I Predict a Riot/Я предсказываю, Бунту быть!

      Чем чаще Уэнсдей перечитывает статью, тем меньше здравого смысла в ней находит.       В статье говорилось следующее:       "В октябре прошлого года Лорел, последний оставшийся в живых потомок клана Гейтс, была арестована за совершение насилия в отношении изгоев в Академии Невермор в округе Джерико, штат Вермонт. Эксперты были обеспокоены её возможными попытками повторить совершённое преступление в других частях страны и даже по всему миру. Над ней должен был состояться суд.       Но затем произошёл массовый побег из Уиллоухилл.       И тут очень быстро поменялось общественное мнение. Внезапно выяснилось, что во всём виноваты изгои. В нападении на историческое здание. В том, что они не были законопослушными гражданами. В том, что использовали свои способности для собственного блага. Внезапно общественность потребовала, чтобы их и дальше сдерживали. Чтобы это осуществить, им потребовались услуги человека с опытом, того, кто действительно преуспел в управлении изгоями. И не просто изгоями, а одним из самых опасных из них. А именно тем самым монстром, который принёс разрушение в Уиллоухилл.       Внезапно им понадобилась помощь Лорел. Им потребовались её химикаты. Они захотели, чтобы она работала в лаборатории в Румынии.       Поэтому они освободили её, заключив сделку о признании вины."       Уэнсдей возвращает Тайлеру его телефон. Они оба находятся в её комнате, сидят на полу около её кровати и почти не разговаривают. Она бросает на него взгляд и задаётся вопросом, что у него сейчас на уме. Что Тайлер сказал ей в библиотеке? Что он имел в виду, упоминая одно из её достойных порицания качеств? Что она подрывает авторитет других? Что она недооценивает других? Что ж, она теперь живёт с последствиями. По какой-то причине она думала, что сможет просто вытащить Тайлера из Уиллоухилл, позволить ему вести себя, как дома, в поместье её семьи, и – что? Другие люди просто продолжат жить своей жизнью? А Тайлеру придётся вечно скрываться, как дяде Фестеру? Она забыла, что жизнь её дяди – это не норма, а исключение из правил. Она даже не знает, хочет ли Тайлер такой свободы. Она даже не спросила его.       – Тайлер, – начинает Уэнсдей. – Что ты планируешь делать?       Он наклоняется вперёд, упираясь локтями в колени и переплетая пальцы.       – Веришь или нет, с тех пор, как приехал сюда, я некоторое время думал об этом, – тихо говорит он. – Я хочу избавиться от неё. Я не хочу спустя годы просыпаться и гадать, сможет ли она по-прежнему взять надо мной контроль. И теперь, когда это происходит, я думаю, что сейчас или никогда, – он поворачивается, чтобы посмотреть на Уэнсдей, встречаясь с ней взглядом. – Уэнсдей, я хочу, чтобы Лорел умерла.       Уэнсдей делает глубокий вдох и сглатывает. Выбор даётся ей легко. Она уже приняла решение в тот момент, когда слова только успели слететь с губ Тайлера.       – Я помогу тебе.       Этой ночью они засыпают бок о бок на кровати Уэнсдей.

***

      Гордость наполнила Лорел Гейтс.       Тайлер до сих пор помнит её номер. Он до сих пор помнит её! Только услышав новость, он купил себе одноразовый телефон и написал ей. Она знает, что ему, должно быть, нелегко, ведь он в бегах и всё такое. Но вот он просит её о встрече у Склепа Крекстоуна.       Она настолько понимает его затруднительное положение, что готова проигнорировать эти нотки дерзости в его сообщении. Он, видите ли, не может назвать своё точное место для встречи. Но на этот раз она прощает его. Она считает вполне разумным тот факт, что он скрывается здесь, особенно после событий, произошедших в склепе и по всему Острову Рейвен. Во время своего заключения до неё дошли слухи, которые вселили страх, как в жителей Джерико, так и в студентов Невермора. Говорят, что в склепе царит плохая аура; также ходят слухи, что если в нём никогда не водились привидения, то сейчас они определённо там есть. Говорят, что однажды там скрывался злобный преступник, занимающийся ограблением банков. В общем, она не удивится, если Тайлер Галпин решит залечь на дно в тени склепа Крэкстоуна и Острова Рейвен.       Лорел входит в склеп и фыркает. Полиция, должно быть, уже обыскала это место после инцидента, произошедшего несколько месяцев назад. Тем не менее, каким-то образом они не тронули напольные канделябры и свечи. Ведь именно Лорел расставила их в качестве части ритуала воскрешения своего предка Джозефа Крэкстоуна. Но полиция, вероятно, подумала, что они были частью склепа, подобно свечам в католической церкви, и оставила их так, как есть. И вот, Тайлер снова зажёг все свечи. Он сделал это в качестве ритуала приветстия в её честь.       Тайлер уже ждёт внутри склепа, сдержанно стоя перед теперь уже пустым саркофагом. Увидев его, Лорел прочищает горло, словно проводя вокальную разминку перед выступлением. Когда она говорит, её голос звучит громче, чем обычно.       – Тайлер, мальчик мой! Мамочка скучала по тебе!       Тайлер не шевелится, когда она приближается к нему. Это нормально, так было всегда. Он всё равно не осмеливается ничего сделать без её приказа. Когда она оказывается достаточно близко, хватает его за лицо обеими руками.       – Я слышала о твоём отважном побеге. Я даже не знала, что Хайды могут вырабатывать устойчивость к лекарствам. Это невероятно!       – Он... – заикается Тайлер. – Он неуправляем, когда тебя нет рядом. Вот почему я хотел с тобой встретиться.       – Ты хороший мальчик, – говорит Лорел и отпускает его лицо, но перед этим похлопывает левой ладонью по правой щеке. – Ты просто поедешь со мной, и всё будет хорошо.       – Поеду с тобой куда?       Лорел прищуривается, как будто его вопрос звучит для неё странно.       – На крупное предприятие в Румынии. Они могут продолжить ваше изучение. Они могут воссоздать мою формулу и, возможно, сделать вас лучше.       – Лучше каким образом?       – Мы начинали с малого, с изгоев в академии Невермор, с людей, которые отвергли твою маму. Но теперь мы можем охватить больше, охватить бо́льшие территории. И ты можешь стать нашим оружием.       – Нашим?       Лорел приподнимает плечи.       – Ты скоро всё узнаешь.       Тайлер переминается с ноги на ногу.       – Не обижайся, но твой план в Неверморе провалился. Как ты можешь давать гарантии, что этот сработает?       Улыбка не сходит с лица Лорел, даже когда она не отражается в её глазах.       – И именно поэтому мы едем в Румынию. Там есть влиятельные люди, которые могут бороться вместе с нами против влиятельных изгоев. Это старые богачи и аристократы, которые думают, что могут откупиться от всего, – затем она продолжает:       – Такие, как семейка Аддамс.       Тайлер хотел бы, чтобы она этого не говорила.       Он морщится.       – Лучше бы ты этого не говорила.       Лорел наклоняет голову.       – Почему это?       – Потому что она не может этого допустить, – отвечает Тайлер, указывая подбородком куда-то за Лорел. Она медленно оглядывается через левое плечо, разворачивается и изрыгает ругательства, когда замечает Уэнсдей у выхода из склепа.       – Откуда ты вообще взялась? – шипит Лорел.       – Да, – замечает Тайлер. – Это у неё такая привычка.       – Скорее хобби, – поправляет Уэнсдей.       Уэнсдей и Тайлер наблюдают, как Лорел пытается понять, что происходит, её голова поворачивается влево и вправо, когда она смотрит на них.       – О, – восклицает она, наконец. – Ты коварный сукин сын...       – Нужно знать друг друга, – перебивает её Уэнсдей.       Лорел смеётся.       – Какую бы месть надо мной вы двое бы ни запланировали, это не сработает. Это только подольёт масла в огонь. Как, по-вашему, отреагирует общественность, когда узнает, что двое изгоев напали на беззащитного нормиса?       – Мы подумаем об этом позже, – отвечает Уэнсдей, не обращая внимания на насмешки.       Лорел быстро переходит к новой стратегии.       – Милый, – говорит она, снова сосредотачивая всё своё внимание на Тайлере. – Ты ведь никому не позволишь причинить мне боль, правда? Подумай о своей маме.       Тайлер делает шаг назад, отшатываясь от Лорел.       – Ты даже не знала её.       – Так же, как и ты, и это всё их вина.       – Не хочу тебя разочаровывать, но на меня это всё больше не действует.       – Он больше не твой раб, Лорел, – добавляет Уэнсдей.       При этих словах Лорел поворачивается к Уэнсдей.       – Это действительно так? – спрашивает она, и в её тоне звучит что-то настолько тревожное, что брови Уэнсдей приподнимаются.       – Ты добилась его подчинения силой и обманом. И он больше не верит в твою ложь.       – А что, если мы проверим твою теорию на практике? – с вызовом спрашивает Лорел.       Уэнсдей открывает рот, чтобы возразить, но на этот раз у неё не хватает слов. От охватившего её беспокойства по коже пробегают мурашки. Лорел была права: никто из них не знает достаточно о Хайдах и их хозяевах, о том, как работает их связь, и где она заканчивается. Даже Лорел. Даже Тайлер, который неуверенно отступает назад.       – Пойдём? – продолжает Лорел, и по мнению Уэнсдей, её голос звучит слишком весело. Лорел поворачивается лицом к Тайлеру и приказывает:       – Позаботься об этом ради мамочки, хорошо?       Некоторое время ничего не происходит. Уэнсдей сжимает руки в кулаки, впиваясь ногтями так сильно, что чувствует следов, которые они оставляют на ладонях. Наверное, ей следует что-то предпринять; наверное, стоит подбежать к Лорел, схватить её за волосы и бить лбом о стену, пока из её мозга не вытечет жидкость. Но её ноги словно приросли к полу. Какая-то её часть жаждет переждать, чтобы доказать Лорел, что она неправа. Чтобы Тайлер мог высмеять Лорел за нелепость её слов.       Со своей стороны, Тайлер ощущает себя оленем в свете передних фар. Его глаза широко раскрыты, когда он с недоверием смотрит на Лорел. Но тут он поднимает руки, и Уэнсдей начинает сомневаться, не собирается ли он ударить Лорел, сделать то, чего не может она. Вместо этого он обхватывает ими свою голову и наклоняется, как будто испытывает сильную боль. Он кричит. Только это звучит не как крик, а как рычание.       – Тайлер, – выдавливает Уэнсдей, борясь с комом в горле, который мешает ей говорить.       Только Тайлера больше нет.       Уэнсдей, скорее, слышит, чем видит, как Тайлер превращается в Хайда. Его одежда трещит по швам так же, как и её убеждения. Его кости хрустят по мере того, как его тело растёт, приспосабливаясь к монстру внутри, в то время, как её сердце сжимается сильнее, чем когда-либо.       Превращение проходит благополучно. Хайд рычит. Лорел хихикает.       На мгновение у Уэнсдей появляется надежда. Их первоначальный план состоял в том, чтобы Хайд напал на Лорел, и она думает, что, возможно, это всё ещё может сработать. Может быть, они ещё не проиграли. Но, когда Хайд проходит мимо Лорел, Уэнсдей вспоминает, почему надежда – это удел слабых.       Высокий потолок склепа едва позволяет Хайду встать во весь рост, и, чтобы дотянуться до Уэнсдей, ему приходится ползти на четвереньках. Даже тогда горб на его спине задевает потолок, когда он приближается к ней. Даже тогда он всё равно возвышается над Уэнсдей. Фаланги его левой руки обхватывают шею Уэнсдей, когда он с заметной лёгкостью отрывает её от земли. Она по глупости надеется на помощь Энид и Вещи. Энид в данный момент не может обратиться и сразиться с Хайдом, потому что Уэнсдей попросила её проткнуть все оставшиеся каноэ, чтобы никто, кроме Лорел, не смог отправился на остров Рейвен. Вещь тоже не может ей помочь, потому что она попросила его закрыть все остальные возможные пути доступа на остров и на всякий случай остаться караулить.       – Я не хочу, чтобы на моих руках была её кровь. Я только что вышла из тюрьмы, – жалуется Лорел и неторопливо направляется к дверям. – Прощай, Уэнсдей! – напевает она, оставляя монстра делать свою работу и не закрывая двери.       Хайд готовится нанести последний удар, и поднимает правую руку, вытягивая её до упора, пока она не задевает потолок.       Уэнсдей думает:       – Вот и всё.       Последнее, что она видит перед тем, как закрыть глаза, – это приближающиеся к ней когти Хайда.       Оказывается, что смерть приходит в виде звука. Этот звук похож на громкий удар. Сильный взрыв. Такой звук издает здание, когда его разрушают. Затем наступает раздирающая боль. Как будто тебя сбрасывают с двухэтажного дома. Это боль от синяков и ран на твоём теле, когда ты пытаешься смягчить падение.       Уэнсдей вскрикивает.       И понимает, что она всё ещё жива.       Она осторожно открывает глаза и обнаруживает, что лежит на боку на полу. Постепенно она начинает осознавать, что её окружает, что рядом с ней лежат куски бетона. Но больше всего она ощущает боль в конечностях. Уэнсдей поднимает глаза и обнаруживает дыру в стене позади себя, а вокруг неё трещины, как будто кто-то пробивал её с помощью грубой силы. Нет, этого не может быть. Это сделал не человек. Это сделал Хайд.       Внезапно до неё доходит, что она не может видеть Хайда с того места, где она лежит.       Несмотря на протест каждого мускула в своём теле, Уэнсдей садится и пытается найти хоть какие-то признаки Хайда. Затем она оборачивается и издаёт вздох удивления, когда вместо него видит Тайлера.       Он стоит обнажённый перед открытыми дверями; его взгляд устремлён на цель за пределами склепа. Уэнсдей замечает предмет, который он держит в правой руке. Она узнает в нём коготь Хайда, идентичный тому, что она нашла в пещере в лесу.       – Тайлер.       Он не слышит её. Или предпочитает не слышать. Внезапно он выходит из склепа.       Хоть Уэнсдей понимает, что ни одна из её костей не сломана, она всё ещё не чувствует в себе достаточно сил, чтобы идти. Она волочит колени по полу, пока не добирается до двери. С этого ракурса она снова может видеть Тайлера. Быстрыми, решительными шагами он преследует свою жертву, которая понятия не имеет о том, что за ней крадётся монстр. Он выкрикивает её имя.       – Лорел!       Тайлер ждет, пока Лорел обернётся, а затем вонзает коготь Хайда ей в живот. И, должно быть, именно удивление от того, что она стала свидетельницей всего этого, в конце концов, заставляет Уэнсдей подняться на подкашивающиеся ноги. Но её шок не идёт ни в какое сравнение с шоком Лорел, которая смотрит на Тайлера с широко открытыми глазами и отвисшей челюстью. Тайлер сжимает когти, заставляя Лорел всхлипнуть.       – Как?       Уэнсдей вспоминает слова Тайлера: "Я думаю, были лазейки? Она просто сказала мне "позаботиться об этом", и я вроде как сделал. Мне никогда не говорили убивать твоего друга, и, думаю, что внутри я просто взбунтовался".       – Лазейки, – шепчет Уэнсдей себе под нос.       Тайлер вытаскивает коготь, и из зияющей раны хлещет кровь. Лорел теряет равновесие, её руки судорожно сжимаются в тщетной попытке остановить кровотечение, и она падает навзничь. Однако Тайлер понимает, что её агония ещё не закончилась. Он опускается на колени рядом с Лорел и цепляет с одной стороны когтём её шею. Одним быстрым движением он полосует её когтём по горлу, и ещё больше крови забрызгивает их обоих, а также лесную подстилку.       Через некоторое время Тайлер встаёт и выбрасывает коготь. Он падает на землю рядом с Лорел, но не обращает ни на неё, ни на коготь никакого внимания. Они его больше не интересуют.       С этим покончено.       С ним покончено.       Что-то, граничащее с инстинктом, побуждает Уэнсдей окликнуть его.       – Тайлер, – громко зовёт она.       На этот раз Тайлер её слышит. Он резко разворачивается, и, несмотря на разделяющее их расстояние, Уэнсдей чувствует на себе его взгляд.       Затем он делает шаг вперёд. Сначала неуверенно, но постепенно его шаги становятся более решительными. Он ускоряет шаг, пока не начинает уверенно приближаться к ней. Оказавшись, наконец, у дверного проёма, он задерживается, чтобы закрыть за собой двери, как будто он хочет оградить Уэнсдей и себя от умирающего тела снаружи. До Уэнсдей ещё доходят булькающие звуки, который издает Лорел, захлебываясь собственной кровью, пока эта картина не исчезает за закрытыми дверями.       После этого Тайлер заключает Уэнсдей в объятия и наклоняет к ней лицо. Она невольно цепляется руками за его плечи, встречая его на полпути. Их губы сливаются в нетерпеливом поцелуе, который уничтожает все сомнения, каждую невысказанную фразу, каждый вопрос о реальности происходящего. Поэтому всё остальное больше не имеет значения. Это то, что действительно по-настоящему.       Уэнсдей считает, что она должна ненавидеть это чувство. Это похоже на концовку одного из тех голливудских фильмов, которые так нравятся Тайлеру, где влюблённые воссоединяются в страстном объятии, и их губы соприкасаются. Но, когда она слегка приоткрывает рот, и язык Тайлера касается её, она понимает, что совсем не возражает против этого.       Обхватив её за талию, Тайлер начинает вести их к центру склепа, в то время, как Уэнсдей держится за него, пробираясь назад на цыпочках. Они останавливаются примерно посередине склепа, где он когда-то расстилал коврик для пикника, и опускаются на колени, прерывая поцелуй. Вокруг них всё ещё горят свечи, освещая шрамы на лице Тайлера и следы крови последней жертвы на его коже. Крови Лорел. Внутренний порыв заставляет Уэнсдей снять кожаную куртку и стереть с него кровь. Но ткань куртки скользит по его окровавленной коже. Она отбрасывает куртку и снимает свитер, оставаясь в чёрном бюстгальтере. Сжимая в руках скомканный свитер, Уэнсдей продолжает вытирать тело Тайлера, отчаянно пытаясь стереть с него все следы Лорел. Через некоторое время он берет её руки в свои и кладёт свитер поверх куртки, давая ей понять, что она сделала достаточно.       – Иди ко мне, – говорит Тайлер. Уэнсдей подчиняется, придвигается ближе и садится к нему на колени. Его пальцы сжимаются вокруг её рук, когда он пытается помочь ей, и Уэнсдей морщится от боли.       Тайлер замечает красные отметины на её правой руке.       – Прости. Хайд должен был подчиниться приказу, и ему нужно было позаботиться о тебе.       – И как только Хайд выполнит свою задачу, ты сможешь занять его место, – отвечает Уэнсдей. – Он ударил кулаком по стене, в результате чего сломался коготь. Такое случалось и раньше, в пещере, так что, он знал, что это сработает. Таким образом, он смог снабдить тебя оружием. На самом деле, с его стороны это выглядит весьма впечатляюще.       – Ладно, хватить расточать комплименты, – отвечает Тайлер. – Я начинаю ревновать.       Когда они снова целуются, она чувствует движение его пальцев по своей спине вдоль позвоночника, пока они не доходят до застёжки её лифчика. В ответ она углубляет поцелуй, давая ему своё разрешение. Тайлер, не теряя ни секунды, беспрепятственно расстёгивает её лифчик. У него это получается сделать даже слишком легко.       Уэнсдей отстраняется от поцелуя.       – Как её зовут?       Тайлер смотрит на неё с раскрасневшимися щеками и припухшими губами.       – Хм?       – Ты уже делал это раньше.       – Да, я имею в виду, нет! Нет! – когда она пристально смотрит на него, он уточняет, – Да, у меня было кое-что с одной девушкой, но не всё, если ты понимаешь, о чём я. И, конечно, я наблюдал, ммм, за разными вещами.       – Ты не ответил на мой вопрос, – говорит Уэнсдей. – Как её зовут?       Тайлер запинается.       – М… Мэнди?       Она прищуривается.       – Я знала когда-то одну Аманду. Я подожгла её на костре.       – Давай пока никого не будем сжигать.       – Почему?       Вместо объяснений Тайлер стягивает с неё лифчик и захватывает ртом один сосок, одновременно нащупывая другой. Если Уэнсдей и хотела задать ещё один вопрос, то, конечно, она забыла о нём, потому что сейчас она очень поглощена охватившими её ощущениями. Тайлер не лгал о том, что у него почти нет опыта в любовных ласках, но интуитивно он может понять, что ей нравится то, что он делает. Он делает паузу, чтобы снять с неё уже расстегнутый лифчик, прежде чем положить её на пол и вернуться к её груди. Он продолжает переключаться между её сосками, отчего у неё поджимаются пальцы на ногах и перехватывает дыхание.       Тайлер хочет увидеть больше, он хочет знать, что ещё он может ей сделать, и посмотреть на её реакцию. Как только он начинает задумываться о своих дальнейших действиях, Уэнсдей тихонько вскрикивает. Тайлер откидывается назад и чувствует себя самым тупым человеком на свете, потому что не понимает, как всё это происходит. Но затем он опускает взгляд и видит свою руку на её бедре. Он пытается провести большим пальцем по низу её живота, и она издаёт похожий вскрик. "О", – думает он и снова проводит по тому же месту. Затем он решает прикоснуться к её животу языком. Но почему-то ему этого недостаточно, и он жаждет проникнуть глубже. Ожидая её одобрения, он проводит пальцем по поясу брюк Уэнсдей. К его удивлению, она тут же садится и стягивает с ног и брюки, и чёрное нижнее белье, затем снова ложится. Его язык торопливо скользит по её недавно обнажившейся коже, и её вскрики вскоре переходят в стоны, когда она выгибается ему навстречу.       – Тайлер, – вскрикивает она. Он поднимает глаза и видит, что Уэнсдей протягивает к нему руку, и разве может он ей отказать? Он берёт её за руку, позволяя ей подтянуть себя и перевернуть так, чтобы она оказалась сверху него. Она ползает вверх и вниз по его телу, осыпая его поцелуями и останавливаясь только тогда, когда добирается до груди. По правде говоря, она мечтала об этом с того момента, как латала его раны после той ночи в доме Гейтсов. Шрамы, которые он себе нанёс, уже зажили, но она до сих пор помнит каждый разрыв и каждый порез и целует всё. Она облизывает их, представляя вкус его крови на своем языке, пока он рисует круги на её пояснице. Продолжая, она внезапно осознает, что его возбужденный член касается внутренней стороны её бёдер. Это немного приводит её в недоумение, и она на мгновение задерживается, чтобы изучить его, восхищаясь его длиной.       Тайлер использует этот шанс, чтобы перевернуть их, и снова оказывается на ней сверху.       – Уэнсдей, – он тяжело дышит. – Я... Ты уверена?       Уэнсдей хмурится, глядя на него.       – Ну, да, – огрызается она, как будто её раздражает, что ей всё ещё приходится объяснять ему это по буквам.       Тайлер издает смешок, который быстро исчезает, сменяясь нервозностью. Он пожимает плечами и, обхватив её за талию, устраивается поудобнее, находя её отверстие. Уэнсдей приподнимается на локтях, и вместе с Тайлером наблюдает, как он медленно, совсем медленно входит в неё. Уэнсдей откидывает голову назад и скулит от удовольствия, в то время, как Тайлер стонет, лёжа на ней. Он ощущает, насколько она упругая, и задаётся вопросом, не причиняет ли он ей боль.       – Ты в порядке? – спрашивает он.       Уэнсдей зажмуривает глаза, но кивает, подбадривая его. Он сжимает её бедра и проникает глубже, дюйм за дюймом. Он старается действовать нежно ради неё. Внутри у неё тепло и влажно, и ему требуются все силы, чтобы сдерживаться, потому что он не хочет её разочаровать. Уэнсдей продолжает вздыхать каждый раз, когда он погружается, но не просит его остановиться, поэтому он продолжает двигаться, пока полностью не погрузится.       Пока Уэнсдей приспосабливается к нему и к боли, они некоторое время молчат и не двигаются. Через некоторое время Уэнсдей раздвигает ноги шире и обхватывает его. Тайлер воспринимает это как знак, что ему можно двигаться дальше, и начинает покачивать бедрами. Сначала он колеблется, но постепенно чувствует, что входит в неё всё сильнее. Мало-помалу она подстраивается под его ритм и приподнимает бёдра навстречу его толчкам. И всё же они оба знают, что они не смогут так двигаться долго. Тайлер время от времени прикусывает губу и заставляет себя замедлиться, прежде чем снова ускорить темп, не желая закончить раньше неё.       Но затем Уэнсдей бормочет его имя, говоря ему, что она уже близка. Внезапно Тайлер пытается вспомнить всё, что он видел или за чем наблюдал, и его рука интуитивно скользит между ними. Он осторожно прижимает большой палец к её клитору, даже не зная, правильно ли он это делает, пока Уэнсдей внезапно не вскрикивает и не сжимается вокруг него. Почти одновременно он вскрикивает и изливается в неё.       После этого Тайлер падает на неё сверху, он так утомлён, что может только тяжело дышать. У Уэнсдей дела обстоят не лучше; у неё сил хватает только на то, чтобы запустить пальцы в его кудри и смотреть в потолок. Они всё ещё соединены, и Тайлер кладёт голову ей на грудь, слушая её беспорядочное сердцебиение, такое же, как и его. Он проклинает всех, кто считает, что у неё нет сердца. Оно здесь; пульсация в его ухе является живым, трепещущим доказательством. И только он имеет право слушать. Только он. И когда Уэнсдей обнимает его за плечи свободной рукой, он понимает, что это чувство взаимно.       – Поход в аптеку неизбежен, – замечает Уэнсдей, когда у неё, наконец, появляется возможность отдышаться. Его всегда забавлял её невозмутимый тон, но то, как небрежно она это произносит после первого раза, заставляет его громко расхохотаться. И когда Тайлер за долгое время смеётся своим самым счастливым смехом, ему кое-что становится совершенно ясно. Он никогда не захочет заниматься этим ни с кем другим. Он никогда не захочет никого другого. Лёжа на ней, он внезапно приходит к выводу.       – Уэнсдей, – шепчет он. – Я должен сдаться.       Её пальцы перестают гладить его волосы. Он чувствует, как её тело напрягается под ним.       – Что ты имеешь в виду?       – Завтра я должен явиться с повинной, – продолжает он и поднимает на неё взгляд.       Уэнсдей свирепо смотрит на него.       – Ты серьёзно сделаешь это?       – Уэнсдей ...       – Ты же знаешь, что дядя Фестер может обо всём позаботиться, разве не так?       – Во-первых, неуместно говорить о своем дяде именно сейчас, – на его лице появляется улыбка, которая тут же исчезает при виде хмурого выражения лица Уэнсдей. – Но для меня более значимо то, что я не хочу постоянно быть в бегах. Потому что я хочу быть с тобой, – когда она не отвечает, он продолжает:       – Я не хочу быть похожим на твоего дядю и изолировать себя от людей, которых я люблю. Я хочу остаться с тобой. И я смогу это сделать, только если сдамся властям.       Тайлер молча наблюдает, как на лице Уэнсдей появляется понимание, но она слишком упряма, чтобы признать его правоту. Она не смотрит на него, её немигающий взгляд устремлён в сторону. И если бы не отблеск пламени свечи в её тёмных зрачках, он бы не заметил слёз, выступивших в уголках её глаз. Тайлер не даёт им скатиться, вытирая их большим пальцем, потому что знает, как сильно она ненавидит плакать.       Губы Уэнсдей начинают дрожать.       – Я... – она борется с собой. — Тайлер, я...       И Тайлер останавливает её, потому что уже знает.       – Я знаю, – говорит он. – Я тоже тебя люблю.