Одно светлое чувство

      За без малого сорок лет, проведенных в качестве наемницы, Андермун успела повидать разных заказчиков, — к тому же служба у Барадуна наделила ее иммунитетом к капризам и переменам настроений, — однако даже столь богатый опыт не помог в достаточной мере разобраться в характере мастера Стронхейма.       Верховный чародей рекомендовал его как человека дружелюбного и даже доброго, но Шира теперь была уверена, что Хельгар любезен только с теми, кто ему по-настоящему полезен. Лучница чувствовала, что общение с ней стоит Хельгару определенных усилий: чаще всего он был хмур и погружен в собственные мысли, но иногда вспоминал о существовании спутницы и снисходил до беседы. Разговаривал чародей так, словно насаживал собеседника на крючок и не отпускал до тех пор, пока не удовлетворит любопытство, улыбаясь одними губами, тогда как взгляд оставался жестким.       Шира избегала обращаться к Хельгару первой: каждый раз ей казалось, что ее за это прибьют на месте, — но, вопреки ожиданиям, чародей отвечал, и даже не грубо. Вскоре лучница сообразила, что все дело во взгляде: прежде чем ответить, Хельгар сердито стрелял глазами, а затем уже усилием воли смягчал голос и выражение лица.       «Может, он один из тех желчных людей, которым все досаждают?» — думала Шира. Ей все меньше хотелось заговаривать со своим нанимателем или другим способом привлекать его внимание, однако он сам заговаривал с ней.       — Не исключено, что мы уже ничего не найдем: чем ближе к Бихолдерс, тем меньше шансов, — заметил Хельгар, получив очередное сообщение от фамильяра.       Шира только что вернулась после обследования большого лога.       — И что тогда? — спросила она.       — Встретимся со старейшиной и потребуем пересмотра договора, — ответил Хельгар и добавил с презрительной усмешкой: — Эти хитрые крысы не хотели вычитать стоимость порталов из того золота, что мы платим за воск. Что ж, они попытались организовать доставку самостоятельно — и вот что вышло!       — В конечном итоге ведь Ордену Плетения это на руку…       — Что ты имеешь в виду, маленькая луковка? Ха-ха, неужели обвиняешь Орден в похищении обоза?       — Я? Нет, ни в коем случае! — поспешно возразила Андермун. — Меня дела магического сообщества не касаются, мое дело — искать следы. Следов нет — обвинений нет.       — Не части́, — хмыкнув, снисходительно улыбнулся чародей. — Даю слово, Орден в этом не замешан. Знаешь, что такое честь волшебника?       Шира едва сдержалась, чтобы не прыснуть. Избегая ответа, она нагнулась и сделала вид, что поправляет ремешок на сапоге.       — Договор, заключенный с Орденом, священен для обеих сторон. Нарушить его нельзя — можно только перезаключить. Любопытно, что ты заподозрила нас, а не селян, а ведь это могут быть их уловки.       — Чтобы разозлить и настроить против себя волшебников?       — Не эти ли храбрые ребята несколько месяцев тому назад учинили расправу над одним из нас?       До сих пор Андермун смутно помнила, с каким вопросом мастер Стронхейм подходил к ним с Яррисом на празднике в Розовом дворце, потому что тогда ее тревожили куда более интересные переживания, но теперь Ширу осенило: Хельгар открыто интересовался, кто проводил расследование убийства Галатора Каннадиса в Бихолдерс.       Она побледнела и молча уставилась на чародея, но тот, заметив ее реакцию, как будто смягчился.       — Да-да, знаю: ты вела расследование. Я внимательно слушал доклад Барадуна на том Твэлне. Не потому ли ты избегаешь Мартину Каннадис, словно бородавчатую жабу? Думаешь, она затаила на тебя злобу?       — Во-возможно…       — А есть за что?       Шира в любом случае не выдержала бы тяжелого взгляда Хельгара, так что и не пыталась. Вместо этого она, сопя опухшим носом, пристально рассматривала грязь под сапогами. Увы, мастер Стронхейм не пожелал мириться с отсутствием ответа, так что подхватил подбородок лучницы двумя пальцами и насильно повернул ее лицо к себе.       — Есть за что? — повторил он, подчеркивая каждое слово.       Надвинувшиеся на Андермун темные глаза под черными бровями показались ей ночным небом в безлунную ночь, затянутым пеленой грозовых туч. Обратная сторона очарования волшебника — в данном случае чародея — не очень-то пришлась Шире по душе, однако лучница не настолько испугалась, чтобы потерять голову, и произнесла отчетливое: «Нет!»       Хельгар резко отпустил ее.       — В таком случае тебе нечего бояться, не так ли? Мартина плотно сидит на звездных листьях, что делает ее неуравновешенной, но не слишком опасной.       Вовсе так не считая, Шира лишь молча покосилась на чародея.       — Когда-то она приносила пользу. Теперь это лишь тень человека.       — Зачем же вы взяли ее с собой?       Лицо Хельгара приобрело еще более жесткое выражение, чем обычно.       — Мартина скорбела о брате, — холодно и отстраненно ответил он. — Его тело изуродовали и бросили в мусорную канаву без погребения, а дом сравняли с землей. Думаю, она надеется найти хоть что-то среди этих руин.       — Но зачем вы взяли ее собой?       Чародей хмыкнул.       — Пожалел. Я говорил тебе о чести волшебника? Я пожалел Мартину, потому что она пала не до конца. Ничто не вернет Каннадис из той страны сладкого дыма, в которой она пребывает, но ее взгляд хоть ненадолго трезвеет при мысли о брате. Я взял ее ради этих нескольких секунд.       «Жаль, — подумала Шира, — что мы должны радоваться тем проблескам ее сознания, в которых для меня заключается угроза».       Усилием воли отделавшись от неприятных мыслей, взглянув на распухший нос лучницы и на багровое пятно на ее подбородке, Хельгар заметил с хищной улыбкой:       — Я, кстати, обещал вернуть тебя Верховному чародею в целости и сохранности — повезло мне, что он задержится на Русалочьем острове на недельку-другую.       — Значит, он там? Что ж, в таком месте не грех и задержаться, — усмехнулась Шира. — Рада за него.       — Порадуйся заодно и за мастера Златорога, потому что они отправились туда вместе с Барадуном в обществе Гвендолин Рэйнсонг. Эта женщина не стала бы тревожить Верховного чародея по пустякам, поэтому я и говорю, что их пребывание на острове затянется.       Может, Шира и помнила смутно, о чем говорил Хельгар на празднике в Розовом дворце, но вот имя Гвэн, один лишь раз упомянутое Яррисом, крепко засело в ее памяти. Лицо лучницы омрачилось, и ей сделалось почти физически больно от буравившего его пристального взгляда чародея.       — Мастер Стронхейм, — произнесла Шира, черпая дерзость в охватившей ее горечи, — если вы платите за мои услуги, это не означает, что я — ваша вещь. Пожалуйста, больше не прикасайтесь ко мне без разрешения.       Целых две секунды Хельгар молчал, а затем расхохотался. Оставив тираду лучницы без ответа, он подозвал лисицу и ушел вперед.              Ужинали до наступления сумерек, вдвоем. Андермун чувствовала себя ужасно неловко, сидя на одном поваленном дереве с мастером Стронхеймом, и без особого аппетита жевала яблоки и хлеб. Она не понимала, рассердила Хельгара или нет: чародей снова смотрел мимо нее, погруженный в собственные невеселые мысли.       Шира была бы весьма удивлена, если бы узнала, что большая часть этих мыслей вращается вокруг ее скромной особы.       Хельгара интересовал странный треугольник, вершинами которого являлись Верховный чародей, Ледоруб и лучница Андермун. С тех пор как отряд покинул Подсолнуховый Дол, ему удалось кое-что выяснить о связях внутри этой троицы.       «Луковка и Барадун не любовники, — сказал себе чародей, — что весьма кстати: не будет особых последствий. Девчонка, видимо, неровно дышит к Яррису, но это меня мало волнует. Как бы он к ней ни относился, пока от меня зависит его вступление в Орден, Яррис будет молчать. Но, забери тьма их души, я не выяснил главного! Я не узнал, что именно произошло в деревне пчеловодов, а значит, придется подавить тошноту и сделать над собой еще одно усилие…»       — Мой отец охотился на совомедов в Мертвой мерзлоте и научил меня кое-чему. Не хочешь пострелять из лука? Я бы проверил, помню ли отеческие наставления.       Брови Ширы на секунду взметнулись вверх. Хельгар называл поселян хитрыми крысами, почти на всех смотрел свысока и излучал такую самоуверенность, что его трудно было представить мальчишкой в тулупе и унтах, устанавливающим ловушки в снегу.       — У меня готов только короткий походный лук, — отвечала Андермун, — на нем зачарованная тетива.       — Этого достаточно. Идем?       Чародей и лучница вышли на открытое пространство — на опушку среди стройных тополей — и огляделись по сторонам. Воздух был сырым, теплым, пах землей и перегноем.       — Видишь голубиное гнездо, во-о-он там, на склоне утеса?       Далеко за деревьями виднелась отвесная каменная стена. Гнездо лесного голубя было трудно перепутать с каким-либо еще: такую нелепую и жалкую конструкцию из нескольких веточек не каждая уважающая себя птица могла бы счесть достойной колыбелью для птенцов.       — Вижу, — отозвалась Шира.       — Стреляй в него.       В гнезде еще не было яиц, так что лучница прицелилась и со спокойной совестью выстрелила. Веточки рассыпались, лишь одна из них, зацепившись за камень, осталась на месте. Стрела отскочила, упала и затерялась где-то среди голых кустов орешника.       — Метко! Теперь дай попробовать мне. — Протянувшаяся было рука Хельгара замерла в паре дюймов от лука. — Можно?       Чародей с позволения Ширы позаимствовал ее короткий лук и стрелу. По губам его скользнула усмешка.       — Такой крошечный, словно игрушечный. Охотничий лук моего отца был бы мне сейчас по плечо. — Он выстрелил и подбил оставшуюся веточку. — Впрочем, хороший лук, полезный при внезапном нападении. Знаешь, мне никогда не нравились долгие переходы на лыжах, бескрайний снег и бесконечная ночь — такая трата времени! Я придумал кое-что, когда был мальчишкой, и назвал это «Удача охотника». Натягиваешь тетиву, сосредотачиваешься, произносишь нужные слова и пускаешь стрелу. Если все сделать правильно, ты увидишь, как она меняет направление и стремится к желанной цели.       — Похоже на Ищущую стрелу, которую используют для добивания убегающего противника…       — У моего заклинания иное назначение. Поищем воду. — Хельгар натянул тетиву, направил стрелу куда-то к кронам голых деревьев и произнес: — Удача охотника, отыщи воду!       Стрела сорвалась, едва заметно изогнулась и, слегка подкручиваясь, полетела вверх и в сторону, а затем скользнула влево и пролетела еще тридцать футов, пока не вонзилась в ствол дерева.       — Прямо к цели она, конечно, не прилетит, — выпрямляясь и опуская руки, пояснил чародей, — но направление указано верно: если пойдем туда, набредем на ключ или ручей. Хотя можем угодить и в болото, ха-ха.       — Удача охотника… — повторила Шира. — Спасибо, мастер Хельгар, на досуге я испробую ваше заклинание.       — Вот и отлично, — чародей вернул ей лук. — Я заплачу за каждую твою стрелу, не волнуйся.              Дело шло к ночи, атмосфера в отряде как будто улучшилась, но только до тех пор, пока задыхающаяся Мартина не вывалилась из своего одлепорта. Пошатываясь, она сделала несколько шагов в сторону ближайшего кустарника, качнулась и едва не свалилась в грязь. Хельгар вздохнул.       — Я помогу, — бросила ему Шира и поспешила на помощь к волшебнице.       Как ни странно, мастер Каннадис не имела ничего против. Обхватив лучницу за шею и кое-как выпрямившись, она пробормотала:       — Доводилось ли тебе когда-нибудь летать под лавандовым небом на крыльях лакричного ветра? Когда ты заворачиваешься внутрь самой себя, топя в глубине души горести и печали, избавляешься от них и разворачиваешься обратно, заново рождаясь? Так ленты становятся короче, когда наматываешь их на кольцо… Я уже вся намоталась, от меня остался один шелковый хвостик, и он болтается на лакричном ветру… Ах, как это может быть сладко — трепыхаться невесомой шелковинкой!..       — Не такой уж невесомой, — вполголоса заметила Шира.       — Куда ты меня ведешь? Мне просто нужно подышать…       — А, тем лучше.       Мартина дышала прерывисто, быстро, с каждым разом пытаясь вдохнуть все больше, а затем вдруг излилась прямо на плащ спутницы.       — П-прости!.. Не знаю, что со мной сегодня… Последняя курильница пахла странновато — может, примешались какие-то другие листья, такое бывает иногда.       — Да ничего, — прохладно отвечала Андермун. — Вам полегчало?       — О да! Проводи меня ик… до-домой…       — Домой не могу — только до одлепорта.       — До чего?! А, ну да…       Перед тем как улечься спать, Шира вычистила плащ и повесила его сушиться. Завернувшись в одеяло, она бесшумно вздохнула и завозилась, ища удобное положение для головы, которая обычно покоилась на свертке из плаща.       — Плохо без подушки? — спокойно поинтересовался чародей. Он, как обычно перед сном, сидел на своем спальнике, раскрыв книгу, и внимательно изучал чистые для взора простых смертных страницы. К корешку крепилась изогнутая ножка с небольшим светильником на конце.       — Да нет, нормально…       — Андермун!       Шира подскочила и села на одеяле. Она хотела спросить, в чем дело, но тут в нее прилетела небольшая походная подушка.       — У меня две, — коротко пояснил Хельгар. И действительно, из-за его спины слева торчала точно такая же подушечка, так что лучница со спокойной совестью приняла одолженное и, убаюканная шепотом ночного ветра и щелканьем совы, крепко заснула.              Барадуну очень нравился ореол героя, на который, как мотыльки на огонь, слетались хорошенькие девицы, так что он не торопился признаваться в возникших перед ним трудностях. Суть их заключалась в том, что Верховный чародей, хоть убей, не помнил историю, связанную с Приливным камнем, хотя когда-то имел опосредованное отношение к лору Скайкрафта в целом и сюжетным цепочкам в частности. Нужно было лишь хорошенько поднапрячься, порыться в памяти и выудить что-то полезное. К сожалению, на этот раз друзья не могли ему помочь, так что Барадун в одиночку отправился на северный берег острова — туда, где среди ивовых рощ стояло сложенное из белого мрамора Святилище Маэдры, похожее на большую сквозную беседку с куполом-полусферой.       В центре Святилища возвышалась семифутовая статуя полунагой богини, чуть более реалистичная, чем того требовали благочестивые помыслы. Восемь стройных колонн, увитых белоснежными и небесно-голубыми ипомеями, уносились ввысь, к лазурному потолку. Разноцветная мозаика на полу изображала сонм живых существ — от крошечного паучка до гигантского осьминога, — но угадать их очертания в загадочных линиях и пятнах можно было, только приглядевшись хорошенько.       Когда Барадун стоял на верхней ступени, ему показалось, что в Святилище никого нет, поэтому он торжественно вошел под лазурные своды, обратившись к статуе с раскатистым:       — Привет, красотка! Ты поцелуешь меня или я — тебя?       С мраморной скамьи, частично скрытой за колонной, раздался странный звук — то ли захлебывающийся вскрик, то ли приглушенный вопль, — и Верховный чародей, смутившись примерно на кончик мизинца, поспешил к молящемуся, чтобы принести ему свои глубочайшие неискренние извинения. Барадун взглянул за колонну и увидел жреца, низко нагнувшего голову, спрятанную под обширным белым капюшоном.       — Прошу прощения, дорогой друг, — елейным голосом произнес чародей, — не хотел помешать вашему… Грег?!       Жрец, не поднимая головы, отвечал хорошо поставленным густым басом:       — Вы меня с кем-то перепутали, милейший. Позвольте мне вернуться к моей молитве…       — Грег! Это же ты, Грег! Черт меня дери, это Грег!!!       — Тс! Тс-с! Тс-с-с-с! — не выдержав, зашипел жрец, вскакивая на ноги и поднося дрожащий палец к губам. — Да, это я, только, ради всего святого, не сквернословь, пожалуйста!       — Да я просто рад тебя видеть! Мой милый маленький чесночный… жрец! Ты окончательно забросил свою ферму в Медолесье?       — Нет, просто перед началом сельскохозяйственного года я совершаю паломничество по храмам моих покровителей. И… ты не мог бы говорить потише? Все же святилище…       — Ну, я немного раздосадован тем, что мой дорогой дружок как будто сначала был не очень рад нашей встрече, — с лукавой улыбкой заметил Барадун.       Грег сбросил капюшон с коротко стриженой головы и спросил устало:       — Тебя правда удивляет, что я не обрадовался?       — Ну да!       — Тебя правда-правда удивляет, что я не обрадовался? — чуть повышая голос, повторил Грег.       — Естественно!       — Тебя правда-правда-правда… А, ладно! — Жрец взмахнул рукой и, выпучив глаза, выпалил: — Из-за тебя я стал посмешищем для собратьев! Помнишь ту историю с дриадами? А я ведь предупреждал, что блюду чистоту помыслов и телесное целомудрие!       — Пф… — Чародей закатил глаза.       — А пьянка в Элдеркипе?! Слухи о ней докатились до моего наставника! Она навсегда осталась в анналах истории как Великое попоище!       — Но ведь было весело?       — Весело?! Вечный позор — это, по-твоему, весело?       — Ну, в Элдеркипе ты обнимал меня за шею и шептал мне в ухо — вот этими самыми благочестивыми губешками, которыми молишься своим богам, — что никогда не был так счастлив, как с полудюжиной бутылочек игристого эльфийского, распитой под песни и пляски квартета «Шаловливые полуночницы»!       — Он назывался «Шелковая полночь», а не то, что ты сказал! И это была часть театральной труппы — мои коллеги! Все, замолчи, замолчи! — Грег попытался закрыть рот Барадуна ладонью, но тот ее лизнул. — Фу! Как тебе не стыдно?       — Как тебе не стыдно, господин лицемер!       Жрец отступил на несколько шагов, глубоко вздохнул, закрыл глаза и пробормотал, сложив руки, как при медитации: «Я хороший человек! Я хороший человек!»       — Так и я хороший человек, — усмехнулся Барадун.       — Нет! Ты — тиран и эгоист! Все, я тебя не слушаю, тебя здесь нет! — И Грег снова закрыл глаза и принялся бормотать.       — Ах так? Что ж, раз меня здесь нет, то я, наверное, не тыкаю тебя пальцем в пупок, не так ли? Не так ли? — Верховный чародей повторил свой вопрос несколько раз, сопровождая его тычками указательного пальца Грегу в живот над кожаным ремнем.       Жрец терпел, плотно сжав губы и крепко зажмурившись. Поняв, что такую решимость сломить непросто, Барадун вознамерился прибегнуть к более верному средству и, топая как можно громче, направился к статуе Маэдры.       — Меня здесь нет, так что я не подхожу к Матери Сущего и вовсе не оскверняю ее своим прикосновением! — Указательный палец чародея протянулся к мраморному животику. — М-м, какая правдоподобная, у нее, кстати тоже есть пупок, и он весьма мил. Посмотрим, вместит ли он мой палец…       — Не смей! — возмущенно воскликнул Грег, распахивая глаза. Склонив голову набок, он добавил тихо, угрожающе: — Барадун, Ба-ра-дун, не смей!.. Не смей, Барадун!       — Да ладно тебе, Грег, это всего лишь кусок мрамора — богиня вовсе не обидится. — Чародей дотронулся до статуи и пощекотал мраморный пупочек. — Вот видишь?       Грег возвел очи горе, пылая праведным возмущением, и даже воздел руки к куполу, как бы ожидая, что тот сейчас обрушит кару на нечестивца, но увы, ничего не произошло. Тогда Жрец решил лично спасти богиню и бросился вперед. Между ним и чародеем завязалась борьба: Грег хватал руки Барадуна, а тот пытался дотянуться до Маэдры и пощупать ее снова.       — Ты… да как ты… ты просто засранец!       — Ага! Сквернословите, господин чесночный жрец!       — Не называй меня так… Не! Называй! Меня! Так!       В этот момент желание Барадуна сбылось, и даже с избытком: он схватил мраморную богиню за прелестную правую грудь.       — Негодяй! — вскричал Грег и, размахнувшись, хотел влепить чародею пощечину, но, к сожалению, шлепнул по божественной левой груди.       Остолбенев от ужаса, но уже через пару секунд придя в себя, жрец завопил:       — Вот видишь, почему я не был рад?! ВОТ ВИДИШЬ?!       — А-ха-ха, а-ха-ха, Грег, пожа-а-алуйста, прекрати! — Барадун согнулся от смеха, схватившись за живот.       — Ты просто настоящий засранец! — Грег замахнулся ногой, собираясь дать чародею пинка, но усилием воли и из уважения к покровительнице остановил себя. Он вернулся на скамью, сложил руки в молитве, закрыл глаза, но, не ощущая больше благодати, покачал головой и тяжело вздохнул. — Вот просто… просто…       Жрец смотрел на статую Маэдры, но теперь не видел ее огромной и сияющей, не чувствовал присутствия божества. Взмахнув в отчаянии рукой, он поднялся и медленно вышел из храма. Сойдя со ступенек, Грег побрел под сень ив и уселся на плоском декоративном валуне, подперев подбородок кулаком и печально глядя на пышную зелень.       Барадун последовал за ним и сел рядом. Ему не терпелось поделиться содержанием недавнего сна с участием Маэдры, но он кое-как сдержался.       — Слушай, она не обидится, правда.       Грег не шелохнулся.       — И от наших прикосновений к статуе божественность Матери Сущего никуда не делась.       — Дело не в этом! Ты считаешь меня лицемером, думаешь, что все это, — Грег встряхнул свое белое одеяние, — притворство, а для меня это очень важно! Я стараюсь быть лучше! Лучше того грязного, развратного, жестокого чесночного фермера!       Барадун скривил губы дугой и приподнял брови.       — Вот как! А я никогда не знал жестокого и развратного фермера — только добряка, которого все считали неудачником из-за его мягкого сердца.       — Ты и считал!       — Ну… не будем о прошлом. — Чародей обхватил Грега за плечи, но тот скинул его руку. Тогда чародей сделал еще одну попытку, и на этот раз Грег не стал сопротивляться. — Хочешь, лучше расскажу тебе, чем теперь занимается Боджер?        Лицо жреца прояснилось.       — Хочу!       — Представь, что выкинул наш громила: вздумал стать жемчужным бароном!       — Святые пирожки!       — Ага. Встретил его в прошлом месяце в Спеллтоне…              Главный магистр Церера приказала предоставить Верховному чародею и его другу лучшие покои в храме, так что их апартаменты располагались под глазами русалки и состояли из четырех комнат: двух спален, гостиной и кабинета. Ледорубу потребовалось время, чтобы привыкнуть к прозрачным стенам, и хотя он знал, что снаружи их поверхность отражающая, все еще чувствовал себя некомфортно. Стараясь отвлечься, Яррис перебрал небольшую библиотеку в кабинете и отложил для себя несколько книг.       Так мастер Гвендолин и застала его утром — сидящим на изящном диванчике в гостиной с двумя стопками книг по бокам и большим фолиантом на коленях. Склонившись над ним, волшебник что-то переписывал в свой блокнот.       — Доброе утро! Вы уже завтракали?       — Доброе. Я — завтракал, а Барадун еще спит.       Гвэн окинула взглядом расставленные повсюду — на столах, полках, тумбах и комоде — вазы с цветами и воскликнула:       — Какой у вас хаос!       — Да? — удивился Яррис, ненадолго поднимая глаза.       — Все цветы перемешаны без малейшего намека на гармонию. — Волшебница снисходительно улыбнулась.       — Это я их поставил в вазы — Барадун вообще бросил всю охапку на обеденный стол.       Гвендолин опустила футляр со свитками, который держала в руках, на чайный столик у дивана и принялась менять цветы местами, осторожно обрезая некоторые стебли с помощью карманного ножа для бумаг и искоса поглядывая на Ярриса.       — Эмполи спрашивала о тебе, — заметила она как бы невзначай, наткнувшись на ветку робинии. — Просила узнать, пойдешь ли ты с ней на свидание.       — Не думаю, — отозвался Златорог, не поднимая головы.       — Это правильно: она любит драматизировать и из всего раздувать скандал. — Произнесла Гвэн очень тихо, скорее для себя, чем для Ярриса. — Ты надеешься найти что-то полезное в этих книгах? Я знаю их наизусть, и в них мало ценного: это просто развлечение для гостей-волшебников.       Ледоруб отложил угольный карандаш и взглянул на Гвендолин.       — Я многое пропустил, пока отсутствовал. В Мертвой мерзлоте крайне сложно раздобыть даже такую литературу. Тут есть пара формул, которых я не знал.       — Думала, в твоем распоряжении теперь библиотека Верховного чародея?       — Только та ее часть, что в Гердоне. Хотя это тоже роскошь для меня, — суховато ответил Яррис.       — Не сердись, — мягко произнесла волшебница. — Ты все наверстаешь. Если что-то нужно, я помогу.       — Спасибо. — Златорог хотел вырвать страницу из блокнота, чтобы сделать закладку, но Гвэн остановила его, подошла и аккуратно положила на разворот маленький стебелек ландыша. Когда Яррис поднял глаза, волшебница уже отвернулась.       Разобрав цветы, она опустилась на диванчик, играя зеленым листом, и заметила, что Яррис все еще держит книгу открытой, не прикасаясь к ландышу и не убирая его. Гвендолин улыбнулась и беззвучно вздохнула.       — Я помню: ты не любишь игры.       Ледоруб, нахмурившись, захлопнул книгу и отодвинул ее в сторону. Уголок его губ и правое веко задергались.       — Ты не стал меня искать, когда вернулся. Боялся, что я снова разобью твое сердце?       — Я не искал тебя, потому что у меня не возникло подобной мысли. Слишком много лет прошло.       — Ты привык быть один, а я… Мне хватило времени, чтобы понять: никто не близок мне так, как ты.       Яррис едва удержался от едкой усмешки — из уважения к Гвэн.       — Когда я сказал, что не держу обиду, то не соврал: я не обижен за то, что ты рассталась со мной. Но я никак не мог понять, в чем заключалась опасность… в чем заключался труд написать мне, отправить хоть какую-то весточку? Не кажется ли тебе — коль уж этого не произошло, — что разговоры о нашей близости несколько… неуместны?       — Так и знала, что ты злишься… — пробормотала Гвендолин.       — А я знаю, что за долгое время никто — ни разу! — не пытался обратиться к Верховному чародею за помилованием для меня! Потому что все дрожали перед Лэетилом.       — Но ты сказал, что поступил бы так же!       — Для отвода глаз — да.       — Но обстоятельства!..       — Обстоятельства таковы, что наша любовь обветшала, потеряла какой-либо смысл. Если ты не понимаешь, загляни сюда через тридцать лет, открой эту книгу и попробуй вдохнуть жизнь в мертвый ландыш, лишенный воды и солнечного света, оторванный от корней — к тому времени он как раз превратится в пыль. Что такое? Ты злишься?       Гвендолин молча нахмурилась и поджала губы.       — Будешь продолжать лезть мне под кожу или, может, все-таки останемся друзьями? — спокойно спросил Ледоруб. Его лицо слегка исказил нервный тик.       Волшебница вспомнила, что Яррис не любит, когда к нему прикасаются чужие люди. Как это могло ускользнуть из ее памяти?.. И тут перед мысленным взором Гвэн возникло то, чего она старалась не замечать: стена, отделявшая их друг от друга — необратимое последствие ее собственных решений.       — Прости меня… Пожалуйста, останемся дру…       — У-у-о-а-а!.. — широко зевая, из спальни вышел взлохмаченный Барадун. — Жоброе вутро… Доброе утро!       — Господин Верховный чародей…       — Слушайте, мне такой сон приснился! То есть я знаю, что нужно делать! — Чародей с блестящими глазами и безумным выражением лица плюхнулся на диванчик между Гвендолин и Златорогом. — В общем, этот камень — часть большой плиты, испещренной символами, и он не принадлежит нашему измерению! Он пришел из Плана Воды — там и нужно искать все ответы!       — Ты это во сне увидел? — поинтересовался Яррис.       — Ну… Я напряженно думал и кое-что вспомнил, хоть и благодаря сну.       — Что еще там было?       Барадун, припоминая подробности, покосился на потолок.       — Я, щупальца, Маэдра и… Грег! В общем, все это не важно, не будем обсуждать оправу — нас интересует бриллиант!       — Я имел в виду, какую еще полезную информацию ты раздобыл в своем сне?       — М-м, достаточно того, что я знаю, каков следующий шаг: я отправлюсь на водный план!       — Ты уверен? Ты понимаешь, что мы не последуем за тобой?       — Время на другом плане идет иначе, — вмешалась Гвендолин, с беспокойством глядя на Барадуна, — вы можете задержаться там на недели, а если не будете осторожны, то на месяцы и годы.       — Пф-ф, ну когда я не был осторожен?       — Никогда.       — Старина Яррис впал в мрачное настроение. Однако я решился. Передайте тетушке мои слова и… не поминайте лихом! — Верховный чародей вскочил с дивана и, потянувшись до хруста, вернулся в спальню.       Гвэн и Яррис переглянулись.       — Позовешь госпожу Цереру? Я попробую его отговорить.       Волшебница отправилась на поиски наставницы, а Златорог — в спальню Барадуна.              Верховный чародей лихорадочно копался в волшебной сумке, погрузившись в нее по самые плечи. Ледоруб остановился у порога и, скрестив руки, наблюдал за поисками.       — Ты уверен? Я еще не проводил магическое расследование. Возможно, удастся все выяснить, не прибегая к крайностям. К тому же существует Орден Плетения. Предсказательницы не хотят лишнего шума — позови Хельгара Стронхейма: его амбиции так велики, что он будет рад сделать своим должником целый Орден.       — Стронхейм занят, — нараспев пробормотал Барадун. — Ага! Ой нет, фу, это какой-то ошметок тухлой рыбы…       — Зачем тебе… К черту. Чем он занят?       — Забрал Ширу и отправился на поиски пропавшего обоза с воском.       Ледоруб нахмурился.       — Почему Ширу?       — Потому что он просил кого-то, знающего местность, ну я и предложил ее. А что не так? Он хороший парень.       Яррис онемел на несколько секунд, затем спросил:       — Ты совсем в людях не разбираешься?       — Да что ты от меня хочешь? Ага! Вот оно! Эльфийское снаряжение для подводного дыхания, с подогревом!       — Стронхейм — хитрый и опасный лис! Он уже давно подбирался к той деревушке. Все выяснял, кто вел расследование… Наверняка собирается шантажировать старейшину Бихолдерс, используя Ширу как свидетеля! А тебе все нипочем…       — Ну да, плевать мне, — честно признался Барадун. — Я должен оставлять Орденам пространство для маневра. Хотят интриговать против пчелодержцев — на здоровье! Поверь, они тоже своего не упустят. Вечно у тебя какие-то нездоровые страхи.       Яррис все еще хмурился, не вполне довольный приведенными аргументами. Верховный чародей внезапно посерьезнел и спросил, прищурившись:       — Думаешь, тебя ее безопасность волнует больше, чем меня?       — Нет, с чего бы это? — ответил Ледоруб, спохватившись и напуская на себя равнодушный вид.       — Тогда помоги мне в этом снаряжении разобраться!              Барадуна удалось задержать на пару часов, чтобы снабдить всем необходимым и осенить благословениями, а затем он использовал Чешуйчатое кольцо и отправился на План Воды. Как только это произошло, связь с ним была утеряна, и никто не знал, что происходит с Верховным чародеем, жив ли он и удастся ли ему вернуться.       «Что ж, он сам этого хотел, — мрачно успокаивал себя Ледоруб, меряя шагами террасу, расположенную у водопада, изображавшего волосы гигантской русалки. Однако на сердце все равно было неспокойно. — Если подумать, это какое-то безумие! Но Барадун говорил, что уже бывал там, и не раз. Да мало ли, что он говорил! Если верить его словам, Мать Сущего — помешанная на… Ладно, не стоит кощунствовать».       — Красиво здесь? — с затаенной гордостью спросила Гвендолин, окидывая хозяйским взглядом террасу с чудесным видом на остров с одной стороны и шумным водопадом — с другой.       — Конечно, — рассеянно отвечал Яррис.       «С Андермун все будет хорошо, — сказал он себе. — Хельгар не посмеет ее тронуть. Надо сосредоточиться на текущих задачах и провести магическое расследование — возможно, это единственный реальный шанс выяснить, что происходит с Приливным камнем».       Ледоруб глубоко вздохнул и выпрямился, расправляя плечи и как бы стряхивая с себя тревожные мысли. Он посмотрел сквозь стеклянную стену на спокойное синее море, а затем перевел взгляд под ноги, на выложенный мелкой разноцветной плиткой пол.       — Я чувствую себя не очень комфортно на такой высоте, но здесь действительно красиво. Должно быть, стоит немало усилий поддерживать остров и Храм в таком цветущем состоянии — Орден Прорицания прекрасный пример для нас всех.       — Хочешь присоединиться? — подняв бровь, с улыбкой поинтересовалась Гвэн. — Пожалуй, тебе здесь было бы скучновато: мы много медитируем и мало исследуем.       — А тебе не скучно?       — М-м, нет, — задумавшись на секунду, ответила волшебница. — Я-то как раз занята работой, и мне нравится заниматься этим в тишине, без суеты. В прошлой жизни — тогда, в старом Ордене Плетения — ежечасно плелось множество интриг (прости мне эту невольную игру слов). Я вспомнила об этом совсем недавно, встретив Хельгара в Гердоне. Борьба за власть утомляет и отвлекает от главного.       Яррис с интересом посмотрел на собеседницу.       — Стронхейм стал очень сильным.       — О да. Но что поделаешь: природный талант. Это нам приходится корпеть над мудреными свитками, а некоторым все дается едва ли не по щелчку пальцев. Впрочем, я несправедлива, а Хельгару достает трудолюбия и упорства, даже если он не всегда направляет их в русло познания.       — Он — процветающий, всеми уважаемый чародей, член Твэлна к тому же, пусть и временный. Казалось бы, этого достаточно, чтобы удовлетворить тщеславие…       Гвендолин улыбнулась.       — Могущества не бывает слишком много. Кроме того, власти Хельгара недостаточно для решения некоторых вопросов. Несколько лет тому назад Галатора Каннадиса выгнали из Ордена Плетения из-за его грязных делишек — без лишнего шума, но с позором. Хельгар не смог этому помешать — лишь уговорил Тили принять Галатора в Орден Воплощения при условии, что тот никогда не будет жить в Калаборе или в одной из столиц.       Ледоруб нахмурился.       — Зачем ему помогать Галатору?       Гвэн удивленно приподняла брови.       — Ведь они лучшие друзья. Точно, ты же не знаешь: они сошлись уже после того, как тебя отправили в Мертвую мерзлоту.       — Хельгар и Галатор — лучшие друзья?!       — Ну да. Тебя это удивляет? Странная, в общем-то, парочка, но…       Яррис больше не слушал рассуждения Гвендолин. Он вдруг осознал, что между ним и бездонной пропастью — несколько досок и ненадежные плиты. Пол вот-вот провалится, и Златорог полетит сквозь все этажи вниз, на самое дно подземной пещеры — а чувство неизбежности смертельного удара было знакомо ему с детских лет. Именно оно напоминало о себе, время от времени искажая нервным тиком лицо волшебника.       — Чертов Барадун… — пробормотал Ледоруб, отирая холодный пот со лба. — Надеюсь, какой-нибудь уродливый кальмар отымеет тебя во все твои отверстия!       Гвендолин, ни разу не слышавшая от Ярриса непристойностей, застыла на месте с вытянутым от удивления лицом.