Поцелуй сквозь слёзы горя | Том 1

Хотелось спать. Может, это от выматывающей беготни и кровопотери, а может от тонкого, но крепкого запашка горьких трав. Он издавался из толпы девиц, укрывающих собой неприглядную картину; они звонко смеялись, одаривая проходящих мимо людей комплиментами. От девичьего задорного смеха в ушах стоял лёгкий звон, а от непрекращающегося гула квартала голова была довольно тяжёлой. Спустя пару минут от чужой магии по телу расползлась усталость и лёгкое онемение: не хотелось двигаться совершенно. Си Шень с заботой помогал отпить воды из горлянки, поглаживал большими пальцами чужую расслабленную кисть руки и беззаботно бормотал в ухо самураю. Сяоюэ лишь прикрыл глаза и старался вслушиваться в тихий голос Си Шеня; лёгкость этого человека немного отвлекала и успокаивала, и синоби не мог ответить самому себе - почему? Вместо того, чтобы копаться в мыслях, он решил продолжать подпускать к себе Си Шеня и дальше греться в незримых лучах света и доброты, исходящих от мужчины.  На Ань Наньяна не действовала чужая забота. Он лишь фыркал, молчал и хмурился, заботился сам о себе. Си Шень обходил волка стороной, словно чувствовал его неприязнь всеми частичками души; но, между делом, он подговаривал своих девиц подавать демону то воду, смешанную с лечебной травой, то веер, то просто подойти да поговорить. Наньян хоть и удивлялся, но охотно принимал помощь от красавиц - ещё бы. Кто бы отказался?.. Наконец, горький запах трав и сосны усилился. Проститутки позволили пройти в проход высокой и хрупкой фигуре, которая сразу же присела на коленки подле Сяоюэ и Си Шеня — с последним она и заговорила.  — Прости, я задержалась. — Она издала мягкий, но строгий голос.   Си Шень лишь улыбнулся в ответ и тяжело выдохнул. Девушка мельком оглянула лицо, напоминающее покойника, осмотрела рану, и после еле коснулась пальцами кисти Сяоюэ. Наёмник приоткрыл глаза, искоса оглядел чужое лицо: где-то он её уже видел...   ...Толпа снующих людей, позади шинсенгуми, а воздуха словно не хватало; ещё чуть-чуть, и он бы свалился с ног. Дальше - всё завертелось. Его силком отпихнула в сторону черноволосая хрупкая девушка, и пройдя ещё через парочку рук — он очутился на земле. От воспоминаний, в виске раздалась колющая боль. Сяоюэ еле нахмурил брови и отвернул голову в сторону.   — Рана хоть и глубокая, чуть ли не до кости... — Продолжала задумчиво бормотать неизвестная, — но ты достаточно его подлечил. Хорошая работа, Шень-гэ. Объединив наши усилия и обеспечив покой, мы сможем вылечить этого господина всего за парочку ночей.   Девушка не была похожа на блудниц. В отличие от ярко разодетых проституток, которые ласково меж собой называли её “сестрицей”, незнакомка была одета в богатые одеяния, цветом не уступающие ночному небосводу. Чёрные волосы напоминали сажу, а одежды подчёркивали бледноту кожи и выразительное лицо. На её поясе виднелись несколько заурядных мешочков сянбао и маленькие горлянки разных размеров.   “Лекарь?”  Ань Наньян морщил нос от чужого запаха и слегка прижимал к макушке уши. С малых лет он пытался обходить таких людей стороной, ведь искренне считал: лекари страшнее наёмников. Надеясь, что хотя бы эта женщина не ощущает его присутствие, он молча сидел на своём месте, вслушивался в чужие разговоры и медленно обвевал себе лицо веером.  По спине пробежали мурашки: Си Шень провёл по ногам наёмника пальцами, слегка нажимая.   — Мой дорогой, — ласково отозвался Си Шень.  — Мы можем пойти в наш публичный дом. Там сполна отдохнёте... и никто вас не тронет, обещаю.   Волк позади не сдержался и издал язвительный смешок. Си Шень, почему-то, воспринял чужую реакцию в штыки: ему показалось, что он и правда предложил глупость, от которой синоби откажется. Мужчина мигом напрягся, а его сердце дрогнуло...   Сяоюэ, медленно повернув голову в сторону мужчины, томно выдохнул:  — Мне больше идти и некуда. Только к тебе.  Незнакомка удивлённо оглядела соседа: Си Шень в этот момент был похож на собаку, виляющую хвостом. Его щёки моментально залились румянцем, от широкой улыбки проявились глубокие ямочки, а в глазах загорелись огоньки ярче звёзд. Ань Наньян всполошился в возмущении, но своё мнение он так и не высказал. Со стороны казалось, словно молчаливый и угрюмый демон съел пару горьких слив — такое выражение лица он состроил, сам того не замечая.   Осторожно взяв за руки, Си Шень помог Сяоюэ подняться с места. Ноги слегка подкосились, и наёмник на миг потерял равновесие. Упасть ему не дали: знакомый тут же подхватил его за талию, а незнакомая женщина поддержала со спины, прислонив ладонь к лопаткам. Сердце суматошно забилось: впервые Сяоюэ не хотел встретиться с другим человеком взглядом, боясь заметить в нём ростки ненависти. Взгляд устремился вниз и остановился на чужих руках; губы поджались. Слышалось, как девушки смеялись, суетились: Си Шень подставлял девам лицо, позволял вытереть кровь с лица и что-то им говорил. Чужих слов самурай не мог разобрать, словно он был погружён с головой в воду.   В итоге, на плечи Сяоюэ накинули плащ из нежной шёлковой ткани, голову укрыл капюшон. В недоумении он всё же поднял взгляд: Си Шень тут же одарил его улыбкой, и слегка поправил ткань на голове.   — Идти сможете?.. Может, мне понести вас на спине?  Сяоюэ, не отвечая, вновь опустил взгляд — он и не знает, что ответить.   Одежда Си Шеня состоит из дорогого материала - хлопка. Аккуратная и изящная вышивка радовала взор. Портить такие одеяния своей грязью и кровью не очень хотелось. Сяоюэ молчал, а его плечи напряглись, отчего мужчина слегка сгорбился; несмотря на прохладный ветерок, Сяоюэ задыхался в тисках своих мыслей. Его взгляд был устремлён в пустоту и потому он не заметил, как ухватился за предплечья мужчины, и сильно сжимал их, словно не желая отпускать. Си Шень не придумал ничего лучше, чем приблизиться к чужому лицу и слегка коснуться губами лба Сяоюэ: тот тут же очнулся от мыслей и слабо дёрнулся. Его спокойное лицо всего на миг выглядело...удивлённым и по-детски невинным.   — Я хочу помочь. Очень сильно хочу, — шепнул Си Шень, дабы никто более не услышал. — Не волнуйтесь более ни о чём.  Сяоюэ выдавил из себя ответ:  — Волнуюсь. Не хочу испачкать собой.   — Я грязи не боюсь.     “ Показушник” — наблюдая, как Си Шень ловко подхватил Сяоюэ и заставил того неуклюже свалиться ему на спину, волк с трудом поднялся со своего места и издал тихое рычание.   Ему и правда в новинку видеть такое поведение со стороны брата: нелюдимый, холодный, не любящий прикосновения других — с такой стороны его знает Ань Наньян с детства. Ему казалось, что это просто отголоски характера. Но может ли, что всё это время волк видел лишь маску, и на деле Наньян не знает ничего? Быть может, неприятное давящее чувство в груди вызывает не отторжение непотребств между мужчинами, а некая...злость. Обида и злость на себя, которую Наньян не может объяснить.  В воздухе витал дух празднества, тяжёлый и вязкий. Лицо иногда обвевал дым табака, исходящий от проходящих мимо мужчин с курительными трубками. Такой же запах постоянно преследовал наёмников в детстве. Он неприятно щекотал глотку, раздражал её и вызывал приступы кашля. Когда-то, во время бурного празднества дня рождения главы, комнаты дома были пропитаны табачной дымкой насквозь; непроглядный смердящий туман от горения конопли до сих пор порой мерещился демону в округе. От давнего события пострадали многие дети: одни лишь отделались кашлем, другие же давно лежали в земле из-за поражения лёгких. Ань Наньян вглядывался в спины идущих впереди: окруженный девушками Си Шень весело болтал. Он плавно ступал вперёд, не спеша нёс на своей спине Сяоюэ, который был для мужчины лёгким, словно птичье пёрышко. Как и ожидалась, от Сяоюэ издавалось глухое покашливание. Наёмник утыкался носом в чужую шею, медленно вдыхал ягодный запах; заполняя лёгкие сладким ароматом, он пытался перебить неприятное ощущение в горле. Лицо слегка щекотали мягкие волосы — но Сяоюэ терпел. Движения Си Шеня казались ему слегка скованными, а ровный голос иногда запинался; мужчина явно пытался не обращать внимание на обжигающее чужое дыхание, по вине которого кожа покрылась мурашками. Сяоюэ тоже делал вид, что не замечает трепетную реакцию знакомого, и продолжал слегка щекотать кончиком носа шею Си Шеня.  Непроглядные тёмные облака укрывали небо с самого утра. Если прислушаться, то среди городских ароматов можно было уловить морозную свежесть и землистый запах, оставленный после недавних дождей. Ань Наньян взглянул наверх и слегка нахмурился.   — Кажется, скоро пойдёт дождь, — послышался женский голос сбоку.   Демон медленно перевёл взгляд на лекаря, и в безмолвии с ней согласился.  “Неумелая попытка начать разговор?.. И всё же, она меня тоже чувствует и видит” — Ань Наньян хмыкнул от своих мыслей.  —... Знаете, если вам нужна помощь, то скажите мне. Я помогу.   Слова девушки вызвали смешок — Ань Наньян словно в воду глядел. Он покачал головой и сухо ответил непутёвой собеседнице:  — Твоя настойчивость меня поражает... Ещё больше удивляет спокойствие. Не нужна мне твоя помощь.  Девушка кратко улыбнулась и искоса взглянула на ворчливого спутника. Сложив руки перед собой, она слегка поклонилась:  — Ваше недоверие ко мне можно понять.  — Я не доверяю ни тебе, ни твоему окружению. — Ань Наньян оскалился; он оглядел спины женщин, Си Шеня, и сильно сжал в ладони рукоять меча, висящего на поясе. — Обычные проститутки видят демона и окровавленного человека, похожего на мертвеца... и никакой реакции. Словно каждый день наблюдаете сие зрелище. Не странно ли?  — Наш город полон демонов, господин. А ещё, жизнь проституток полна страданий и смерти. Для работающих здесь долгое время такие вещи стали маленькой и неотъемлемой частичкой жизни, с которой ничего не поделаешь. Не знаю я, какое прошлое носит в душе каждая из девушек нашего дома. Скажу лишь за себя...  Она внимательно взглянула в лицо волка. Мужчина хоть и выглядел озлобленным, но его внимание девушка всё же привлекла: в карих глазах незнакомки заиграли огоньки, а нежную улыбку сдерживать та более не смогла.  —... Мой учитель с детства твердил мне: пока я ношу титул лекаря, то обязана помогать каждому. Хоть людям, хоть самым порочным существам во всей Поднебесной. Я живу в Квартале больше десяти лет и, кажется, видела всё. Как и помогала я — всем. В ответ, просила лишь одно: чтобы наш публичный дом никто не трогал. Это всё, что я могу... Так что...да. Я вижу и демонов, и смерть каждый день. И я рада, что могу заниматься своим ремеслом.  —... Сумасшедшая. — Выдохнул тяжело волк. — Поэтому лекари меня и пугают.  Девушка слегка смутилась и спешно смахнула прядь волос за ухо. Рука демона расслабилась, сжимать рукоять тот перестал; его лицо вновь выглядело расслабленным и безразличным.   Лекарь довольно кивнула головой:  — Зато, кажется, теперь вы верите мне чуточку больше.    Весь оставшийся путь они более не говорили друг с другом, довольствуясь лишь молчаливой компанией друг друга.   На макушки людей упали первые ледяные капли дождя. Торговцы ворчали и бранились под нос, спешно собирая свой товар, а гуляющих людей становилось с каждой секундой всё меньше. Где-то вдали послышался раскат грома. Он глухо пробежался по тяжёлым тучам, в которых укрывались грозы. Перед тем, как зайти в здание, Си Шень остановился и оглянулся. Моросящий дождь нарастал, омывая собой каменную главную дорогу Квартала: она постепенно мутнела, становилась тёмной и влажной. Кое-кто из влюблённых пар не спешил уходить и приветствовал дождь танцами, а кто-то, боясь за свой внешний вид — стремился скрыться в дверях тёплых таверн. Некоторые огни света погасли сами собой, отчего улицы стали менее яркими; всё же, заклинания не позволяли погаснуть всем красным фонарям города: они горели даже во время самого сильного ливня.  Пропуская гостей дома вперёд, Си Шень нехотя зашёл последним. Первый этаж публичного здания пустовал, в отличие от предыдущих дней. Судя по суетливым служанкам, которые то и дело носились с вином и подносами на вторые этажи — гостей всё же было достаточно. Новость о новых посетителях разлетелась между служанками быстро, и спустя мгновение, чуть ли не расталкивая на своём пути каждую женщину по лестнице бежала вниз маленькая и худенькая девчонка — явно чья-то ученица. Перепуганная и бледная, она дрожала словно тонкая веточка во время сильного ветра. Завидя приближающегося ребёнка, лекарь вместе с проститутками тут же поспешила на встречу к ней. Сяоюэ лениво поднял голову, и, слегка щурясь, с интересом оглядывал толпу перешёптывающихся девиц. Разделял его интерес Ань Наньян и Си Шень. Когда толпа затихла, лекарь устремилась на верхние этажи здания, за ней — парочка проституток. Остальные же подскочили к Си Шеню, и в полтона заверещали:  — Братец Шень, вам нужно идти!  — Гэгэ, наша Мей!.. Она...  Волк повёл ухом, заметив, как беззаботное выражение лица Си Шеня словно растворилось. Он поджал губы, его брови сошлись на переносице; он молча кивнул девушкам. Медленно отпуская ноги Сяоюэ, он придерживал спутника до поры, пока тот не смог хоть как-то устоять на ногах; к собрату подоспел Ань Наньян — он робко придержал того за плечи. Си Шень провёл ладонями по щекам Сяоюэ, убирая пряди волос назад, и слабо улыбнулся.  — Я скоро вернусь. А пока, о вас позаботятся девушки и ваш друг.  Мужчина нехотя отстранился от молчаливого знакомого и поспешил на верхние этажи дома. Оставшиеся блудницы, не объясняя начавшейся суматохи, окружили мужчин и медленно отвели тех в закрытую зону первого этажа, предназначенную только для работников борделя.    《...》  Прошёл час. В полумраке раздавалось тихое мычание, на манер пения. Тонкая рисовая бумажка с иероглифом “тишина” повисла на поверхности деревянной раздвижной двери комнаты. Она тихо колыхалась от малейшего телодвижения находящихся в комнате. Горели благовония; по поверьям, они отпугивают злых духов и оберегают от несчастий. Их терпкий запах смешивался с молочным и сладким, что доносился от добродушной женщины средних лет. Она, суетясь, обхаживала спящую и уставшую молодую девушку, кутала ту в тёплые одеяла.   Лекарь взмахнула рукой — створка окон приоткрылась. В комнату проник слабый сквозняк и шум дождя. Раздавался скрип половицы. Мужчина слегка покачивался на месте; напевая под нос невнятную мелодию, он тихонько качал на руках укутанного в тёплую шерстяную ткань младенца. Новорожденный сопел, иногда издавал тихие звуки. Си Шень еле прижимал ребёнка к груди, словно хрупкое сокровище, и разглядывал спящее личико с розовыми пухлыми щеками — мужчина от вида крохи не сдерживал широкой улыбки. В груди его сердце никогда так суматошно не билось, как в этот момент. Лекарь пребывала в нетерпении, но не заводила разговор: она ожидала поры, когда уснёт молодая мать.   И наконец, когда изнеможенная роженица уснула, девушка подала голос:  — Что ты намерен делать дальше?   Вопрос был ожидаем.   В Квартале красных фонарей существует множество правил, коих придерживаются все. Проститутки являются важной частью этого города, и у каждой — есть своя цена. Обычные блудницы продают своё тело за сущие гроши, которые забирает себе дом удовольствий из-за её долгов. Большинство из дев погибают в тисках города: кто от сифилиса, кто от неестественной смерти. Редко, но среди замарашек владельцы домов находят красоту, сравнимую с драгоценным нефритом. Они полностью вкладываются в таких людей, и продвигают по карьере проституток. Ойран и хокан являются проводниками в райский сад удовольствий; они не только ублажают клиентов в постели, но и развлекают собой. Эти люди талантливы, образованны, и, словно звёзды, прекрасны внешне — соответственно, ночь с самыми популярными и выдающимися не по карману даже некоторым императорским чиновникам. Ценностью популярных проституток-женщин, в отличие от мужчин, также полностью является целомудрие. Беременность — страшный сон каждой, кто хочет добиться пика службы. Если случилось, что женщина понесла, то публичные дома забирают ребёнка и отворачиваются от проститутки: цена моментально падает до нуля, а титул разбивается вдребезги. И отныне, её жизнь в руках многочисленных неудовлетворённых мужиков до поры, пока нить судьбы не оборвётся.   Публичный дом “Нежность в цветах” славится своей нерушимой репутацией. Здесь никогда не слышали о суицидах проституток, о побегах, и тем более о родах. Некоторые ойран жили здесь до почётного возраста, и даже тогда — не уходили, оставаясь работать в виде учителей для новых работниц. Они и хранили тайны этого дома, передавая их самым верным ученицам.   Никто не слышал о родах.   Но это не значит, что их не было, верно?   Лекарь ждала ответа. Она задаёт этот вопрос уже в третий раз за всю работу в публичном доме, в глубине души боясь услышать ответ. Си Шень некоторое время не отвечал и продолжал напевать мелодию ребёнку. Он иногда переводил взгляд на приоткрытое окно: вдали в небесах виднелись вспышки гроз.   —...Нин Хуа, — наконец, он заговорил. — Она ведь родила от возлюбленного?  Названная “Нин Хуа” в волнении отозвалась:  — Верно. Он хороший человек. До сей поры приходит и спрашивает о ней, приносит угощения... Хотя мы и просили не лезть.  — Когда он вновь объявится, приведи ко мне. Я отдам ему любимую...только с условием, что о ребёнке пока никто не должен знать. Выдели им денег с жильём.  Си Шень вновь взглянул на ребёнка и аккуратно поправил спадающее одеяльце. Нин Хуа почувствовала облегчение в груди, и даже поругалась на себя в мыслях. Столько лет прошло, а она всё ещё не может привыкнуть к доброте и состраданию со стороны мужчины. Даже если такой поступок, как дар проститутки — идёт в убыток дому удовольствий, мужчина оставался верен своим идеалам. Этим, он удивлял работниц по сей день. Си Шень подозвал кормилицу, опекающую спящую мать, и передал ей младенца. Строго указав той не выходить из комнаты, он встрепенулся, заулыбался ещё шире, и медленно последовал на выход. Нин Хуа поспешила за ним.  Третий маленький этаж отличался от всего здания не только простым убранством: здесь живут девять служанок и семь детей-учениц проституток: они обслуживают не только целое здание, но и самих блудниц. Тринадцать проституток, к слову, жили в богатых комнатах второго этажа здания, где и принимали своих гостей. Несмотря на то, сколько сейчас людей суетилось на последнем этаже — здесь было пугающе тихо, словно днём. Слышался робкий топот ног, а служанки понимали друг друга, при этом совсем не разговаривая. У третьего этажа существует лишь два золотых правила: не пускать посторонних, и никакого шума ночью, дабы не потревожить гостей. Девушки плавно обходили Си Шеня и Нин Хуа, но каждая при встрече одаривала почтительным поклоном гостей. Их лица при виде господ сияли, словно драгоценности; щёки покрывались румянцем, а задорная улыбка поднимала настроение. Лишь одна Нин Хуа выделялась не только внешним видом, но и угрюмым лицом. Си Шень словно чувствовал на себе её пристальный взгляд, и когда они дошли до лестницы, он не выдержал:  — Сестрица Хуа, отчего же ты на меня так злишься?  Лекарь прямо высказалась:  — Си Шень сияет, словно капля росы на солнце. Господин так хочет увидеть своего гостя вновь?  — Нин Хуа, ты как всегда наблюдательна.  Девушка, следуя за мужчиной, медленно остановилась посреди лестницы. Си Шень, спустившись до конца, обернулся; его сердце в волнении встрепенулось. На хмурое лицо лекаря частично падала тень, отчего оно казалось более жутким и строгим. Нин Хуа дополняла образ своим холодным голосом:  — Не привязывайся к нему. Встречала я таких людей... Ни капли жизни на лице, истинный самоубийца. Наёмники живут ради того, чтобы умереть, а их близкие обречены на страдания. Ты ведь и сам это...знаешь.  Си Шень не отводил взгляд от лица Нин Хуа; девушка неожиданно издала тяжёлый выдох, и прошептала:  —...Умоляю.  — Нин Хуа. — Си Шень отвернулся, — знаю, ты волнуешься. Но, я сам решу, что мне должно делать. Впредь, не проси меня о подобном.    Они спустились на первый этаж, более не произнеся ни слова. Си Шень легко ступал по длинному коридору, словно паря; порой он прикладывал к груди вспотевшую ладонь — сердце не переставало бешено колотиться. Он искренне считал, что после вчерашней ночи ещё долго не встретит самурая, но судьба наконец одарила его удачей. Мужчина тогда, на улице, больше обрадовался новой встрече, словно ждал этого много лет, и совсем не обращал внимания на внешний полумёртвый вид наёмника... Эхом раздавались женские голоса. Коридор вёл в зону купален: там находились бани и горячие источники. Уже прошло достаточно времени, и потому Си Шень предвкушал встречу с Сяоюэ, представлял, как позовёт его на ужин. Интересно, любит ли он сладости?..  С улыбкой завернув за угол, Си Шень остановился. Молчаливая Нин Хуа с любопытством выглянула из-за его спины и издала краткий вдох. У дверей, ведущих в комнату с фурако, сидели на корточках девушки, которые должны были помочь наёмнику привести себя в порядок. Они скучающе зевали и увлечённо вели беседы друг с другом; поодаль стоял Ань Наньян, искоса поглядывавший на прибывших.   — Что вы делаете? — Отозвалась Нин Хуа.  Услышав её голос, девицы в испуге подскочили с места и глубоко поклонились господам.   — Сестрица Хуа! Мы пытались! Помочь... Но он не пускал! Господин так долго находится в бане, вдруг что случилось!  Младшая из дев надула щёки и нахмурила брови; она указывала в сторону Ань Наньяна и грозно топала ногой. Мужчина лишь закатил глаза, и, сжав в руке меч, перевёл взгляд с девиц на лицо Си Шеня.  Нин Хуа вновь поинтересовалась:  — Господин не доверяет нам, но почему сам бездействует? Ваш друг ведь ранен. Ему нужно...  Ань Наньян оскалился и рыкнул, чем напугал блудниц:  — Брат никому и никогда не позволял помогать себе. Со временем, он всё больше и больше начал избегать посещения бань и источников, а если и приходил - подолгу там находился. Я не могу ему помочь...  Ань Наньян развернулся, и медленно направился к удивлённому Си Шеню; мужчина заметно напрягся от чужого смурного вида. Но, вместо ожидаемой злобы, демон глубоко выдохнул и продолжил:  — ...Но он принимает помощь от тебя. Почему бы тебе...не попробовать?   Си Шень в замешательстве оглянулся на окружающих дев, после — потёр переносицу пальцами. Даже и не ясно, отчего он заволновался ещё больше. Ни говоря ни слова, Си Шень собирался открыть дверь в комнату, как слова демона вонзились ему в спину, словно горящие стрелы:  — Но, знай. Если ты не оправдаешь его доверия... Если всё испортишь: я тут же оторву тебе голову, Си Шень.       Со скрипом закрылась тяжёлая дверь. За ней слышалось, как Нин Хуа что-то объясняла демону, и раздавала указания девушкам.   Узкий коридор встретил пустотой и запахом рисового отвара. По правую сторону стояла лишь одинокая скамья, на которой лежали аккуратно сложенные белые полотенца. У входа в соседнюю комнату, откуда горел тёплый свет — стояла грязная обувь. Си Шень, завязывая волосы в высокий хвост, выглядел более вдумчивым.   Он заглянул внутрь: в маленькой деревянной комнате было довольно тепло и слегка душно. Посреди находилась большая и глубокая деревянная фурако с наполненной чуть ли не до краёв мутноватой водой; на её поверхности безмятежно плавали лепестки цветов. Большие закрытые окна с беловатым стеклом освещали комнату худо-бедно, и потому в дальнем углу был зажжён одинокий оловянный фонарь. Подле него находилась курильница с тлеющими благовониями.  У окон стоял мужчина. Словно пытаясь что-то разглядеть в невзрачном стекле, он пребывал в раздумьях и потому не сразу заметил, как в комнату вошли. Кажется, он даже не заметил сколько именно провёл здесь времени. Си Шень медленно ступал по скрипучему полу, тихо звал синоби; тот обратил внимание на мужчину только после его прикосновения к плечу. Сяоюэ обернулся и встретился с ним глазами. Взгляд самурая был холодным и мутным — не было ни единого намёка на эмоции. Он казался Си Шеню удивительным и очаровательным, и одновременно с этим...чертовски жестоким. Что-то в этом безжалостном лице его притягивало; мужчина не сдержался, тыльными сторонами пальцев погладил Сяоюэ по щекам, касался скул и засохшей на коже крови.  “Я научу тебя улыбаться”.  Сяоюэ слегка отвернул голову, словно не выдерживал пристального взгляда. Он касался губами пальцев Си Шеня, и тот ясно почувствовал обкусанную на них кожу.   — Почему вы стоите здесь?.. Вода уже остывает.  — Си Шень, — последовал тяжёлый вздох от синоби. — Я не могу.  — Не можете?   — На себя смотреть, — уточнил в полуголос Сяоюэ. — Не могу.  Си Шень узнал это, услышав слова лекаря, бормотавшего за дверью.   Но слышать от самого мужчины оказалось намного больнее. Он почувствовал, как в животе всё скрутило и заныло. Си Шень зарылся пальцами в чужие волосы, к скулам прислонив ладони. Мужчина расплылся в улыбке, когда Сяоюэ вновь взглянул на него. Вместо того, чтобы промолчать — он не сдержался, и озвучил свою мысль вслух:  — Зато я могу.  Брови Сяоюэ слегка дрогнули, а Си Шень медленно покраснел, осознавая, что он сказал. Мужчина поспешил оправдаться:  — Я... Я имею в виду, что могу помочь вам принять ванну! Слышал: с помощью воды можно смыть с себя негативную энергию. Вы закроете глаза, а я...  Сяоюэ поддался вперёд, приблизившись к Си Шеню вплотную:  — Помоги.   Мужчина был уверен, что от волнующих событий сегодня — вот-вот и его сердце точно замрёт, словно штиль. Оно билось так громко, что ему казалось, словно звучание биения заполонило всю комнату.  Си Шень наложил на рану заклинание, после взял за руку Сяоюэ и подвёл его к фурако. Так как самурай закрыл глаза, то мужчина, придерживая за руки, аккуратно помогал тому залезть внутрь, а после усадил медленно на скамью. Вода издавала всплеск, выливалась через край. Она была тёплой, смешанной с рисовым отваром — благодаря ему засохшая кровь размягчится. Си Шень закатал рукава и подвязал их лентами; он, встав позади Сяоюэ, омыл руки в воде и провел влажными ладонями по чужому лицу. Самурай окинул голову назад и подставлял лицо.  — Нужно посидеть в воде и дождаться, когда одежда сама отлипнет от тела. — Ласково объяснял Си Шень, вытирая пальцами кровь с щёк.   Он рассматривал чужой лик: каждую веснушку, каждый аккуратный изгиб. Потянувшись рукой, мужчина слегка распахнул ворот самурайских одежд, обнажив белоснежную кожу; черпал ладонями воду и поливал ею изящную шею. В умах пролетали самые разные неподобающие мысли, и, раз уж предоставилась возможность прикоснуться — Си Шень не смог сдерживаться. Лёгкими движениями он убрал черные волосы с лба, и после легонько коснулся кончика носа губами.  Сяоюэ приоткрыл глаза, и тихо шепнул:  — Не отвлекайся.  Си Шень издал смешок и слегка отстранился, дабы взглянуть в чужие глаза:  — Простите. Не могу от вас оторваться.  —...У тебя явно проблемы со вкусом.  Более Сяоюэ не закрывал глаз; он молча наблюдал за движениями Си Шеня. За его улыбкой и смехом во время рассказа всяких нелепых историй, случившихся в публичном доме; за тем, как он неуклюже убирал непослушные волосы и намочил из-за этого себе лицо и шею мокрыми руками. Си Шень, наклоняясь сбоку, залезал руками под одежды наёмника: аккуратно проводил пальцами по торсу, плечам и по рукам, проверял — размягчилась ли кровь, и можно ли снять одежду полностью. Сяоюэ жмурился, а его плечи слегка дрожали: он старался сосредоточиться на голосе Си Шеня, а не на его касаниях. Спустя восемь минут, Си Шень помог снять верхние одеяния с самурая, наручи и перчатки; с помощью мыла и мягкой тряпки смывал остатки ошмёток грязи с тела.   Штаны он трогать не стал.   Вода уже давно окрасилась в тёмно-бордовые тона, и потому, когда Си Шень более-менее смыл с мужчины кровь — он умолял не открывать глаза. Сяоюэ послушно следовал указаниям знакомого, крепко держался за него во время выхода из фурако. Си Шень усердно вытирал голый вверх Сяоюэ, изредка касался торса горячими руками — в особенности мужчину волновал глубокий шрам на животе наёмника. Тело Сяоюэ было усыпано веснушками и родинками, словно звёздами ночное полотно; также были и бледные, еле зримые шрамы. Но самый глубокий, тёмный и ровный, словно оставленный след от меча — он сильно выделялся на бледной коже, и не обращать внимания на него было сложно.   “Интересно, как он появился...” — Спрашивая у самого себя, Си Шень не мог найти ответа. Самураи никогда не обходится без серьёзных ран, можно даже сказать, что это их отличительная особенность. Но глядя на чужой живот, у Си Шеня назревали смутные сомнения. От раздумий, мужчина замедлился, чем и привлёк внимание Сяоюэ: тот, не открывая глаз, подал голос:  — Си Шень?  — ...Мой господин, я закончил, — весело отозвался мужчина, подавляя со всех сил своё волнение. — Осталось хорошенько отмыться. Пойдём! Я хочу вам кое-что показать.  Он накинул на голые плечи Сяоюэ мягкое полотенце. Наёмник открыл глаза и оглядел лицо знакомого: он хоть и улыбался, но вид у него был более встревоженный, что было странно для беспечного характера мужчины. Самурай не стал спрашивать, и молча, прижимая к груди свои мокрые верхние одежды, последовал за Си Шенем обратно в коридор.  Снаружи было пусто; Ань Наньяна и пары проституток не видать.   Немного погодя, и наёмника провели в соседнее помещение, от которого веяло тёплым воздухом и сладким молочным ароматом. Комната была в несколько раз больше предыдущей; пол сделан из каменной плитки, половину помещения занимал собой просторный онсэн, а противоположная стена от входа представляла из себя раскрытые дверцы, ведущие на маленький двор. Шум дождя заполонял комнату; его капли глухо бились о листья деревьев и кустов, об деревянные раскрытые дверцы. Молочный запах смешивался с ароматом свежести, доносившегося с улицы. Сяоюэ, положив в сторонку стопку одежд, медленно присел у источника: из белоснежной воды веял тёплый пар. Он глядел в водную гладь: его отражение было настоль расплывчатым, что вместо себя он видел лишь мутное пятно; Сяоюэ коснулся горячей воды пальцами и в удивлении округлил глаза. Си Шень стоял рядом и загадочно улыбался.  Перед тем, как прийти к самураю, он слышал голоса за дверью.  Нин Хуа просила блудниц принести дюжину кувшинов, заполненных парным молоком и мёдом. Девушка, до встречи с Си Шенем, работала в общественных банях онсэн. Заведение то было популярным среди самураев, так как работало в нём немало красивых проституток. Мужчины зачастую приходили большими весёлыми компаниями, и среди них постоянно находились “вредные” клиенты — так их называли сами работницы заведения. Считая, что красавицы помогут преодолеть страх воды, собратья тащили мужчин за собой на источники, и чуть ли не силком заставляли тех заходить в воду. Когда-то, любознательная Нин Хуа смогла разговорить одного “вредного” клиента. Тот поведал ей, что не боится воды. Он страшился своего отражения, в котором видел себя в крови других людей, даже если это было не так. Как оказалось позже — этот страх был у многих самураев. На его фоне развивались сильные душевные терзания, из-за которых у людей проявлялись проблемы в быту. Услышав это, девушки обдумывали проблему самураев всю ночь, пока одна из них по случайности не пролила горячее молоко. Смекалка сделала своё дело. На следующий день, девушки смешали минеральную воду горячего источника с большим количеством молока и мёда; в итоге, на них сильно бранился хозяин за трату дорогих продуктов, а клиенты недоумевали от того, что пугливый ранее товарищ в удовольствии плескался в белой водице. Слухи со временем расползлись. Онсэн стало посещать не только ещё больше самураев, но и прибавилось самих женщин, для которых молочные ванны оказались сокровищницей, таящей в себе полезный уход за кожей.   Когда Ань Наньян упоминал, что его друг с трудом посещает ванны — Нин Хао всё поняла. Её огромный опыт и быстрое решение проблем всегда нравилось Си Шеню, потому мужчина сильно её ценит. Несмотря на то, что та оказалась против общения с новым знакомым, лекарь всё же решила помочь угодить самураю.  Си Шень отвёл Сяоюэ в уголок, где нужно было провести омовение перед посещением источников. С чужого позволения, он снял одежды с себя и остатки вещей с самурая; не глядя, тот повязал на пояс синоби белоснежную тряпку, после - себе. От пристального взгляда Си Шень порой смущался ещё больше: в отличие от спокойного самурая, мужчина еле сдерживался. Отгоняя неподобающие мысли, он черпал деревянным ковшом воду и поливал плечи Сяоюэ, домывал тело усердней, чем ранее; Сяоюэ также помогал Си Шеню, отчего последний издавал глубокие вдохи, слегка покусывал губу и желал побыстрее всё закончить, иначе — быть беде. На деле, ему горячо хотелось бросить всё, так страстно заключить наёмника в объятия и больше никогда не отпускать... Но он боялся своим напором спугнуть, и, сдерживаясь, Си Шень хмурил брови, кривил губы и мысленно бранился на себя. Сяоюэ украдкой наблюдал. Ему же наоборот, показалось, что Си Шеню противно его касаться — более других мыслей он и не допускал, ведь...как может быть иначе? Сяоюэ не понимал, почему чувствовал в сердце болезненные отголоски разочарования.  Но эти мысли вскоре исчезли.  Проведя ладонью по укрытым родинками плечам, Си Шень нежно коснулся шеи пальцами — и вздрогнул. Он встретился со взглядом Сяоюэ.   Волнуясь, краснея и путаясь в мыслях, он лишь поспешил оправдать своё прикосновение, ляпнув первое, что пришло в голову:  — В... Волосы нужно убрать. Мешают.  Сяоюэ покосился на своё оголённое плечо; Си Шеню грудная клетка сдавливала лёгкие — никак не сделать вдох. Кажется, он впервые увидел румянец и смущение на ранее безразличном лице.   “...Ему не противно”.  Чёлка чернильных волос спадала на лицо, слегка укрывала взгляд наёмника. С каждым поливом воды из ковша словно смывалась и застывшая на лице жестокость; теперь, мужчина выглядел более невинно и спокойно, чем ранее. Сяоюэ сделал шаг вперёд и уткнулся носом в чужую шею; его кончики пальцев проскользнули вдоль линии чужого подбородка. Си Шень не знал, что и делать: хотелось кричать, прыгать, ударить стену...что угодно — так сильно переполняла его неугомонная радость. Но вместо этого, он застыл. Руки его сильно дрогнули, и не решались обнять.   — Странный ты человек, — горячий выдох обжёг нежную кожу шеи.   Си Шень подал ломающийся от эмоций голос:  — П-правда? Почему?..  — Несмотря на моё уродство, ты всё равно...  Он, всё же, заметил чужой трепет и вожделение; но не отвернулся. Си Шень робко сливал с ковша остатки воды на спину синоби, смывая пену; его тело так напряглось, словно стало твёрже камня. Мужчина молча обдумывал, какими бы красноречивыми словами описать внешность самурая, но всё не мог подобрать слов, ведь...ничего прекраснее, чем этот наёмник, он никогда не видел — таков его скромный вывод.   Ковш глухо упал на пол. Си Шень, всё же, решился коснуться виска самурая.   — Глупости... Мой хороший, красота есть во всём. Даже в самой непроглядной тьме.  Сяоюэ тяжело выдохнул и в полтона ответил:  — Не всем дано её видеть. Ты один такой особенный...  — Я один?.. А ваш брат?   ...Си Шень мигом закрыл рот. Он так не хотел омрачать своими вопросами самурая, но всё же - не сдержался. Он машинально приобнял Сяоюэ за плечи, аккуратно и еле касаясь, и постарался поскорее извиниться; синоби поднял голову, и взглянул в глаза собеседника.  — Ань Наньян - моя семья. И он же...демон. Из-за своей сущности, он не понимает некоторые эмоции. Не понимает, почему люди грустят, почему...влюбляются. — Сяоюэ прислонился щекой к щеке Си Шеня. — Не понимает страха. А мне - чужды разъяснения своих чувств и разговоры по душам с людьми, которые меня окружают. А ты...тебе не нужно ничего объяснять, словно и так всё знаешь и понимаешь. Мне правда...нравится это. Поэтому, ты кажешься особенным для меня.  Слова, являющиеся верхом безрассудства для наёмника. Быть может, тяготящее одиночество дало о себе знать, и самурай доверился первому встречному. От сказанных слов, в душе бушевала буря. Но как вовсю радоваться, когда на груди словно пригрелась чёрная кошка? Совсем не шелохнуться. Си Шень в нетерпении переступал с ноги на ногу, хотел обнять покрепче мужчину; в горле неприятно ощущался пульс.    “Ты тоже особенный. Мой особенный...” — подумал, но сказать он так и не решился.   Сяоюэ не ждал ответа: на лице Си Шеня и так всё видно. В отличие от наёмника, мужчина полон эмоций, которые тот не привык сдерживать. Думая об этом, Сяоюэ прикрыл глаза, и издал хмыканье.   Как бы не хотелось - синоби пришлось отпустить. Си Шень плавно указал в сторону источников и, волнуясь, сменил тему:  — Опробуете молочную ванну?  — Угу... — Сяоюэ кивнул.     В рутинной жизни, где окружают такие же, как и ты сам, — обречённые на смерть —, обычно никогда не встретишь смертников, характером похожих на Си Шеня: поистине огненных и страстных душой, живых как искры фейерверков. Мужчина казался полной противоположностью Сяоюэ, кое напоминал собой лёд: жгучий морозом, острый, но кристально чистый. По природе, они являются полной противоположностью друг друга, и совсем не должны ладить.   Самурай, погружаясь чуть ли не с головой в молочную нежную воду, сидел подле неумолкающего Си Шеня; он еле касался плечом руки мужчины. Тот говорил обо всём, что придёт в голову; для большинства, его многочисленные рассказы могут показаться скучными и неинтересными. Но Сяоюэ внимательно слушал.   В душе казалось, словно он сам выговаривается, рассказывает всё, что накопилось за всё своё бренное существование — и становилось даже легче. Си Шень ведал о многих местах Поднебесной, в которых он успел побывать; с нежностью говорил о Квартале фонарей, и по-отцовски отзывался о женщинах, живущих в этом публичном доме. От его рассказов, некогда противный самурайской душе город Юнксу казался уже и не такой ненавистной и тяготящей золотой клеткой.   За безмятежным монологом прошло ещё около тридцати минут.   Дождь, доносящийся с улицы, уже перешёл в проливной ливень; гром всё не стихал. От исходящей морозной прохлады не хотелось покидать источник вовсе, но всё же пришлось. Си Шень старался быть рядом каждый миг: помогал самураю насухо вытереться, любезно выделил ему свои чистые одежды в виде домашнего белого ханьфу, и даже предоставил комнату на втором этаже для отдыха. Сяоюэ ничего не говорил; с чужой помощью доволочив ноги до помещения, он лишь молча упал на мягкую просторную кровать и издал тяжёлые вздохи. Ощутив знакомый аромат диких ягод, доносящийся от постели — усталость надавила на тело Сяоюэ ещё сильнее, и сил сопротивляться не было. Он словно погружался в тёмную пучину, мягкую и невесомую; только ощущался тонкий аромат усыпляющих благовоний — единственное, что он слышал сквозь наступающий крепкий сон. Изящные пальцы слегка касались влажных волос. Си Шень, за время проведённое в источниках постепенно успокоился; бушующий огонь в душе погас. Мужчина сидел на краю кровати и всматривался в умиротворённое лицо — он был словно одурманенный чужим ликом. Отводить взгляд не хотелось; рука скользнула с локонов до лица, пальцы коснулись щеки. Он только сейчас заметил, какие же у самурая длинные и густые ресницы — своему новому открытию, мужчина робко улыбнулся.   Его мысли с вихрем улетучились, словно рассеялся туман — дверь комнаты со скрипом отворилась. В помещение ворвался острый запах, бушующий и обжигающий; Си Шень тут же отстранился от спящего и обернулся назад. В проходе комнаты тихо стояла фигура демона. Судя по выражению лица — Ань Наньян явно не был рад увидеть открывающуюся перед ним картину. Из-за его спины робко выглядывала маленькая девочка, — ученица ойран —, и испуганно глядела на Си Шеня. Именно у неё демон разузнал, где сейчас находится его собрат по оружию, и, можно сказать, заставил ту проводить его в покои. Как бы та не хотела, грозный взгляд демона пугал-таки больше.  Казалось, Ань Наньян и Си Шень решили провести вечность, сверля друг друга взглядом; последний же, мельком оглядев комнату, решил заговорить первым:   —...Господин, эта комната специально приготовлена для вас. Отдохните, как следует.  Волк, не церемонясь, рявкнул:  — Нет нужды. Но надеюсь, что по возвращению...тебя я не увижу рядом с ним.   — Позвольте спросить, — твёрдо поинтересовался Си Шень. — Почему вы против? Я уж успел подумать, что вы чутка доверяете мне.  А сам же мужчина размышлял: “глупо. Он никогда не доверял”.  От демона раздался глухой и бархатистый смех. Его брови невольно поползли вверх, а губы обнажили острые белоснежные клыки — в свете красных фонарей он ещё больше был схож на дикого зверя.   — Можешь считать, что я беспокоюсь не о нём, а о тебе. Хочу напомнить: нас воспитывали убийцами. Он с лёгкостью погубит тебя... Мне не хотелось бы вернуться под зарю и узнать, что не державший себя в узде обрезанный рукав лишился головы от рук брата, а женщины - лишились дома.  — Как жестоки ваши слова, — пробормотал человек, переведя взгляд на спящего рядом мужчину. Вслушиваясь в сопение Сяоюэ, он, выдержав краткую паузу, продолжил: — вы правда думаете, что он до самых потёмков души - убийца, не способный спокойно жить и верить людям?  — Верно. — Прямолинейно отозвался Наньян. — Убить или умереть - такова наша жизнь. Людям и бесполезным эмоциям не место в душе наёмников, мы спокойно живём без лишнего груза. Поэтому - не лезь.   “Воистину демон... Всё, как ты и говорил, моё золотце” — Си Шень не отводил взгляд от Сяоюэ; тот слабо хмурил брови сквозь сон, словно слышал слова своего брата.   Мужчина не сдержался в иронии:  — Не имеешь счастья, и брату не даёшь им овладеть...своим смирением со “судьбой наёмников” ты похоронил его, ещё живого.   — Замолчи!.. — Послышался волчий рык.   Ань Наньян пребывал не то, что в бешенстве, а скорее в удивлении от чужих слов.   Как бы чужие слова не раздражали до дрожи в пальцах — они застряли в голове, как ноги увязли в болоте. Пальцы впились в вспотевшие ладони; из-за противоречивых мыслей внутри бушевала ярость. Не желая более слушать этого “развратника”, Наньян развернулся и устремился прочь от комнаты, не обращая внимания ни на кого в округе.   Тишину комнаты разбавляло тихое отдалённое эхо голосов. Си Шень наклонился к лицу Сяоюэ, провёл подушечкой большого пальца по суховатым губам. В сердце не унималось смятение. Он склонился ещё ближе; Си Шень еле коснулся губами чужих уст и затаил дыхание.   — Заполучивший счастье - обретёт покой. Я уверен: когда-то он это поймёт. Но...говоря такие слова...кто же заставил вас так жестоко думать о себе?..  Девчонка мяла в ладонях подол своего платья и в нетерпении громко сопела. Оглядываясь по сторонам, она тихо отозвалась:  — Господин...Мне велено передать, что...прибыл гость, которого вы ждали. Пойдёмте, мы поможем вам одеться...  Си Шень отстранился от лица Сяоюэ, и укрыл того одеялом по самую шею. Взглянув на ученицу, он одарил её тёплой улыбкой.   — Правда? Тогда нужно идти. А пока я буду занят, вели другим ученицам присмотреть за гостем.  Стараясь ступать как можно тише, Си Шень напоследок обернулся и взглянул на спящего. Он ясно ощущал слабость в коленях и лёгкое онемение. Мужчина в миг осознал: он не чувствовал подобных эмоций уже очень давно. Прикоснувшись к своим губам, он вновь улыбнулся, и скрылся за закрывающейся дверью.      《...》  Холодный ливень омывал увенчатые крыши домов Юнксу. Словно по пришествию гроз и дождей город выдохнул в облегчении и намеревался отдохнуть от лишних празднеств этой ночью. Из окон домов струился тёплый свет, давая понять, что жизнь вполне бурлила внутри зданий. А на улицах царил сумрак, и только алые фонари тихо покачивались от ветерка. В самых тёмных местах Юнксу, куда не проникал ни тёплый свет окон, ни приглушённый алый от фонарей — хлюпая по лужам бродили тёмные фигуры. Они были разной формы и высоты, издавали странные звуки. О том, что во время дождя в последнее время гуляют невиданные твари — знали лишь больные люди, сводящие концы с концами на улицах, и конечно же сами шинсенгуми. Естественно, бедолагам никто не верил, а самураи ожидаемо молчали или вовсе отрицали. Но сколько бы полиция не очищала кварталы города, твари вновь появлялись во время ливня, в прежнем количестве. Повезло, что в такие моменты обычный люд сидит по тёплым домам, и не высовывают нос.  Но всё же, кое-кому дома не сиделось.  В полупустых кварталах и в узких переулках доносились эхом вздохи и скрежет клинка. Порой поскальзывался, после мигом поднимался и отмахивался от надоедливых духов мечом — Вен Хао мчался куда глаза глядят. Весь взмокший насквозь водой и потом, перепачканный грязью от луж, мужчина бурно ругался; за ним неслись чёрные силуэты лисиц, кое порой чуть ли не вцеплялись зубами в тело Вен Хао, намереваясь оторвать кусок мяса — шинсенгуми то и дело успевал рассекать лезвием меча тела животных. Но это спасало лишь на секунду. Души быстро восстанавливали свою оболочку и продолжали погоню, не давая передышки мужчине. Быть может, если Вен Хао был заклинателем — то он в миг смог бы развеять чужую магию одним взмахом духовного оружия, или каким-либо талисманом. Но он человек; его попытки отбиться идут прахом целый час.   Ранее, надеясь покончить с зверскими убийствами мужчин, Вен Хао в тайне от своих соратников сговорился с новым знакомым — Ань Наньяном. Мужчина поделился с демоном рассказами уличного мальчишки: ребёнок твердил, что подозреваемый людоед в виде молодой женщины виновен в многочисленных пропажах и смертях людей. А ещё, она постоянно меняет свои жилища, чередуя их между девятью домами, доставшимся ей от жертв. Волк не удивился: публичный дом, где они встретились, был полон улик, которые указывали на тварей, до глубины души противными для оками — лисицами. Мужчины вместе проверяли каждый закоулок домов, но вместо людоеда они находили лишь брошенные кучи обглоданных костей. Позже, Наньян ненадолго решил покинуть шинсенгуми, но перед тем, как уйти — волк строго велел человеку не лезть одному в оставшиеся три жилища лисы.   Конечно, Вен Хао не стал слушать.  Он не хотел сидеть без дела: чувство справедливости велело проверить в одиночку очередной дом...И какой чёрт его дёрнул нарушить своё обещание?  Залез в здание и тут же наткнулся на ораву духов лисиц, которые заполонили собой всё — и камню упасть негде! Вспоминая, как все те твари уставились на него своими лазурными глазами — в жилах тут же застывает кровь!   Из мысленной на себя брани Веня вернула пронзительная боль в руке: одна из лисиц, сделав прыжок вперёд, всё же смогла вцепиться в кисть. Ноги запутались, и Вен Хао потерял равновесие; он упал в очередную лужу. Но сдаваться без боя — не в его чести! Он, поднимаясь, попутно сделал замах рукой и со всей силы ударил лисицу по голове рукоятью меча — та взвизгнула и отпустила руку; она рассеялась в дымке, потеряв свою оболочку.  — Ну хоть боль вы чувствуете, гадины! — Бранился Вен Хао, сильно округлив глаза. Подскочив к стене дома, он направил на окружающую стаю клинок. — Ну давайте! Каждой по голове настучу! Ну?!  Его голос срывался из уст с дрожью. Ледяной дождь, поддуваемый ветер — было невыносимо холодно. Мороз пробирал до костей, отчего клинок и державшая его рука дрожали; кадык из-за отдышки ходил ходуном, горло ныло. Чёрные лисы скалились, шерсть на холке встала дыбом, а где-то вдали пустующих улиц слышался женский звонкий смех, напоминающий распевную песню. Вен Хао не допускал мысли о смерти, точнее не мог её даже представить, словно поражение в настольной игре го. Самурай покрепче сжал в руках мокрую рукоять меча — лисы тут же набросились; они нападали поочерёдно, одна за другой, и потому мужчине некоторое время было проще отбиваться от нескончаемого потока нежити. Дымки и спор, исходящих от разрубленных духов, было столь много, что маленький переулок постепенно окутывался мутным и тёмным туманом. Зверский скулёж не умолкал, а безмятежный смех женщины казался громче и звонче; он наводил смуту в сердце и дурманил разум, словно яд. Он медленно приближался, становился громче...до поры, пока Вен Хао не услышал его подле уха, чистым и чётким — мужчина вздрогнул, и, не глядя, со всех оставшихся сил сделал размашистый удар мечом в сторону смеха.   —...Э-э?!  Вен Хао оглянулся и застыл как вкопанный, завидев перед собой пустоту. Богами он мог поклясться, что здесь кто-то был! Его меч острием вонзился в каменистую кладку стены — да так глубоко, что мужчина, постепенно задыхаясь от нарастающего в горле кома, пытался неуклюже вынуть оружие, и порой оглядывался на диких лисиц. Их рык раздражал слух и заставлял сердце невольно вздрагивать, а ливень, кажется, стал только сильнее. Ощетинившаяся шерсть на их спинах стала только гуще, напоминала шипы ежа; с оскаленных пастей шла мутная пена. Они постепенно сбивались друг к другу, щёлкали пастью...и одновременно, всей оравой, бросились на бедолагу. Вен Хао только и успел, что затаить дыхание и замереть.  Течение времени показалось медленным на миг, словно слабый поток реки. Шинсенгуми и рта не успел открыть, как его ноги оторвались от земли, а тело взвалилось на чужое плечо. Пред его глазами пронеслась стая духов, что врезались разом в стену — в место, где мужчина только что стоял! Лисицы издали очередной скулёж и на миг рассыпались в дымку.  Вен Хао издал невнятный звук, после — бегло оглянулся и заголосил:   — Т...ты! Что ты делаешь!  Он чувствовал себя невинной девицей, которую бесцеремонно закинули на плечо. Мужчина в смущении поджал губы, и, не получив ответа, пару раз стукнул демона по голове кулаком.  Ань Наньян словно не почувствовал чужих ударов. Да и, кажется, слова тоже пропустил мимо ушей. Он, придерживая за ноги шинсенгуми, глядел в сторону черного тумана, из которого вновь появлялись лисицы. Лицо демона мрачнело всё сильнее, а мышцы в теле напрягались; Вен Хао казалось, словно он животом лежит на раскалённом камне посреди бушующего дождя.   — Может... Для начала отпустишь меня, а? — Взмолился шинсенгуми, ощущая, как чужие когти невольно впивались в ногу.  Ань Наньян сдержанно выдохнул и издал скрип зубов; он сухо ответил:  — ...Я же...просил не лезть в одиночку. Поистине дурак.  Мужчина свободной рукой пошарился за пазухой и вытащил дощечки эма — три амулета тут же взмыли в воздух и застыли; на них медленно проявлялись письмена, горящие бледным светом. Слышался тошнотворный острый запах, смешивающийся с железным.  Лисы закучковались, словно крысы в углу, и издали скрипучий визг. Ань Наньян, сложив пальцы в привычный жест, сурово отдал приказ дощечкам: “изгнать”, и указал пальцами в сторону лисиц. Некоторые из духов дали дёру с места — но стальные нити, появившиеся из эма, догнали каждую, и вцепились в тела духов так, словно твари были настоящими, из крови и плоти. Мгновение, и окутывающие нити так сильно сжали каждую лисицу, что оболочки не выдержали и лопнули под напором. Дымка, исходящая от тел, медленно впиталась в нити, делая их золотистый свет черным и непроглядным — и через секунду, парящая в воздухе сталь и дощечки эма вспыхнули в огне, и после исчезли в сопровождении сотни глухих криков.  Звон в голове наконец стих, и шум дождя заполонил всё нутро. Вен Хао издавал краткие вдохи: наконец, он почувствовал сильную слабость в теле после беготни от чудищ.   “Ну и вонь“.  Ань Наньян вслушивался в стук капель, разбивающихся сотнями об кровли и коньки крыш. Сегодня ночью стояла просто невыносимая и смердящая вонь. Она словно залезала под кожу, вызывала дрожь и оставляла ощущение липкости — от этого хотелось поскорее отмыться. Аромат горького миндаля, — что так схож на один известный яд —, заполонял каждую улочку и овевал здания. Не совсем ясно, чувствуют ли его люди...но даже для демона не было столь нормальным явлением ощущать запахи в период дождя. Лицо Наньяна ни на миг не расслабилось — оно всё ещё напоминало искажённого духа, не упокоенного с миром.   Он сделал шаг, после — ещё один. Медленно выйдя на середину широкой дороги, омываемой ливнем, волк глядел вдаль. Вен Хао не предпринимал попыток слезть со знакомого, даже если его положение сильно смущало; он ощущал, как тёмная ци исходила от демона, дрожала и вибрировала, а жар тела становился лишь сильнее. Ань Наньян словно пребывал в ярости — неистовой и безутешной.  — Печальная судьба, — вдруг, демон подал хриплый и печальный голос. Вен Хао вздрогнул от неожиданности, и оглянулся. — Не держи на них зла. Они просто...подчинённые души, выполняющие приказ...  Кажется, Ань Наньян говорил о лисицах.   Хоть Вен Хао и не думал о ненависти, но сердце пропустило удар — не позавидуешь. И кажется, именно поэтому волк выглядел более свирепо, чем раньше. Слова волка напоминали судьбу самураев: беспрекословное служение до самой смерти, и порой...оно бывает вынужденным.   — В этом городе... — Ответил Вен Хао, — ...здесь заперты и люди, и сами демоны. К такому уже привык...  — Демоны?.. Ну, что уж наверняка: тот, кто обрёк лисиц на страдания - та ещё тварь. Жалеть я её не стану. — Наньян издал зверское рычание.    Вен Хао хотел было согласиться, но выдавить слов из себя сразу не смог.   Тёмная дымка беззвучно плыла позади Наньяна, словно дым от бушующего пожара. Прямо на глазах, она становилась гуще, больше; вскоре, когда она сравнилась высотой с демона — из неё показалась тонкая и бледная рука, украшенная заурядным украшением и имеющая длинные чёрные когти, острые как у зверя. Растопырив пальцы, она словно хотела вонзиться в лицо шинсенгуми; и когда между кистью и лицом оставалось жалких три цуня, тот, распахнув шире глаза, воскликнул:  — Наньян!  Волк вздрогнул и очнулся от раздумий.   Резко развернувшись, волк отскочил на несколько чжанов назад — рука сделала замах, пытаясь словно содрать лицо с самурая, но промахнулась. Раздался звонкий смех, кое слышал Вен Хао ранее; мужчина сжал пальцы в кулаки так сильно, что костяшки от напряжения побелели, а вены набухли. Дымка резко рассеялась от взмаха чужой руки, и в нос ударило душное благовоние мокрой собаки вперемешку с запахом крови. Лицо волка омрачнело ещё сильнее: пред ним появилась хрупкая, но высокая женская фигура с довольно пышными формами, кое она не совсем и скрывала, учитывая глубокое декольте на большой груди. Своим внешним видом, богатыми украшениями и красотой она напоминала проституток, коих обычно продают публичные дома за целое состояние. Кожа нежна и белоснежна, лицо словно драгоценный нефрит, а волосы цветом напоминали плоды ценного какао. Как же столь изящный вид хрупкости портили собой парочка ушей на макушке и два виляющих хвоста за спиной. Девушка улыбнулась — хотя, улыбка напоминала более оскал.  — Это моя территория, чёртова крыса, — промурлыкала та, словно заботливая мать-кошка. — И это моя...добыча.  Взглянув на спину Вен Хао, женщина задорно хихикнула и облизнула губы.  “Лисица? Она...не признала во мне волка?” — Наньян размышлял и слегка горбился, ощущая, как на затылке волосы встали дыбом.  — П...полагаю, это и есть людоед? — Промямлил шинсенгуми, пытаясь взглянуть через своё плечо на незнакомку.  Волк не отзывался; лиса вновь залилась смехом:  — Как грубо! Не умеешь ты разговаривать с женщинами! Я научу...  Она кинулась в сторону волка — Ань Наньян отскочил в сторону, придерживая свой груз за бедро; Вен Хао чуть не повалился лицом вниз. Но не успел тот устроиться поудобнее на плече снова, как демон резво отпрыгнул вновь, уворачиваясь от очередной атаки женщины. После, сделав пару прыжков от стены — волк очутился на крыше здания и вихрем помчался по коньку вперёд. Самурая трясло словно лодку, которую яростные волны непрерывно швыряют из стороны в сторону — он только и успевал хвататься за скользкие одежды волка, дабы не свалиться. В груди похолодело и забегали мурашки от пронизывающего взгляда угольно-чёрных глаз лисицы, что резво преследовала демона и не отставала ни на миг. Не успев и моргнуть, как женщина вытащила из широкого рукава ханьфу рукоять оружия — вместе с громом раздался зловещий свист. Стальная плеть рассекла воздух и капли дождя.  — Осторожнее!  Благо, Ань Наньян оказался быстрее.  Он хоть проворно и отскочил в сторону, но всё же оступился — его развернуло на сто восемьдесят градусов, а Вен Хао, под тяжестью своего веса, всё-таки свалился с волчьего плеча и кубарем откатился в каких-то трёх чи от демона. Женщина, не сбавляя скорости, вновь замахнулась плетью, намереваясь ударить по волку; Ань Наньян резко побежал навстречу и неожиданно ударил ту кулаком, прямо по лицу. Лисица отлетела назад аж на пару тройку чжанов, и издала рёв — он был похож на крик дикого зверя, переполненного яростью.   — Ты в порядке? — Сухо поинтересовался Наньян, не оглядываясь на самурая.  У Вен Хао от удара некоторое время болела голова: звон не стихал, а в глазах поплыло. Он еле присел; шинсенгуми пришлось несколько раз проморгаться и протереть глаза, дабы наконец сфокусировать зрение, и после наконец ответил:  — Да...да... Живой.  Шатаясь и неистово рыча, к ним вновь шагала лиса. Скрежет хвоста плети о черепицы крыши резал слух, а кровь, скользящая по изящному подбородку, срывалась пухлыми каплями и падала вниз, смывалась водой. Её лицо, некогда напоминающее нефрит, было искажено: улыбка тянулась до самых скул, губы обнажали видоизменённую нечеловеческую челюсть с острыми клыками. Её хвосты нервно дёргались, а глаза залились кровью.  Ань Наньян тряхнул кистью руки, и оценивающе оглядывая лисицу, подал голос:  — Потратил на удар всего горсть духовных сил...и этого хватило, чтобы ты явила свою уродскую морду. Слабачка.  Дева от чужих слов, кажется, разъярилась ещё сильнее. Вскрикнув нежным голосом, она обрушила новый удар плети на волка.  — Ты просто застал меня врасплох, гадина! Чёртова крыса!  Хвост плети со звоном отскочил от лезвия меча волка, после ещё...и ещё... Уворачиваясь и отбивая атаки, Наньян вскоре достиг края крыши. Деваться некуда; дощечки эма не годятся для боя с демоном, а одним лишь мечом многого не свершить. Ань Наньян мельком взглянул на Вен Хао: жалкий мужчина, находящийся между дикими зверями, готовыми растерзать друг друга. В мире демонов люди — всего лишь источник силы. Не хотелось бы видеть, как эта полоумная девица пожирает и так несчастного самурая. Ань Наньян зарычал, на лице проявилась кривая улыбка. Казалось, словно дождь вокруг вибрировал от исходящей ци волка — вместе с водой, содрогалось и сердце человека. От силуэта Ань Наньяна становилось беспокойно на душе не только Вен Хао, но и самой демонице, кое от удивления застыла на месте.   “Чёртова лиса! Почему ты не боишься?! Ты ведь...слабее меня!..” — Девушка щёлкнула пастью, и сделала очередной замах рукой.     — Эй, вы! Что вы делаете?  Мужской голос, доносящийся снизу, ошарашил всех троих. Лицо волка моментально смягчилось, а его брови вздёрнулись в удивлении. Лисица вновь замерла: несколько отрядов самураев, облечённых в синие накидки, находились внизу. Кажется, их было около двадцати человек: совсем не похоже на обычный патруль. Капли дождя разбивались об их бумажные зонтики, создавая умиротворяющий звук; скрежет железа доносился от катан, кое обнажали шинсенгуми. В руках многие держали красные фонари — их свет мягко падал на лужи и освещал дорогу господам. Мужчины перешёптывались, оглядывая демонов и человека в голубом. Наньян почесал кончик носа пальцем: из-за идиотского запаха ореха, со стороны людей совсем не ощущалось аромата. Женщина откинула подол платья, взмахнула рукавом и...устремилась прочь по крышам, словно порхающая бабочка. Она кричала что-то вроде “это ещё не всё”, скрывая испуг за высокомерным тоном голоска.   Лёгкая...победа смутила Ань Наньяна. Но и понять девчонку он мог: шинсенгуми если поймают демона, то запытают тварь так, что та взмолится о смерти впервые за всю свою безмятежную бессмертную жизнь. Поэтому, завидя, как полиция собирались забраться на крыши — волк поспешил удрать вслед за девицей, но его остановил Вен Хао.  Тот, наконец поднявшись и трясясь как лист, подскочил к демону и быстро промямлил:  — Я с тобой!  Ань Наньян хотел было отмахнуться, но не стал. Лицо человека, схожее с умоляющим щенком, тронуло ледышку в сердце волка, и он, чувствуя, что пожалеет об отказе — подхватил на руки мужика и ринулся прочь.   Вслед им доносилась лишь суровая брань шинсенгуми.