От свечей к порогу

      Для большей части жителей Вилони вьезент оставался «безликим воплощением власти», как и значилось в конституции. О, конечно, его фотографировали буквально на каждом значимом мероприятии, фотографии потом печатали в газетах, у некоторых из старших членов дорации даже висели портреты Юргиса, и всё же…       В Алькависе не знать вьезента было сложно, но в отдалённых уголках федерации легко можно было прожить всю жизнь, не представляя лица человека, управляющего страной. Кароли находил это странным, но Альвидаса подобное положение дел странным образом успокаивало. Это отстраняло не только вьезента, но и его самого от собственных должностей. Был Альвидас-канцлер и был просто Альвидас, личное и рабочее расходилось. Слияния этих двух областей (пожалуй, начиная с отношений с Кароли) всегда вызывали у него диссонанс. Кароли, что характерно, ни единой проблемы не видел.       «Это разница культур, — нравоучительно пояснил ему Альвидас однажды, когда они сидели вечером на диване, едва ощутимо соприкасаясь плечами. — Реджишегом долго правили князья, и их власть считалась божественной», — не то слово, наверное, но он не смог бы сказать иначе, в Вилони даже в старые времена духи были лишь тенями, прислужниками древних богов, восьмерых, создавших этот мир.       У них были разные имена, да имена, по сути, роли и не играли. Альвидас останавливался иногда посмотреть на старое капище, если случайно проходил мимо. Другие разгромили, когда Вилонь через кровь и огонь отходила от поклонения идолам, но это осталось — как символ и напоминание. Изуродовали его, конечно, знатно, Альвидас видел картины, но сам этого не застал, восстановили капище за несколько поколений до него, но теперь только в качестве исторического объекта.       Странные, нечеловеческие фигуры маленькому Альвидасу напоминали жутковатых моллюсков, которых он видел в порту, в те редкие моменты, когда гулял там с отцом. Они не были похожи на людей, хотя черты лиц можно было угадать — и никогда не быть уверенным, угадал ли верно. Его удивляло, насколько человеческие были у них имена. В исторических книгах, которые он читал позже, объясняли, что на более новых капищах идолы ставили вполне человеческие, боги всё больше становились похожи на людей, а это, видно, потому и оставили, больно странное и жуткое, если с детства не знаешь — никогда не угадаешь, кто изображён.       Идолов было семь, богов — восемь, но для Сенники традиционно не было фигуры, только пустое место, обозначавшее его отсутствие.       «Может быть, — подумал вдруг Альвидас. — Может быть, наши предки просто видели что-то, похожее на ведьм, и назвали это богами». Мысль показалась странноватой и… опасной. Подумал он — подумают и другие. Впрочем, говорить наверняка было сложно, древесина идолов была старой, контуры, вырезанные в ней, грубыми. Да и ведьмы очень уж сильно различались между собой…       Всё это вело к тому, что власть в Вилони, что светская, что божественная и признаваемая полуофициально (как утвердить на государственном уровне религию, каноны которой варьируют между соседними деревнями?), так уж вышло, но была практически безлика. Вилонцев это устраивало, приезжих — удивляло.       В последнее время он ходил мимо капища в разы чаще, чем за последние… ну, лет так семь, последние курсы университета и вся жизнь после. До того-то Эва, лучшая подружка, постоянно его сюда таскала.       Теперь роль Эвы взял на себя новоиспечённый охранник, Сергей, выписанный вьезентом из самой Страны, не иначе. Он говорил с заметным акцентом, был высок — не так, конечно, как тот же Дмитрий, но всё равно, а ещё обязан защищать канцлера федерации всеми доступными способами. В том числе, таскать его по городу любыми непривычными маршрутами, если так будет безопаснее. Из каких именно соображений исходил Сергей, Альвидас не был уверен, но путь до работы по крайней мере увеличился несильно, и на том спасибо.       Кароли ходил хмурый первые несколько дней, но потом, видимо, смирился. К тому же смены Сергея не длились сутками и по вечерам, проверив квартиру канцлера, он уходил.       Общий язык Кароли нашёл с охранником, когда речь зашла о Млечных свечах.       — Ваше присутствие там обязательно, — Сергей не спрашивал, констатировал факт, но хмурился так мрачно, что почти хотелось пожалеть его и ответить «нет».       — Да, — подтвердил Альвидас. — Это государственный праздник. Присутствие федерального канцлера необходимо.       — Там будет много народа, — напомнил ему Кароли. Альвидас глубоко вздохнул, будто прося сил.       — Разумеется, — терпеливо согласился он. — Это же государственный праздник, — на этот раз он сделал ударение на последних двух словах.       Он отвернулся к окну кабинета и рассеянно взглянул на певчую лошадь, укрытую тонкой вуалью снега. Метель кружила по городу лениво, будто и не пыталась засыпать его по-настоящему, только дразнилась. Снежная лапа мазнула по стеклу, оставила прозрачный белёсый след, почти сразу снесённый ветром. Альвидас моргнул и понял, что его зовут.       — Ты опять стучишь пальцами, — окликнул его Кароли.       — Привязалась песня, я же говорил, — пожал плечами Альвидас. — Никак не могу вспомнить текст, вот и всё. Похоже на колыбельную… Не важно.       Важно и правда не было, но раздражало его ужасно. Песенка играла в голове снова и снова, но уловить текст он никак не мог, не получалось выцепить ни слова из навязчивой мелодии. Кароли удивлённо вскинул брови и хмыкнул в усы.       — Ладно, — усмехнулся он. — Не знал, что ты такой сентиментальный.       Альвидас тряхнул головой. Это был короткий обеденный перерыв, который он проводил в кабинете — убеждал себя, что это для того, чтобы не добавлять работы охраннику, но на самом деле не изменилось ничего, и раньше так сидел. Теперь разве что Кароли заявлялся к нему, будто заставить отдохнуть хотел таким образом. Под столом сопела на своём обычном месте Гинтара, вот уж кто хорошо понимал, что такое отдых. Альвидас рассеянно потрепал её по ушам, собака глубоко вздохнула в ответ.       Наверное, было забавно пытаться продолжать скрывать отношения. Сергей не реагировал никак, даже если имел какое-то мнение, и уж точно никак не выказывал удивления. Кароли явно веселился — когда холодность Альвидаса не вызывала у него раздражения. И всё-таки такое поведение ощущалось единственно верным. Технически, их отношения не были запрещены или хоть как-то регламентированы — в дорации, где заседали министры, Альвидас имел только совещательный голос и представлял вьезента.       Канцлер поджал губы и обвёл взглядом сложенные на столе аккуратными стопками бумаги. Конечно, только должностных инструкций, дополненных новым пунктом о личных отношениях, тут не достаёт.       Пиштская проблема висела над головой неразрешимым вопросом, но кроме неё было и много других. Нельзя позволять проблеме одного региона сковывать всё государство.       «Мне нужно быть там, — с досадой подумал он. — Давно стоило поехать в Залаверец, попытаться решить проблему оттуда… Следующий поезд отправится после Млечных свечей, можно было бы…»       — Мне нужно зайти к господину вьезенту, — вслух произнёс Альвидас. Кароли взглянул на него с искренним удивлением, а потом подозрительно сощурился — но спрашивать ничего не стал, может, решил не говорить при Сергее.       Охранник ничего не сказал тоже, даже выражения лица, казалось, не изменил, и всё же в нём теперь читалась неуловимая готовность сопроводить канцлера хоть сейчас.       — Обеденный перерыв кончится через пять минут. Тогда и пойдём, — успокоил его Альвидас. Кароли мученически закатил глаза. Точность, с которой что Альвидас, что Юргис обращались со временем, его скорее раздражала. Нельзя, мол, жить по регламенту. «Жить — нельзя, но работать можно и нужно, — раздражённо отзывался Альвидас. — Минутное опоздание может быть критично». Кароли на этом спорить обычно переставал, утверждая, что из себя его выводит не факт пунктуальности, а вечное давление, и… В общем, не сходились они во многом.       Пять минут, оставшихся от перерыва, Альвидас потратил на то, чтобы допить кофе.       Кабинет вьезента, что логично, располагался совсем рядом с кабинетом его канцлера. Сергей дипломатично остановился у двери. Альвидас с интересом взглянул на него: странец старался выглядеть равнодушным, но эта складка между бровями…       «Надо поговорить с ним, — решил канцлер. — Глупо не разговаривать с человеком, с которым проводишь вместе почти целые дни».       Как он и ожидал, Юргис уже был на месте.       — А, господин канцлер. Заходите, — пожилой вилонец чуть заметно прищурился. От глаз разбегались лучиками морщинки. Юргис сидел спиной к окну, но тёмные шторы почти не пропускали свет, так что лицо вьезента не скрывалось в тени.       — Вы хотели о чём-то поговорить? — Юргис смотрел доброжелательно и кивнул в сторону рабочего кресла, стоящего сбоку от его стола. Канцлер федерации имел право на обращение к вьезенту в любой момент, и всё же Альвидас чувствовал себя несколько неловко, не назначая времени заранее.       — Да, господин вьезент. Я хотел бы съездить в Залаверец, — не стал тянуть Альвидас. — В командировку, разумеется. Это рабочий вопрос.       К его изумлению, Юргис только что не рассмеялся. Во всяком случае, улыбка по суховатому лицу вьезента расплылась широкая.       — Я всё думал, насколько разумно вас туда отправлять, — признался он. — Сам я поехать не могу, а решать подобные дела из столицы… опрометчиво. Признаться, события последних дней подорвали мою уверенность и я подумывал отложить этот разговор, но…       «У него есть привычка класть ладони на стол целиком, когда он говорит о чём-то важном, — отметил про себя Альвидас. — Может быть, чтобы не стучать пальцами. Нужно запомнить».       Он приучил себя фокусироваться на мелочах, и это пришлось кстати.       Первые несколько дней после покушения он медленно сходил с ума. Ничего не осталось, кроме всепоглощающего ужаса, будто все другие эмоции и мысли выскоблили из головы. Словно бы внутри гудела, не прекращая, сирена да мигала красная лампочка. Уснуть без Кароли и вовсе не представлялось возможным.       И нет, конечно же, за пару дней этот страх никуда не ушёл. Но Альвидас делал всё, чтобы перевести эмоциональный накал в рабочее русло. Работай усерднее, делай всё, что только может зависеть от тебя, — и крошечными шагами, упорно, каждый день, отходи от тяжёлой двери, за которой спрятаны самые страшные мысли, пока не наберёшься сил разобраться с ними. Старайся и не давай мигающему красному свету заслонить весь остальной мир.       — Господин канцлер? — окрикнул его вьезент. Альвидас вздрогнул и понял, что выпал из реальности на некоторое время. Юргис смотрел на него, приподняв брови.       — Я должен извиниться перед вами, — сказал он. — Не стоило напоминать.       — Извинения принимаются, господин вьезент, — честное слово, Кароли бы точно закатил глаза, если бы слышал их диалог.       — Итак, командировка в Залаверец, — Юргис снова положил ладони на стол, идеально вытянув пальцы. — Разумеется, подготовка документов займёт время. И, полагаю, вам нужно обеспечить доступ до дальних кордонов?       — И за них, если это возможно.       Юргис выглядел искренне удивлённым.       — Я хотел бы иметь все возможные полномочия. На всякий случай, — качнул головой Альвидас. Юргис медленно кивнул, явно обдумывая его слова.       — До Млечных свечей я в любом случае не могу никуда уехать, — усмехнулся уголком губ канцлер. Юргис едва заметно улыбнулся в ответ.       — Я займусь этим, — пообещал он. — Мы с министрами по делам Реджишега и военным министром подготовим документы. После Млечных свечей.       — После Млечных свечей, — кисло подтвердил Альвидас, попрощался с вьезентом и покинул кабинет через небольшое помещение для секретаря. Ему было неспокойно. Разумеется, он не забыл, что военные, устанавливающие кордоны с обеих сторон Залаверца, подчиняются министерству военных дел, то есть, по сложной цепи, Кароли, но это, в свою очередь, значило, что поговорить с ним придётся в ближайшее время. Лучше, если он узнает о грядущей командировке от самого Альвидаса, чем на совещании с вьезентом. С Михэли, министром по делам Реджишега, дело обстояло куда как проще.       С Михэли Альвидас близких дел не имел и видел его только на собраниях дорации. При первой встрече мужчина казался совсем молодым, чуть ли не младше самого Альвидаса, и это вызывало диссонанс — министру было далеко за сорок. Он ходил с тростью, был улыбчив — правда, всё чаще в этой улыбке сквозила горечь, — а россыпи веснушек ярко демонстрировали Пиштское происхождение. А ещё они с Кароли почти не переносили друг друга. Причин этого Альвидас так и не понял до конца, Кароли ворчал о бездействии и равнодушии, а с другой стороной поговорить канцлеру не довелось.       — К сожалению, после Млечных свечей я не перестану усложнять вам работу, — с сожалением сказал он Сергею, дожидавшемуся в коридоре. Странец вскинул брови, явно не ожидал от канцлера шуток. — Мы поедем в Реджишег, — вздохнул Альвидас. — Следующим поездом.

***

      — Я еду с тобой, — категорично заявил Кароли и упрямо насупил брови, сложил руки на груди и наклонился вперёд, нависая над Альвидасом. Выглядело немного угрожающе, но он всегда делал так, когда хотел казаться убедительнее.       — Значит ли это, что вы сомневаетесь в профессионализме моём или моего охранника? — прохладно поинтересовался Альвидас. Он не злился, но иначе реагировать на попытки Кароли опекать его не умел.       — Нет, — зарычал Кароли и хлопнул ладонью по столу. — Это значит, что я не пущу тебя одного, вот и всё! На других условиях ты никуда не едешь.       Хорошо, что Сергей успел уйти, право слово. Система была не идеальной, но сносной — охранник сопровождал его весь день, проверял домашние комнаты и уходил до утра. Канцлеру к счастью, не пришлось приноравливаться — его жизнь и так почти полностью подчинялась графику.       Альвидас упрямо поджал губы. Гинтара устала метаться между ними и села на пол, суматошно пытаясь дать лапу то одному, то другому из хозяев. Альвидас, всё ещё ужасно сердитый, резко протянул ей руку, посмотрел на то, как то же самое делает Кароли — с раздражённым лицом ласково треплет выжлу по голове… и не смог сдержать улыбку. Они выглядели так глупо.       Кароли посмотрел на него в ответ и тяжело вздохнул, уже мягче коснулся плеча канцлера.       — Я доверяю тебе, — негромко сказал он и наклонился, почти уткнувшись лицом в макушку Альвидаса. — Но всё равно не хочу тебя отпускать. Так что едешь или со мной, или никак, ясно?       Ясно было, что спорить нет смысла, но Альвидас всё равно упрямо качнул головой и отвернулся, включил воду, чтобы вымыть посуду.       Кароли замер у него за спиной.       — Я узнавал о ходе расследования, — мрачно произнёс он, и Альвидас чуть не уронил тарелку. Замер со включённой водой. Кароли безжалостно продолжил: — Они установили личность нападавшего, и он из Пишта, ясно? Беженец, скорее всего, родственников у него тут не было. Они не знают ещё, как ему удалось пробраться через кордоны, может, прошёл до того, как их поставили… Не важно, суть в том, что он приехал оттуда. Люди недовольны, Альвидас, и некоторым всё равно, на кого злиться, а ты можешь пострадать.       Альвидас молчал. Красная лампочка мигала как сумасшедшая. Вода мерно лилась, спотыкаясь о беспомощно опущенные в раковину руки. Кароли дёрганными движениями закрутил кран и схватил его за плечи, несильно тряхнул.       — Альвидас, — хрипловато позвал он, — дыши. Я просто… Я хочу сказать — вот поэтому ты не поедешь в Залаверец без меня. Даже с охранником, каким бы хорошим он ни был. Я тебя не отпущу, а отговорить не выйдет, так что… — он слабо улыбнулся. — Поеду с тобой.       Канцлер молча вывернулся из его рук и отошёл в сторону, нервно кусая губы. Шаг за шагом, вот так, дверь должна оставаться закрытой… Голова закружилась, и он опустился на пол. Грудную клетку сдавило. Гинтара, поскуливая, бросилась к нему, поставила жёсткие лапы на колени, беспокойно ткнулась носом в лицо. Сзади что-то со звоном упало со стола, заставив его вздрогнуть ещё сильнее, Кароли беспомощно опустился рядом, протянул руки — Альвидас отпрянул от него. Даже сама мысль о физическом контакте ощущалась болезненной.       — Тише, — медленно произнёс Кароли. — Я не трогаю. Я сейчас принесу воды.       «Найди что-то, за что можно зацепиться, — всплыла в голове мысль. — Это как якорь. Что-нибудь просто и ритмичное».       Он попытался вспомнить какое-нибудь стихотворение, хоть что-нибудь — но слова, пришедшие на язык, будто бы появились извне.       — Засыпай. Далёки звёзды, ночь в степи светла. В сонном небе матерь птичья распахнёт крыла, Станет петь птенцам в подкрылье — ой-люли-люли, Кто не спит — подхватит ветер выше от земли.       Это и правда была колыбельная, хотя он сейчас не пел, скорее проговаривал её речитативом, делая ударения на каждом слоге. После первого куплета слова пропали, как отрезало, но этого хватило, чтобы снова начать дышать. Кароли осторожно сунул ему в руки стакан воды и бережно придержал, не касаясь пальцев, пока Альвидас пил.       Потом Кароли сел рядом с ним на пол, оставив между ними немного пространства, куда мгновенно втиснулась Гинтара.       — Извини, я… — неловко начал Кароли и осёкся, потому что Альвидас судорожно затряс головой.       — Не надо, — попросил он. — О чём-нибудь другом.       Кароли понимающе кивнул и тут же сменил тему:       — Откуда ты знаешь эту песню?       — Песню? — переспросил Альвидас, но сразу же понял, о чём речь. — А, эту… Не знаю. Это всё та же, никак не мог вспомнить слова, а теперь хотя бы один куплет. Почему ты спрашиваешь?       Кароли пожал плечами:       — Слышишь о матери всех птиц — значит, это пиштское народное творчество. Во всяком случае, нигде больше не слышал, чтобы Лаику так называли. Или в Вилони тоже?       — Нет, — медленно покачал головой Альвидас. — Я тоже о таком не слышал.       — Ну, вот видишь, — Кароли усмехнулся: — Эту колыбельную я не знаю, но птичья матерь не подводит. Вот и стало интересно, как это так — ты пиштскую песню знаешь, а я нет.       — Я знаю только этот куплет, если тебя это успокоит, — фыркнул Альвидас. Он устало вздохнул и едва заметно изменил позу, облокотился о плечо Кароли, чтобы дать отдых спине. Ему сделалось горько и смешно: что ты думал, золотой вилонский мальчик: вся Федерация едина, и то был живой, необратимый процесс? Но ты сам не можешь не чуять, не разделять людей, с первого слова определяя, где их настоящая родина, что кроется под одинаково отпечатанной строкой в документах. Ты же сам слышишь, и тонко настроенный камертон не обмануть идеологическими посылами. Даже теперь, даже с ним... Гинтара завозилась, пытаясь вместить длинные лапы, и звонко чихнула Альвидасу в локоть. Канцлер выдавил слабый смешок и потрепал её по голове. Кароли коротко усмехнулся и мягко приобнял Альвидаса за плечо.       — Надо обдумать, что взять с собой, — хмыкнул он и погладил задумчиво пальцами собственные усы. — Как-никак, на родину поеду. Ещё и тебя повезу.       — Кто ещё кого повезёт, — рассеянно фыркнул Альвидас. В голове непрерывным мотивом прокручивался куплет степной детской песенки.