Шарф Детры

      . . .       Птенцы делятся на 3 возрастные группы:       1. От 7 до 10 лет — младшая группа. Птенцы этого возраста познают азы, получают базу знаний, необходимую для их дальнейшей деятельности.       2. От 11 до 14 лет — средняя группа. У Птенцов начинаются первые практики.       3. От 15 до 17 лет — старшая группа. Птенцы участвуют в миссиях и свершениях инквизиции под наблюдением куратора.       С 18 лет Птенцы становятся Беркутами.       При наборе Птенцов учитывается их возраст. Оптимальный вариант — брать детей до 11 лет, чтобы, к моменту вступления в старшую группу, на основе ускоренного учения дать Птенцам базовые навыки.       . . .       Для каждого Птенца предусмотрена собственная комната. Следуя из результатов взращивания прошлых поколений, проживание Птенцов вместе в первые дни либо отрицательно влияет на перестройку их психики, либо подвергает их смертельной опасности. В первом случае Птенцы могут начать привязываться друг к другу, что сделает процесс отвержения эмоций бессмысленным. Во втором случае может произойти тот же инцидент, который случился в поколении № 27, когда, вследствие панической атаки, Птенец № 78 нанёс двенадцать ножевых ранений Птенцу № 104.       После этого инцидента в свод правил был внесён пункт, запрещающий Птенцам проживать и пересекаться друг с другом за исключением аудиторных занятий и тренировок. В первые недели Зарянки обязаны сопровождать Птенцов, а по окончании рабочего дня возвращать в комнату. В случае нарушения этого правила будет наказан и Птенец, и Зарянка.       . . .       Покидая комнату по любой причине Птенец обязан надеть маску и капюшон. Ни Зарянки, ни Пересмешники не имеют права самовольно снимать маску с лица Птенца. Это позволено только Филинам при осмотре ран Птенца, Беркутам при проведении занятий по плаванию, Коршуну.       Первые недели после вступления в Гнездовье Птенцы не должны видеть лица сокурсников. Это опять же может отрицательно сказаться на их психике.       . . .       После инцидента, произошедшего с Птенцом № 104, было принято решение разработать лекарство, способное мгновенно восстановить рану первой стадии опасности. На день обучающимся будет выдаваться несколько капсул с зельем, способным остановить кровь и восстановить повреждённые ткани.       Поскольку теперь Птенцы располагают средством, способным мгновенно излечить рану, обращаться к Филинам можно только в случае крайней необходимости.       . . .       Правила работы Зарянок с Птенцами:       1. Не привязываться к Птенцам.       2. Не использовать иные обращения кроме выданного номера по отношению к Птенцам.       3. Не выражать эмоций при Птенцах и по отношению к Птенцам.       4. Не пересекаться с Птенцами в нерабочее время.       5. Не связывать себя с Птенцами нерабочими отношениями.       6. Не нарушать общий свод правил Гнездовья.       Зарянки — обслуживающий персонал, обезличенный для Птенцов. Если Птенцы увидят личность в слуге или, что хуже, захотят сблизиться, это нарушит процесс становления Птенца ассасином. За нарушение любого из правил Зарянка будет подвергнута наказанию.       . . .       На стенде висело ещё много бумаг с каллиграфическими надписями, но Лин не стал читать их всех. Он уже и так понял, что вся работа Гнездовья направлена на создание бесчувственных машин в человеческом теле.       Прошло, наверное, недели две, как он оказался в ассасинской крепости. Многое изменилось. Каждый новый день для мальчика начинался со звона колокола в семь утра. Десять минут ему было выделено, чтобы посетить ванную и одеться. В пятнадцать минут нужно было уже стоять на улице у тренировочной площадки. Первые дни бегать на голодный желудок было мучительно тяжело, но каким-то чудом Лин всегда оказывался в группе вырвавшихся вперёд. Тех, кто сильно отставал, Беркут с номером «19» бил по рукам плетью. Но эта участь не обошла стороной и тех, кто приходил первыми.       У ассасинов специфичная постановка бега. Они наклоняют туловище вперёд, заводя руки за спину, либо одну руку кладя на рукоять катаны. Наверно, из-за этого кажется, будто они прорезают собой сопротивляющийся воздух и становятся ещё бесшумнее.       От Птенцов требовалась такая же постановка бега. Если кто-то забывался и выпрямлялся, или не так держал руки, осанку, плеть хлестала прямо по спине. Один раз Лин случайно согнул руку.       И в ту же секунду из предплечья хлынула кровь. Резкая жгучая боль стала осыпать руку мучительным ядовитым градом. Мальчик задрожал и рухнул на колени, сжав плечо. Ужас в голове вопрошал: «Вскрикнул ли? Если вскрикнул, услышали ли?». Казалось, если Беркут услышит, что Птенец № 105 плачет от боли, он забьёт мальчика плетью до смерти. Но Беркут подошёл и лишь бесцветно произнёс: «Прими капсулу и продолжай бег».       Капсулы, которые Птенцам выдавали каждое утро в количестве десяти штук, были похожи на бруснику. И по форме, и по цвету, и по вкусу. Сладкие и маленькие. Но легко заживляли раны.       Правда боль от заживления была ещё сильнее, чем от получения раны.       После утренних мучений у Птенцов было пятнадцать минут, чтобы ополоснуться и «позавтракать», точнее против воли съесть безвкусные пайки. Следующие несколько часов шли лекции. Чаще всего проводились уроки законоведения с тем самым Пересмешником № 34. В эти лекции Птенцы зубрили правила «Ассасинского кодекса». Выпускать слова из правил или даже менять их местами было непозволительно. Одна девочка, пересказывая правило № 1.17 перепутала местами слова «групповые» и «индивидуальные занятия», за что учитель ударил её по руке, а когда та от боли не смогла закончить пересказ, ударил её ещё и по лицу.       Чего никто из детей не ожидал, то, что нужно следить даже за интонацией собственного голоса. Один Птенец слегка повысил голос, пересказывая правило, за что плеть тут же хлестанула его по плечу.       Когда очередь дошла до Лина, и учитель приказал ему рассказать правило № 1.10, об обращении Птенцов с оружием на тренировках и миссиях, мальчик не выдержал его сурового взгляда и отвёл глаза. От лица до самого сердца разлилась боль, мучительный жар покрыл кожу, словно расплавленная сталь. Из-за боли Лин вновь не смог устоять на ногах.       — В правиле один точка семнадцать строчка «не отводить взгляд» видимо ничего не значит для тебя? — Пересмешник встряхнул плетью. — Даю пять секунд, чтобы ты встал и продолжил рассказывать правило.       Страх, глушивший боль, сам поднял Птенца № 105 и заставил говорить, смотря прямо в бездушные глаза учителя и игнорируя стекающую к подбородку, как раскалённая лава, кровь.       Тренировки с оружием проводил Коршун. Либо это просто случайность, либо иные методы воспитания, но Лин не видел, чтобы Коршун хоть раз бил Птенцов плетью. Да и самой плети тоже не видел. Он указывал на ошибки учеников словами, ровным голосом.       Мальчик изо всех сил старался не совершать никаких ошибок. Он не хотел ни видеть, ни слышать, ни пересекаться взглядами с убийцей мамы. Нахождение рядом с Коршуном отравляло его, душило, всё его сознание полнилось криками, сердце изливалось болью. Удары плетью — насколько легко они ощущались в сравнение с чёрными глазами, направленными на мальчика.       — Неправильно, сто пятый, — раздалось в адрес Лина.       Ужас скомандовал мальчику не отстраняться, когда Коршун приблизился. Если Лин дёрнется — покажет, что ему страшно. И больно. Он уже показал это Коршуну в тот день. Если покажет ещё раз… Что изменится? Ему лишь сделают ещё больнее. И от этого становится страшно. Поэтому Лин продолжает подчиняться любым приказам Гнездовья.       Только страх здесь может спасти от боли.       Ожидая удара, Лин застыл, наблюдая, как главнокомандующий протянул к нему руку. Но Коршун лишь поправил положение ладоней Птенца на рукояти деревянной катаны, затем поднял его руки над головой.       — Правая рука — ближе к лезвию. Когда замахиваешься, катана должна быть параллельно земле. Удары — не рубящие, а секущие. Для этого используй только руки. Двигать туловищем не нужно, спина должна оставаться прямой.       Как безвольная машина, Лин сделал всё, что нужно. Деревянная катана изящно рассекла воздух. Мальчик поднял взгляд на Коршуна. Тот кивнул и, промолвив: «Продолжай», развернулся.       Пока что, это были единственные занятия, на которых Лину не причиняли боль. Физическую. Само существование Коршуна являлось для мальчика вечно терзающим его бичом.       День ото дня. Тренировки — лекции — тренировки — лекции. Чёрной нитью сквозь это мрачное бытие тянулась горечь Лина. Он не мог забыть маму. Ни сон, ни тренировки и уроки, ни удары плетью не высекали её из головы мальчика. Каждый день заканчивался её голосом в сознании Лина. Её образом в воспоминаниях. Её объятиями во сне.       И вновь, вернувшись в комнату под надзором Зарянки № 28, Лин подождал, пока дверь щёлкнет, и рухнул на пол, прислонившись спиной к кровати. Снял ненавистную маску и капюшон и позволил судорожному дыханию вырваться и тут же сбиться. Горло изнутри начало болеть и щипать. Мальчик уже распознал, что Птенцам маленькими дозами подсыпают яд в еду и воду. В скором времени должен выработаться иммунитет. Но пока Лин чувствовал лишь кровь во рту. Каждый укус пайка, каждый глоток воды сопровождался кровотечением. Было больно говорить, от слов тоже выступала кровь. Язвы затягивались под утро, но потом всё начиналось сначала.       Как и новое существование Лина. Во сне он думал, что всё закончилось. А утром возвращалась боль.       Страх, спасающий его день изо дня, растворился, уступив место горечи. Мальчик поддался слезам. К счастью, он умел плакать бесшумно.       Страдает ли мама, смотря с небес, как мучается её дитя? Лин хотел бы это прекратить. Слишком трудно. Шарф было некуда привязать, оружие Птенцам не разрешали брать в комнаты, окно находилось на первом этаже, утопиться в ванной не получится — там дежурят Зарянки, а на занятиях — и подавно не удастся.       Можно попробовать расковырять вены иглой от броши. Но это будет больно. И мучительно долго придётся умирать.       Опять страх его останавливал.       Слёзы потекли ещё рьяней. В свои десять лет мальчик всерьёз думал, как умереть. Как всё могло обернуться так? У него была жизнь, каждый момент которой был полон счастья. У него был самый любимый человек. У него была надежда. У него были мечты.       Надежды, мечты. Если произнести эти слова внутри стен Гнездовья, они будут казаться такими смехотворными. Такими ничтожно-бессмысленными.       И надежды, и мечты теперь далеко от Лина. Далеко-далеко-далеко.       Из-за чего? Из-за чего всё это произошло? Какой момент стал предательским? Момент, из-за которого всё обратилось прахом?       Лин знал. Все эти дни он пытался отвергать ненависть. Но всё так и есть.       Момент, когда герцог пустил в деревню мятежников. И момент, когда мама сжалилась над детьми мятежников.       Если бы Лин никогда не знал Джека и Мэри, всё оставалось бы, как прежде. Если бы Лин никогда не встречался с ними, он был бы сейчас дома, он оставался бы счастлив, у него остались бы надежды и мечты.       Если бы не Джек и Мэри, мама была бы сейчас жива.       Ненавидит. Мальчик не знал, что он может испытывать такую ненависть.       Что за дрянная свобода, ради которой умирает столько людей? Зачем биться за такую свободу, если это приносит только смерти? Если такова участь тех, кто милосерден к мятежникам, так пусть эта свобода никогда им не достанется.       Лин будет справедливо искать их. И справедливо покарает за смерть того, кто принял их.       Мальчик схватился за волосы, проклиная себя и собственные мысли.       Что с ним происходит? Как он смеет думать о таком? Джек и Мэри не виноваты. Конечно же нет. Разве они желали смерти тем, кто приютил их? Мэри плакала, когда прощалась с Лином. Она с братом обнимали его. Так не делают те, кто желает смерти. Будь их воля, они б предотвратили эту катастрофу. Но они просто дети. Такие же, как и Лин.       Таков этот мир. Не загадочный и интересный, не свободный и заманчивый. Он холодный и сковывающий в цепи, причиняющий боль.       И лживый. Лин никогда больше не поверит этому миру.       В ладони завибрировал жучок, пуская в кровь зелье. Мальчик закрыл глаза, чувствуя, как погружается в неведение.       Турнепс… Его лучший друг. Он, как и надежды и мечты, где-то далеко-далеко. Совсем один. Как и Лин. Они похожи даже в этом аспекте… Турнепс… его маленький пушистый рыцарь… Его высокое мяуканье вновь и вновь раздавалось в затухающем сознании. Котёнок тоже преследовал Лина во сне. Но так явно его зов мальчик не слышал давно.       Птенец открыл глаза, сопротивляясь зелью. Мяуканье не исчезло. Наоборот, стало раздаваться громче. Лина захлестнуло что-то знакомое и волнительное. Какое-то забытое чувство.       Может, это и была надежда?       Мальчик поднялся, шатаясь от едкого зелья. Посмотрел в сторону шума.       За окном закат обрисовал маленький силуэт и огромные уши. Крошечный чёрный комочек с золотыми глазами протиснулся сквозь железные оконные прутья и теперь царапал стекло, громко мяукая.       — Турнепс… — выдохнул Лин, чувствуя, как слёзы вновь заструились по щекам, дрожащие ладони потянулись к окну.       Это он.       Котёнок прыгнул ему в руки, замурчав так громко, с такой любовью трясь мордочкой о его лицо и слизывая слёзы. Тепло Турнепса перечеркнуло все эти отравленные страхом и болью дни.       Ничего больше не имело значение. Ни гнетущие стены, ни боль от яда, ни удары плетьми, ни злые Пересмешники и холодные Зарянки, ни чёрные глаза Коршуна.       Лучший друг здесь. Последняя ниточка, связывающая Лина с той жизнью, по которой он так скучал. Последняя искорка, которая не даст мальчику погрузиться на дно и навсегда забыть собственное имя, прошлое, маму. Турнепс здесь, и он жив.       — Как ты… Как ты нашёл меня? — шептал Лин, чувствуя, как впервые за столько дней он смог улыбнуться. Сквозь слёзы, сбитое дыхание, терпя боль от яда и зелья, но он улыбался, обнимая самое родное создание, которое осталось у него в этом мире.       Котёнок жалобно мяукнул, уткнувшись мордочкой в шею мальчика. Не имеет значения, как нашёл, сколько вытерпел, чтобы найти друга. Они вместе. И Гнездовье не сможет разлучить их.       Лин, крепче прижав Турнепса к себе, устроился на кровати и закрылся одеялом. Так и есть. Гнездовье не разлучит их. Лин не допустит этого.       Теперь, когда его друг здесь, живой, мальчик был уверен… что этот мир ещё может дать ему шанс. А точнее, Лин даст этому миру шанс. Надежда, израненная, страдающая, надломленная, ещё теплилась, она оказалась не так далеко. Лин защитит своего друга. И себя тоже. И единственный способ не дать Гнездовью ранить себя…       Побег. Иного выхода нет.       Страшно представить, насколько это сложный способ освободиться. Гнездовье не выпустит никого, а если и удастся проскочить в крошечную щель — нагонит и покарает.       Значит нужно стать сильнее Гнездовья. Самым ловчим его отпрыском. Самым способным из его детей. Завоевать его доверие.       А потом разбить вдребезги.       С этой минуты Лин будет стремиться к статусу лучшего Птенца. То есть… к званию Коршуна.       Ради Турнепса.       Никому и в голову не придёт, что Коршун может придать Гнездовье. Когда сама Цервия удостоверится в его преданности, Лин нанесёт удар в спину.       — Мы выберемся, Турнепс, — прошептал мальчик, обнимая котёнка. — Они не отберут у нас свободу.       . . .       — При нарушении гражданским закона, сразу же бросаться с катаной не нужно. Это удел головорезов. Ассасин действует справедливо и согласно кодексу. Если вы заметили, что гражданский нарушает закон, действуйте, согласно схеме…       Пересмешник № 34 написал на доске три слова в ряд: «Причина — нарушение — приговор».       — Разберём на самом простом примере. Гражданский напал на вас. Вы без проблем обездвижили его, но сразу же лишать его жизни нельзя. Первым шагом вы вкрадчиво и без эмоций объясняете причину нарушения. В нашем случае — покушение на жизнь ассасина. Далее разъясняете само нарушение. Покушение на жизнь ассасина — это государственная измена. Третьим шагом вы объявляете приговор. Таким образом весь ваш разговор с нарушителем будет звучать так: «Покушение на жизнь ассасина — государственная измена. Приговор: казнь». И вы приступаете к исполнению приговора.       Время проносилось болезненно, но быстро. Пролетел год, вновь наступила весна.       Лин возненавидел зиму. Передвигаться в утеплённой ассасинской одежде по сугробам так же быстро было сложнее, чем терпеть удары плетью, не издавая ни звука. Мороз жёг горло при каждом вдохе, зато маска защищала лицо во время вьюги. Ещё сложнее оказались упражнения на развитие равновесия, когда нужно было бежать по кристально чистому льду, ровно и не сбавляя скорости. Но хуже всего оказались занятия по плаванию. В тяжёлой зимней одежде плавать на скорость в ледяной воде — под названием «тренировка» было завуалировано слово «пытка». Впрочем, Лин попал в единицы Птенцов, кто проходил эти испытания.       Законов, которые зубрили Птенцы, становилось всё больше. И звучали они всё страшнее.       Владение катаной мальчику давалось без особых трудов. Он целиком освоил секущий удар, с лёгкостью разрезая мишени. И, кажется, Коршун начал присматриваться к Лину.       Можно ли это считать успехом? Мальчик знал лишь, что ещё слишком слаб, чтобы бросить вызов Гнездовью и сбежать. Нельзя пустить всё на самотёк и бездумно рисковать. На кону стоит слишком многое. Его последнее счастье. Турнепс.       Каждый вечер мальчик проводил, обнимая лучшего друга. Котёнок исхудал, странными пайками наесться было трудно. Но лучше, чем ничего. Ночи проходили так умиротворённо. Но Лина часто пронзал страх от мыслей, что произойдёт, если Турнепса найдут.       Лину было позволено свободно пользоваться ключами от своей комнаты. Поэтому каждое утро мальчик прятал котёнка в тумбочку, где обустроил ему лежанку из своей спальной одежды. Но во время генеральной уборки Зарянка № 28 забирала ключи. Поэтому мальчик выучил расписание, когда служанка будет посещать его комнату. В эти дни Лин выпускал Турнепса на улицу через окно. Котёнок, будучи очень умным, охотился где-то в укромных уголках Гнездовья, а под вечер возвращался сытый.       Опасно, но за столько времени никто не заподозрил, что скрывает Птенец № 105.       Нужно ещё немного времени. Чтобы лучше овладеть катаной, стать ещё быстрее, ещё скрытней.       Нужно стать ещё чуть больше похожим на ассасина. Если и бороться с Гнездовьем — то его же оружием.       — Птенец восемьдесят семь, составь схему: гражданский оскорбляет деятельность Гнездовья и призывает к уничтожению силового аппарата государственной власти, твои действия?       Девочка с нижнего ряда поднялась.       — Оскорбление деятельности Гнездовья, призывы к уничтожению силового аппарата государственной власти — государственная измена. Приговор: казнь.       Хлёсткий удар взлетел эхом к потолку. Девочка выдержала, даже не согнувшись.       — Приведи сказанную тобой несуразицу в порядок, — промолвил Пересмешник, встряхнув плетью.       Пару секунд восемьдесят седьмая молчала. Потом вновь заговорила сдавленным голосом.       — Оскорбление деятельности Гнездовья — оскорбление деятельности государства. Приговор: резекция языка. Призывы к уничтожению силового аппарата государственной власти — государственная измена. Приговор: казнь.       — Так-то лучше, — учитель выдохнул, затем хмуро посмотрел на Лина. — Птенец сто пять, гражданский из класса рыцарей превысил свои полномочия, собрав дань с несправедливо обвинённого жителя. Твои действия?       Мальчик поднялся. Вопрос с подковыркой.       — Ассасин действует в случае совершения правонарушений государственного уровня. Правонарушения гражданского уровня — обязанность рыцарей, — тихо, но ровно проговорил Лин.       Учитель насупился, не отводя взгляд от мальчика.       — Верно. А если рыцарь убил священника?       — Покушение и убийство священника — умышленное нарушение функционирования госаппарата. Умышленное нарушение функционирования госаппарата — умышленное покушение на власть магов. Покушение на власть магов — покушение на Бога. Приговор: казнь.       Лин не знал значения и половины произнесённых им слов. Вновь спасал страх, под влиянием которого мальчик зубрил кодекс до боли в глазах.       — Правильно, — протянул Пересмешник с каким-то сомнением, но затем отвернулся. — Птенец девяносто девять. Гражданский тайно скрывал у себя в доме группу головорезов. Твои действия?       Птенец № 99 могла стать серьёзной проблемой для Лина. Иногда мальчику казалось, что она была рада оказаться здесь. Девяносто девятая крайне редко получала удары плетью, потому что вела себя, словно прирождённый ассасин. Её ответы на лекциях были чёткими и всегда верными, она никогда не превышала голос, никогда не показывала эмоций, хотя была таким же ребёнком, как и все здесь. На тренировках всегда была одной из лучших, владеть катаной она научилась даже быстрее Лина.       Похоже, она так же претендовала на роль Коршуна.       Вот и сейчас девочка поднялась со своего места, стоя прямо и твёрдо, без малейшей дрожи в голосе проговорила:       — Моральная и материальная поддержка головорезов, умышленное замалчивание об их местонахождении — государственная измена, измена вероисповеданию, измена Богу. Приговор: инквизиция.       Как и черноглазый Коршун в тот день. Только главнокомандующий произнёс это холодно и отстранённо, как исправный механизм. А в устах Птенца № 99 эти слова звучали как-то… гордо, победно. Словно она надеялась, что ей зададут именно этот вопрос.       Пересмешнику это понравилось. Он ухмыльнулся и кивнул, разрешая девочке сесть на место.       — Как вы помните, с завтрашнего дня у вас начинаются экзамены. В младшей группе их всего два. Экзамен по законоведению, на котором я буду задавать вам любые вопросы, связанные с Ассасинским кодексом. И экзамен по начальным азам владения катаной, на котором вы продемонстрируете полученные за год навыки. По окончанию средней группы у вас будет намного больше экзаменов. Готовьтесь усердно, чтобы набрать максимальное количество баллов. По истечению этой сессии станет ясно, кто останется в группе элитных Птенцов, а кто перейдёт в отряд рядовых. А также ярче выявятся кандидаты на звание Коршуна. Не оплошайте.       Это шанс. Если Лин выложится на полную… это значит, он будет ближе к побегу?       На самом деле, закрывшись в комнате после того, как колокол пробил вечерний звон, мальчик засомневался. Может, эта задумка со стремлением к званию Коршуна — бред? Что если внимание к мальчику возрастёт, и Гнездовье будет следить за каждым его шагом? Не проще ли быть невзрачным рядовым, которого когда-нибудь отправят на миссию, откуда можно сбежать? Никто и не заметит.       Нет, абсурд. С нынешним Коршуном никто не покинет Гнездовье. А если Лин станет совершать ошибки, чтобы перейти в группу рядовых, учителя бросят все силы на перевоспитание. Тогда Лин не сможет выбраться.       Нет. Уж лучше выполнять все приказы, быть послушным и одним из лучших, чтобы не к чему было придраться. Никто не будет ожидать от такого Птенца предательства.       Турнепс коротко муркнул и забрался на колени мальчика, пытаясь заставить его отложить кодекс.       — Потерпи ещё немного, — Лин погладил котёнка. — Скоро всё будет хорошо.       Хотелось бы на это надеяться.       . . .       Аудитория сквозила холодом. Отовсюду сверкали хмурые взгляды. На экзамене собралось около десяти Пересмешников других дисциплин. Вряд ли это весь педагогический состав, которым грозился учитель. Но всё равно каждый куратор выглядел так, словно хотел убить всех Птенцов. Пересмешники в чёрных туниках расселись на первом ряду. Учитель № 34 сидел в середине. Птенцы заходили по одному и становились перед ним.       Коршун тоже присутствовал. Но он поднялся к самому последнему ряду и, стоя, сверху наблюдал за Птенцами.       Лин стоял у двери в аудиторию рядом с Зарянкой № 28. Из-за номера ему придётся идти самым последним. Хотя в его группе не так много Птенцов, ждать было невыносимо… страшно. Хорошо это или плохо, что он последний? С одной стороны, возможно из-за усталости Пересмешники не станут мучать его миллионами вопросов. С другой стороны… а если из-за той же усталости они не увидят достоинств в его ответах?       Из-за двери порой слышались приглушённые удары плетью. Интересно, сколько баллов наберут те, кто пролил кровь на этом экзамене?       Прямо перед Лином шла Птенец № 99. Её взгляд был невозмутим, твёрд. Какую же планку она поднимет, наверняка завоюет одобрение и Пересмешников, и Коршуна.       Лин должен выложиться на полную. Ради Турнепса… Стоило представить пушистую мордочку с громадными глазами, на душе потеплело.       Девяносто девятая отвечала недолго. За её выступление не раздалось ни одного удара. Минут через пять она покинула аудиторию с таким же холодным взглядом, одарила им Лина, затем удалилась вместе со своей Зарянкой.       И вот настала очередь Лина. Из-за двери раздался высокий звон колокольчика. Мальчик почувствовал прикосновение к плечу и поднял голову.       На лице Зарянки № 28 промелькнуло что-то до острой боли знакомое Лину.       — Всё будет хорошо, — вдруг произнесла она.       Мальчик вздрогнул от её мягкого голоса, и лишь тогда понял.       Она похожа на маму.       Зарянка подтолкнула Лина к двери. Мальчик, пытаясь прогнать мысли: что сейчас произошло и почему, двинулся в аудиторию.       Утренний свет обрисовал трибуны. Пересмешники совершенно не выглядели уставшими. Мальчик почувствовал на себе взгляды. Отчётливее всего ощущался взгляд черноглазого Коршуна.       Они будут следить за каждым его шагом. За стойкой, за каждым движением, за каждой запинкой, за каждой дрожью в голосе. Хотя бы в этом нужно показать себя достойно.       Мальчик выпрямился, стараясь идти уверенно, но бесшумно. Ассасины — словно тени — передвигаются неслышно. Лин встал перед Пересмешником № 34, смотря прямо в мрачные глаза, сложил руки вместе и опустил голову — ассасинский жест, выражающий почтение.       — Итак, Птенец номер сто пять, выпускник младшей группы, — проговорил учитель — Начнём. Сперва скажи: в чём первостепенная задача класса ассасинов?       — Истребление класса головорезов, оказывающего разрушительное влияние на разум гражданских, — ровно отчеканил Лин заученную фразу.       — Ещё.       — Поддержание власти магов.       — Далее: кто является создателем «Ассасинского кодекса»?       — Неясыть. Тёмная госпожа Заката. Действующий магистр клана ассасинов, - произносить «Цервия» мальчик не стал, опасно.       — Во время какого поколения Неясыть приняла решение создать единый свод законов и дисциплин для ассасинского клана?       — …Во время поколения двадцать семь.       — Верно. Знал ли ты, что именно из этого поколения наш нынешний Коршун?       Лин поднял глаза на главнокомандующего. Тот какое-то время смотрел в ответ на мальчика, затем перевёл взгляд на Пересмешника.       — Не знал, учитель.       — Известна ли тебе причина, по которой Неясыть создала кодекс? — на лице куратора промелькнула полуулыбка. — Тоже связана с нашим Коршуном.       — Пересмешник тридцать четыре, какое отношение имеют ваши вопросы к экзамену? — подал голос главнокомандующий, не сводя взгляда с учителя.       — Никакого, Ваша светлость. Хотелось проверить, как поведёт себя Птенец в случае неожиданных вопросов…       — Прошу продолжить экзамен, не тратя время на нелепые расспросы, — одёрнул его Коршун.       Учитель явно рассердился и продолжил.       — «Ассасинский кодекс», том первый, основы дисциплины, правило один точка семь. Наизусть.       Лин прокрутил в голове начало кодекса.       — Основы дисциплины, правило один точка семь: Птенец не должен поддаваться эмоциям ни при каких обстоятельствах.       — Из этого же тома правило один точка один.       Мальчик невольно поднял глаза на Коршуна, словно тот позвал Птенца. Чёрные глаза в ожидании жгли Лина.       Правило, которое держит на цепи всех ассасинов.       — Основы дисциплины, правило один точка один: ассасин беспрекословно подчиняется Магистру…       — И вновь ты игнорируешь правило один точка семнадцать, — Пересмешник поднялся, сжав плеть в руке. — Пункт «не отводить взгляд» ты будешь осваивать до конца жизни?       Не надо. Из-за такой глупой ошибки… Будет больно. А потом будет больно оттого, что снимут баллы. Лин должен смело выдержать этот удар, не зажмуриться и не вскрикнуть от боли. Может, тогда у него получится впечатлить этих бездушных кураторов.       — Птенец сто пять смотрел на меня, — промолвил Коршун, от его твёрдого голоса Пересмешник остановился. — Это не нарушение.       Учитель ещё несколько мгновений смотрел на мальчика, сжимая плеть, затем фыркнул и сел на место.       — Сто пятый, по поводу правила один точка семь… — Коршун обратился к мальчику. — …почему ассасин не должен поддаваться эмоциям?       Лин молчал пару секунд, думая о том, что в какой-то мере даже… благодарен главнокомандующему за то, что тот не позволил Пересмешнику нанести удар. Но затем спохватился:       — По словам Магистра: «Ассасин — это существо отвергшее боль». Боль — это совокупность эмоций. Эмоции мешают ассасину вознестись и стать совершенным.       — Это по словам Магистра. А твои личные догадки?       Учитель № 34 хмыкнул и прошептал одному из кураторов по соседству: «Сам приказывал не задавать нелепых вопросов».       Вот это действительно неожиданно. С каких пор у Птенца может быть что-то личное? Личные мысли? Личные догадки? Это не вяжется с идеологией Гнездовья.       Выдумать что-то мудрое у Лина не вышло, поэтому мальчик сказал, как есть:       — Эмоции мешают убивать.       Взгляды Пересмешников в чём-то изменились. Мрачные глаза расширились, сверля Птенца. У Лина застучало сердце в бешенном темпе. Кажется, он сказал то, чего не следовало.       Коршун же оставался невозмутим. Но почему-то мальчику показалось, что его ответ впечатлил главнокомандующего.       — Хорошо. Предлагаю на этом закончить, — Коршун, видя, что кураторы растерялись, так ничего не говоря и не делая, кивнул Лину. — Свободен, сто пятый.       Птенец, вновь выполнив жест-почтение, покинул аудиторию. Он чувствовал себя в подвешенном состоянии.       На следующий день был намечен экзамен по начальным азам владения катаной. На этот раз Лин не боялся так сильно. Он неплохо освоил некоторые приёмы, так что есть шанс показать себя во всей красе.       Экзамен проходил на улице, на тренировочной площадке. Вчерашние Пересмешники расселись на верхних рядах трибун. Ещё присутствовало несколько Беркутов, которые проводили занятия по бегу, плаванию и другим упражнениям на выносливость.       Разумеется, был и Коршун. Стоял на самом последнем ряду, наблюдая за Птенцами, как хищник, выслеживающий добычу.       На весь экзамен уходило минут десять. На площадку ученики выходили из корпуса. И, почему-то, возвращались настолько бледными, быстро и тяжело дышали. Их глаза были широко раскрыты и дрожали, у некоторых текли слёзы. А кого-то, кто потерял сознание, приносили Зарянки.       Лин почувствовал, как под сердцем закопошился страх. Неужели настолько сложный экзамен? Что там делают с Птенцами? Или они все так плохо владеют катаной?       Мальчик вновь был последний. Птенец № 99 шла перед ним. И по ней совершенно нельзя было сказать, что она волнуется о чём-либо. Вот Зарянка повела её к выходу, остался только Лин.       Мальчик исподтишка поглядывал на Зарянку № 28. Она выглядела отстранённой. Почему вчера она повела себя так странно? Так… словно переживала за Птенца… Может, хотела перед экзаменом сбить Лина с толку? Зачем?       В любом случае, её слова на секунду заставили мальчика почувствовать… что о нём заботятся.       Сегодня Зарянка молчала. Лин решил не думать о ней. Он разглядывал едва заметные шерстинки на перчатке. Хорошо, что Турнепс не белоснежный или рыжий. Иначе для Птенца № 105 всё закончилось бы быстрее. Шерсть котёнка успокаивала, и теперь Лин был настроен на победу.       В корпус вернулась девяносто девятая с обыденным пустым взглядом. Молодой Беркут вызвал мальчика, и Птенец № 105 лёгким ассасинским бегом добрался до тренировочной площадки. Там уже стояло несколько отмеченных номерами манекенов и мишеней из разного материала. Лин показал жест-почтение в сторону трибун, затем подошёл к Беркуту-куратору.       — Птенец номер сто пять, выпускник младшей группы, — произнёс куратор в сторону трибун, затем обратился к мальчику. — Мишень под номером один — секущий удар по вертикали.       Лин направился к первой мишени — деревянный брусок в форме цилиндра, длинной чуть выше половины роста самого Птенца и толщиной в мощную ветку гигантского дуба. На тренировках с Коршуном мальчик очень долго не мог совладать с этим деревом. Либо не получалось прорубать его вовсе, либо разрез получался косой. В последствии Птенец приловчился, но прорубить длиннее десяти сантиметров мальчик так и не смог.       Ничего, в этой мишени смотрят в большей степени не на глубину разреза. Смотреть будут на всё. На то, как Птенец достаёт из ножен катану, как прицеливается, как замахивается и насколько ровен разрез.       Лин твёрдо встал перед мишенью. Крепко сжал рукоять и обнажил катану. Она такая же лёгкая, как и деревянная тренировочная. Слегка коснулся концом лезвия бруска, отметив середину. Поднял руки, лезвие было параллельно земле. Медленно выдохнул. Затем резко, насколько это только возможно, нанёс удар.       Лезвие остановилось, и Лин, почувствовав, как ёкнуло сердце, отметил, что разрез, почти идеально ровный, по длине был около семнадцати сантиметров. Мальчик, сам не зная зачем, оглянулся на трибуны. А именно — на Коршуна. Чёрные глаза были прикованы к Птенцу, но оставались пустыми.       Решив не думать, насколько хорош результат первого испытания, Лин подошёл ко второй мишени — тряпичному манекену — и посмотрел на Беркута-куратора.       — Мишень номер два — секущий удар по горизонтали, справа-налево, — произнёс тот.       Мальчик встал полубоком, замахиваясь. Это был не очень сложный приём. Лезвие прорезало насквозь туловище манекена, высвобождая вату, и остановилось у самого края левого бока. Жаль, не удалось рассечь насквозь. Впрочем, верхняя часть туловища отлетела, под собственным весом разрывая последний кусок ткани, и от манекена остался держаться только низ.       Не тратя времени, Птенец подошёл к третьей мишени — несколько выстроенных в два ряда тростников.       — Мишень номер три — секущий удар наискосок. Сверху-вниз, слева-направо, — скомандовал куратор.       Это один из самых лёгких ударов для мальчика. Катана с лёгкостью прошла под углом, срезав все тростники. Лин опустил катану, наслаждаясь звучными ударами тростника о землю.       — Удар во время бега, — вновь подал голос Беркут, указывая мальчику на беговую дорожку. Там, на расстоянии нескольких метров друг от друга, были установлены одиночные тростники. — Первый — секущий удар наискосок, сверху-вниз, справа-налево. Второй — секущий удар по горизонтали, слева-направо. Третий — секущий удар наискосок, снизу-вверх, слева-направо.       Птенец № 105 остановился у старта, сжимая катану одной рукой. Весь страх ушёл. Осталась только цель — разрезать тростники согласно приказу. Уловив кураторское: «Марш», Лин сорвался с места. Мчась едва слышно, он добрался до первой мишени. Замахнулся и, не прекращая бег, прорезал тростник под углом. Вторая мишень приблизилась так же быстро. Мальчик перехватил катану и, к своему удивлению, рассёк тростник одной рукой. Последняя мишень, Лин уткнул лезвие к земле, через секунду клинок взлетел вверх, а следом — и часть тростника.       Птенец остановился, повернулся трибунам. Пересмешники выглядели задумчивыми. В глазах Коршуна ничего не изменилось.       Мальчик вдруг задался вопросом: почему Птенцы выходили с этого экзамена такими… разбитыми, полными ужаса? Неужели им так трудно далось владение катаной? Но ведь на тренировках они неплохо справлялись. В чём дело?       Беркут-куратор уже нагнал ученика.       — Последнее задание на сегодня, — он указал куда-то в сторону.       Лин проследил за его рукой и почувствовал, как в лёгких что-то защемило.       На тренировочную площадку один из ассасинов вёл девушку в рваных одеждах. Длинная помятая блузка покрывала уже выросший живот. Ассасин толкнул девушку прямо к Птенцу, та упала на колени и подняла взгляд на мальчика.       — Предательница государства из класса головорезов, — безучастно проговорил куратор. — Секущий удар наискосок, сверху-вниз, слева-направо.       Мальчик, словно заледеневший, смотрел на мятежницу. Она едва слышно дышала, её потускневшие глаза и бескровные губы дрожали. Но девушка не отводила взгляда от Птенца.       Лин опустил глаза на её живот, который она заботливо прикрывала ладонью, может, глупо надеялась, что её крошечное счастье выживет сегодня.       Нет. Нет, нет, нет, нет, нет… нет… не надо…       Это не может происходить. Это неправда. Лин не станет. Он не убьёт. Он не может стать убийцей этой несчастной девушки, этого не появившегося на свет малыша.       Никогда. Ни за что. Не станет. Не станет!       Лучше умереть самому. Мальчик почувствовал жгучее желание пронзить себя насквозь катаной. Его кожу разъедала надежда быть порезанной, кровоточащей, сорванной наживую. Его лёгкие обратились камнем, отвергающим воздух. Сердце неистово колотило по всем внутренним органам. Горло стало кровоточить, напряжение и дрожь прорвала язвы. Глаза застелил туман.       Лин был наедине с этой девушкой. Они дрожали вдвоём, они боялись вдвоём, хотели кричать от отчаяния вдвоём, ненавидели вдвоём, хотели бежать вдвоём. А выжить суждено одному.       Турнепс… Если… если сейчас Лин оплошает… Если совершит ошибку…       Убить — это и есть ошибка…       Но ведь… Но ведь Турнепс… Последнее счастье…       А сейчас Лин уничтожит её счастье… своими руками…       Но Лин должен защитить Турнепса…       Он станет убийцей, убийца не может никого защитить…       Но ведь…       Не может. Он не сможет! Не…       В левой руке завибрировал жучок, зелье потекло по венам. Птенец № 105 поднял катану.       Последняя мишень.