Божественный холод

Вместо бесконечного огня и вязкой лавы, как было в прошлый раз, перед глазами мелькали звёзды. Много-много разноцветных маленьких звёздочек (преимущественно жёлтых), устраивающих утренний танец с негласным названием «Ты наконец проснулся, дурень? Время хоть видел? Приведи себя в порядок!». Да, весьма длинное и содержательное название для простого весёленького кружения на потолке, но оно сейчас как ничто другое отрезвляло туманный разум, что решил расслабиться, когда появилось относительно безопасное пристанище. Парень тупо пялился раскосыми глазами на недавно забитые гвоздики, даже не меняя позу, в которой он проснулся: одна рука запрокинута наверх, другая держится за натянутую простынь, спадающую с матраса водопадом, третья упирается в каркас… Стоп, откуда у него третья рука? Что это за фигня! Голубые радужки поползли в сторону третьей руки. Это была нога. У него есть ноги? Ужас, до чего мир дошёл! Русые кудряшки расползлись по потному лбу, приплющиваясь и превращаясь в насаленные верёвочки — стоило бы помыться хорошенько. Щёки слегка покраснели, а поры расширились от жара, наполнявшего скромное помещение. Толстовка была задрана, полностью оголяя туловище, а одеяло вообще, кажется, улетело за три Галактики от тела, тепло которого оно должно было удерживать. Жарко, потно и склизко. Хуже, чем в Аду! Но главное, что мучило размякшую башку помимо лёгкой мигрени, так это причина возникновения такой температуры… На ночь парень печь точно не затапливал: забыл, так как слишком устал. На улице явно, как всегда, минус квадриллион. Так откуда, вашу мать, этому жару взяться? — Бли-и-ин, — протянул сонным, разморённым голосом юноша, без сил перекатываясь в сторону, чтобы свалиться с кровати. «Надо построить баню, а потом голышом в снег прыгать — закаливаться. Тогда уж мне любые температуры будут нипочём. Можно, в принципе, заняться этим прямо сейчас», — с громким стуком юноша приземлился на прохладный пол и тут же подскочил, скрипя костями и вызывая тем самым боль в суставах. «Не идти же мне к этому Люциусу-полубогу что-то предъявлять в таком состоянии. Надо выглядеть цивильно, чтобы он думал, что я обращаюсь серьёзно, без шуток… Хотя он говорил, что юмор не понимает. Надо бы анекдотик подготовить… Да ну. Чего это я… Уже анекдоты с ним травить собираюсь! Ещё бы и по стаканчику тёмного нефильтрованного пропустить собрался! Бр-р-р. Он же чёртов подросток», — совсем не задумываясь о том, а сколько же лет ему самому, парень потёр затылок, потянулся, надел очки, которые оставил на верстаке вчера, завязал на шее бандану, открыл дверь в приятную прохладу и пошагал по снегу в направлении к загону, в котором находилось уже не двое животных, а целых четверо. «Ура, победа!» — вытащив из пространства несколько кучек мха, он разложил их перед скотом, а сам забрался в загон, отвлекая мать от её овечьих дел и трапез, чтобы подоить. — Милочка, поделись, пожалуйста, — и, улыбнувшись безнадёжно жуткой улыбкой, юноша подставил найденную в домах кружку под набухшие соски, садясь на колени перед овечкой и начиная столь занимательный процесс, как дойка. Руки нащупали вымя, похожее на коровье, только с двумя остроконечными розовыми сосками вместо четырёх кругловатых, от которых так и веяло теплом, а после нажали, чуть дёргая за него. В стакан приземлилась плотная струя густого молока, больше похожего на сметану по консистенции, от которой поднимался невысокими башенками пар. Овца сначала пыталась брыкаться, но юноша очень вежливо-тире-грубо потрепал её по спине, отставив стакан, и она, кажется, успокоилась (её заставили). Трёх четвёртых стакана дармоеду вполне хватило: он понимал, что если полностью выдоит овцу, то той нечем будет кормить его будущий ужин, да и та специально напрягала мышцы, чтобы потерять меньше корма для детишек, так что упругая струя начала плескать каплями уже после второго движения человеческой ладони. С радостью поднявшись на ноги и запрокинув в глотку полученное средство выживания, юноша слегка поморщился. Овечье молоко было непривычно жирное, но с приятным сладковато-сливочным вкусом. Вот же ж везёт ягнятам, которые этой вкуснотищей каждый день питаются! Мелкие засранцы. Перепрыгнув через ограду, парень отряхнул руки, начиная делать ими круговые движения в районе плечевых суставов, а после продолжительного хруста выдохнул и открыл пространство, доставая оттуда доски и начиная строить баньку, в которой он сможет смыть с себя всю грязь, что накопилась на поверхности тела в достаточном количестве после всех ужасающих приключений (в основном, болезненных падений, которых он пережил за краткий промежуток времени слишком много для нормального человека). Доска за доской, доска за доской. Строительство продвигалось подозрительно быстро, словно по маслу. Может ли среднестатистический человек потратить на постройку бани всего полчаса, так ещё и получить в конце идеальный результат? Уголочек к уголочку, гвоздик к гвоздику, щепочка к щепочке. Совершенная форма относительно пропорций. Ни одного упущенного сантиметра. Разве такое возможно в реальности? Трясущиеся потные руки юноши принадлежат ремесленнику-гению? Даже Боги иногда создают что-то не настолько превосходное при помощи своих божественных сил, в отличие от этой грёбаной деревянной парилки. Где-то заплакали все архитекторы мира, создающие эскизы своих невообразимых работ, которые перенести в такой точности в мир невозможно. Странность растёт из странности при одном лишь приближении к этому аномальному парню, умеющему буквально… всё? Поймать овец? Без проблем! Обрезать рога? Не вопрос! Подоить… овцу? Каждый день так делаю! Построить хороший дом за один день? Вы ещё спрашиваете! Носить у себя в кармане что-то размером со слона? Могу и больше! Регенерировать с невероятной скоростью, становясь чуть ли не машиной, работающей на простой еде? «Такой вот я», — ответил бы Лололошка. Обычный-преобычный парень, который просто хочет жить своей обычной-преобычной жизнью. Вот только… Был ли он таким всегда? А когда было это всегда? Такое чувство, будто бы его жизни до момента появления на дереве и не существовало. Что было, когда он был младше? Что было, когда подрос? Где он научился вести хозяйство, сражаться и выживать? Откуда по всему телу расползаются белые зазубрины? Кто и когда их оставил? Их же так много! Хоть об одной юноша должен помнить! Хотя бы об одной. О любой… Даже самой маленькой! Самой крохотной! Но он не помнит. «А сколько мне лет?» — невольно закрался в голову вопрос, пока парень ставил внутрь бани (которая и баней полноценной назваться не могла бы, потому что сейчас более важным делом было просто помыться в тепле, а не воссоздавать дровяную печь с камнями) печку, затапливая её и занося внутрь пару вёдер снега, чтобы растопить его, а после доставая из пространства белый порошок, также найденный в одном из домов. Это была либо поваренная соль, либо сода (кальцинированная или пищевая, можно было легко проверить одним замечательным способом-экспериментом, что как раз и собирался проделать юноша с золотыми руками). Но на вопрос он так и не нашёл ответа в своей голове. У него не было особых морщин, даже мимических, ни одного седого волоска на голове или отросшей щетины. Никаких синяков под глазами, подростковых прыщиков и девственных усиков. Он был… просто… никакущим? Да. Не молодой, не старый. Но при этом все шрамы имели разную степень заживлённости. И были даже огромные — такие, которые, наверное, лет так двадцать ещё были бы красными перед тем, как посветлеть. Белые, безболезненные, утаивающие от юноши что-то крайне важное, прячась за тенью невиновности. Разве это хорошо? Разве это, вашу ж мать, хорошо? Высыпая из скромной глиняной баночки часть порошка в другую, крепкие руки прикрыли её крышкой, на время переставив на уже чуть разогретую печь, как на плиту. Дело осталось за малым: немного подождать. Руки схватились за края толстовки, с лёгкостью её стягивая. Вместе с ней полетело и всё остальное снаряжение. Штаны, нижнее бельё, кожа животного, носки, бандана — всё было отложено в сторону. В комнатушке начинала нарастать добротная для водных процедур температура. Принесённый с улицы снег стал плавиться, превращаясь в чистую водичку (неудивительно, вряд ли тут хоть кто-нибудь ходит и оставляет за собой кучу сора, что загрязнил бы её). «Я выгляжу на двадцать лет? Около того. Наверное… Но если считать шрамы, то на все пятьдесят! Как старик, ей-богу», — плавно прикрываемые ве́ками глазные яблоки были приоткрыты, чтобы разглядеть собственное тело. Кажется, будто парень никогда в жизни его и не видел до сего момента. Бледные, крепкие пальцы, чуть поджаренные солнечным светом с внешней стороны; длинные, почти каждую секунду напряжённые в плечах руки, способные переносить разнообразные тяжести и имеющие слегка округлую, сильную форму; широкие ключицы, незаметно мощная шея, держащая на себе ребяческую голову, которую часто заполнял опасный азарт; плотная грудная клетка, вздымающаяся и опускающаяся вниз без всякой болезненной задержки; пресс без кубиков, как у бодибилдеров, зато без ярко выраженного обвисшего живота или дряблой кожи; длинные, как у страуса, ноги с немного покосившимися, но упорно выдерживающими вес всего тела коленками и небольшим слоем мягкого жира, от которого нет смысла избавляться; и объёмные форменные стопы. В общем, полностью здоровый, работоспособный мужчина, способный вскопать огород, пройти без усталости несколько километров, поймать быка за рога и найти себе кучу девушек, что согласились бы вести с ним хозяйство. В самом расцвете сил! И всё бы ничего, если бы не куча этих непонятно откуда взявшихся белых полос. Серьёзно… Из нового только след бараньего копыта на ляжке. «Я как закалённый дед. Бе, выглядит ужасно. Конечно, под одеждой не видно… Но мало ли тут станет так жарко, что придётся полуголым по хозяйству расхаживать?» — это звучало как полнейший бред. «Да нет, бредятина…» Юноша вздохнул, почёсывая голову и заглядывая в прогревшуюся баночку. На стенках виднелись капельки воды. «Значит, пищевая сода. Замечательно! Вот это то, что надо», — юноша притянул ведро с водой из снега к себе, высыпая туда некую часть баночки и размешивая её. «Когда появится побольше овечек, надо будет сварить нормальное мыло из их жирка. Уже предчувствую! А пока довольствоваться надо малым. Раствор соды тоже сойдёт, чтобы смыть с себя всё сало», — беловатая водичка плескалась в ржавом железе. «А что я скажу, когда приду к тому сумасшедшему? Что я недавно родился, ничего не помню, не знаю, но хочу познакомиться с ним? Да ну, я же не хочу с ним знакомиться! Он меня скорее своим рабом сделает, нежели приятелем. Хотя, по его словам, мы уже достаточно хорошо знакомы, раз он так ждал встречи… спустя столько лет. «Столько» это сколько для него? Два года, пять, может, десять? Он считает себя полубогом, значит для него абсолютно другие единицы измерения времени, да?!» — руки приступили к очищению тела при помощи раствора соды. Сначала юноша опустил в него голову, начиная массировать свои некогда пушистые волосы. «Или, может, он не сумасшедший?.. А сумасшедший я? Надо будет расспросить его побольше обо мне. Вдруг и вправду знакомый? Не верится, что мы бы с ним хоть в чём-то сошлись. Грубый, капризный и высокомерный», — парень вынул голову из ведра и начал омывать успевшее порядком так вспотеть из-за температуры тело. С приподнятого носа скатывались тяжёлые горячие капли, пропадающие меж досок и растворяющиеся на земле. Много-много различного размера капелек, щекотавшие красные влажные щёки, приносили себя в жертву ради соблюдения гигиены и удобства. Мышцы приятно размякли. «Если задуматься, то я намного больше похож на сумасшедшего, чем он. Я не помню о себе… ничего. Ни того, как я рос, как я выглядел раньше, как называли меня родители и были ли у меня вообще родители. А он помнит своего отца, помнит кроме своего имени и моё… Помнит, кто он такой.» «А кто я такой?» — «Лололошка». — «Да, я Лололошка». — «Но кто такой Лололошка?» — «Не знаю». «А он знает, кто такой Лололошка. Надо будет постараться всеми способами помириться с Люциусом, пусть он мне и не нравится. Иначе… Иначе...» — парень поднял руками ведро с чистой водой и полностью вылил его на себя, смывая остатки соды. «Пора отправляться. Нельзя терять и секунды». Быстро отряхнувшись, юноша натянул одежду прямо на мокрое тело, прополоскал ротовую полость и выбежал в спасительный холод, оставляя дверь в баню нараспашку. Путь был недолгий, но морозный. Кончики волос, на удивление, даже каким-то невероятным образом начали подсыхать, а не замерзать намертво, покрываясь инеем. Что-то из ряда топ десять ломающих всю логику вещей. Делая шаг за шагом, юноша не сомневался, что зайдёт, с размаху выбьет дверь, пожмёт Люциусу руку, как своему братану, и всё у них будет замечательно! Вот только прямо на входе, у забора, парень резко встал на месте и робко протянул руку вперёд. Она не зажглась, как это было в прошлый раз. «Он больше не злится? Или не знает, что я пришёл? Или его нет дома? Если он полубог, то должен уметь пользоваться огненной магией как своей третьей рукой (которая у меня успешно оказалась ногой, я гений просто) и ставить постоянные барьеры. Значит, первый вариант! Повезло, что он не злится!» — с радостной улыбкой паренёк проскочил внутрь и настойчиво постучал в огромную дверь, возникшую перед лицом. По воздуху разнёсся звук сильного стука. Молчание… Тишина. Тишина… Тишина… Лололошка уж думал вламываться внутрь через окно, продумывал план и оправдание, как вдруг… — Ну и зачем ты пришёл, смертный? — разнёсся в голове единственный знакомый разумный голос. Он был громогласным, поражающим, тяжёлым, любопытным и в то же время ещё и раздражённым. — Я… Э-э-э, — тут парень задумался над своими вариантами ответа. Первый — соблазнительный подкат для настоящих кокеток, желающих заполучить сердце мужчины не через желудок: «А твои родители случайно не работают ювелирами? Тогда откуда у них такой бриллиант?» Второй, рисковый, но в духе настоящего приключенца, каким себя считал Лололошка — без лишних предисловий ворваться через окно, чтобы схватить злобного полубога, связать его и выпытывать информацию (при исполнении возможны многочисленные ожоги третьей и четвёртой степеней — горячо, не лезь, дебил). Третий — сказать, что юноша заглянул сюда, чтобы подружиться с Люциусом. Если рассмотреть все варианты вместе, то из них выбивается явный претендент на успех, и это... — Слушай, а твои родители случайно не… ну эти… ювелиры? Ты же знаешь, кто такие ювелиры, да? — молчание. Тишина-тишина-тишина. Долгая и упорная тишина. Глаза за очками бегали, а на лице растянулась безнадёжная улыбка во все зубы. Он ещё и обратился на «ты». — Я знаю, кто такие ювелиры. Но… Боги не занимаются смертными делами. Они способны своими руками создать украшения, которые не повторит ни одно существо. Золото, серебро, платина, драгоценные камни… Никогда не понимал, зачем некоторым Богам все эти бесполезные безделушки. То-то дело, когда в них заключена магия. Хотя мне это не надо. У меня магия всегда с собой. — А, да-да-да, согласен, — парень был по-настоящему солидарен с полубогом. — Ну так что я… Это… Э-э-э… Ну, раз твои родители не ювелиры… или ювелиры, но косвенно, если умеют создавать украшения. Тогда откуда у них такой пропитанный магией сильный бриллиант? — всё вышло немного не так, как он ожидал, да и подкат перетерпел изменения. В воздухе не последовало даже лёгкого смешка из-за тупости произнесённого. — У отца никогда не было бриллиантов с магией. Только красные камни в одном браслете. Тебя интересует возможность заключения магии в камни? Пф-ф-ф. Так это ж легкотня для детсадовцев. Стоп… Так ты не ответил на вопрос! Лололошка! — голос мгновенно из весьма спокойного для такой огненной личности, как Люциус, перерос в озлобленный. — Зачем ты пришёл ко мне с такой чепухой?! Мне тебе снова волосы подпалить? Или… — Стой-стой-стой! Только не мои волосы! Их нельзя! — парень вскрикнул, завывая. — Я пришёл с тобой нормально поговорить! — О чём ты собрался со мной разговаривать, идиот? — после усталого вздоха проговорил голос, проникающий в самые дебри мозга без особых сложностей. — Я… — тут опять пришлось выбирать между правдой и ложью. Почему-то на подсознательном уровне Люциус не казался таким уж и опасным. Почему? — Я пришёл узнать, кто я такой, кто ты такой и что это за место, — руки сами поднялись в воздух в примирительном жесте. — К сожалению... — или к счастью, — я тебя не помню, а ещё не помню, как здесь оказался и почему. Ты единственное разумное существо, которое мне удалось встретить тут, так ещё и, видимо, мой знакомый. Поэтому я просто хочу поговорить, — и снова тишина. Кажется, в голове у этого полубога происходило очень много мыслительных процессов, противоречащих друг другу, что вызывало внутри разума диссонанс и не давало принимать решения быстро. Хорошо, что он вообще задумался над желанием Лололошки, а не сразу послал его куда подальше, как в прошлый раз. — Заходи, — сухо, но лаконично. Парень был готов запрыгать на месте от своего везения. Или это так повлиял его замечательный подкат за двести? Пальцы вцепились в кольцо, заменявшее ручку двери, потянули его на себя, и перед глазами открылся абсолютно невероятный вид. Разряжённый, серо-голубой воздух в помещении был больше похож на мягкую дымку, пропитанную сверкающим блёстками, словно маленькими звёздочками. Высокие стены тянулись к самому небу, соединяясь орнаментом в единой точке: разбитому в самой середине потускневшему витражу в виде солнца, сквозь который светило, висящее на небе этого мира, могло проникать внутрь, окрашивая всё вокруг в ужасные холодные тона. Стены были выложены цветной мозаикой, кое-где опавшей и испачканной, но всё ещё красивой. Главный зал был заставлен чередами лавочек без спинок, некоторые из которых были повалены в разные стороны и загораживали проход вперёд, к массивному орга́ну с длиннющими металлическими трубами, за которым виднелся ещё более огромный витраж, выложенный самыми разнообразными стёклышками. Глаза касались то одного, то другого узора, пытливо разглядывая их. Даже на полу был какой-то непонятный рисунок, засыпанный пылью. Кожа покрылась мурашками. Изнутри эта церковь выглядела намного больше, чем снаружи. Словно настоящий замок… Кажется, когда-то здесь собиралось много-много людей. Кому они поклонялись? Неизвестно. Но всё это, по сравнению с бедной деревушкой, выглядит просто невероятно… Кончика подмёрзшего носа коснулось летучее тепло. У круглого витража за органом материализовалась знакомая фигура, стоящая спиной к парню и скрестившая спереди руки. Разноцветные лучи оставляли на чужих светлых волосах яркие пятна, превращая и самого Люциуса в красивую мозаику. Блестящий, расписной, как будто из-под чьей-то кисти вылез и убежал. Он пару раз нервно постучал своей туфлей по полу, из-за чего по помещению разнеслось неописуемое эхо, а после обернулся, сощурив свои глаза. Лололошка тупо глядел ему в лицо, не понимая, что и ответить, ведь душа была готова вырываться от развернувшегося перед глазами. В голове промелькнула мысль, что полубог выглядит сейчас очень даже симпатично и что кажется, словно он собирается сесть за орган и виртуозно сыграть на трёх клавиатурах какую-нибудь невообразимо сложную, певучую мелодию, которая будет так же эхом доноситься до заложенных звуками ушей. Его глаза светились намного ярче, чем в первую их встречу. Теперь они оба были чистыми рубинами — раскалёнными, горящими камнями. Люциус пару раз постучал пальцем по месту сгиба своей руки, где собралась складочками рубашка, а потом вскинул голову, хмыкнув. — Пойдём отсюда. Тут говорить неудобно, — парень чуть не вскрикнул от акустики. Пусть сейчас полубог и не посылал свой голос прямо в мозг Лололошки, казалось, будто он прополз не только в мозг, но ещё и по каждой косточке прошёлся. Потом… Стук-стук-стук. Стук каблуков. Навевает… воспоминания. Кто-то давным-давно так же стучал каблуками, идя по коридору. На секунду застыв, парень тут же двинулся вперёд за Люциусом, который уже успел свернуть в маленький коридор с кучей дверей. Пол был выложен узорной плиткой. С одной стороны стены — двери, с другой — витражи. Кажется, вся церковь была в витражах. Могли ли рисунки на них что-то означать? Возможно… Стоит потом спросить. Полубог двигался так, будто бы это была его собственная церковь. Уши заполнила давящая тишина. Лололошка сам был неразговорчив: он больше любил слушать и думать что-нибудь про себя, и поэтому сейчас нервы слегка покалывало от молчания. Люциус открыл дверь, находящуюся чуть ли не в самом конце коридора, слегка придерживая её и намекая взглядом, чтобы Лололошка зашёл. Человек же, не ожидая такой вежливости от полубога-подростка, нахмурился, встал на месте и тихо, стараясь не поднимать ярость, что недавно улеглась в чужой душе, спросил: — Можно заходить? — на что получил ответ: — А я для кого дверь держу, дурень?! В этих людских поганых книжках по этикету было написано, что гостю надо придержать дверь, чтобы он зашёл. Меня обманули, что ли? — Нет! Не обманули. Я просто не ожидал, — парень поспешил занырнуть в комнату, только лишь завидев, что Люциус начал хмуриться и поджимать губы. Помещение оказалось не таким просторным, как главный зал, потому что почти всё пространство было заставлено полками с многочисленными книгами. Прямо посередине стояло два кресла, обшитых обычной кожей (около ножек одного из них были свежие царапины, кажется, его притащили сюда относительно недавно). Юноша, совсем не стесняясь, начал всё обследовать, разглядывать каждую полочку на наличие чего-нибудь полезного для выживания, только вот было слишком темно: ни одного окна или свечки. Почти кромешная темнота. — Как ты читаешь книги в темноте? — спросил Лололошка, жмурясь и проходя к одному из кресел, чтобы присесть, и как только он опустился в него… перед глазами вспыхнул огонёк, который до усрачки напугал бедного парнишу, заставляя того улететь на орбиту. Этот огонёк прокружил в воздухе и опустился где-то в тени, зажигая пару красных лампадок. — Ха! — усмехнулся Люциус на испуг своего гостя. — Я не умею читать в темноте, — произнёс он уже после, более серьёзным голосом, закрыв дверь. Когда он это сделал, в комнате стало тепло, из-за чего руки юноши самостоятельно потянулись к одежде и оторвали от неё накидку с шапкой и шкурой, обмотанной вокруг ног, что сразу же полетели в сторону. Полубог подсел на второе кресло, сжав свои колени вместе и сложив руки в замок. — Ты хотел поговорить, да? Спрашивай же что угодно у Великого Люциуса! Лололошка, кайфанувший от тепла и закинувший голову назад, тут же ожил: — Что угодно? Да? Тогда сначала… Ты знаешь, кто я такой? — он с надеждой взглянул на своего информатора. — Ты — Лололошка, очевидно, смертный. — Это и я знаю! Ладно… А ты не знаешь, каким образом я тут оказался? — юноша напрягся, со всей серьёзностью глядя в лицо полубогу. — Четырьмя главными Божествами: Агнием, Аквой, Эко и Аэро — было создано множество миров, за которыми до сих пор следят полубоги, их дети. И перемещаться между этими мирами без всяких примочек типа тех каналов, которые вы когда-то выстраивали, имеют возможность только божественные сущности или мутанты. А-ха-ха! — Лололошка напрягся ещё сильнее. — Так вот, ты один из мутантов, который может ходить по мирам. Вас не так много, если честно, но я слышал даже, что есть место, где такие, как ты, собираются вместе. Даже на маленькое государство похоже! — вся эта лекция была разбавлена смешками полубога, схватившегося пальцами за подлокотники и раскрывшего губы, высвобождая с улыбкой на свет ещё и свои острые клыки. Лололошка напрягся так сильно, как никогда в жизни. Голова забурлила. Миры, хождение по мирам. Он правда умеет ходить по мирам? А каким образом? Для этого есть специальная магия? — Знаешь, я узнал, что ты мутант, только под самый конец, когда ты просто предательски испарился, не сказав и слова. Тогда мне старик Бастиан начал затирать что-то про тебя, твои возможности, органы какие-то и так далее. Ха-ха-х! И знаешь… Самое смешное в том, что ты, наверное, самый отстойный мутант во всей Мультивселенной. А-ха-ха-ха! Пока все просто спокойно перемещаются туда-сюда, ты умудряешься полностью всё забывать, — он смеялся; смеялся много и громко, нарочно, будто заставлял себя. — Ты же ничего не помнишь о том, где был перед тем, как появился здесь, да? Так это вот последствия твоих гениальных переходов! Ты, может, уже все возможные миры обошёл, а ничего не помнишь. И меня тоже не запомнил, хотя стоило бы. Ведь я Люциус, полубог Ада. Только при помощи меня ты… — улыбка сползла с изящного лица, — смог обучиться заклинанию мгновенной переплавки руды в слитки, — он замолкнул, опустив увесистый, задумчивый взгляд в пол, а потом поднял голову к потолку. Эта информация объясняла абсолютно всё. Значит, Лололошка мутант, да? Человек с отклонением, открывающим проход в новые миры, который постоянно обнуляется. Правая рука схватила одну из высохших прядок чёлки, начиная покручивать её меж подушечек. — А… как и где мы с тобой познакомились? — А? Мы… Ну, — с тяжестью опустив блестящие стеклом глаза вниз, полубог вновь улыбнулся во все зубы. — Я тогда свалил в какой-то дальний мир, чтобы продумать план о том, как забрать мои божественные силы, которые украл совет, и ты любезно мне помог после парочки… приказов. «Что-то мне его россказни кажутся мутными… Не думаю, что я стал бы выполнять его приказы. Хотя… Он не кажется таким уж и плохим. Теперь». — Не веришь? — Люциус фыркнул, забросив ногу на ногу, — А ты ведь стал моей второй рукой после Воланда. Я планировал сделать тебя своим советчиком после того, как захвачу всю Вселенную, свергнув Богов. Но потом этот чёртов Джодах… В общем, силы мне не вернулись, но ты постарался на славу. — Стоп-стоп-стоп… У меня сейчас голова взорвётся. Кто такие Воланд, Джодах и Бастиан? — А-а-а. Точно. То есть ты сейчас только меня знаешь, ах-ха-ха? — Люциус ухмыльнулся. — Воланд — это тот ещё демонюга, мы вместе с ним в кучу заварушек попадали, когда у меня ещё были силы. В общем, мой… друг. Ты с ним знаком был. Сейчас он находится в мире, откуда ты успешно свалил. Джодах — это самопровозглашенный Бог, который сейчас играется со временем. Я точно не знаю, что лично там у него произошло с магами того мира, потому что он меня э-э-э… пригласил пойти с собой, и я согласился! Он у меня почти все божественные силы забрал при помощи способности поедать жизни. А Бастиан… это один из магов организации, которую вы все называли «Орден», а как по мне, это сборище магических профанов. В общем, вы с Бастианом, вроде, дружили хорошо. Ты его учеником был, всякие ингредиенты носил, как мальчик на побегушках для ритуалов. Было дело, да. Сейчас Бастиан мёртв. Уже как лет двенадцать. — Двенадцать лет?! А ты не знаешь, сколько мне было, когда я пришёл в мир, где с тобой встретился? — Да мы особо о тебе и не говорили. Я вообще думал, что ты из того мира, обычный парень. Но скажу, что ты вообще не изменился, как и я, пусть я и частично смертен. Бастиан рассказывал, что мутанты живут дольше остальных особей, — довольный своим рассказом, Люциус уселся в кресле поудобнее, ожидая ещё вопросов. Лололошка же получил совсем неполноценную картину о своём прошлом. Какой-то Джодах, игры со временем, демоны, Орден… И ничего знакомого. Абсолютно. Даже воспоминания, как бы могли выглядеть лица названных людей. Плохо. Парень тяжело выдохнул застоявшийся воздух из груди и снял за оправу излюбленные очки, тут же закрывая глаза ладонью и начиная их потирать, стараясь прийти в себя. Нет, конечно, он уже смирился со всей информацией, что получил, и готов жить дальше, но… было как-то сложно уложить всё это в голове. Получается, он непонятно сколько раз терял память и знакомился с новыми людьми, находя друзей и покидая их на целую вечность? Сколько он таким образом обошёл миров? А если он в один день просто уйдёт и отсюда? Что тогда? Ему придётся узнавать всё заново? И кто же ему расскажет обо всём этом, если Люциуса не будет? Страшно. Пальцы массировали глазные яблоки через прикрытые веки. Он не хочет забывать. Не хочет исчезать с лица земли. Это же как чистая смерть… Просто взять и потом не вспомнить всех тех, кто сложил твою жизнь, направив в определённое русло. Нет. Он не даст себе забыть всё это, даже если придётся остаться в этом мире на пару с Люциусом. С ним даже лучше, чем одному. Рубины опять забегали из стороны в сторону в неловком жесте, пока Лололошка не поднял свои голубые сверкающие надеждами глаза: — Извини, что я забыл тебя. Видимо, мы были друзьями, — на эти слова глаза Люциуса засверкали в ответ, хотя уголки губ и опустились в презрении. — Если есть возможность, то я хотел бы вновь подружиться. Ты не против? Полубог лишь вновь язвительно усмехнулся, что, кажется, означало согласие. Лололошку ожидал целый рассказ о том, как он смешно прыгал в воду, когда пытался пройти в личный замок Люциуса, и как припёрся к нему с ягодами после просьбы принести еду. Это был долгий рассказ. И в каких-то местах не слишком правдивый.