Новый Эдем

Вся жизнь Нормана Эттвуда протекала в суровой военной дисциплине, от строго ограниченных приёмов пищи до поминутно расписанного рабочего графика. Даже в кабинете его сохранялась эта атмосфера абсолютного аскетизма и аккуратности во всём. Стоящие вдоль обшитых металлом стен шкафы с полками теснились друг к другу, нагромождённые толстыми документными папками и стопками в скоросшивателях. Уголки истоптанного болотно-зелёного ковра были подмяты, но сам он казался выровненным параллельно двери по линеечке. И, конечно, массивный дубовый стол в самом центре комнаты, за которым в кожаном кресле сидел мужчина, смахивая пепел с сигареты в явно переполненную окурками и пылью пепельницу. Он сделал очередную затяжку, глубокую, как водолаз перед спуском на дно втягивал воздух, ненадолго прикрыл налитые свинцом веки и, поставив очередную красную печать на белоснежный лист, отодвинул от себя документ, притягивая следующий. «Много добровольцев в этом году», — думал Норман, глазами пробегаясь по анкете. Большая часть всех этих добровольцев были молодыми юношами и девушками, многие просто хотели получить выплаты или погеройствовать, кого-то разгорающаяся война и впрямь затронула, вынудив сражаться. Ясно было одно — мало кто вернётся живым. Но эта анкета отличалась. Поначалу Эттвуду даже показалось, что от мучавшего его в последнее время критического недосыпания глаза ему врали, но он читал снова и снова, пока не затушил сигарету и не протёр глаза, пытаясь сопоставить буквы в единое слово. Нет… нет, ему не казалось. Дерен Форд. «Неужели мы настолько отчаялись, что берём на службу уголовников?», — хотел прыснуть Норман, но с его стороны это было бы не слишком профессионально. Да и яда, которым можно было бы плеваться, если честно, у мужчины уже не осталось, словно весь он истратился в тот момент, когда электрический шокер и янтарные глаза выжигали в нём помутившее сознание зло. Дерен Форд. Одинокий Путник, ставший виновником падения Анклава в Вашингтоне, судимый и изгнанный на крайний север Аппалачии… и сейчас он, пройдя тестирование практически идеально, подавался на службу Америке. Судьба умела шутить, определённо. Особенно над Эттвудом, что сам не заметил, как уголок губы нервно дёрнулся вверх. У них были личные счёты, определённо. Более того, до сих пор именно этого проходимца винил Норман в том, что Хизер решилась на развод, предпочтя ему (ему! Полковнику с десятками наград и медалей, сияющих на полочке позади, полковнику, посвятившему жизнь службе стране!) этого… этого бродягу! Может, если бы не война, Эттвуд бы всерьёз посвятил свою жизнь тому, что испортил бы им обоим жизнь по максимуму. Он был выше званием, в конце концов, у него было огромное количество связей и возможностей. И вероятно… лишь вероятно… Взгляд ненароком упал на испещрённую красными отметками карту на ближней стене, где маркером полковник отмечал себе положение дел на фронте. Может, он мог бы разделить их. Отправить в разные горячие точки, и этого Форда в особенно опасное место, чтобы само его возвращение стало бы чуть ли не вторым пришествием. Но… он снова затянулся. Глубоко вдохнул и выдохнул, прикрыл веки, задумался. Был ли в подобной мелочности смысл? Мстить как маленький мальчишка, у которого отобрали игрушку в песочнице, лишь бы пытаться вернуть Хизер или, быть может, топнуть ногой, заявив «так не доставайся же ты никому»? Нет, это было глупо. Сейчас, остыв, как остывает лава в жерле дремлющего вулкана, Норман пересматривал собственное поведение и собственные решения. Он не хотел возвращать Хизер. В этом не было смысла — она не станет ему верной женой и матерью его детей, найдёт миллион способов избежать этого, в конце концов, даже если установить за ней слежку. Он вообще предпочёл бы больше её не видеть, не пересекаться, закрыть эту страницу отчёта и перейти к новой. А лучше сходить и выпить кофе… и, быть может, впервые за долгое время пообщаться с коллегами по штабу. Закрыть страницу отчёта… «ОДОБРЕНО» — рука со штампом сама опустилась на листок, и сердцу и голове внезапно стало так легко, что впервые за все эти дни Норман смог вздохнуть свободно, затушив окурок. «Пусть так», — подумал он, и в очередной раз взглянул на карту на стене. У него были проблемы посерьёзнее семейных драм, к тому же, давно неактуальных. У всех них. И, чёрт, если этот Дерен настолько отчаялся, что поступил на службу в армию — флаг был у него в руках. В графе распределения ровный побуквенный почерк оставил новую запись. Первый отряд девятого взвода третьей стрелковой роты. Теперь флаг будет у них обоих. Закончив, Норман отодвинул от себя листок и поднялся, глянув на круглые часы над дверью. Пора было сделать перерыв.

***

Всего пары дней хватило Дерену, чтобы вспомнить, как сильно он уставал, когда Анклав гонял его по Столичной Пустоши. Он и сейчас этим занимался, с той лишь разницей, что Форд пошел на это добровольно, а вместо пыльных дорог была ровненькая взлетно-посадочная полоса, служившая у первой роты тренировочной площадкой. Тренировки начинались с самого утра — солнце еще не продрало свой мутный глаз, а солдаты уже бегали в одних майках, ловя в зевающие рты морозный осенний ветер. После пробежек, холодного душа и быстрого завтрака начинались стрельбища, а затем — активная подготовка к предстоящей битве за дамбу Графтона. Казалось, что весь север окутан злом, и картину эту дополняли хмурые тучи, которые клубились на горизонте, как сердитые бараны. Первый отряд Дерена специализировался на инженерии, но это ничуть не избавило его и сослуживцев от высоких нагрузок. На их плечи ложилось множество обязанностей, начиная от ремонта мобильных турелей и фотонно-резонансных щитов и заканчивая все теми же пресловутыми казарменными кофеварками. Работы хватало, и в конце дня Форд просто падал на выделенную ему в казарме койку и спал мертвецким сном без кошмаров. Увидеться за эти дни с Хизер не удавалось. Вернее, они виделись, но не смотрели друг на друга ТАК, как это бывало, когда они оставались наедине. Здесь она была лейтенантом, а Дерен — «зеленым» рекрутом, которому приходилось вытягиваться по струнке и отдавать ей честь всякий раз, когда она проходила мимо. Публично им приходилось соблюдать дистанцию, а спрятаться и уединиться в лагере было практически негде. Эпидемия закрыла Дерену вход на территорию Моргантауна, отрезав от Хизер, которой разрешалось ночевать в городе после прохождения тщательного медосмотра и измерения температуры. Однако, Форд все равно ловил строгий взгляд ее янтарных глаз, который незаметно для других выделял его из толпы людей в одинаковой вороновой форме. У Дерена замирало сердце всякий раз, когда она вышагивала неподалеку, держа спину так, будто в позвоночнике у нее арматурный штырь, и заведя руки за спину. Женская версия Отема, не иначе, и только Форд знал ее настоящую. Он скучал, конечно же, но считал свою «карьеру» долгосрочным вложением в их отношения: лучше потерпеть пустую постель какое-то время, чтобы потом (если они выживут), не вылезать оттуда с любимой женщиной всю оставшуюся жизнь. Командовал отрядом капрал Клиффорд — вечно скучающий мужик лет сорока, который почему-то просил звать его Клифф и пытался сойти за своего, но все равно гонял их так, что впору ноги ставить на полку. Помимо Дерена, инженерный отряд состоял еще из двоих парней и двух девушек немного младше его. Темнокожий Стэнфорд, которого все звали Паровозом за широченные плечи и неискоренимую привычку к курению, обожал оружие всех видов и казалось, мог собрать миниган из скрепки и пары железных труб. Он был немногословен и серьезен: зарабатывал деньги на новое жилье для себя и сестры, которая жила в лагере для беженцев. А вот темноволосый и худощавый Энди был похож на Дерена по характеру и любил поболтать. Форд видел его на сдаче экзамена в вербовочном центре, так что они оба были зеленее весенней травы, на фоне чего и сдружились. Женская половина отряда, рыженькие сестренки-близняшки Эби и Брук сначала показались Форду легкомысленными — они все поглядывали на Дерена и Энди и глупо хихикали. Однако в работе они оказались весьма суровыми барышнями, которым не было равных в скорости ремонта турелей, робоглазов и другой мелкой военной техники. Одна из них (Дерен так и не научился их различать) однажды подошла к нему в казарму и спросила, свободно ли его сердце. Пришлось ответить честно, и с тех пор во взводе гадали, кто же она такая — загадочная пассия того парня, что мелодично поет под гитару, когда остается немного сил после отбоя. С самого утра у инженерного отряда не было покоя от работы, сыпавшейся на голову, как январский снег — командование собралось на митинг, дав приказ готовить оборонительную технику на случай, если во время скорого наступления на Графтонскую плотину противник решит контратаковать. Возводились турели и фотонно-резонансные барьеры, чинились единицы штурмотронов и протектронов, которых только недавно привезли с лагеря Макклинток. — Чёрт, то ли дело в аккумуляторе, то ли в проводке… — ругалась Эби, одна из близняшек, копаясь в панели на спине стоявшего смирно отключённого робота, чей корпус был наполирован почти до блеска. — Может, матрица сдохла? Они, видимо, решили дать нам только списанных, — хмурилась вторая девушка, похожая на сестру как две капли воды. — С лазерными турелями возни и то меньше! Вставив новый провод в разъём аккумулятора, Эби одёрнула руку, когда он внезапно заискрился, после чего также быстро стух. — Видимо, сервопривод сдох… — вздохнула она, запястьем стирая капельки пота со лба, когда заметила приближавшихся к ним парней — Энди и Форд о чём-то оживлённо разговаривали, таща свои компактные ящики с инструментами. Брук не обратила на них внимания, продолжая калибровать лазерную турель с чёрным как смоль корпусом с помощью терминала рядом. — Да не сдох он, — вздохнул Энди, приближаясь к терминалу. — Надо его к компьютеру подцепить. Это опять тот рекламный вирус. Его всем сотрудникам «РобКо» рассылали, и куча роботов из-за этого теперь взбесились. Дерен усмехнулся, потому что вирус, обещающий богатства за копеечные инвестиции, был почти в каждом роботе Анклава, и мало кому мешал, пока дело не доходило до открытого боя. В тот момент вместо стрельбы по врагу протектроны и штурмотроны предлагали инвестировать тысячу долларов в перспективное жилье в центре Чарльзтауна. Раньше это было смешно, но теперь инженерам приходилось проводить тщательную работу, чтобы отслеживать бракованные единицы, что раньше просто бесцельно бродили по Моргантауну, а теперь приписывались армии. — Эй, да это же наш герой, чьё сердце покорила неизвестная дама! — рассмеялась Эби, коснувшись рукой плеча сестры, что обернулась, и с ухмылкой глянула на парней. — Не собираешься наконец рассказать свою любовную историю, Форд? — спросила Брук, разглядывая его лицо. В общем-то, обе сестры были рады хоть немного отвлечься от надоедающей однообразной работы, и вместо этого снова подоставать новенького бойца, который уже влился в их коллектив, но все ещё хранил при себе тайны, которые так хотелось раскрыть обеим близняшкам. — Даже если она гуль, мы не осудим, обещаем! — рассмеялась Эби, вытаскивая из панели робота несколько кабелей. Дерен придержал крышку протектрона, которая так и норовила захлопнуться и прижать Эби пальцы. — Моя любовная история — как коготь смерти, — заявил он. — Длинная, неровная, и с ней совсем не хочется знакомиться поближе. — Я бы сказала наоборот, ты всех здесь заинтриговал, салага, — хмыкнула Брук, и сестра торопливо кивнула, аккуратно выкручивая небольшую металлическую коробочку с плоским шнуром из протектрона, называемую сервоприводом. — Ладно. Что вы хотите узнать? — Дерен продолжил держать крышку, беспокойно вглядываясь в пустоту. Вопросы девчонок его не слишком волновали, равно как и слухи. Важнее было то, что через несколько часов они вступят в бой, который для каждого может стать последним. Он надеялся, что из-за нагромождений вдруг выплывет фигура лейтенанта, и она пожелает ему… ну, что-то большее, чем удачи. Прикажет ему вернуться живым или что-то в этом роде, как героини боевиков говорили своим супергероям, оставаясь в безопасности на земле. Правда была в том, что Хизер никогда не была дамой в беде. Она полезет в пекло наравне с ним, и возможно, вступив в Анклав, Дерен обрек себя на участь наблюдать, как это произойдет, пока он ничего не сможет сделать. Так же, как было с отцом. — Расскажи уже, кто твоя избранница! — вытащив сервопривод, с хитрой ухмылкой Эби взглянула на Дерена, явно желая выведать у него каждую подробность из личной жизни, которую только могла. Дерен отпустил крышку протектрона, и Энди подхватил ее. Оперевшись на спину выключенного штурмотрона, с которым закончила работать Брук, Форд скрестил руки на груди. — Знаете, что такое родственная душа? — спросил Дерен, столкнувшись с непонимающими взглядами. — Она понимает меня и видит меня лучшей версией того, кем я являюсь, а я вижу в ней то, что никто и никогда не видит. Она верит в меня, а я верю в нее. И ни красота, ни имя не имеют значения, потому что это все, что вам достаточно знать, ребят, — отчеканил он, когда услышал за спиной знакомые шаги. И замер, потому что явно наговорил лишнего и личного, но черт возьми, ни на йоту не соврал. Присутствующие обменялись неуверенными взглядами, но едва заметили приближающуюся фигуру, как тут же отдали честь лейтенанту, что вдруг оказалась позади Дерена, убрав руки за спину и буравя того холодным взглядом. — Рядовой Форд, пройдёмте со мной, — коротко приказала Хизер, не обратив внимания на прочих солдат. Дерен еще долго чувствовал на себе взгляды сослуживцев: его ведь позвал сам лейтенант, а для них это равнялось встрече с рок-звездой. Форд молча следовал за Хизер мимо длинных рядов наземной техники, мимо гудящих винтокрылов и громких наставлений элитных отрядов. Напряжение в лагере росло, как огромное сказочное чудовище, с каждой минутой наращивающее новую голову. Он позволял Хизер вести себя все дальше, в крайний ангар, который уже был пуст, так как танки оттуда вывели несколькими часами ранее. Дверь за ними закрылись, Дерен глянул вглубь и убедился, что просторное помещение обезлюжено вплоть до последнего техника. — Прости за то, что я там наговорил, — без всякой вины в голосе заявил он, крепко обнимая девушку. — Иначе они бы никогда не отстали. Хизер тихо хмыкнула и обняла Путника в ответ, прикрывая глаза. Всё-таки иногда злиться на него было просто невозможно… Да и было ли за что, если он не назвал своим товарищам её имя? — Думаю, ты только распаляешь в них интерес, — заметила лейтенант, чувствуя, что соскучилась по Дерену, ведь хотя они и были все время рядом, но поддерживали субординацию. — У тебя всё в порядке, надеюсь? — Всё в порядке… — он поймал ее лицо в свои руки и поцеловал в губы так, будто вот-вот придет капрал Клифф и заставит его бежать еще пять километров за отлучение с поста. Возможно, это их последняя минута вместе. Несколько часов и лазерный луч может отрезать их друг от друга, а взрыв гранаты разбросать по разным сторонам. — Мне страшно, Хизер, — он прижался своим лбом к ее, уткнулся губами в кончик ее носа. — А тебе? — …Немного, — призналась девушка, вздыхая. — Но это мой долг. Погладив ладонью бледную щеку Дерена, Хизер отстранилась, серьёзно посмотрев в его серые как сталь глаза. — Также, как и твой долг — не умереть сегодня. Приказ ясен? — спросила та, после чего слабо улыбнулась, но взгляд её казался несколько обеспокоенным. — Есть, мэм, — он уже почти на автомате отдал ей честь, выпрямившись в струну, но слегка отпустил контроль, заметив её тревогу. — Могу я нарушить субординацию, мисс Отем? — Разрешаю, — кивнула Хизер. Дерен в военной форме Анклава, исполняющий приказы, казался ей совершенно непохожим на себя… И всё-таки невероятно притягательным, словно бы две самые важные части её жизни объединились в этом бойце. Дерен легко подхватил ее и усадил на высокий металлический ящик для инструментов, чтобы они оказались одного роста. Смотрел в огромные янтарные глаза прямо перед собой и представлял, как они занимаются любовью прямо здесь, с риском быть застуканными. В этой фантазии таилось что-то пикантное и опасное, но Форд уже стал достаточно ответственным, чтобы унять свой пыл. Он ограничился лишь легким поцелуем узкой впадины на ее шее — чувствительное место, касание которого всегда извлекало из Хизер довольный стон. — Мы с тобой уже побывали в стольких передрягах, и каждая пуля могла стать последней, однако, не стала. Давай не будем нарушать эту традицию, хорошо? Не будем умирать сегодня. Он уткнулся ей в шею, щекоча ее кончиками коротко стриженных волос. Согревал кожу своим теплым дыханием. — Я люблю тебя, Хизер Форд, — шепнул он и даже не осознал, что оговорился. Слишком часто повторял это в голове и не заметил, как привык. Хизер Форд. Она никогда не думала о том, что однажды услышит свое имя рядом с его фамилией, и это заставило девушку удивлённо дёрнуть плечами, посмотрев на Дерена. Его голос звучал уверенно, будто бы он уже всё решил и не раз называл её так раньше. И всё же, лейтенант не могла полностью отказаться от своей фамилии. Это была ее история, её честь и долг, то, что она не могла просто забыть. — …Тогда хотя бы Отем-Форд, — слабо улыбнулась девушка, проводя рукой по его мягким волосам цвета яркого солнца. Дерен отстранился, расслышав улыбку в ее голосе. — Это не предложение, — торопливо заверил он. — Не обращай внимания — я просто глупый мальчишка с разыгравшейся фантазией. Все-таки фамилия полковника, поставленная рядом с фамилией отца, звучала немного странно. Сдвоенная, она напоминала рукопожатие давних врагов, которые будто бы смирились с тем, что их дети решили жить другую жизнь и полюбить друг друга, отринув ненависть отцов. — Я понимаю, что сейчас не время для всего этого, — добавил Дерен. — Но Отем-Форд и правда звучит очень красиво. Он будто чувствовал свое смущение корнями волос. Боялся, что напугал ее спешкой, но сам не пугался ничего: просто хотел сделать все как надо, как в старых фильмах. С платьем, шафером, подружкой невесты, церковью и прочей довоенной лабудой, которую он находил красивой и правильной. Совершенно не сочетающейся с войной. — Ты не меняешься, — обняв парня, сказала Хизер тихим голосом, не в силах не признать, что Дерен был прав: Отем-Форд и правда звучало очень красиво. Девушка мягко поцеловала Дерена в щёку, прикрывая глаза. Сейчас и правда было не до мыслей о браке… Сначала нужно разобраться с войной, а дальше уже будет видно. — Значит, когда всё закончится, я рассмотрю твоё предложение… — прошептала она ему на ухо.

***

Дороти не могла вспомнить, была ли когда-то среди такого большого количества людей, как сейчас. В госпитале для беженцев, разбитом в одном из зданий на окраине Моргантауна, где о ремонте не шло и речи, было холодно и сыро. К счастью, озноб часто спадал, сменяясь нестерпимым жаром, от которого из ноздрей едва ли не шёл пар. Эпидемия началась стремительно — всего за два дня в Моргантауне количество заболевших перевалило за десятки, а может, уже и сотни человек, заполонивших все больницы и пункты помощи. Среди беженцев заражённых оказалось больше всего, ведь воду они брали исключительно из местной реки, и едва ли трудились хотя бы кипятить, так как времени и сил на это не было. Сама же девушка уже и не помнила, как всё случилось. Кажется, одним вечером ей просто стало плохо, и только пара прохожих помогли дойти до госпиталя. Можно сказать, в чём-то Дороти повезло: по крайней мере, она спала на койке, а не на подстилке из соломы или спальном мешке. Кажется, доктора, разговоры которых удавалось подслушать между тревожными снами, боялись, что скоро больных придётся укладывать на пол, застеленный одеялом. Она не знала точно, сколько времени здесь провела — может, день или полтора, и только сейчас ей стало немного лучше, чтобы самой перевернуться набок к стене с обсыпающейся серой штукатуркой и открыть глаза, чувствуя, как всё тело словно бы отекает, а желудок скручивается в узел от голода и тошноты одновременно. Может, всё-таки капельница антирадина, поставленная ей пару часов назад, немного помогла проснуться. «Всё-таки жаль, что Дерен пошёл в армию», — подумала она, выдохнув. Хотя народа даже в её комнате было достаточно, она чувствовала себя одиноко. Хотелось по крайней мере включить радио, чтобы избавиться от гнетущего чувства. — А ты-то куда прешься, пижон? — противный голос нянечки-волонтерши мешал спать самым тяжелым пациентам. — Эй, ну дай пройти, тут у меня знакомая лежит — я видел в списках! — парень в модной косухе и с прической, перегруженной лаком, навел суету на сестринском посту, пытаясь заглянуть в битком набитую палату. — Ты родственник? Если нет, то проваливай, мы только родственников пускаем и то для ухода. Буча мутило от запаха немытых тел, лекарств и рвоты, но он не сдавался, пытаясь вывернуться так, чтобы поднырнуть под локоть тучной волонтерши, перегородившей дорогу. Он не видел Дороти в темноте, обтекающей палату — единственная лампочка горела лишь над сестринским постом. Еще одна нянечка, еще более дородная, чем первая, уже бежала по коридору на контрнаступление. Охрану Анклава сняли два дня назад, боясь заразить солдат, и остались только волонтеры, но Делория не сомневался, что биться те будут не хуже солдатни. Голоса на фоне звучали приглушёнными — готова болела, а уши были заложены. Но вдруг Дороти осенило, что какой-то из них был ей смутно знаком. Внутри загорелась единственная цель — подняться, но даже такое простое действие оказалось для ослабшего тела настоящим испытанием. Ослабшие мышцы не поддавались, а кости будто окаменели и стали тяжелее на пару тонн. И всё же, медленно она смогла сесть, сгорбившись. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы пульсирующая боль в голове немного ослабла, позволив поднять затуманенный взгляд на дверной проход, за которым продолжалась баталия. Кожаная куртка поблёскивала на слабом свету, а тёмные волосы, покрытые лаком, было сложно спутать с чужой причёской. — Буч? — хрипло позвала она сдавленным голосом, чувствуя, как в горле пересохло. Та малая разумная часть, ещё работавшая в изнеможённом теле, говорила, что ей наверняка привиделось, ведь едва ли парень, слабо отличавшийся от сотен других, пытавшихся «покорить её сердце» на одну ночь, стал бы соваться сюда. — Да вон же она! — Делория увидел знакомый силуэт девушки, сидевший почти возле выхода, и ломанулся к ней, но его едва не отрикошетило в стену двумя грудями размером с дыни, обтянутые засаленным белым халатом. — Тебя головой в детстве на бетон уронили? Тупой. Сказано тебе — нельзя! — волонтерша уперла руки в бока, ее помощница перегородила коридор лишая его возможности поискать другой вход. Форд бы сейчас наверняка бы вспомнил, что даже с женщинами с фигурой как у робомозга работает мужское обаяние, но Буч не рискнул — кулак нянечки был размером с половину его лица. Поэтому он пошел по простому — достал из кармана джинсов две мятые купюры, оставленные последней клиенткой. — Я вспомнил — родственник я, — сказал он торопливо засовывая доллары в кармашек мятого халата «робомозга». — Троюродный брат со стороны маминой сестры по прабабушке. Пустите, а? Волонтерша прижала руку к кармашку, и там приветливо хрустнуло. Лицо ее оставалось каменным как у тролля, но в глазах Буч разглядел жадный блез любительницы взяток. — Чего сразу не сказал, что ты родственник, — подобрела она. — Ладно, проходи. Буч бочком протиснулся мимо нее в палату и приблизился к койке Дороти. Сперва он подумал, что ошибся и зря потратил деньги — девушка не походила сама на себя. Щеки ввалились, под глазами чернели синяки, и выглядела Дороти настолько бледной, что будто просвечивала. — Ты не пришла на свидание, — улыбнулся он. — Я забеспокоился и пошел тебя искать. Ты тоже подхватила эту дрянь, да? Протерев глаза, Дороти, сидевшая на койке и слегка дрожащая от вернувшегося озноба, вновь взглянула на подошедшего парня, убедившись — нет, всё-таки не галлюцинация. На её лице показалась слабая, вымученная улыбка. Уж кого-кого, а Буча она здесь увидеть не ожидала. Девушка вообще не ожидала, что тот станет её искать, ведь казался он простым мачо, который не расстроится и решит попытать свою удачу «на другом брамине», как говорили на севере Вирджинии. Вот только теперь Буч был здесь — стоял перед ней и улыбался, говоря о том, что вроде как беспокоился. — Вроде того… Не думала, что ты придёшь, — её голос был сдавленным и сиплым, но Дороти старалась сохранить свой позитивный тон. — Да ты ложись, — он помог ей устроиться на подушке и укрыл одеялом, подоткнув края. Так делала мама в те дни, когда не засыпала пьяная перед радиоприемником, забывая пожелать маленькому Бучу спокойной ночи. Кого-то шумно рвало прямо на пол в нескольких коек от них. Мужчина средних лет на соседней койке непрерывно стонал, а с другой стороны женщина лежала так тихо, что он усомнился, что она вообще жива. Адское место, хуже больницы в Убежище 101, когда резиденты массово отравились из-за поломки водного фильтра. — Ну а почему я не должен был приходить? — удивился он. — Ты же проигнорировала свидание! — он хмыкнул и поспешно добавил: — Ладно, причина уважительная. Я знаю, что Форд учесал в армию за своей Хизер, а других знакомых у тебя здесь нет… Тихо закашлявшись в кулак, смахнув с ладони кровь, Дороти отвернула голову, чувствуя, как сильно жгло лёгкие, которые словно бы сдавливало острыми рёбрами. Ничего похожего на обычный грипп или какую-то лихорадку — тело будто выворачивало наизнанку. — Спасибо… Без твоих шуточек тут было совсем уныло, — взглянув на парня, хрипло сказала девушка. Да уж, совершенно не лучшее время и место для свидания, но в душе вдруг стало так тепло, что хотя бы кто-то не забыл о ней… Пускай сама Дороти совершенно не ожидала увидеть здесь этого искателя проблем на голову. Холодный ветер тихо свистел, задувая в трещины оконной рамы, державшейся на честном слове. За окном стояла ночь — такая же тёмная, как и атмосфера, царившая в помещении. — Как ты меня вообще нашёл?.. Буч без разрешения уселся на край кровати в районе ее коленей, завернутых в тонкое одеяло. Морщился и готов был брызнуть себе лаком для волос в лицо, чтобы не чувствовать сбивающую с ног вонь, но терпел. — Твоя корона принцессы сияет так ярко, что я увидел ее свет сквозь окна этой дыры, — он широко улыбнулся. Веселил ее, пытаясь хоть как-то поднять ей настроение. — Ну, или парень, который составляет составляет списки заболевших — мой приятель, и я просто его спросил. — Только не заставляй меня здесь краснеть, а то медсестры решат, что это опять поднялась температура, — сдержанно улыбаясь, негромко ответила Дороти. Хотелось даже засмеяться, но казалось, что сил на это будто и не было. Сквозь своё полуживое состояние утром девушка слышала, как волонтёры обсуждали необходимость начать сжигать тела, которых, по их словам, «становилось всё больше». Хотя сама Дороти и старалась держаться, ничто не пугало её больше, чем мысль о том, что скоро она могла закончить в общем костре с гниющими телами. Тем более, что даже ударная смесь медикаментов, довоенных и современных, не помогала вытравить это до конца. По крайней мере, до сих пор не было слышно о выздоровевших людях. — А вы с Дереном оба безумцы, да? — послышался её тихий голос. — Лезете в самую задницу ради кого-то другого… — Что поделать? «Туннельные змеи» рулят! — слишком громко проговорил он старую кричалку, и несколько голосов послали его туда, откуда дети берутся. Нет, подумал Делория, безумцем всегда был Дерен, а Буч, хоть и верховодил «бандой» во многом тянулся за ним и восхищался его безрассудными поступками. Лучший друг детства был достаточно храбрым, чтобы первым пригласить Амату на свидание, а Буч свой шанс профукал, хотя был влюблен в нее с шестого класса. Все, что он смог предложить Амате, это показать свою «туннельную змею в штанах», рисуясь перед парнями. Ох и досталось же ему тогда от Форда… С Аматой у них так ничего и не началось, даже после того, как та рассталась с Дереном. «Ты же просто Буч», сказала она и похлопала его по плечу, как друга. Состригая светлые волосы Дерена, он глядел на его решительное лицо в отражении парикмахерского зеркала и понял, что не хочет быть «просто Бучем». Пожалуй, впервые друг подавал ему положительный пример. В конце концов, если даже Форд смог остепениться, завести серьезные отношения, перестать плыть по течению и принимать серьезные решения, то чем Делория хуже? — Не ради «кого-то», — осмелевший от собственных мыслей, Буч взял Дороти за горячую, как печка, руку. — Не знаю, как Форд, но я лезу в задницу только ради самый красивых принцесс. Странно, но придирчивому и падкому на яркую обертку Бучу Дороти действительно казалась красивой. Бледная, больная, хрипящая, но будто сияющая изнутри ярко, как лампочка над шестеренкой Убежища 101. — Ты не умрешь, — пообещал он, стискивая ее пальцы. — Я позабочусь о тебе. — Это обнадёживает. Не хотелось бы провести здесь последние дни… — слабо сжав ладонь Буча, ответила ему Дороти с вымученной улыбкой, чувствуя, как вновь тяжелеют веки. — Анклав, надеюсь, уже начал что-то делать с этой эпидемией? По крайней мере, ей хотелось в это верить, потому что едва ли болезнь уйдёт сама по себе. В тёмном помещении, наполненном зловонием, холодом и тьмой, Буч казался совершенно выделяющимся, как маяк на довоенных картинах, изображающих морские шторма: тёмные волны поднимаются к высокому каменистому утёсу, а высокая башня в бело-красных полосах стоит и светит своим фонарём вдаль, давая надежду всем затерявшимся в буре кораблям найти путь домой. Смерть была близка и дышала в спину — совсем недавно двоих детей вынесли из этой самой комнаты, сразу же положив на их койки других, и в любой момент кровать Дороти могла оказаться занятой кем-то другим. А ведь ещё хотелось жить. Хотелось увидеть зелёные луга, расстилавшиеся по холмам, прогуляться по Прикетту ранним утром, чтобы поскорее открыть бар «Форт» и приготовить местным работягам завтрак, да даже хотелось впервые в жизни увидеть противную морду Роберта, бывшего члена Кровавых Орлов, что любил устраивать проблемы другим людям. И, может, ей действительно хотелось снова встретиться с Бучем за чашкой кофе в местной забегаловке, где повара шумно ругались, а из меню выпадали порванные страницы.