
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Авантюрно-приключенческий роман в стиле пятидесятых годов прошлого века с поправкой на магию. Попаданство не полное, скорее, как прививка героине чужого опыта и знаний, без претензий на Мери-Сью.
Примечания
В «Седьмом векторе», Августе Лонгботтом незаслуженно сильно досталось от меня, решила написать фанфик с совершенно другой Августой. Героиня немного видоизменила канон, появились новые персонажи, а с определенного момента и изменение сюжета. Гарри Поттера, как такового в фике нет. Есть Дамблдор со своими иллюзорными фантазиями, интригами и силой для их воплощения в жизнь. Есть Волдеморт со своим безумием и условным бессмертием. И много магов, хороших, плохих и разных.
Посвящение
С благодарностью читателям, поддержавшим меня в моем первом писательском опыте "Седьмой вектор".
С надеждой на помощь хорошего редактора. Мои запятые немного исправились, но до пятерки еще далеко.
Глава 3 Знатный улов или сундучок с тайнами серой «посредственности». Часть 1
14 сентября 2024, 10:04
Глава 3 Знатный улов или сундучок с тайнами серой «посредственности». Часть 1
Исследуя окрестности «Норы» вместе или по очереди с Чарли, в перерывах Билл внимательно наблюдал за остальными домочадцами. Близнецы вели себя мерзко, и родители их не одергивали. Главной жертвой «шутников» был малыш-Ронни, чей интеллект явно запаздывал за физическим развитием. Из Джинни мать лепила пародию на принцессу. Девочка уже сейчас демонстрировала поистине несгибаемую волю к замужеству с наследником древнего рода, к которым Молли причислила и сироту неясного статуса – Гарри Поттера.
Из всех проклятых Уизли Уильяму было жаль только Перси. Тихий спокойный ребенок в этом году готовился поступать в Хогвартс и очень хотел добиться признания. Первое письмо лорду Пруэтту Билл писал совместно с леди Лонгботтом, давшей ему на лето парный блокнот с протеевыми чарами.
Лорд Пруэтт оказался на редкость неприятным типом, беззастенчиво поливающим старшего внука и его ближайшую родню оскорблениями в ответных письмах. Но Билл и Чарли были упертыми парнями и продолжили переписку, понемногу открывая деду правду об истории предательства крови Уизли.
Даже с картой от бабки Лесли, бывавшей в родовом поместье Уизли до его падения, поиск затягивался. На развалины Уильям наткнулся только после рекомендованного леди Лонгботтом суточного поста и малого ритуала воззвания к магии рода. А наткнувшись, убедился, что без влияния матери здесь не обошлось, ведь они с Чарли не раз проходили мимо, не обращая внимания на остатки фундамента. То, что Молли добавляла в еду разные травы и прочие добавки в семье либо знали, либо догадывались. Отрезанная от рода Пруэтт ведьма, болезненно воспринимала падение своего статуса и сублимировала весьма своеобразно, влияя на восприятие действительности своих домочадцев посредством зелий и ритуалов, исключительно «ради их блага». Старшим доставалось немного, так как основная активность Молли пришлась на последние годы, которые те по большей части проводили в Хогвартсе, а вот младших было жаль, особенно Перси, не имеющего защиты рода как два его старших брата.
Билл поставил зарубку в памяти, что на кухне «Норы» стоит умерить аппетиты и столоваться отдельно от семьи, благо летом грибов и ягод в лесу было в достатке, как и рыбы в реке, а на остальное можно заработать в деревне, в крайнем случае, украсть у магглов. Да и вообще, неплохо было бы перебраться в палатку, установив ту поближе к развалинам. В гараже у Артура такая была, заваленная кучей хлама.
Маячок, чтобы не потерять направление и привести Чарли, Уильяма научили ставить в Дикоземье. А дальше началась череда изматывающих ритуалов, которые почти не давали отклика. Но парни были упорны и стойки в своих намерениях.
Крысу первым заметил Чарли. Паршивец выглядел неплохо, но был слишком расслаблен и пропустил выпущенный с палочки второго брата параллизатор. Калечного пасюка без одного пальца Билли подарил отец к поступлению в Хогвартс, и тот был с ним все время, вплоть до отъезда на последние рождественские каникулы, перед которым неожиданно пропал. О том, что они с Чарли едут в гости к чистокровным магам братья не раз говорил в спальне старшего. Вот только тогда интерес крысы к разговорам магов отметил именно Чарли. Он же первым заподозрил неладное и сейчас, ведь питомец пропал в Хогвартсе – в Северной Шотландии, а нашелся недалеко от «Норы» – на юге Англии. А крысы не совы, чтобы мигрировать на такие расстояния без видимой причины.
Леди Августа посоветовала передать подозрительного грызуна Ксенофилиусу Лавгуду, что уже получил от нее патронус и направляется домой. В «Туре» подростков встретили супруги Лавгуд, которые изъяли крысу, напоили мальчиков чаем со сладким пирогом и дали в дорогу по паре сэндвичей с копченой курицей и омлетом.
***
Первый допрос «крысы», оказавшейся анимагом Питером Петтигрю, якобы покойным другом Поттеров, проходил в подземельях под «Турой», доступ в которые получила леди Лонгботтом, Ланс Свенсен и кастелян Отдела тайн. От Снейпа Августа затребовала Веритасерум, пообещав показать ему свои воспоминания. Присутствие школьного недруга могло привести к нежелательным последствиям, и Северусу категорически отказали в допуске.
Катакомбы под небольшой башней Лавгудов впечатляли. Вместительная тюрьма находилась на минус втором этаже, под которым было еще не меньше двух уровней. Зелье правды не понадобилось. Оказалось, у Лавгудов были клетки с аналогичными свойствами, не имеющие ограничений по времени действия, побочных эффектов и противопоказаний. Исповедь профессионального предателя и врунишки пришлось выслушивать десять часов кряду, рассказ затронул события с момента его поступления в Хогвартс и по сей день. Но потраченное время стоило того – маленький винтик в большой игре двух сильнейших магов Британии двадцатого столетия, несмотря на свою патологическую невезучесть, на поверку оказался весьма любопытен и приметлив.
История крысы
Свое первое предательство Пит совершил за три месяца до поступления в Хогвартс, отрекшись от отца – выходца из чистокровного, но незнатного рода потомственных фермеров Гринвудов, и сменив вместе с матерью фамилию на ее девичью. В тот момент Питер считал свое решение верным, ведь клеймо сына преступника помешало бы ему занять достойное место в магическом мире.
Неприятности на маленькое семейство, состоящее из отца-фермера, матери-домохозяйки и их сына-подростка посыпались после трагической гибели главы семьи в результате несчастного случая при сборе пыльцы с цветков запрещенной к выращиванию в маг.Британии бразильской лианы. Мать, не дождавшись его к ужину, побоялась сама соваться в опасные теплицы и вызвала авроров. Поступи она иначе – и последующие события пошли бы по совсем другому сценарию. Но, обиженная на родичей мужа, не стеснявшихся в глаза упрекать ее в лени и мотовстве, магглорожденная ведьма сделала то, что считала правильным, опираясь на практику немагического мира. То, что она не знала о незаконном бизнесе супруга, стремившегося обеспечить ей привычный с детства комфорт, и верила, что магические «бобби» ничем не отличаются от маггловских, хоть и облегчило ее участь, так как обвинений в соучастии ей предъявлено не было, но и окончательно рассорило со старшими Гринвудами. Выросшая в обеспеченной семье магглов, где её мать считалась домохозяйкой, командуя штатом прислуги из пары горничных и поварихи, юная миссис Гринвуд, выучившая бытовые заклинания чистки и уборки, но так и не освоившая кулинарные чары, отчего обедать и ужинать молодой семье приходилось в ресторанах на Теневой аллее, не понимала сути претензий. Дом был чист, одежда супуга отглажена, а белье пахло лавандой. Первые же походы на продуктовый рынок убедили магглорожденную ведьму, что купить что-то сверх сдобы, яиц, молочных продуктов, сезонных фруктов и зелени она не способна. Что делать с дохлой птицей и грязными овощами, не говоря уже о рыбе и частях туш животных молодая женщина просто не представляла. По зельеварению на СОВ у нее был уверенный и заслуженный «тролль», так что на старших курсах изучать данную дисциплину она и не думала, все время тратя на трансфигурацию, чары, гадания и астрономию. Даже соглашаясь на брак с обходительным однокурсником с Хаффлпаффа, миловидная выпускница Гриффиндора не осознавала своего статуса в магическом мире, меряя все по привычному с детства маггловскому, где в престижной школе основная часть студентов относилась к привелегированному кругу, частью которого она привыкла считать и себя.
Судебный процесс над покойным фермером из рода Гринвуд хоть и был закрытым, но слухи в небольшом сообществе магов распространялись быстро. И, если поначалу большинство друзей отца Пита жалело вдову с ребенком, которым предстояло выплатить министерству немалый штраф, то, после отречения и смены фамилии матери и сына на Косой аллее в спину им все чаще неслось: «грязнокровки». Но решение свое Питер продолжал считать правильным. Отцовская родня их игнорировала, так что платить непомерный штраф за незаконную деятельность родителя пришлось именно им с матерью. То, что Гринвуды потратили большую часть свободных денег, дабы свести дело лишь к незаконному разведению, без дальнейших подробностей о незаконном производстве и продаже запрещенных ингредиентов, ни мальчик, ни тем более его мать, не поняли.
Дом и участок с теплицами, как и все имеющиеся в Гринготтсе деньги ушли на погашение штрафа. А мать и сын Петтигрю были вынуждены просить помощи у маггловских родичей. Родители матери не оправдали ожиданий Питера. Да, их приняли и предоставили комнаты и стол, но ничтожные магглы не спешили бросить к ногам магов причитающиеся им по праву владения волшебным даром блага. У старших Петтигрю в этом году Итон заканчивал собственный сын-маггл, и именно в нем они видели своего наследника и продолжателя семейного дела. Все надежды Пита сконцентрировались на будущих хогвартских знакомствах.
Первым тревожным звоночком для юного мага стало то, что еще на платформе 9 ¾ вокзала Кингс-Кросс их с матерью демонстративно избегали студенты с желто-черными галстуками и их сопровождающие. А когда Пита выставили из третьего купе подряд, советуя поискать место поближе к туалету, мальчик понял, что его план начать жизнь с чистого листа почти провалился. Дружелюбные и участливые в пределах своего круга, хаффлпаффцы постарались известить всех друзей и приятелей о предателях крови Петтигрю. Так что для Пита стало приоритетным уговорить шляпу распределить его на Гриффиндор, так как для Слизерина он не дотягивал родословной, а для Рейвенкло умом, хоть и обладал житейской хитростью.
К общим спальням и душевым домашний мальчик Питер оказался не готов. Шумный Блэк бесцеремонно выспрашивал, как им с матерью живется у магглов и как они решились на разрыв с чистокровной родней, восторгаясь их гриффиндорской смелостью. Поттер был готов проявить снисходительность и даже оказать покровительство, при условии, что Пит знает свое место и будет оказывать наследнику знатного рода мелкие услуги. Люпин и вовсе пугал нечеловеческим взглядом, но изменить решение шляпы Петтигрю был не в силах, оставалось терпеть.
Поначалу Питер старался не сближаться с одноклассниками, но на Гриффиндоре все стремились сбиться в стаи, а одиночек травили. Так что, хочешь, не хочешь, но пришлось «дружить» с соседями по спальне. «Золотых мальчиков», кичившихся или бравирующих своей родословной – Поттера с Блэком он едва выносил, а мутного Люпина со временем начал истово ненавидеть. Плюсы от «дружбы» пришли позже, когда недалекий Блэк, не чтущий традиций, стал таскать из дома редкие книги, большая часть из которых уже была запрещена на территории маг.Британии. Изучая с остальными подростками анимагию, Пит изо всех сил настраивался на максимально-незаметный облик. Всякими львами и кабанами пусть становятся тупые мажоры, а ему нужен дополнительный шанс к побегу.
Директор Дамблдор обратил на него внимание на пятом курсе, начав приглашать к себе в кабинет и вещать, настраивая на определенные действия, долженствующие повлиять на поведение Блэка и Поттера. Пит не стал противиться, надеясь на преференции. Но их все не было. А сразу после выпуска из школы о нем просто забыли. Поттер и Блэк поступили на курсы Аврората, Люпин, чтоб ему там и оставаться, куда-то пропал. И Питер пошел курьером в Лютный, где и проработал год, пока его не нашли бывшие друзья, чтобы пригласить на свадьбу Поттера с Лили Эванс. Пит даже разорился на дорогой подарок, рассчитывая, что вспомнивший о нем олень-Джим все же окажет ему протекцию в поиске более достойной работы. Но траты пришлось списать в убытки. На непрозрачные намеки товарища Джеймс ответил, что все предприятия Поттеров проданы еще его отцом, а нужных связей для помощи в трудоустройстве друга у него нет, и посоветовал обратиться к директору Дамблдору.
Полученная от Дамблдора сотня галлеонов, сопровождаемая настойчивой «просьбой», как можно чаще бывать у Поттеров поначалу даже обрадовала. Но, от дальнейших финансовых вливаний директор успешно уклонялся, так что Питу, чтобы отработать аванс и не сдохнуть с голоду пришлось вернуться на работу в Лютный, хоть и на неполную ставку. Таская посылки с утра до обеда, а с обеда до позднего вечера таскаясь по гостям, Питер чувствовал себя Гераклом, готовящимся к своему шестому подвигу. Вдувая в уши доверчивых гриффиндорцев нужные пресветлому Альбусу мысли, изредка укрепляя те переданными «заботливым» директором зельями, так как та же беременность в планы юной четы Поттеров никак не входила, но бутылка вина, распитая на Хеллоуин решила вопрос в пользу Дамблдора, правда порция элексира досталась еще и Алисе Лонгботтом, и Джейн Боунс, Пит тосковал.
Конец экзистенциального кризиса наступил неожиданно, вместе с началом очередной черной полосы в жизни завзятого врунишки. Долохов с Лестрейнджем отловили и повязали его недалеко от работы, даже несмотря на наведенную личину и комплекс защитных чар. Слишком легко поймали, но Пит был крепок задним умом и не сразу обратил на это внимание. В тот же день он стал Пожирателем смерти. Впрочем, идея превосходства чистой крови некогда амбициозному юноше была весьма близка. Так что на показательные пытки магглов и магглокровок он смотрел с немалым одобрением.
До восемнадцати лет живя на подачки богатеньких маггловских родственников, магглов Питер ненавидел, а магглорожденных, цеплявшихся за свое бездарное окружение, презирал. Если бы мать после его четырнадцатилетия не взяла с него клятву не вредить ее родителям и брату, то первым делом по окончании Хогвартса стало бы для него избавление от деда с бабкой и дяди-наследника. С тех пор как Пит нашел работу в Лютном, с матерью он виделся пару раз в году – по праздникам, предпочитая снимать комнаты, а то и вовсе ночевать по подвалам в облике крысы, лишь бы не возвращаться в дом лишенных магии предков.
На Рождество семьдесят девятого Питер немного перебрал и не смог аппарировать к себе, оставшись на ночь в доме стариков Петтигрю. Мать, помогавшая ему перед сном снять обувь и пиджак, увидела Темную метку и перепугалась. Наутро разразился скандал. Питу было отказано от дома, а его родительница внезапно согласилась скрепить деловую сделку отца, выйдя замуж за его компаньона и полностью отказавшись от магии. Пит был шокирован, а мадам Петтигрю, окончательно определившись, что от магии одни неприятности, решила порвать все связи с магическим миром. Для нестарой еще женщины замужество и положение в обществе перевесило все прочие доводы сына. С тех пор в мир магии она наведалась только однажды – на вручение ордена Мерлина и получение полагающейся к нему премии в связи с героической смертью сына.
***
За первые полгода своего «пожирательства» Питер видел Волдеморта лишь дважды: когда получал клеймо и спустя пару недель из задних рядов на общем собрании без явственно заданной цели. Его кураторами были старший Лестрейндж и Долохов. И, если первый был обыкновенным садистом, таскавшим недавнего выпускника факультета-антагониста по кровавым тусовкам, то второй оказался тем еще иезуитом. Как-то узнав о его анимагической форме, Долохов приставил Петтигрю к уходу за змеёй-фамильяром Лорда, что с наступлением холодов стала хоть и сонной, но весьма раздражительной, закрепив на нем узы слуги кровной привязкой. По счастью, Волдеморт в очередной раз исчез по своим таинственным делам, прихватив с собой отряд элитных боевиков, и Нагайна поспешила покинуть негостеприимный особняк Лестрейнджей, где ревнующая своего Повелителя ко всем и всему Беллатрикс установила за рептилией постоянный надзор. Устав от повышенного внимания, та поспешила забиться в нору в парке, дабы, как и полагается порядочной змее, впасть в анабиоз. Уйдя в спячку, Нагайна дала отпуск и Питеру. И именно пробуждение змеи вынудило Петтигрю начать ее поиски, так как в поместье Лестрейнджей фамильяра Лорда к тому времени не оказалось.
Связь указывала на север, скорее даже норд-норд-ост, но вела себя весьма странно, то слегка напрягаясь, усиливая желание найти и обиходить тварюшку, то чуть ли не отталкивая. Так что Питер пару недель продолжал вести привычный образ жизни, раз в день аппарируя по известным координатам, забираясь все дальше на север лишь для того, чтобы в будущем не быть обвиненным в бездействии. И, чтобы однажды, прямо посреди перекуса быть выдернутым в неизвестное и неприятное место.
Ударившись копчиком о торчащий из заросшей тропинки древесный корень и выронив бутерброд с солониной, Петтигрю заковыристо выругался и тут же выхватил палочку, чтобы немедленно ее лишиться.
Поначалу противника Пит не заметил. Нехоженая тропка упиралась в закрытую перекошенную дверь каменной халупы, вросшей в землю по окна. Так что неожиданно поднявшаяся из травы в четырех ярдах по правую руку от Питера фигура его изрядно напугала. Разглядеть что-то против солнца было почти невозможно, но он готов был поклясться, что глаза твари горели красным огнем. Раздавшееся вслед за этим шипение и вовсе парализовало безоружного мага. А дальше пришла боль. Кто-то могущественный вломился в сознание молодого волшебника и грубо перебирал его память. Пит не был стоиком и продержался недолго, потеряв сознание.
В себя волшебник пришел уже в комнате, окна которой были закрыты бархатными портьерами, а камин жарко натоплен. Из освещения кроме него был только напольный канделябр на семь свечей, из которых слабо тлели лишь две. Судя по ощущениям, Петтигрю лежал на ковре в двух шагах от роскошного кресла, с которого свисали короткие чешуйчатые лапки и кончик подозрительно знакомого хвоста. Поднявшись, Питер оказался напротив весьма странной химеры, напоминающей варана, вертикально восседающего на свернутом кольцами непропорционально длинном змеином хвосте. После ухода за Нагайной Пит считал, что его психика может выдержать многое, но к волшебной палочке, которую вертела в своих верхних лапках с острыми когтями ящерица-переросток оказался не готов. Как не ожидал и того, что зверушка «заговорит».
Слова возникали прямо в мозгу Питера. За время десятиминутного спича с губ химеры несколько раз срывалось только невнятное шипение. Поверить в то, что перед ним величайший темный маг современности Петтигрю помогла порция «живительного круциатоса». Колдующий варан-Волдеморт лишил Пита последних душевных сил, так что дважды неудачно применившему Энервейт переродившемуся в своем живом крестраже Темному лорду пришлось отложить общение со слугой до тех пор, пока тот не восстановит свою магию естественным путем, посредством здорового сна.
При всей своей изворотливости и старании постичь магические науки, Питер был абсолютно бездарен в ментальных практиках. Именно поэтому и Дамблдор, и Темный лорд считали, что полностью контролируют его действия. Альбус прикрывал от оппонента чарами незначительности свои «просьбы», касающиеся Блэка и Поттера. Темный лорд, поставив клеймо, наложил аналог обета неразглашения на все свои приказы. А Пит в их присутствии старался мимикрировать под окружающую среду, выдавая только те реакции, которые в него заложили, сохраняя у обоих гроссмейстеров впечатление своей полной безвольности. На данный момент для Волдеморта бесспорным плюсом стало то, что даже через разум змеи, в которую он был вынужден вселиться, удалось достучаться до сознания дважды слуги. Ритуал Долохова сработал как катализатор, и Петтигрю ментально стал более чувствителен к гибриду из хозяина и его фамильяра.
Благодаря Питеру у Темного лорда появилась возможность общения со своими последователями. И уже на следующий день в поместье Гонтов прибыл скрывающийся от правосудия ряда европейских стран химеролог Забини. Получив для острастки порцию пыточных проклятий, тот, тем не менее, не утратил ни капли жизнерадостности и энтузиазма. За пару месяцев помешанный на своем хобби тунисец сумел существенно видоизменить магическую химеру из змеи и возродившегося в ней мага. Зелья и ритуалы следовали один за другим, но результат того стоил. Пропорции Волдеморта приблизились к эталонным, руки и ноги стали более гибкими с более длинными пальцами, но для непредвзятого зрителя могли сойти за человеческие. Трудности возникли с головой и плечами. Изменения в структуре кожи не позволяли прижиться волосяным луковицам, а нос и плечи едва угадывались. Пит целыми днями носился по Лютному в поисках портного-артефактора, что сможет создать мантию, которая скроет физические недостатки повелителя.
Орион Блэк появился у хижины Гонтов нежданно, сразу же вслед за важным черным филином, которого поддавшийся инстинктам Волдеморт как раз поймал и потрошил на полянке рядом с крыльцом. Так что Темный лорд предстал перед лордом Блэком в весьма непрезентабельном виде: с окровавленной мордой и лапами, босой, в одной набедренной повязке. По непонятной пока причине, Волдеморту было некомфортно в обуви, и Петтигрю как раз возвращал мастеру-артефактору очередной образец будущего одеяния Темного лорда на доработку. Еще от камина услышав незнакомый голос полный сарказма, Пит предпочел затаиться и выглянуть наружу в своей анимагической форме.
- … ты мне? – И аристократ в черной бархатной мантии рассмеялся неприятным, холодящим затылок смехом. – Какое право ты – ничтожество, возомнившее о себе невесть что, имеешь приказывать мне – лорду древнейшего рода? То, что ты – полный идиот, ясно любому образованному магу. Создание больше одного крестража – путь к деградации личности. А уж воплощение в змее-фамильяре и вовсе поступок достойный увековечивания в анекдотах.
- Так ты принесешь мне нужные книги, Орион? – На последних усилиях воли прошипел Волдеморт.
- Не раньше, чем ты вернешь мне Регулуса. – Тут тон и взгляд лорда Блэка похолодели до космических температур.
- Уходи. – Со стороны Темного лорда раздалось почти невнятное сипение. – Мне надо подумать.
Лорд Блэк развернулся и направился к хижине.
- Авада Кедавра. – Волдеморт взмахнул палочкой и бессильно упал на спину в сочную траву, заглушая своими действиями звук падения тела бывшего друга на каменные плиты крыльца, устремив взгляд в редкое для Йоркшира голубое безоблачное небо.
А замершая в тени кустов серая крыса, убедившись, что осталась незамеченной, поспешила к границе антиаппарационного барьера, откуда уже в человеческом виде аппарировала в Лютный, где напилась, сняла проститутку и до утра куролесила по злачным местам, набираясь впечатлений, способных заглушить услышанные в поместье Гонтов откровения. Тем более что мастер обещал закончить с мантией к полудню, и Пит мог сделать вид, что в ожидании ее готовности провел все время в Лондоне.
Если не считать эмоциональных встрясок, то для Питера это лето было, пожалуй, одним из самых спокойных и сытных. На личный комфорт лорд денег не жалел, чем Петтигрю, выполняя его поручения, пользовался к своей собственной выгоде. Из минусов было то, что еще в начале июля его на привычном маршруте между лавкой артефактора и пабом в Лютном подстерегли братья Пруэтты. Пришлось откупаться от них сообщением для Дамблдора о смерти и воскрешении в собственном фамильяре Темного лорда. Секрет был так себе, ибо притихшие в начале зимы пожиратели, увидев весной налившуюся прежней чернотой темную метку, поспешили продемонстрировать свою активность. Те же Лестрейнджи выделились, устроив на Литу пожар на карусели в маггловском парке развлечений в предместьях Дублина.
В сентябре Темный лорд перебрался в поместье Малфоев, отказавшись от гостеприимства Лестрейнджей, мотивируя свое решение тем, что Беллатрикс не уследила за его фамильяром. Питу выделили каморку для слуг, но, с одобрения Лорда он был волен ночевать, где ему хочется. И Петтигрю поспешил скрыться в Лондоне. Известность в пожирательских кругах Питера не прельщала.
Альбус Дамблдор навестил Пита, живущего под личиной в респектабельном маггловском пансионате на Юге Англии за пару недель до Рождества. От идеи вновь сблизиться с семейством Поттеров Петтигрю был не в восторге, но Великий Светлый опять не оставил ему путей для отхода. Олень со своей дурой-стервой были рады видеть его и приняли как ближайшего родственника. Люпин еще полгода назад был признан неблагонадежным, и как темная тварь отлучен от дома, а от шумного Блэка оба уже успели устать, хотя Джим и стажировался с ним в одном подразделении Аврората и даже сделал крестным своего недавно родившегося сына.
Все стало как полтора года назад. Питер вновь подрабатывал в Лютном, ночуя то здесь, то там и регулярно навещал «друзей» после смены. Темный лорд про него как будто забыл, а Альбус требовал только еженедельных докладов, настаивая на ежемесячных посещениях ставки Волдеморта.
В Малфой-менор Петтигрю пробирался в облике крысы. И причиной тому было свободное посещение поместья белохвостых павлинов юной вдовой Забини. После своего фиаско с неудачным отравлением Питера, мстительная итальянка закусила удила и все силы направила на ликвидацию нежелательного свидетеля. Так что Петтигрю предпочел не искушать судьбу, ведь в тот единственный раз, спас его лишь тонкий крысиный нюх, и то, что мадам-зельевар не предполагала наличия у магглокровного ничтожества анимагической формы. В отместку Питер выкрал ношенную ночную сорочку мадам Забини, поместив ее в стазис и припрятав в одном из своих тайников. То, что брать для зелий и ритуалов волосы или ногти опытного зельевара бесполезно, Пит знал. А добыть кровь и вовсе не рассчитывал.
Тем временем Дамблдор разыгрывал собственную партию. Информация о пророчестве пусть и с двухмесячным опозданием, наконец-то достигла ушей Темного лорда. А Петтигрю отделался легким испугом, и вместо запланированного Верховным чародеем личного доклада, после удачно подслушанного разговора Снейпа с охранником всего лишь подлил последнему зелье болтушки и тот весь вечер пересказывал всем встречным услышанное за последний час до приема шпионского снадобья. Альбус же в очередной раз убедился, что даже в распространении сплетен на баб нельзя положиться. В тот вечер в «Кабаньей голове» были Снейп, передававший партию нерекомендованных министерством зелий Аберфорту, Белла, которую вызвала туда Андромеда Тонкс, якобы из-за проблем с магией своей дочери. Но злая на непришедшую бывшую родственницу, мадам Лестрейндж не придала значения пророчеству, да и не слушала его толком. Нарцисса Малфой, получившая от средней сестры аналогичное послание и вовсе не пришла. Хвост на глаза никому не показался, да и как канал слива для директора Хогвартса оставался резервным, на крайний случай. А Алекто Кэрроу в ожидании появления легендарной гадалки, специализирующейся на марьяжных раскладах, меньше чем за час ухитрилась так накачаться огневиски, что сидела на лавке, уткнувшись лбом в столешницу, и не выпуская из рук опустевший стакан. Ближе к закрытию, так и не сменившую позу мисс Кэрроу забрал ее брат, который вызвал единодушное негодование братьев Дамблдоров, сильно травмировав лицо младшего, из-за чего тот пару месяцев дулся на старшего.
Результат провокации с пророчеством поначалу весьма озадачил Альбуса: министр Багнолд потребовала организовать копию или перенос в министерство Книги учета юных волшебников Хогвартса, созданной еще Основателями. Несмотря на абсурдность требования, ведь Книга привязана к школе и не подлежит выносу, отбиваться директору пришлось всерьез, мадам-министр грозилась пригласить именитых артефакторов со всего Света. Так что перенаправлять внимание Волдеморта на Поттеров пришлось весьма грубо. Джеймс, как истинный гриффиндорец был счастлив войти в ударную группу под руководством Шизоглаза Муди. Рейды организовывал завывающий от страха Петтигрю. Прямых столкновений группы Муди с Темным лордом с мая по июль было два, в одно удалось удачно вписать Эванс, выступившую в роли санитарки. Оставалось надеяться, что даже после наведения на коттедж Поттеров Фиделиуса, Джеймс не оставит службу. От идеи сделать его Хранителем тайны Петтигрю пришел в ужас, но его мнение никого не интересовало. Великий чародей Дамблдор одобрил кандидатуру, и ему в очередной раз оставалось только терпеть.