Поцелуй сквозь слёзы горя | Том 1

Над остроконечными кровлями пагод загадочно белела неполная луна. Её бледное, призрачное сияние проникало сквозь тонкие бордовые занавески, и падало на холодный деревянный пол. Из одной комнаты публичного дома доносилось мерное бормотание и тяжёлые всхлипы.   — Я проиграю. Я проиграю. Я проиграю...  Голос с дрожью срывался с обкусанных губ, слёзы умывали лицо, а дрожь в худых конечностях не унималась. Согнувшись над игральным низким столом, тело мужчины слегка покачивалось в стороны; в ладонях он то сжимал, то разжимал помятую ткань ханьфу. Мир в округе замер: он бегло поглядывал на довольного молодого соперника, да на его товарищей, что уже окружили хрупкую испуганную деву. Все они застыли, не двигались, а их лиц совсем не разглядеть; мужчина видел лишь злорадствующие широкие улыбки, и они сводили беднягу ещё больше с ума.    Осенняя прохлада, сквозняком тянущаяся по полу - будоражила до мурашек, а тяжесть в груди была невыносима. Мужчина понимал: ещё ход, и он проиграет. Ещё ход, и он потеряет единственное сокровенное в лице дочери. Незавидная у неё выйдет судьба: пустят по кругу, заставят продавать тело за деньги, и когда та заразится сифилисом - выбросят как ненужную собаку. Её отец всего-то хотел получить больше денег, да отправить её жить в город, но госпожа удача покинула его именно сегодня! Его дочурка всегда была рядом, всегда заботилась о старике - и он хотел лишь отблагодарить её за всё. Мужчина стиснул челюсти и прикусил нижнюю губу; в глазах всё расплывалось от слёз. Они, стекая по впалым щекам и падая - разбивались об деревянное покрытие стола, издавали глухой стук.   — Прости. Прости меня. Я во всём виноват... Прости...   Он продолжал бормотать и боялся в лишний раз глянуть на лицо застывшей дочери. Внутри всё сжималось так, словно ещё чуть-чуть, и мятежное сердце разорвётся... Раздался краткий вдох, и он замер; кто-то позади положил ледяные руки ему на плечи, а в голове прозвучал нежный, словно ручей, женский голосок:  — Всё можно исправить.  Мужчина выпрямился; его лицо словно настигло озарение. Морщинки разгладились, брови вздёрнулись, а чужие руки плавно перешли с плеч к его лицу. Пальцы прошлись по острым скулам, стирали подушечками слёзы; холод чужого тела пронизывал бедолагу до костей.   Сначала он издал мычание, а после тихонько прохрипел:  — Исправить...   Голос ответил:  — Да, Вэньянь. Исправить. Ты ведь хочешь, чтобы твоя любимая дочь была счастлива?  — Хочу!.. — Воскликнул тот. Вместе с этим, из его глаз вновь хлынули ручьи слёз, а позади - послышалось хихиканье. Ладонью незнакомка слегка повернула лицо мужчины в сторону его дочери, а после нежно начала поглаживать пальцами по влажной щеке.  — Славная Хун-эр и правда заслуживает лучшей жизни. И послушна, и талантлива, ну просто загляденье.  Мужчина на миг печально улыбнулся, соглашаясь с чужими словами; голос был нежен и ласков, он успокаивал и усмирял смятение в его душе. Он и так знает, что его дочь самая лучшая, но слышать похвалу от других - оказалось ещё приятнее.  Незнакомка вновь издала смешок, и приблизилась к уху Вэньяня.  — Славная Хун-эр... Бедная, бедная девочка. Она и правда не заслуживает такой участи в лапах уродов, — голос с каждым словом становился грубым и мужским, а женские изящные руки, кажется, становились крепче и больше. Смятение в душе мужчины вновь начинало бушевать. — Бедное дитя. А ведь это ты... Ты виноват. И теперь, из-за тебя её судьба - ублажать мерзких мужиков и их фантазии, отдаваться каждому встречному за сущие гроши. Вэньянь. Ты же хочешь всё изменить?  — Я!.. Мужчина попытался обернуться, но тело словно было камнем, которого не сдвинуть. Дыхание стало прерывистым, и складывалось ощущение, что лёгкие не выдержат нарастающей паники. Вэньянь на миг смог дёрнуться, схватиться за край стола и впиться в поверхность пальцами так сильно, что ногти посинели; ещё чуть-чуть, и они отойдут от кожи, попросту сломавшись от давления. Но Вэньянь не чувствовал боли в пальцах и шее; его мысли были одурманены сплошным потоком бреда, голова гудела от чужого голоса, что менялся то на сладкий и женский, то на грубый и мужской. “Исправить... Исправить... Исправить”!   Чужие руки обняли его за потную шею, небрежно и аккуратно - но мужчине, почему-то, стало нечем дышать; он вновь замер и издавал тихий хрип, пытаясь вдохнуть. Раздался голос, журчащий как ручеёк:  — Единственный способ всё исправить - это убить, Вэньянь. Их всех.     《...》  Алые мерцания фонарей отражались на глади луж, оставленных проливными дождями; на улице, не взирая на начало осени, было тепло, словно летом. С наступлением темноты, город окрасился в яркие краски, а мелодичные песни и людской шум вновь заполонили здания и улицы кварталов. Можно уловить нотки запаха дождя, древесины и сладкого рисового вина, что раздавали девицы у крылечек своих публичных домов. Беззаботные пьяницы маячили там и сям, встречались компании разной категории людей, а в самых потайных улочках Юнксу бродили отбросы общества - больные, никому не нужные бедняки.  На главной улице раздавался суровый глас:  — А ну разойдитесь! Дайте пройти!  От чужого крика люди спешно отскакивали в стороны, дав ход группе самураев, облачённых в одинаковые голубоватые накидки. Каждый на лицо был грознее и суровее прежнего; шинсенгуми, не сбавляя ходу, спешили вперёд - но даже так, их топот ног оставался бесшумен.   Один из самураев резко остановился и обернулся; ему показалось, что воздух на миг стал тяжёлым, а на в горле проявилась горечь. Но в округе находились лишь изумлённые, разодетые в богатые шелка люди, что шептались меж собой да рассматривали самурая с головы до пят. Мужчина внимательно всматривался в чужие лица, пока до него не донеся глас одного из товарищей:  — Вен Хао! Чего встал!?   Названный “Вен Хао”, мужчина лет тридцати с убранными в высокий хвост тёмными каштановыми волосами - хмыкнул. Сжав в ладони ножны катаны, он нахмурил брови, демонстративно вздохнул и вновь поспешил вперёд, нагоняя старших товарищей. Померещится же в темноте...  Или не померещилось.  Любопытный народ начал расходиться по своим делам; через пару минут они уже и не вспомнят самураев, что спешили невесть куда. Их образ растворится в памяти, заменится чем-то иным: едой, выпивкой, хорошей компанией. Самураи всегда являлись разменной монетой, они невзрачны на фоне богатых господ или же выдающихся заклинателей. Судьба у каждого одинакова: верно служить, пока не умрёшь. Как самурай, ты запомнишься лишь таким же: как единственный внимательный Вен Хао запомнил горечь во рту, и как этим он запомнился демону, который для обычных людей незаметен. Синоби стоял посреди улицы, скучающе наблюдал за отдаляющимися спинами шинсенгуми. Несмотря на его необычную внешность в виде наличия хвоста и парой ушей - обычно его видят только талантливые люди, чувствительные на еле заметную энергию Ци.    Слегка поправив молочный шарф на лице и смахнув надоедливую прядь светлых волос, мужчина молча развернулся, и направился в противоположную от самураев сторону: раз среди них разгуливает скрытый талант - стоит держаться подальше.   Под ногами тихо шуршали опавшие, слегка промокшие листья; работники таверн, лавок и домов устало мели мётлами свои территории, убирая всякий мусор, что оставляли после себя мимолётные прохожие. Минуя пьяных весёлых женщин, волк приблизился к маленькой аккуратной торговой лавке; на ней были разложены гребни для волос, на любой вкус и цвет, а молодая девушка зазывала люд, твердя: гребень - символ внимания и чувств! Её товар уже более десяти минут изучал молодой мужчина: его лицо и шею укрывал мягкий бордовый шарф, такого же цвета были и нефритовые серьги, что повисли в мочках ушей, и украшение на налобной повязке; смолистые непослушные волосы заплетены в две толстые косички, что доставали до груди. В отличие от демона и его светлых одежд - этот мужчина был одет более скудно, совсем невзрачно. Тёмные одежды хоть и староваты, но были ухожены - даже при такой грязной работе он придерживался своей аккуратности.   Волк, мимолётно бросив взгляд на безразличный чужой профиль, тихонько проговорил; его голос был очень тихим от рождения, оттого и мягким:  — Полиция спешит в сторону, откуда пахнет кровью и пеплом. Возможно, появился ещё один одержимый.  Неизвестный, медленно положив гребень из красного дерева на место, кивнул товарищу.  — И нам пора.    Очередной блудный дом с неяркой вывеской “Дом грёз”; он был ничем не примечательным, и не владел дорогими красавицами-проститутками, потому сюда захаживает вполне всякий сброд. Драки и убийства в таких домах быстро стали нормой для этого города, хотя о них предпочитают молчать.   Четверо из отряда остались снаружи и прогоняли любопытных куда подальше, а трое осматривали помещение внутри, в сопровождении испуганной супружеской пары - владельцев пустующего дома. С улиц эхом доносились весёлые песни и мирской шум, он словно пронизывал здание насквозь; и ведь всего парочка тонких деревянных стен отделяли празднество от смерти. Просторная светлая комната со скудным убранством вся была залита кровью, брызгами и кровавыми следами от ботинок; тут и там разбросаны истерзанные мужские части тел, среди которых удалось обнаружить худенькое, маленькое туловище, принадлежавшее девушке-подростку. Её голова была чем-то раздавлена; все её внутренности были вперемешку между собой и с осколками черепа, а лицо и вовсе не распознать...   Капитан отряда с лысой головой - Цинь Сянь, сидел на корточках перед игральным разломанным пополам столиком, и задумчиво почёсывал пальцем подбородок. Он спокойно интересовался:  —... Значит, вы услышали грохот и крики, и несмотря на опасность - быстро выпроводили всех оставшихся гостей. Вы очень отважные люди.  Мужчина средних лет приобнимал свою жену; его лицо было отрешённым, застывшим в отчаянии и грусти. Он кратко ответил:  — ... Да.  Второй самурай, с более звонким голоском, хлопал в ладоши:  — Пропустили такую драку! Интересно... Капитан, это случай с “ненормальными”, о которых говорил господин? Такая необыкновенная жажда крови!  — Что вы в-вобще г-говорите... — Подала хриплый голос женщина, испуганно глядя на вполне весёлого юношу; он словно радовался случившейся трагедии. Суровый капитан качал головой:  — Да, скорее всего. И, судя по всему, мы не успели к уходу виновника. Ну ничего, найдём. Хозяева, вы помните, кто тут вообще отдыхал?  — М... Молодой господин, с такой... Такой небрежной чёлкой и яркого янтарного цвета ханьфу. Э-эти погибшие были его подопечными... А второй, мужчина постарше, был с дочерью. У него седые волосы, а на рукавах одежд вышиты жу-журавли. Я лишь знаю, что он проиграл все деньги и дом молодому господину. Я... Я не вижу среди тел о-одежды этих двух г-господ...  Самураи переглянулись, когда мужчина закончил говорить; его жена уткнулась ему в грудь, слабо ухватилась руками за его одежды, а плечи задрожали от бесшумного плача. Вен Хао, молча наблюдавший за старшими по званию, лишь подметил:  — Я тоже не вижу среди тел описанных одежд. Значит, они живы, и убийца среди них. Может, отведём хозяев дома в безопасное место, а сами...  Цинь Сянь рявкнул:  — Тебе велено лишь следовать указам, а не советовать, что делать. — Он поднялся с места, сжал в ладони потрёпанную сероватую рукоять меча, и медленно зашагал в сторону супругов. Его голос стал ниже, лицо омрачили решительность и жестокость: — мы должны следовать указанию господина, и не допустить паники. Найти “ненормальных”, а от свидетелей... Должно избавляться.  Внутри болезненно кольнуло и вздрогнуло после чужих слов; Вен Хао раскрыл рот, сделал пару шагов в сторону людей - перед ним тут же появился радостный товарищ, что не давал пройти. Он кривил улыбку, схватил Хао за запястья и тихо цыкал. Хозяева, заметив приближение капитана полиции, спешно вытерли слёзы с щёк друг друга и тихонько поинтересовались:  — Вам нужно что-то ещ...   Раздался режущий воздух звук; тёмно-алая кровь брызнула на стену, а на пол глухо упали рассечённые пополам туловища. Нижняя губа Вен Хао задрожала: он не мог издать ни звука из-за шокирующего ужаса, что мигом сковал его тело. Шинсенгуми — это опора города и защита людей; но они такие же самураи, люди, верно служащие своему господину, который управляет городом. В тот миг, когда капитан отряда с ужасным оскалом разрезал мечом хозяев заведения, мужчина понял: он поклялся отдать свою жизнь не за того человека. Дрожь пронизывала запястья, а сам Вен Хао поник головой. Его товарищ, завидя новые трупы позади, присвистнул, а после весело заявил:  — Такая вот работёнка нам выпала, Хао-гэ. Привыкнешь. Тем более, ты же помнишь, что будет с бедной твоей матушкой, если ты ослушаешься приказа, да?   — Довольно болтать. Нам нужно искать пропавшего, — сухо отозвался Цинь Сянь; он, протерев лезвие меча тряпкой, убрал оружие в ножны и кивком указал на выход. Безымянный товарищ отпустил подавленного новобранца, похлопал того по щеке, и, схватив под руку - потащил его наружу. Ему только оставалось, что смириться. Смириться с тем, каким ужасным человеком он стал от своего бездействия.    В воздух взмыли воздушные змеи; кое-где чистое ночное небо озарили фейерверки. Игривая музыка зазвучала во всем главном квартале Красных Фонарей, и люд, не оставаясь равнодушными, выходили на главную улицу, дабы узреть танцы прекрасных дев и юношей. С широких балконов работники заведений задорно смеялись, приветствовали прохожих. От внезапно нахлынувшей толпы со всех сторон голова кружилась, а воздуха словно становилось меньше. Шинсенгуми лишь оставалось, что слушать доносящееся до них эхо звучания музыкальных инструментов; углубляясь всё больше в потёмки красочного города и порой перешагивая через тела больных и пьяниц, они следовали кровавому следу. Он тянулся с публичного дома, порой сопровождался липкой чёрной жидкостью и невыносимой вонью. Окровавленный убийца вовсе не смущал здешних обывателей: они и сами выглядели не шибко нарядными и здоровыми. В тяжёлой жизненной ситуации им, можно сказать, было плевать на друг друга и на окружение. Интересовало другое - почему их “ненормальный” не тронул? Самураи лишь задавались этим вопросом, но не горели желанием искать ответ.   — Помните, наше дело - поймать урода да отвести к господину, — раздавался голос капитана.  Они завернули за очередной угол, ведущий в длинный, еле освещённый проход между домами; на другом конце слабо виднелся белый свет. Этот переулок ввёл к просторному пригороду, к низким деревенским домикам, где у каждого была своя территория с обширными огородами. Раздавался тихий топот; мужчины оглядывали высокие здания, на стенах которых иногда встречались тёмные опечатки огромных ладоней.  — Ого. Это явно не человек оставил... Может, мы не по тому следу идём? Набрели на какого демона... Один из самураев важно хмыкнул:  — Убийца и демон... Двух тигров поймаем за раз. Вот везенье!  Вен Хао лишь молчал и смурно глядел на старших: какие же они уверенные в себе... Такое ощущение складывалось внутри, что для них всё это - лишь детская игра. Явно к ничему хорошему не приведёт. Сильный никогда не будет недооценивать соперников, тем более тот, кого они ищут - самолично положил около семи человек за пару секунд. Вен Хао вновь глянул на товарищей; их смех не был ему слышен, а образы расплывались перед глазами. Повезло же ему попасть в отряд с жестокими и глупыми людьми... Злость внутри кипела, а звуков не было слышно до поры, пока не раздался крик Цинь Сяня; Вен Хао вновь провалился в реальность, и поднял изумлённый взгляд.   — Кто такой? — Не унимался капитан; он, как и его подчинённые, выставили обнажённые клинки мечей вперёд.  Впереди, проход наружу загородила громозкая человекоподобная фигура. Она была худая, с тёмной кожей, выше ростом среднестатистического мужика раза в два; горбилась и томно дышала, а на лице застыла страшная гримаса с открытым ртом и выпученными глазами. Хрипя, существо лишь издавало томным голосом одно и тоже слово “исправлю”, и глядело куда-то наверх. Вен Хао, ошарашенной неожиданной встречей, протиснулся меж товарищей вперёд, дабы рассмотреть тварь поближе.  Цинь Сянь медленно приблизился к существу, попутно недовольно ворча:  — Не обращает внимания?.. Демон, или одержимый - не суть. Отрублю голову и отнесу господину...  — Капитан?.. Тут кто-то ещё!   Испуганный неопрятный мужик указывал назад. "Нас окружили?” — промелькнула мысль в голове Хао, медленно оглянувшегося назад. Но, в отличие от чудища впереди, сзади лишь находился обычный человек с красным шарфом на лице. Держа в руках короткий меч, он, кажется, также не интересовался шинсенгуми, как бы те его не окликали и не прогоняли прочь.  — Да заткнитесь вы уж... — Раздался рёв капитана, а после - ужасный грохот и треск досок. Оружие Циня выпало с рук, так и не достигнув цели; само его тело уже было впечатано в стену соседнего здания. Пыль с дорожки поднялась вверх. Существо вытащило кулак из торчащих в стороны досок, а кровь рекой полилась на землю, омывая её: от головы самурая осталось лишь впечатанное в здание месиво. Раздался вопль и топот ног позади; Вен Хао даже и рта не успел открыть, как тварь тут же ринулась с места, прямо к ним.   Ещё миг, и его постигнет учесть капитана? Хао крепко держал потными ладонями свой меч, чувствуя, как бешено колотилось сердце, а ноги стали в момент такими тяжёлыми, что совсем не сдвинуть... Он, и парочка самураев, что также оцепенели на месте - были готовы прощаться с жизнью, когда чудище уже приблизилось к ним на расстояние вытянутой руки и сделало замах...   Говорят, что перед смертью мир словно останавливается - именно тогда вся жизнь пролетает перед тобой. В тот миг, Вен Хао узрел поближе и чудовищную рожу твари перед ним, и краем глаза заметил человека. Слышалось, как под чужими ногами скрипнули брёвна и доски. Чужое безэмоциональное лицо удивило не меньше; мужчина, что мгновение назад был в другом конце прохода - мигом подсочил ближе, сделал замах танто, и вот-вот оттолкнётся ногами от стены. Тварь тоже заметила мужика, но не успела даже рявкнуть, не то, что среагировать... Этот миг, где мир словно замер - быстро ускорился в моменте, когда неизвестный влетел с прыжка в чудище и отсек тому голову.  Предпринявшие попытку бегства остановились, заприметив, как позади тощее туловище затихло. Дрожь и слабость неожиданно одолели ноги, и Вен Хао рухнул на колени; изумление не сходило с его лица, он наблюдал, как тварь тихо распадалась на комки и растворялась в воздухе, а едкий запах гнили заполонял округу; как поднявшаяся с места стройная фигура лишь хмуро оглядывала остатки чудища, а с клинка его меча стекала струйкой кровь. Сердце дрогнуло, а глаза округлились, когда незнакомец заметил чужой взгляд, и слабо повернул голову в его сторону. На лице этого человека не было и капли эмоций, но это и украшало его утончённое красивое лицо, а разного цвета глаза словно глядели в самую душу.   Раздался истеричный голос позади:  — Эй ты! Ни с места!    Мужчина подвёл к своему лицу руку, прижал к губам указательный палец, намекая очарованному самураю молчать; после, он натянул шарф на лицо, и поспешил скрыться с места. Вен Хао лишь не смог сдержать краткой улыбки. Когда погибает капитан, отряд тут же возглавляет его приближённый - так заведено с давних пор у Дома полиции. Погибших бывших командиров редко хоронят, так как обычно шинсенгуми Юнксу не часто вообще общаются между собой. Состав отрядов меняется чуть ли не каждую неделю: кто погибает в бойнях между людьми или безмозглыми демонами с не упокоенными духами, кто попросту пропадает по разным причинам. Цинь Сянь славился своей жестокостью и неумением общаться из-за уверенности лишь в самом себе; по нему точно никто скучать не собирался. Так, безымянный самурай, что ранее радовался кровавой бойне в публичном Доме грёз - не растерялся, и, наплевав на моральное благополучие самураев, мигом взял на себя командование и лихо раздавал указы прошедшим через ад соратникам. В этот вечер, все его нарекли Яомо.  Спустя только семнадцать минут шинсенгуми выбрались обратно к главному кварталу города. Спешно толкая гулящую толпу и внимательно оглядывая каждое встречное лицо, от вояк слышалась тихая брань между собой.   Раздался спокойного тона шёпот подошедшего:  — Тебя ищут, брат? Хотят допросить?  Глянув через плечо на появившихся раздражённых неподалёку людей, мужчина тихонько ответил:  — Какие медленные. Ну? А как твои поиски?  — Уже нашёл его. Он неподалёку, — волк прикрыл глаза, на миг сосредоточившись и заострив уши: — пока не обратился.    Гомон торговцев, кажется, стал ещё громче; он порой заглушал музыку и чей-то пьяный ор с таверны. Медленный людской поток сам вывел товарищей по оружию к сердцу Юнксу: именно здесь располагались самые дорогие и популярные заведения. Эта частичка города немного отличалась от остальных: здания пестрили алыми украшениями и обилием цветущей зелени; от построек доносился слабый звон фурин и флейт, а также женский смех. С двух сторон улицы не было ни одного свободного местечка, даже камню негде упасть. Начиная с торговцев и их украшенных тележек с яствами, заканчивая зазывалами, что приглашали сыграть в игру или посмотреть на чудный фокус с исчезновением денег с кармана - здесь можно найти всё, что душа пожелает. Пахло сладким молочным чаем и сочными ягодами клубники; изобилие всех тонов красного окутывало и дурманило разум, словно от алкоголя, а безмятежное небо только указывало на долгую спокойную ночь.  — Гляди... Это он, — шепнул волк, указывая рукой в троицу на противоположной стороне улицы: двух юных девушек и заигрывающего с ними разыскиваемого молодого человека в белом ханьфу.   Мужчина убрал прядь чёлки за ухо и одарил знакомого вопросительным взглядом:  — Мы никогда прежде не встречали необращённого. Почему так уверен, что он одержим?  — У него перебинтована шея. Кровью пахнет, а ещё... Чем-то странным. Пеплом, листьями мяты и, кажется, железом. Лучше убедиться, что он обычный, чем вновь прийти поздно, брат.  Названный “братом” мигом отвернулся, завидев внезапно появившегося рыскающего шинсенгуми. Отойдя к простой, выделяющейся на фоне лавке, он отмахнулся волку рукой:  — Следи за ним. Зайдёт в здание, я за ним пойду. А ты жди снаружи.     Волк, ничего не ответив, послушно удалился, минуя поток людей; синоби, ожидая, пока назойливые самураи уйдут, заинтересованно оглядывал строения.  Здания отличались друг от друга неброскими, но приятными глазу цветами. Крыльцо одного дома было освещено бумажными фонарями с различными искусно вырезанными узорами, вход второго был увешан блестящими тканями, проходя через которые - словно окунаешься в другой мир. Мужчина вновь обернулся; не завидя шинсенгуми, он, найдя взглядом юношу в белом ханьфу, обратился к продавцу, у лавки которой синоби стоял:  — Доброй ночи. Что это за здание?   Он указал на дом, в который собирался зайти подозреваемый; сделанный из тёмно-сероватого дерева, стены трёхэтажного здания окутывала вьющаяся зелёная лоза с цветущими белыми цветами. Растение так разрослось, словно стало единым целым с постройкой.   Молодой парень, продавец чая, весело ответил:  — Так вон же вывеска! Один из трёх популярных публичных домов, сладость на губах и гордость сердца Юнксу, “Нежность в цветах“. Там можно встретиться с двумя великолепными ойран. Говорят, они...  Пока юноша, витая в облаках и краснея, вещал о белолицых грудастых женщинах из цветника, синоби оглядывал вход; его преследуемый уже скрылся внутри в сопровождении распутных дев. Как помнится - на верхние этажи здания не попасть. Туда тебя только может провести проститутка, за которую надо отсыпать неприлично огромную сумму денег.   “— Ждать на соседней крыше - не успеешь вовремя в случае опасности. Забраться на балкон - совсем не вариант, с такой-то толпой” — размышлял про себя самурай, медленно оглядывая размалёванных девиц на втором этаже.  Брови слегка дёрнулись; взгляд застыл на лице одного выделяющегося из толпы женщин. Мужчина, локтями облокотившись на парапет широкого расписного деревянного балкона, крутил пальцами изящную курительную трубку, из которой слабо тлел дымок; он, с еле заметной заигрывающей ухмылкой на лице, в упор глядел прямо на синоби. Небрежно повязанное на талии нарядное ханьфу образовывало на груди своеобразное глубокое декольте; алые вьющиеся волосы у него убраны в высокий хвост, а в ушах повисли необычной формы золотистые серьги. Позолоченные украшения переливались в алом свете, и складывалось ощущение, что он нацепил на себя всё, что у него было. И это неудивительно: каждая вторая проститутка из популярных домов наряжается с головы до пят. Но всё же, что-то в лице этого мужчины было особенным, что выделяло его среди окружения... Синоби хмыкнул, вновь перевёл взгляд на вход в здание и, сжав пальцы в ладони - решительно зашагал внутрь.    Внутри здание оказалось ещё больше и просторнее, но даже это не спасало: тут была такая же толпа, что и снаружи, и тяготящий людской гул не смолкал. Убранство было искусным и дорогим; посреди находилась просторная расписная лестница, с балконов второго этажа свисали широкие полупрозрачные ткани, что слегка покачивались от сквозняка и переливались в тёплом свету свеч. По левую сторону находилась небольшая чайная, а справа у просторной стойки толпилось ещё больше людей, готовых вывалить всё своё богатство ради сладкой встречи. Повсюду бродили люди, многие из них весело хохотали и смущались от вида прекрасных красноречивых дев. Синоби, игнорируя полностью окружение, плавно обходил каждого снующего и медленно приближался к юноше; он пристально наблюдал за каждым движением, словно пытался понять его самочувствие и... Человек ли он вообще? Тот, отплатив внушительную сумму серебра работнице у стойки, вёл приглянувшихся девушек на второй этаж и бурно размахивал руками, рассказывая им что-то увлекательное. Понимая, что они вот-вот скроются, синоби дёрнулся в их сторону, но смог сделать всего парочку шагов - его путь перегородила чужая рука.  — Славная сегодня ночь, не правда ли? — Раздался мягкий бархатистый голос сбоку.   Мужчина краем глаз взглянул на прервавшего его путь - им оказался тот самый незнакомец с балкона. Быстро же он спустился вниз... Вблизи, ростом он оказался выше гостя совсем на чуть-чуть; его сладкий ягодный запах проникал даже через плотный шарф на лице, отчего синоби еле морщил нос от приторности. Лицо у незнакомца было довольно привлекательным, чего только стоила аккуратно нанесённая на его устах алая помада; глаза цветом были словно дорогой нефрит. Полностью проигнорировав чужие слова, самурай вновь сделал шаг вперёд, отчего красновласый ухмыльнулся, и встал у гостя на пути.   — Вам нельзя туда одному, господин. Да и к чему такая спешка, м?  Синоби тяжело выдохнул; он, не стесняясь в выражениях, в полтона ответил:  — Тебе нечем заняться? К другим приставай.  Но кажется, работника борделя ничуть не смутила чужая дерзость. Слегка склонив голову, тот вновь промурлыкал:  — Другие кажутся довольно скучными, в отличие от вас. Может, мне составить вам компанию?   — Мне это не нужно.  — Правда? — Незнакомец тихонько и наигранно охнул, — неужели, тот молодой господин с девушками вам больше любопытен? Знаете, такая... Жуткая наблюдательность за ним изрядно может испугать кого угодно, и навеять смутные мысли...  Синоби слегка приподнял голову, и вгляделся в чужое лицо. Многие проститутки из хороших публичных домов образованы и умны, и такая внимательность к деталям - вовсе не удивление для тех, кто ранее бывал в таких местах... Самурай ничего не ответил, а его приставучий собеседник приблизился чуть ли не в плотную и продолжал шёпотом рассуждать:  — Неужели, он что-то натворил, или денег вам должен? Хотя, не очень-то похоже... Может, он убийца? Одержимый? Насильник?..  Глаза молчаливого слегка прищурились, а незнакомец, заметив это - улыбнулся ещё шире, отчего у него на щеках проявились ямочки. В нетерпении, он скрестил руки на груди и слегка приподнял плечи - кажется, ему очень хотелось услышать ответ.   Последовал грубый голос:  — Слишком много болтаешь для проститутки. Откуда знаешь про одержимость?   — Ха-ха! Знаете, самые важные слухи и вести ты всегда узнаешь в двух местах: в тавернах, и публичных домах. Ведь, столько разных людей проходят сквозь эти заведения... Давайте я отвечу вам на всё, что захотите, когда проведу наверх? — Он склонил голову вправо, а его украшения тихонько звякнули вслед.   Самурай оглядел мужчину сверху-вниз; взгляд его на миг остановился на заурядных бледноватых письменах, что находились на шее и плече у собеседника. Интерес внутри постепенно рос от каждого чужого слова; для синоби мужчина казался странным, но тем и привлекательным, загадочным. Наигранно хмыкнув, он решил поддаться чужой игре:  — Ладно. Но, на такую красоту-то у меня денег точно не хватит.  — Мне интересны вы, а не деньги, — неизвестный протянул руку. — Ну так что, идём?    Мужчина оглядел лестницу, что была позади собеседника, а после перевёл взгляд на украшенную золотом поданную руку; немедля, он положил поверх чужой ладони - свою. Незнакомец, словно юная девица - явно обрадовался, встрепенулся и, развернувшись, он повёл своего гостя через поток снующих людей. Некоторые прохожие украдкой оглядывались и перешёптывались, а девушки за стойкой и вовсе не обратили внимания: казалось, для них поведение этого человека было сущей нормой.  Чем дальше они уходили, тем голоса с первого этажа становились неразборчивее и приглушённее. На втором этаже было тише и спокойнее, а в ногах поддувал приятный прохладный ветерок, проникший сквозь распахнутые окна. Слышалось, как тихонько скрипели доски в комнатах и доносились бормотания. Двери располагались довольно далеко друг от друга: всего в этом пролёте насчиталось четыре входа в гостевые комнаты. Незнакомец остановился в конце коридора, и указал на дверцу слева. Он тихо-тихо произнёс, дабы его никто лишний не услышал:  — Здесь комната тех девушек, а значит и ваш знакомый - сейчас тут.  Мужчина не ответил; он лишь осматривал дверь и словно пытался вслушаться, что происходило внутри. Его путник тихонько отпёр дверь напротив, и весело произнёс:   — Не хотите проверять?.. Моя комната находится здесь. Если что случится - мы услышим.  Самурай вновь промолчал. Он позволил войти владельцу комнаты первым, а после послушно зашёл следом; ещё раз окинув взглядом закрытый вход напротив, он со скрипом запер дверь за собой. Только шагнуть дальше он не смог: незнакомец приблизился так близко, что синоби слегка прижался к двери спиной.   В просторной комнате правили сумерки; единственным источником освещения был открытый балкон, откуда проникал алый свет фонарей. Весёлый глас словно заглушил собой музыку, что доносилась из улиц:  — Неужели я всё же больше интересен господину, чем тот несуразный мальчишка?  Самурай хмыкнул, и наконец заговорил в полный голос - он оказался ниже, чем у собеседника, но всё же довольно приятным на слух:  — Ты сказал, что можешь рассказать обо всём, что знаешь. Но всё просто так не бывает... Что ты хочешь от меня взамен?  Собеседник даже не раздумывал над вопросом; он, тепло улыбнувшись, моментально ответил:  — Вас.  — Ясно, — ответ самурая вовсе не смутил; он всё также оставался безэмоциональным. — Ты упоминал одержимых. Что о них знаешь?  Мужчина в ответ лишь усмехнулся, и провёл ладонью вдоль ножен танто, висящих у бедра самурая.  — Совсем чуть-чуть. В этом городе о них знают лишь шинсенгуми, которые в свою очередь прозвали тварей “ненормальными”. Считают их обычными демонами и не желают выяснять подробности. — Он перевёл руку с ножен собеседника к его ноге, но бедра коснулся слегка лишь пальцами. —... Около трёх недель назад, они появились также неожиданно, как после и исчезли. Было тварей совсем немного, потому истребили шинсенгуми почти всех, как и самих вояк, кстати, полегло от битв не мало. Была тишина, пока в последние пять дней одержимые вновь не объявились. И стало их ещё больше, судя по тому, сколько шинсенгуми бродит на улицах. Слышал... Пытаются поймать живьём тварь. Интересно, зачем...  —... Вот как. Видимо вместо того, чтобы сообщить Императору, чиновник города с помощью полиции сам пытается решить проблему. Ещё и тайком...  Чужие пальцы тем временем скользнули по бедру вверх, слабо задели край верхней одежды; мужчина перевёл руку к чужому лицу, и еле смахнул прядку чёрных волос. Он оказался довольно тактильным, но не переступал черты дозволенности; от него не чувствовалось напора, скорее лёгкое нетерпение и заигрывание. Самурай, казалось, был далёк от кокетства - но в итоге он ухватился пальцами за чужую вьющуюся прядку волос и задумчиво крутил её меж пальцев. Поняв, что действия не доставляют дискомфорта, незнакомец приблизился ближе, отчего синоби ещё сильнее прижался к двери, и приподнял лицо: ещё чуть-чуть, и они коснутся кончиками носов друг друга.  — Чиновник мало того, что молчит... Говорят, он позволяет шинсенгуми казнить любого, кто болтает и об одержимых, и о безмозглых демонах, что также появились одновременно с тварями. Оттого народ допрашивать вполне бесполезно.  Самурай робко лишь поинтересовался:  — Безмозглые?  — ... Я не совсем знаю, что это значит. Слышал, один пьяница-шинсенгуми так говорил.   В секундной тишине темноволосому казалось, что он слышал чужое биение сердца; от самого человека веяло теплом, отчего в шарфе словно становилось нечем дышать. Или, дыхание прерывалось от лёгких чужих касаний? От обладателя глубокого декольте сложно было оторваться, да и в прочем-то размышлять тяжело в такой обстановке. Самурай лишь позволял чужой руке слабо касаться его одежд, проскальзывать пальцам под рукава и дотрагиваться до укрытых перчатками запястий рук, через ткань которых чувствовалось чужое тепло. Синоби не возражал, ведь это было вполне приятно. Он лишь шептал, спрашивал о своём:  — Если тут гуляют ещё и демоны... Не видели ли здесь люди волков?..  Ему послушно и сладко отвечали:  — Здесь лишь обитают лисы-людоеды. Их бы тут не было, будь в городе волки, хе-хе...  — ...В этом городе вечно кого-то да жрут.  Собеседник издал выдох и, не сдержавшись - искренне посмеялся. Ямочки на его щеках стали ещё выразительней; синоби, не думая, коснулся чужого лица пальцами, отчего смеющийся затих и от смущения слегка покраснел. После, он вздрогнул, когда гость приложил к его груди ладонь, и слегка коснулся с ним кончиками носов.  — ...Ты вполне помог. Мне стоит поблагодарить тебя как следует.  — М? Бросьте, я же шутил. Вы мне просто понравились. В-вот я...  Самурай, услышав это - хмыкнул, резко отстранился, и собрался открыть дверь:  — Неужели? Тогда, я пойду.  Мужчина запнулся и слабо поджал губы; резко прислонив к поверхности двери руку, он заслонил ею путь самураю - тот замер, и вновь взглянул на хозяина комнаты. Не сдерживая кокетливой улыбки, мужчина вновь приблизился лицом к лицу гостя и аккуратно переспросил:  — Правда можно?..  Он вновь затих, когда синоби слегка стянул со своего лица шарф. Аккуратный и изящный лик, представший перед ним - очаровывал и восхищал; на россыпь веснушек слабо падал красный свет, отчего внутри загорелось желание до них прикоснуться... Самурай приложил руки к чужой талии, и притянул мужчину к себе. Он тихонько шепнул:  — Можно.    Незнакомец словно этого и ждал: он тут же робко поцеловал самурая в кончик носа, в щёку, хотел покрыть поцелуями желанные веснушки полностью. Ему отвечали взаимностью: гость подставлял лицо, слегка прикрыв глаза, и порой сам нежно целовал в уголки губ. Он обвил руками чужой торс и прижимался; поглаживал ладонями по лопаткам, пальцами зарывался в кудрявые волосы, слегка путал их и перебирал - от его действий у спутника порой пробегала дрожь по шее и спине. Незнакомец спустился с лица к шее, рукой сняв с неё надоедливый шарф и выкинув подальше; он кратко целовал подбородок, кончиком носа проводил вдоль кожи и обжигал её дыханием - самурай в ответ лишь слабо вздрагивал, поджимал губы и целовал в висок, в покрасневшую мочку уха. Везде, до чего дотягивался его любовник - оставались следы помады. Вслушиваясь в прерывистое чужое дыхание, синоби порой тихонько и смущённо вздыхал, чувствуя, как такая близость заставляет сердце пропустить удар. Его руки скользнули к груди, и кисти нырнули под распахнутую одежду; незнакомец поддался вперёд, слегка сжался в плечах, и когда руки самурая ухватились за грудь - он издал тихий стон, а после смешок, ведь попутно уже пытался снять пояс с чужой талии. Терпением тот явно не обладал: его руки трусило, перед глазами слегка плыло, а внизу живота приятно тянуло — это и мешало ему сосредоточиться на надоедливом ремне. Самурай лишь наблюдал, не собирался помогать, и порой одаривал чужую грудь поцелуями, слегка покусывал ключицы, и медленно протискивал колено между чужих ног - этим он вызывал трепет и еще большее волнение у мужчины.   Очередной залп салютов с улицы заглушал собой томные вздохи и соблазнительные перешёптывания; пояс вместе с танто наконец глухо упал на пол, а ладони добрались до оголённого холодного пресса. Самурай промычал и вздрогнул; желая подразнить, он, согнув ногу, вскользь провёл бедром между ног, и потёрся им об пах. Реакция не заставила себя долго ждать: мужчина, эмоционально цыкнув и прикусив губу, схватил дразнящего за руку, и повёл к аккуратно заправленной широкой кровати.      Прошло около двух часов. На улице стало чуть прохладнее; сладкий аромат смешался с запахом свежести и осени, порой проскальзывал запах пороха от фейерверков. Последние, кстати, не утихали: их залпы окрашивали небо яркими цветами, а гул порой эхом раздавался в просторной комнате. Через распахнутый балкон виднелись разноцветные воздушные змеи и красные фонари; они изредка с глухим стуком и шуршанием врезались об парапет балкона. Удивительно, как ещё сквозняк не затащил в помещение парочку мимолётных фонарей.   Сквозь мирской шум раздавался ласковый голос и тихий смех. Самурай сидел у края кровати и, заглядываясь на пролетающие атрибуты праздника за окном, молча заплетал себе волосы в косы и слушал чужую болтовню не о чём. Незнакомец, что лежал рядом и подперев голову рукой - лишь тихонько накинул на ноги гостя одеяло и улыбался в смущении от разглядывания чужого тела. У них было одинаковое телосложение: подтянутое и прошедшее через муки тренировок, но всё же у молчаливого собеседника оно было красивее — так считал партнёр, и томно вздыхал. Ещё бы: он ведь так старательно оставлял следы помады везде, где мог, и явно довольствовался своей работой. Его гость оставался робким и молчаливым, но работника борделя это не смущало; он продолжал болтать о пустяках, прекрасно ощущая, что его слушают.   — Мне нужно скоро уйти — спустя некоторое время раздался голос, который раньше, при встрече, звучал более грубо.   — Будете дальше следить за мальчишкой? — Поинтересовался новый знакомый; он, поднявшись с места, взял шёлковый платок, и намеревался стереть следы помады с чужого лика. Самурай лишь послушно подставил лицо. — Значит, он правда одержим?  — Надеюсь, что нет.    Вытирая косметику с чужих щёк, незнакомец внимательно вглядывался в чужой лик, слабо проводил по скулам пальцами; не выдержав, он вновь поцеловал своего партнёра в переносицу, а после прибрал его к себе в объятия, усадив на колени - синоби совсем не сопротивлялся, но и обнимать того не спешил. Он лишь в очередной раз отмечал про себя, что в отличие от его грубых ладоней - руки мужчины были довольно нежными и мягкими. Тихо скрипели дверцы балкона; от морозного сквозняка и чужого дыхания в ухо по спине бегали мурашки. Его не хотели отпускать - лишь это понимал синоби, и тихонько сопел в шею.  — Я не могу остаться.  — Ясно... Но, может, — раздался хриплый голос: — хотя бы имя своё скажете?  Самурай слабо нахмурился: нельзя так делать. Имя сокровенно для тех, кто является наёмниками и убийцами; ещё, назвав имя - человек, с большей вероятностью, тебя не забудет. А должен...  “— Хотя, я и так уже нарушил правила с тобой,” — промелькнула мысль в голове; самурай вновь взглянул на лицо чужака: тот тепло улыбался, а во взгляде горели огоньки, словно он был самым счастливым на земле человеком. Синоби лишь понял, что тот явно не отвяжется, и неожиданно выдал:  — Меня зовут... Гоушен. Улыбка на секунду с чужого лица исчезла; тот, вздёрнув бровями и поджав губы, не выдержал и издал громкий звонкий смех, отчего в уголках глаз появились слёзы - настолько его рассмешил чужой ответ. Он крепче сжал в объятиях самурая и заголосил:  — Гоушен?.. Хаха! Хотел бы я взглянуть на лицо женщины, которая осмелилась назвать своего красивого сына таким именем! Хахаха!   Названный “Гоушен” лишь опустил взгляд: он умеет врать, но его собеседник тоже не простак, что поверит в такую глупость, хотя по виду и не скажешь. Придётся увиливать от ответа.  — Ну так? А настоящее-то, какое? — Вновь поинтересовался незнакомец, и слегка наклонился вперёд, наклоняя таким образом и самурая; тот лишь слабо хмурился:  — Пытаясь узнать обо мне, сам же врёшь в лицо...   Незнакомец положил “Гоушеня” на кровать, и, нависая над ним, тихонько шепнул:  — С чего вы взяли, господин, что я вам лгу?  — Хм... К примеру, этот рисунок, — самурай провёл пальцами по чужой коже, от шеи до кисти левой руки, указывая на невнятные письмена и линии. — Слышал, проституток берут с чистым и белым, словно фарфор, телом. А это тогда что? — Этот дом - исключение. Тут всякие работают люди... — Не уступал незнакомец; он чуть наклонился к чужому лицу и тихонько прислонил ладонь к чужой щеке. — Всякие работают... Только из проституток я видел лишь женщин. И на вывеске указанно, что работают тут только женщины, — гость прислонил пальцы к чужим губам, и слегка надавил на них. — Тогда, кто же ты?  Мужчина расплылся в улыбке, тихонько издал смешок; он, убрав руку со своего лица, резко поцеловал спутника в уголок уст, а после, еле касаясь кожи губами, соблазнительно проговорил:  — Значит, вы из-за своего любопытства пошли за мной?.. Хорошо, моя радость, я скажу. А взамен, поведайте, кем являетесь вы. Договорились?..  ... И не дожидаясь ответа, он одарил поцелуем мочку уха синоби, и начал что-то тихо-тихо бормотать. Невнятное, но понятное лишь им; его шёпот легонько щекотал ухо, слова словно заполонили всё нутро, и не было слышно ничего больше, кроме чужого монолога. Когда тот закончил говорить, “Гоушен” лишь слабо хмурил брови - завидев это, его мужчина слегка склонил голову в сторону, и весело добавил:  — Не верите?  Синоби робко ответил:  — Моя работа кажется намного скучнее, чем твой занимательный рассказ...  — Мне интересно всё, — промурлыкал мужчина в ответ. — Всё, что вас касается.    Самурая мало волновало, является ли правдой та сказка, о которой поведал ему мужчина, или очередной обман, дабы удивить мимолётного партнёра на ночь своей особенностью. Гость сам хотел поведать о себе, хоть и совсем кратко и не красочно - но от откровения всё равно полегчало. Полегчало, ведь никто не осудил за его работу.   Он спешно натягивал на себя одежды, и обдумывал прошедшие часы; ему стало ясно, почему для “разгрузки” даже самые суровые мужики советовали сходить в публичные дома. Отдых обошёлся не только на тело, но и на мозг - блуднице можно не врать, расслабиться и поговорить по душам, провести время за игрой в го или распивать чаи. Скучное и не несущее пользы время, которое мужчине редко доступно, но так желанно даже для такого трудяги, как он. Гость вновь взглянул на сидящего хозяина комнаты: тот молча сидел на месте и наблюдал за ним, его плечи лишь небрежно укрывало тонкое одеяло, а тёплый свет освещал всю ту же добрую и нежную улыбку, которая словно могла затмить собой луну. Даже когда самурай рассказал в двух словах, что он наёмник - собеседник не удивился, не испугался, наоборот, даже стал ещё трепетнее относиться к нему.   “— Или, так показалось...” — синоби тяжело выдохнул от потока мыслей. Закончив сборы, он поднял танто, и приблизился к сидящему, дабы попрощаться. Тот, не скрывая тоски в лице, игриво похлопал подошедшего по бедру:  — Уже уходите? Как жаль... Вас уже заждались, верно?  Мужчина весело хихикнул, и взглянул в сторону балкона: там никого не было, лишь незаметный для многих острый запах тянулся вместе со сквозняком, смешивался со сладким ароматом благовоний и вовсе растворялся в них. Самурай слабо вздрогнул и опустил взгляд: значит, он всё время чувствовал волка, что следил за соседней комнатой?   “— Невероятный и странный человек...”   Мужчина слегка наклонился, и, проведя ладонью по чужому лбу, тихо подал голос:  — Поведал тайну, а своё имя ты мне так и не сказал.  — В отличие от вас, дорогой, моё имя настоящее и странное... — Мужчина смутился и надул слегка покрасневшие щёки. — Меня зовут Си Шень. — Си Шень... — Тихонько бормоча, самурай легонько коснулся лба нового знакомого губами. — ...Я тебе верю. Тебе, и твоей маленькой тайне.   И он, отстранившись, развернулся и направился к балкону, намереваясь забраться на крышу. Позади остался удивлённый мужчина, который еле касался своего лба пальцами. Си Шень не сдерживался: он издал смешок, щёки заболели от широкой улыбки, а в животе не унималось щекотливое и приятное ощущение после слов самурая. Откинувшись назад, он плюхнулся на кровать и с интересом оглядывал брошенный в углу комнатки красный шарф: единственное, что напоминало о неболтливом партнёре.      Чем глубже была ночь, тем становилось холоднее. Большая часть толпы на улице постепенно разбрелась по тёплым тавернам; и всё же, народу на улице осталось не мало. На крыше товарища ждал терпеливо волк; он лишь окинул взглядом лицо самурая и кивнул сам себе - мужчина выглядел расслабленно, и прежние нотки напряжения, что сопровождали синоби на протяжении месяца, полностью исчезли всего за парочку часов.  — Ты вовремя. Наш дорогой дружок как раз тоже покинул здание, — хмуро пробубнел демон и указал на парнишку, что уже заворачивал за угол.   Видок у него был не самой первой свежести: от улыбающегося и флиртующего с девами остались лишь смутные воспоминания. Человек на вид казался бледным, сильно хмурил брови, отчего на лбу появилась глубокая морщина; он хватался то за голову, то за одежды в районе груди, пошатывался и кашлял, прятал глаза от ярких фонарей; товарищи спешили следом за ним, по верхушкам расписных крыш.  — Неважно он выглядит... Что с ним случилось?  Голос демона отозвался позади:  — Всё было нормально до поры, пока он не напился. Начал раздражаться и чуть ли не ударил одну из девок. А ещё... Его запах стал сильнее. Возможно, скоро обратится.    Юноша плутал по переулкам около часа, не обращал внимания на людей - кажется, его лишь волновал чёртов свет фонарей, на который он изредка, но бурно ругался благим матом. Он уходил от главного квартала всё дальше и дальше, и чем темнее становилось, тем легче он себя чувствовал - по крайней мере, он перестал так сильно дрожать.   — Мда, — скучающе хмыкнул самурай, захлопывая свою записную книжку, в которой он по пути делал пометки о повадках юноши. — Капитан говорил, что одержимый обратился моментально, и до этого он не вёл себя так, как этот парнишка. Правда ли он одержим? Или же станет обычной безмозглой тварью?..  Волк перевёл взгляд на товарища, и с иронией в голосе поинтересовался:  — Безмозглые твари? Это то, о чём ты узнал от проститутки?  — Ох, Ань-эр. Я многое узнал, — самурай взглянул на товарища, после - на ночное звёздное небо; его красные серьги слабо переливались в свете луны. После мимолётной паузы и тишины, его голос вновь раздался: — не считая одержимых, дело касается и шинсенгуми. А значит, и нас с тобой.  Названный “Ань-эр” не отозвался; его волчьи уши мигом прижались к голове, а ладонь крепче сжала рукоять катаны, висящей на поясе; он почувствовал, как сердце болезненно кольнуло. Спутник молча наблюдал за его реакцией, пока демон после раздумий не выдохнул:  — Шинсенгуми, да... Знаешь... Если тот человек всё ещё руководит полицией, то было бы неплохо его встретить... Верно же, Сяоюэ?