Хрустальный купол

Глаза, я смотрю в твои глаза, Я пытаюсь понять, что ты больше не здесь. Страх, я борюсь со своим страхом Это чувство так сюрреалистично, что мне этого не вынести Я иду по дороге Я остался один, в холоде, Я пытаюсь найти свой собственный путь В стране разрушенных мечтаний, приюте разбитых сердец, Месте, наполненном болью погибшей любви, В мире утраченной веры, он так печален, как кажется. Я иду по пустынной улице в стране разрушенных мечтаний Стране разрушенных мечтаний, Стране разрушенных мечтаний «Land of broken dreams» — Dynazty

Солнце стояло так высоко, что макушку уже начинало припекать, но Астре не собирался прятаться от жары. Совсем скоро их позовут обедать, а потому он не собирался тратить время на то, чтобы перебраться в тень. Он был так близок к победе, что она занимала все его мысли, заставляла замереть без движения и ожидать решения соперника. — Первый день — я на охоту ходил. Тихо пропел тоненький голосок, чтобы сразу после потонуть в бархатной тишине, воцарившейся на небольшом мостике, что вдавался вглубь небольшого пруда идеально круглой формы. Сверкающая на солнце вода, неподвижная, словно полотно, сейчас напоминала поверхность луны, которая медленно плыла по земле. Или это плыли облака? Мальчик уже не мог сказать точно, в его голове земля и небо поменялись местами, а затем и вовсе смешались в единое целое. — Второй день — по воде бродил. Вновь запела девочка, что сидела напротив, но тишина, подобно прочной стене, не собиралась их отпускать. Казалось, она поглощала все звуки и даже мысли. Возможно, все дело было в жаре. Была середина июля, и лето словно взошло на пик собственного величия, чтобы прогреть каждый уголок империи Магнум. Этой участи не избежал и родовой замок семьи Рейн, отчего сейчас здесь даже около пруда было невыносимо жарко. Казалось, что солнце испепелило всех живых существ вокруг, погрузив мир в безмолвие. И лишь двое детей продолжали сидеть на мостике и играть в уже порядком затянувшуюся игру. — Третий день — в лесу побывал. Протянула соперница, а после приподняла голову, отчего Астре смог увидеть в тени широкополой шляпки светло-розовые губы, украшенные легкой улыбкой. Порыв теплого ветра скользнул по изысканному головному убору и попытался унести его прочь, но рука, обтянутая белой перчаткой, придержала его. Ветру пришлось довольствоваться лишь взмывшими в воздух светлыми прядями, что были так похожи на волосы юного Рейна, но при этом совсем другие. Все говорили, что они не зря так похожи, и быть лучшими друзьями — это их судьба. Но семилетнему мальчику было неважно, судьба это или нет. Ему было просто очень весело с ней. — Ничего не нашел, никого не поймал. Он затаил дыхание, опуская взгляд на россыпь белых камешков между ними и понимая, что сейчас решится исход этой партии. У него больше не было камней, так что если она не найдет его последний камешек, то он победит. Взгляд скользнул выше, туда, где около девичьих коленок, прикрытых светлой тканью легкого платья, лежал один-единственный камешек. У нее был еще один в запасе, поэтому, если она сейчас найдет предателя, шанс на победу перейдет в миниатюрные ручки, которые всегда были олицетворением женственности для юного мальчика. По крайней мере, когда он слышал слово «женственность», то представлял именно эти руки, обтянутые светлыми перчатками. — Раз, два, три, — пальчик по очереди указывал на лежащие рядом друг с другом камушки, и внезапно замер, словно девочка застыла в раздумьях. Но стоило Астре поднять голову, как он увидел уже знакомую ему улыбку. Она всегда ему дарила эту улыбку, когда выигрывала, хоть и не хотела этого. Она вообще не любила выигрывать, словно будь ее воля, и она бы отдала каждую победу ему. А сам он ненавидел проигрывать. Но чтобы поддерживать интерес, ей приходилось соревноваться в полную силу — и иногда выигрывать. Похоже, так случится и сейчас. Рейн знал, что она нашла предателя. — Предатель… — она подняла руку выше, и пальчик указал прямо на мальчика, — ты. Мальчик застыл, подобно изысканным статуям у них в саду, а изумруды сверкнули непониманием, которое, впрочем, сменилось напускным весельем. — Ну и шутки у тебя. Лучше настоящего предателя ищи, иначе победа останется за мной, — усмехнулся он, стараясь не подавать вида, что эта шутка слегка выбила его из колеи. Он стал чувствовать себя некомфортно, словно что-то внутри тихо шептало, что это правда, что он… предатель. Вот только он даже не мог представить, кого же он мог предать. А его подруга лишь продолжала мягко улыбаться, не возражая, но и не соглашаясь. Словно ее слова не нуждались в доказательствах. Очень скоро Астре покрылся неприятными мурашками, слегка съежившись, будто на него из-под тени шляпки смотрели не очаровательные глаза юной девушки, а пустые омуты мертвеца. Его тонкие губы приоткрылись, но она прервала его и как ни в чем не бывало спросила: — Почему ты все еще это носишь? — она слегка опустила руку и указала пальцем на его шею, отчего он невольно коснулся ее, чтобы нащупать полоску бархата. «Потому что это твой подарок» — пронеслось у него в голове. — Потому что мне нравится, — приглушенно ответил юный Рейн. Почему-то ему было неловко, когда она смотрела на украшение на его шее. И почему-то он так и ни разу не сумел сказать то, что вертелось в голове на самом деле, когда она задавала такие вопросы. — Тебе и правда нравится это? — донеслось до него словно сквозь толщу воды. Он нахмурился, сжимая украшение пальцами. Он не понимал, почему она спрашивает об этом. Почему вдруг ему не должно это нравиться? Она же сама говорила, что долго выбирала подарок, чтобы выбрать лучший. Потому что… Астре вздрогнул, наконец осознав, что сжимает не полоску бархата, а что-то гораздо более твердое. Что-то, что обжигало его пальцы холодом. Лежавшая на коленях рука взметнулась вверх, и вот он уже обеими руками ощупывает шею. Но даже так он не смог понять, что же это может быть. Он резко повернулся к пруду и заглянул в воду. Он надеялся увидеть в отражении полоску бархата, надеялся, что ему показалось. Но в неподвижной воде отражался лишь шипастый металлический ошейник, что плотно облегал его шею. — Что это?.. — не своим голосом спросил мальчик, дрожащими пальцами касаясь металла. Он видел такие ошейники на непослушных псах. Видел, как шипы впивались в их шеи, пока те дергались в попытке вырваться. Ему было всего семь лет, но он уже знал, что у таких собак было лишь два пути: либо смириться, либо умереть. — Мой подарок, — послышался тихий голос за спиной, похожий на пение птиц на заре. А сам Рейн дергано развернулся и уставился на девочку перед собой, не веря своим ушам. — За что? — сорвалось с его губ, но та лишь тихо засмеялась. Ее голова склонилась вбок, отчего светлые пряди скользнули по ее шее. — А ты сам не понимаешь? — произнесла она с улыбкой и плавно приблизилась. Несмотря на то, что она оказалась так близко, ее глаза все еще скрывала тень от шляпки. Рука в перчатке взметнулась вверх и нежно коснулась загорелой щеки, слегка поглаживая. — Глупый. Ты ничего не понимаешь. И та самая рука, что только что нежно гладила его, скользнула ниже, уперлась в грудь Астре и мягко толкнула в воду. — За то, что бросил меня. Он широко распахнул глаза, падая назад, туда, откуда ему уже не вырваться. — Нет! — вскрикнул он и схватил девочку за руку, пытаясь удержаться. — Я не бросал тебя! Я… Но шипы впились в шею, раздирая плоть, когда поводок, протянувшийся от ошейника до той самой червоточины за спиной, натянулся до предела. Крик, полный боли и страха, потонул в всплеске воды, когда пруд поглотил мальчика с головой. И все, что тот успел увидеть перед кромешной тьмой, это мягкую улыбку на светло-розовых губах. А после вода, пахнущая кровью, облепила его со всех сторон, заполняя легкие, раздражая раны на шее и не позволяя пошевелить хоть пальцем. Астре тонул, не в силах сопротивляться тьме, что поглощала его. И лишь фиолетовый свет, что лился из его правого глаза, разбавлял темноту вокруг, лишь делая ее еще более зловещей. Он даже не мог забыться, не мог закрыть глаза и смириться, ему оставалось лишь наблюдать. Наблюдать за тем, как кошмар вокруг сгущается, а он сам медленно умирает. У этого места не было дна, не было берегов. Рейн падал, казалось, целую вечность, и лишь тени, сверкающие во тьме, были свидетелями его страданий. Но они не замечали его, не видели, не слышали. Он был гостем этого мира тьмы, и ему было позволено лишь наблюдать. Наблюдать за ужасом, что здесь творится. Кого-то пожирали заживо, кто-то пылал в демоническом огне, кто-то кричал, кто-то плакал. А кто-то смеялся. Это место было сгустком тьмы, что обрела форму, стала осязаемой. И Астре был готов отдать все, лишь бы больше никогда сюда не возвращаться. Но он знал, что еще вернется. Знал, что его не отпустят отсюда. Потому что он сам шагнул в эту пропасть. Пропасть, именуемую Бездной. И теперь пришло время расплачиваться за свои грехи. Он не помнил, что был уже здесь, но знал это. Потому что пусть сейчас у него тело семилетнего мальчика, но сценарий кошмара от этого не изменится. Сюжет один, а сцены разные. И каждый раз они ужасали все сильнее. Потому что Бездна изобретательнее любого чудовища. Потому что Бездна хуже самой тьмы. Чем глубже юноша погружался, тем сильнее вода сдавливала тело, заставляя кости хрустеть, будто сухой хворост. Он не видел света, он не видел темноты. Он видел лишь бесконечную Бездну, и даже свет правого глаза со временем рассеялся, смешавшись со мраком, который царил вокруг. Печать более не была чем-то, что выделялось из этого мира. Ее энергия смешалась с окружением, оставляя своего владельца без последнего источника света. И когда его глаза перестали различать, закрыты ли они вовсе, раздался голос. — Ты слышал? — О чем? Два человека — хотя какие люди могут быть в такой бесконечно черной глубине? Нет, два существа говорили, не открывая рта, не тревожа барабанные перепонки, что растворились под тяжестью тонн воды. Пожалуй, даже если бы Рейн мог закричать, то он все равно не сумел бы услышать сам себя. Здесь чувства любого смертного существа не работали. В лучшем случае. А в худшем… Они становились частью Бездны. И в сознания их обладателей начинало проникать то, что хранилось в глубинах монастырей под охраной сильнейших мира сего; то, что пряталось среди букв книг, написанных эльфийской кровью на драконьей коже, которые так ценили колдуны старше древнейших государств; то, что по легенде превратило цветущую и сильнейшую страну в безжизненную пустыню, оставив от сотен тысяч людей даже не воспоминания, а лишь сухой, твердый и мелкий песок, впустую перегоняемый ветром. Те, кто слышал и видел Бездну, становились ее жителями. А их рассудки разбивались, обращались в пыль, сталкиваясь с истинной оболочкой того, что лежало в вечной Тьме. С истинным безумием. И Рейн слышал ее. Он слышал два голоса, удивительно похожие на людские. Они звучали прямо в его голове, напоминая диалог мудреца и его ученика. Первый — игривый, высокий, напоминавший тех семилетних детей, что бесили его своей глупостью. Второй — глубокий, пробирающий до мурашек, такой старый, что видел зарождение империй. — О Васте. — Виктиме? — Нет, о Трелинь-яке. — А что, он еще жив? Последний раз я слышал о нем только как о слуге… Последнее слово будто утонуло в той же пучине, что и маг — но ему и не обязательно было его слышать. Он понимал, почему Мудрец не произнес его вслух. Даже сдержанное внутри, оно все еще словно желало вырваться, оно давило своей значимостью, своим могуществом так сильно, что даже раздавленный Астре мог это ощутить. И тем не менее, ему хотелось смеяться. Бездна проникла в него столь глубоко, что он ее понимал. Неужто юноша уже давным-давно сошел с ума настолько, что уподобился бесконечному хаосу, что творился там, где не было Света? Однако Рейн не был в силах издать ни единого звука. В нем не было воздуха, лишь черная вязкая жидкость, что заполнила каждый сантиметр пространства внутри. И потому он продолжал слушать. Благо, имя Васт’Трелинь-яка Старного было ему знакомо. Благодаря сектантам и тому проклятому вампиру. — Именно что он больше не жив. После того, как план провалился. — Провалился? — казалось, Мудрец не мог поверить собственным ушам. Или тому, что у демона их заменяет. — Им же занимался… Слово вновь затихло, столь тяжелое, что демон просто не мог его произнести, отчего он напоминал маленького мальчика, стесняющегося сказать ругательство. Рейн вновь хотел рассмеяться. И, словно отвечая его желаниям, по голове разнесся задорный хохот Глупца. — Именно! Представляешь, провалился! Катакомбы разрушены, мерты передохли, книги вернулись в монастырь! — Но Альтерн же мертв. Имя прозвучало совершенно не так, как все прочие слова, сказанные Мудрецом. Астре почему-то вспомнил тот день, как во время конной прогулки он увидел дохлую лошадь, загнанную нерадивым путником и брошенную в стороне от тракта. В имя жреца было вложено столько отвращения, омерзения, скрытой злобы и с трудом удерживаемого гнева, что на фоне прочей, спокойной и глубокой речи, оно выделялось не меньше, чем труп вымотанного животного — на зеленой и свежей траве, растущей меж прекрасных деревьев. — А это и не он сделал! Никто не знает, кто, даже… — Довольно. Третий голос вмешался в разговор Мудреца и Глупца, и Рейн тут же окрестил его «Китом». Он звучал словно бы из глубины воды, но при этом был до невозможности отчетливый. Неспешный, он совершенно отличался от речи Глупца — и в то же время он не был таким спокойным, как у Мудреца. Кит звучал так, будто желал сорваться с цепи, подняться наружу и сожрать тех, кто потревожил его покой. — Вечно Темный — не тот, кого смеют обсуждать низшие. Умолкните. То имя, что до этого тонуло, то, что два демона не могли произнести, прозвучало. Оно сдавило мозг Астре, словно тиски, будто желая расколоть его череп и добраться до серой мякоти, словно собираясь оставить от головы юноши лишь месиво, мокрое пятно, расплывшееся в бесконечном океане. И тихий писк Глупца, который, очевидно, испытывал то же самое, пронесся по голове. И все равно казалось, будто это — далеко не вся та мощь, что скрывается за этим именем. Казалось, если Рейн услышит истинное его звучание, а не искаженное, то он просто… умрет. Его разум просто не был способен воспринять нечто настолько могущественное, великое… ужасающее. И даже в голосе Кита, бесконечно злого, послышалось нечто, похожее на уважение. Хотя… нет. На страх. — Его планы затрагивают то, что вам и не снилось, постоянные. И какой-то жалкий низший, побирающий свои силы у мертов, как и его провал, не способен навредить желаниям Вечно Темного. Поэтому исчезните. Вернитесь на свой план, пока я не разметал вас, превратив в чистую энергию. И Астре почувствовал, как рядом с ним будто проплыла гигантская рыба, направляясь наверх. Он не видел ничего, но вода колебалась, касаясь Рейна. И этого простого течения хватило. Тело, до того вечно погружавшееся, рванулось вверх, лишь вскользь задетое отголоском чужого движения. И свет… нет, Свет появился перед его глазами. Глазами, что до того держал он закрытыми. Он проснулся. И он дышал. Светлые волосы были разбросаны по маленькой подушке, набитой перьями. Его руки спокойно лежали поверх мехового одеяла, и лишь едва заметная его смятость могла сказать, что всего несколько минут назад юноша тонул, хватаясь за все, что есть вокруг. Деревянная постель, спрятавшаяся под перьевым матрасом, почти не ощущалась даже после ночи на ней. Масляная лампа, висевшая под самым потолком, сейчас была потушена, но свет все равно заливал всю каюту, пробиваясь сквозь тонкие красные шторы, висевшие на окне. Видимо, корабль повернулся к солнцу новым боком, отчего его пассажир и проснулся. В конце концов, это все был лишь очередной кошмар. Печать в глазу отдавала ноющей болью, напоминавшей волны, бившиеся о борт судна. Пальцы с аккуратно подстриженными ногтями прижались к повязке, после чего Астре поднялся и сел в постели. Одеяло скользнуло вниз, открывая белую рубаху. Она была великовата, отчего сползла с одного плеча, обнажая медовую кожу. Все-таки зачастую дипломатами становятся взрослые мужчины, и потому подобрать одежду нужного размера не удалось. Однако учитывая, что ему выделили отдельную каюту, это было не так уж и важно. Губы раздвинулись в легкой усмешке, и юноша поднялся на ноги. Голые стопы коснулись прохладных дубовых досок, а Рейн подошел к окну. Бархат приятно коснулся тонкой кожи на пальцах, невесомо скользнул по ней и послушно раздвинулся в стороны, открывая взору яркое солнце. Судя по его расположению, через пару часов должен был быть обед. Однако Астре не хотелось торопиться. Впервые за много дней он сумел выспаться, несмотря на кошмары. Но все же ему хотелось убедиться, что он действительно бодрствует. Он открыл окно, и соленый ветер ударил в лицо, заставив красные занавеси трепетать подобно яркому флагу. Плеск воды смешался с криками чаек и донесся до ушей юноши, который закрыл глаза и подставил лицо навстречу солнечному свету. Он обонял, чувствовал, слышал и видел. Он и правда проснулся. Дверь негромко ударилась о косяк, захлопнутая сквозняком. Один из гостей корабля послов скользнул пальцами по черной ткани повязки на глазу, чтобы проверить узел, на котором она держалась. Хоть он и вытребовал себе корабль на правах того, кто сделал революцию возможной, плыл он все же не один. Помимо вампира и послушницы на корабле присутствовали дипломаты новой королевы Фуина, которые должны были донести весть о смене власти в прочие страны. И судно вполне соответствовало своим пассажирам. Лакированные, отшлифованные до состояния гладкости льда доски приятно радовали глаз после дешевых таверн, в которых Астре приходилось спать. Корабль едва заметно покачивался, но юноша уже давно привык к плаваниям. Он неспешно поднялся наверх, на палубу. Там его встретили уже знакомые атрибуты морской жизни, а также… — Финниан, ты наконец проснулся! Крик юной девушки донесся от правого борта корабля. Астре, не выдержав, негромко выдохнул, и в этом звуке слышалась вся его усталость, ведь он даже не успел толком отдохнуть от своих спутников. Однако тут же тонкие губы заставила изогнуться приветливая улыбка, которая путешествовала с Рейном уже многие годы. — Доброе утро, Агнесс. Неужто вам пришлось меня ждать? — Однако вы и правда удивительно долго спали сегодня, господин Финниан. Бархатный баритон скользнул по ушам, напомнив алые занавеси в комнате, и Астре наконец повернулся к обладателям этих голосов. У самого штирборта стояла Кельман, что приветливо махала рукой и широко улыбалась. Должно быть, она вновь любовалась покачивающейся внизу водой. Юноша был готов поспорить, что послушница, живущая в монастыре, не может быть привычной к корабельной качке, однако еще в прошлое их плавание девушка лишь любовалась океаном, не проявляя ни одного симптома морской болезни. Должно быть, ее наставник и правда очень много путешествовал. Наставник Альтерн Ферг… Он нахмурился, но тут же покачал головой. Это был всего лишь кошмар, вдохновленный недавними переживаниями, не более. И потому он перевел взгляд на того, кто стоял за Агнесс. В’Соран облокотился о борт судна и ухмылялся. Казалось, его губы уже забыли, какого это — не изгибаться, подобно веревке, а покоиться. Если бы мертвец мог спать, то эта ухмылка не сходила бы с бледного лица даже во сне, Рейн был уверен. Впрочем, это было не так уж и важно. Он успел немного привыкнуть к этой усмешке, и она больше не вызывала ощущение, что Артис вечно на шаг впереди. В конце концов, будь это так, он не следовал бы за своим спутником, как жеребец, взятый под уздцы. — Зато я сумел выспаться, месье В’Соран. Надеюсь, вы тоже, — Астре прикрыл глаза, слегка склонив голову, и улыбнулся еще шире. Он прекрасно знал, что Арвид уже много лет не был способен насладиться таким банальным занятием, как сон. — Вы, должно быть, проводите время за очень интересным разговором? — Да! В’Соран делится со мной историями о различной морской живности, которая прямо сейчас, возможно, живет на дне прямо под нами! — Агнесс была столь воодушевлена, что, казалось, едва сдерживалась от того, чтобы начать прыгать на месте. — Надо же, месье В’Соран. Я и не знал, что вы так любите рыбу, — Астре подошел к своим спутникам, а улыбка на его губах не изменилась. В ней было все так же много дружелюбности, и все так же мало искренности. — В свое время я ее обожал. К сожалению, с тех пор многое поменялось, и я более не чувствую вкуса пищи, — Артис усмехнулся и перевел взгляд прищуренных алых глаз на океан. — Однако Агнесс выразилась неверно. Я рассказывал лишь о том, что люди нашли в остатках от древних прибрежных поселений. Согласно некоторым версиям, когда-то давно существовал целый народ рыболюдей, если вы позволите мне столь банальное прозвище, который в один момент пропал с лица земли, оборвав все торговые отношения с жителями берегов. — Ой, я именно это и имела в виду, — девушка неловко рассмеялась, пожав плечами, и снова перевела взгляд на Астре. В ее глазах мелькнула искра вдохновения, и она продолжила. — А еще В’Соран рассказал, что некоторые считают, будто они ушли на морское дно, и сейчас там, глубоко под нами, целая цивилизация! С городами, которые освещают ракушки, и рыбами вместо коней! — Это лишь одна из версий. Мне больше по душе та, в которой говорится, что их постигла участь лосося, который сейчас соизволил откушать господин посол, — вампир, издав негромкий смешок, махнул рукой в сторону мужчины в черном пиджаке, что сидел за небольшим столиком и неспешно наслаждался обедом. — В’Соран! Я же говорила, что тебе нужно мыслить позитивней! Госпожа Нева завещала нам надеяться на лучшее! — Агнесс слегка нахмурилась и даже скрестила руки на груди. Впрочем, это не сделало ее вид хоть сколько-то серьезным или угрожающим. Та, видимо, это прекрасно понимала, и очень скоро вновь широко улыбалась, глядя на сверкающий океан. Рейн с усмешкой обошел девушку. Встав сбоку от нее, он оперся о борт корабля и заглянул за него — туда, где глубоко внизу отражалось его лицо, взбитое волнами и превращенное в непонятное месиво. — Я не знаю ничего о рыболюдях, Агнесс, однако я могу сказать вам точно — там, на дне, нет никакого света. Тяжелая атмосфера повисла в воздухе, и тишина наступила на путешественников, превратив крики чаек и плеск волн в незаметную пыль. Однако вскоре она была разбита Артисом, который, вразрез с ожиданиями, даже не усмехнулся. — А так ли он там нужен, свет? Астре повернул голову и встретился взглядом с багровыми рубинами, которые были необычно серьезны. В них не сверкала злая усмешка, не мелькала саркастичная ухмылка. Это были лишь омуты крови, затягивающие вглубь, но почему-то далеко не такие холодные, как морская бездна… — Если есть свет госпожи Невы. Не так ли, Агнесс? — почти сразу же вся серьезность сменилась на веселость, отнюдь не напускную. Уж это Рейн мог заметить лучше, чем столетний гном-ювелир — скол на бриллианте. — Абсолютно верно, В’Соран! Ты все ближе к очищению своей души! — Агнесс звонко засмеялась и закивала, соглашаясь со словами вампира и не совершенно замечая в них иронии. — Я счастлив, Агнесс. Должно быть, в этом и было мое предначертание. Арвид перевел взгляд на девушку, вставшую между ним и юношей, и рассмеялся, отчего его белые клыки сверкнули, будто отражая свет солнца. А Астре, усмехнувшись, отвернулся от морской глади и взглянул на расправленные паруса, напоминавшие ему чистый лист, на который ему хотелось перенести всю свою судьбу. Однако светлые брови вновь нахмурились, когда взгляд уловил на белом полотне небольшое зеленое пятно. — Месье В’Соран, вы не видите… — он повернулся было к вампиру, чтобы задать ему вопрос, однако его рука задела что-то мягкое, словно перо. Юноша скользнул взглядом по доскам, и заметил небольшой цветок, который торчал из щели между ними. Рейн потянул за тонкий стебелек, однако тот поддался с трудом, словно бы он врос в давным-давно умершую древесину. Маг покрутил неизвестно откуда взявшееся растение между пальцев, пристально рассматривая алые лепестки и стараясь понять, что именно это за цветок. Однако ни одно название не приходило на ум — ни на лечебное растение, ни на ядовитое оно не походило. — Ох, господин Финниан, вы решили подарить это мне? Насмешливый голос раздался над ухом, когда Артис подошел ближе к своему спутнику, чтобы разглядеть цветок между его пальцев. — К сожалению, месье В’Соран, он не ядовит, так что нет. Однако откуда он тут появился? — Не знаю. Возможно, упал с волос нашей знакомой дамы? В’Соран повернулся к Агнесс, которая тут же слегка покраснела, удивленная подобным обращением. — В’Соран, ты… Однако ответ девушки был прерван двумя последовательными свистами, после которых раздался крик впередсмотрящего. Астре сразу же повернулся в противоположную от штирборта сторону, прекрасно зная, что два свиста означали, что матрос увидел что-то слева по курсу. — Другое судно по левому борту! Без опознавательных знаков, может быть, пираты! И правда, по ветру в сторону корабля Фуина шел другой фрегат, который, видимо, не собирался менять направления. Флаги были спущены, и даже на носу не было видно герба какой-нибудь страны. Астре издал негромкий вздох, когда понял, что, видимо, и это плавание не обойдется без неприятных встреч. И его вздоху вторил крик капитана корабля. — Они не должны нас догнать! Меняем курс по ветру! Однако вместо ожидаемого топота Рейн услышал лишь сдавленный вскрик, а затем — тишину. Нахмурившись, юноша обернулся в сторону кормы и сразу же вскинул брови в изумлении. И члены экипажа, и пассажиры замерли на месте. Но на этот раз виной этому было не очарование песни сирены — конечности каждого человека на корабле были опутаны лозой какого-то растения, напоминавшего плющ. Однако стебли его были толще и усеяны куда большими шипами, нежели у его знакомого любому аналога. — Что здесь происходит? Однако стоило вопросу Астре сорваться с губ, как он опустил взгляд, почувствовав, как нечто цепляется за его одежду. Точно такое же растение прямо на его глазах росло из палубы корабля, охватывая его ноги и будто бы взбираясь по ним вверх. Он дернулся, чтобы вырваться, и шипы впились в его кожу сквозь ткань, неся с собой яркую вспышку боли. — Прямо сейчас наше судно становится оранжереей, господин Финниан, — из-за спины юноши, там, где остался вампир, донеслась негромкая усмешка. — Впрочем, мне эти сорняки не мешают. Если вы дадите мне пару минут… — Не стоит, месье В’Соран. Давайте лучше посмотрим на тех, кто заставил людей бояться растений. Певучий голос, похожий на пение арфы, потонул во всплеске волн, разрезаемых носом неизвестного судна. Оно оказалось уже в опасной близости, неторопливо подплывая к ним и загораживая свет полуденного солнца, отчего по палубе корабля государства Фуин поползли тени. Но Астре не обратил на них внимание, пристально разглядывая захватчиков. Их фрегат ничем не выделялся из десятков виденных раньше. Те же белоснежные паруса, та же палуба из светлой древесины, что отражала солнечные лучи, те же выученные наизусть снасти, и многое другое, что уже давно стало привычным для него. Так он думал, пока взгляд не зацепился за яркую листву, что искрилась на свету. Слегка нахмурившись, он стал вглядываться в то, что находилось посреди палубы этого незнакомого судна. А там находилось… дерево. Невысокое деревце с тонким стволом и пышной кроной росло прямо из палубы. Оно словно сияло искристым зеленым светом, который притягивал взгляд своим великолепием, своей загадочностью. Рейн поймал себя на том, что во все глаза рассматривает это чудо, не в силах оторвать взора от него. Ему казалось, что сейчас произойдет что-то удивительное, что-то волшебное. Как бы странно не было слышать это от мага, но факт оставался фактом. И, как оказалось, это предчувствие было неспроста. Когда изумруд уловил отблеск светящегося янтаря, молодой человек застыл, затаив дыхание. Чтобы не спугнуть, чтобы получше рассмотреть удивительное создание, что выглянуло из-за дерева. Пока что он мог разглядеть лишь ярко-желтый глаз, что смотрел прямо на него из-за ствола, но вскоре это существо осторожно ступило вбок, позволяя рассмотреть себя получше. Это было именно существо, ведь ни о каком сердцебиении и речи не шло. И сейчас Астре понимал, почему. На противоположной палубе стоял дух леса, не отрывая от него своих омутов, сотканных из чистого золота. Когда-то давно, в детстве, он слышал о созданиях, что породил сам лес, носивших имя дриад. Это были духи, что обитают средь ветвей, что прячутся среди листвы, наблюдая за путниками и помогая им выбраться из лап дремучей чащи — или же, напротив, забрести еще глубже в нее. Когда-то давно дриады населяли все леса мира, поддерживали баланс природы, сохраняли редчайшие виды зверей и защищали свой дом. Но смертным понадобилась древесина, и они стали вырубать леса. Дриады защищали свой дом до последнего. Они старались найти компромисс, заключить договор, дабы обе стороны могли жить в мире и достатке. Но алчность смертных, или, как порой говорят, мертов, не знает границ. И потому спустя века дриады исчезли из лесов. Они ушли куда-то далеко, оставив за собой нить, сотканную из легенд, которые гласят, что в далеком священном лесу, охраняемом эльфами, эти духи живут подле великого дерева, оберегая его покой. Лишь их пение может порой услышать заблудшая душа, а при большом везении — и уловить скрывшийся в чаще леса силуэт, искрящийся зеленым светом. Но мысли, что гуляли по тропинкам леса в глубине подсознания, резко сменили свое русло, когда янтарные глаза сверкнули злобой, а руки, похожие на ветви дерева, взметнулись вверх. И лоза, что бушевала на корабле Фуина, устремилась к небесам, заполоняя все свободное пространство и сковывая неосмотрительных жертв по рукам и ногам. Рейн попытался пошевелить рукой, но, как и ожидал, тут же ощутил острую боль, когда шипы впились глубже в его тело, раздирая плоть и заставляя его ощущать неприятное покалывание. С шипов стекала какая-то фиолетовая жидкость, и по одному ее цвету было понятно, что это яд. Астре негромко усмехнулся. В своей оплошности некого было винить, ведь он сам упустил слегка обострившийся магический фон, когда заклинание дриады опутало магическими нитями их корабль. Впрочем, он и не подозревал, что когда-нибудь вообще сумеет увидеть это создание вживую. И уж тем более не предполагал, что дух леса может попасть в лапы к каким-то пиратам. Стоило юноше об этом подумать, как сверху раздался задорный свист, а после еще один, и еще. Ему, как опытному в этих делах, даже не надо было поднимать головы, чтобы понять, что происходит. Их брали на абордаж. Первые пираты перелетели к ним на веревках и сразу же достали свои клинки, направляя их на перепуганных дипломатов. Вот слева раздался скрежет, такой знакомый, что можно было не сомневаться: это абордажный мостик ударился о перила их корабля. Первые выстрелы пронеслись над сверкающей водной гладью, но было понятно, что они были сделаны в воздух. В конце концов, все жертвы пиратов и так были опутаны лозой, а это был лишь способ запугать их еще больше. Он знал также и то, что еще около десятка минут низшие по званию разбойники будут обыскивать корабль, дабы удостовериться, что все его пассажир оказались пойманы. И лишь потом на палубу выйдет сам капитан. А потому сейчас можно было не обращать внимание на весь этот шум, а, например, разглядеть волшебное создание получше. Рейн вновь перевел взгляд на дриаду, что все также стояла у дерева, росшего из палубы. Не заметь он ее раньше, сейчас бы подумал, что там просто растут бок о бок два дерева, так сильно существо было похоже на растение. Его кожа, если можно было так ее назвать, представляла собой кору, на котором рос мох и какие-то юные побеги. Руки и ноги у дриады были, но они также напоминали тонкие веточки, украшенные каким-то пушистыми растениями. Голова же была похожа на человеческую, но только формой. Вместо волос у духа леса были бархатные лепестки цветов, сверху желтые, а по бокам зеленые. Они переплетались, завиваясь в причудливую прическу, похожую на рога. Ушки же у этого создания были как у эльфа, заостренные, только темного цвета. А лицо дриады покрывала как будто кожа — темная, словно кора дерева, но без наростов, присущих ей. Тонкие темные губы были слегка позолочены. словно их коснулась пыльца, вокруг глаз были лепестки, уходящие вверх, к своеобразным волосам, а сами глаза были яркими осколками янтаря, что тяжелым взглядом взирали на происходящее на соседнем корабле. Казалось, что это создание не волновало ничего, что происходило вокруг, но почему-то чужеродная, неизвестная Астре магия продолжала клубиться в воздухе, будто бы аромат полевых цветов. И стоило ему приглядеться, как все встало на свои места. На тонкой шее, покрытой корой, сверкал полупрозрачный ошейник. Сейчас он, похоже, не давил на нее, словно был не активен, но его присутствие означало, что это создание не свободно. Оно связано оковами, точно так же, как… Рука, обтянутая черной перчаткой, попыталась взметнуться вверх, к загорелой шее, которую опоясывала полоска темного бархата, но в итоге в нее лишь сильнее впились шипы. Сам же юноша невольно застыл, неотрывно смотря на дриаду и словно не обращая внимание на боль в свежих ранах, в которых пенилась отравленная ядом кровь. И дух леса застыл точно также, а его глаза скользнули на шею Рейна, словно он понял, куда тот тянулся. И через мгновение их взгляды встретились, а два осколка янтаря слегка прояснились, словно через тучи отчаяния пробился луч надежды. Рука, похожая на ветвь дерева, осторожно поднялась, касаясь полупрозрачного ошейника. Они оба были связаны оковами, оба это понимали. И могли помочь друг другу. Нужно было всего лишь… По палубе пиратского корабля прокатился душераздирающий крик, похожий на вой ветра, разбушевавшегося в лесу. Руки дриады безвольно опали, и вместо чего-то напоминавшего кисти они теперь оканчивались лишь щепками сломанных веток, по которым стекала густая смола, капая с обрубков на корни дерева, вросшего в корабль, которое скорее всего было единственным, что осталось от ее дома. Около ее ног валялись два осколка, покрытых корой и измазанных смолой, которые чем-то напоминали руки. От израненной шеи этого существа также исходили дорожки смолы, а ошейник, будучи недавно полупрозрачным, обрел форму, впиваясь в кору на шее. Дух леса задрожал, опуская голову, и две ярко-зеленые капли скользнули по его щекам, сорвались с подбородка и упали на палубу. Но дриада больше не издала ни звука, вслушиваясь в стук каблуков о лестницу, что вела от капитанского мостика на палубу. Капитан наконец показался. — Так-так-так, неужто это у нас дварфолюди высунули нос из своей конуры? — полный усмешки зычный, низкий голос донесся из-за спины Астре. Глава пиратов, видимо, был осведомлен о королевстве Фуин, и от того использовал одно из прозвищ этого народа, которое гуляло среди других стран. В основном людям было непонятно стремление отгородиться от одной из могущественнейших сил, и потому жителей острова зачастую называли «дварфолюдьми», намекая на невосприимчивость к магии низкорослой расы. — Надеюсь, вы захватили с собой пару десятков ящиков ваших технологий. Их любят на рынках, и они могли бы окупить нашу долгую и унылую службу. От пиратов, рассеявшихся по палубе, раздался гогот, которым они выражали поддержку своему капитану. А тот до сих пор не показался на глаза Рейну, отчего юноше приходилось лишь молчаливо ждать. — Это корабль дипломатов. В наших трюмах кроме пищи, воды и пары кип бумаги нет ничего, господа пираты, — глава экипажа, до того молчавший, наконец подал голос, отвечая своему противнику. Как можно было понять по спокойствию и выправке, фуинец уже не раз и не два сталкивался с морскими разбойниками, и прекрасно понимал, что те не любят без нужды тратить пули и тупить клинки. — Может быть, вы найдете в каютах пару десятков украшений моих пассажиров, не больше. Увы. — Проверьте. В спокойном голосе главного пирата все равно послышалось беспокойство, которое ему не удалось спрятать. Один из матросов, захвативших кораблей, кивнул и кинулся вниз по лестнице. Через какие-то пару десятков минут, прошедших в напряженной тишине, его голова вновь показалась на свету. — Он прав, Пила! Внизу только каюты, и даже в погребе ни бочонка винца! Со всех сторон сразу же понеслись разочарованные возгласы, смешанные с гневными криками. А капитан пиратов наконец вышел к центру палубы, задумчиво почесывая свою бороду. Это был мужчина лет тридцати с волосами цвета очищенного каштана, которые едва прикрывали верхушки ушей. Короткая стрижка почти не виднелась из-под треуголки, что украшала его голову. Зато длиной могли похвастаться его борода и усы, которыми он явно гордился. Гладко выглаженные, они не топорщились, подобно шерсти дикой овцы, а аккуратно завивались, даже приглаженные пальцами. Из одежды на нем были лишь белая рубаха, из-под закатанных рукавов которой виднелись мускулистые руки, да простые рабочие штаны, которые зачастую носили лесники, грузчики и прочие мастера грубого труда. А на поясе виднелась причина такого прозвища, как «Пила». Там висел клинок длинной во всю руку, кончик которого едва не волочился по полу. Он весь был испещрен зазубринами, отчего напоминал рабочую пилу, которой в лесах делят ствол на бревна. Должно быть, удар такого оружия приносил ужасную боль и вызывал сильнейшее кровотечение. Даже магу крови не хотелось бы испытать на себе нечто подобное. А Пила хрустнул пальцами, по очереди сжимая их в кулаки. Он скорее напоминал чернорабочего, нежели матроса, и оттого в голове сама собой возникала связь между работой лесника и скованной дриадой. К тому же когда капитан пиратов повернулся, из ворота его рубахи блеснуло белое золото. Приглядевшись, Астре сумел различить среди кустистых темных волос маленький ключ, висевший на черной нитке. — Дипломаты, говоришь?.. Должно быть, Фуин много отвалит за деятелей такой возвышенной профессии… — Вы потребовали отдать вам наш груз! Забирайте драгоценности! — капитан судна Фуина грозно нахмурился, однако его окрик вызвал лишь смех среди захватчиков. — Ну так ваш груз — дипломаты. Или я не прав, коллега? — последнее слово вновь заставило пиратов чуть ли не умереть от хохота, благо бас у Пилы был достаточно громкий, чтобы его можно было услышать даже сквозь смех. — Не коллега ты мне, морская… Однако капитана прервал Астре, уставший выслушивать все эти бессмысленные споры. — К сожалению, вы и правда не заберете дипломатов с собой. Ну, если не хотите нажить проблем, конечно. Пила обернулся, явно удивленный новому собеседнику, и ухмыльнулся, показывая весь набор желтых зубов. — Надо же, фуинец угрожает! А что вы нам сделаете, вылетите за нами на «технологиях» своих? Рейн переждал очередной взрыв смеха и щелкнул пальцами. — Забавно, но я не фуинец. Кровь, что текла из ран от ядовитых шипов, заструилась по одежде юноши, не пачкая ее. Вместо того, чтобы капать на пол, жидкость поднималась вверх, ползла влево и вправо, словно обладала собственной волей. Она перекидывалась с тела мага на лозу, которая тесно его опутывала, и обхватывала растение тонкими красными нитями. А после — сжалась, превращаясь в острые клинки. И зеленые щупальца, державшие Астре в своих объятиях, осыпались на палубу десятками мелко нарубленных кусочков. А освободившийся пассажир корабля сделал шаг вперед и смахнул с плеча несколько листьев. Легкая усмешка изогнула его губы, и Рейн, повторив тот же прием, которым В’Соран избавился от одежд Данте, поднял руки. На него тут же уставились пару десятков дул, а сам Пила выхватил свой меч из ножен, управляясь с ним так же просто, как юноша — с рапирой. — Спокойствие. Если бы я хотел вас убить, я бы уже давно это сделал. Однако этот корабль — не собственность Фуина. — Это как еще понимать? — капитан пиратов, нахмурившись, взмахнул рукой и крутанул клинок над своей головой. — Этот корабль — пиратская собственность. Приманка, обманка, называй как хочешь. Зайти в порт, дождаться отвлечения внимания и уйти с полными трюмами честно заработанного кем-то другим груза. А все вопросы — к обладателю флага, который висит на мачте. К дипломатам всегда меньше всего вопросов. — Сказка, конечно, хорошая, только чем ты ее подтвердишь? Астре вздохнул, и его пальцы потянулись к рукаву рубахи. Белое полотно, натянутое до самой кисти и застегнутое на темную пуговицу, заскользило вверх, постепенно открывая медовую кожу. Однако стоило льняной ткани достигнуть середины предплечья, как гладь без единого шрама резким росчерком прервали чернила, напоминавшие лапу медведя, залезшую в пчелиный улей. Он продолжал аккуратно и неспешно закатывать рукав, а угольные линии сливались друг с другом, превращаясь в рисунок горящей птицы, что роняла свои перья на кожу юноши. — Горелая чайка?.. Так ты наш человек! Чтоб меня, — Пила, коротко хохотнув, скользящим движением убрал клинок обратно в ножны. Рейн даже слегка удивился тому, как ни один из зубцов не зацепился за одежду мужчины. — Парни, уберите пушки. Пираты выдали неоднозначную реакцию — кто-то негромко смеялся, кто-то разочарованно вздохнул, некоторые даже злобно сплюнули, чуть ли не с яростью глядя на юношу. Однако оружие и правда спрятали все. Видимо, они уважали своего капитана. Впрочем, Астре это почти ничего не давало. Он никогда прежде не слышал об экипаже с пойманной дриадой, да и о капитане по прозвищу «Пила» он знал даже меньше, чем о самих дриадах. — Имя у меня Джек Савел, но зови меня просто Пилой. Все меня так зовут. А ты как будешь? — Финниан. — А по отцу? — Могильный. Расхохотавшись, Пила согнулся пополам, ударяя себя по коленям. А Рейн, ответив на привычные вопросы привычными ответами, окинул взглядом дипломатов и экипаж судна, которых явно не собирались отпускать шипастые лозы. Впрочем, глупо было надеяться, что пираты отпустят их так просто. Тем временем собеседник вытирал грубыми мозолистыми пальцами слезы с покрытых морщинами щек, тщетно стараясь выпрямиться. — Смешной ты, Финниан, ой смешной. Но, думаю, сам помнишь наш морской обычай. Без кружки рома дела не ведутся. Юноша слегка прищурился. Безусловно, он мог бы с легкостью убить каждого на этой палубе. И даже если тут внезапно оказались бы люди с магическими артефактами защитами, худшее, что его ждало — необходимость прибегнуть к помощи вечно ухмыляющегося мертвеца. В конце концов, он никогда прежде не слышал об этом корабле, а значит, тот не обладал таким уж большим авторитетом в пиратских кругах. Однако в отличие от мага крови, укол ядовитых шипов был бы смертелен для большинства из экипажа и пассажиров судна Фуина. И дриаде сжать эти лозы крепче не составило бы особого труда, особенно на таком расстоянии. А без матросов и капитана даже Астре, знаток морского дела, уплыть не сможет. Что уж там, он с трудом распутает хотя бы паруса, сейчас прижатые к мачте очередными возникшими из ниоткуда растениями. А значит, придется вновь играть в пиратов. — Это не обычай, Пила, это необходимость. Однако сам слышал, тут даже винца не найдешь, что уж говорить о хорошем роме, — Рейн, однако, не терял надежды избежать необходимости пригубить алкоголя. — Не боись, для брата-моряка я свой выкачу, — капитан пиратов, словно раскусив собеседника, довольно ощерился, отчего его морщины сложились в какую-то маску, растянувшую и без того широкую улыбку до ушей. Должно быть, Пила и правда был веселым человеком. — А мне бокальчик найдется? От правого борта донесся баритон, в котором с легкостью улавливалась привычная усмешка. Юноша обернулся, на мгновение позволив себе закрыть глаза в беззвучном мгновении отдыха. Однако веки тут же распахнулись, позволяя увидеть, как В’Соран неспешно продирается сквозь лозу, которая оставляла на бледной коже пусть и неглубокие, но широкие рваные раны, в которых пузырилась смесь из яда и крови. Впрочем, мертвеца это заботило не больше, чем кита — ракушки на его брюхе. Артис сделал шаг вперед, наконец выпутавшись из тесных лоз, которые остались за его спиной висеть в воздухе, напоминая сломанную клетку. — Этот с тобой, Финниан? — Пила сжимал пальцы на рукояти клинка, однако пока не обнажил его. — К несчастью, я являюсь спутником господина Финниана, — Арвид скользнул пальцами по своей одежде, словно стремясь привести в порядок торчавшие из нее порванные нити. Он звучал даже еще более вежливо, чем обычно, словно старался подчеркнуть свою возвышенность. И это не осталось без внимания. — Ты посмотри какой высокопарный! Император Магнума на выезде! — Пила вновь расхохотался, после чего крутанул длинный ус, ухмыльнувшись половиной рта. — И для тебя кружку найдем, если имя скажешь. — Можете обращаться ко мне «месье В’Соран». — Чего? — Пила нахмурился, а после махнул рукой и повернулся в сторону абордажного мостика. — Будешь Богачом. Мне лень такую длинную белиберду запоминать. *** — А я ему и говорю: «а что ты хотел, сорок шесть тонн»! Грянул смех, разнесшийся по трюму подобно пушечному залпу. Пират, рассказавший очередной сальный анекдот, закачался под дружественными ударами по плечам. Впрочем, вполне возможно, проблемы с координацией у него были из-за кружки рома. А может, из-за бутылки. Мастерством поглощения алкоголя пираты всегда заставляли Астре вскинуть брови в удивлении, вне зависимости от того, было ему пятнадцать или двадцать. И сейчас юноша вновь удивленно покачал головой, наблюдая, как Пила, осушив целую бутыль рома, мог говорить, и даже произносить слова так, чтобы собеседник его понимал. Шумно выдохнув, он вытер тыльной стороной ладони усы и поставил очередную пустую деревянную кружку на стол перед собой с такой силой, что он подскочил. — Про дриаду спросил? Ну так хрена с два ты найдешь такую же где-то еще! — Пила вновь криво ухмыльнулся и покачал головой, опираясь локтем о стол. — Мы как-то выплыли на какой-то забытый всеми Богами остров. Нам очень нужно было пополнить запасы воды, и поблизости, как назло, не было ни одного порта — нас выгнали в открытое море парочка фрегатов, отправившиеся за нами в погоню после не особо удачного дельца с имперским торговцем. Ну ты понимаешь, да? — Астре привычно кивнул, однако пьяный пират не стал даже дожидаться какой бы то ни было реакции, чтобы продолжить свой рассказ. — А наш ворон с мачты увидел там что-то вроде небольшого озерца. Мы встали на якорь неподалеку, спустились и отправились, чтобы пополнить запасы воды. Пополнить запас воды, да… Мужчина ненадолго умолк и нахмурился, глядя в свою пустую кружку. Пусть он и был устойчив к спиртному, однако после уже второй бутылки его рассудок все-таки немного помутился. Рейн воспользовался этим секундным замешательством, чтобы поменять местами бутылку перед собой и такую же, расположившуюся под стулом юноши, рядом с уже опустошенными. Их различие было незаметно на первый взгляд, однако достаточно было попробовать хоть каплю того, что сейчас пил Астре, чтобы понять, что это совершенно точно был не ром. И правда, маг предпочел воспользоваться волшебством, чтобы избавиться от спирта в напитке. В конце концов, ему нужна была трезвая голова, чтобы выпутаться из этой ситуации. А потому ему пришлось вновь прибегнуть к способу, который когда-то давно он нашел в книгах по алхимии. Откупорив новую бутыль, он потер два пальца между собой, заставляя оранжевый огонек вспыхнуть на коже. Стоило ему почувствовать жар пламени, как он скользящим движением скинул его в напиток и тут же закупорил бутыль обратно. Пламя должно было выжечь весь спирт, а затем юноше оставалось лишь обхватить горлышко пальцами, охлаждая пар, который опал бы новой жидкостью, не дурманящей голову. Этот напиток был ужасен на вкус, однако юноша предпочитал просто перетерпеть. Не отрываясь от своего занятия, Рейн продолжал слушать пирата. — Пополнить запас воды, в общем. Однако стоило мне сойти с лодки, как я почувствовал, что что-то там не так было. Сошел я с лодки и сразу это понял. Пошли однако за водой. А я — бывший лесник. Думаю, по мне заметно, — издав негромкий смешок, Пила скользнул ладонью по бороде и уселся на стуле поосновательнее. — Ну в общем я смотрю на деревья, и понимаю, что какие-то они… Неправильные. Такие деревья скорее ожидаешь увидеть в имперском заповеднике. Чистые, аккуратные, будто подстриженные. Гриба нет, гнилости вычищены, даже сучков нету. Ну и я начал присматриваться, что там и как. И в общем заметил дриаду. Понимаешь? Дриаду заметил! Видимо, на этот остров никто и никогда не заплывал, так что она вообще была без понятия, кто такие люди. Ну а мы ей показали. Часть пиратов захохотала, поддерживая своего капитана. Другая же его вовсе не слышала, однако Пила не сильно беспокоился по этому поводу. — Н-да… Посадили ее на цепь. Сначала на обычную, от собаки моей осталась. Потом в порту прикупили волшебную. Она вырастила в центре корабля дерево, а я и не против. На нем фрукты растут, такие, знаешь… розовые. И она так забавно вскрикивает, когда я их срываю, будто девка, когда ее в углу зажимаешь! Очередной смех прокатился по матросам, а Астре лишь слегка покачал головой. В’Соран сидел рядом за столом, уронив голову на руки, словно уснув от выпитого. Однако Рейн прекрасно понимал, что мертвец не способен спать и тем более пьянеть. Впрочем, он был благодарен вампиру хотя бы потому, что тот молчал. Видимо, он просто хотел вызвать смех среди пиратов, которые некоторое время пальцами указывали на «перепившего Богача». Впрочем, вскоре всем стало все равно, однако Артис головы так и не поднял. Пила хрипло откашлялся и сплюнул на стол, после чего встал и потянулся, отчего его суставы захрустели, затекшие от длительного сидения на месте. — Ну да ладно. Думаю, на сегодня хватит. И так потратили много времени на неудачное дельце. Первое неприбыльное с тех пор, как мы нашли дриадку. Впрочем… Ты, Финниан, классный парень. И я бы выпил с тобой еще. Так что смотри, делюсь секретом. Усмехнувшись, мужчина поднялся из-за стола и повернулся к бочонкам, стоявшим вдоль стены. Положив на один из них руку, он дернул его на себя, и бочка выскользнула из ряда точно таких же. Пила же держал ее на весу так, словно она была пустой, а затем аккуратно поставил ее на палубу. Там, где только что стояла бочка, было углубление в досках, в которых виднелась бутылка. — Мой собственный, личный ром. Потом придется перепрятать, но ты попробуй. Обещаю, он крепче любого, что ты пил сегодня. — Ну, я не сказать, чтоб ценитель… Так что даже если это будет хороший ром, то я все равно не оценю его по достоинству, — Астре приподнялся, надеясь все же избежать новой кружки на этот раз спиртного. — Финниан, ты пират, чтоб меня кит всосал! Конечно ты отделишь хороший ром от конского дерьма, замоченного в бочке! А ценитель у нас вот, спит, — капитан пиратов с ухмылкой ударил по столу рядом с красноволосой головой, вызвав новый взрыв смеха среди матросов. — Тоже верно, Пила. Ну, наливай, — Рейн, поняв, что избежать рома не удастся, негромко усмехнулся. В конце концов, от одной кружки ничего страшного не произойдет. — Вот так бы сразу, — пират коротко хохотнул и плеснул темную жидкость в кружку юноше. На самом деле, юноша очень плохо переносил алкоголь. Из-за этого он старался по возможности избегать напитков, расшатывающих ноги, так как пьянеть он очень не любил. Но вот сейчас у него просто не было выбора. Ему было нужно отыграть роль пирата идеально, дабы их отпустили без последствий, а какой пират мог отказаться от рома? Тем более от предложенного самим капитаном. Поэтому сейчас Финниан смотрел на слегка покачивающуюся в кружке темную гладь и горестно вздыхал про себя. Как бы он ни пытался, но сейчас у него точно не получится незаметно выпарить весь спирт из этого напитка. Впрочем, как бы быстро его организм не сдавался перед натиском градуса, а одну-единственную кружку спиртного он не мог не выдержать. С этой мыслью Астре поднял взгляд на Пилу, который как раз закончил говорить какой-то очередной глупый тост. Поднялся одобрительный гомон, все члены команды пиратов стали дружно осушать свои кружки, и Финниан, выдохнув, также опрокинул в себя обжигающий горло напиток. В’Соран, что все это время внимательно прислушивался к разговорам, слегка приоткрыл один глаз. Под его пристальным взглядом кадык на тонкой загорелой шее несколько раз двинулся вверх-вниз, а затем его спутник поставил пустую кружку на стол, как всегда безупречно улыбнувшись капитану. Тот же вытер тыльной стороной ладони свои усы, после чего душевно распрощался с, как он сам выражался, коллегой, и кивнул парочке своих ребят: — Эй, вы, отбуксируйте нашего Богача в его кроватку. И когда двое крепко сложенных мужчин направились к Арвиду, тот неожиданно поднялся на ноги, абсолютно трезво взирая на них. Они сначала ошарашено замерли, а после по трюму вновь разнесся хохот. — Да ладно, наш ценитель нашел в себе силы подняться! Честь и почет ему, — выкрикнул кто-то из пиратов, но Артис даже не обратил на говорившего внимание, внимательно наблюдая за юношей. От вампира не укрылось, что тот использовал магию, дабы выпарить спирт из рома. Это показалось странным с самого начала, ведь он прекрасно помнил образ обаятельного мужчины, что говорил очередной тост с бокалом великолепного вина. Его золотые волосы искрились в свете свечей, а изумруды сверкали напускным интересом, в то время как в багровой жидкости, плескавшейся в бокале, отражались кровавые омуты. В’Соран знал, что у Рейна нет непереносимости алкоголя, поэтому предположил, что тот просто не любит его употреблять. Вот только странность была в том, что из-за каких-то личных предпочтений тот, кто всегда так старательно выстраивает планы, рисковал быть замеченным. Поэтому, заметив столь необычное поведение, вампир предпочел занять наблюдательную позицию, притворившись пьяным в хлам. Но, похоже, в этом не было необходимости, так как Астре вел себя точно также, как и всегда. Его изумруда даже не коснулась дымка опьянения, даже несмотря на то, что чуткий нюх нежити и уловил резкий запах алкоголя от осушенной им кружки. Судя по всему, напиток и правда был крайне крепким. Вскоре они направились на корабль Фуина, окончательно распрощавшись со столь необычными пиратами. Но проходя мимо дерева, растущего посреди палубы, Рейн неожиданно замер, и повернул голову в сторону дриады, что опасливо выглянула из-за ствола. Ее руки уже пришли в норму, и о невероятной боли напоминали лишь трещины на молодой коре, покрывавшей кисти ее рук. Не отрывая взгляда от глаз того мерта, что обратил на нее внимание, того, кто, казалось, понимал ее, она потянулась к нему, протягиваю свою руку, так похожую на ломкую веточку. Ей казалось, что он может ее спасти. Ей казалось, что кто-то свыше даровал ей надежду. Но через мгновение молодой человек развернулся и направился на другой корабль, не кинув более и взгляда в сторону плененного духа леса. И эта ломкая веточка, задрожав, повисла, сломавшись окончательно. Уже через пару десятков минут корабль дипломатов из Фуина снова плыл по направлению к Империи Алдон. Фрегат пиратов давно скрылся за горизонтом, а на море опустилась ночная дымка, опутав все небо звездной паутиной. И ветер, сотканный из дыхания царицы ночи, мягко перебирал золотистые волосы, сверкающие в тусклом свете полумесяца. Астре стоял на палубе, вновь устремив свой взгляд куда-то вдаль. А В’Соран, стоявший рядом, лишь задумчиво смотрел на скрывающийся во тьме профиль, не в силах понять, куда направлены глаза его спутника, похожие на повидавшие время минералы. Казалось, будто они уже долгие столетия таились во мраке пещеры, из тени наблюдая за судьбой мира. Драгоценные камни, способные очаровать весь мир своим блеском, но не способные ничего изменить. И потому им оставалось лишь наблюдать. — Месье В’Соран, вы же знаете, что означает мое имя, не так ли? — неожиданно тонкие губы приоткрылись и с них сорвались слова, облаченные в темные погребальные одеяния. — Конечно, господин Рейн. Ваше имя означает «звезда», — спокойно ответил Артис, пытаясь выкинуть из головы столь необычные ассоциации, вызванные этим хрипловатым голосом. Почему ему вдруг показалось, будто это голос мертвеца? И вновь на палубе расправила свои крылья тишина, позволяя ветру уносить вдаль темные перья безмолвия. Все пассажиры отдыхали в своих каютах. Кто-то восстанавливал свои силы после принятия противоядия от яда дриады, кто-то просто смотрел в небольшое окошко, наблюдая за рассыпающимися волнами, но никто не хотел покидать своей вымышленной крепости, чтобы вновь оказаться в страшном и несправедливом мире. Им казалось, что в небольшой комнатке за хлипкой дверью они в безопасности. Что ничто не сможет вновь взволновать высохшее озеро их душ. И лишь двое мужчин, шагнувшие в непроглядную тьму, уже давно не цеплялись за подобные иллюзии. Они не пытались искать убежища, потому что все, что им хотелось бы уберечь, они уже потеряли. — Именно поэтому я его и ненавижу. Росчерк молнии прорезал небосвод, но звездное небо было на удивление чистым. Ни одна тучка не закрывала ослепительно-яркие звезды. Но В’Соран почему-то отчетливо увидел тонкую молнию, когда дрожащий голос пронзил небеса. Грянул гром, за которым обязательно последует проливной дождь. — Моя матушка дала мне это имя, предрекая яркое будущее. Она верила, что я обязательно буду сверкать, подобно звезде. Она считала меня своей звездой, — дрожащая рука, облаченная в перчатку, прикрыла лицо, и так скрытое завесой тьмы. Золотые волосы словно поблекли, засохшей пшеницей рассыпаясь по руке. — Но я… я, — струна лопнула, а юноша согнулся над перилами, чувствуя, как дрожит от холода. Холода, сковавшего его душу подобно непробиваемому льду северных морей. — Ничего не смог сделать. Первых каплей, незаметно окропивших землю, не было. Ливень полил пригибая растения к земле и содрогая небеса. Говорят, что дождь — это слезы богов. Даже боги имеют право плакать. Но что же делать маленькому человеку, который не может выразить свою боль даже простой влагой, струящейся по щекам? — И до сих пор не могу. Я не храбрый герой, не всезнающий мудрец, не всесильный бог. Я не могу никого спасти, не могу никому помочь, не способен ни в чем разобраться. Я никакая не звезда, — то повышая, то, напротив, понижая голос до сбивчивого шепота говорил Астре, пытаясь содрать со своего лица маску всесилия, которую он нацепил на себя в попытках поверить, что сможет хотя бы отомстить. Ведь за ней был все тот же мальчик, что сидел в шкафу, наблюдая за тем, как его мать убивают. — Так ответьте мне на один вопрос, месье В’Соран. Рука, что отчаянно закрывала исказившееся лицо, безвольно повисла на бортике, а светловолосая голова медленно отклонилась назад, отчего отливающие в ночи серебром волосы соскользнули с щеки, открывая взору вампира спокойное выражения лица и мягко светящийся во тьме изумруд. — Почему выжил именно я? И в этих глазах, что видели людские смерти, видели несправедливость и отчаяние, видели собственные беспомощные руки, дрожащие под натиском реальности, уже не было ни боли, ни злобы, ни печали. Там было лишь непонимание. Непонимание того, почему из сотни достойных жить судьба выбрала именно его. А В’Соран наконец понял, почему его спутник так не хотел пить. Потому что тому, кто держит все в себе и не имеет никого, кому мог бы доверять, алкоголь дарует иллюзию того, что мысли, кружащиеся в его голове, кому-то нужны. Иллюзию, которую Астре Рейн ненавидел больше всего.