Падающая звезда для Ведьмы

      Всю мою жизнь родители давали мне столько свободы, сколько я требовала. Я нередко слышала от друзей-сверстников, что их заставляют бывать на семейных вечерах, жертвуя собственными планами. Ни мама, ни папа никогда на этом не настаивали — я всегда сама рвалась находиться как можно ближе к семье. У меня было прекрасное детство в окружении любящих тетушек и дядюшек. Как единственной девочке в младшем поколении, мне уделяли бесконечно много внимания. Самые красивые платья и чудесные подарки, прогулки везде, где мне только хотелось.Маленькая принцесса, которой можно все, — именно так я себя ощущала. Дочь Верховной Ведьмы, наследница, самая большая надежда обоих миров, первая ведьма ночи, рожденная в новой Эпохе. Асель Охтова-Шайдурихина — мое имя, которое я тщетно пыталась забыть.       Я смотрела в мамины глаза и чувствовала, как тоска поднимается из самых глубин моего сознания. Не было и дня, чтобы я не вспоминала ее ласковые руки и нежный голос, которым она пела мне колыбельные. Прильнуть бы к теплой груди, забыть обо всем, снова ощутить себя маленькой девочкой, для которой готовы были свернуть горы. Ни капли осуждения, никакой злобы; мама и не ругалась на меня никогда, потому что причин не было — больше всего на свете я боялась разочаровать их с папой.       — Асель, — мама повторила мое имя чуть громче и, прихватив полы своих длинных юбок, побежала ко мне. Не верила. Плакала. Слезы так и катились по ее щекам, капая на пол.       — Мама, — я вздохнула, сжав манжеты. — Мамочка…       Между нами лишь пара шагов, а в моей душе — неукротимая буря сомнений и страхов. Я не могла поверить, что после моего предательства мама так быстро простит меня. Я ведь совершенно безжалостно разбила то, что кропотливо было создано ее руками — нашу семью, большую, невероятную, сплоченную. Множество историй, рассказанных о том, как мама и тетя Дорофея выстояли против самого могущественного беса обоих миров, о том, как папа, едва не жертвуя собой, покорил мертвый огонь Самайна и защитил свою нареченную вопреки всему. Я чувствовала себя трусливой предательницей, забывшей обо всем, во что верила моя семья. Дала слабину, оступилась…       — Милая моя, доченька… — мама налетела порывом, чуть не снеся меня с ног. Я опешила, боясь даже выдохнуть. Она обняла меня крепко, прижала к себе, принявшись целовать в макушку. — Что же ты, моя маленькая… Асель… — я ужаснулась тому, что она начала тихо завывать на одной ноте, лихорадочно стискивая ткань на моей спине. — Мы так искали тебя… так ждали!..       — Ругайся, прошу, — взмолилась я, не смея обнять в ответ. Мама всхлипывала. — Накричи. Скажи хоть что-нибудь!       — Я так скучала, — прошептала она, а я вздрогнула. — Я так люблю тебя. Моя маленькая ведьмочка.       И внутри меня взорвалось слепящее солнце. Я дала волю слезам, захлебываясь в них, словно в могучих волнах. Так мы и стояли, прижатые друг другу, совершенно обессиленные, истосковавшиеся, озябшие. Родное тепло окутало меня с ног до головы. Это неожиданное спокойствие выбило меня из колеи — я почувствовала, как подогнулись колени. Легкие горели от рыданий, руки дрожали; я комкала мамины одежды, держалась за них так крепко, словно боялась утонуть. Мама пахла хлебом и деревом, совсем немного цветами и шоколадными конфетами, которые очень любила. Пахла домом.       Миклаш деликатно оставил нас наедине, выскользнув в коридор, но я прекрасно знала, что мы с ним скоро увидимся. Во всяком случае, он обязательно вернется, чтобы доложить Верховной о волнениях в Белых Росах.       — Прости меня, — я нашла в себе силы только на слабый шепот. Мама обняла меня крепче, продолжая всхлипывать. — Я просто…       Что там «просто» я рассказать не успела — в коридоре загрохотали шаги, и мы с мамой одновременно обернулись. В Эрмитаже запрещено использовать телепортационную магию, это я уяснила с детства. Приходилось шнырять по многочисленным галереям и ходам, чтобы найти нужную комнату. Мысли мои в этот момент тоже метались из стороны в сторону. Я точно знала, кого сейчас увижу, и оттого болью стянуло сердце.       — Асель.       Папа застыл в широких дверях, а я замерла в маминых объятиях, боясь пошевелиться. Он тоже плакал, и при виде его слез я возненавидела себя еще сильнее. Армана Шайдурихина знают как самого могущественного некроманта обоих миров, героя Бесовой войны, но никто никогда не скажет, что его сломил побег единственной дочери, ее предательство, навсегда застывшее болью в черных глазах и морщинами на лице. Это я сделала, все моя вина.       — Арман, — тихо позвала его мама, протянув руку вперед. Она всегда была сильнее, с этим не поспоришь. Папа дернулся всем телом и кинулся к нам, сжав обеих в сильных объятиях. Ни одного лишнего слова, только тишина и разбивающие ее всхлипы.       Я снова почувствовала себя маленькой девочкой, которая ослушалась родителей и убежала на окраину Синего леса, когда мы были в гостях у тетки. Меня тогда искали весь день, обнаружив заснувшей на пне под присмотром лешего. Мама тогда проплакала два дня, не отпуская меня ни на шаг, а я пообещала себе, что больше никогда их не подведу. То был день, а здесь я вернулась только через три года. Так было ли мне прощенье?       — Простите, — выдохнула я, спрятавшись в родительских объятиях, словно в крепости. Они и были моей крепостью, неприступной, мощной. И разрушить ее могла только я сама.

***

      К вечеру о моем возвращении, казалось, знал весь Чароград. На улицах зажигали огни, а к Эрмитажу стягивались толпы взволнованных родственников. Я не была уверена, что смогу пережить такую скорую встречу со всеми, кого я оставила, но так будет правильно. Они имеют право услышать мои извинения. А я так хотела вернуть то, что потеряла.       Все это время мы с мамой просидели в обнимку. Она шептала что-то ласковое, совершенно неважное, а я слушала слова, словно колыбельную. Все дела Верховной она передала Айке — старой сварливой кикиморе, но и та не задали лишнего вопроса, молча выслушала указания. «Хозяйская дочь вернулась», — шептались по углам все обитатели Эрмитажа. И было в этих словах осуждение, была и радость, непонимание, раздражение, облегчение. Я не была важной фигурой на этой доске, но все огни Чарограда сегодня горели для меня.       — Где же ты была? — осторожно спросила мама, когда Эней сообщил о том, что Верховная Ведьма Дорофея Кудесова скоро будет здесь. — Мы искали по обоим мирам. Камерунские шаманы, австралийские ведьмы — все они рыскали да не нашли.       — В деревне под Питером, — нехотя отозвалась я. — За Кудровским болотом.       — Совсем рядом, — мама грустно улыбнулась, сжав ткань на юбке. — Знаешь, Мирону и Энгелю пришлось ехать в Магическую Германию, чтобы просить о помощи графа Кёнинга.       — Да, — я отвела глаза. Мамин фамильяр — серая лисица по имени Рада и моя Сиера свернулись друг подле друга, сладко дремля. Тоже соскучились.       — Серафим искал пуще других, — неожиданно произнесла мама, а я вздрогнула, вернув на нее взгляд. — До конца искал. Я уверена, он и сегодня шарил по ближайшим лесам.       Мы с Серафимом были друзьями, лучшими друзьями. Ближе двоюродного брата у меня никого из ровесников не было. Он родился ведьмачом — мужчиной-ведьмой, совсем как дядька Елисей. Их было всего двое на оба мира, почти как ошибка природы. Так бы и считалось, если бы моя прабабка продолжала быть Верховной да только изменилось все лет сорок как. Серафим стал сильным ведьмочом, величайшим за всю историю, я уж точно ровней ему не была, слабая, испуганная собственным даром.       — Он злится, да? — хрипло спросила я, боясь услышать ответ, который и так прекрасно знала.       — Больше всех нас, — мама юлить не стала и поморщилась; видимо, воочию видела приступы гнева Серафима Кудесова. А гневаться он умел так, что воздух взрывался и полыхал. — Но он больше всех нас и жаждал тебя найти, Асель. Удержи эту дружбу, — мама поцеловала меня в лоб и улыбнулась. — Пойдем.       Я поднялась следом за ней, на негнущихся ногах идя в залу, в которой обычно справляли праздники, а не возвращение блудной родственницы. Я нахмурилась, подумав о том, что совершенно не заслуживаю всего этого внимания и этой любви. Взбалмошная девчонка в двадцать восемь полных лет не сумевшая найти с собой общий язык. Артемна сказала мне освободить узника Драконовой Башни — куда уж, если я и себя освободить не могу.       — Ты можешь уйти домой, милая, — не глядя на меня сказала мама, сжав мою ладонь. — Я открою тебе кроличью нору в нашу квартиру на Невском.       — В Эрмитаже нельзя баловаться магическими переходами, —напомнила я, заулыбавшись.       — Я придумала это правило, — мама тихо рассмеялась, угадав мой ответ. Нет, я не сбегу больше, хватит.       Шумные радостные голоса стихли, стоило мне заявиться на порог. Откуда-то сбоку вышел папа, остановившись у другого моего плеча. Я не могла видеть, но точно знала, что мама взяла его за руку, что-то прошептав. Самая нелепая мысль, которая пришла мне в голову в этот момент, была о том, что у мамы и папы были одинаковые косы, свитые из волос в разных манерах. Я могла поклясться, что они же друг другу их и заплели. Хоть звезда с неба упади, но это не изменится никогда.       — Асель, миленькая! — бабушка отмерла первой, бросившись ко мне навстречу. Ведьма Ефросинья была маминой теткой, но у меня бы язык не повернулся назвать ее по иному, нежели как «бабушка». Колдунья прижала меня к своей груди, а я насмешливо подумала, что сегодня меня заобнимают до смерти. — Бесстыдница! Да как тебя угораздило! — она свела брови к переносице и тут же скривила губы, силясь не заплакать.       — Ну-ну, Фрося, — дед Егор мягко отвел ее в сторону, улыбнувшись в усы и пригрозив мне пальцем.       — Путешественница, — прогрохотал Мирон и покачал головой. Отцовский ученик, самый умелый кузнец Урала и Сибири, дядька был маминым тезкой, а мне — дельцем подарков.       — Оставь, — снежный колдун, Энгель мягко коснулся мужьего локтя и смерил меня долгим взглядом. — Вернулась же, это ли не главное.       — Главное, — кивнул ведьмач Елисей, потянув меня к столу. — Садись и все рассказывай, беспутная. Зачем же? Мы бы помогли, все решили.       Все бы решили. Все бы решили… Я захлебнулась воздухом, не сводя с него взгляда. Жаль, что эти слова я услышала уже после того дня, когда недовольная толпа колдунов и волшебниц назвала меня бестолковой дочерью Верховной, которая «и советом помочь не может».       Мама мгновенно заметила перемену в моем лице и оградила ото всех, осторожно обняв за плечи. Гвалт стих во второй раз. В моих глазах застыла память о том дне, когда я решила, что больше не стану позорить своих родителей, что больше никогда не дам повода усомниться в маминой власти как Верховной.       — А ну отошли от девчули, — я узнала голос тетки Яны, и даже улыбнулась. Видимо, та опоздала и услышала только последние упреки Елисея, своего родного брата. Признаться, порой я сама путалась в этой семейной паутине. — Налетели как коршуны. Такие разговоры после медовухи вести надо, а не на голодный желудок.       — Тебе ли не знать, — проворчал Елисей, но перечить младшей сестре не стал.       Стоило всем рассесться за столом, обстановка стала менее напряженной. Эрмитажные повара наготовили на славу — тут и о блудной родственнице не вспомнишь. Я смотрела на свою тарелку, воровато оглядываясь по сторонам. Не хватало двоих, тех, кого я хотела бы увидеть сейчас больше всего на свете.       — Серафим не придет, — заметив мой взгляд, заявила Яна. — Племяшка дуется очень. Сказал, раз ты в безопасности, то и леший с тобой. Долго же тебе придется с ним возиться.       — Лука будет позже, — добавила мама. — Им с Тимьяном дольше всех добираться. Глава Дома Лоймола был по делам семьи в Чар-Венеции.       — И чего его в Италию понесло, я не понимаю, — вклинилась тетя Агния, сестра вышеупомянутого Тимьяна. Она была маминой подругой с незапамятных времен, поэтому даже не кровно стала частью нашей огромной семьи.       — А Доро…?       Закончить я не успела — хлопок телепортационной магии всех оглушил, а следом за ним послышались сдавленные ругательства и проклятья. Мама раздраженно стукнула по столу кулаком, явно собираясь надавать нарушителям по тыкве. Папе пришлось силой придержать ее за плечи.       — Я же предупреждала, что кроличьи норы разрушают внутреннюю магию Эрмитажа! Ты хоть знаешь, сколько дней картины Рембрандта будут ворчать! Я заставлю тебя это слушать, Дорофея!       — Отстань, старуха! — отпарировала ввалившаяся в залу ведьма с ярко-розовыми, зефирными волосами. Дорофея Кудесова была метаморфом, а по совместительству четвертым человеком после родителей и Серафима, который любил меня больше прочих. — Я в печали. Любимая племянница сначала пришла к тебе, а не ко мне, — Дорофея театрально изобразила обморок, оперевшись на плечо одного из своих мужей, Верховного шамана Урала, Чунты Тамру. — А я думала, ты меня любишь больше мамки!       — Избавь нас от своей дурости, — поморщилась мама. А ведь не скажешь, что из двух сестер она младшая.       — А ты — от своего занудства. Знаешь, Арман, в вашем дуэте я всегда тебя считала старым ворчуном.       — Можно я просто не буду тебе отвечать, Дорофея, — папа вздохнул, сдержанно кивнув еще одному вошедшему, Ярославу Арефьеву. Я не знала наверняка, но говорят, что очень давно они недолюбливали друг друга, и не так, как обычно недолюбливают мужья двух сестер. Была за этим какая-то темная история, в подробности которой меня, конечно, не посвятили.       Я улыбнулась, молча поднявшись изо стола, и обняла тетю, прижавшись щекой к ее кожаной куртке, пропахшей уральским холодом. Дорофея перестала возмущаться и шумно вздохнула. Она не говорила о том, как скучала, не обвиняла, не пыталась понять. Она просто молчала, и сейчас это было самое нужно и правильное, что можно было сделать.       — Простите меня.       Мама подошла сзади и обняла меня со спины, хлопнув Дорофею по плечу. К нам прибились папа, Чунта и Ярс. Потом Елисей. Мирон и Энгель. Бабушка и дедушка. Тетя Яна, ее родители, младший брат Серафима, Алек, их отец Федор и мама Аглая. Тетя Агния и Римма. Все, кто пришел сюда ради меня и ради нашей семьи, большой, такой чудесной.       Я прикусила щеку изнутри, чтобы не заплакать. Я утонула в тепле и любви, и даже холод далеких звезд не смог бы этого изменить. Я знала, что Артемна смотрела сейчас на меня с неба и смеялась своим бесчувственным смехом. Но даже она не сможет обесценить силу этой магии.       Силу этой любви.