Five Kingdoms for the Dead (Пять королевств для Мертвецов)

      Казалось, ее мир загорелся черным пламенем, а затем какой-то Ками-сама, любитель садизма, был так добр, что пустил это пламя по ее венам. Оно скреблось, как песок Гаары, прогрызая путь к ее сердцу, и когда оно поглотил его, огонь вернулся в ее тело. Это была боль, не похожая ни на что, что она когда-либо могла себе вообразить или пережить. Даже ее краткое пребывание в Цукиёми не могло сравниться с этим.       Огонь забрал все. Ее настойчивость, ее память и ее волю. Он все это отнял. Даже поглотил время. Сакура боролась с собственным пульсом, молясь, чтобы ее сердце остановилось и боль прекратилась. Но Ками-сама, очевидно, был тем же, кто с самого начала влил в нее черный огонь, потому что боль не прекращалась.       В конце концов, перед ней стал выбор: сойти с ума или преодолеть боль. Выбор был прост. Сакура уже была более чем на полпути к безумию, и истеричный громкий смех, перешедший в хриплое дыхание, только подтверждал это.Когда она смогла чувствовать что-то помимо боли, она осознала, что лежит на боку, и что-то твердое прижимается к ее щеке.       Она не могла заставить себя пошевелиться, напряженное дыхание поднимало маленькие пряди волос цвета сахарной ваты, упавшие на лицо. Вращая глазами, она оценивала ситуацию. Иллюзия, пришедшая на смену иллюзии Итачи, не изменилась. То же странное небо, полное багряных огней, словно кто-то поджег всех светлячков в мире, а затем бросил их в сеть из черного шелка. Уродливые, белые, как кость, вишневые деревья, окаменевшие от старости.       «- На чем я лежу?» — в конце концов подумала Сакура, когда поняла, что торчащие из земли предметы просто давят ей на щеку. Земля дребезжала и смещалась, когда она скованно двигалась. Собрав горсть, она смиренно посмотрела на них.       «-Ну конечно же, земля будет сделана из человеческих позвонков. Конечно».       Сакура осмотрелась вокруг. Как и в гендзюцу Итачи, она не могла определить пределы иллюзии.       « - Надеюсь, это иллюзия, а не ад. Сталкерить Саске годами было не так уж и плохо, верно?»       Казалось, что ни в одном направлении не было ничего примечательного, поэтому она отправилась куда глаза глядят. Позвонки двигались и хрустели под ее сандалиями.        « - Но я была довольно груба с Наруто. И была не самой лучшей дочерью.»       Через несколько мгновений, когда сандалии уже шлепали по твердому граниту, она вынырнула из воспоминаний о том случае, когда сказала своей матери, что разбила её любимую вазу случайно, хотя на самом деле это было сделано злонамеренно. Ваза была нелепого оранжевого оттенка, который она нигде больше не встречала, до тех пор, пока не стала сокомандником Наруто.       « - Не то, чтобы оранжевый костюм Наруто был нелепым», - остановила она свои мысли.       «– Он был просто … ладно, да, вообще-то был. И есть. Не важно», - Сакура заметила, что её мысли текут быстрее, неопределенность, безграничность пространства исчезла и она стала лучше ощущать окружающую обстановку.       Первое, что она заметила, - мускусный запах змей и старой бумаги, а на языке появился сухой горьковатый привкус, который, как ей показалось, исходил от костяной пыли, которую она ворошила. И еще резкий металлический запах, который почти перекрывал все остальные.       Позади нее простирался костяной лес, но перед ней высились ряды колонн из черного железа.       « - Вопрос не в том, хочу ли я идти дальше, а в том, хочу ли я вернуться назад?»       Сакура, почти впервые в жизни, не боялась. Иногда это был страх смертельной опасности, как тогда, когда они столкнулись с Забузой и Хаку. Иногда это был обычный, повседневный страх, когда она спрашивала себя, не собирается ли Саске снова игнорировать ее сегодня, или уложены ли ее волосы. И то, и другое заставляло ее колебаться. И то, и другое заставляло ее ненавидеть себя. Но сегодня Сакура не боялась. Поэтому ей не потребовалось набираться смелости, чтобы пройти по темному коридору.       Лес железных столбов становился все выше, а сами столбы - все многочисленнее, пока она не перестала видеть костяной лес. Сакура не знала, была ли это иллюзия или нет, но ей казалось, что ее путь идет под небольшим уклоном, а это означало, что она идет в гору.       Наклон увеличивался по мере продвижения, и она почти согнулась пополам, чтобы продолжать идти по гладкой тропе. После особенно жестокого падения, когда она распорола кожу над коленной чашечкой, у нее на мгновение возникло искушение оглянуться назад и посмотреть, как далеко она зашла. «- Но если я оглянусь, я знаю, что упаду.» - Не оглядываться, - прорычала она, прижав руку к твердой поверхности. - Не оглядываться.       Она справится, даже если ей придется ползти. Она всю жизнь смотрела вперед, наблюдала за тем, как другие борются, и не понимала, что это значит. Сакура больше не могла позволить себе так жить. Даже ее имя означало быстротечность. Именно это и делало цветы сакуры такими прекрасными - их трагически короткая жизнь. Она так долго была самодовольна, но при мысли о той Сакуре, которая считала себя невинной и собиралась жить вечно, ее чуть не стошнило.       Итачи доказал ей, что она не бессмертна. Она была наполовину уверена, что уже мертва. И будь она проклята, если в загробной жизни будет сожалеть о прожитой жизни и ничего с этим не делая.       - Ты слышал это, Итачи? - прохрипела она, протягивая руку и нащупывая плоскую вершину. - Я справлюсь с этим, черт возьми! - Сакура застонала, выгнув спину дугой, с ее коротких волос потекли капельки пота, когда она откинула голову назад.       Она поднялась на последнюю ступеньку, опустившись на четвереньки прямо на холодный пол. По ее телу пробежала дрожь, она сильно закашлялась, а когда подняла руку, на ней была кровь.       -Это доказывает, что я не умерла. Это доказывает, что я почти у цели.       Сакура заставила себя подняться на ноги.       «- Почти у цели», - подбадривала она себя и ждала автоматического:        - Почти где? - от Иннер-Сакуры, но та молчала.       После долгого подъёма она стояла на краю огромной круглой впадины, размером почти с тренировочное поле Академии, окружённой такими же железными колоннами, но более узкими, чем те, что выстроились вдоль тропинки. Те были толще у основания, чем большинство деревьев в Конохе. Откинув голову назад, она не могла понять, где они заканчиваются. Казалось, они подпирают черное небо.       В яму вела лестница, более широкая у основания, чем наверху. Осторожно поставив ногу на первую ступеньку и убедившись, что та не таит в себе никаких ловушек, она приготовилась спуститься, но голос остановил ее.       - Привет, Сакура-чан, - поприветствовал ее знакомый голос.       Развернувшись вполоборота, Сакура широко раскрыла глаза, поняв, почему голос показался ей таким знакомым. На краю стояла другая Сакура, только она, смотря на неё, не выглядела такой помятой, окровавленной и в целом измученной. Эта Сакура была одета в безрукавку с капюшоном и шорты, которые все еще служили ей временной тренировочной одеждой, а ее длинная челка была растрепана, но выглядела она так, словно никогда не слышала об Учихе Итачи, не говоря уже о том, что ей хватило наглости бросить ему вызов. Ее левая рука даже не была перевязана после встречи с Гаарой.       Однако то, что она делала, сбивало с толку, потому что в ее улыбке был определенный изгиб, который, как была уверена сама Сакура, ей так и не удалось сформировать в своих чертах лица при жизни. Это было действительно леденяще, особенно когда улыбка стала шире, а нефритовые глаза зажмурились от напряжения.       - Сакура-чан, я ждала тебя, - дразняще сказала другая Сакура. Ее глаза медленно открылись, и у Сакуры перехватило дыхание. Ведь она смотрела в глаза, которые внезапно засияли золотом, жесткие и холодные, как металл, на который они были похожи, с узкими вертикальными щелями вместо зрачков.       - Удивлена, Сакура-чан? - прощебетал ее собственный голос.       - Ты..., - обличительно сказала она.       Было неприятно наблюдать, как ее собственная рука поднимается и срывает ее лицо, как кожа лопается и слезает, будто змеиная. Тем не менее, она была спокойна, а не встревожена, когда остальная часть фигуры изменилась, став выше, цвет кожи сменился на белый, а волосы стали намного темнее и тоньше, чем у нее. После всего пережитого, она знала, как на это реагировать.       Руки двигались почти так же быстро, как мысли, три куная появились в ее правой руке, два в левой. Она выпустила три из правой руки в характерном вертикальном броске, который поразил бы ее цель в голову, сердце и пах, если бы он стоял на месте, но она предвидела его движение. Как только она увидела, как напрягаются мышцы, как двигаются его глаза, она предвидела, как он уклонится, и метнула свои оставшиеся кунаи туда, где, как она предполагала, он приземлиться. Одновременно с этим, она вытащила еще кунай из подсумка, не сильно полагалась на свои аналитические способности, поскольку ранее она уже ощущала на своей шкуре, на что был способен её оппонент, как шиноби.       Как она и думала, он приблизился, небрежно выбив кунай из её руки.       - Это было миленько, Сакура-чан, - издевательски произнес Орочимару, нанося удар рукой. Удар пришелся ей в основание горла, болезненно перекрыв трахею и отправив ее кувырком вниз с края впадины.       Кашляя и отчаянно пытаясь просто дышать, Сакура уставилась на ниндзя, который навис над ее хрупкой фигурой.       - Не хочешь ли просто чаю? — спросил он, проходя мимо нее так близко, что ткань его юкаты задела руку.       С болью поднявшись на ноги, она повернулась, чтобы стать прямо напротив Орочимару, но застыла от удивления. Она была уверенна, что впадина была пуста, когда она хотела спуститься туда ранее.       Нефритовые глаза сузились, и она попыталась применить гендзюцу, удивляясь, почему ей не пришло в голову попробовать это раньше.       « - Конечно же, это не сработает», - ответила она себе через мгновение.       Она нахмурилась, опустив уголки губ вниз. Сакура понимала, что все это - просто невероятно захватывающее гендзюцу. Но от этого приятнее не становилось: на железных колоннах вдруг появились длинные знамена с гербом Харуно, правда традиционный красный цвет был очень темным, почти бордово-коричневым. А прямо напротив нее, зависнув в двух-трех метрах над полом и пронзённый мечом в грудь, находился Третий Хокаге. Она не осознавала, что говорит вслух, пока не услышала свои слова:        - Это ты его туда засунул?       Орочимару захихикал, мрачно и мерзко.        - Нет. Ты уже знаешь, кто его туда разместил. Проходи, садись, - пригласил он, указывая на низкий столик на платформе в центре площадки. Он и подушки выглядели совершенно безобидно, а зеленый керамический чайный сервиз словно ждал, когда им воспользуются.       Сакура осторожно подошла и устроилась на одной из подушек, подогнув под себя ноги. Орочимару подал чай, его движения были изящными и элегантными, как и положено во время ритуала. Сакура молчала, пока он не предложил ей керамическую чашку. По насыщенному цвету и характерному дымному аромату она поняла, что это «лапсанг сушонг», который стоил дорого, потому что его приходилось импортировать из-за моря. Она пробовала его лишь однажды, где-то в прошлой жизни, но сейчас он напоминал ей о запахе и вкусе дыма, который сохранялся в течение нескольких дней после вторжения.       - Почему ты? - спросила она наконец.       - Почему бы и нет? Разве не меня ты боишься больше всего, Сакура-чан?       - Не Учиху Итачи? - сухо ответила Сакура. Все это нереально.       - Итачи-куна? Конечно, нет. На самом деле, ты его совсем не боишься.       - Почему не боюсь?       - А почему ты должна бояться? - парировал он. - Ты ему совсем не интересна. Ты едва ли была для него противником — он использовал свое гендзюцу только тогда, когда ты раскрыла, что являешься товарищем по команде его брата.       Все это было правдой. Сакура не чувствовала от Итачи никакого желания убить, даже когда он мучил ее. Все его реакции были едва уловимы: любопытство, с которым он отнесся к ее сопротивлению, небольшие изменения в поведении, которые она не могла прочитать, когда они говорили о его брате, но в конце концов в его голосе было что-то искреннее. Он совсем не походил на своего напарника, который излучал сдержанное намерение убить, просто идя по пустому бульвару.       Сакура сузила глаза, уставившись в свою чашку с чаем, а затем подняла взгляд вверх, чтобы встретиться самодовольными золотистыми глазами.       « -Почему Орочимару играет в психиатра? - А еще лучше было спросить: - Почему я не пытаюсь его убить? Или хотя бы убежать?»       - Это гендзюцу? - Орочимару разочарованно вздохнул:       - Не задавай невыносимо глупых вопросов, Сакура-чан, особенно тех, на которые ты уже знаешь ответ, - по ее позвоночнику пробежала дрожь.       Уголки губ Орочимару приподнялись, когда он снова улыбнулся ей, проведя длинным пальцем по ребристому краю керамической чашки.       - Тебе не кажется, что это скучно?       - Что? - спросила Сакура, сразу же заподозрив что-то неладное в его внезапно хорошем настроении.       - Мир, конечно. Разве это не самая утомительная вещь? Все застаивается, портится, как вода в бассейне, который не используют. Вскоре она заражается, сначала микроорганизмами, потом более крупными существами. Если поблизости нет хорошей почвы, вода становится ядовитой для питья. С миром происходит то же самое. Он портит, - его голос стал мягким, интимным, а глаза впились в неё, - все.       Ее руки, державшие чашку, сжались с такой силой, что по стенкам керамического сосуда побежали трещины, а теплая жидкость потекла по пальцам. Керамика раскололась на куски с острыми краями, которые порезали ей руки, добавив крови в и без того ,измазанную в красный, ткань.       Орочимару цокнул.       - Неуклюжая Сакура-чан. Дай-ка я…, - он протянул руку через стол, будто хотел схватить ее за руки, но Сакура отдернула их, яростно вытирая о шорты.       Он не возмутился. Вместо этого он рассмеялся.        -Ах, Сакура-чан, нам будет так весело. Ты играешь в игры?       - Не с отступниками S класса, - огрызнулась она.       - О, но, видите ли, я играю в игры с глупыми маленькими генинами Конохи, - сказал он, постукивая указательным пальцем по столу. Чайный сервиз разбился на мелкие осколки, оставив капли черного чая разбрызганными по поверхности стола. Что-то шевельнулось в подушке под ней, и Сакура, посмотрев вниз, увидела человеческие пальцы со сломанными фиолетовыми ногтями, пробивающимися сквозь швы.       - Давайте устроимся поудобнее, нэ? - Сакура сидела в каком-то парализованном зачарованном состоянии, наблюдая, как из подушки высыпается органическая кровавая начинка. Искривленные, почти человеческие фигуры растягивались, скрипели и булькали, пока она не обнаружила, что сидит в кресле, сделанном из того, что могло быть человеческими трупами, за исключением того, что плоть была настолько измята и разложилась, что их можно было узнать только по скелету, да и то с трудом.       Подушка, на которую она изначально села, все еще была там, обложенная телами, как и стол. Только для того, чтобы приспособиться к новой высоте их сидений, с пола выползли другие существа, взвалив стол на спину и ухватившись за края скрюченными конечностями, чтобы удержать его на месте.       Вонь стояла ужасающая, хуже, чем на скотобойне в середине лета. Впадина вокруг их платформы была заполнена небольшим количеством жидкости, которая могла быть только кровью.       Кто-то закричал, и Сакура подумала, что это она, но, когда к этому крику присоединились другие голоса, которые тут же стихли, она поняла, что крик исходит снаружи.       Орочимару наблюдал за ней, отмечая каждую слабо подрагивающую мышцу и то, как она с трудом сглатывает желчь.       - Видишь, Сакура-чан, все было не так уж плохо, правда? Крики длились совсем недолго. Так всегда бывает.       - Зачем ты это делаешь? - спросила она, снова обретя голос. «-Потому что ты просто болен», - ответила она себе мысленно. Его ответ был другим.       - Я уже говорил тебе, что это делаю не я.        -Ну, здесь не так много других людей, - проворчала она, желая наклониться вперед, но боясь пошевелиться, боясь коснуться подлокотников кресел, которые в буквальном смысле были руками, согнутыми, сломанными и парализованными.       - Нет, других нет, - ответил он. - Вот что делает этот вопрос очень простым, но ты продолжаешь спрашивать, как будто ответ может измениться.       - Ты не дал мне ответа.       - Нет, - припечатал он, - дал. А теперь, - и он хлопнул в ладоши, как довольный ребенок на дне рождения, - давай поиграем.       Сильный ветер пронесся по окрестностям, пуская рябь на кровавом озере и задувая зернистую костную пыль в глаза Сакуры. Глаза жгло, и она закрыла их, потирая, чувствуя мокрые песчинки на своем лице, которые не могли прилипнуть только от слез. Когда она открыла глаза, на столе лежала шахматная доска, а Орочимару смотрел на нее томным, выжидающим взглядом.       - Скажи мне, - спросил он, - ты умеешь играть в шахматы?       - Немного, - призналась Сакура, оглядывая доску. Ее научил отец. Она помнила, что шахматы ей не понравились так же, как сёги, которые были второй по популярности игрой, в которую она играла с отцом. Но она никогда не играла с таким замысловатым шахматным набором.       Фигурки были отлиты в виде людей, которых она знала, особенно на белой стороне. На черной она знала только самого Орочимару в позиции короля и Кабуто, который был слоном, стоявшим справа. Сакура собиралась ​​играть белыми, но она заметила, что король, в белых одеждах и отличительной шляпе, уже повержен.       - Эта игра уже окончена, — тихо сказала она. - Шахматы заканчиваются, когда забирают короля.       Раздался тихий, ехидный звук от Орочимару.       - Тогда найди нового короля. Хокаге всегда можно заменить.       Пронзенная мечом фигура Сандайме за его спиной мерцала, словно свеча, готовая погаснуть, а затем ярко-желтое пламя начало лизать его обутые в сандалии ноги. Сакура посмотрела вниз, не отрывая взгляда от доски: горящая фигура на короткое время залила холодный пейзаж теплым оранжевым светом.       - Кроме того, король — это то, что ты защищаешь. Что твое сердце хочет защитить, Сакура-чан? Уж точно не дряхлого старика.       Что же Сакура хотела защитить на самом деле? В голове промелькнули образы друзей, товарищей по команде, родителей, но лишь на мгновение они соединились в единое целое, составив более полную картину. Она взяла в руку упавшую королевскую фигуру и, приведя ее в порядок, превратила в крошечное деревце.       - Само Конохагакурэ-но Сато, да? Как сентиментально. Интересно, чем ты готова пожертвовать, чтобы сохранить свою деревню? - Сакура ничего не ответила ему. Это только сделало его ухмылку еще шире.       - Итак, готова ли ты пожертвовать друзьями? - его рука нависла над фигурками девяти генинов, за исключением ее самой, которые стояли на переднем крае в качестве пешек, - наставниками, - его длинные пальцы указали на Какаши-сенсея и Гая-сенсея, стоявшими на позициях коней,- незнакомцами, - он указал на едва знакомые фигуры двух оставшихся саннинов, занимавших два угла, - старейшинами, - два советника Хокаге, стоявшие по флангам короля и королевы в качестве слонов, - и даже самой собой, Сакура- чан? - Взмахнув рукой, он извлек еще одну фигурку, заполнив пустующее место королевы похожей на неё фигуркой.       - Королева? Почему королева? - спросила Сакура, не сдержавшись. - Все остальные - пешки.       - Игра заканчивается, когда король захвачен, но королева - самая сильная фигура на доске. Наверняка ты хочешь сделать себя самой сильной фигурой в своей собственной игре, - терпеливо объяснил он, отходя в сторону.       - На вашей стороне нет королевы, - ехидно заметила она. Его улыбка была уродливой и сочувствующей.       - Не думаю, что ты готова играть так, как я, Сакура-чан. Чтобы играть как король, нужно быть готовым пожертвовать всем ради себя. Сможешь ли ты играть так, Сакура-чан? Потому что, - и он слегка потянулся к ней, - если хочешь, мы можем изменить игру.       - Нет, - резко сказала она. – Не смей их трогать, - она пообещала себе, что человек, чей иллюзорный двойник сидел перед ней, никогда больше не прикоснется к ним.       - Так-так, Сакура-чан, - укорил он ее. - Не слишком привязывайся. Эмоции будут мешать тебе принимать решения. Они заставят тебя колебаться, а колебания будут стоить тебе всего. Как ниндзя, ты всегда должна быть готова к самопожертвованию, - он протянул руку вперед и передвинул пешку на е5.       - Белые ходят первыми, - запротестовала Сакура.       - Я жульничаю, - просто ответил Орочимару. — Теперь - твой ход.       Сакура почувствовала, что начинает колебаться. В конце концов, это гендзюцу уже доказало, насколько оно податливо в плане ухудшения ситуации. Поэтому она протянула руку, крепко взяв маленькую фигурку Чоджи и переместив ее на e4.       Когда Орочимару передвинул одного из своих коней на c6, Сакура начала видеть закономерность. Чтобы проверить ее, Сакура передвинула Какаши-сенсея на f3. Когда слон Орочимару переместился по диагонали на f5, она была уверена. Дебют был «Защита двух коней», единственный дебют, который она когда-либо видела, который использовал ее отец, пусть и ходы были изменены поскольку Орочимару начал первым. Сакура передвинула Гая-сенсея на c3, чтобы завершить формирование.       - Хорошо, — тихо сказал Орочимару. - Очень хорошо. Не забывай защищать свои пешки, Сакура-чан, потому что каждую пешку можно превратить. Ты готова сыграть по-настоящему?       Вокруг них возвышался круг из шестидесяти четырех колонн, пустых и выжидающих.