Новый год в Европе

На обратном пути Александра застал дождь. Вот от него нависшие стены защитить уже не могли. Волосы и одежда мальчика стала намокать, а в холод это вообще не есть хорошо. Нужно скорее вернуться назад, разжечь новый костер и отогреться. Одному это будет трудно сделать, оставалось надеяться на пробуждение Яцека. Не мог же он так скоро уснуть настолько крепко, что даже дождем не разбудишь. Надежды не оправдались: Яцек продолжал спать. Только воротник натянул посильнее на голову, но спасало его это мало. Пройдет еще пара минут и он совсем обмокнет, а там и до простуды недалеко. Александр тут же поспешил к другу, хорошенько дернул его за плечо и проговорил: - Яцек, просыпайся, просыпайся! Дождь идет, ты весь промокнешь. Да вставай ты! Он лениво открыл глаза, еще не до конца понимая где находиться. Сон еще не отпустил осоловелые глаза, а потому Яцек снова попытался уснуть, но его усадили, легонько растерли щеки и продолжили: - Хватит спать, ну же. Пойдем хотя бы вглубь уйдем, там укроемся, там хотя бы от входа дождь не попадает. Кажется к Яцеку начало возвращаться сознание. Он уже не пялился на все вокруг совсем без понимания, что происходит, а уже мрачно тупил взор, только бы не видеть лица Александра. Предыдущая обида дала о себе знать, хотя ее даже обидой назвать сложно. Что-то просто укололо Яцека за самое больное, за те потаенные страхи, о которых он даже под пытками не признается. Теперь этот маленький зверек, откормленный до отвала Яцеком и колко задетым Алексаднром не давал покоя первому, терзал его неумолимо и только сон мог избавить его от противного скрежета. Устроились они возле мусорного бака. Лучшего места здесь найти нереально, плюс его крышкой можно было укрыться. Стало несколько лучше, капли влаги теперь не попадали на одежду, уже промокшую, но промозглый ветер, что стал еще сильнее, все равно кусал тело. Дрожь пробежалась по коже Александра. - Вот блин. Яцек, у тебя есть спички? Тот помедлил немного, но ответил: - Кончились, там две только было. Про себя Александр лишь прошептал что-то похожее на "Ну вот" и принялся усилено растирать продрогшие руки. Постепенно правый бок мальчика стал отогреваться, спасибо Яцеку, он не двигался ни на миллиметр, мрачно смотрел куда-то под ноги и иногда чертил пальцем на асфальте какие-то фигуры. Тишина и холод угнетали еще сильнее, чем страх и неизвестность. В любое другое время они бы поговорили, но теперь эта глупая обида не давала поводу для разговора. Каждый из мальчиков думал, что если начнет первым, то в глаза другого прослывет более уступчивым. Только происходили эти мысли от разных начал: Александр не хотел уступать упрямству и обидчивости Яцека, а второй - не хотел более бодать задетых страхов. Но терпеть это было невыносимо. Особенно тяжко было Александру, на которого тишина действовала тяжко. Поступившись с гордостью, он заговорил первым. Поворачиваться к другу он предусмотрительно не стал. - Что будем делать утром, когда выберемся? Яцеку от этих слов легче не стало совсем. Он сгорбился еще сильнее, будто его ударили крепко по животу, помолчал с полсекунды и ответил: - Не знаю. Ты домой наверное поедешь, а я дальше. - Ага, конечно. Ты домой, а меня никто отсюда не заберет. Ты вернешься, встретишь праздники с родными, друзей позовешь, а я что делать буду, вообще не переставляю. Яцек впервые повернулся к другу. Александр же продолжил говорить. - Хотя нет, наверное попрошу маму отвезти меня в Россию и куда-нибудь в деревню. Просто съездить хочу; там снега много, природа красивая. Или у папы где-нибудь на ранчо отдохнем...а может просто попрошу только с родителями отметить, без излишеств. - Какая муха тебя укусила? Нашел альтернативу блеску в своей жизни? - Я просто понял кое-что...Что до этого не понимал. Яцек, - Александр повернулся к нему. Весь сжавшийся, он походил на маленького котенка, что напушился что есть силы и пытается показаться сильнее. Упрямо он продолжал игнорировать попытки Александра обратить на себя внимание, пока его пальцы не коснулись шеи и не защекотали нежную кожу. Мальчик тут же отпрыгнул, споткнулся, попутно бросив в сторону соседа пару ругательств. - Совсем что-ли с ума сошел! Дурак, - Яцек потер рукой зудевшее от боли бедро. - Зато ты обратил на меня внимание. Я тебе тут считай душу выговариваю, а ты не слушаешь, - вскоре Александр нахмурился и зорко посмотрел в глаза другу. - А если серьезно - что случилось? Ты перестал со мной нормально разговаривать, игнорируешь, отвечаешь грубо, будто хочешь спровадить. Что такое, Яцек, я тебя чем-то обидел? Сказал что-то не то, ты только объясни. Яцек прикрыл рот кулаком; губы его странно скривились, слово он из последних сил сдерживал слова. Глаза странно заблестели, заметить это можно было даже сквозь мелькавшие тут и там капли. Зелень его взгляда, до этого ядовито блестевшая, мягко переливалась водянистым блеском. Он шмыгнул коротко, встал на ноги и дрогнувшим голосом сказал: - Ты сам же говорил как домой хочешь. Как ты жалеешь что оказался здесь. Это ведь я тебя сюда привел; я тебя уговорил поехать с нами вообще. Не будь я таким глупым - не оказался ты теперь в такой опасности, - он судорожно вздохнул и отвернулся. - Я всегда таким был. Когда я пытался с кем-то дружить обязательно происходило что-то плохое и меня начинали избегать. Во всем я не такой: слишком настырный, упрямый, хитрый, мне будто всегда на месте не сидится. Яцек нервно усмехнулся. Слова давались ему теперь еще хуже. Теперь Александру ясно стало, что он едва сдерживается от слез. - Я же еще тогда не хотел тебя к себе вести. Ты же видел их? Моих родаков? Да таких один раз увидишь и на всю жизнь хватит. И представь какого было каждому, кто со мной знакомился: сначала я натворю дел, думая, что так и поступают когда знакомятся, а потом еще они прибавляются, разрулить ситуацию. Он шумно выдохнул надломленным голосом. Ладонь крепко прикрыла глаза. - А из-за моих родителей у меня еще друзей меньше. Пальцем указывают и говорят: "Смотрите, да это же тот самый Яцек из семейки тех пе..." И тут Яцек заплакал, больше ничего не скрывая. Зверек вырвался из его души наружу и принялся терзать без стыдно, попутно скрипя зубами старую мантру: "Вот видишь, какой ты неудачник. С тобой общаются либо из жалости, либо до первых косяков от тебя. Недотепа!". Поверить услышанному Александр не мог. Неужели, все это время его друг так переживал. А все улыбки, все шутки и прогулки - лишь попытка бросить пыли в глаза. Теперь понятно, почему они почти всегда гуляют в отдалении от Литвы и Польши; понятно, почему Яцек ошивался один по Парижу - ему было стыдно со своими близкими, а все хулиганства, им чинимые - лишь попытка разбавить скуку. Вечно одинокий, переживания свои он топил во множестве мелких пакостей, ведь доверять окружающим ему было очень трудно. Отсюда и бравада - жалких щит от налетевших на него проблем. Яцек тем временем опустился на колени, скрыл лицо ладонями и громко заплакал. Такой плач Александр и не мог предположить от вечно веселого Яцека. Не от того забавного, смешного, беззаботного, которому любая сложность все равно что море по колено. Он вдохновил Александра быть более открытым, не боятся дальнейших трудностей. Не будь этого мальчика в его жизни, он так и продолжил прозябал в тихом бездействии, не ведая ни о чем. "Ну уж нет. Он мой друг! Он помог мне измениться, а я помогу ему выбраться из беды". Александр вспомнил слова прекрасной девушки в Швейцарии. Видимо это она и имела в виду. Он смело подошел к другу. Не думая более ничего, он опустился на одном уровне с Яцком и крепко обнял. Тот мгновенно замер, даже плач прекратился, только грудь часто вздымалась от всхлипов. Александр же положил ладонь на голову другу и шепотом произнес. - Ты мой друг. Запомни это. Какие бы трудности тебя и меня не встречали. А дружат не из-за красивого вида, а из-за большого сердца. - Ты сейчас серьезно? - Яцек сказал неверяще. - Вполне. Ты правда думал, что я с тобой дружу только потому что ты из кожи вон лезешь, чтоб впечатлить меня? Забудь об этом! - и тряхнул друга за плечи. - Забудь и вообще никогда не вспоминай. Ты друг, а это уже самое важное, без но и если! Яцек еще больше растрогался. Слезы, но уже безбрежного счастья захлестнули его глаза. Теперь они были большими, светлыми зелеными лугами, полными свежей росы. Никакой горечи и страха. Они могли сидеть так бесконечно долго, утешаемые безграничной дружбой друг друга. Никакие ужасы снаружи, никакие монстры или люди не могли потревожить их сейчас. Весь мир сузился до маленькой подворотни где-то на задворках Турина и оттуда, сквозь ночной мрак, проливной дождь и холод исходил не погашаемый свет. Но чувство всепоглощающего счастья прервало резко, словно молотом ударив наотмашь. Черная ткань накрыла головы мальчиков слишком молниеносно, чтоб им пришла в голову хоть малейшая догадка произошедшего. Вот так долгожданное ощущение удовлетворения после небольшой ссоры может ослепить человека, не позволяя ему увидеть надвигающихся со сторон опасностей. А чернота тем временем несла их неустанно в пучину неизвестности.