, стоял деревянный стол со скамьей, а на земле, посыпанной песком, лежало несколько паданцев.       — Здесь скромно, — пояснила Шира, — но пироги самые вкусные.       Вскоре молодая девушка в белом чепце принесла им чай и еще горячий яблочно-коричный рулет. На обратном пути она ловко нагнулась и собрала опавшие яблоки в передник.       — Восхитительно! — Тонкие брови Гвэн приподнялись на секунду. — Правда, чудо пирог!       Андермун улыбнулась.       — Не зря я доверилась вам. Но, признаюсь, меня удивляют не столько ваши практические знания, сколько умение ко всем найти подход. Вы, кажется, одинаково уютно себя чувствуете, общаясь с высокопоставленными особами, волшебниками и простыми людьми — у вас это получается так естественно!       — Разница не так велика, — серьезно ответила Шира. — Все разумные существа похожи, но у каждой расы и группы свой язык, правила и традиции. Я стараюсь их уважать. Бентон — мой старый знакомый. Он разрешает мне здесь обедать, а я всем нахваливаю его пироги.       Гвендолин беззвучно рассмеялась.       — А как насчет правил и традиций магического сообщества?       Вместо ответа Андермун пожала плечами.       — Я все же надеюсь, что вы и со мной поладите: мне бы пригодилась ваша помощь.       — Моя?!       — Вы много путешествуете, бываете во всех уголках света — наверное, знаете множество историй…       — Вас интересуют истории? Какие?       — Непосредственно связанные с моей работой.       — С прорицаниями?       — Не совсем. С тех пор как Приливный камень потерял силу, меня не посещают видения, так что теперь я изучаю природу не будущего, а любви.       Шира подавилась чаем и вынуждена была откашляться.       — Лю… любви? — переспросила она с изумлением.       — Именно. Отрасль волшебства, пользующаяся большим интересом и спросом, для меня — тема, объект и предмет глубокого исследования. Знаете, если разложить любовь на компоненты, получится выделить симпатию, уважение, восхищение, дружеское расположение, родственное чувство, грезы и страсть. Какие-то из них встречаются чаще, какие-то — реже, но всегда присутствует что-то еще. «Что-то еще» я и пытаюсь постичь. Так что, если вам встретятся любовные чары или попадутся артефакты с соответствующим действием, пожалуйста, дайте мне знать. Я буду благодарна… и щедра.       «Ха! А ты и сама не промах: даже глазом не моргнула!» — подумала Шира.       — Не завидую вам, если вы решили променять госпожу Цереру на мастера Бергала, — с усмешкой произнесла она вслух.       Гвендолин вздрогнула: Яррис точно так же подшутил над ней вчера. Впрочем, волшебница быстро отогнала от себя печальные мысли, ведь о дурном характере Бергала Аркенндара, главы Ордена Очарования, были наслышаны многие. Стоит ли удивляться, что Яррис и Шира подумали об одном и том же? Шутка напрашивалась сама собой! И все же Гвэн было неприятно обнаружить между ними что-то общее, поскольку она уже классифицировала любовь Ярриса Златорога и Ширы Андермун как бабочку-однодневку и решительно не желала переносить ее в категорию многолетних растений.       — Буду рада, если мои истории пригодятся для ваших исследований. В конце концов, лучше так углубляться в тему, чем… — Лучница неловко кашлянула и продолжила, перебив саму себя: — Однажды мне довелось встретить весьма интересную пару: шлем, одержимый духом высшего дьявола, без ума влюбленный в женщину-паладина, его хозяйку…              Гвэн и Шира покинули пекарню в ранних осенних сумерках, когда расчистившееся небо сделалось бархатным темно-синим. Волшебница ненавязчиво предложила лучнице проводить ее до гостиницы, и Андермун согласилась, будто являлась хозяйкой Гердона и несла ответственность за гостей города. Она старалась быть осторожной, но обаяние Гвендолин сглаживало недопонимание и смягчало напряженность. Создавалось впечатление, что и сама волшебница в какой-то мере прониклась открытой натурой Ширы: пусть не признавала глубину ее ума, но отдавала должное находчивости и сообразительности.       — Если вы не против, заглянем сначала в лавку Фауста.       — Конечно.       Лавка Фауста на первый взгляд казалась скромным магазинчиком с полупустыми полками и ящичками с чернилами, перьями и бумагой. Здесь можно было приобрести свитки, печати, конверты, а также простейшие ингредиенты для заклинаний и заговоров. Господин Фауст — гном с моноклем и козлиной бородкой — предлагал также свечи, сургуч, ножи для бумаги и прочее. Простые горожане считали его продавцом книг и письменных принадлежностей, но члены магического сообщества Гердона и Калабора знали, что за фасадом книжной лавки скрывается ломбард волшебных артефактов, а сам магазинчик больше внутри, чем снаружи, и вдобавок надежно защищен волшебством. Для Ширы Андермун это также не являлось новостью. Пока она разглядывала, не прикасаясь, журналы и блокноты в кожаном переплете, красиво разложенные на прилавке, Гвендолин вполголоса беседовала с хозяином.       Фауст, блеснув моноклем и прищурив безоружный глаз, с полминуты изучал протянутую ему безделушку в потертом футляре.       — Это парные кольца, — произнес он высоким, чуть гнусавым голосом. — Чары действенные, но простые, основанные на компоненте «страсть». Одно кольцо для заклинателя, второе — для объекта. Поддавшийся очарованию объект начинает испытывать страсть к заклинателю. Эффект длится, пока не сняты кольца. Любопытно, что объект не замечает кольцо, если специально ему на это не указать. Для посторонних они невидимы.       — Все так, — Гвендолин улыбнулась, — вы настоящий мастер.       — Хотите избавиться от них?       — Хочу продать, да. Я изучила их природу и не вижу пользы хранить их у себя.       — Хм… двести золотых?       — Вы знаете, что я не торгуюсь, поскольку полностью доверяю вам как истинному знатоку и постоянному партнеру по сделкам.       — Ах, ну что вы со мной делаете, прелестная леди! — Гном усмехнулся. — Двести пятьдесят.       — Именно столько мне и нужно, тем более что вся сумма в конечном итоге будет потрачена в вашей чудесной лавке.       — Хм… триста!       — Вы очень добры, мастер Фауст. В следующем месяце я принесу вам еще кое-что интересное. А теперь не покажете ли мне тот набор разноцветных чернил?       — О, они уже ваши!       «Вот так-так, — подумала Шира, — оказывается, у прекрасных дам есть свой способ торговаться, а ведь я приняла ее комплимент о подходе к людям за чистую монету!»              Гостиница, в которой остановилась Гвендолин, находилась всего в десяти минутах ходьбы от перекрестка улиц Акаций и Книгопродавцев.       — Я благодарна вам за то, что составили мне компанию, — сказала Гвэн на прощание. — И за ваши истории, укрепившие меня в мнении о том, что страсть — это быстро увядающий цветок, который не может зваться истинной любовью.       — Я не совсем…       — Доброго вечера!       Волшебница исчезла за дверью, а Шира, проводив ее взглядом, почувствовала, как призрак возникшей было симпатии растворяется без следа. Ей сделалось горько, и она подумала: «Что, если каждое слово, действие и выражение эмоций Гвендолин Рэйнсонг имеют цель и причину? Что, если я слишком глупа, чтобы их распознать?»       — Быстро увядающий цветок… — беззвучно прошептала Андермун.       Она знала, что ее ждут дома, но еще с полчаса бродила по улицам, пока ноги не привели ее обратно к лавке Фауста.              Ледоруб не любил зимние праздники и не очень понимал, как можно радоваться приходу зимы, однако ему пришлось изменить свое мнение, когда Шира — впервые за три года! — пригласила его в свой дом на особый семейный ужин. Близилось время рассказать Амаррису правду о его происхождении. Иногда Златорогу казалось, что мальчик обо всем догадывается, но Шира уверяла, что это не так.       Яррис шел по улице, укрытой полупрозрачным слоем только что выпавшего снега. Он увидел голубой заборчик и небольшой двухэтажный дом, выкрашенный в травянисто-зеленый цвет. На черепичной крыше и на ветках голых вишен лежал снежок, в окнах горел свет, из трубы поднимался дым — эта уютная картина начала согревать Ярриса еще до того, как он вошел в протопленные комнаты. Тонкие губы волшебника тронула улыбка. Он сожалел лишь о том, что Шира задерживалась, выполняя поручения Верховного чародея, и не могла выйти ему навстречу.       Ему пришлось ужинать в компании Калеба, Бэль-Лиз и их детей. Амаррис сидел рядом и слегка робел в присутствии покровителя. Мальчик знал, что его обучение оплачивает мастер Златорог, и испытывал по этому поводу смешанные чувства: не только благодарность, но и тревогу из-за возлагаемых на него надежд.       Бэль-Лиз, как радушная хозяюшка, взяла на себя труд поддерживать беседу. Говорили о погоде, о преображении города в преддверии праздников, о развлечениях, обещанных горожанам Верховным чародеем, о предстоящем визите королевской особы и росте цен. Наблюдая за Бэль-Лиз и ее мужем, Яррис не мог избавиться от мысли о том, насколько они, выражаясь языком Барадуна, живые.       — Вы познакомились с Широй лет десять тому назад?       — Да, как раз десять лет прошло! Мой супруг служил в армии, а мы с детьми… бедствовали, потому что не получали ни вестей, ни денег. Шира приютила нас в этом доме. Она же разузнала о том, куда пропал мой дорогой Калеб: его увели в плен далеко на север. Шира собрала денег и отправилась его выкупать, рискуя собственной жизнью… — Глаза молодой женщины увлажнились. — Мы тогда в течение нескольких месяцев жили в Хорсайле, малыш Амаррис впервые остался без матери — и сразу на такой долгий срок… Скажу как мать: это была большая жертва с ее стороны — и все ради моего Калеба!       — Да уж, — смущенно произнес мужчина, — я и не думал, что когда-нибудь распрощаюсь с деревянной лопатой, которой выгребал дерь… К-хм! Не думал, что смогу вернуться домой, обнять жену и ребятишек.       Златорог перевел взгляд с растроганных супругов на их детей и подумал, что мальчику и девочке лет семь-восемь, не больше.       «Похоже, в отличие от родителей, они не растут, — слегка нахмурившись, заключил он, — и никто этого не замечает».       — Благодарю за вкусный ужин, давно не ел такой нежной баранины. Я бы хотел дождаться Ширу.       — Конечно! Вы можете пересесть к огню, а я принесу чай.       — Мама, папа! — воскликнул Бруно. — Можно пойти поиграть со снегом?       — Да-да! — Реджина захлопала в ладоши. — Амаррис сделает снеговика!       Дети выбежали на задний двор. Ледоруб отправился следом и остановился в дверном проеме, скрестив руки на груди и наблюдая за тем, как сын творит заклинания. Амаррис, веселя младших, поднял снежные клубы в воздух, а затем сотворил снежные глыбы и взгромоздил их друг на друга, придавая им форму снеговика.       — Ой, какой уродливый! — Реджи рассмеялась и похлопала пятифутовую громадину голой ладошкой.       Бруно, пытаясь надеть на снеговика вязаную шапочку, надавил на него всем телом. Снежная фигура опасно накренилась. Девочка вскрикнула, и Амаррис подошел ближе, чтобы ее успокоить.       — Не волнуйся, даже если этот развалится, я сделаю еще одного! Правда, не сразу… Давай похлопаем вот здесь — это его укрепит. Не так сильно!       Яррис мог бы решить возникшую проблему взмахом руки, но, предоставив это сыну, предпочел вернуться в дом.       Сидя у огня в ожидании чая, Златорог пытался припомнить, каким он сам был в возрасте десяти лет и какие знал заклинания. Сотворение огня? Пляшущие огоньки? Малая иллюзия? Улыбка сбежала с губ волшебника, спугнутая образом Верховного чародея и его откровениями. Неужели кто-то — или разум Ярриса — внушил ему воспоминания о Талассии, об отце и матери, и даже об учителе, заставившем его спрыгнуть с башни для освоения левитации? Являлся ли внушением страх, который преследовал Ледоруба всю жизнь и до сих пор иногда искажал его лицо нервным тиком? Неужели Барадун прав, и внушением было все, что случилось с Яррисом до прихода Тупоголовых к подножию Ледяной башни? Кроме того, что Ледоруб являлся узником и считался злодеем, а Шира снова и снова помогала авантюристам убивать его. Могли ли они встретиться прежде тысячу раз и тысячу раз пожелать друг другу смерти?       Яррис вздохнул, и в тот же момент услышал скрип входной двери.       — Я дома! — объявила Шира. Она сбросила плащ, дорожную сумку, сапоги и стремительно вошла в комнату. — А где все?       Яррис поднялся ей навстречу.       — Дети на заднем дворе, взрослые — в кухне. Иди сюда, пока никто не видит…              Позднее, когда посуда была убрана и все разошлись по спальням, Яррис и Шира остались у огня. Он — в кресле, она — на обитой плюшем скамеечке для ног. Порывшись в кармане, лучница извлекла потертый футляр и протянула его волшебнику.       — Можешь уничтожить это?       Златорог осмотрел футляр со всех сторон, затем заглянул внутрь.       — Кольца?       — Да. Любовные чары.       — Думаю, в лавке Фауста тебе бы за них отсыпали пару сотен золотых.       — Как ты точен! — усмехнулась Шира. — Но от колец нужно избавиться.       — Почему?       — Тот, кто создал их — преступник. Если человек украдет золото, его осудят. Но что, если он украдет годы твоей жизни, твою волю, честь, сердце? Без шуток!       — Я не смеялся.       — Это худшая разновидность чар! Уничтожь их, пожалуйста.       — Как скажешь. — Ледоруб убрал футляр в потайной карман мантии. — Завтра этим займусь. Знаешь, твои убеждения недешево тебе обходятся.       — А то! Всю жизнь так. Но что же делать? — Шира задумчиво погладила Ярриса по руке, покоившейся на подлокотнике, взглянула ему в лицо. В свете огня оно казалось золотистым, с глубокими тенями. — До сих пор не верится, что я могу так просто, по собственному желанию, коснуться тебя…       Яррис усмехнулся.       — Почему? Ты в своем праве.       — Я не о разрешении толкую, а о том, как все сложилось. Мне не верилось, что все может быть так.       Златорог сжал руку Ширы и ответил серьезно:       — На самом деле, мне тоже.       — Мы много всякого странного слышали за последние три года, но я все еще не могу понять, что изменилось… Почему именно в тот раз… Когда ты рядом, мне так трудно не смотреть на тебя!       — Так смотри.       Волшебник и лучница обменялись теплыми взглядами и нежными улыбками.       — Может быть, первое, что я по-настоящему увидел, это была ты. Первые воспоминания, в реальности которых я не сомневаюсь. Спасибо, что не убила меня в тот раз.       — Даже если умру и возрожусь снова в отряде Мэйнела Прауда, клянусь, я больше никогда не причиню тебе вреда! Обещаю следующие тысячу перерождений только любить тебя!       — О, это чудесно!.. — волшебник рассмеялся. — Ведь я буду желать твоей любви.              Отправляясь проведать Восточный дозор, Барадун не взял с собой спутников, так как, во-первых, надеялся разрешить все быстро, а во-вторых, не собирался задерживаться в унылом месте, полном скучных вояк, которым не дозволялось пить и играть вблизи вражеской границы.       После завершения очередной войны с орками и заключения мира в Темных землях, у подножия орочьих гор и на просторах Пустыни мертвецов появились новые поселения, жители и звери; возникло несколько цепочек и целая плеяда одиночных квестов; прибыло некоторое количество орков-авантюристов. Последние частенько нападали на форпосты Альянса королевств и даже штурмовали Форт, прореживая отряды восточной стражи, набираясь опыта и приобретая оружие и доспехи.       Однако в последнее время у новых игроков орочьей расы возникли проблемы с некоторыми сюжетно важными квестами: авантюристам больше не удавалось в одиночку или даже отрядом совершить нужное количество убийств и собрать требуемые предметы, — и Барадун хотел со всем эти разобраться.       Не обнаружив ничего интересного в Восточном дозоре, чародей отправился в Форт на самом краю пустыни. Это была деревянная башня с частоколом. Во внутреннем дворике, со всех сторон окруженном бревенчатыми стенами, располагались казармы и склады. Стены тянулись вдоль границы с орочьими землями еще на полмили в обе стороны.       «Если мне не изменяет память, — думал Барадун, разглядывая постройки с высоты полета призывного дракона, — раньше под стенами прогуливались солдаты. На них-то и охотились орки-авантюристы. Но теперь я никого не вижу».       Чародей направил дракона к смотровой площадке на вершине башни и спешился там под приветственные крики отряда арбалетчиков. Улыбаясь, Барадун поднял руку и возвестил:       — Приветствую, ребятки! Как вы тут, а? Ну какие же славные воины передо мной! Где же командующий?       Командующий тем временем взбегал по винтовой лестнице, и деревянные ступени скрипели под его тяжелой поступью. Он выбрался на площадку и выпрямился во весь свой шести-с-половиной-футовый рост. Наплечники, кираса, латные перчатки и шлем, зажатый под мышкой — все было начищено до блеска; бархатный плащ красивыми складками спускался на могучую спину; перевязь высшего офицера алела на груди. На широком лице, уже несколько обрюзгшем, с белыми шрамами на лбу и нижней челюсти, под густыми бровями горели удивительно ясные серые глаза. Над верхней губой генерала темнели усики, несколько седых волосков торчали на подбородке.       Было непросто, но Барадун догадался, что перед ним женщина.       — Генерал Тэра Теарис! Приветствую, господин Верховный чародей!       Барадун кое-как помнил Тэру по чуть ли не самому первому дополнению в игре. С тех пор она постарела всего лет на десять. Если бы не затянутая кат-сцена с участием генерала, которая ужасно раздражала чародея, он бы, конечно, ее ни за что не узнал.       Барадун и Тэра разговорились, стоя у зубчатого парапета, разглядывая расстилавшуюся перед ними равнину, переходящую в пустыню, и крошечную орочью заставу, чернеющую где-то вдалеке. Генерал Теарис охотно рассказала о новшествах, которые недавно ввела: теперь дозорные не могли покидать Форт без особого разрешения и вместо жетонов носили перевязь.       — Эти чертовы орки будто взбесились! Мы заметили, что они срывают с тел погибших жетоны и уносят их как трофеи. Обычные перевязи их не интересуют. С тех пор как мы закрылись в Форте, обходимся без потерь. Орки иногда лезут через частокол, как полоумные тараканы, но мы легко давим их числом!       — М-м, понятно, — протянул, собирая губы под носом, чародей. Он раздумывал, как без лишних подозрений ослабить оборону, чтобы авантюристы орочьей расы могли снова спокойно выполнять квесты, когда на площадку, бранясь, выбрался еще один человек.       — Гребаный потолок! Хрен тут пройдешь… Еще куда бы повыше засунули… О, Барадун! Какими судьбами?!       — Нежный птах! — воскликнул чародей, приветственно разводя руки в стороны. — Зачем сюда забрался?       — Как зачем? Вот, орочьи жетоны сдать. Мадам генерал! — Воин отдал честь Тэре. Та приняла квест и отошла к арбалетчикам.       — Ты же высокого уровня, зачем тебе?       — Репутация, да и золотишко не лишнее. Ну и, признаюсь, приятно бывает погонять мелкоуровневых дрищей с той стороны фронта. — На загорелом лице просияла белозубая улыбка.       — Выглядишь бодрячком, — заметил Барадун, оглядывая старого знакомого с ног до головы. — Второе дыхание открылось?       — Скорее сто второе! — рассмеялся Птах. — Я встретил девушку…       — А-а-а, вот оно что.       — Теперь мы играем вместе, а когда ее нет, я добиваю репутацию с Восточным дозором, чтобы купить себе гербовую накидку. Рене считает их красивыми.       — Ясно-ясно. Рад за тебя. А как там новый проект?       — А… — Воин махнул рукой. Оживившись, он вдруг сказал: — Знаешь, мне будет тебя не хватать.       — Почему это?       — Тебе не понять, ведь ты всего лишь эн-пи-си. Эх, ну ладно… В новом дополнении тебе кранты!       — Чего?!       — Избавятся от тебя, короче. — Птах пожал плечами. — Я видел трейлер.       Барадун отер вспотевший лоб и, жадно ловя каждое слово, невольно подался вперед.       — Поясни! — потребовал он.       — Могу только пересказать то, что видел в трейлере — а он ничего так, кстати. Какой-то дроу из совета волшебников оказывается адептом запретной магии и открывает портал из Теневых земель прямо у подножия Крепости Калабор! Из портала выбирается немыслимо ужасающий Темный владыка Ихсхалден — ну, знаешь, такой, в стиле Лавкрафта, хотя откуда тебе знать, да? Верховный чародей геройски бросается на защиту крепости и тратит прорву сил, чтобы поднять Калабор в небо и перенести его в центр континента! Потом он отражает одну атаку Исх… Ихс… короче, Темного владыки, затем вторую атаку… И тут предатель-дроу бьет его заклинанием в спину! Барадун умирает, а дроу стоит над ним со зловещей ухмылкой на фиолетовой роже и говорит: «Ты слишком долго хранил этот мир! Настало время сокрушить Азерим и обрушить его пылающие руины к ногам Темных владык!»       — Ма-а-а-ать… — плаксиво протянул Барадун, хватаясь за черные кудри, — мо-о-оя Маэ-э-эдра!.. Что же это делается?!       — Так-то, дружище, — не слишком грустно вздохнул воин. Чародею показалось, что глаза Птаха искрятся нетерпением поиграть в новое дополнение. — Мне будет тебя не хватать. Ладно, я побежал еще жетоны пособираю, пока время есть. Удачи!       Барадун остался в одиночестве, пораженный, раздавленный услышанным. Его губы скривились, как у маленького капризного ребенка, руки обвились вокруг деревянного зубца, ища опоры и утешения. Откуда-то изнутри начала подниматься горькая теплая волна. Она сдавила грудь чародея и мешала ему глубоко вдохнуть. Барадун посмотрел на разворачивавшийся перед ним пейзаж — суровую пустыню, голые горы, черный орочий форпост, — и, словно удивляясь народившейся мысли, пробормотал взволнованно-печально:       — Я не хочу умирать!