Одно светлое чувство

      — Квинто, на этот раз принеси два моих любимых кофе и халат для всяческих коварств — да-да, тот, в котором я неотразим!       Верховный чародей отдавал указания, стоя в одной лишь ночной рубашке перед большим напольным зеркалом в вычурной металлической оправе. Чуть наклонившись вперед, он оглядел со всех сторон короткую бородку, подправил пальцами некоторые особо живописные кудряшки, затем взъерошил волосы надо лбом. Задумчиво подтянув губы к носу, Барадун повернулся налево, направо, поиграл бровями и вздохнул, понимая, что не в его силах улучшить совершенство.       Квинто принес парчовый халат цвета морской волны с серебряным рисунком. Чародей накинул его, повязал кушак и повернулся к зеркалу — убедиться, что цвет его глаз сделался более зеленым, — и довольно кивнул.       — Кофе, — напомнил он слуге, и в эту минуту раздался стук дверного молотка. — Поворачивайся живее, ну!       Дворф, чье выражение лица героическим усилием воли ни разу не изменилось за все утро, вышел в коридор, а Барадун прошел в рабочий кабинет через дверь, спрятанную за картиной с изображением милых пастушек, беззаботно скачущих в высокой траве, взявшись за руки. Солнце дарило румянец их пухлым щечкам, а бесстыжий ветер поднимал подолы легких белых платьиц до самых колен и расплетал косы на грациозных головках, украшенных маргаритками.       Когда Шира Андермун вошла с позволения Квинто в кабинет Его чародейства, последний уже сидел в кресле в небрежной и расслабленной позе, задумчиво барабаня пальцами по столу.       — Доброе утро! — А утро, несомненно, было добрым, ведь Шира явилась за жалованьем после спеллтонского дела.       — Кофейку?       Лучница, слегка обеспокоенная ласковым обхождением, спросила:       — Ты что, решил урезать мне жалованье?       — Вообще-то, я мог бы, учитывая тот факт, что тебя одолел Кошмар, но, с другой стороны, ты же пострадала и за это полагается компенсация…       — Так где мои две сотни?       Квинто торжественно внес поднос с двумя чашками кофе. Каждая порция была украшена шапкой сливок с земляничным сиропом. Поставив чашки перед Верховым чародеем и его гостьей, дворф с поклоном, на который никто не обратил внимания, удалился.       Шира опустилась на стул с мягкой обивкой и вопросительно посмотрела на Барадуна.       — Никуда твои денежки не денутся. Просто наслаждайся кофе.       Пару минут они молча пили, время от времени отирая сливочные усы с верхней губы, затем Барадун заметил как бы невзначай:       — Ты же знаешь, что я заплачу тебе, даже если ты будешь получать ранения и плохо собирать информацию. Такой уж я добрый господин.       «Ага, вот оно!» — подумала Шира и добавила вслух:       — К чему ты клонишь? От меня укрылись какие-то важные факты?       — О нет! Скорее от меня.       — Например?       Барадун заглянул в чашку и, убедившись, что она пуста, отодвинул ее.       — Ничего особенного, просто вы с мастером Златорогом ведете себя так, будто я чего-то не знаю. Будто между вами есть какая-то история. — Последнее слово он особо подчеркнул.       — Что? Какая еще история?       Чародей вздохнул.       — Так говорят, когда у людей определенным образом складываются некоторые отношения.       Лучница сосредоточенно нахмурилась, безуспешно пытаясь вникнуть в смысл сказанного.       — Было у вас что-то или нет? — нетерпеливо выпалил Барадун.       — Ты же знаешь про Амарриса. — Шира, напуская на себя равнодушие, пожала плечами. — Если ты про эту историю, то ей уже восьмой год пошел.       — Кстати, прошу заметить, что я бережно храню твою тайну — по твоей же просьбе! А насколько ты готова прислушаться ко мне? — Верховный чародей выдвинул верхний ящик, извлек из него какой-то закоптелый предмет и положил на стол. Через секунду лучница узнала в нем флягу Златорога.       — Ну, он мне ее дал, не отрицаю. Что ж такого, ведь мы были в одном отряде? Мне нельзя у него ничего брать?       — Кое-что тебе точно у него брать не следует! Особенно всякие сомнительные жидкости.       Шира вспыхнула и пробормотала что-то невразумительное.       — Я имею в виду, ты же не знаешь, что это за чай. — Барадун, стерев лукавую усмешку с лица, потыкал пальцем в покрытую копотью флягу. — Постоянно совершаешь одни и те же ошибки! Ну-ка, вспомни, что с тобой случилось тогда, в Ледяной башне? Ага, сначала странный эль — потом безумства! Ледоруб тебе вдруг кажется невероятно привлекательным! И где же еще поддаться любовной лихорадке, как ни в подозрительном месте с незнакомым парнем, да? Это похоже на тебя?       Лучница отрицательно покачала головой.       — Вот именно. Не припомню что-то, чтобы ты за последние кучу лет бросалась к кому-нибудь в объятия. А кухонный нож? Он чуть не убил тебя! Пора бы уже научиться не потягивать ароматный чаек из услужливо предоставленной волшебником тары.       — Ты думаешь…       — Тьма его знает! — воскликнул Барадун. — А что, ты почувствовала что-нибудь? Чай действует? Тянет тебя к мастеру Златорогу?       Шира, и без того смущенная, почувствовала себя в ловушке. Ей сделалось жарко, и мысли лихорадочно метались в ее голове. Как попросить Верховного чародея поискать магический след, не признаваясь в чувствах к Яррису? Возможно ли в них признаться? И неужели они есть?!       В памяти лучницы одна за другой всплывали картины, которые теперь виделись ей в новом свете: она похвалила запах тимьянной настойки; на следующий день Яррис предложил ей чай с этой настойкой; он угощал ее из своей фляги в течение всего похода; сама фляга в конце концов оказалась у нее. Может ли быть?..       — Что ж, — заметил Барадун, — ты не обязана отвечать на этот вопрос. Просто я к тебе привязался и не хочу, чтобы тебя переманил другой волшебник. Пусть даже он считается моим другом.       — Ты прав, — нервно покусав губу, ответила Шира. — Совершенно прав.       При слове «совершенно» Барадун невольно выпрямился в кресле. На его лице расцвела благодушная улыбка. Впрочем, через секунду он уже мысленно смеялся над собой.       — Я постараюсь впредь избегать его общества.       — Отлично! Только не сегодня.       Лучница посмотрела на чародея с удивлением.       — Ты отнесешь ему это, — Барадун указательным пальцем осторожно подвинул флягу вперед, — и передашь сообщение от меня. Скажи мастеру Златорогу, что я наконец готов предоставить ему бессрочный кредит в две тысячи золотых монет и познакомить с человеком, который значительно ускорит его вступление в Орден. Запомнила?       «Барадун! Неужели это взятка, чтобы Яррис оставил меня в покое? — растроганно подумала Шира, но тут же одернула себя: — Да нет, не может быть, чтобы дело было только во мне…»       — Вижу, я предоставил тебе пищу для размышлений, — усмехнулся чародей. — Вот твои двести золотых. А теперь убегай скорей, я жду кое-кого.       — Кого? — Лучница поморщилась: из-за того, что она недавно едва не прослезилась, у нее щекотало в носу. — А-а-а-пчхи!       — …долин Рэйнсонг, волшебницу Ордена Прорицания. Она умна, прелестна и талантлива. Даже не верится, что когда-то… М-м, тебе пора!       Шира спускалась по широкой лестнице, ведущей на первый этаж, когда услышала стук дверного молотка. В гостиной она столкнулась с гостьей, которую, очевидно, ожидал Барадун, и вежливо поклонилась. Волшебница, проходя мимо, едва заметно кивнула ей в ответ. Шира успела заметить, что женщина, хоть и выглядела молодо, уже не была юной. Лучнице понравился контраст русых волос незнакомки, отливавших золотом, с выразительными карими глазами в обрамлении темных ресниц. Волшебница двигалась плавно и уверенно и выглядела слишком гордой, чтобы стараться привлечь к себе внимание, и все же привлекала его.       «Жаль, что имя не расслышала, — подумала Шира. — Наверняка мы еще встретимся».              Зерна, посеянные Верховным чародеем в душе Ширы Андермун, не могли не дать всходов, потому как упали на благодатную почву страхов и подозрений. Лучнице проще было поверить в то, что она дала маху, сглупила, повела себя как дурочка, чем в искренние намерения волшебника. Что вероятнее, когда речь идет о Ледорубе: попытка ближе подобраться к Барадуну и Амаррису или желание заполучить Ширу саму по себе, без выгод и связей?       «Все волшебники жадные и не знают, когда остановиться! Правда, он дал слово не втягивать меня в интриги… Ха! Но чего стоит слово волшебника?!»       Шира вспомнила свой последний разговор с Яррисом — его версию событий, произошедших в Мертвой мерзлоте, рассказ о подвиге и намеки на неизбежную смерть, — и поразилась ужасной догадке о том, что все это было открыто ей неспроста.       «Нет! — мысленно воскликнула она. — Ну не может же он быть настолько коварным и бессовестным человеком!»       Однако лучница слишком хорошо помнила, как ее отношение к Ледорубу сделалось явственно более теплым после его откровений: если Ледоруб герой, да еще с довлеющим над ним обязательством смерти, как можно устоять? И Шира бы не устояла, будь стенки походной палатки более прочными и шумонепроницаемыми… Признавшись себе в этом и заалев от стыда, она помедлила минуту, перед тем как взяться за дверной молоток с изображением летучей мыши.       Яррис находился у себя в кабинете и пребывал в задумчивости, но был рад неожиданной гостье. Радость не заглушила здравый смысл — волшебник понимал, что у визита есть причина, и, собираясь осведомиться о ней, лишь подбирал вежливую формулировку. Шира отказалась от напитков, как и от предложения свободно расположиться в комнате: когда собираешься уличить человека в чем-либо, удобства не в помощь. Андермун хотела держаться с достоинством, быть холодной и саркастичной, и уже набрала побольше воздуха в легкие, как вдруг Ледоруб заговорил первым:       — Как ты себя чувствуешь? Сегодня плохая погода — плечо не ноет? — и через секунду пожалел об этом.       — Да у тебя совершенно нет совести! — возмущенно воскликнула лучница. — Ты не можешь поить меня своими зельями и осведомляться о здоровье! Плевать ты хотел на мое здоровье! Вот, забирай свою дурацкую флягу! Притворился, что спасешь меня, если понадобится, а сам выпивал с Барадуном, зная прекрасно, как это влияет на концентрацию и силу заклинаний! Пообещал не впутывать меня… не втягивать в эти ваши… А сам на глазах у Верховного чародея переманивал меня на свою сторону!       Яррис молча слушал, серьезно глядя на Ширу, и старался как можно лучше уловить посыл ее монолога. Слегка смутившись, она хотела уйти, но не могла уйти, не получив ответа. Вот только Златорог молчал… В сердцах взмахнув руками, Шира добавила уже не столь яростно, но с тоскливыми нотками в голосе:       — Хотел влюбить меня в себя, чтобы вернее добиться своих целей? Золото, Орден, власть... Что ж, твои чары работают, ведь ты настоящий мастер… С каждым новым зельем я чувствую притяжение все сильнее! Твое обаяние — худшая из ловушек, расставленных тобой. Поздравляю тебя: ты очень сильный волшебник! Ты заставил меня думать о тебе постоянно, доверять тебе и каждый раз принимать из твоих рук новый яд! Но я поумнела: больше ни одного талисмана, зачарованного тобой, больше ни одного зелья, приготовленного тобой, я не приму и под страхом смерти! Потому что они для меня — яд. Я поумнела…       — Как неловко… — вырвалось у Ледоруба.       — Что? — нахмурившись, переспросила Шира.       — Я ничего не делал! Было одно зелье — да, признаю, — напиток правды в том эле, в башне. Но ведь его пили все! Что касается чар… Бусину я тебе отдал, ты все про нее знаешь, ты ведь справлялась у Барадуна, а это… — Яррис указал на флягу, валявшуюся на сидении кресла. — В самом деле лишь сигнал об опасности. И поверь, даже выпивший я пришел бы тебе на помощь, да прихватил бы с собой Верховного чародея, трезвеющего по щелчку пальцев.       — А чай? — слабо спросила лучница.       — Обычный! Ты же сказала, что тебе понравился запах тимьяна, да к тому же он обладает лечебными свойствами, а мы бродили по сырому лесу, так что я… — Яррис умолк, любуясь, как лицо Ширы заливает яркий румянец — от подбородка с едва заметной ямочкой до самых корней волос.       — Ну и ладно! — буркнула она. — Мне пора, в общем. Больше не увидимся. Ах да, Барадун просил передать, что поможет тебе попасть в кредит и даст человека, который найдет Орден в две тысячи золотых.       Лучница скрылась за дверью быстрее, чем Златорог успел произнести еще хотя бы слово. Озадаченный, он стоял какое-то время, глядя на дверь, затем сел за письменный стол, достал бумагу, обмакнул перо в чернила и собирался написать: «Я свободен по вторникам и четвергам — пожалуйста, приходи в любое время, и мы обсудим все, что еще вызывает у тебя сомнения. Я дал слово не вмешивать тебя в свои дела и сдержу его в любом случае», — но его отвлек новый посетитель.       Яррис из осторожности посыпал песком и спрятал в конверт недописанное письмо. Дверь кабинета открылась, Златорог поднял глаза и не без удивления увидел перед собой Гвендолин Рэйнсонг. Артемис объявил имя волшебницы из-за ее спины, почтительно придерживая створку.       Ледоруб поднялся на ноги.       — Здравствуй, Яррис.       — Здравствуй, Гвэн. Добро пожаловать на улицу Книгопродавцев.       В отличие от Ширы Андермун, на оба предложения — устроиться поудобнее и выпить чашечку чая — волшебница ответила утвердительно. На ближайшем к Яррису кресле валялся странный обгоревший предмет, так что Гвендолин опустилась на соседнее.       — Я слышал о тебе и твоих успехах и поздравляю с ними. Кажется, главный магистр Церера прочит тебя на свое место?       Гвэн отвечала на это сдержанной улыбкой.       — А ты, если верить слухам, близок к тому, чтобы стать правой рукой Верховного чародея?       — Не стану хвастать шкурой не убитого совомеда. Никому не под силу разгадать замыслы Верховного чародея.       — Неужели? — с едва заметным лукавством усмехнулась волшебница. — Но все же я очень рада твоему возвращению и искренне желаю тебе добиться всего, чего ты захочешь. Ты улыбаешься… Яррис, я говорю серьезно.       Ледоруб вздохнул.       — Я знаю.       В кабинет вошел Артемис с подносом. Он поставил вазочку с печеньем, фарфоровый чайник и чашку на низкий столик возле кресла Гвэн, затем подошел к письменному столу господина и заметил конверт. Каждый день ему приходилось доставлять или отправлять по три-четыре письма, так что он почтительно осведомился:       — Отправить это, мастер Яррис?       Ледоруб вспомнил о письме Шире и о том, что оно должно оказаться у лучницы как можно скорее: если женщина признается в любви, стоит поспешить, чтобы не оскорбить ее чувства, каким бы ни был ответ.       — Да, запечатай и отнеси сам, сейчас. Это для нее.       — Для нее? — тихо переспросил слуга, в вежливом полупоклоне направляя руку с конвертом в сторону волшебницы.       — Нет же! Для предыдущей гостьи. — Ледоруб внушительно посмотрел на Артемиса, и тот, осознав ошибку и понимающе кивнув, удалился — поспешно, но с достоинством.       Гвендолин со скрытым любопытством подметила про себя все особенности этой сцены, но, конечно же, никак не стала ее комментировать.       — Прежде чем я попрошу о помощи, совесть и вежливость требуют принести тебе мои извинения. Не хочу, чтобы ты думал, что мое решение почти сорокалетней давности не оставило горечи в моей душе.       Яррис внимательно выслушал волшебницу — она говорила искренне — и пересел из-за рабочего стола на кресло по другую сторону от чайного столика, предварительно убрав с сидения обгоревшую флягу. На этот раз странный артефакт перекочевал на книжную полку. Гвэн с облегчением улыбнулась про себя: если бы Яррис не доверял ей, он небрежно швырнул бы грязный предмет в мусорную корзину или на пол, а не положил на полку, признавая его ценность и, соответственно, наличие особых свойств.       — Ты извиняешься, — спокойно сказал Ледоруб, — подразумевая мою обиду, но никакой обиды нет. Я поступил бы так же и не стал бы жертвовать положением ради любовных отношений.       — Правда? — Гвэн искала в знакомом ей тонкогубом лице ответ на этот вопрос.       Яррис кивнул и сел в кресле чуть свободнее, опустив руки на подлокотники.       — Кажется, я еще тогда высказал мою точку зрения, и она не поменялась с годами. Меня осудил и отправил в изгнание магистр Билландра Лэетил, закрыв передо мной двери Калабора и любого из Орденов, лишив меня всех наработок и имущества, угрожая открыто обвинить в похищении Верховного чародея Келотака. Никто не знал, учитывая эльфийское долголетие Лэетила, как долго я пробуду в Мертвой мерзлоте — может быть, до самой смерти. Зачем было погибать нам обоим? Ты поступила правильно, разорвав все отношения со мной: я сделал бы так же. Не в нашей натуре рисковать карьерой и головой ради любви. Так за что мне прощать тебя?       Златорог говорил спокойно, без тени сарказма или иронии в голосе, так что волшебница, беззвучно вздохнув, улыбнулась.       — Рада, что мы до сих пор смотрим на все одинаково. Ты расскажешь мне о том, что произошло и как ты покинул те суровые земли?       Ледоруб, всего несколько дней тому назад потративший все отпущенное ему природой красноречие на то, чтобы впечатлить Ширу, не захотел повторяться.       — Мое заключение было долгим и скучным. Я выбрался благодаря местному божеству и прощению, полученному от Верховного чародея. Уверен, ты с большей пользой провела эти сорок лет. Ты сказала, что хочешь попросить меня о помощи?       Гвэн посерьезнела, слегка нахмурив брови.       — Никогда еще обстоятельства не складывались столь странным образом. То, что я скажу, должно оставаться в строжайшей тайне: Приливный камень потускнел, а пророчества теряют силу.       Яррис молча смотрел на собеседницу, побуждая ее продолжить объяснения.       — Почему-то становится все сложнее пронзать мысленным взором разные планы существования, а также ткань пространства и времени. Раньше мы видели время как воды, текущие по кругу — теперь же это мощное течение в штормовом море. Некоторые потоки завихряются, другие — стремятся к какой-то несуществующей цели… Даже госпожа Церера не в силах истолковать эти видения. Стройный узор судеб всех существ, ранее созвучных друг другу, распадается, становится хаотичным, все больше теряет гармонию. Как можно предсказать то, что не имеет никакого глобального смысла, не является частью общей идеи? Мы больше не понимаем этот мир.       — Мне тоже не все понятно. Объясни подробнее.       Гвендолин вздохнула.       — Это сложно. Помнишь, я как-то сделала тебе предсказание?       — Конечно. Мне суждено распечатать сосуд, ценою дороже моей жизни, выпустив на свет существо, подобного которому не рождалось прежде.       — Ты уже понял, о чем в нем говорится?       — Не совсем, — уклончиво ответил Яррис. Он барабанил пальцами по ручке кресла, думая о Кассиусе и не вполне удачно примеряя каждое слово пророчества на ситуацию в Мертвой мерзлоте.       — Это странно, потому что с тех пор я не могу обращаться к твоей судьбе: она недоступна моему внутреннему взору. И то предсказание было скорее похоже на сон, чем на ясновидение. Оно больше никогда не являлось мне. Так же и с некоторыми другими существами. Мы все еще можем давать кое-какие ответы, но все чаще вынуждены отвечать отказом. Редко, крайне редко, к одной из нас прорываются странные сны об одной из скрытых от взора судеб — даже когда мы не просим об этом. Все это подрывает авторитет Ордена Прорицания и бросает тень на сообщество Русалочьего острова.       — Вы не обращались за помощью к Верховному чародею?       — Я была у него сегодня, ведь мы обязаны докладывать Верховному чародею обо всех важных новостях. Однако считаю, что ты намного лучше разбираешься в магической силе предметов и формулах чар. Ты должен исследовать Приливный камень и разобраться, почему он теряет силу и как закрыть эту брешь.       Ледоруб на секунду удивленно приподнял брови.       — Какое доверие! Отчего не прибегнуть к услугам Ордена Плетения? Там есть мастера, лучше меня разбирающиеся в чарах.       — Неужели? Ни за что не поверю, что ты, будучи предоставлен самому себе, без пользы провел эти годы и растерял все таланты. Орден Плетения создаст комиссию и наделает шума, всем указав на наши слабые стороны. Кроме моих сестер и наставницы я доверяю только тебе.       — Все еще? — хмыкнул Ледоруб и добавил задумчиво: — Это должно быть лестно.       — Ты сам сказал: мы похожи. За эти годы ничего не изменилось.       — Боюсь, ты ошибаешься, Гвэн. Отныне мы живем в мире, подверженном изменениям — ты сама видела это внутренним взором. Что бы ты выбрала: бессмертие, постоянство, зацикленность — или свободу воли и риск потерять себя навсегда? Впрочем, я знаю, ты выбрала то же, что и я.       Гвэн напряженно смотрела в глаза Златорогу, вцепившись в подлокотники. Он выглядел необычно и вел себя чуть иначе, чем прежде, но волшебница затруднялась определить, в чем заключается перемена.       — Зачем ты…       — Чтобы посмотреть, как ты отреагируешь — мне было любопытно. И тебя взволновали мои слова, хотя для прочих они — пустой звук. Для тех, кто все еще топчется на месте.       Быстро взяв себя в руки, Гвендолин через силу улыбнулась.       — Я слышала, что ты много времени проводишь в компании Верховного чародея, но не знала, что позаимствовал его манеру изъясняться.       — О нет, — в тон ей ответил Яррис, — я еще не готов клеймить жалких простолюдишек.       Оба рассмеялись, озабоченные тем, чтобы их смех не звучал фальшиво.              Придя домой, где все только-только вошло в привычную колею после ее возвращения из Спеллтона, Шира никого не обнаружила, чему была несказанно рада. Калеб и Бэль-Лиз отправились на прогулку с детьми, а у Амарриса еще не закончились занятия в Школе претендентов, так что Андермун получила чудесную возможность поплакать над собственной глупостью и пережитым унижением, орошая слезами подтянутые к подбородку коленки. Когда она пыталась воскресить в охваченной жаром голове обрывки самого позорного разговора в ее жизни (включая тот, где она случайно обозвала герцога кожаной уткой), то отчетливо слышала слова: «влюбить», «обаяние» и «притяжение». И не было хуже отравы, чем ее самонадеянный вердикт «я поумнела», брошенный с таким апломбом и слишком явно не соответствующий истине.       — Ах-х! — Шира стиснула зубы. — До чего же отвра-ти-тель-но! Я жила с гордо поднятой головой, только потому что верила, что самый большой мой позор позади! — И, пораженная новой мыслью до глубины души, воскликнула: — Чертова гадалка!!! Она же сказала, что мой поганый язык однажды погубит меня! Кажется, этот день настал!       «Значит, зря я ей не заплатила», — промелькнуло в голове лучницы, и она засмеялась сквозь быстро высыхающие на глазах слезы.       — По правде, все это курам на смех… — пробормотала Андермун, поднимаясь с пола в кухне и продолжая смеяться. — Глупость несус… несусветная!..       Она смеялась, пока не заикала, потом попила воды и, наконец, успокоилась, лишь тяжко вздыхая время от времени.       — Чертов Яррис Златорог! — вскричала Шира, и ее зеленые глаза недобро блеснули. — Больше ты никогда не появишься в моей жизни!       В этот момент раздался громкий стук. Выйдя из дома, лучница увидела у калитки чопорного эльфа с вытянутым лицом.       — Письмо от мастера Златорога.       — На что оно мне? Разве что случайно уронить его в камин.       Артемис вдруг смягчился и бросил на нее жалобный взгляд.       — Боюсь, миледи, тогда будет считаться, что послание не доставлено… Прошу, не подставляйте меня!       — Какое коварство — пользоваться моей добротой, — проворчала Шира, вырывая из рук эльфа конверт. — Впрочем, каков господин — таков слуга.       Артемис поклонился и подобру-поздорову исчез. Сорвав печать, лучница извлекла на свет и развернула лист бумаги с одной-единственной фразой: «Я свободен по вторникам и четвергам», — и, задохнувшись от такой оскорбительной наглости, надолго лишилась дара речи.              Апартаменты Барадуна в Калаборе были обставлены роскошнее, чем Розовый дворец. Так, гостиную украшали не только изящная резная мебель из смадийского дуба с парчовой обивкой и золотой вышивкой, шелковые портьеры и ковры, зеркала и картины в чеканных рамах, но и зачарованные предметы: самозагорающиеся светильники, реагирующие на присутствие живого существа в комнате, танцующие на полках книги, выстраивающиеся то по алфавиту, то по цветовой гамме, часы в виде модели галактики, отображающие движение планет и светил, механические кошки на каминной полке, меняющие положение и издающие странное мурлыканье, и прочие волшебные штучки.       Вместо верного Квинто в Калаборе Верховного чародея обслуживал отряд гномов под руководством хранителя покоев Гарамика, и иногда, перемещаясь в Розовый дворец, Барадун забавлялся про себя, представляя, как его калаборские гномы собираются в одного гердонского дворфа. Сегодня почему-то эта мысль никак не шла из головы. Во всяком случае, выбирать, как правильнее: гномформер или дворформер, — было веселее, чем изучать сложносоставные магические формулы.       Барадун полулежал на диване, откинувшись на подушки и обложившись книгами по плетению чар, то трагически вздыхая, то страдальчески постанывая.       — Я не должен этим заниматься, — пожаловался Верховный чародей лепнине на потолке. — У меня природный дар! Пусть те, кто лишен таланта, штудируют учебники и зубрят формулы! А я что? Разве мне нужны все эти пассы руками, знаки в воздухе и тарабарские словечки? Магия течет в моих жилах! Я действую по вдохновению. Захотел огненный шар — и вот он! Ой, нет, пожалуйста, не сейчас!..       Барадун быстро сжал начинающую теплеть правую руку и убрал ее под голову.       — Скукотища… Малые символы, большие символы, великие символы… Элементы того плана, элементы сего плана… Фигуры одной школы, фигуры другой… Добрая воля, злая воля, нейтральный фон… Эльфийские словечки, язык элементалей, древнее наречие… Вкрапления в виде кучи компонентов, придуманных волшебниками прошлого — костыли, одним словом. Почему это так сложно?! Я же учил высшую математику, лучше всех сдал экзамен по тригонометрии! Про си-пи-пи я уже молчу… А это что? — Чародей пнул ногой стопку книг, и они сползли с дивана на ковер. — Это все невозможно запомнить! Потому что логики тут нет НИКАКОЙ!       Предстоящее путешествие на Русалочий остров и необходимость провести магическое расследование требовали от Верховного чародея глубины познаний, которой он не обладал. Привыкнув первенствовать везде и во всем, Барадун с унынием думал о том, что теперь настал черед Ярриса быть героем, ведь Златорог хорош в плетении заклинаний и разбирается в чарах. Сам же Барадун, хоть и звался чародеем, больше полагался на воображение и природную связь с магией, чем на формулы чар. Большинство его заклинаний рождались из самой его сути, были спонтанными, мгновенными и не нуждались в подготовке.       — Это как чихание — кто к нему готовится?! Только старые зануды вроде Ледоруба…       Ситуация усугублялась тем, что впервые за долгое время Барадун встретил великолепную женщину, которая, кажется, отдавала предпочтение не ему, а Яррису, а это уж было воистину странно! Барадун даже на минуту пожалел о том, что настроил Ширу против Златорога — настолько ему приглянулась Гвендолин Рэйнсонг.       — Ну а что? — вопросил у лепнины Верховный чародей. — Занимался бы он сейчас Широй, а мы с Гвэн совершили бы миленькое путешествие на остров вдвоем — и все довольны! Правда, боюсь, на этот раз, как ни прискорбно, толку от меня будет маловато.       Однако Верховный чародей был не из тех, кто долго печалится и много ворчит. Пройдясь по адресу Златорога, он перестал сетовать на судьбу и напомнил себе, что хороший начальник — тот, кто грамотно делегирует обязанности, а не тот, кто хорошо все делает сам, и, стряхнув с себя лишний груз знаний в виде кучи книг, вскочил на ноги. Сладко потянувшись, Барадун взглянул на часы и подумал об обеде, но тут в его апартаменты явился нежданный гость.       Распахнув створки дверей вместе с парочкой повисших на них гномов, посетитель — крупный широкоплечий мужчина в темно-пурпурной мантии — возвестил громовым голосом:       — Одна из ваших козявок сказала, что вы здесь! Приветствую, мастер Барадун!       — Мастер Хельгар Стронхейм! — пропищал один из гномов, выпуская дверную ручку и оправляя жакет. — Магистр Ордена Плетения!       — Ступай, Уно. Хельгар! — Барадун радостно развел руки. — Пообедаешь со мной?       — Да я только что позавтракал!       — А, — опустив руки, отозвался Верховный чародей, — да я, вообще-то, тоже. Садись! О, не обращай внимания на книги, пусть валяются, позже кто-нибудь уберет.       Хельгар зычно рассмеялся, расположившись в свободной позе и заняв половину дивана. Барадун тоже сел.       — Если ты что-то хотел, то тебе повезло: завтра я отбываю на Русалочий остров, и ты бы меня не застал.       — Правда? В самом деле повезло! — Темные глаза волшебника блеснули. — Давно уже хотел просить вашего содействия. Опять эта злосчастная деревня! Помните, та, что поставляет воск в Калабор? Наши повозки — воск для Ордена Плетения — где-то потерялись, и все этим до крайности возмущены. Говорят, они просто испарились где-то между деревней и… другой деревней. — Хельгар улыбнулся, обнажая крепкие зубы. — Не запомнил названия. Какая-то дыра, в общем, неподалеку от угодий егеря Кааса. Там все равно только одна дорога, ха-ха-ха!       — Бихолдерс! — тайно гордясь собой, с видом знатока напомнил Барадун.       — Ну, может быть, может быть… Орден назначил меня провести расследование и изучить тот участок дороги и окрестности. Затем я собирался наведаться в Бихолдерс и договориться со старейшиной о новых условиях поставок. Их нездоровое желание оградить себя от магии — помните, они выдворили местного волшебника и уничтожили портальную площадку? — уже вредит им самим. Дело ли это — повозки по дорогам таскать, когда есть порталы?       — О, они его не выдворили, а растерзали, — охотно поправил собеседника чародей, — и труп выкинули на съедение воронам.       — В самом деле, — улыбаясь одними губами, откликнулся Хельгар. — Вот почему его сестренка напросилась ко мне в компаньоны: хочет отыскать хоть что-то, оставшееся от братца.       — Как неловко! — воскликнул Барадун, не ощущая, впрочем, никакого смущения.       — Да нет, ничего. Она вся в скорбных мыслях и, по правде говоря, немного… не здесь. — В Калаборе так говорили про любителей особых грибов и курительных трав.       — Что ж, наверное, не самая приятная компания. Как зовут девицу?       — Мартина Каннадис. Она волшебница, сражалась еще во времена Второй войны с орками, но особо никак себя не проявила, так что не прижилась при дворе.       Барадун хихикнул, но быстро подавил смешок.       — Так чем же я могу помочь?       Хельгар задумчиво огладил короткую черную бородку, обрамлявшую его мощный подбородок.       — Мне не помешал бы проводник. Может, Верховный чародей посоветует мне толкового человека?       — Я? Хм… Даже не знаю, кто бы тебе пригодился.       — Кто-то смышленый.       — Ага… — Барадун в свою очередь потеребил бородку, лихорадочно вспоминая имена каких-нибудь людей.       — И быстроходный.       — Угу…       — Знающий местность. — Темные глаза Хельгара выжидательно сверлили лицо чародея.       — Так-так…       — Тот, кому можно доверять.       — Продолжай, продолжай — чувствую, круг сужается.       Волшебник прищурился и усмехнулся.       — Подошел бы человек, который уже бывал в Бихолдерс и общался с местными.       — О! — Наконец-то лицо Барадуна осветила догадка. — Андермун подойдет!       Хельгар откинулся на спинку дивана, положив на нее локоть, и ответил равнодушно:       — Да кто угодно…       — Только это ценный кадр — я имею в виду, верни в целости и сохранности!       — Ха-ха! Об этом не беспокойтесь: и в целости, и в сохранности, и с горкой сверху — золотой, конечно же.       Обсудив дальнейшее в общих чертах, Хельгар и Барадун перенеслись в гостиную Розового дворца, где к ним вскоре присоединилась вызванная чародеем лучница.       — Да мы уже виделись с этой маленькой эльфийской луковкой! — воскликнул Хельгар. — Осенью, на Празднике урожая! Вы еще тогда улизнули вместе с Яррисом через один портал, не так ли?       Шира покраснела, Барадун оживился и повернулся к ней с вопросом: «А можно поподробнее?»       — Вечно вы, Ваше чародейство, пропускаете важные вещи мимо ушей, цепляясь за мелочи, — тихо отвечала та.       — Что поделать, некоторые мелочи чрезвычайно любопытны! Ладно, мы это потом обсудим — не с тобой, так с ним. — И чародей коротко рассказал о расследовании Ордена Плетения и той роли, которую в нем предстояло сыграть лучнице Андермун.       — Все так, все так. Что ж! — Хлопнув в ладоши и потирая руки, подытожил Хельгар и добавил с хищной усмешкой: — Вот и настало время обеда!       — Квинто мигом все организует, — отозвался Барадун. — Шира, остаешься?       — Конечно! — ответил за нее волшебник. — Заодно углубимся в детали.       — Думаю, Вашему чародейству стоило бы прогуляться в комнату для омовений, — произнесла лучница, глядя в глаза Барадуну.       — А что, у меня что-то на лице?       — Да!       — Ладно, отлучусь на минутку. Дружище Хельгар, располагайся как тебе заблагорассудится!       Шира выскользнула за дверь следом за Верховным чародеем и догнала его в коридоре.       — Я у тебя на службе, вообще-то! Почему ты позволяешь другим людям командовать мной?       — Это ты так схитрила? Могла бы просто сказать: отойдем на минутку, обсудим кое-что. Слушай, мне тоже не хочется тобой делиться, но это магистр Ордена Плетения и он важен для нас! Он единственный проголосовал за Ярриса на заседании Твэлна, и Тили прислушивается к нему. Хельгар — билет прямиком в Орден для старины Златорога.       — Да плевать мне!       — Тс-с, потише, пожалуйста! И не выпучивай так глаза — вывалятся.       — Плевать я хотела на твоего Ярриса и на ваш дурацкий Орден!       — Технически, я имел в виду два Ордена: Плетения и Воплощения, потому что именно во второй…       Шира выразительно взмахнула руками.       — Я ухожу!       Барадун удержал ее, схватив за запястье.       — Ты дуешься на беднягу Ярриса? — ласково спросил чародей. — Зря, ведь он так хорошо относится к тебе: заботится о твоей безопасности и…       — Ой, заткнись, пожалуйста! Вам обоим доверять нельзя! И мастеру Стронхейму тоже. Он хотел именно меня?       — Нет, просто ловкого человека, знакомого с местностью. Я выбрал тебя сам, потому что ты лучшая! Именно тебя мне не стыдно было рекомендовать. Я же знаю, что ты всегда все делаешь по высшему разряду! «Андермун, — подумал я, — вот кто справится лучше всех! Она самая умная, смелая, быстрая и…»       — Ну хватит, — беззлобно проворчала Шира. — Видно, только меня и вспомнил.       — Ну что ты!       — А этот магистр — насколько хорошо ты его знаешь? От него чем-то зловещим веет.       — О, за его суровостью кроется добрый нрав. Хельгар всегда был дружелюбен. Предвижу веселое путешествие и плодотворное сотрудничество! Но вот девица…       — Какая девица?       — Сестра того мерзкого типа из Бихолдерс.       — Не-ет?!       — Да. Не беспокойся, она плотно сидит на сладком дымке, так что Хельгар без труда приструнит ее, если потребуется. Может, он и производит впечатление благодушного громилы, но весьма силен, так что ни мастер Каннадис, ни даже мастер Златорог ему в подметки не годятся.       Шира нахмурилась.       — Деликатность уровня Барадун: сопровождать сестрицу типа, которому прострелила ногу.       — Поверь, это уже никого не волнует.       — Знаешь, Барадун, ты совсем не дорожишь мною, не ценишь меня и не бережешь — хотя бы плати побольше!       — Ладно, без проблем, — примирительно выставляя ладони, отозвался чародей. — Предлагаю двойную плату: сколько даст Хельгар, я удвою и доплачу сто золотых.       — Отлично. Только сначала доплатишь, а потом удвоишь.       — Ага. Так, стоп! Что?       — Он даст двести, ты дашь сто. Два раза по триста — итого шестьсот. Двести с него, четыреста с тебя. И не торгуйся!       — Обдиралово…       — С тебя лишь деньги обдирают, а с меня, если не повезет, — шкуру. И вот еще…       — М-м?       — Если хоть на секунду допустишь мысль или брякнешь кому-нибудь, что я ради Ледоруба стараюсь, заплатишь не шестьсот золотых, а шестьсот платиновых. Уговор?       Барадун протянул было руку, но остановился, терзаемый сомнениями. Разве мог он добровольно лишить себя такого повода для шуток? Однако бессердечная лучница отчетливо дала понять, что готова развернуться и уйти, так что чародею пришлось скрепить уговор крепким рукопожатием, сопроводив его сокрушенным вздохом.