Хрустальный купол

Я отправляюсь в сентиментальное путешествие

По образам и звукам,

Из которого нельзя вернуться, глянуть в сторону или вниз.

Я отказываюсь от военной службы

На войне, что идет в моем разуме,

Я отсутпаю шаткой походкой

И забираю все свое.

Я выполняю миссию

Неизвестного назначения,

Совершаю экспедицию По дороге отчаяния,

Где я…

Изгой, и мне одному с этим жить,

Изгой, я теперь одинок

Изгой, и мне одному с этим жить,

Изгой, я теперь одинок,

Потерянный и нашедшийся, попавший в неприятности,

Изгой…

«Castaway» — Green Day

В Священной Империи верили, что снег — это перья с крыльев ангелов, которыми те усыпают наш мир, чтобы укрыть его от невзгод. Именно поэтому в стране, что так чтила богов, снег шел практически круглый год. Ее жители чаще других молились всевышним, и те отвечали им взаимной любовью. По крайней мере, так говорили взрослые, а Артис лишь соглашался. Он не питал такого благоговения к существам, что по легендам могут все, но на деле не делают практически ничего. Однако он не спорил по пустякам, так как не видел в этом никакого смысла, а оттого утром и вечером послушно садился с родителями перед небольшим алтарем в их доме и возносил молитвы всем богам разом и отдельно той, что была покровительницей этих земель. До сих пор, стоит В’Сорану услышать про богиню милосердия, как перед его внутренним взором всплывает образ женщины, изображенной на искусной иконе, что стояла выше всех на их самодельном алтаре. Эта икона передавалась в их семье из поколения в поколение, являясь чем-то вроде семейной реликвии. Возможно, это была самая дорогая вещь в их доме. Но день, когда в их городе выпадал первый снег, был особенным. Это было что-то вроде праздника, ведь первый снег означал награду от самой Невы, что ниспослала своих ангелов в их мир. И поэтому в этот день весь небольшой городок оживал, превращаясь в волшебный мир, который сошел со страниц детских сказок. Арвид младший очень любил этот день, а потому каждый год, к вечеру, убегал на улицу, дабы окунуться в ожившую сказку. И пусть вначале его мама сердилась на него за то, что тот не помогал накрывать на стол и готовить дом к праздничному ужину, но после сдалась, лишь посильнее укутывая мальчика в шарф и наказывая быть дома не позже полуночи, дабы вовремя начать возносить молитвы богине Света, в благодарность за оказанную милость. Тот же лишь с усердием кивал, а после уносился прочь, широко расставляя руки и подставляя лицо обжигающе-холодным снежинкам. Артис однажды слышал, что снег — это нити магии, которые настолько плотно слились, что приобрели осязаемую форму. На севере потоки магии более плотные и более нестабильные, отчего они врезаются друг в друга и опадают на землю белыми хлопьями. Когда ребенок спросил у своих родителей так ли это, то получил категоричный ответ, что это все выдумки. Снег — это перья ангелов, и ничего более. Именно поэтому снежинки и являются сгустками магии, ведь ангелы — это волшебные сущности. По итогу, мальчик больше верил родителям, но на самом деле ему было все равно. Снег казался ему таким завораживающим, что не имело значение его происхождение. Поэтому он, не оглядываясь, бежал по знакомым улицам, которые будто меняли очертания и становились более воздушными, когда их укрывали заледеневшие облака. Вечер уже сгустился над городом, отчего снежинки сверкали в полумраке и кружились в удивительном танце. Они будто стремились упасть на слегка заледеневшие ладошки, а после, напоследок тускло засветившись ярким перламутровым светом, растаять прямо на глазах. Арвиду казалось это настоящим чудом, отчего он упрямо не надевал варежек, желая ощутить осколки холода, впиваяющегося в пальцы каждый раз, когда на них приземлялась изящная дама в ослепительно-белом платье, которое было уникальным среди ее сестер. Мама часто ругала его, когда он приходил домой с двумя ледышками вместо рук, но ничего не менялось. Потому что Артис помнил, как однажды увидел местного мага, что стоял прямо под открытым небом и ловил ладонями снежинки, которые вихрем падали именно на них, словно бы ими кто-то управлял. И вместо того, чтобы растаять от тепла и соскользнуть с кожи ручьем, они впитывались в его руки, а его кожа при этом слегка светилась. Для волшебников северные страны и правда были наполненным сказкой миром, потому что они ощущали эту магию, окутывающую все вокруг. Они чувствовали вихри магических нитей, способны были управлять ими, они… были частью этой сказки. И каждый раз, когда мальчик ловил снежинки руками, он надеялся, что однажды пустота внутри него засверкает магическими лучами и он ощутит, как зима проникает в него. Вот только этого не происходило. Стоило ребенку остановиться посреди темной улицы и вновь задуматься об этом, как тьма вокруг рассеялась, а на снег под ногами упали разноцветные тени, отчего он заискрился, будто улавливая эти цвета и пытаясь повторить причудливый узор. Вскинув голову, он увидел как разноцветные шары, что висели на нити, которая протянулась вдоль крыши дома рядом с ним, засияли, будто за цветным стеклом появилась свеча, которой раньше там не было. И ее не было! Арвид знал, что это за фонари, знал, что те были способны накапливать магию и сиять, когда она доходила до определенной отметки. Поэтому весь их город, украшенный подобными изделиями, и светился всю зиму, черпая силы из переполненных магией перьев ангелов. Да, Артис Арвид не был рожден магом, как и вся его семья. В нем не было даже крохотного сосуда, способного накапливать ману. Но это не значит, что он не видел чудес волшебства. Мир магии, что подобен плывущему в облаках небесному городу, обязательно однажды откроет перед ним свои врата. Он обязательно отправится в путешествие, его однообразная жизнь засверкает новыми красками, он познает приключения, встретит величайших заклинателей, сразиться с монстрами, что коверкают саму суть мироздания. Даже если он так и не научиться колдовать и не сможет отрастить себе крылья, он подпрыгнет так высоко, что ухватиться за край плывущего по небесной глади острова и заберется туда. Это все однажды случится, он верил в это. Нет, он знал! Мальчик, что замер посреди оживленной улицы, которую окрасили своими веселыми улыбками жители города, высыпавшие из своих домов, резко подпрыгнул, вытягивая правую руку и будто пытаясь ухватиться за что-то высоко в небе. Возможно, он пытался схватиться за звезду, что сияла на небосводе и манила его своими острыми лучами, он сам точно этого не знал. Но при этом он продолжал радостно улыбаться, даже когда его ноги вновь коснулись земли. Да, он не был небом, способным окутать эту ночную красавицу теплым одеялом тишины и спокойствия, поэтому было глупо даже пытаться ее коснуться. Вот только Артис верил, что однажды у него все получится. А потому не переставал улыбаться, любуясь заснеженным пейзажем. Нужно лишь немного потерпеть, и, когда он повзрослеет, все обязательно измениться. И все и правда изменилось. Встало с ног на голову, разрушая ткань мечтаний и ломая кости надежд. В’Соран оказался в том волшебном мире, о котором мечтал с самого детства. Он овладел магией, пусть пока что толком и не умел пользоваться своими силами, а как воин он опаснее даже зверя в ночном лесу, на которого неосторожному путнику непосчастливилось набрести. Он прямо сейчас в путешествии уже не раз столкнулся с опасностями, природу которых не постичь сразу, и преодолел их, если можно так сказать. Вот только… его взгляд вновь утонул в изумрудном океане, без конца и края. В океане скрытой от чужих глаз боли. Как оказалось, этот небесный город был тюрьмой, что обрезала крылья парящим в небесах птицам и заковывала в кандалы, которые веками томили души в бессмысленном ожидании капельки простого счастья. Об этом ли он мечтал всю свою жизнь? Ради этого ли погиб и утратил веру и в богов, и в демонов? Стоило ли это потери смысла его существования? Вампир не мог ответить даже на вопросы, что терзали его изо дня в день, что уж было говорить о том, чтобы дать ответ эту потерявшемуся на потонувшем во мраке пути юноше. Он не знал, почему сам все еще жив, если это можно назвать жизнью, так что он может ответить ему? Что?! Похоже, рубины окрасились в цвета эмоций, захлестнувших собой Артиса, и его собеседник это заметил, оттого и вновь отвернулся, устремляя взор куда-то вниз и сгибаясь над бортиком, что сжимали его пальцы до скрипа перчаток. Потускневшие пряди вновь скрыли завесой горечи лицо наследника семьи Рейн, и тишина снова укрыла их своими крыльями, сверкающими в ночи отзвуками страданий. Страданий, которые искривляли души всех живых существ в этом мире. Страданий, которые не отпускают своих жертв до самой их смерти. А некоторых — и после. В’Соран не знал как описать то, что чувствовал при этих словах, неожиданно разорвавших умиротворенность, приносимую прохладным морским ветерком. Он уже понял, что его спутник ненавидит свое имя, еще когда тот повысил голос на Агнесс, которая назвала его по имени во время их путешествия по Фуину. Также он примерно догадывался о причинах этой ненависти. Но это откровение, свалившееся на него, было для нежити полнейшей неожиданностью. На долгие минуты он вообще впал в прострацию, никак не ожидая такого поворота событий. Самым страшным из последствий, что он ожидал от той бурды, которую Финниану пришлось влить в себя, были проблемы с речью и прямой ходьбой. Но никак не это. Отчего сейчас Артис стоял, как громом пораженный, а его мысли бегали из одного угла в другой. У него вон даже успели всплыть в голове воспоминания из детства, чужие воспоминания и многое, многое другое. А ответа он так и не нашел. И тут промелькнувшая в голове картина заставила его чуть нахмуриться и кинуть косой взгляд на Астре. Когда-то давно этот простой жест успокаивал их обоих, возможно, он поможет и сейчас? По крайней мере, это было единственным, что мог сделать мужчина. Отчего, тихо выдохнув и вновь отметив про себя комичность этого жеста для мертвеца, он невесомо скользнул рукой по чужому плечу, а после положил руку на бортик ладонью вверх. Он смотрел на бледные пальцы, вспоминал сцены из прошлого и понимал, что сейчас все было абсолютно по-другому, сейчас все было куда запутаннее. А потому пальцы слегка подрагивали, а нахмуренные брови сошлись к переносице. Он не знал, что делает и зачем, но… Все мысли вылетели из головы В’Сорана, стоило ему увидеть руку Рейна, зависшую над его рукой. И нет, это не было покрытое пленкой времени воспоминание, отнюдь. Обтянутые тканью перчаток пальцы нерешительно зависли над рукой нежити, а после коснулись ладони, обжигающей холодом. Тот же сначала увидел, а потом и почувствовал чужое осторожное прикосновение, и по его телу прошлась мелкая дрожь, отдающая теплом куда-то внутрь. А через мгновение Астре опустил свою руку и их ладони соприкоснулись. Весь мир вокруг на секунду замер, позволяя Артису насладиться ощущениями чужой кожи. Да, пусть и через эту ненавистную уже перчатку, но почему-то ему казалось, что даже через нее обжигающая теплом кожа касается плоти мертвеца. Почему-то он невольно задержал дыхание, будто боялся нарушить этот иллюзорный мир, и не понимал, что ему и не нужно дышать. А после реальность вокруг ожила, а в голове наконец засияли шелковой лентой слова. Вампир знал ответ на этот вопрос. Знал. Он слегка приподнял локоть и подхватил ладонь юноши, переплетая их пальцы и сжимая чужую руку. На задворках сознания скользнула мысль, что тот может вновь отскочить в сторону, но она растворилась в небытие, когда его ладонь сжали в ответ. Арвид не знал, было ли это осознанным действием, но на его губах расцвела легкая улыбка, а уверенный взгляд скользнул выше. К профилю, который все еще скрывала тень от волос. — Потому что это ты, Астре. Эти слова сорвались с бледных губ так легко, будто это был единственно верный ответ на этот вопрос. И В’Соран верил в то, что это так. Если они оба все еще живы, значит в этом есть хоть какой-то смысл. И раз это так, то единственной причиной, почему из всех членов семьи Рейн выжил именно этот пытающийся казаться сильным юноша, могло быть лишь то, что это он. Со своими недостатками и достоинствами, со своими сильными и слабыми чертами, страхами и надеждами. С именем, что обязательно засияет когда-нибудь на небосводе, который распахнет свои объятия для маленькой юной звезды. Артис увидел, как Астре слегка вскинул голову, но взгляда от их сплетенных рук так и не оторвал. Но этого было достаточно, чтобы золотистые пряди соскользнули вниз и он смог увидеть переливающийся во тьме изумруд. Он сверкал подобно снежинкам, что когда-то давно ловил маленький мальчик своими ладошками, но, в отличие от них, он не таял, хоть и был еще более прекрасным. И пусть надежды того наивного ребенка разбились о сталь реальности, но теперь он сумел обрести силу, чтобы вернуть эту снежинку туда, где ей место. На небосвод.

***

То, что Рейн действительно сильно пьян, вампир понял, когда пытался отвести его в каюту. Не то, чтобы тот пересчитывал телом углы по дороге, скорее он загадочно замирал у стены, смотря куда-то в пол, а после вновь заторможено шел за своим спутником. Ему и правда нужно было проспаться, и это было очевидно. Поэтому В’Соран был несказанно рад, когда такой долгий из-за постоянных остановок путь увенчался успехом. Плотно прикрыв дверь в каюту, он прижался к ней спиной и посмотрел на юношу, что кинул на спинку стула верхнюю одежду, а потом стянул повязку с глаза и буквально упал спиной на кровать, прикрывая локтем глаза и размеренно дыша. Рассыпавшиеся по подушке волосы в свете масляной лампы казались густой золотистой смолой, а загорелая кожа буквально источала жар, и на ее фоне покрытые румянцем щеки еще больше выделялись. Мертвец понимал, что все дело в том самопальном роме, именно из-за него чужая кожа горела, но все же этот жар так манил, что он не удержался и скользнул взглядом ниже, на длинную шею и острые ключицы, что были видны в разрезе рубашки из-за расстегнутых верхних пуговиц. Грудь равномерно вздымалась, очерчивая торс под белоснежной тканью, которая была заправлена в облегающие темные штаны. Астре согнул одну ногу в колене, упираясь ей в кровать, отчего темная ткань натянулась и буквально впилась в подтянутые бедра. Незаметно сглотнув, мужчина поднял глаза и столкнулся взглядом с задумчивыми изумрудными глазами, что смотрели прямо на него из-под тени согнутого локтя. Печать в правом глазу тускло горела, но даже она не могла скрыть зелень луга, что шелестел на ветру в пасмурную погоду. Артис уже хотел было что-то сказать, как понял, что его спутник смотрит не на него, а сквозь него, куда-то далеко в свои мысли, куда ему путь заказан. Похоже, поспать тому не удастся. Мысленно вздохнув, он прошел вглубь комнаты и присел на стул, на спинке которого висела одежда «посла» государства Фуин. Он бы хотел как-то помочь, отвлечь от тяжелых мыслей, а, возможно, и воспоминаний. Но как это сделать? Взор алых омутов соскользнул на правую руку Рейна, и Арвид вспомнил о стигме, спрятанной под одеждой. Он ведь так и не узнал, откуда она у члена такой знатной семьи. Говорят, внимание подвыпивших людей легко перескакивает с одной темы на другую, так почему бы не проверить это? — Господин Рейн, с каких пор в вашем роду появилась мода на стигмы? — произнес живой мертвец и откинулся на спинку кресла, а заметив непонимающий взгляд собеседника, он похлопал себя по предплечью правой руки. Тот же задумчиво коснулся того места, где под рубашкой пряталось изображение чайки, и криво усмехнулся. — Вам полную версию истории, месье В’Соран, или краткое содержание? — протянул Астре, но после красноречивого взгляда лишь сжал предплечье и прикрыл глаза. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что ему не следует рассказывать считай незнакомцу об этом, но ее смел поток желания выговориться. Желания, навеянного градусом.

***

Когда жизнь беззаботного мальчика с блестящим будущим осыпалась пеплом к его ногам, ему было всего тринадцать лет. Он был еще ребенком, когда потерял родителей, дом, надежды и мечты. Судьба уготовила ему смерть в юном возрасте, но почему-то все пошло не по ее плану. Его спас дядя, сумел вынести из горящего здания и спасти от лап фигур в смеющихся масках, которые до сих пор преследуют его в кошмарах, чье дыхание он до сих пор ощущает, словно они уже здесь, прячутся в тенях и выжидают, когда их наивная жертва, мнящая себя властителем своей судьбы, даст слабину. А ждать то долго и не придется. Возможно, это не Астре обхитрил судьбу, а та решила поиграться с ним и дала второй шанс. Он точно не знал, так ли это на самом деле, не знал, продолжает ли идти по заранее выложенной дороге, в конце которой его ожидает сама судьба-злодейка, или же он давно вырвался из ее лап. Не знал, но… продолжал идти вперед. А что же ему еще оставалось? Даже если порой в светловолосой голове проскакивают мысли о том, что было бы лучше просто лечь и умереть, ведь тогда бы его мучения наконец закончились, он просто не мог позволить себе это сделать. Гордость, эгоизм, желание жить. Неважно, как называют чувство, заставляющее его двигаться вперед. Главное, что оно все еще держит его на ногах. В ту ночь выжили только двое, сам мальчик и его дядя. А потому тот спрятал его в своем особняке в горах, понимая, что скоро их враги осознают свою ошибку и придут за последними Рейнами. Но пока властителей кошмаров не было видно на горизонте, им оставалось только стараться выжить. Рейн младший стал усердно учиться темной магии и управлению демоном Бездны, а его последний родственник путешествовал по миру, расследуя дело той ночи и пытаясь собрать разрозненных подчиненных, которые после такого краха ранее неприступной крепости под названием «Семья Рейн» разбежались кто куда. Но несмотря на обилие дел, мужчина всегда приезжал к своему племяннику хотя бы раз в год, на его день рождения. По законам дворянского рода наследник становился взрослым после восемнадцатого дня рождения, и поэтому он обещал приехать на его совершеннолетие. Обещал, но… не приехал. Астре не тешил себя надеждами, не слушал прислугу, что заверяла его о том, что дядя просто задержался в пути. Он знал, что тот уже мертв. Потому что затылок обдало дыханием смерти, а тело сковал животный ужас пред ликом надвигающейся кончины. Если даже до такого рассудительного мужчины, который единственный спасся из того кошмара наяву и даже умудрился спасти своего племянника, добрались, то его собственная смерть была уже близка. И хоть юноша это понимал, осознавал, что ни за что не сможет спастись, он собирался забрать с собой в Бездну как можно больше демонов, что превратили его жизнь в сущий кошмар. И когда спустя месяц после его восемнадцатилетия на особняк напали, он был готов сражаться до конца. Он еще плохо владел магией крови, контроль над Коллапсаром вызывал у того лишь хохот, а одного быстрого взгляда на окружившие здание тени хватило, чтобы вывести его из себя и лишить всякого хладнокровия. В голове стучала навязчивая мысль убить всех до единого, ценой собственного рассудка, души, жизни, в конце концов, но ввергнуть их в пучину ужасающих страданий. Но его дядя и правда был крайне умным и предусмотрительным человеком, а оттого он знал, что в таком случае захочет сделать единственный выживший из семьи Рейн, и не мог допустить этого. Стоило золотой тени молнией метнуться к выходу, как его тут же схватили верные подчиненные мужчины, а после лишили чувств одной инъекцией, напоследок хором заявив, что он должен жить. Верно, должен, но хочет ли? Это у него никто так и не спросил. Астре с трудом разлепил глаза, когда качка окончательно добила его и довела до крайней степени тошноты, при которой организм удерживает в себе остатки ужина лишь благодаря упрямству его владельца. От этой странной инъекции его мутило, перед глазами все плыло, а конечности не слушались, будто их кто-то отрубил. Хотелось вновь провалиться в мешанину болезненных образов, которая в простонародье называлась сном, но какая-то навязчивая мысль не давала это сделать. Нет, это было не осознание того, что если он сейчас заснет, его может стошнить прямо во сне, почему-то сейчас даже такому брезгливому человеку как он было мягко говоря плевать, наверное во всем была виновата та жижа, которую ему вкололи. Что-то другое его беспокоило, что-то… Рейн резко распахнул уже начинающие закрываться глаза и наконец понял, что его так беспокоило. Он видел мир двумя глазами. Нет, он и раньше его так видел, ведь повязка была пропитана заклинаниями, позволяющими видеть глазу с печатью сквозь нее, вот только это все равно не было похоже на обычную картину мира, а скорее это был взор, улавливающий нити магии и их следы и позволяющий видеть образы объектов. А сейчас он видел все так, будто на нем не было повязки. И это было крайне странно, ведь лишь узкий круг лиц знал об особенности его правого глаза, а остальным такое знать было не дозволено. Так кто додумался снять с него повязку?! Да и еще в таком месте? Взгляд изумрудных глаз скользнул по помещению, в котором он находился, и драгоценные камни стали словно еще больше. А что это, собственно, за место? Астре довольно редко плавал на кораблях, так как он был предрасположен к морской болезни, отчего практически все плавания были для него мучением, но все же в их время путешествия по морю были неотъемлемой частью жизни членов дворянского рода, которые обязаны были появляться на людях и гостить в соседних странах. Именно поэтому он не мог не узнать трюм какого-то корабля. Эти полукруглые стены, несильная качка, которая для него, впрочем, была очень даже сильной, а также шум волн, разбивающихся о борт, — все это было до боли знакомым, и одновременно нет. Он точно был на корабле, а точнее в трюме корабля, но это судно определенно не принадлежало его семье, ведь все, что находится в подчинении Рейнов, блестит чистотой и красотой, а тут… Все помещение было заставлено какими-то ящиками, сундуками, а еще… клетками? Рейн не мог сказать точно, но вид у этих конструкций был самым неприятным из всего, что он видел доселе. Покрытые чем-то темным, они крайне неприятно пахли, отчего аристократ точно не мог сказать, что это была за вонь. Также на ящиках валялись какие-то тряпки, а еще… Глаза округлились до невиданных размеров, когда в паре метров от него какое-то существо нырнуло в щель меж ящиков, сверкнув своим длинным розовым хвостом. Кажется, это была крыса, но юноша не мог сказать точно, ведь никогда раньше их не видел, да и разве может быть грызун таким большим? Они ведь маленькими должны быть, да?.. После всего увиденного он уже было абсолютно уверен в том, что не может быть на корабле, принадлежащем его роду. А значит, никто точно не должен видеть его печать. Рука машинально метнулась вверх, к светящемуся во тьме глазу, и тут же упала обратно на пол, а по трюму разнесся оглушительный звон цепей. Медленно, словно не веря в реальность происходящего, Астре опустил взгляд и уставился на свои конечности, скованные цепями. Настоящими железными оковами, заканчивающимися кандалами, которые он видел лишь однажды на рынке рабов, мимо которого им не посчастливилось проехать на пути в другой город. Они также были покрыты чем-то темным, а кое-где светлую нежную кожу окрасила ржавчина, осыпавшаяся с металла. Будучи словно под гипнозом, он поднял руку, принюхавшись к запаху, что источали кандалы, и до него наконец дошло, что это была за вонь. Так пахла засохшая кровь. Резкий спазм скрутил живот Рейна, заставляя согнуться и зажать себе рот рукой, чтобы сдержать рвотные позывы. Его нещадно тошнило, но уже не только от качки, а еще и от запаха крови, вида этих клеток, звона цепей, что стал еще оглушительнее, когда он дернулся, будучи полностью скованным. Этот звук врезался в его уши, проникал в голову и сотрясал все испуганные шайки мыслей, бегающие по кругу. Что с ним произошло, как он здесь оказался, где вся его многочисленная прислуга, где его телохранители, где… дядя? Осознание стрелой пронзило голову Астре, отчего он даже дернулся назад, пригвожденный к стене окровавленным наконечником, с которого стекали алые капли мыслей. Наконец он начинал понимать, в каком положении находится. Наконец он понял, что такое настоящие отчаяние. Его дяди больше нет, все те, кто присягал на верность его семье, скорее всего либо мертвы, либо уже далеко отсюда. Бегут, не оборачиваясь назад, туда, где догорают последние угольки, что остались от семьи Рейн. Все, что у него осталось, — это он сам. И это было самым худшим исходом из всех. Ведь вместо того, чтобы умереть с достоинством в бою, он погибнет, измазавшись в грязи и окончательно опорочив имена его предков. В тот момент он думал, что хуже уже быть не может, но как же сильно он ошибался. — Что ты сказал?! Какого морского чудовища ты убил, чтобы осмелиться так нагло врать мне?! — донесся приглушенный, но от этого не менее звучный, мужской голос из-за двери, в сторону которой юноша даже не повернул головы. Он был сейчас словно не в этом мире, разбитый на множество осколков поглотившим его отчаянием, сломленный и беспомощный. Ему даже в голову приходила мысль, что сейчас он представляет собой просто ужасную картину, но она испарилась, стоило сковавшим его цепям впиться в руку. — Н-нет, сэр! Это чистая правда! На том корабле не было ни одного сундука с драгоценностями, даже тайников с магическими артефактами мы не нашли, хотя и обыскали все, от трюма до мачт, — помещение заполнилось отзвуками уверенных шагов и тихого топота, которые становились все громче. — Мы нашли на нем лишь… Тут дверь резко распахнулась, ударившись о стену с оглушающим грохотом, и в трюм зашел, еле протиснувшись сквозь узкий дверной проем, высокий мужчина, в плечах в два, а то и в три раза больше самого наследника семьи Рейн. Его лицо было покрыто шрамами, левый глаз отсутствовал, и на его месте виднелся лишь шов, а правый был словно сдвинут ближе к носу. Одет же он был в потертую и изношенную одежду, похожую на ту, что носили моряки. При взгляде на него в светловолосой голове промелькнуло «Циклоп», а после мысль затухла также быстро, как и появилась. Не отошедший от действия инъекции, а также от всплеска адреналина, юноша плохо осознавал ситуацию, а потому никак не отреагировал на вошедшего, и лишь голова машинально опустилась, скрывая правый глаз за длинной челкой. За Циклопом же вошел какой-то низкий паренек в жилетке на голое тело и в подпоясанных широким поясом штанах. Он посмотрел прямо на Астре и, указав на него пальцем, закончил фразу: — Его. — Да быть того не может! — воскликнул мужчина и широким шагом подошел к пленнику, закованному в цепи. — Ты сам прекрасно видел, как эти вылизанные до блеска шавки защищали корабль. До последней капли крови! Буквально, чтоб их. Да там точно должны были быть по меньшей мере горы золота, а то и целые завалы редчайших магических артефактов. На таких кораблях другое не возят. Там даже эта гальюнная фигура золотом украшена. Незнакомец присел рядом с Рейном на корточки, вглядываясь в его лицо и словно пытаясь увидеть вместо его головы мешок с золотом. Отчего тот испуганно отполз назад, прижимаясь спиной к стене позади него и поджимая босые ноги. Он плохо понимал, что здесь происходит, но стоило ему ощутить холод, как он тут же опустил взгляд и непонимающе посмотрел на свои ноги. После явно невменяемого состояния, когда окружающий мир казался смазанным, а ощущался словно большой комок ваты, вернувшаяся чувствительность была подобно источникам на севере, которые окутывают тебя холодом, что промораживает до костей, но вместе с тем возвращает ясность ума. Астре наконец осознал то, что до этого каким-то образом упускал из виду. На нем была лишь длинная грязная рубашка, не доходящая и до середины бедра и свисающая с угловатого плеча из-за большого для еще неокрепшего тела размера. Даже нижние одежды не ощущались, что заставило неприятные мурашки бегать по телу, а волосы на голове вставать дыбом. — Но сэр, это… это правда, — неуверенно залепетал паренек, а после уже более громко заговорил. — Мы смогли содрать несколько золотых украшений со стен и мебели, забрали все магические артефакты, которые были у тех людей, а также стянули с них всю одежду, так как она была явно хорошего качества. Особенно у него. Тонкий палец указал прямо в сторону находящегося в каком-то шокированном состоянии юноши. — Его одежда вообще была пошита из тонких эльфийских нитей. Это те, что прочнее стали. Но убивать его как остальных не стали, все же не зря его так упорно старались защитить. Может, и из его жизни можно извлечь какую-то выгоду? — протянул мальчишка, выглядывая из-за плеча Циклопа, отчего тот дернул им и ударил его прямо по лбу. — Как ты меня задрал своими балладами! Говори как нормальный человек. Извлечь выгоду, тоже мне. Содрать золота за его шкуру, понял? — гаркнул он, отчего прижавший к покрасневшему лбу ладошки паренек активно закивал. После чего мужчина приблизился к Астре, протягивая к нему свою руку, но тот еще сильнее вжался в стену, чем и вызвал новый всплеск гнева. — Да харе отползать, как крыса в трюме! И не успел наследник семьи Рейн даже удивиться таким непочтительным к себе отношением, как грязная большая рука схватила его за ногу и дернула вперед, отчего он соскользнул со стены и упал на пол, больно ударившись об него затылком. Очередной звон цепей, прокатившийся по помещению, словно отразился от стен его разума, размножившись и заполонив собой всю черепную коробку. Когда звездное небо, возникшее перед глазами и искрящееся переливами созвездий, стало растворяться под натиском реальности, юноша осознал себя лежащим на полу со скрутившими руки цепями, а еще с… задранной ногой. Циклоп, продолжая до боли сжимать его ногу, задрал ее еще выше, смотря куда-то вниз и гадко ухмыляясь. — А за него и правда можно мешок с золотом стрясти, а то и два. Ты его тело видел? Да не у каждой девки такое. А кожа какая мягкая. Ну и личико вроде ничего, — он неожиданно схватил Астре за подбородок, а когда тот попытался дернуться, лишь до боли сжал его ногу, так сильно, словно мог переломить ее одним движением. И крик боли потонул в мычании, когда его щеки с силой сжали. — Да заткнись ты. Советую тебе быть послушным. Когда мы продадим тебя какому-то старому извращенцу, думаю, он не будет терпеть твои выходки. — То есть… направляемся на рынок рабов, сэр? — осторожно уточнил паренек, а мужчина в ответ лишь усмехнулся, так, словно это было само собой разумеющееся. — Нет, в пасть левиафану. Да конечно на рынок, рыбья ты голова! Только найди какой-нибудь поближе на карте, а то капитан после такого провального дела не в духе, так что нужно как можно быстрее принести ему прибыль на блюдце. — Есть! — отчеканил мальчишка, а после ветром унесся из трюма, и лишь топот его протертых сапогов раздавался где-то за дверью. Юноша же даже не заметил того, как его тело стала бить крупная дрожь. Он не мог поверить в то, что только что услышал. Не мог поверить, что такое мало того, что существует на этом свете, так еще и происходит именно с ним, с наследником семьи Рейн! Его взгляд метался от двери, за которой скрылся паренек, к обезображенному лицу этого мужчины, надеясь, что хоть кто-то ему скажет, что это шутка. Ведь не может это быть правдой, просто не может! Конечно, он слышал о работорговле, слышал, что рабов могут использовать как угодно и что после покупки они становятся буквально игрушкой в чужих руках. Но все это было так далеко от него, так незнакомо потомку дворянского рода, что казалось, словно это какой-то другой мир, который никогда его не коснется. Но вот сейчас он, практически голый, закованный в цепи и до бессознательного состояния напуганный, лежал перед незнакомцем, который собирался его… продать? Как вещь? — Жалко конечно, что ты парень. Будь ты девкой, еще бы больше за тебя получили. Да и это фигня в твоем глазу вид портит. Что, игрался с темной магией и поплатился за это? — грубый мужской голос сменился на хриплый смех, а после Циклоп лишь гадко оскалился. — Ну да ладно, главное, чтобы не потасканным был. Тебя же еще не использовали по назначению, м? — Ч-что?.. — вырвалось у Астре, так как он упорно не понимал о чем вообще говорит этот человек. Использовать по назначению? Да что это вообще значило?! Но стоило его тихому и дрожащему голосу вырваться из горла, как он тут же замолчал, не веря, что это его голос. Такой жалкий, такой сломленный, словно расстроенная струна скрипки. Нет, наверное даже хуже. Ему нужно было бежать, срочно, ведь этот незнакомец заметил его печать. Дядя говорил ему, что никто не должен видеть ее! Да и где его повязка? Она ведь особенная, он должен ее вернуть! А для этого, ему нужно сначала… убить этого мужчину? Нет, конечно же он уже убивал, вот только тогда глупца, что пробрался на территорию особняка дяди и попытался стащить пару драгоценностей, связали и посадили прямо перед ним, отчего Рейн легко забрал чужую жизнь. Но сейчас, сейчас все было по-другому. Ему было… страшно. — Вот дурень, отвечай, когда спрашивают! — рявкнул Циклоп, а когда получил в ответ лишь взгляд полных страха глаз, раздраженно цыкнул. — Ладно, сам проверю. И чужая рука, отвратительно-горячая и грязная, коснулась бедра юноши, начиная скользить по его коже вверх. Тем временем на этом отвратном лице красовалась похабная ухмылка. Настолько ужасная, что одновременно вызывала и очередной приступ тошноты, и дикое желание срезать ее кинжалом. И эту мысль тут же что-то подхватило внутри, заставляя жгучую ненависть и обжигающую злость гореть фиолетовым пламенем. Никто не смеет так касаться его, никто! Мгновение — и дрожащее тело окутывает темная аура, а правый глаз пронзает боль, которая словно отрезвляет его, уносит страх в потемки сознания и заставляет ненавидеть весь этот отвратительный мир. Выброс демонической энергии разрывает кандалы в клочья и отбрасывает мужчину к противоположной стене с такой силой, что аккомпанементом его глухого крика служит тихий влажный хруст. Бессознательное тело сползает на пол, оставляя за собой кровавый след, что украшает стальные прутья одной из клеток алым цветом, и эта картина так сильно нравится Астре, что он не может сдержать зверского оскала, а запах свежей крови забивает ноздри. Его взгляд окутывает пламя, а сам он поднимается на дрожащих ногах, приближаясь к Циклопу и жадно подмечая каждую деталь. Похоже, тот настолько опешил от выброса магии, что даже не успел как-то среагировать до того, как его голова встретилась с металлом клетки, которыми была завалена противоположная стена. Кажется, пробит череп, по крайней мере волосы на затылке слиплись от крови, а та все не останавливалась. Но он еще дышит. Эта мразь еще жива. В ушах эхом стучит чужой пульс, забивая собой все мысли и принося взамен лишь одну: добить. Дикий, словно у зверя, взгляд подмечает кинжал на чужом поясе, отчего Рейн слегка наклоняет голову, не в силах унять свое сердце, что так сильно билось, словно пыталось выпрыгнуть из груди. На краю сознания пищит мысль, что это не его эмоции, не его желания, но ее сметает поток темной магии. А в голове звучит чужой голос, такой ужасающий, словно вся Бездна кричит. Но сейчас он кажется таким манящим, таким желанным. Сломленный страхом рассудок ревет от боли, а голова забита одним словом. Убей. Почему-то кажется, что если юноша подчинится воле разума, своего, или же не совсем, то пути назад не будет. Но эти опасения ютятся где-то на фоне, пока рука тянется к рукояти кинжала, а после ловким движением выхватывает его из ножен и перехватывает поудобнее. Пальцы так приятно ложатся на обитую кожей рукоять, а лезвие направлено вниз, туда, где все еще бьется чужое прогнившее сердце. Астре должен его убить, и он убьет. Кожа скрипит от нечеловеческой хватки, а все тело дрожит так сильно, словно он падает в пропасть, куда нет пути свету. Страх это, злость, боль, неважно. Не осталось никого, кто может его остановить. Никого. Поэтому… — Прости. Тело вмиг замирает, а юноша невольно оборачивается, пытаясь найти обладателя этого певучего, чуть хрипловатого и до боли в сердце печального голоса. Но в трюме больше никого нет. А голос вновь звучит в ушах, разрезая время и пространство. — Прости, Астре. Из-за наших ошибок ты несешь это бремя. Голова начинает жутко болеть, отчего Рейн хватается за нее, а поволоку тьмы прорезают воспоминания. Да, он уже слышал это. Слышал. Но когда? — Я был уверен, что ты погибнешь там. Ты не был готов, это была не твоя ноша. Но ты смог выжить. Как? Я не знаю. Когда я уже потерял надежду и собирался убить тебя, чтобы облегчить твои мучения, ты неожиданно открыл глаза. Ты смог подавить Бездну не магией, не жизненной энергией, а силой воли. «Точно… дядя говорил мне это, когда я узнал о том, что внутри меня Кол» — пронеслась одинокая птица в голове, махнув крыльями и потревожив темную гладь, отчего та взревела и прорезала сознание дикой болью. — Я не знаю, и даже боюсь представить, какой путь ждет тебя впереди. Но я уверен, что ты сможешь. У тебя есть сила, которой не было у всех наших предков. Стремление бороться до самого конца. Прости, Астре. И спасибо тебе. Перед внутренним взором возникла тусклая улыбка так рано постаревшего мужчины, но почему-то она казалась такой же прекрасной, как нежные переливы цветов на вечернем небесном полотне. Закат близился. Стоило этим воспоминаниям оборваться так же неожиданно, как они возникли в голове, и голос усилился, яростно нашептывая о том, чтобы закончить дело. Такая тварь, как этот незнакомец, должна быть мертва. И возможно Кол был даже прав, но… не ценой души молодого человека. Лезвие кинжала завертелось в руке, а после Астре вновь крепко схватил рукоять и резко опустил руку вниз, прорезая плоть и окрашивая нежную кожу горячими брызгами. После чего он дернул кинжалом вперед, оставляя глубокий порез, из которого тут же потекла черная кровь. Он даже не почувствовал боли, когда оставил на своей левой руке такую пугающую рану. Потому что его тело уже практически захватили силы тьмы. Практически. Спустя пару мгновений кровь, окрасившая его и так грязную рубашку темными кляксами, наконец поменяла свой цвет и стала сначала грязно-красной, а потом бардовой. И вместе со столь знакомым цветом пришла боль, которая пронзила его руку, отдавая ноющими выстрелами в плечо. Оружие выпало из ослабевшей руки, а сам Рейн покачнулся, хватаясь за рану и до боли стискивая зубы. Нужно было терпеть, пока кровь совсем не очистится, нельзя было произносить заклятие заточения раньше времени. И ему приходилось стоять и смотреть, как мутная кровь покидает его тело, буквально заливая пол, в то время как его рука онемела и дико тряслась, а красное мясо виднелось из зияющей раны. Когда же шепот в голове утих, а кровь уже даже перестала течь, еле державшийся на ногах от потери крови юноша приложил два бледных пальцы к ране и начал сбивчиво шептать заклинание на мертвом языке. И стоило ему закончить, как над раной засиял алый магический круг, который после превратился в такого же цвета жидкость и впитался в рану, наполняя тело носителя демона силой. Рана сама по себе затянулась, а алые потоки впитались в кандалы демона, делая их еще прочнее и отрезая тому возможность еще некоторое время марать сознание молодого человека своим присутствием. Покачнувшись, Астре с трудом устоял на ногах, так как его все еще трясло от этого ритуала, после чего он склонился над все также лежащим без движения мужчиной, оторвал кусок от его рубашки и замотал тканью свой правый глаз. После чего, осмотревшись, пошел к выходу. Нужно было как можно быстрее отсюда бежать. Благодаря магии крови Рейн определил, сколько человек на этом корабле и где каждый из них находится, отчего без труда проскользнул к выходу на палубу, замирая около двери и выглядывая в небольшое окошко сбоку от дверного проема. Посмотрев на верхушку мачты, он судорожно выдохнул. На ней не было никаких опознавательных флагов, следовательно скорее всего он находится на судне пиратов. Но и одного взгляда на мужчин, что слонялись по палубе, хватило, чтобы убедиться в этой догадке. С большим количеством шрамов, в потасканной одежде, с бутылкой чего-то спиртного в руке. Они точно не могли быть простыми моряками, из-за явно не одного пережитого боя, но и на служащих на флоте они совсем не походили. Возникал вопрос, как наследник семьи Рейн умудрился попасть к ним, но ответ не заставил себя ждать. Стоило перевести взгляд в бок, как он увидел справа по борту другой корабль, немного меньше пиратского, но зато гораздо более изящный и сверкающий. На мачте красовался флаг Империи Магнум, а на носу гальюнная фигура, которой были украшены самые лучшие парусники, что принадлежали семье Рейн. Они были быстроходными и практически неуловимыми, а также была возможность управлять судном магией. Вот только сейчас было видно, что этот парусник пережил тяжелый бой. Борт был кое-где пробит снарядами, с гальюнной фигуры сняли почти все золото, практически сломав ее, парус кое-где закоптился, мачта была повреждена, а все палуба была залита кровью. В углу, около прохода вниз, валялись обнаженные тела, которые, скорее всего, принадлежали подчиненным дяди. Это была просто отвратительная картина. Похоже, после нападения на особняк они подхватили бессознательное тело Астре и сбежали с места событий по морю, дабы спасти последнего члена дворянского рода. А в пути на них напали пираты, и, так как те уже явно были вымотаны после боя с неизвестными, потерпели поражение в этом сражении. Непонятно было, как пираты вообще сумели догнать столь быстроходный парусник, но стоило юноше посмотреть в левую сторону, как он увидел высокие скалы, которые вырастали прямо из моря, а за ними виднелась высокая гора. Это был какой-то остров. И судя по тому, как были расположены два корабля, их парусник направлялся к этому острову, наверное, чтобы пополнить запасы пресной воды, а в итоге из-за скал вынырнуло судно пиратов. Видно это была их территория, и они прекрасно знали, откуда следует неожиданно появиться. Ну и корабль, принадлежащий роду Рейн, просто не успел сменить курс. Дела были крайне плохи, но шанс спастись еще оставался. Рейн знал о местонахождении тайника на подобных кораблях, в котором хранился своеобразный руль для управления парусником в одиночку магией и артефакт для связи. Скорее всего, пираты не смогли его найти, ведь он был тщательно замаскирован и защищен. Вот только этот руль забирает столько маны, что обессиленного Астре надолго точно не хватит. К тому же, он абсолютно не знал, где находится и куда плыть. Или же… знал? Он посмотрел в сторону острова, и в светловолосой голове возникли пункты плана. Сейчас ему было необходимо пробраться на соседнее судно, а после магией направить его в сторону острова. Там он мог спрятаться и связаться с кем-то из слуг рода. Ведь после недавнего нападения хоть кто-то должен был выжить. Ну и ждать, когда за ним прибудут. На целом острове его вряд ли сможет найти пиратская шайка. Конечно, все это будет непросто, ведь нужно будет еще отбиться от тех разбойников, что сейчас находились в трюме парусника. Впрочем, можно было просто наложить барьер на дверь, чтобы они не выбрались из кают, а при приближении к суше спрыгнуть в воду и доплыть до берега. Когда же барьеры спадут, юноша уже будет далеко. В любом случае, сейчас другого выхода не было, а потому необходимо было дей… — А ты что тут делаешь?! — донеслось откуда-то сзади, и не успел Рейн повернуться, чтобы рассмотреть незваного гостя, как его голову пронзила острая боль, а он сам упал на пол, чувствуя, как перед глазами все мутнеет, а с его волос капает его собственная кровь, смешанная с чем-то светлым. Теперь его тошнило еще сильнее, что было явным признаком сотрясения, но он не успел ничего толком осознать, так как его рывком подняли, и мир вокруг закружился. Кто-то что-то кричал, отчего громкие голоса врезались в уши, кто-то смеялся, так противно, что хотелось зажать уши руками, в то время как его продолжали куда-то тащить. Рывок — и его бросают прямо на палубу, а после руку пронзают волны боли, когда ее с силой заламывают. — Этот сученыш Джо чуть не убил. Его нашли с пробитым черепом. Я, конечно, тоже погорячился, когда его бутылкой по голове огрел, ром то с пола не слижешь. Просто под рукой ничего не было, — раздался оглушающий голос прямо над ухом, а после его кто-то схватил за волосы и дернул вверх, принося жуткую боль. Астре пытался сдержаться, но в итоге с его губ все же сорвался болезненный стон, отчего его руку заломили лишь сильнее. — Не скули. — Неужели он еще жив? — произнес старик, что осматривал залитое кровью лицо пленника. — Да что с ним будет. Максимум капли рома в рот попадут, везучий уебок, — ответил незнакомец, отчего юноша заскрипел зубами. Он ведь мог заметить его с помощью магии крови, да запросто. Но он отвлекся на мысли о том, как проще сбежать с корабля. Ему учителя всегда говорили, чтобы во время боя он никогда не терял концентрацию, но в ответственный момент он именно это и сделал. Бездарность. — И что будем с ним делать? — Да украшение на пятку и в море, пусть чудищу морскому пытается череп пробить. — Джо вроде хотел его в рабство продать. — И теперь валяется с дырой в голове. Слишком много мороки с ним, да и покоцанный товар теперь. Так что лучше избавиться от него как можно быстрее, пока капитан не прознал о том, что мы не можем с мальчишкой нормально разобраться. — Как скажешь, — старик, что все это время удерживал вяло трепыхающегося Рейна за волосы, пожал плечами и отпустил его, после чего крикнул кому-то. — Эй, ты! Что-нибудь тяжелое тащи. Да поживее! Где-то вдалеке раздался топот, а сердце Астре словно в пятки ушло. Если сейчас что-то не предпринять, то после со дна морского он точно не выберется. Да он уже еле на ногах стоит, что уж говорить о том, чтобы пытаться сражаться со всей командой, когда они будут его в воду скидывать?! Ему бы лишь добраться до тайника на соседнем корабле, и тогда пираты за ним точно не угонятся. Проблема была в том, что его физическое состояние оставляло желать лучшего, а маны было не так много, но это был единственный шанс выбраться из этой ситуации живым. Поэтому, сцепив зубы, наследник семьи Рейн подумал, что если уж и умирать, то в бою. И через мгновение струйки крови, что стекали по его лицу, поднялись в воздух и стрелой метнулись в мужчину, который его держал. Тот не успел среагировать, и кровавая стрела пронзила его щеку, а после превратилась в густой туман из крови, который за секунду окутал их обоих. Хватка на руке ослабла, и Астре снарядом вылетел из алого облака, на ходу складывая руками магический жест и разделяя лужи крови, которыми была залита палуба парусника, по праву принадлежащего ему, на мельчайшие капли. Еще один кровавый туман, намного более густой, взвился в воздух, укрывая багровой тьмой всю соседнюю палубу и постепенно окутывая даже мачты. Ноги не слушались, весь мир перед глазами кружился в вальсе, а голова невероятно болела, но оставались считанные шаги до свободы. Когда он нырнет в этот туман, то за пару секунд доберется до тайника, в то время как пиратов он явно задержит. Нужно только потерпеть еще пару мгновений, продержаться еще немного. За спиной воздух пронзали крики, кто-то помчался за ним, а где-то послышался звон металла, когда лезвие шпаги вынули из ножен. Но все это было неважно, ведь бледная окровавленная рука уже потянулась к перилам, чтобы схватиться за них и перемахнуть на другой корабль. Юноша прищурился, так как видел перед собой расплывающуюся картину того, как его пальцы касаются бортика, а после раздался раскат выстрела. Марево, витавшее перед глазами после удара бутылкой по голове, тут же растворилось от всплеска эмоций, являющихся смесью шока, непонимания и страха. Благодаря этому Рейн смог ясно увидеть небольшой снаряд, что пробил его ладонь насквозь, вылетая с тыльной стороны и оставляя за собой кровавую дорожку, окропившую бортик. Дикая боль от буквально вырванного куска мяса и раздробленной кости пришла не сразу, отнюдь. Сначала Астре врезался плечом в перила, хватаясь за пострадавшую руку и прижимая ее к груди. А потом так и остался сидеть, дрожа как лист на ветру и с неким интересом рассматривая алую жидкость, которая толчками выливалась из круглой раны и оставляла на изодранной и перемазанной всем чем только можно рубашке кровавые дорожки. В голове царил полный хаос, и на секунду возникла даже мысль посмотреть через отверстие в руке. Кажется, последний член семьи Рейн начинает сходить с ума. — К-капитан, рады видеть! Мы думали, что вы будете отдыхать в своей каюте до вечера, — нервно произнес кто-то из команды, а потом тут же умолк, заметив неодобрительные взгляды. Над палубой зависла ощутимая аура всеобщего страха, будто бы они видели перед собой не своего вожака, а самого страшного демона другого мира. Но юноша не поднимал головы, чувствуя, как от сильной боли на глаза начинают наворачиваться слезы. А возможно, от безысходности. У него больше не было сил даже подняться. Влага скопилась в уголках глаз, но все продолжала цепляться за светлые ресницы, не желая срываться вниз. А в пугающей тишине, что стервятником зависла над палубой, отчетливо были слышны звуки медленной, словно прогулочной, поступи. И Астре, будто ощущая приближение своей кончины, решил заглянуть смерти в глаза и медленно поднял голову. А у смерти были темно-карие внимательные глаза, что смотрели на него с неким интересом во взгляде. Перед ним стоял высокий мужчина, которому на вид было не больше тридцати. Его светлые волосы, доходящие до плеч, слегка развивались от ветра, словно крылья коршуна. Небольшая колючая даже с виду щетина была похожа на множество мелких лезвий. Одет незнакомец был в длинный темно-синий камзол с золотой каемкой, который не был запахнут, отчего через торс наискось шел широкий пояс с тремя кремневыми пистолетами, висящими в специальных карманах. Белоснежная рубашка не была застегнута на груди, и в разрезе виднелась золотая цепочка, на которой висел какой-то клык. Кажется, это когда-то принадлежало какому-то чудовищу. Также мужчина был одет в широкие темные брюки, подпоясанные широким красным поясом, и тканевые сапоги. В руках же он держал два пистолета с длинным дулом, одно из которых слегка дымилось. Рейн никогда ранее не видел огнестрельное оружие так близко, так как в его семье отдавали дань традициям и считали, что проверенная временем магия лучше новых игрушек. Что ж, похоже его семья ошибалась, ведь он даже щит не успел поставить, как оказался лишен руки. Впрочем, это было уже не столь важно. Главным было то, что сейчас он умрет. Капитан не внушал ужас, скорее, напротив, он казался самым адекватным из всей шайки. И он продолжал молчать, лишь осматривая юношу в своих ногах. — Капитан, — вперед вышел какой-то грузный мужчина, а его голос был таким же низким, как и шансы у Астре на выживание, — этот сученыш почти убил Джо, изуродовал лицо Барда, да и сбежать не раз пытался. Что прикажете? Выкинуть его за борт? — Нет… — неожиданно даже для самого себя произнес молодой человек, слегка опуская голову и стараясь не стонать от боли. — Что ты там вякнул? А ну молчи, когда с тобой… — начал было тот самый докладчик, как его остановила поднятая рука, все еще державшая пистолет. Капитан так и не обронил ни слова, а его взгляд словно делал в их пленнике еще несколько дырок. Тот же, набравшись смелости, резко вскинул голову и уверенно посмотрел в карие глаза. — Именно так. Я почти убил двух твоих людей и сбежал с корабля. Я талантливый маг, который даже будучи обессиленным способен повалить десяток врагов. Поэтому… — голос дрогнул, хотя до этого он был предельно звонким и четким. Но Рейн незаметно выдохнул, после чего уверенно продолжил. — Возьми меня в свою команду. Изумруд, что сверкал на солнце переливами зеленого, сейчас был как никогда ясным. Астре понимал, что его уже живым не отпустят, но и сражаться он больше не мог, поэтому влетевшая в голову пару мгновений назад мысль оказалась как никогда кстати. Он обязательно сбежит от них, но сейчас, именно сейчас, ему нужно было выиграть себе немного времени. Да и бесполезно надеяться, что помощь придет. Его семья убита, ее влияние уничтожено, дом сожжен. Ему некуда больше идти и не на кого надеяться. Остается лишь бороться самому. До самого конца. Он надеялся, что капитан согласиться, но это была лишь надежда, ничем не подкрепленная. А потому, увидев, как чужие губы изгибаются в довольной улыбке, юноша слегка опешил и продолжил заторможенно наблюдать, как тот убирает на пояс оружие. И через секунду он ощутил на своем подбородке крепкую хватку, а сверкающие в тени глаза оказались непозволительно близко. — Как тебя зовут? — чужое дыхание опалило лицо, отчего наследник семьи Рейн еле сдержался, чтобы не скривиться от презрения. Тем временем в его голове проносились сотни самых разнообразных имен. Он не мог назваться своим настоящим именем, так как пираты могли бы продать его какому-то врагу семьи, и вот от него он точно не сбежит. Имя, имя, нужно было придумать имя… — Финниан, — сорвалось с бледных губ, а член некогда процветающего дворянского рода про себя усмехнулся. Он выбрал это имя, потому что оно было довольно распространенным, но при этом выдавало его принадлежность к более высокому сословию, что объясняло бы его внешность и одежду. Но все же это имя и правда ему подходило. Теперь он должен был стать абсолютно чистым белым листом, чтобы не дай бог не выдать себя. — Добро пожаловать в коллекцию моих личных игрушек, Финни. Наслаждайся, — после чего капитан усмехнулся и ушел в сторону капитанского мостика, напоследок кинув что-то подбежавшему к нему подчиненному. Уже через секунду его подхватили под руки и куда-то поволокли, а Рейн затуманенным взглядом смотрел себе под ноги, не веря, что его жизнь продлится чуть дольше. Он выжил, но лишился абсолютно всего. И теперь в этом громадном и жестоком мире он был совершенно один. Не было никого, на кого бы он мог положиться, никого, кому бы он мог довериться. «Сила, говоришь?.. Нет, дядя, ты ошибаешься. Это просто страх смерти. Я трус, и ничего более». И по запачканной кровью щеке скользнула хрустальная слеза, наконец-то сорвавшаяся с длинных ресниц.

***

Естественно, никто не собирался полноценно принимать в пиратскую команду какого-то странного худого юношу, даже если он владел какой-то там магией. А потому, если бы это было не пиратское судно, а, например, один из кораблей флота, что принадлежал императору, ему бы присвоили звание юнги. Даже до матроса Астре не дотягивал, что уж говорить о большем. А если проще, он был кем-то вроде «принеси-подай», с известным продолжением этой фразы, а также «убери здесь все». А под «все» имели в виду весь корабль, поэтому первое время не умеющий обращаться с ведром и тряпкой наследник дворянского рода не расставался с ними даже во сне, если ему удавалось поспать хотя бы пару десятков минут. Но у него не было выбора, ведь либо он выполняет все, что ему говорят, либо идет на корм рыбам. Поэтому приходилось, скрипя зубами, подчиняться. Но несмотря на то, что для команды он был никем, его все равно заклеймили. В мире разбойников стигмы имели особое значение. Хоть для всего мира это было клеймо рабов, но для них, напротив, это было чем-то почетным. На стигмах изображали различные эпизоды жизни преступников, наносили их личные прозвища, а еще, самое главное, некоторые банды имели отличный от других рисунок на коже, который являлся показателем их принадлежности к этой организации, если можно так выразиться. У пиратов же этот обычай возводился в абсолют. У каждой команды был свой рисунок, который в обязательном порядке наносился всем пиратам этого судна. И в пиратские города можно было попасть лишь предъявив пропуск, которым стигма и являлась. Кроме нее разрешалось наносить любые рисунки на кожу, но на правой руке, на внутренней стороне предплечья, могло красоваться лишь одно изображение. Отчего переход под флаг другого капитана был неприятным процессом, ведь чужое клеймо необходимо было срезать с кожи и нанести новое. Но для разбойников, у которых вся кожа была покрыта шрамами и рисунками, это было обыденностью. Вот только не для Рейна. По спине прошли мурашки, когда он впервые узнал о таком обычае. А когда понял, что и ему необходимо осквернить свою аристократично-белую кожу, то и вовсе волосы на затылке встали дыбом. Его буквально клеймили как раба. Чтобы там не думали эти недалекие разбойники, но это было клеймо, которое приковывало его цепями к капитану. Он становился его игрушкой. Он, потомственный дворянин, должен был подчиниться кому-то вроде этого отвратительного, как и все на этом корабле, человека?! Он не знал, как избежать этого, как бы не старался придумать хоть какой-то вразумительный план. Но на тот момент их корабль был в открытом море, бежать было некуда, а традиция была нерушима. И стоило Финниану заикнуться о том, чтобы как-то повременить с этим, как его избили. Он никогда не чувствовал себя так унизительно. Он жался к стене, закрывая голову руками и чувствуя удары. Его били не жалея сил, ногами в живот, носком ботинка под ребра. Отрывались по полной за унижение, которое он заставил их испытать. Ведь тогда он, какой-то сопляк по их мнению, нанес серьезные раны двум уважаемым пиратам на корабле и почти сбежал из-под носа десятка разбойников. Над теми, кто тогда находился на палубе, после этого стали насмехаться, отчего новичка невероятно невзлюбили. А теперь нашли даже повод для того, чтобы надругаться над ним. Ведь он попытался опорочить имя великого капитана, попытавшись отвертеться от его дара в виде знака на коже. И они знали, что мальчишка им не ответит, ведь иначе даже неожиданной милости их вожака придет конец. И Астре не отвечал. Он безропотно прижимался к полу, чувствуя, как его всего колотит от неописуемых эмоций. Он даже боли толком не чувствовал, ведь единственным, что заполнило все его существо, — было унижение. Треск ореола его фамилии был оглушительным, ведь здесь она не имела никакого веса. Его всегда воспитывали с мыслью, что он лучше других. А в итоге он лежал в ногах тех, кто даже звания «мертов» не заслуживал, хоть оно и отдавала оттенком презрительного отношения к смертным. Некого было звать на помощь, некому было даже пожаловаться. А потому он тихо скулил от особенно болезненных ударов, ненавидя себя за это. Как же невероятно сильно ему хотелось домой. В ласковые объятия матушки, под гнет строгого взгляда отца. Теперь даже его отношение казалось божьей милостью. Ведь он никогда не унижал его, а относился как к Рейну. Так, как он того заслуживал. Правда ведь?.. Когда ему все же заехали по голове, юноша упал на пол без чувств, радуясь, что это наконец закончилось. Когда же он сумел разлепить глаза, то он уже сидел, поддерживаемый за плечи, на стуле в одной из кают, а его правую руку обжигало болью. Ему не нужно было поворачивать головы, чтобы понять, что с ним делают. Напротив, он лишь еще сильнее отвернулся, не желая видеть, как на его коже расцветает алым рисунок чайки с обгоревшим крылом. Символ свободы, которая теперь навсегда была принесена в жертву капитану. Астре хотелось верить, что когда он снова откроет глаза, то увидит до боли знакомый потолок, услышит ржание лучших в империи жеребцов в их конюшне, а после его оденет очаровательная прислуга и он понесется по длинным коридорам в столовую, где его уже ждет его семья. Ему хотелось верить, что этот кошмар скоро закончится и он вернется домой. Вот только… Дома уже не было.

***

— Примерно так я и получил эту стигму. Еще вопросы, месье В’Соран? — с легкой ленью в голосе спросил юноша, в то время как взгляд его изумрудных глаз был направлен в потолок. Грусти, боли, всего этого уже не было от не самых приятных воспоминаний. Это тогда он верил, что в этом мире существует хоть какая-то справедливость, что если очень сильно стараться, то все обязательно наладиться, и что хороший конец настанет. Ведь сказки и легенды всегда заканчиваются на положительной ноте. Но мир — это не сказка. Рейн долго размышлял над тем, чем же он заслужил все это, и никак не мог найти ответ, пока в один день он буквально не появился перед глазами. Он заслужил это тем, что существует. Более весомой причины для этого мира не нужно. Ему казалось, что смерть порой более гуманный путь, и, на самом деле, он бы очень хотел умереть. Но пока что не мог. Пусть на этом свете нет и намека на справедливость, но он бы хотел, чтобы хотя бы дорогие ему люди умерли не за просто так. Он бы хотел подарить их жизни хоть какой-то смысл, ведь он же был, да? Должен был быть. Пусть все, что он может сделать, — это отомстить, но хотя бы месть он должен довести до конца. — Что… — чужой голос показался таким необычным, что Астре даже повернулся и посмотрел в сторону спутника, чья голова была низко опущена, а волосы алым пологом закрывали лицо. — Что было дальше? Этот низкий и хриплый голос, казалось, слегка дрожал. Но юноша не мог быть в этом уверенным, так как сейчас перед его глазами весь мир дрожал, пока кто-то танцевал на полотне реальности. Мысли в голове с трудом сменяли друг друга, отчего он не успел себя одернуть, как уже выдал глупую фразу: — Что вы имеете ввиду? — после неожиданно прозвучавших слов до него наконец-то дошло, как уморительно это звучало, ведь что еще собеседник мог иметь ввиду? И, предрекая неизбежную усмешку со стороны вампира, Рейн снова откинулся на подушку, после чего прикрыл глаза. Он понимал, что сейчас у него нет сил на колкое парирование. — Как вы смогли уйти от пиратов? — тихо донеслось откуда-то сбоку, отчего он нахмурился, не понимая, почему не услышал заслуженную насмешку. Но В’Соран почему-то и правда не стал шутить над туго соображающим спутником, а даже повторил вопрос, расшифровав его. И это было… странно. — Вы точно хотите это знать? — меланхолично переспросил Астре, так как не видел никаких причин молчать. Сейчас, когда в голове искрились мысли так ярко, словно кто-то облил их специальным зельем для отвлечения внимания, вообще все казалось гораздо более простым. Растворились барьеры, которые были навешены на каждом слове, что срывалось с его губ, исчезли сомнения, терзающие разум. И всю голову заполонила темная субстанция. Больно не было, нет. Было невыносимо. И казалось, если облечь эти чувства в слова, все пройдет. Но проходило ли? — Да. Односложный ответ, упавший светящейся каплей в этот темный океан, разбился о гладь и принес простое осознание: не проходило. Но и слова продолжали литься ручьем, словно монолог сейчас являлся так необходимым для жизни дыханием. — Что ж… как пожелаете, — спокойно ответил путник на этой темной дороге образов, прикрывая лицо рукой. Перед глазами завертелись водоворотом воспоминания, что были каким-то светло-голубыми, что ли. Словно лед, застывший не так давно. Лед, что при неосторожном движении может хрустнуть под пальцами, и кожи коснутся горячие хрустальные капли. Боли уже не было. Была лишь обреченность, сверкающая в ночи высохшими дорожками слез.