Новый Эдем

Хизер ночью почти не спала — если раньше её терзали волнения лишь о семье и работе, то теперь ко всему этому прибавились не лучшие воспоминания из прошлого — о войне, которую Анклав однажды уже проиграл. Девушка жила будто бы не свою жизнь, и может, отдай она её сейчас за свою родину, то погибнет также, как и все её предки — во имя долга, требующего крови, много крови. Лишь под утро ей удалось немного поспать, удобно устроившись возле тёплого шерстяного комка, что тихо сопел рядом, но путь они с Дереном продолжили уже с рассветом. До Моргантауна оставалось немного. Лучи золотистого солнца просачивались через здания и довоенные воздушные автострады. Хизер не была уверена, что посещала этот город раньше — как-то не было особого повода. Путник почти не смотрел на неё, и в конце концов, уставшую физически и морально девушку это начало раздражать. — Почему ты вообще решил меня проводить? — спросила она, когда спутники оказались в черте города среди редких строящихся домов, которые в ближайшие годы наверняка будут заселены. «Какого чёрта ты все время меня спасаешь?» Для Дерена не было разницы в этих вопросах, потому что ответ на оба был одинаков, даже спустя пять лет. Он думал, что посмотрит на Хизер на той сколоченной из досок сцене и ничего не почувствует. Даже начал бы молиться каким-нибудь богам, если бы хоть один исполнил его просьбу, но ни тут-то было. Если бы жизнь на пустошах была так проста, он бы потерял право называть себя выживальщиком. — Ты — носитель важной информации о вторжении Братства Стали, — отозвался он, осознавая, что это чисто «анклавовский» ответ, что суше любого из самых отстраненных отчетов. Несколько секунд между ними была тишина, пока они не подошли к пустующей в такую рань остановке. Грубо схватив Дерена за плечо, лейтенант вынудила его обернуться, оказавшись с Путником лицом к лицу. Насколько бы сильно он не изменился, Хизер бы скорее отстрелила себе ногу, чем поверила, что парень и правда так считает. — Ты хотя бы на один вопрос можешь ответить нормально? — прорычала она, в гневе смотря на Дерена. — Тебе настолько мерзко со мной разговаривать? Дерен понял, что такое знакомое он почувствовал в ней тогда в баре. Запах орхидеи и жар ее руки, касающейся его плеча. В ней была какая-то всепоглощающая сила, которой он не мог сопротивляться, невзирая на все препоны, которые между ними стояли. Он знал, что единственный выход преодолеть эту невыразимую тягу к ней — это забраться в горы и отрезать себя от любой возможности общаться с ней, но нет ведь — она его и там нашла. Вселенная тут же грубо напомнила им, насколько неправильно — быть вместе. Они спокойно жили друг без друга. Да, может не парили в небе как птицы, но зато у них все было как у людей. — Мне не мерзко, Хизер, — выпустив из легких весь воздух, раздраженно возразил Дерен. — Но какой смысл сейчас что-то выяснять? Он стряхнул ее руку, как паука, и прошел ближе к остановке, молясь автобусной компании Вирджинии, чтобы транспорт прибыл по расписанию и оборвал его мучения. Но автобус не ехал, а по асфальту стелился горячий жар теплой осени. Псина высунул из пасти язык и шумно дышал, щурясь на призрачное марево на горизонте. — Мы же давно друг другу чужие, — он обернулся резко, но когда заговорил, его голос был почти не слышен. — У тебя налажена жизнь, ты замужем, и я тебе в ней не нужен, поверь. Тихо что-то прорычав себе под нос, девушка достала из кармана небольшой кожаный кошелёк, и вынула маленькую чёрно-белую фотографию, на которой были изображены она и Норман. Хизер протянула её Дерену, и лицо лейтенанта было мрачнее неба в конце октября, когда в Вирджинии начинались холодные ливни, что могли идти целыми днями. — Смотри, — грубо приказала она, словно бы перед ней оказался провинившийся рядовой, которого вот-вот отправят в качестве дисциплинарного взыскания бегать вокруг всего Моргантауна. Дерен вгляделся в лицо рядом с ней. Опрятность, точеное лицо и серьезный тяжелый взгляд — такого не назовут парнем, пацаном или малым. Норманов Эттвудов штампуют сразу на заводе и сразу взрослыми. — Я понял, что ты замужем, Хизер. — прошипел злобно Форд. — Не надо тыкать в меня своим мистером квадратная челюсть, чтобы доказать это. — На задний фон посмотри, идиот, — не сдержалась от грубости девушка, ткнув пальцем в пышно цветущую орхидею, что виднелась за плечом у Хизер на белом итальянском комоде в чёрном горшочке. Какое-то время Дерен смотрел на фото, а затем забрал его из рук Хизер и поднес к глазам. Он помнил эту орхидею крохотным ростком. Дороти была невероятно добра, когда позволила ему «украсть» ее у Анклава, чтобы он мог подарить ее Хизер. Дерен был уверен, что лейтенант загубит цветок в первую же неделю, так как не видит важного в прекрасном, но бесполезном. Однако теперь орхидея выглядела даже счастливее, чем мужчина и женщина на фотографии — словно только о ней заботились в этом доме с богатой мебелью. — Это… — он запнулся, медленно поднимая на Хизер глаза. — Моя орхидея? — Ты сказал, что она завянет через неделю, — чётко выговаривая каждое слово, Хизер буквально кипела от гнева, но старалась сдерживаться, чтобы не наломать дров. — Я пять лет заботилась о ней… Каждый день, когда была дома. Забрав фотографию, убирая её вместе с кошельком в карман, девушка отвернулась, будучи явно напряжённой. Прежде, чем кто-либо успел сказать что-то ещё, вдалеке на дороге показался первый тёмно-зелёный автобус, что остановился перед спутниками, открыв двери. Не глядя на Дерена сзади, Хизер прошла в салон, сев возле окна и отвернувшись. «Может, зря я хранила эту чёртову орхидею», — подумала лейтенант, стиснув зубы. «Зачем», — едва не вырвался вопрос у Дерена, но каштановая копна Хизер уже исчезла в зеве автобусных дверей. — Вечно ты не вовремя, — обиженно буркнул Дерен водителю, который совершенно не понял, что прибудь он на пару минут раньше, мог бы предотвратить катастрофу. Салон был почти пустой, но Форд приземлился рядом с Хизер, которая сделала вид, что они незнакомы. Моргантаун медленно поплыл мимо — спокойный и тихий городок, жители которого спокойно занимались своими делами и не подозревали, что в сотне миль от них поднимается цунами новой большой войны. Орхидея Хизер не выходила из его головы. Символ чего-то хрупкого и недолговечного выжил в ее нежных руках. Кто знает, что она еще могла пронести через года с таким же трепетом?

***

В министерстве обороны пришлось просидеть довольно долго — несколько часов они с Дереном рассказывали одну и ту же историю про нападение Братства Стали на север Вирджинии, и, как оказалось, в последнее время руководство подозревало, что это случится, так как из Вашингтона доходили тревожные слухи о смене власти в организации, о наращивании сил и подготовке диверсантов, которых рассылали в ближайшие к столице города. А теперь их загребущие руки дотянулись и до Вирджинии. Выйдя из здания Белого Дома, как именовали здешнее белокаменное строение довоенного курорта, Хизер взглянула на Дерена. Путь назад, в зону оккупации, для него был закрыт, и это, очевидно, беспокоило Путника. — У меня есть для тебя предложение, — неожиданно произнесла она, повернувшись к парню. Дерен чувствовал себя слегка пришибленным в роскоши Уайтспринга. Он будто был бездомным котом на выставке породистых, вылизанных и вычесанных кошек, и ощущал себя не в своей тарелке. Вирджиния всегда была Эдемом, но Белый Дом был будто дом самого Бога. Сердце Анклава — триумфальный взлет белого камня, завершал городской ансамбль, венчая его, как корона королеву. А уж такой роскоши, как в самом дворце, Дерен даже на картинках не видел: вычурная мебель, ковролин на полу, тяжелые шторы и вылизанные до блеска работы протектроны и помощники, в отражении отполированных боков которых можно бриться. Неудивительно, что будучи знакомой с такой роскошью, Хизер презирала грязную Столичную Пустошь. Да Дерен и сам презирал, но не мог отделаться от ощущения, что он здесь человек второго сорта, а то и не человек вовсе. — Слушаю, — задумчиво пробормотал он, ловя на себе взгляды группы парней его возраста, но в чистой анклавовской форме, а не в рабочем комбинезоне с наброшенной поверх него меховой курткой. — Меня отправляют в Графтон Стил для укрепления обороны города, — начала Хизер, но затем решила опустить большую часть подробностей из сухих приказов руководства. — В общем, тебе всё-равно некуда идти… Ты можешь поехать со мной, чтобы помочь с эвакуацией гражданских. Они встретились взглядами — янтарь и серое небо, и лейтенант по привычке убрала руки за спину, немного нервничая. «Тебе всё-равно некуда идти…» Медленно до него доходил ужас этих слов. За всеми этими событиями он даже не успел толком задуматься о том, что в очередной раз лишился дома, а точнее места, куда можно безопасно приткнуться, и работы, приносящей хоть какие-то крышки. То немногое, что он успел построить в Вирджинии, было разрушено за одну ночь. И кто он теперь? Беженец? Приблуда с большой дороги. — Чёрт… — пробормотал он растерянно, а Псина жалобно ткнулся ему в руку и заскулил в порыве нежного собачьего сочувствия. Он отошел пару шагов от Хизер, запустив большие пальцы под лямки рюкзака, что стал его домом и столом, как раковина у улитки. — Ты действительно считаешь, что я смогу принести там пользу? — без всякой издевки спросил он, на самом деле спрашивая мнение Хизер. — Людям будет нужна помощь, а у нас сейчас мало людей на границах с зоной оккупации. Каждый вклад важен… — спокойно сказала девушка, после чего хмыкнула, — для всех нас будет большой честью работать с Одиноким Путником. К ним подошёл человек в обычной солдатской форме — молодой парень с короткой стрижкой, что отдал честь лейтенанту, не обратив никакого внимания на стоявшего рядом Дерена. — Мэм, автобус специального будет ждать вас у дома через пять минут! — Вольно, — отозвалась она, и рядовой, кивнув, развернулся и направился обратно в Белый Дом. Хизер повернулась к Путнику, стоявшему рядом. — Итак? Дерен заглянул в огненные глаза, по которым так скучал, и увидел в них что-то похожее на надежду. А ведь он планировал податься куда-то еще — мало ли отдаленных городков в Вирджинии, тем более что профессия техника прокормит везде. Потом он вспомнил, как Варгас мучих Хизер и представил, что она снова останется Братством один на один, если то нагрянет с севера вслед за беженцами. В конце концов, эти эвакуации такое хаотичное дело — в делах ему возможно даже не придется видеть Хизер, а значит, оставаться верным своему правилу держаться от нее подальше. Правда, если бы за это нарушение штрафовали, Форд бы уже погряз в бумажках. — Мне нечего терять, — пожал он плечами и грустно улыбнулся, — но я поеду, только если ты прекратишь называть меня Одиноким Путником. — Договорились, — слабо улыбнулась она, заправив прядь каштановых волос за ухо. Заметив, как Дерен старательно прятал грусть внутри, она вздохнула, прекрасно понимая, какого это — когда тебя прогоняют из дома. — Я уверена, что в этот раз Братство будет уничтожено… И ты сможешь вернуться в свой Прикетт. Она направилась дальше по улице, махнув рукой Дерену, чтобы тот следовал за ней. — Заберу вещмешок и оружие из дома, и поедем в Графтон Стил. Дерен остался ждать снаружи под окнами кабинета, где в сейфах и хранились все нужные вещи, пока девушка направилась за ними в дом. Внутреннее чувство сразу подсказало ей: что-то было не так. Судя по висящему на крючке в прихожей пальто, Норман уже был дома, но Хизер надеясь как можно быстрее забрать вещи и уйти прочь, вот только как назло она встретила Эттвуда в кабинете. Он сидел напряжённый за столом, и едва она вошла, поднялся. Одного взгляда на мужчину хватало, чтобы внутренняя тревога лейтенанта начала давать приказ отступать, но было уже поздно. — Здраствуй, Норман, — обыденно сказала она, не сводя взгляда с мужа, после чего предупредила, — я заберу вещи и уеду на северный фронт на ближайшую неделю как минимум. Полутьма комнаты, чьи окна затемняли желтые кроны деревьев на заднем дворе, делала Хизер еще бледнее. Норман подошел к раме и слегка провел рукой по белоснежной шторе, чтобы та расправилась, скрывая супругов от лишних глаз. Ни к чему соседям видеть, что сейчас будет. Движения его были хищными, плавными и опасными, как у тигра перед прыжком. В кармане при ходьбе похрустывал блистер, и от этого Эттвуду хотелось скрежетать зубами, но он держался. Кипя внутри, внешне он оставался спокойнее водной глади лесного озера. — Раньше ты всегда предупреждала, что задержишься, — тихо сказал он, игнорируя ее слова о новом отъезде. — Где ты была? — Задержалась во время отъезда, — коротко ответила Хизер, напряжённо следя за каждым движением Нормана. Что-то определённо было не так, и это только сильнее заставляло торопиться. Она медленно прошла вглубь комнаты к шкафу, где находилась всегда собранная заранее армейская сумка: лейтенант точно знала, что однажды она пригодится ей, и, похоже, этот день настал, учитывая обстоятельства. Скрыть что-то в обществе со строгой иерархией почти невозможно, особенно если ты находишься самом центре военной машины. Норман уже знал, что Хизер не вернулась вместе с остальными из Прикетта, но зато ее видели в Белом Доме с другим мужчиной, который совершенно точно не мог там оказаться. Появление чужака стало последним кусочком в пазле, который Норман собирал уже несколько лет, пытаясь понять, почему у них с Хизер так ничего и не наладилось. Теперь ясно, зачем она пила эти чертовы таблетки. — Я не мог с тобой связаться и искал расписание командировок в твоем столе, чтобы уточнить твой график. И нашел их, — Эттвуд медленно сунул руку в карман и вытащил оттуда блистер, в котором еще оставалось несколько бледно-розовых таблеток. Он держал его так, чтобы быстро отдернуть руку, если Хизер попытается забрать. — Что это за таблетки? Резко замерев, услышав тихое шуршание блистерной упаковки, девушка обернулась и посмотрела на то, что держал в руке муж. Противозачаточные, которые она пила после каждой ночи, когда отказ от секса не принимался, и приходилось исполнять супружеский долг. — …Антибиотики, — соврала Хизер, но по мрачному лицу мужа поняла, что тот прекрасно знал правду. Серебристая упаковка слегка мерцала в слабом освещении комнаты, и лейтенант нервно дёрнула плечами, смотря то на супруга, то на таблетки. — Не смей. Мне. ВРАТЬ! — последнее слово вырвалось с криком. Смяв блистер в кулаке, Эттвуд яростно кинул его к ногам Хизер, отчего жена вздрогнула. Таблетки разлетелись по полу, как горошины из стручка, закатились под мебель. Благородное лицо Нормана покрылось красными пятнами, он сделал к Хизер широкий шаг, вторгаясь в личное пространство и навис над ней черной тучей, хватая за плечи. — Мне ничего не нужно было от тебя в этом браке, — зашипел он ей в лицо. — Только дети. Но даже с этим долгом ты не в состоянии справиться. Ты предала меня, Хизер. Смотря на мужа некоторое время в растерянности, лейтенант почувствовала, как внутри неё также медленно вскипает гнев. Оттолкнув мужчину от себя, она хмуро посмотрела на него, сжимая руки в кулаки. — Тебя всегда волновали только наследники, — проговорила она сквозь стиснутые зубы. — И никогда — я. Ты даже из приличия не спросил, хочу ли я иметь детей, Норман. Их взгляды встретились, и казалось, что наполненная напряжением комната вот-вот взорвётся, нужна была лишь одна искра. — А если бы у нас родился ребёнок, ты бы просто сбросил заботу о нём на меня. Я лейтенант первого класса, а не инкубатор, чёрт возьми! Она его обманывала. Все это время, пока он гонял мысли о бездетности и даже начал обвинять в этом себя, она пила эти чертовы противозачаточные. Если кто-то узнает — такого позора полковник не переживет. — О нет, ты не инкубатор, дорогая, — парировал Норман, вкладывая в последнее слово яд. — В инкубаторе должно быть тепло, а ты — холодная, пустая, мерзкая дрянь, внутри которой не может зародиться жизнь! — Ну так подай на развод и оставь меня, наконец, в покое, сволочь! — прорычала девушка, смотря на мужа. Всё это время они молча терпели друг друга, и теперь, казалось, вдруг решили выговорить всё, что у них накопилось за долгие годы совместной жизни. «Ты заслуживаешь этого, потому что у тебя, мисс Отем, сердце изо льда. Тебя никто и никогда не полюбит», — жестокие слова, сказанные Дереном пять лет назад, вдруг болезненно резанули по самому сердцу, словно вызывая внутреннее кровотечение. — Я ухожу, — бросила она, повернувшись к шкафу и доставая из него большую зелёную армейскую сумку со всеми необходимыми вещами, которые могли пригодиться на фронте. Норман схватил сумку за другую ручку и дернул на себя. Хизер так в нее вцепилась, что ее потянуло следом, прямо в руки мужа. — Никуда ты не пойдешь, — рявкнул он ей в ухо. — Этих чертовых таблеток больше нет, поэтому мы прямо сейчас идем в спальню и начинаем делать детей, поняла? — Я скорее выстрелю себе в голову, чем ещё хоть раз лягу под тебя, — зашипела Хизер, пытаясь отобрать свою сумку, руками сжимая толстую зелёную ручку. — Шлюха! Сверкнув яростно глазами, Норман резко развернулся и ударил её тыльной стороной ладони по щеке. Раздался громкий шлепок, голова Хизер дернулась в сторону, и на лице начал расцветать красный след, напоминавший форму его ладони. «Ты — моя жена! Ты принадлежишь мне!», — хотелось орать ему, потому что Эттвуд осознал: ему не принадлежало здесь ничего. Осторожно положив бледную руку на горящее место удара на щеке, Хизер удивлённо посмотрела на Эттвуда. Конечно, он был ужасным человеком… Но Хизер и подумать не могла, что однажды её муж падёт так низко, что уже никогда не сможет встать в её глазах. Они молча смотрели друг на друга, и казалось, оба пытались осознать, что только что произошло. Во взгляде Нормана Хизер не видела ни военной строгости, ни прежнего спокойствия — только опаляющий гнев… Такой же, какой порой испытывала и она сама. Дерен влетел в дом Отемов-Эттвудов так, будто снаружи его преследовал коготь смерти. Он просто не мог больше подслушивать и с трудом сдержал себя, когда Норман назвал Хизер «мерзкой дрянью». Он бы никому не позволил называть ее так при нем. Но услышав звук удара, Дерен решил, что сейчас он кого-нибудь убьет. — А ну отойди от нее, гнида! — Форд набросился на Нормана подобно разъяренному яо-гаю, и прежде чем полковник успел что-либо понять, кулак Дерена врезался в его челюсть. Послышался громкий «клац», Эттвуда отбросило на комод, откуда полетели книги и сувенирные тарелки на подставках. Опершись на него локтем, полковник прижал руку к челюсти, но быстро оправился. — Сука… — прорычал он, и теперь уже Дерен получил тяжелым солдатским кулаком в лицо. Голову пронзила острая боль, почти такая же, как во время приступов, но Форд удержался на ногах и пошел в контратаку. Прижав Нормана к комоду, он вдавил локоть ему в кадык, заставляя выгнуть спину. Он не совсем понимал, как ему удалось это провернуть, но побеждать офицера ему помогал мощный впрыск адреналина в кровь и так долго сдерживаемая ярость. Всё началось так быстро, что шокированная Хизер не сразу поняла, что именно происходило. Пожалуй, не было больше в Вирджинии человека, который мог вот так просто наброситься на самого полковника Анклава, кроме Путника. Холодный пот выступил на лбу лейтенанта, когда она поняла, что Дерен, похоже, слышал их ругань снаружи. Она и не знала, что должна испытывать: радость, горе или смущение. После жестоких слов Нормана ледяная корка внутри будто бы стала толще, замораживая все органы и болезненно сдавливая хрупкие рёбра. Одно Хизер знала точно: пора уже прекращать всё это, потому что Братство Стали не станет ждать, пока они здесь решат семейные проблемы. Звякнула молния сумки, и девушка достала заранее заряженный шоковый пистолет, один из тех, которые использовала полиция. Кажется, их массовое производство в Вирджинии началось после протестов, когда Анклав расформировал Спасателей в 2156 году. Прицелившись, она выстрелила электрическим разрядом в Нормана, едва тот снова попытался замахнуться на готового к атаке Дерена. Тело Нормана мелко затряслось, и он начал заваливаться на пол, увлекая за собой книги, которые посыпались голову и грудь. Дерен сплюнул на пол кровь из разбитой губы и навис над дергавшимся как в припадке Эттвудом тяжело дыша. Едва адреналин начал затухать, и Форд понял, что натворил: он ударил офицера Анклава, и не просто офицера, а полковника, который мог по щелчку пальцев не только сгноить его в шахтах до конца жизни, но и просто расстрелять. Дерен обернулся на Хизер, ради которой он опять ввязался в неприятности. Насколько же проще была его жизнь без нее: каждый день начинался, проходил и заканчивался одинаково, как у престарелого резидента убежища. Что ж, эта девушка всегда вносила разнообразие в его существование, и происходящие напомнило те далекие годы, когда ни один день вместе с ней не был похож на другой. Он даже будто становился собой прежним: и чем тяжелее становилась ситуация, тем беспечней и шутливее чувствовал себя Форд. — Любишь ты бить мужчин током, — хмыкнул он морщась сквозь боль в ноющий челюсти. — Этот козел сильно тебя ударил? Так хотелось тронуть ее щеку, напоминающую сейчас мак в цвету, и Дерен даже протянул руку, но в последний момент не решился коснуться. К тому же, у девушки был шоковый пистолет. — Всё в порядке, — ответила ему Хизер, но голос предательски дрожал, когда она поняла, на ЧТО недавно решилась. Теперь они с Дереном могли за ручку пойти под суд, и тогда парень, скорее всего, будет расстрелян, а она — лишена всех званий, наград… И, вероятно, гражданства. Репутация треснет по швам, как одежда на супермутанте в чане с ВРЭ. Рвано выдохнув, крепче сжимая в руках чёрный шоковый пистолет, лейтенант медленно приблизилась к полковнику, что только начал приходить в себя после удара. — Только попробуй хоть кому-то сказать об этом, и тогда весь Анклав узнает, что ты ничтожество, поднявшее руку на свою любимую супругу, — прорычала она. Палец в напряжении слегка давил на курок. Моргая слезящимися глазами, Норман попытался унять тремор и опереться на локти. Парень, что набросился на него, казался ему смутно знакомым, но он не мог понять где видел его раньше. — Да кто тебе поверит? — прошипел Эттвуд, морщась от головной боли. — Я старше тебя по званию, я уважаемый офицер, а ты всего лишь… Договорить он не успел, потому что Хизер нажала на спусковой крючок, и полковника снова скрючило. В этот раз долбануло не так сильно, но хватило, чтобы заткнуть его. Белобрысый парень, нависающий над ним, метнул на девушку одобрительный взгляд. — А я всего лишь дочь полковника Августа Отема, внучка Отема старшего, — с презрением сказала она, смотря на то, как корчился от боли лежащий на полу Норман. Руки предательски дрожали, а внутри уже не было того горящего гнева, что кипел в ней пару минут назад… Только отчаяние. — И когда все узнают, что пять лет я не могла родить ребёнка из-за избивающего меня мужа, свою «безупречную» репутацию ты будешь собирать по осколкам, — грозно проговорила та, ведь знала: она могла испортить жизнь Норману всего парой слов перед прессой, и супруг также прекрасно понимал это. Дерен замер, пустив всю свою волю на то, чтобы не засадить тяжёлым ботинком прямо по полковничьим яйцам. Взглянуть на Хизер и вовсе было больно. Пять лет? Этот ублюдок пять лет издевался над ней, пока Дерен держался от нее подальше, думая, что она без него счастлива? Да если бы он только знал правду, то при первой же возможности забрал ее из этого ада. От осознания, что в разлуке с ним у нее не было ни одного счастливого года, кровоточило сердце, а еще хуже становилось от мысли, что Форд мог сократить это время, если бы не решил, что без него ей будет намного лучше. Перетерпев второй удар шокером, Эттвуд со стуком опрокинул затылок на пол. Пожалуй, отец был прав: нельзя оживить то, что было мертвым изначально. Ведь еще тогда в кафетерии пять лет назад он видел, что с невестой что-то не так, но был слишком высокомерен и надеялся, что перевоспитает ее. Но Хизер была безнадежна. — Ладно, — сдался он. — Я никому не скажу, что произошло. И ты получишь, что хочешь, Хизер. Я дам тебе развод, и ты останешься одна до конца жизни. — он стрельнул взглядом на смутно знакомого парня. — Только если какой-нибудь выживальщик тебя не подберет, потому что в Анклаве разведенка — это клеймо. — Переживу, — коротко ответила девушка, после чего опустила пистолет и закинула солдатскую сумку на плечо, отходя к двери. — Идём, Дерен. Бросив эти слова, Хизер, не оборачиваясь, вышла из дома и вдохнула свежий воздух полной грудью, прикрыв уставшие глаза. «Теперь всё точно кончено. Моя жизнь кончена», — подумала она, слыша, как закрылась сзади дверь. До остановки они с Путником шли в гробовой тишине, и было понятно, почему: парень не решался спросить что-то, а она — ответить. Ситуация была странной, но говорить о ней не хотелось совсем. Лишь сев в автобус, что по счастливому случаю оказался пустым, девушка достала из зелёной сумки небольшую аптечку. Слегка смочив кусочек белой ваты спиртом, Хизер, не спрашивая Дерена, повернула его лицо за подбородок к себе, после чего аккуратно приложила смоченную ватку к разбитой губе парня пальцами. — Дерен Форд, ты самый безрассудный человек в мире. И, к тому же, всё такой же идиот, — строго начала она, но вдруг выдохнула, и её доселе хмурое выражение лица смягчилось. Хизер отвела взгляд, после чего, негромко, добавила. — …Наверное, за это ты мне всегда и нравился. «Моим главным безрассудством было уйти от тебя и оставить на съедение этому козлу», — подумал Дерен. Но вслух ничего не произнес, потому что на самом деле все было гораздо сложнее. ГЭКК и проект «Чистота». Долг перед отцом и судьба Убежища 13. Там было много вещей, которые были больше них, и слишком юные чувства не смогли это пережить. Поморщившись от осторожного прикосновения проспиртованной ваты к разбитой губе, Дерен перехватил кисть Хизер. Ладонь у нее была все такой же узкой, пальцы тонкими. Он слегка сжал их и выпустил. — Кажется, я развалил твой брак, — виновато сказал он, отвернувшись. — Издеваешься? Я пять лет мечтала выстрелить в этого придурка… — выдохнула Хизер, покачав головой. — И перестань строить это виноватое выражение лица. Глянув в окно на проплывающие мимо светлые фанерные дома, девушка откинулась на сидение автобуса, которое вдруг показалось ей самым удобным в мире. «Прости меня, отец. Наверное, я действительно не достойна быть твоей дочерью», — с горечью подумала лейтенант, прикрыв глаза. Что бы сказал Август Отем, узнай он, что спустя пять лет так и не стал дедушкой, а Хизер вдруг начала терять всю свою светлую веру в Анклав, которая раньше была её единственным стержнем? Дерен молчал, глядя на меняющийся за окном пейзаж, и не до конца осознавал, сделал он что-то хорошее для Хизер или наоборот — нечто ужасное. Псина у Форда в ногах дремал, положив голову ему на ботинки, солнечные лучи заглядывали в салон, и все казалось таким мирным, если не думать о том, куда они направляются. Ясно было одно — стоило им оказаться рядом и проклятие вновь вступило в силу, насылая на них беды одну за другой. Что ж, по крайней мере, на этот раз им не надо было заключать сделок или делать друг другу одолжений — впервые за долгое время они были на одной стороне.