TIME ADAPTER: step_by_step

      — Сколько раз повторять? Я не буду делать куклу вуду из Грейпа.       Годжо нахмурился как туча перед грозой и жалостливо вздохнул. Вокруг одни праведники.       — Посмотри на меня незамутнённым взглядом и ответь, — он развернул свою раненую щёку на всеобщее обозрение, — Разве я не вправе требовать превращения этого малодушного негодяя в набитый крапивой мешочек?       Нобара вполне себе утвердительно кивнула:       — Не вправе.       Последние пятнадцать минут Годжо шёл по тропинке впереди всех и открыто наслаждался природой: то срывал цветочек, то жевал травинку, то ловил жука. Периодически смеялся навстречу ветру, утверждая, что ему «щекотно»; периодически трогал спутниц за макушки, проверяя их на нагретость; периодически разжигал перепалки, которые тянулись на одном его энтузиазме.       Девочки успели поведать о своих техниках на первых пяти минутах от выхода за барьер колледжа. Годжо, к слову, тогда от души пожаловался — по его ощущениям барьер стал значительно слабее, чем он его помнит. Никто так и не решился вслух предположить, как с этим может быть связан провал слияния Рико Аманай и Тенген, курирующей барьеры колледжа. Всё-таки для молодого Сатору это суровая реальность, из которой его выдернули в чужое — даже если его собственное — будущее.       Теперь правда была в том, что определённые части барьера не выдерживали вмешательства магов первого ранга и выше. И нападение на Мегуми — прямое последствие этого недостатка.       А на техники своих спутниц Годжо отреагировал так: «С нашей командой можно и мир спасти!»       Кугисаки считает, что для начала достаточно справиться с миссией.       — Солнце спряталось… — развеял недавний спор Годжо.       Нобара ни к месту нахмурилась:       — Что это за звук? Вы слышите?       — Да… Какой-то гул. Люди. — прислушалась Мимико, которая несла Грейпа в ладонях и занималась активным с ним общением.       За время пути малыш научился её понимать и блестяще выполнял команды вроде «пробежаться по плечу» или «запрыгнуть на ближайшую веточку и вернуться». Он даже добыл своей хозяйке крошечный, как он сам, кусочек стекла. Мимико была так тронута, что чуть не расплакалась.       — Здесь неподалёку расположено несколько деревень. Меня как-то направляли в одну из них на миссию. — высказалась Маки, — Наверное, местные шумят по какому-нибудь своему случаю.       — Да, я, кажется, слышу поздравления… А ты, Грейп?       Комякот загнул свой по-тигриному полосатый хвостик в вопросительный знак.       — Вам не кажется, что он проклятие какой-то фэнтези-книги?       Годжо не кажется:       — Да ладно, наверняка домашний кот сожрал домашнего хомячка перед какими-нибудь детьми, а потом из их эмоций родился этот фиолетовый колтун.       Грейп на удивление хорошо считывал нападки Годжо — иногда даже лучше, чем команды Мимико. Он напыжился и уже приготовился разукрасить обидчику вторую щёку, но был остановлен нежным поглаживанием по шёрстке.       — Не сердись, Грейп. Будь выше этого.       Хомякот в слабом споротивлении пискнул, но расслабился, что Годжо не преминул засмеять:       — С такой слабой волей тебе меня ни за что не одолеть, зародыш моли.       Сатору развернулся на пятках и пошёл спиной вперёд. Маки в четвёртый раз приблизилась к пику своего раздражения, по достижении которого юный Годжо, во-первых, отхватывал, во-вторых, притихал на следующие пару минут, однако кое-что случилось раньше прогнозируемой взбучки.       Из кустов выскочил человек — низенький мужчина лет пятидесяти. Ощущение земли под ногами однозначно было не с ним, поскольку он, как и Годжо, пятился спиной вперёд, резко шатаясь. Всего два неосторожных шага, и произошло столкновение с кривлявшимся перед Грейпом Сатору.       — Ох-ох… — пробормотал старик, щурясь от пьяного головокружения, — Дочурка, помоги-ка встать…       Но никакой «дочурки» поблизости не было. Был только парень, уронивший с носа очки, который протягивал мужчине руку со словами:       — Дядь, ты цел?       В миг, когда сознание вернулось к мужчине, он поднял взгляд на того, с кем столкнулся. Одновременно этому солнце вышло из-за облаков, запутавшись лучами в кристально-белых волосах и прошив светом океанически-голубую радужку в глазах Годжо.       Старик ни с того ни с сего схватился за сердце.       — Ангел! — он распростёр руки к небу так, будто оно ниспослало ему величайший дар, — Дочурка, я знал, что небеса благословляют твоё обручение! Какой же я счастливый отец!       Из многострадальных кустов вновь кто-то выскочил. Один за другим на узкой тропинке появлялись молодая девушка в чёрном церемониальном облачении, напоминающим халат; худенький мальчик примерно одного с Годжо возраста, подбиравший её расшитую жемчугом фату, чтобы та не коснулась ни веток, ни земли; молодой парень в таком же, как у девушки, но белом церемониальном облачении с широченным, усыпанным чёрными опалами поясом.       — Извините, ради бога! — девушка тут же бросилась к пьяному мужчине; её короткие чёрные волосы были грубо сострижены до ушей и тропическими волнами качались при каждом движении головы. — Мой старик успел поднять на уши две соседние деревни, прежде чем окончательно напился. Это третий побег…       Мальчик, сгребавший её фату в охапку, взволнованно пыхтел:       — Госпожа Карен, не торопитесь! Ваша драгоценная вуаль!       Девушка, названная Карен, глазами улыбнулась:       — Извини, Сэй. У тебя самая тяжёлая работа.       Когда мальчик благодарно склонил голову, его волосы перелились белым золотом. Кудри качнулись русыми завитками, отросшими до ушей даже ниже, чем у невесты.       Его глаза отливали ненасыщенным серым и казались навечно опечаленными из-за опущенных уголков. Под трогательным изгибом бледных губ, словно слепленных по подобию извилистой виноградной лозы, засели три маленьких родинки.       Но, что привлекало внимание гораздо больше, его белые руки до локтей покрывали следы коротких шрамов. Он не походил на обычного деревенского — те заметно другие, загорелые и короткостриженные.       И хотя Годжо не привык запоминать людей по именам, в этот раз запомнилось само собой. Парня звали «Сэй». Как в «сейсмика» или «сеймурия». Редкоиспользуемые слова Сатору тоже долюбливал. В конце концов, он известен не тем, что ходит лёгкими путями — даже в речи.       — Что вы, госпожа Карен. — Сэй говорил тихо, почти сонно. — Работа кухарок в разы надсаднее моей. Им же придётся прокармливать ещё и мой рот.       «Хотя разговаривает как самый обычный деревенский. Возможно, я просто выдумываю.» — постановил сам для себя Сатору.       — Филли, хоть ты убеди мальчика, что он нам не в тягость!       — Это меньшее, что мы могли для тебя сделать, Сэй, правда. — жених, Филли, приблизился к возлюбленной и положил руку на её плечо. — Ну а что касается тебя, Карен… Прекращай удирать за отцом, иначе твой халат не увидит конца нашей свадьбы.       — Прости-прости.       — За каждый потерянный с фаты жемчуг я буду целовать тебя на секунду меньше после «горько». Ты уже потеряла три.       — Поняла-поняла…       — Так вы жених и невеста? — Нобара вышла вперёд, — Примите наши искренние поздравления.       Карен отозвалась:       — Спасибо-спасибо! Извините, если помешали вашему пути.       Кроны деревьев слегка зашелестели, когда Годжо примирительно помотал головой:       — Не страшно, мы не сильно торопимся.       Затем они представились друг другу, и Филли полюбопытствовал:       — Годжо-кун, куда вы направляетесь, если не секрет? Может, у вас найдётся минутка заскочить к столу, раз уж мы с вами познакомились так кстати?       — Был бы безмерно рад, однако мы планируем закончить свои дела до заката. Ценю ваше приглашение. — Сатору как-то чересчур учтиво приложил руку к сердцу. — Мы направляемся к горе, на которой обитает чайка, пробуждающая ото сна.       Нанако, как и остальные из их компании, была сбита с толку. И дело было даже не во вранье о чайке. Ей прекрасно известно, что папа Годжо ненавидел приличия, особенно в молодости, а тут раз — и заговорил с незнакомцами без присущей ему всегда и везде фамильярности? Как минимум странно.       Пока она думала, Годжо заскочил на пенёк, поросший мхом, и затянул:       — Бытует на свете старое как мир предание о каменной чайке. Когда люди ещё не ходили по земле, на ней господствовали большие птицы. Одни были крупнее китов, другие — красивее павлинов, третьи — быстрее гепардов. Самые могущественные из них владели силой заклинания. Но была среди них и маленькая болезненная Чайка.       Начало рассказа так захватило Карен, что она села в своём праздничном одеянии прямо на траву, утянув новоиспечённого мужа. Тот уже оставил идею сохранить их одежду в чистоте, и потому не стал опираться. Так или иначе, минутка интереса Карен ему гораздо важнее нарядной ткани и традиций.       Годжо выступал как настоящий оратор:       — Чайка ухаживала за своим единственным птенцом из всех оставшихся в ней сил. Она знала, что её конец близок, но держалась, чтобы не оставить дитя на произвол судьбы. Ребёнок ведь нуждается в родителе, как дерево — в корнях, а корабль — в попутном ветре. — здесь Мимико и Нанако красноречиво переглянулись, — Изо дня в день Чайка ловила жучков и соломинками укрепляла гнездо, пока не наступил август, про который древние птицы говорили лишь одно: «пора перьям окрепнуть».       Сэй оставил фату рядом с невестой и встал рядом с близняшками. Заметив на чужом плече Грейпа, он аккуратно его погладил. Мимико, осознав, что парень видит проклятия, немного нервно улыбнулась:       — Как тебе мой хомячок? Необычный, да?       Сэй ответил тихо, чтобы не мешать рассказу Годжо:       — Я часто видел этих странных созданий, когда жил в особняке Эйзолиф. Каждый выглядит так дивно, что мне ещё ни разу не наскучило их описывать. Я частенько рисовал их словами для своей слепой сестры.       В отличие от Мимико, Сэй, делясь подробностями своей судьбы, не ощущал никакой неловкости. Судя по всему, это было бессознательной чертой его характера — говорить правду полуобморочным, но одновременно доверительным тоном.       — Вот как.       Мимико не нашлась с ответом. Вскоре они снова обратились в слух.       — Теперь птенец сам мог о себе позаботится, и Чайка поняла — здесь ей и конец. Лишь об одном она жалела. Она не смогла дать птенчику достаточно еды, из-за чего тот тоже рос болезненным. Тогда Чайка поклялась: «Да, я умру, но не позволю ему повторить свою жалую жизнь!» — и отправилась в свою последнюю охоту; охоту за самым упитанным, но и самым быстрым жуком её края. По негласному закону, лишь Ястребы могли охотиться за такой высококлассной добычей, но, несмотря на это, Чайка не отказалась от затеи. Выследить жука удалось, однако, едва она успела подумать об атаке, один из ястребов уже нёсся к цели на своих мощных крыльях. Тогда она прошептала: «Крылья мои, обратитесь прочным камнем, перехватите добычу.» — и крылья, что прошли с Чайкой сквозь все её тяготы, помогли.       Эмоции Сатору менялись подобно ветру. Скорбь, печаль, надежда — всё наслаивалось в его театральной подаче.       — Ястреб не мог поверить своим глазам! Он был самой быстрой птицей в своём племени с самыми крепкими крыльями, но проиграл ей — той, что никогда не ведала высокого полёта, но вложила в рывок свою жизнь. Он остановил соплеменников, готовых растерзать Чайку за украденного жука, и прошептал ей, едва хранившей сознание: «Я восхищён тобой. Скажи, что мне сделать, чтобы такая сильная духом птица, как ты, согласилась быть моей женой?» Чайка лишь устало улыбнулась: «Благодарю тебя за защиту, о, милый Ястреб, но мои дни сочтены. Мне остаётся лишь достойно погибнуть. Прошу, отнеси этого жука моему сыну, в самое крайнее к югу гнездо. Пускай его крылья будут служить ему так же, как тебе — твои.» Ястреб принял из её клюва добычу и кивнул: «Твоё желание будет исполнено».       Если Гомеру не хватило именно наслаждения собой, чтобы стать величайшим рассказчиком, то у Годжо явно не было такого недостатка.       — Ястреб был могуществен и потому владел силой заклинания. Его слова бесспорно исполнятся, и Чайка это понимала. В тот же миг её крылья, а затем и всё тело, обернулись камнем. Чтобы почтить память Чайки, Ястреб заклял её так: «Отныне и впредь ты останешься единственной заложницей своей мечты. Дарую тебе силу пробуждать ото сна каждого, кто попал в сети собственной души.»       Сатору с величеством сошёл с пенька, завершая историю:       — После Ястреб принял её птенца, как родного сына, и тот вырос ловким и сильным. Именно сын Чайки стал первым в истории Фениксом, но это уже другая история. С тех незапамятных времён её болезненный силуэт ждёт своего часа на Южной горе.       Кажется, Нанако всё поняла. Её отец страдает запущенным синдромом выпендрёжничества. Сын больной чайки стал первым Фениксом? Он вел себя прилично только чтобы к нему было больше доверия ради этой — позорно выдуманной от и до — сказки. И это даже не лечится.       Филли расплакался.       — Ну-ну. — приобняла его Карен, — Будешь плакать, закрапаешь соплями свой халат так, что он не увидит конца нашей свадьбы.       — Прости-прости…       — За каждое мокрое пятно я буду целовать тебя после «горько» на секунду меньше. У тебя уже три.       — Понял-понял…       Сэй осторожно поинтересовался:       — …Вы уверены, что она существует? Это ведь лишь легенда.       — Конечно! Взгляни сам. — Сатору повернул чужую голову в сторону Южной горы. — Видишь силуэт? Чем не каменная чайка? Я уверен, что она поможет мне разбудить Сугуру.       Сэй внезапно осознал, что они с Годжо ровесники. Он перешёл на менее официальную речь:       — Твой друг?       — Лучший, первый, единственный. И не только. — «и не только друг» так и рвалось из него наружу.       Взгляд Сэя на секунду застыл, затем оттаял.       — Я, кажется, понимаю.       Годжо кратко улыбнулся. Кажется, Сэй действительно понимал.       Он развернулся на пятках, обращаясь ко всем остальным:       — На этом вынуждены откланяться. Пойдёмте, девочки.       Сэй долгим взглядом посмотрел на Годжо, но по его глазам, от природы печальным, нельзя было прочитать никакую иную эмоцию. В конце концов он поклонился:       — Доброго вам пути.       Когда от случайных знакомых остались лишь удаляющиеся фигуры, Карен притянула Филли поближе.       — Какой вежливый мальчик. — шепнула она, — Думаю, они с Сэем поладили.       Вдруг из кустов снова вышел человек — взрослый крепкий мужчина.       — О! — невеста продолжила вслух, — И ты тут, Зольц. Пойдём, пора начинать церемонию.       Новоявленный Зольц заметил удаляющиеся силуэты и с подозрением прищурился:       — Вы с кем-то общались?       — Да. — непринуждённо кивнула Карен, — Одна милая компания путешественников. — она вновь повернулась к мужу. — Надеюсь, Годжо-кун сможет пробудить своего друга. В таком юном возрасте и так растрачивать себя — это ужасно. Помнится, мы познакомились, когда нам тоже было пятнадцать…       Филли мечтательно вздохнул:       — С тех пор прошло целых десять лет. Хорошо, что мы с тобой не как… Чайка и Ястреб…       — Ну-ну, не плачь! Тише, Филли, милый… А, куда делся Зольц? — она оглянулась, и её взгляд упал на дремавшего всё это время под дубом отца. — И кто его тогда потащит?! Сэй, хватай фату! Всё на мне…

***

      — Ну тише, тише, Нанами. Не плачь.       — Прекращай.       — Я понимаю, тебе тяжело далось возвращение подростка Годжо, но не стоит же слёзы лить из-за того, кто весь из себя гремлин-недоросль.       — Заткнись. Дай салфетку.       — Хорошо, ладно, ты только не расстраивайся.       Минул час с тех пор, как команда Годжо покинула колледж. По прикидкам Сёко, они уже должны были достигнуть подножия Южных гор.       Если их, конечно, ничто не задержало.       Сёко уже давно принесла для себя архивные книги и всячески колдовала над Гето, что пока не приносило ровным счётом ничего. Удалось только подтвердить очевидную как зеленоватость травы и голубоватость неба зависимость: чем больше дней Гето пробудет в новом теле, тем меньше шансов останется на его пробуждение. Хотя, пока счёт идёт на дни, переживать бессмысленно.       Тем временем Нанами пытался приготовить им еды на портативной плите, которую Годжо и Гето использовали, когда надолго куда-то уезжали или если поздно возвращались с миссий и не горели желанием спускаться на большую кухню. Разбирая полочку в поисках подходящих специй, он чересчур глубоко вдохнул красный, похожий на паприку порошок и со слезами закашлялся.       — Чтоб этих двоих. — выругался он, — Зачем им вообще столько приправ?       — Ты что, первый день их знаешь? — Сёко закинула локоть на спинку стула. — Тут может быть только два варианта. Первый: Годжо решил, что они прикольно пахнут. Второй: Гето решил, что они прикольно пахнут, а Годжо это услышал.       Нанами в последний раз, перед тем как вернуться к приготовлению курицы с рисом, промакнул салфеткой глаза.       — Им действительно стоит поучиться финансовой грамотности.

***

      Окна комнаты, в которой жили Годжо и Гето, выходили на многолетний дуб, растущий на самой границе барьера колледжа.       Сейчас на этом дубе сидел мужчина, одетый в фиолетовое хаори, с высоким и длинным хвостом, собранным из светлых локонов. У мужчины не было одной руки — это был тот самый маг, с которым расправился Годжо после нападения на Мегуми, Рен Зенин.       «После инцидента в особняке Эйзолиф близлежащие деревни находятся под надзором Зенинов. Повезло, что Зольц мне тут же доложил. Я пришёл не зря. К тому же, я лично выяснил, что барьер колледжа стал по-настоящему смехотворен.»       Сквозь окно его взгляд довольно впивался в спящее на кровати тело.       «Молодой Сугуру Гето.»       «Если Годжо Сатору сейчас так же молод, как мне донесли, ему не хватит мастерства отследить меня так, как он сделал это с Рикурой, напавшей на его мальца.»       «Брат уже отправился по его следам. Проклятая техника Сирикая идеально подходит для слежки.»       Мимо Рена пронеслась белая ласточка, и он продолжил вслух:       — После того, как Годжо Сатору лишил меня, главы семьи, руки, наша ветвь стала ещё никчёмнее в сравнении с другими. Получить долю в наследстве клана моему сыну мешает только отпрыск Фушигуро… Это последний шанс избавиться от Годжо Сатору и Гето Сугуру, авторитет которых его опекает. Всё или ничего!       Он мысленно возвратился к книге, которую листал в ту самую ночь. Последним, что он прочёл перед нападением Годжо было наставление:       «Идти вперед туда, где не ждут; атаковать там, где не подготовились.»       В общих чертах, Рен находит эту тактику весьма полезной.       Он смертоносной тенью возникает в комнате, и Нанами реагирует сразу же, хватаясь за оружие на поясе, но шёпот налётчика оказывается быстрее:       — Расширение территории: Панорамная сцена.       И раскрытый им барьер сливается с границами комнаты, захлопывая капкан.

***

      Маки остановилась в сантиметре от спины Годжо, замершего среди поворота крепче встрявшей телеги, и нахмурилась:       — Ну и чего ты застыл как баран?       Тот обернулся на неё как-то растерянно, непонятливо.       — Не знаю. — честно ответил он, — Чувство такое внутри…       — Живот, что ли, крутит? — слова Нобары сочились незаинтересованностью в любом его ответе.       — Да нет… Ладно, проехали.       Сатору тряхнул головой. Что это с ним? Может, и правда съел чего не то?       «В любом случае, уже прошло.» — отмахнулся от внутреннего диалога он. Тропинка резко повернула вправо, открыв вид на более просторную дорогу. Здесь лес переходил в посевные поля.       — Нифига… — Годжо указал вперёд, на одиноко растущий баобаб, который однозначно спутал климатические пояса. — Это дерево просто огромное!       Он унёсся как пуля, вновь заставив остальных себя догонять.