Новый Эдем

Ясный день перешел в ясный вечер, когда выжившие в бойне в Графтон Стил добрались до крупного лагеря, разбитого под Моргантауном. Еще несколько дней назад это место не ведало о войне: люди ходили на работу, слушали радио, общались в очищенных от мусора и обломках парках. Здесь царила почти довоенная жизнь, но после конца света любые попытки наладить что-либо очень быстро рассыпались обратно в радиоактивный пепел. Город встретил их гробовым молчанием. Лица людей были покрыты грязью, кровью и копотью. Дерену они казались одинаковыми и он был уверен, что и сам был таким же. Он как и Хизер передвигался на каком-то резервном запасе, открытом при помощи стимулятора — иначе нельзя было объяснить, что ноги еще шевелились. Ярость, с которой Хизер разгорелась в бою — это было… пугающе. И красиво одновременно. Она стала опасной не только для врага, но и для самой себя, так как совершенно не заботилась о своей безопасности и несколько раз могла бы словить смертельный заряд, если бы Дерен не прикрывал ее тыл. Да и сейчас с ней что-то было не так, но Форд не лез. Все, что она говорила ему об Анклаве, страсть, с которой она отдавалась работе — вот это была ее истинная любовь и настоящее призвание, и Дерен снова начал подумывать о том, что правильно поступил, оставаясь на заднем плане. Каждая клеточка тела буквально кричала от усталости, а ноги держали плохо, спотыкаясь о каждый камень. Голова гудела, а руки так дрожали, что он с трудом вскрыл пузырек с лекарством. Не особо заботясь, что кто-то это заметит, Дерен проглотил сразу двойную дозу и возблагодарил неизвестные силы за то, что накрывает его лишь сейчас, а не в бою, где он бы мгновенно стал бесполезным. — Сильно болит? — поинтересовался он у девушки, кивая на ее плечо. Отвлекался от собственного состояния, проявляя интерес к ней. — Всё нормально… — хрипела Хизер, прекрасно понимая, что врала. И речь шла отнюдь не о ране, которую она небрежно наспех перебинтовала, после чего отдала всю свою аптечку сильно пострадавшему рядовому, которому в итоге пришлось отрубить руку, из-за близкого взрыва висевшую на честном слове и оголённой кости. Крови было много, и даже так, казалось, бинтов не хватало, чтобы хоть как-то закрыть культю. «Я должна была умереть там», — повторяла она себе не раз, пока еле переставляла ноги, чувствуя, как желудок скручивается в узел, вызывая едва сдерживаемую тошноту. — «Умереть там вместе с бойцами». Лишь дойдя до лагеря, разбитого на самой окраине Моргантауна, где пострадавшим помогали местные волонтёры и военные других частей, Хизер почувствовала, как грудь болезненно сдавило. Было ощущение, что всё вокруг… Неправильно. Она не должна быть здесь, не должна ходить, дышать, жить. В общественной душевой мотеля рядом, которую выделили специально для бойцов из Графтон Стила, лучше не стало. Струи горячей воды стекали по телу, смывая грязь, пепел, кирпичную крошку и осыпавшуюся пылью на голову штукатурку, болезненно обжигали все царапины и раны на теле, особенно сильно страдало плечо, на котором поверх синяка от приклада винтовки теперь красовалась рана, сделанная послушником Братства. «Кривой ты уёбок», — выругалась в мыслях Хизер, руками опираясь о выложенную плиткой стену. Несколько минут ей понадобилось, чтобы, наконец, жжение в ранах стало нестерпимым, и это вынудило её покинуть душевую, освободив кабинку для других бойцов, коих было не мало. Вытеревшись насухо, она надела свою форму и вышла на улицу. Краем глаза она заметила рядового, что курил сигарету, мёртвым взглядом уставившись в никуда — похоже, кто-то прошёл боевое крещение. Девушка выцепила из многочисленных людей, сновавших по лагерю, одну компанию, что сидела возле костра, согреваясь холодной осенней ночью. Дерен, уже принявший душ, подошёл к ней, положив рядом личные вещи, среди которых была и гитара. Кто-то заметил это, и, желая сделать этот день хоть немного менее поганым, свистнул в сторону Путника. — Эй, парень! Не сыграешь чего-нибудь? Вопрос прозвучал еще раз и еще раз, прежде чем Форд его услышал. Просто в ушах было другое: шипение лазерного оружие, звон ядерных батарей под ногами, крики боли, слишком много криков. Это были звуки Очистителя или уже Графтон Стил? Песни смерти — они разные, как и гитарные мотивы, но набор кровавых аккордов у них одинаковый. — Боюсь, я не играю ваших маршей, приятель, — Дерен поднял глаза на ясноглазого паренька лет на семь младше его. Тот ничуть не расстроился. — Да не нужны нам марши. Знаешь ведущего с того радио? Ну, который «иди на мой голос»? Мы с пацанами его песни… Рядовой получил от товарища болезненный тычок в плечо. Солдат постарше, велев ему заткнуться, указал подбородком на Хизер. — Сдурел, придурок? Здесь лейтенант… Наверняка солдатам запрещалось слушать вольную музыку Дерена, но Хизер не обращала на происходящее никакого внимания и сидела со «взглядом на две тысячи» ярдов. Почувствовав внимание к ней, девушка безразлично кивнула, не выказывая никакого неудовольствия репертуаром радио. — Ну так что? — с возроженной надеждой обратился пристыженный рядовой к Дерену. — Сыграешь? Форд тоже глянул на Хизер и сдался. В конце концов, музыка спасала его в самые темные дни, когда отчаяние и приступы доводили его до последней черты, до порога пресловутых дверей в загробный мир. Им всем сейчас не помешало бы немного иных звуков, чем гром боя, и если музыкант падет духом, впору отчаяться всем. Дерен поудобнее переставил уставшие ноги и подтянул к себе гитару. Дека блеснула красным деревом в свете прожекторов на высоких штырях. Форд подтянул колки, сделал пробный удар по струнам. Заслышав первые звуки мелодии, солдаты стали собираться вокруг, привлеченные прекрасным. Дерен привык к такой реакции людей, и хотя Хизер в свое время не оценила его талант, другим анклавовцам ничто человеческое было не чуждо. А ведь когда-то каждого из них он считал чистым злом. Пожалуй, всплывшая в голове песня подходила как нельзя лучше. Райское место, Западная Вирджиния: Голубой горный хребет, река Шенандоа. Жизнь здесь древняя, старше, чем деревья, Моложе, чем горы, но вольная, как ветер… Слушатели с первых строк узнали мелодию. Голос у Дерена был хрипловатым после боя, но всех, похоже, всё устраивало. Они старались петь тише, чтобы не тревожить остальной лагерь, но когда дошло до припева, не смогли сдержаться. Приведите меня домой, сельские дороги, В место, которому я принадлежу. К Западной Вирджинии, горной маме, Приведите меня домой, сельские дороги… Дерен тянул слова, стараясь звучать мелодично, и почти забыл про произошедшее, полностью погрузившись в спасительную музыку о доме, который все это время так отчаянно искал. И возможно, был уже на верном пути, но не на том, по которому вел его Фрэнк Синатра, а на сельской дороге Джона Денвера. Он наслаждался россыпью звезд, скрывающих бесчисленные тайны и был… ну, почти на своем месте. И хотя солдат, собравшихся вокруг после тяжёлого боя, раненых, отчаявшихся и потерявших друзей и товарищей, песня вдохновляла, заставляя подпевать, а кого-то даже покачиваться в ритм, Хизер вдруг почувствовала, как по спине пробежали мурашки. «Райское место, Западная Вирджиния» Нет, не было это похоже на рай. Совсем не то, что помнила Хизер из своего детства — здесь были лишь боль и отчаяние, заросшие зелёными деревьями и ягодными кустами. Запах свежести забивал едкий порох, а лучи солнца — свечение плазмы, опаляющей живую плоть. «В место, которому я принадлежу» Плечи вдруг дёрнулись, и девушка покачала головой, сдерживая злые слёзы в глазах. Раньше она считала, что принадлежала Вирджинии, Анклаву, семье — но больше у неё не было ничего. Умри она сегодня — стала бы посмертно героем, а Норман смог бы сыграть на публику убитого горем мужа, после чего завёл бы новую семью… Но злая судьба решила, что Хизер должна жить, даже если сама она этого совершенно не хотела, предпочитая отдать жизнь за последнее, что у неё оставалось — за веру в Америку. «Приведите меня домой, сельские дороги» У неё больше не было дома. Даже Дерен мог вернуться в свой Прикетт, что наверняка сделает, едва солнце поднимется над горизонтом, а война кончится. А что ждёт её? Норман, расстроившийся, что Хизер не пристрелили на фронте? Фанерное здание, из которого придётся переехать на соседнюю улицу, чтобы каждый день видеть счастливые семьи офицеров, гордых за свою страну? За размышлениями лейтенант и не заметила, как Дерен почти доиграл, явно увлёкшись. Коротко глянув на него, она вздохнула, и поднялась, медленным шагом на ватных ногах направившись прочь в здание мотеля, где ей, как офицеру, услужливо выделили крохотный номер бесплатно. Темнота ночи вдруг стала сильно давить на виски. Хизер не позволяла себе выглядеть удручённо, но лишь поднявшись на второй этаж, коснувшись ручки двери дрожащими пальцами, почувствовала, как холодные слёзы потекли по бледным щекам. — Приведите же меня домой, сельские дороги… Дерен затянул последнее слово, а затем резко положил пальцы на струны, обрывая мелодию. Парни зааплодировали, похлопывая «этого гражданского» по плечу, и стали наперебой заказывать новые композиции, не подозревая, что узнали о них от него же. Он не спешил раскрывать им, с кем именно они так приветливы. С правого плеча стало прохладно, и лишь теперь Дерен заметил отсутствие Хизер. Разочаровав солдат внезапным окончанием короткого концерта, Форд закинул вещи на плечи и пошел в сторону мотеля. Неважно, в каком статусе находились их отношения, которые никогда не были простыми — сегодня он должен был быть рядом с Хизер. Дикий взгляд ее погасших глаз и самоубийственная ярость человека, который будто сам летел на встречу со смертью — все это подсказывало Дерену, что девушку нельзя оставлять сегодня одну. Найти ее комнату не составило особенного труда — на дверях прикрепили временные стикеры с именами и званиям. Остановившись у красной перегородки, Дерен прислушался и различил… Странные звуки, напоминающие всхлипы. Осторожно он постучался костяшками пальцев. — Хизер, это я, — мягко позвал он. — Можно к тебе? Не удосужившись закрыть дверь, Хизер, сидевшая на краю заправленной зелёным покрывалом кровати, негромко всхлипнула. Она попыталась стереть слёзы, после чего сдавленным голосом ответила, опустив голову. — Заходи, — бросила девушка, прекрасно понимая: больше ей терять было нечего, даже если Дерен увидит её слёзы. Это ведь уже давно не были его проблемы, раз парень решил оборвать с ней все связи, пускай волей судьбы и оказался вынужден находиться рядом. В маленькой комнате, где кроме кровати, шкафа и окна, закрытого кривыми жалюзи, больше не было ничего, если не считать грязного сероватого ковра на холодном полу. Хизер сидела на кровати спиной ко входу, расстегнув куртку своей формы, и не могла сдержать мерзких слёз, капающих на колени. Дерен положил вещи на пол, указал Псине на ковер, чтобы тот не мешал, и тихо прошел в номер. Вид продрагивающих от рыданицй плеч Хизер его обескураживал, потому что он прекрасно знал, как себя вести, когда она орет на него или командует, но не когда плачет. Она ведь была воином, а воины не плачут и никогда не обнажают своих сердец, пока это за них не сделает пуля. И в то же время Дерен всегда тонко ее чувствовал и знал, сколько в ней на самом деле ранимого и человеческого. А человек не может выдержать столько боли, сколько она. Сказать в таких случаях можно многое, но действеннее было просто показать ей, что вот он — рядом. И никуда он от нее не денется — пора было и самому себе в этом признаться. — Иди ко мне, — ласково шепнул Дерен, привлекая ее к себе. Хотелось послать его ко всем чертям, напомнить, как он вёл себя с ней тогда в баре, и после — на пути в Моргантаун, хотелось влепить ему такую пощёчину, от которой у Дерена бы перед глазами заплясали звёздочки… Но правда была в том, что она не могла. Тот огонь ярости, что тлел в ней пять лет, разгорелся так сильно во время битвы за Графтон Стил, что вдруг потух, и внутри внезапно стало пусто. И всё-таки она заставила себя подняться, и, тщетно пытаясь сдержать горькие слёзы, обнять Дерена, уткнувшись носом в плечо парня. — Ты снова уйдёшь… — прошептала она сдавленно, не в силах унять дрожь тела. — Поплачь, — попросил он. — Пусть вся эта боль из тебя выходит. Знакомое тепло обволакивало его, словно исцеляющая раны мазь. Дерен гладил Хизер по дрожащей спине, стараясь не причинить боль раненому плечу, вдыхал запах ее волос, и сердце заходилось от нежности. Как и пять лет назад, он был единственной ее опорой в целом свете, и она позволила себе быть собой: слабой и уставшей. Девушка вцепилась в него так, будто он мог исчезнуть, словно мираж, а он пытался доказать ей обратное. — Больше я никуда не уйду, — шептал Дерен ей в макушку, а волны ее боли обжигали его, проходили сквозь него. — Я останусь с тобой, пока ты сама меня не прогонишь. Известие о свадьбе Хизер Отем и Нормана Эттвуда пришло в госпиталь слишком поздно — с устаревшей на три недели газетой. Долгое время Дерен думал, что в новом браке она уже не нуждается в нем. Был уверен — она ненавидит его до сих пор и старался не разжигать ее ненависть своим присутствием еще больше. — У меня больше ничего нет… — шептала она дрожащим голосом, пальцами сжимая ткань одежды на Путнике. — Ни семьи, ни дома… И когда руководство узнает о случившемся в Графтон Стиле… В горле словно бы встал ком, мешающий произнести ещё хоть слово. Хизер негромко всхлипнула, чувствуя, как снова болезненно давят на сердце рёбра. — Мне нужно было умереть в битве… Почему ты не дал мне просто закончить всё это?.. Дерен улыбнулся, вжимаясь губами в ее волосы. — А почему ты не дала мне умереть в Очистителе? У него тоже ничего не было тогда. Отец погиб, дом разрушен, и он потерял Хизер, оставив себе только чужие долги. Он был готов к концу, но она отчего-то сочла его достойным обретаться среди живых. Хизер ненадолго притихла, а затем, вытирая ладонью мокрую щеку, с печалью в голосе негромко ответила: — Потому что уже тогда у меня не было ничего, кроме тебя… Стиснув зубы, она отпустила Дерена и отвернулась убрав прядь влажных волос за ухо. — Я всё ещё любила тебя… но отец… — её голос снова дрогнул, и лейтенант стиснула зубы, пытаясь сдержать новый поток слёз. Форд перехватил ее руку, не давая сдерживать себя. Позволял ей безопасно выплескивать эмоции, чтобы они не отравляли ее изнутри, как его — лучевая болезнь. — Ты сама ответила на свой вопрос, Хизер. Он не мог оторваться от ее лица: болезненно бледного, исцарапанного, заплаканного и такого родного. Осторожно стирал слезы с ее щек, чувствуя их горечь. — Отец, он… Его последней волей было, чтобы я вышла замуж за капитана и родила детей… — сдавленно сказала девушка, поджав дрожащие губы. До сих пор она помнила, как в Очистителе увидела тело Августа Отема, как плакала, когда подоспевшие бойцы Анклава помогли его транспортировать, чтобы позднее — похоронить здесь, в Вирджинии. — Я не достойна быть его дочерью. Глядя в янтарные глаза, которые слезы увеличили, будто линзы, Дерен продолжал гладить ее мокрое лицо — размеренно, словно убаюкивая ребенка. — Хизер, ты сегодня спасла стольких людей. Ты была готова пожертвовать собой ради своей страны. Он гордился бы тобой. При всей своей ненависти к Отему, Дерен знал, что ей нужно услышать от него именно это. Что она была хорошей дочерью и что отец, по-своему и недостаточно, но все-таки любил ее. По крайней мере, сам бы он хотел услышать такое о своем отце. — Знаю, что никакие слова сочувствия не уменьшат боль, — тихо продолжал Дерен под её сдавленные всхлипы. — Когда я потерял отца, никто не сказал мне того, что бы меня утешило, но я всё-таки попытаюсь. Он сделал глубокий вдох и добавил. — По-своему, он хотел тебе счастья. И он бы не потерпел, если бы заметил, как тебе плохо в браке, — Форд стиснул зубы. — Жаль, я этого сразу не заметил, — добавил он вспомнив свое циничное «я доставлю тебя к мужу» обиженно брошенное в день встречи. — …Спасибо. Хизер вновь прижалась к Дерену, как к единственному источнику тепла в холодной комнате, куда из каждой трещины в хрупких стенах задувал сквозняк. Да, ей действительно хотелось верить, что это было правдой: она не раз вспоминала тот день, когда вернулась из плена, и доселе строгий полковник поцеловал её в лоб, а затем обнял, едва скрывая своё волнение. Медленно выдохнув, лейтенант напряжённо сглотнула. Она ведь так и не рассказала Путнику, из-за чего в тот день так сильно поругалась с мужем, что он даже поднял на неё руку, хотя ранее никогда себе такого не позволял. — Норман все пять лет только и говорил о желанных наследниках… Даже откладывал деньги на коляску, одежду и оплату обучения в военной академии… — начала Хизер, после чего, опустив голову, почти шёпотом призналась. — В тот день он узнал, что я пила противозачаточные. Утомленные от долгой беготни ноги предательски дрожали, но Дерену не хотелось отпускать Хизер, которая продолжала трястись то ли от холода, то ли от распирающих ее эмоций. Поэтому он выпустил ее лишь на секунду, чтобы сесть на кровать, потянуть девушку за руку и усадить к себе на колени. Так он мог крепче обнять ее и отдать больше тепла. Несмотря на усталость, она показалась ему очень легкой. — Ты настолько его ненавидела? — осторожно спросил он, обнимая ее, словно ребенка, который упал с велосипеда и расшиб коленку. — Всей душой… Несколько раз он даже пытался уговорить меня бросить карьеру, — призналась Хизер, не сопротивляясь. Она положила голову на плечо Дерена, чувствуя себя совсем немного лучше от того, что наконец-то хоть кому-то смогла выговориться. «В инкубаторе должно быть тепло, а ты — холодная, пустая, мерзкая дрянь, внутри которой не может зародиться жизнь», — слова супруга больно ударили по сердцу, но даже слёз, казалось, больше не осталось. Только мерзкая мигрень, сдавливающая голову в невидимых тисках. — Он не имел права пытаться забрать то, что делает тебя тобой, — заметил Дерен, облизнув нижнюю губу, на которой еще не зажила оставленная Норманом царапина. — Надо было треснуть его посильнее. «А лучше бы вообще убить», — думал Дерен, когда осторожно коснулся щеки Хизер, на которой недавно цвел красный след от пощёчины мужа. Когда-то он и сам думал о том, что Хизер куда лучше смотрелась в синем летнем платье, а не в военной форме, но правда была в том, что строгие линии и блеск козырька на фуражке — это была ее суть и одна из тех многих вещей, за которые он ее полюбил даже при всей своей неприязни к Анклаву. Хизер медленно выдохнула, осторожно положив руку на грудь Дерена, чувствуя, как торопливо бьётся его сердце. -…Я никогда не смогу забыть то, что ты сделал в Вашингтоне, — наконец, сказала она, но после негромко вздохнула. — Но… Наверное, я понимаю, почему ты тогда ушёл. Ненадолго между ними повисла давящая тишина тёмной ночи, а затем Хизер взглянула на Дерена и тихо добавила. — Просто… Больше не отказывайся по ту сторону линии фронта. Дерен вспомнил свои последние мгновения в Очистителе, когда умирая, он наконец-то понял, чего хотел для себя. Спасая его, Хизер сама того не ведая, дала ему шанс исполнить эту мечту: найти свой дом в этих заплаканных янтарных глазах. Осторожно сняв девушку с колен, он пересадил ее на кровать и устроился на коленях на полу, чтобы она могла видеть его глаза сверху вниз. Так их честный взгляд казался Дерену убедительнее. — Что бы там ни было в прошлом и что бы ни случилось в будущем, — сказал он, — мы справимся с этим вместе. Хизер смотрела в глаза Дерена, пытаясь понять, было ли всё это реально. Ещё недавно они оставались друг другу чужими людьми, а уже сейчас — он сидел перед ней и обещал оставаться рядом во что бы то ни стало. Но в то же время впервые за пять лет в груди загорелся маленький огонёк надежды, согревающий замерзшее сердце и пустую душу. Хизер осторожно коснулась щеки парня, такой тёплой, по сравнению с её холодными пальцами, и слабо улыбнулась. — …Спасибо, Дерен. За поддержку. Дерен прикрыл глаза, прижавшись щекой к ее мягкой ладони и накрыл ее руку своей. — Ну, для этого ведь и нужны… — осёкся он, снова не зная, в каком статусе находятся их отношения. Врагами они не были. Их сердца, что бились напротив друг друга в одинаково беспорядочном ритме, и эти осторожные касания — всё это обнажило куда большее, чем просто дружбу. Запутавшись в определениях, Форд пружинисто поднялся, проведя слегка вспотевшими ладонями по бедрам. Обернулся на грязные жалюзи, сквозь щели в которых просвечивали огни города раскинувшихся вокруг него лагерей. — Тебе нужно отдохнуть, — резонно призвал он. — Постарайся хоть немного поспать, ладно? — Ты можешь остаться со мной… Как в старые-добрые времена, — негромко сказала девушка, подняв голову и посмотрев на Дерена, что выглядывался в происходящее снаружи. Ей не хотелось отпускать его. Не сейчас, когда появилась хоть какая-то надежда, что между ними всё будет, как прежде, в Вашингтоне. Дерен слабо улыбнулся ей. — Конечно. Вернувшись к двери, он щелкнул замком. Догадавшись, что больше сегодня хозяин его никуда не потащит, Псина зевнул во всю пасть и улегся поудобнее, вытянувшись всем телом вдоль кровати, как преданный защитник. Щелкнул выключатель, и комната погрузилась в темноту, если не считать звездочек света, просачивающихся сквозь дырки в жалюзи и падавших на стены и потолок. Форд стянул куртку, бросив на стул, и лег на кровать к Хизер. Крепко обняв девушку, чей запах и тепло были такими знакомыми, Дерен осознал, как ему этого не хватало. Казалось, что ее тело было частью его собственного, и все эти пять лет без этой половинки он был неполноценным, как инвалид без ноги или руки. В темноте все звуки будто приглушались, как если бы они находились под стеклянным куполом, и усталость навалилась на них тяжелым байковым одеялом. Рядом с Дереном было действительно тепло, совсем не так, как когда она спала возле Нормана, стараясь отодвинуться как можно ближе к краю кровати. Прижавшись к парню, лейтенант почувствовала, что изнеможение берёт своё — она уже давно нормально не спала, а после тяжёлой битвы все тело ныло, отказываясь работать. Прикрыв глаза, Хизер почувствовала, что одеяло вдруг стало невыносимо тяжёлым, как и сомкнувшиеся веки. После всего пережитого в груди наконец-то горела надежда, и сейчас у девушки было лишь одно желание — чтобы утром Дерен не исчез из её жизни снова.