TIME ADAPTER: step_by_step

      А Сатору-то был прав. Шляпа действительно принадлежала той женщине.       Двадцать гектаров чистой живописи, распростёртые вширь и вдаль, радовали глаз. Порывы ветра доставляли аромат винограда и тепла с самых дальних плантаций.       Они так и встретили её, сгорбившуюся над золотым полем, с толстенной охапкой колосков в плетёной корзине. Женщина оказалась старше, чем Годжо её представлял. Возраст этой старушки удивительно плохо сочетался с её занятием.       — Госпожа? — откликнул Сатору женщину в измятой хлопковой рубахе.       Учтивые старушачьи глаза, паутинками расплетающиеся от внешних уголков до одряхлевших щёк, обратились к нему.       — Вы её нашли. — первым же делом подтвердила она по-своему роскошным тоном. Обращение «госпожа», произнесённое лишь чтобы немного польстить, в полной мере ей подходило.       Откинув негнущейся рукой косынку с головы, женщина протянула к Годжо открытую ладонь. Она не смотрела ему в глаза — она глядела куда-то в грудь: то ли рассматривала пуговицу на одежде, то ли общалась глаз на глаз с его душой.       — Дитя, ты и не представляешь, какое милое дело делаешь, возвращая её мне.       Забрав шляпу из рук в руки, она с улыбкой оглянулась на остальных девочек. Нанако уловила в её взгляде какое-то необъяснимое приподнятое настроение. У Мимико по спине пробежались мурашки.       Новый порыв ветра встрепенул пшеничное поле, и оно вздулось пухом, налетевшим в густые посевы с тополиной рощи, из которой группа путников только-только вышла. Крохотные пушинки вертелись над их головами, как вопрос на кончике языка.       Годжо спросил за всех:       — Вы будто бы знали, что мы придём. Вы нас ждали?       Женщина молча перевела взгляд вверх, на парящий повсюду пух.       Выставив всё так, словно Годжо дразнился, она хохотнула:       — Да, мальчик. Я слышала ваши шаги за много вёрст. — по её сухой ладони проскользила пушинка, но загорелая кожа была настолько огрубевшей, что сложно сказать, почувствовала ли старушка хоть что-то.       Она вздохнула:       — Эти клочки пуха кажутся мне живыми. Когда я представляю, что это маленькие чайки, то чувствую себя великаншей. — она вновь посмеялась, а затем усадила на макушку соломенную шляпу, и алая лента взметнулась языком пламени. — О, мы с моим Джорджем частенько выходили посмотреть на чаек, когда жили у моря.       — Ваш муж? — уточнил Сатору тихонько, незаметно обламывая колосок, чтобы занять рот.       Старушка согласно помычала.       — Он был рыбаком и дело своё любил. Мы жили у моря. Правда, меня от запаха прибрежного йода, бывало, тошнило. Когда он об этом прознал, то стал прикармливать у нас на окне чаек. Они часто ошивались у базара и пачкались там в мешках корицы, цикория, иногда гвоздики… А потом прилетали к нам. После их визитов пахло пряностями, за которыми морская соль и йод не ощущались, а Джордж от приправ нескончаемо чихал. — она небрежно махнула в сторону. — Эх, старый дурак.       — Какой заботливый муж, ваш Джордж. — любезничает Сатору, пожёвывая колосок, — Предприимчивый, к тому же! С такими людьми приятно иметь дело. Тем более, если это дело — брак.       — Я его любила. — смеётся старушка.       Сатору улыбается в ответ. Она его любила — а значит, Джордж мёртв.       Неожиданно Нобара воскликнула, взметнув палец вверх:       — Смотрите!       Прямо над их головами пролетела целая стая огромных аистов. Один из них был особенно красив: с толстым брюшком, сильным клювом и выдающимся чистым хвостом. Именно с его крыла опало перо. Прежде всех его заметил Сатору.       Старушка была то ли подслеповата, то ли подглуховата, но среагировала на аистов последней и медленно, будто боясь поломаться в шее, приподняла голову. Было заметно, что ей гораздо привычнее всматриваться в землю, чем в небо.       Но аистов она так и не увидела. И даже не узнала, что должна была их увидеть — Сатору сдвинул соломенную шляпу так, чтобы она закрыла старушке обзор.       — Придержите, пожалуйста. На вашей милой пляпке мошка. Я её сниму.       Но, конечно же, никакой мошки и подавно на свете не рождалось. Сатору, используя бесконечность и её отталкивающие свойства, высоко-высоко подпрыгнул, схватил то самое перо, опавшее с крыла птицы, и бесшумно приземлился, справившись за пару мгновений. Стая аистов к тому времени уже напоминала исчезающую за лесом точку.       — Готово.       Старушка приоткрыла лицо, немного сощурившись от яркости солнца. Годжо непринуждённо продолжил:       — Представляете, только что мимо пролетела гигантская чайка. Странно, да? — он протянул белоснежное, пышное перо приятно удивлённой женщине. — Она попросила меня передать от вашего мужа привет и полетела дальше. Насколько я могу судить сквозь свой небогатый опыт, её дорога вела в рай.       Старушка так повеселела, что морщинки на лице стали в два раза глубже. Радость делала её старше, чем оно было на самом деле.       — О, мальчик. Ты удивительный человек, раз с тобой происходят такие удивительные вещи.       Сатору лишь развёл руками:       — Что вы, удивительное случилось с вами. Я просто оказался рядом.       Маки всё время чужого разговора, в котором едва ли желала принимать участие, поглядывала на небо. Солце сдвинулось примерно на полчаса с тех пор, как они начали путь. Время заканчивать беседу.       — Это хорошо, что вещь нашла своего владельца, но, как это ни печально, нам пора. Годжо. — она подошла ближе, скрестила руки и понизила голос. — Нам пора, Годжо.       Девочки тут же двинулись вперед, вежливо, но коротко прощаясь со старушкой.       — Погодите. — сказал он то ли друзьям, то ли старушке, уже было вернувшейся к корзине с урожаем, — Моё имя Годжо Сатору. А как зовут вас, госпожа?       В магическом мире его имя было хорошо известно. Годжо подозревал её во владении силами, но даже Шесть глаз не могли это подтвердить. Как будто бы всё вокруг, включая целое поле, обладало сознанием этой женщины. Или это то, что простые люди называют «вкладывать в дело душу»?       Но никаких признаков узнавания не отразилось на загорелом, радушном настолько же, насколько и спокойном, лице.       — Моё имя ничего обо мне не расскажет. К тому же имена забываются в первую очередь. Лучше запомни меня как старуху, чуть было не посеявшую милую шляпку.       Последнее, что Сатору получил от этой встречи, прежде чем Нанако с силой утянула его за шиворот, это странное утверждение:       — Ты и правда удивительный, мальчик.

***

      — Ушли.       Едва эти слова прозвучали, тысячи улиток зашевелились, выползая из укромных мест под стеблями. Они перебирали усиками, потягиваясь из своих раковин, чтобы присосаться к какому-нибудь стебельку и аккуратно его подточить. Особенно ловкие умудрялись перевязывать стебли в пучки. Одновременно улитки побольше бодали пучки скошенной пшеницы поближе к расставленным по периметру поля корзинам.       И хотя работа шла медленно, можно вообразить, сколько собранного урожая выходило к концу дня. Капля, как известно, точит даже камень. Ну, а как бы ещё одинокая старушка смогла бы обрабатывать двадцать гектаров?       Пожилая женщина присела под тенёк у края колыхающегося поля. Палящее солнце полезнее, конечно, посевам, чем людям.       Она и не думала, что повстречает этого мальчика вновь. После той ночи, когда Годжо коснулся её, пролетая на забавном драконе на пару с неким челкастым мальчишкой, ей запомнилась его проклятая энергия. Необычайно мощная, необычайно прозрачная. Но где же второй мальчик?       Ей казалось, те двое обнимались на летающей шкуре.       Ну и чудеса. Отчего же этот Годжо не изменился с той ночи? Не может быть, чтобы его сила была похожа на её.       — Годжо Сатору. — пробует она его имя, — Дитя, разве ты не слишком молод для этой жизни?       Покрутив в руках шляпу, старушка мягко погладила красную ленту. Кажется, она знает, куда мальчик направляется — а точнее, к кому.       — Думаю, теперь его проблемы меня слегка касаются. — заключила женщина, накрыв лицо шляпой, и легла на траву.       Теперь ей предстоит кое-куда наведаться.

***

      Настоящее время, крыша Магического колледжа

      — Вы утверждаете, что папа Годжо…       — «Папа Годжо», как это мило! — рассмеялась улитка, — А ведь сейчас он не старше тебя.       Мегуми напыжился и сердито выпустил пар через нос. Эта женщина перебивает его в третий раз! Третий!       — Госпожа.       — Да, верно. — прокашлявшись, вернулась улитка к теме, — Он вернул мне шляпу. Эта вещь очень дорога для меня. Она — то немногое, что осталось мне от покойного мужа.       — И поэтому вы решили за ним проследить.       — «Проследить» не совсем верное слово. — улитки не умеют хмуриться, но каким-то образом старушке были доступны все проявления антропоморфной мимики.— Давай-ка кое-что проясним. Моя техника… Хм…       Мегуми нетерпеливо подстегнул:       — Пожалуйста, скажите как есть.       — Я бы не хотела вас пугать, но, похоже, не без этого. Понимаете ли, если я посчитаю себя говорящей улиткой, питающейся молниями, то я ей стану. А если посчитаю себя утконосом с уткой вместо носа…       Итадори, просияв, пришёл в восторг. Маленькая улитка на его пальце превратилась в боброобразное животное с утёнком вместо головы! Прямо на глазах! С лёгким «пуф»!       — …то я им стану. Такая вот сила, благодаря которой мне полностью подвластно моё сознание. — ещё одно лёгкое «пуф» — и на пальце Итадори вновь оказалось насекомое с монетку. — Я не воплощаюсь полностью, это скорее разветвление рассудка. Мое главное тело всё ещё существует и разделяет со мной чувства и мысли. К тому же… Когда я нахожусь в других формах, помимо основного тела, я не старею.       Итадори уже было открыл рот, чтобы задать какой-нибудь вопиюще неуместный вопрос, но улитка с усмешкой его опередила:       — И да, я могу стать огнедышащим пеликаном с шерстью гималайской кошки. Любым, даже вымышленным живым существом, за исключением человека. Всё же каждая сила имеет предел.       Юджи, впечатлённый её небольшим представлением, то ли похвалил, то ли сделал обратное:       — Вау. Техника ещё более странная, чем у Годжо-сэнсэя.       Внутренности Мегуми похолодели. Все эти улитки, которыми они с Юджи окружены, подвластны старухе. Многие маги жизнь кладут на то, чтобы расширить радиус действия своих техник хотя бы на метр, а эта женщина общается с ними за километры от своего основного тела. Да она же чудовищно сильна!       В этих выводах не было ничего хорошего или хотя бы утешительного.       Отбросив колебания, Фушигуро спросил напрямую:       — Годжо Сатору слабее вас?       — Ха?! — выдал Итадори. Ибо кто вообще в этом мире может быть сильнее учителя Годжо? Мегуми перегибает палку!       Ситуация осложняется, когда улитка уклончиво отвечает:       — Истинная сила человека в том, как он распоряжается тем, что ему дано. Мне удалось дожить до седины, никого не убив — и хотя это скорее стечение обстоятельств, чем моё достижение, я не собираюсь этот факт менять.       Старушка понимала опасения угрюмого мальчишки. Когда кто-то сильнее тебя предлагает дружбу, это вызывает две реакции: страх быть использованным и страх быть заманенным в ловушку. Здесь нет никакой гарантии, что от тебя не избавятся, едва ветер подует в другую сторону.       Итадори, склонный доверять людям, тоже об этом думал, но не на уровне логики, а своим до гениальности развитым эмоциональным интеллектом, который подтверждал, что старушка говорит с ними искренне. Юджи всегда руководствовался первым правилом морали: до тех пор, пока ему не пытались навредить, он был добродушен.       — А можно вопрос?       Улитка кивнула настолько медленно, что за это время успела бы остыть пиала чая.       — Никогда не стыдись своего интереса, дитя.       — Почему вы улитка? Той же кошой быть гораздо удобнее.       — Улитка — идеальная форма, объединяющая многие добродетели мира. Я не спешу. Я не прерываюсь. Я терпелива. — она обернулась вокруг своей оси на удивление шустро, пощекотав Итадори палец. — К тому же спираль — восхитительная фигура.       Невесомый смешок ознаменовал, что доверие Юджи было успешно завоёвано. Только вот Мегуми по-прежнему хмурил брови.       Заметив это, старушка наделила своим сознанием ту улитку, что уловчилась вскарабкаться несговорчивому мальчишке на плечо, и заговорила в ухо, заставив вздрогнуть от неожиданности:       — Твои опасения не беспочвенны, я понимаю. Ты думаешь, что от сильных магов вне колледжа добра ждать бесполезно. Но, знаешь, у каждой силы есть грань, после которой до злорадств или милосердия магу уже нет никакого дела. И это справедливо, ведь кому из нас есть дело до жучков в траве, по который мы ходим? Если не веришь, спроси мальчишку Годжо как-нибудь. Я хочу вам помочь не во имя зла или добра, а потому, что капля доброты должна быть оплачена морем благодарности.       Разрывая тихий дневной звон в ушах, Итадори внезапно делает замечание:       — Знаете, с такой силой вы бы могли найти эту шляпу и сами. Но по какой-то причине дождались, пока учитель Годжо принесёт её лично.       «Эти дети просто очаровательны! — внутренне умилилась улитка, — Едва один проявляет недоверие, второй присоединяется быстрее падающего карниза!»       — Дитя, в моём положении познакомиться с интересными людьми гораздо сложнее, чем вернуть вещицу, унесённую ветром.       Улитка внезапно доросла до размеров маленькой собачки — давление на ладонь Итадори моментально усилилось, но он не дрогнул.       «Силён? — хмыкнула про себя старушка, которая лишь хотела придать своим словам немного веса (в прямом смысле), — Какая досада. Было бы гораздо зрелищнее, если бы его хотя бы немного качнуло вниз.»       — Изначально я пришла к вам, чтобы предупредить: мои улитки говорят, что Годжо Сатору на пути к ловушке, попадание в которую я не могу предотвратить.       К добру или к худу, но старушка больше не собиралась тратить время на отвлечённые разговоры.       — Дракон связан с длинноволосым мальчиком. — сказала она серьёзно и тихо, — Если я воплощусь этим драконом, то установлю контакт с сознанием мальчика… Гето? Так вы его называли? Я разбужу его.       Мегуми был тем ещё упрямцем, но не твердолобым.       — Пожалуйста. — идёт он навстречу, — Но мы не покинем колледж до тех пор. Мы будем внимательно наблюдать, поэтому не делайте лишних движений.       «Если она говорит правду — времени на выяснения нет. — рассуждал Фушигуро, — Если же она блефует — то пусть хотя бы сделает что-то полезное.»       Старушка, тем временем, рассуждала так:       «Ха-ха! Осинка угрожает тайфуну расправой!» — но никак своего веселья не показала.       — Будь по-вашему. Взамен, расскажите мне всё, что вам известно о его состоянии.       Внимательно выслушав короткий ввод в ситуацию, улитка легко связала проклятие Молодости с Существом на горе.       — Я постараюсь как можно быстрее. — пригнув усики с глазами к голове, она уведомила, — Вижу в комнате с челкастым мальчиком ещё двоих.       — Нанами-сан и Сёко-сан…       — Ваши улитки и туда залезли? — горько вздохнул Мегуми.       — Можете объяснить им всё, что считаете нужным. Но поторопитесь. Если мальчик пошёл туда, как вы и сказали, чтобы артефицировать это ваше «Существо», то дело плохо.       Начался. Годжо Сатору едва достигнул цели, а переполох уже начался!

***

Южные горы, пятнадцать минут назад. Неподалёку от каменной чайки. После встречи со старушкой.

      — Отсюда начинается территория проклятия.       Маки указала на едва различимое свечение у кромки травы. Оно отделяло их от густого тумана впереди, который обозначал начало чужих владений. С этого момента всё, что есть впереди, по умолчанию находится вне зоны их контроля.       — Это территория нейтрализации проклятой энергии. По сути шаг вперед означает, что мы заключим с Существом пакт о ненападении. Условие, после которого пакт разорвётся, нам неизвестно, поэтому мы не действуем необдуманно, Годжо.       — …Ну и почему только я?       Нобара выступила вперёд и, подобно надёжному вождю, исполнила широкий зазывающий жест, воскликнув:       — Все готовы?!       Годжо, который ещё в шесть лет был уверен в своих силах больше, чем в существовании Деда Мороза, лишь ухмыльнулся:       — Спроси что-нибудь менее очевидное.       Нобара, которая ещё в пять лет затыкала мальчишек за пояс чаще, чем делала уроки, не моргнув и глазом переспросила:       — Ладно. Ты плакал после первого поцелуя?       Годжо на секунду опешил.       — Не настолько неочевидное! Это личное! — зашипел он для пущей убедительности, — Личное!       — Так и скажи, что плакал. — пожала плечами Нобара с удовольствием на лице. Именно так люди себя и ведут, когда она попадает в точку.       — Здесь мои дети! — Сатору прикрылся руками так, словно Нобара сдёргивала с его груди последнюю одежду. — Хватит меня позорить.       Препираясь, они и не заметили, как сделали шаг в туман.       — Чувствуете что-нибудь необычное? — попыталась проконтролировать ситуацию Мимико.       Нобара так увлеклась, что, напади на них хоть сам Будда сейчас, это не сбило бы ей настроение. Она безжалостно продолжила дразниловку:       — Интересно, какое лицо было у мелкого Гето Сугуру, когда ты пустил сопли после…       — Унижение, Мими. — голосом, идущим из самых глубин человеческого отчаяния, отозвался Годжо, — Я чувствую унижение.       Мимико нашла забавным то, как молодой Годжо сократил её имя до «Мими» в точности так же, как делал это взрослый.       — Ты и унижение — это довольно необычно. — отметила она не без правды в словах.       Белёсый туман стелился сплошной сырой кляксой, за которой не проглядывалось ничего дальше кончика носа. Они шли на короткой дистанции, чтобы оставлять друг друга досягаемыми. Быть тихими они даже не пытались — в любом случае, для того, кто этим туманом управляет, они как на открытой ладони — курсируют, будто потерянные лодочи в поисках маяка. К тому же, их проклятые силы действительно заблокировало.       Туман пах чем-то отдалённо напоминающим церковные свечи.       Оглядываясь, Нанако приблизилась к Нобаре и, постучав по плечу, прошептала как можно тише:       — Он реально плакал. Папа Гето однажды рассказывал, что…       К невыразимому сожалению Кугисаки, успевшей заинтриговаться, Годжо оказался не только плаксой, но и обладателем отменного слуха.       — Хватит! — воскликнул он на весь туман, — От ваших разговоров я сейчас под землю пров-       Сатору ещё не закончил озвучивать свой зарок, а уже взялся его исполнять. Какая ретивость!       Как и было оговорено, Годжо при свидетелях провалился на пустом месте, затерявшись за белой пеленой.       — Ай-я… — раздалось откуда-то снизу болезненное шипение, — Эй! Тут неглубоко, спрыгивайте! Я, кажется, случайно нашёл новый путь…       С двух шагов запрыгивая в пустоту того места, куда грохнулся Сатору, Маки цыкнула:       — Балбес. Я же просила не наломать дров.       Мимико, зажатая между сестрой и Нобарой, обречённо вздохнула:       — У нас нет выбора, да? — после чего они тоже последовали вниз.       Во время прыжка туман неожиданно рассеялся.       То место, где они приземлились, представляло собой каменный скат, покрывшийся самыми разнообразными видами мхов из-за высокой влажности, что поддерживалась сразу двумя способами: благодаря плотному туману, из которого они вышли, и горной речке, у берега которой они очутились.       По другую сторону узкого русла следовало возвышение, похожее по высоте на то, откуда они спрыгнули. Тумана там не было, зато было то, что Годжо ни с чем бы не спутал — каменная чайка! Та самая!       — Скорее! Нам нужно на ту сторону!       Порадовавшись немного, Годжо перепрыгнул речку и вскарабкался по каменным выступам в два счёта.       — …У нас всё ещё нет выбора? — простонала Мимико, у которой, в отличие от папы Годжо, не оставалось иного выхода, кроме как влезть в воду ногами. И пускай уровень воды в самом глубоком месте доходил лишь до колен, приятного было мало.       В финальном зачёте девочки отстали лишь на десять секунд, но к тому времени, как они взобрались на новое плато, ситуация приняла самый неожиданный оборот.       Во-первых, чайка оказалась не простым природным чудом. Всё это время она являлась частью каменного надгробия. Частью чьей-то могилы.       Во-вторых, неподалёку от чайки сидел тот парень, что носился с фатой невесты, Сэй.       В-третьих, этот самый Сэй преклонил перед Годжо колени и молил о пощаде.       — Простите, господин. Прошу, если в вас найдётся хоть капля милосердия… Не убивайте… Я лишь хотел… Хотел…       — Эй. — твёрдым тоном позвал его Сатору, — Встань сейчас же. Не беси меня.       «Хорошо, — подумала Маки, — Ладно. Разве я не знала? Учитель Годжо мастак притягивать неудачи. — она скрестила руки на груди, попытавшись восстановить дыхание и, по возможности, накопить кармы за такую добродетель, как воздержание от убийства. — Если бы этот кретин был командным талисманом, тренера бы доплачивали за возможность от него отказаться.»       А вот Нобара, пораскинув мозгами над развернувшейся сценой, не захотела удостаивать Годжо чрезмерным количеством слов, подумав коротко, но метко, лишь об одном:       «Опять вляпался. Каков жопошник.»